У нас рты разные. У тебя более нежный, просто розовый бутон, а мой шире. Это говорит о том, что мне не чужды хорошие вещи в этой жизни. Глаза одинаковой формы и цвета. Ты немного светлее. Если нас так сравнивать, то разница видна. Но если мы одинаково оденемся, если одна будет выдавать себя за другую… Давай проделаем это как-нибудь, Сьювелин. Посмотрим, удастся ли нам провести их? Анабель мы вряд ли обманем, она отлично знает твое лицо. Ты ее овечка. Знаешь, я всегда подозревала, Анабель что-то скрывает. Трудно сейчас вспомнить детство. Ты можешь вспомнить детские годы, Сьювелин?

— Могу.

— Тебя где-то прятали, да? И ночью, когда отец убил дядю Дэвида, тебя оттуда забрали и увезли на этот далекий остров. У нас, Мейтлендов, такая волнующая жизнь.

— Нашу жизнь вряд ли можно назвать такой.

— Бедняжка Сьювелин, нам надо изменить положение. Сделаем жизнь более радостной.

— Уверена, что ты такой человек, с которым происходят разные приключения.

— Я сама их подготавливаю. Я тебя научу, и с тобой тоже будут случаться чудесные приключения, моя маленькая сестренка.

— Не такая уж и маленькая, — парировала я.

— Ты меня моложе. На сколько?

Мы сравнили наши дни рождения.

— Да, я старше. С полным основанием я могу называть тебя младшей сестрой. Значит, тебя спрятали, и Анабель навещала тебя. Той ночью состоялась жуткая ссора. Утром я проснулась и поняла, что-то случилось. В замке стояла гробовая тишина, няньки не отвечали на мои вопросы. А я все спрашивала, где папа? Что случилось с дядей Дэвидом? А мать лежала на кровати, как мертвая. Прошло немало лет, прежде чем я узнала правду. Детям никогда ничего не рассказывают. Взрослые не понимают, ведь можно навоображать более страшные вещи, чем в действительности.

— Разве может произойти более страшная трагедия?

— Ты знала. Они тебе сказали, почему все так вышло.

— Они расскажут и тебе, если посчитают нужным, — выдохнула я, а она рассмеялась.

— Ты весьма правильная младшая сестра. Всегда поступаешь как положено, да?

— Сомневаюсь.

— Я тоже… Ты ведь Мейтленд. Представь себе, каково иметь отца-убийцу? Но, конечно, я узнала об этом значительно позже. Пришлось выяснять, подслушивать у дверей. Слуги постоянно сплетничают. «Где мой отец? Почему он не приходит?» Они сжимали губы, но по глазам было видно, как им хотелось рассказать. Дом врача стоял пустой, всех пациентов отправляли ни с чем. А мама… Она постоянно болела. Она ничего мне не рассказала. Стоило упомянуть имя отца, она начинала плакать. Но я вытянула из Гарта, он все знал и не мог держать при себе. Он заявил, что я дочь убийцы. Мне этого никогда не забыть. Наверняка ему доставило удовольствие рассказать это мне. Он сказал, что его мать меня ненавидит, потому что мой отец убил дядю Дэвида. — Она взяла меня за руку. — Я много болтаю. Так всегда. Но у нас будет много времени для разговоров, правда? Я многое хочу тебе рассказать, многое узнать о тебе. Анабель сказала, что обед подадут через час.

— Тебе помочь распаковать вещи?

— Я вытащу первое попавшееся платье из чемодана и переоденусь. Как ты думаешь, та темная недоброжелательная женщина принесет мне горячей воды?

— Я распоряжусь.

— Скажи ей, пусть не заколдует мою воду. Она выглядит так, словно взглядом может заставить воду закипеть.

— В действительности она вполне благосклонна. Нужно остерегаться, если только их оскорбишь. Я распоряжусь, чтобы тебе принесли горячей воды, и приду к тебе перед обедом, хорошо?

— Прекрасно, младшая сестра.

Лишь через некоторое время я вспомнила о прибывшей почте. Меня ждало письмо от Лауры. Я открывала конверт, но думала о Сюзанне.

«Дорогая Сьювелин, наконец свершилось! Моя свадьба состоится в сентябре! Как раз в это время придет корабль. Ты сможешь приехать на неделю раньше и помочь с приготовлениями. Я так волнуюсь. Мама хочет устроить пышную свадьбу. Братья притворяются, что это лишнее, но они взволнованы, я это знаю.

Мне шьют белое платье. Подружкам невесты шьют бледно-голубые. Ты тоже будешь подружкой. Платье тебе сошьют, а когда приедешь, сделаем примерку. Я пишу и Филипу. Приезжайте вместе. Сьювелин, я так счастлива. Я тебя обогнала…»

Я отложила письмо. Нужно готовиться к поездке со следующим кораблем. Мы поедем вместе с Филипом. Возможно, на свадьбе Лауры он решит, что я уже выросла, как и его сестра, и мне тоже пора выходить замуж.

Я улыбалась. Все так естественно складывается.

Но у меня возникла тревога: теперь, после приезда Сюзанны, все может измениться.

И все изменилось. Само ее присутствие изменило остров, повсюду возникли волнения из-за ее приезда. Девушки и женщины сплетничали о ней, а когда мы проходили, хихикали в наш адрес. Мужчины провожали ее взглядом.

Сюзанну развлекал их интерес. Она ликовала.

Она обворожительная, приветливая, любящая, но от ее присутствия нам всем не по себе… Я знала, глядя на нее, Анабель вспоминает Джессами, и это тревожит ее душу. Сейчас она также остро переживала, что подло поступила с Джессами, как и в самом начале.

— Бедная мамочка, — лепетала Сюзанна, — она всегда так печалилась. Джанет… Вы помните Джанет? Джанет заявила, что у мамы нет желания жить, она проявляла нетерпимость к маме. «Что сделано — не воротишь. Нечего плакать над пролитым молоком», — повторяла она. Как будто утрату мужа и лучшей подруги можно сравнить с перевернутым кувшином молока!

Сюзанна хохотала над своей пародией. Может быть, и забавно, но для Анабель это горькие воспоминания.

А отец?

— В город прислали нового врача. Люди сплетничали о тебе много лет… Бедный дедушка Эгмонт. Он ходил и бормотал: «Я потерял обоих сыновей разом». Он сначала все носился с Эсмондом, а потом стал приглашать Малкома. Мы все раздумывали, будет ли Малком следующим после Эсмонда наследником. Но так и не узнали, ведь дедушка Эгмонт таил обиду на деда Малкома. Он был привязан ко мне, некоторые считали, что следующей наследницей буду я, если у Эсмонда не будет детей: Дед всегда больше любил девочек, чем мальчиков, — она захохотала. — Семейная черта, присущая мужчинам нашего рода в течение многих веков! Дед понял, что у девочек могут быть и другие достоинства, кроме красивой внешности и шарма. Он водил меня по имению, объяснял, показывал постройки. Его любимая поговорка: тетиву лучше подвязывать двумя шнурами. Гарт прозвал Эсмонда, Малкома и меня «три тетивы».

Она умела в кажущемся непринужденном разговоре найти момент, когда метнуть стрелу. А когда та попадала в цель, на ее лице появлялось невинное выражение, и никому не могло прийти в голову, что сделано это намеренно.

Она проявила интерес к строительству больницы, но сумела принизить ее значение. «Замечательно иметь больницу на далеком острове, — заявила она. — Она сможет стать филиалом настоящей больницы, правда? Вы подготовите из черных туземцев медсестер? Восхитительно!»

Она все превратила в пьесу. Я заметила, как изменился Филип. На его лице больше не появлялось самоотверженное выражение, когда он говорил о своей работе.

Я задумалась, а не возникла ли и у отца мысль, что этот проект — неосуществимая, дикая мечта.

Мы сидели с Анабель на нашем любимом месте под пальмами в тени вулкана, смотрели на перламутровое зелено-голубое сверкающее море, слушали нежный рокот волн, и Анабель призналась:

— Лучше бы Сюзанна к нам не приезжала.

Я молчала. Я не вполне согласна с ней, Сюзанна меня волнует. Все изменилось с ее приездом, ничего, что перемены прошли не слишком гладко и спокойно. Меня восхищала моя сестра.

— Я несправедлива, — размышляла Анабель. — Естественно, она напоминает о событиях, о которых мы предпочли бы забыть. Ее нельзя обвинять. Просто она заставляет нас винить самих себя.

— Я так странно себя чувствую… словно вижу свое живое отражение.

— У вас не полное сходство. Черты похожи. Я помню ее в детстве, она была вредная. Но в детях это извинительно. Но я несправедлива.

— Она мила со всеми, — задумалась я. — Кажется, она стремится нам понравиться.

— Некоторые специально так себя ведут. Внешне все пристойно, не на что указать пальцем, но они вынуждают других к действиям и строят невинный вид, будто не понимают происходящего. Мы все изменились после ее приезда.

Я много обдумывала ее слова. Она права. Мама лишилась хорошего настроения. Я знала, она постоянно вспоминает Джессами. Мой отец тоже заново переживал прошлое. Смерть брата стала для него слишком непосильной ношей. Ему не нужно было напоминать о содеянном, он искупал свой грех спасением чужих жизней. А сейчас его вина тяжело давила ему на плечи. Кроме того, принизили значение его больницы. Вместо рискованного предприятия она казалась детской забавой.

Филип тоже изменился. Мне не хотелось думать о нем. Я только поверила, что он начинает любить меня. В первое мое посещение их фермы, я была для него подругой сестры, школьницей. Нам нравилось быть вместе, разговаривать. Я находилась под большим впечатлением от увиденного. Потом он свыкся с мыслью, что я выросла. Я считала его приезд на остров своей заслугой. Мои родители разделяли мою уверенность. Мы были счастливы все вместе. Кошмар страшной трагедии, которую пережили мои родители, уменьшился со временем, хотя он и не мог исчезнуть бесследно. Теперь он снова повис над ними. Вряд ли Сюзанну можно обвинять в этом, просто она так себя вела, словно это случилось вчера. Но Филип? Как она повлияла на него? Она его привлекает!

Однажды я встретила Кугабель, и она прошептала:

— Берегись ее. Она наводит порчу на Филдо. Филдо — это Филип. Его умиляло, когда его так называла Кугабель. Это означало Филип доктор. Филдо.

Кугабель дотронулась до моей руки и выразительно взглянула своими прозрачными глазами.

— Кугабель будет следить для тебя.

А, подумала я, мы опять стали кровными сестрами.

Я довольна, что наши отношения улучшились, но меня тревожили ее намеки. Тем более, что я уверена в ее искренности.

Естественно, что Филип увлекся Сюзанной. Ему нравилась я, а она похожа на меня, только в более блестящей упаковке. Модная одежда, манера разговаривать, походка, — все в ней соблазнительно. Но как печально стоять рядом и видеть, как интерес Филипа ко мне ослабевает, а к чарам Сюзанны все крепнет.

Мама стала прохладно относиться к нему, отец тоже. Вероятно, они обсудили перемену в нем и пришли к выводу, что Сюзанна — не делая ничего предосудительного, наоборот, будучи обаятельной со всеми — смешала наши планы на будущее.

Ей нравилось находиться рядом со мной. Она меня привлекала, и одновременно я испытывала к ней неприязнь.

Будто я опять оказалась в тот солнечный день перед замком и загадала три желания. Без сомнения, она любит замок. Она описывала его внутреннее расположение во всех деталях. А внешний вид замка запечатлен в моей памяти навечно.

— Восхитительно принадлежать к старинному роду, — щебетала она. — Я любила сидеть в главном холле, смотреть на потолок и резьбу на балках, там где находится галерея для менестрелей, и воображать, как танцевали мои предки. Однажды даже приезжала королева… королева Елизавета. Все сохранилось в летописи. Хозяин замка разорился после ее визита, ему пришлось продать несколько дубов из парка, чтобы заплатить по счетам за развлечения. Другой предок посадил огромный парк, когда его наградили после реставрации монархии за преданность королю Чарлзу. Все их портреты сохранились в галерее. Да, восхитительно принадлежать к такому роду, хотя в нем были и грабители, и предатели, и убийцы. О, прости. Но не стоит, право, все время вспоминать про дядю Дэвида. Он был не слишком хорошим. Бьюсь об заклад, отец имел вескую причину для той дуэли. Они же оба согласились на дуэль. Один выиграл, вот и все. Мне бы хотелось, чтобы вы все перестали мрачнеть, когда я упоминаю дядю Дэвида.

— Его смерть на совести отца уже много лет. Как бы ты чувствовала себя, если бы убила своего брата?

— У меня нет братьев, и поэтому я затрудняюсь ответить, но если бы я убила свою сводную сестру, я бы сердилась на себя, потому что, по правде говоря, с каждым днем она мне нравится все больше.

Она мастерица говорить очаровательные комплименты, и тогда невозможно поверить, что она намеренно собиралась причинить боль.

— Дядя Дэвид был типичным представителем рода, — продолжала она, — в древние времена он грабил бы путников, приводил бы их в замок и забавлялся там. Был один такой предок в давние времена. Дядя Дэвид преследовал бы женщин. Ему очень нравились дамы. Его любовницы жили под носом тети Эмералд. Не забывай, что она инвалид, бедняжка. И к тому же весьма капризная. А что касается Элизабет, то она уже умерла.

— А что Эсмонд?

Выражение ее лица изменилось.

— Я открою тебе секрет, Сьювелин, можно? Я выхожу замуж за Эсмонда.

— О, это замечательно.

— Откуда ты знаешь?

— Если ты любишь его… Вы вместе выросли…

— Причины веские, но есть и другая. Сказать о ней? Ты должна сама догадаться. Подумай! Нет, конечно, не можешь. Ты слишком добродетельна. Тебя же воспитала милая Анабель, которая, впрочем, оказалась не слишком милой и родила ребенка от мужа своей лучшей подруги.

— Не говори так о моей маме.

— Прости, милейшая сестра моя. Но моя мама и вправду была ее лучшей подругой, и я находилась рядом с ней, когда она узнала правду. Но ты права. Сейчас несправедливо говорить об этом. Нельзя никого осуждать, правда? Только пуритане так поступают, откуда им знать, что движет людьми, и откуда нам знать, как бы мы поступили в аналогичных обстоятельствах.

— Я с тобой согласна.

— Значит, ты не осудишь меня, если я тебе признаюсь, что собираюсь замуж за Эсмонда, потому что он наследник замка?

— А если бы не замок, ты бы не вышла за него?

— Нет. Я выйду за кого угодно, кто владеет замком. Если бы Эсмонд умер, замок получила бы я, а так мне приходится выйти за него замуж или убить его — но замужество проще убийства. Ну вот, ты шокирована. Думаешь, она продает себя за кучу камней и говорит об убийстве, как о чем-то естественном.

Я молчала и думала: если она собирается замуж за Эсмонда, значит, она уедет, и все будет как прежде. Мы снова будем вместе с Филипом.

Но, конечно, все будет уже иначе.

— Меня очаровал замок с раннего детства, — продолжала она, не заметив, что я отвлеклась от ее проблем на свои. — Я заставляла себя спускаться в темницу. Я играла с детьми из ближайшего поместья и заставляла их ходить в склеп. Спустишься на несколько ступенек, а там темно и холодно. Ужасно холодно, Сьювелин. Здесь невозможно это представить. В склепе покоятся умершие Мейтленды в великолепных гробницах. Когда-нибудь и я буду там лежать. Мне не придется даже менять фамилию после замужества. Очень удобно. Эсмонд мой кузен.

— Он знает о твоей любви к замку?

— До некоторой степени. Но, как все мужчины, он тщеславен. Он считает, что я люблю не только замок, но и его самого. Что ж, пусть так считает.

— Ты говоришь слишком цинично, Сюзанна.

— Нужно быть реалистом. Все так поступают, если хотят добиться своего.

— Когда ты выйдешь за Эсмонда?

— По возвращении.

— А когда это случится?

— Когда я посмотрю мир. Я училась год в Париже, а потом решила дополнить образование, посмотрев мир. Хотелось совершить кругосветное путешествие. Потом я узнала, где живет мой отец и, естественно, изменила планы и приехала сюда.

— Тот человек, Алан, нарушил закон, сказав тебе о нас.

— Мне пришлось очаровать его. Я это умею, если захочу.

— У тебя это получается… совершенно легко, без усилий.

— Так кажется. Это настоящее искусство, чтобы усилия были не видны. Но результат достигается упорным трудом.

— Иногда мне кажется, что ты смеешься надо мной… над всеми нами.

— Смеяться полезно, Сьювелин.

— Но не над другими.

— Я никого из вас не обижу. Я всех вас люблю. Вы моя давно утраченная семья.

Ее глаза смеялись. Мне бы хотелось ее понять.

Несомненно, ее восторг замком искренен. Меня он тоже заворожил. После ее рассказов казалось, что я вместе с ней бродила по склепу, спускалась в темницу. Я могла ощущать холодные стены склепа, ужас, который испытываешь в темнице, восторгаться величием главного холла. Я представляла, будто поднимаюсь по лестнице и стою перед портретами умерших Мейтлендов, ужинаю вместе с ними в столовой, где стены обиты тканью, осматриваю комнату Браганзы, где останавливалась королева с таким именем, сижу у окна в библиотеке, иду через холл в маленькую гостиную, где завтракает семья. Ночью брожу по оружейной комнате, где рыцарские доспехи стоят как стражники. Перед заходом солнца сижу в солярии. Я чувствовала, что уже знаю замок, будто и я там жила. Я любила слушать о нем рассказы Сюзанны, задавала ей массу вопросов.

Ее веселила моя настойчивость.

— Вот видишь, какую силу имеет этот замок. Ты и шагу в нем не сделала, а уже жаждешь побывать в нем. Тебе хотелось бы владеть им, не правда ли? Наверняка, да. Представь себя хозяйкой замка. Каждое утро ты идешь на кухню и обсуждаешь с поваром меню на день, в кладовке считаешь банки с вареньем, назначаешь балы, устраиваешь другие развлечения. Потому что ты одна из нас. В твоих венах наша кровь, хоть ты и родилась не по ту сторону одеяла, как гласит пословица, все равно кровь дает знать о себе. Это дом твоих предков. Твои корни вросли в те древние серые камни.

В ее словах много истины. Никогда не забуду, как я стояла на опушке леса с Анабель и впервые увидела замок, как наблюдала за всадниками, въехавшими в ворота, это были Сюзанна, Эсмонд, Малком и Гарт.

Мы проговорили с Сюзанной много времени. Я сказала, что получила приглашение на свадьбу Лауры и уеду со следующим кораблем.

— А ты не хочешь поехать?

— Я подумаю, — заколебалась она. — Тебя не будет два месяца. Да, пожалуй, я поеду с тобой. Мне нужно будет заняться приготовлениями к отъезду. А почему тебе не поехать со мной в Англию, я покажу тебе замок.

— Поехать с тобой! Как ты объяснишь мое появление Эсмонду, Эмералд и другим?

— Я скажу: вот моя дорогая сестра. Мы с ней подружились. Она будет жить в замке.

— Они догадаются, кто я.

— Ну и что? Ты Мейтленд, одна из нас.

— Я не могу поехать. Они будут расспрашивать, узнают, где живет отец…

Она пожала плечами.

— Подумай о моем предложении, пока будешь танцевать на свадьбе.

— Я уезжаю через две недели.

— И Филип поедет с тобой, он же брат невесты. Думаю, и мне придется поехать.

— Я уверена, Халмеры будут тебе рады. У них дом огромный, много свободных комнат.

Она задумалась.

Через несколько дней она заявила:

— Почему ты постоянно носишь эти платья, Сьювелин? Я бы хотела увидеть на тебе что-нибудь элегантное. Надень мое. Давай проверим, сумеем ли мы обмануть их. Оденем тебя как меня.

— Для этого потребуется не только платье. Она осмотрела меня:

— Попробуем.

Она принесла белое платье, в котором приехала. Его только что выстирали.

— Надень-ка. Давай посмотрим.

Я примерила платье. Оно и вправду изменило меня. Оно подходило почти идеально. Я чуть выше и немного тоньше в талии.

— Какое чудо! Если ты живешь на острове, нет причин одеваться как туземка. Ну, что теперь скажешь?

Мы стояли рядом и смотрелись в зеркало.

— Все же я — это я, а ты — это ты.

— Подожди, дай я тебе сделаю прическу.

Я села. Она зашла сзади и, прежде чем я сообразила, что она собирается делать, начала стричь мои волосы. Я закричала в знак протеста, но было поздно. Она выстригла мне челку и засмеялась над моим отчаянием.

— Уверяю тебя, так лучше. Тебе понравится. В любом случае, уже ничего не поделаешь, я закончу стрижку. Сиди спокойно, иначе испортишь мой труд.

Я посмотрела в зеркало. Мое отражение изменилось.

— Ну как? Разве не лучше?

Она приблизила свою голову к моей.

— Мы как близнецы. Ты чуть-чуть светлее. Может, мои волосы выгорят на солнце, если рискну ходить без шляпы. Так. И последний штрих.

Она повернула мое лицо к себе и провела черным карандашом по моей родинке.

— Вот. Картина завершена. Как думаешь, удастся нам обмануть их?

— Обмануть мою маму? Никогда!

— Возможно, но других, которые не знают тебя так хорошо, наверняка удастся.

Она развлекалась, ее глаза блестели.

— Пойдем ужинать, Сьювелин, не переодевайся. А когда приедем в Сидней, накупим тебе платьев. — Я смотрела на белое платье, и она предложила: — Оставь его себе. Тебе очень к лицу. Оно мне всегда нравилось, но тебе даже лучше в нем.

Я все смотрелась в зеркало. Нет, я не очень похожа на Сюзанну, но и на себя прежнюю больше не похожа. Как изменилась.

В дверях мы столкнулись с Кугабель. Она взглянула на меня, вскрикнула и убежала.

Я крикнула вслед:

— Вернись, Кугабель. Что с тобой?

Она остановилась и посмотрела через плечо, словно перед ней призрак.

— О, нет, нет… — заголосила она, — очень плохо, очень, — и умчалась.

Всех поразило мое появление.

— Сьювелин, — с отчаянием в голосе вскрикнула моя мама, — что ты сделала со своими волосами!

— Ты теперь не похожа на себя, вторая Сюзанна. — Отец был искренен.

Мама молча смотрела с укором.

— Вам не нравится? Разве она не хороша в моем платье? Мне надоело видеть ее балахоны. Моя сестра разгуливает как туземка, — возмутилась Сюзанна.

— Прекрасно на тебе смотрится, — заверил Филип, — ты очень похожа на Сюзанну.

Я немного обиделась. Смотрелось прекрасно, потому что я стала похожа на Сюзанну. По крайней мере, честно.

— Что ты с собой сделала? — потребовал объяснений отец.

— Это Сюзанна натворила, — защитила меня мама.

— О, махеча. — Сюзанна иногда так называла Анабель, и это звучало весьма издевательски. Анабель терпеть не могла это слово, и Сюзанна это знала. — Вы ведете себя так, будто я отрезала ей голову.

— Ты отрезала ее прекрасные волосы, — отчеканила Анабель.

— Ей лучше со стрижкой, она стала симпатичнее. Ну, признайтесь.

— Выглядит… опрятнее, — решил отец.

— Вот! — взвизгнула Сюзанна. — Слабый комплимент. Кому надо выглядеть опрятнее? Старым девам. А мы хотим быть модными, шикарными, современными, не так ли, Сьювелин?

— Ради Бога, прекратите обсуждать мои волосы.

— Мне так больше нравится, — прошептал Филип.

Мы наконец-то приступили к еде. Вечером ко мне пришли двое гостей. Сначала мама присела на край кровати:

— Зачем ты ей позволила?

— Я не поняла, что она затеяла, пока она не остригла половину. Потом пришлось закончить. Но она права, так лучше.

— Эта стрижка делает тебя похожей на нее. Она акцентирует ваше сходство.

— Ничего. Это всего лишь стрижка, я могу снова отрастить волосы.

— Ты скоро поедешь на свадьбу Лауры. Видимо, она поедет с тобой?

— Халмеры гостеприимны. Уверена, Филип ее уже пригласил.

— Жаль, что она к нам приехала. Она все здесь изменила…

— Если все меняется, не только она виновата. Если бы было более… надежно… ничего бы не изменилось.

Мы обе думали о Филипе.

— Она похожа на сирену, — рассердилась мама. — Она странная с детства. Помню, она всегда придумывала пакости. Мы надеялись, это пройдет с возрастом.

— Анабель, не выдумывай про нее ничего.

— Она не похожа ни на Джессами, ни на твоего отца. От кого в ней эта злобность?

— Наследственная черта Мейтлендов. Некоторые предки не отличались благодушием. Ничего плохого в ней нет. Иногда она само очарование, прелестница, чаровница.

— Я чувствую, она готовит неприятности. Видимо, я ее не люблю, потому что она дочь твоего отца, и мне не нравится, что она от другой женщины.

Анабель всегда откровенна, мне в ней это нравится.

— Дорогая Анабель, не волнуйся из-за того, что у меня на лбу теперь челка. Ничто не изменит наши отношения, да? Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.

— Ты права, Сьювелин. Иногда я думаю, что превращаюсь в глупую старушку.

Она поцеловала меня и вышла.

Через полчаса явилась вторая гостья, я уже дремала. Ее появление стало более драматичным.

Дверь медленно открылась, и вплыла черная фигура. Я едва могла ее разглядеть, потому что в комнату просачивался лишь лунный свет.

Я села в кровати.

— Кугаба!

— Да, маленькая мисс, это Кугаба.

— Что случилось? С Кугабель все в порядке?

— Кугабель напугана.

— Что случилось?

Она указала на меня пальцем.

— Что ты делаешь? Какая ты стала? На тебя навели порчу.

Я прикоснулась к своей новой челке.

— Нехорошо, — бормотала Кугаба, — на тебе порча.

— О, Кугаба, ты меня разбудила, чтобы сказать, тебе не нравится моя новая стрижка?

Она приблизилась к кровати. Глаза круглые от ужаса.

— Говорю тебе… плохо… очень плохо. Кугабель знает. Твоя кровная сестра. Она чувствует… здесь. — Кугаба дотронулась до лба и до места, где расположено сердце. — Она говорит: плохое случается с маленькой мисс. Колдунья ее забрала… делает из нее колдунью.

— Дорогая Кугаба. Скажи Кугабель, пусть она не беспокоится обо мне. Со мной все в порядке. Просто я отрезала волосы.

— Злая колдунья, — продолжала она. — Кугаба знает. Кугабель все знает. Кугабель говорит, Гигант ее не любит, колдунью. Он ворчал, когда она наводила порчу.

— Гигант! Какое он имеет отношение?

— Ему нравится, что остров становится богаче. Он любит Дададжо, Мамабель, маленькую мисс. Не любит колдунью… А она делает из тебя такую, как она.

— Никто меня не изменит. Я какой была, такой и останусь.

Кугаба печально покачала головой.

— Уезжай на большом корабле. Бери с собой Филдо. Забери его от нее. Она навела на него порчу. Ты и Филдо были счастливы. Нам нравилось… пойдут детки… вырастут на острове… сделают остров богатым. Но Гигант рассердился. Она ему не нравится. Увезите ее. Приезжайте назад с Филдо и заводите деток.

— Кугаба, очень мило с твоей стороны, что ты обо мне беспокоишься. — я протянула к ней руки, она подошла и обняла меня. Потом отодвинулась и нахмурилась, разглядев мою стрижку.

— Нехорошо, — она снова покачала головой. — Она делает тебя, как она… Кугабель печальна, она знает сердцем. Говорит, Гигант сердит. Он ее отец… и он отец ее ребенка.

Бесполезно спорить с Кугабой, ведь она сама в минуту отчаяния призналась, что отец ее дочери Люк Картер, и мы знаем, что ребенок Кугабель зачат до праздника Масок. Кугаба, как и все представители ее племени, верила в то, во что хотела верить.

Однако я ее успокоила, она решила, что Сюзанна скоро покинет остров.

Осталась неделя до прибытия корабля. Я уже готова к отъезду.

За ужином Сюзанна сообщила:

— Я решила не ехать в Сидней. Я пока не готова покинуть остров. Посмотрим в лицо фактам: если я уеду с острова, мне придется возвращаться в Англию. А представится ли мне еще шанс навестить вас?

В комнате повисла тишина. Филип выглядел несчастным,

— Лаура была бы довольна, если бы ты побывала на ее свадьбе. Я бы хотела, чтобы она увидела нас двоих, — посетовала я.

— Челки одинаковые и все такое, — игриво воскликнула Сюзанна. — Нет, нет. Я окончательно решила, вы же не выгоните меня, а? — Она умоляюще смотрела на отца, потом ее взгляд остановился на Анабель.

— Естественно, можешь оставаться, сколько пожелаешь.

— Я думала, новизна уже стала привычной для тебя, — добавила Анабель.

— В этом ты ошибаешься. Остров такой романтичный. Вы здесь вершите такие дела. Когда больница заработает, это будет великолепно. Мне бы хотелось увидеть ее построенной, но боюсь, потребуются долгие годы, чтобы в ней начали принимать больных. Может, я еще раз приеду навестить вас. Но пока я не готова покинуть остров. Ты не возражаешь, Сьювелин?

— Я хотела познакомить тебя с Лаурой. Ты бы ей понравилась, но я тебя понимаю.

— Ты вернешься через два месяца, а я уеду, но у нас будет целый день до моего отъезда.

— Тебе как будто понравилась примитивная жизнь, — холодно заметила Анабель.

— Есть некоторые причины, которые меня здесь задерживают. — Она устремила взгляд на Филипа и не отводила глаз.

Но он уезжает со мной, подумала я. Интересно, как ей понравится на острове без предмета насмешек — меня и без верного раба Филипа?

Вскоре я получила ответ на этот вопрос. Я вышла из дома и направилась к своему любимому местечку под пальмами на берегу, где я с удовольствием сидела и читала книги. Меня догнал Филип.

— Я хочу поговорить с тобой, Сьювелин.

— Да. О чем?

— Давай присядем. Под этой пальмой? — Он подыскивал нужные слова, наконец, решился: — Я долго думал…

— О чем?

— О свадьбе Лауры.

— Филип, из тебя нужно вытягивать? Что насчет свадьбы?

— На острове сейчас лихорадка…

— Она всегда на острове.

— Твоему отцу будет трудно… справиться одному.

— Он успешно справлялся до твоего приезда.

— Считаю, я нужен ему здесь.

— Боже, — протянула я, — ты хочешь мне сказать, что не собираешься ехать на свадьбу Лауры?

— Дело не в том, что я не хочу.

— Скажем, ты предпочитаешь остаться на острове.

— Дело не в предпочтении. Я считаю, мне следует остаться.

Я кивнула и посмотрела на море, оно сегодня спокойное, прозрачное, даже видно дно.

Хотелось броситься на песок и зарыдать. До этого момента я не осознавала, насколько я привязана к острову, к моим дорогим родителям… и к Филипу. Я так все распланировала на много лет вперед. Я представляла, как будет работать больница. Я уже видела, как улучшится жизнь людей, они станут богаче, мы с Филипом будем воспитывать здесь своих детей.

До меня донесся мой голос:

— Ты чувствуешь, что должен…

— Да, — искренне признался он. — Сейчас я не могу оставить твоего отца с легким сердцем.

Мне хотелось крикнуть: говори точнее, не хочешь уехать от Сюзанны.

Значит, все кончено. Все это время я мысленно успокаивала себя, что она уедет и вскоре мы совсем забудем о ее приезде.

Потом промелькнула мысль: бедный Филип. Она же никогда не выйдет за тебя замуж. Она выйдет за Эсмонда… ради замка.