Виктория Хольт
      Мадам Змея
      Трилогия о Екатерине Медичи - 1
      Имя Виктории Хольт стало популярным буквально в считанные дни, когда одна за другой появились книги этой известной во многих странах английской писательницы, издававшей также романы под псевдонимами Филиппа Карр, Джейн Плейди.
      "Мадам Змея". "Отравительница" и "Королева-распутница" (трилогия) романы не столько исторические, сколько любовные. Хотя запоминаются точностью деталей, характеров, описанием быта и семейных отношений. И, конечно, образом главной героини Катрин, Екатерины Медичи, итальянки, ставшей французской королевой, страстно жаждущей любви короля Генриха, власти и... смерти соперницы Дианы де Пуатье.
      Исторический роман-трилогия ("Мадам Змея", "Отравительница", "Королева-распутница") - один из самих интересных среди принадлежащих перу замечательной английской писательницы Викторин Хольт, и его жанр можно определить как любовно-приключенческий.
      Неуемная жажда власти, стремление править страной, руководя действиями своих детей, коварство королевы-матери, Екатерины Медичи, стали причиной многих загадочных и страшных преступлений во Франции во второй половине XVI века.
      СОДЕРЖАНИЕ
      Жених Генрих
      Невеста Екатерина
      Бракосочетание
      Любовница
      Жена Катрин
      Дитя любви
      Испуганная дофина
      Дыра в полу
      Две королевы
      Неосторожность короля
      Сон Нострадамуса
      ЖЕНИХ ГЕНРИХ
      Французский двор веселился в Амбуазе. Подобные празднества устраивались часто: король однажды сказал, что жить в мире и согласии с французами можно, лишь позволяя им забавляться два дня в неделю, иначе они найдут себе более опасное занятие.
      Дворец Амбуаз был любимым пристанищем короля. Непоколебимый, величественный замок, казалось, следил за волнующейся страной и серебристой Луарой, омывавшей его стены. Толстые подпорки и круглые башенки с узкими окнами придавали дворцу сходство с крепостью. Снаружи он выглядел весьма внушительно. Изысканный интерьер библиотек и просторных банкетных залов, потолки которых были украшены лепниной с изображением цветов или объятых пламенем саламандр, как нельзя лучше подходил для могущественнейшего европейского короля.
      Две самые остроумные женщины двора - фаворитка и сестра короля приготовили для него развлечение в большом зале с гобеленами. Возможно, зрелище выведет его из состояния задумчивости.
      Он лежал в резном кресле; костюм, расшитый жемчугами и бриллиантами, придавал величественность его фигуре; соболя были великолепны; на пальцах и груди короля сверкали бриллианты и рубины.
      Он провел в Амбуазе всего четыре дня и уже думал об очередном переезде. Он редко проводил в одном месте подряд больше одной-двух недель; даже любимый им Фонтенбло не мог удерживать его больше месяца. Затем начиналось великое переселение двора. В новый дворец перевозились его кровать и прочие тщательно отобранные предметы мебели, без которых он не мог обходиться. Он со злорадным удовольствием наблюдал за этими переездами, доставлявшими неудобства всем, кроме него. Он сидел в своем кресле, скрестив ноги, с улыбкой глядя на какую-нибудь хорошенькую девушку, подавая остроумные реплики, делая дружеские предостережения. Этот неизменно любезный, требовательный, ироничный француз принимал восхищение и лесть как должное, был всегда готов проявить доброту, если она не требовала слишком больших усилий, и ввязаться в авантюру, любовную или военную. Этот привыкший ко всеобщему обожанию, избалованный окружающими сибарит любил развлечения, артистов и женщин.
      Он был весьма умен и понимал, что с ним происходит. Он прощался со своей славной молодостью - периодом жизни, когда все, чего он желал, само падало ему в руки. С ним произошло несчастье. Унизительное поражение навсегда изменило его. Прежде казалось, что фортуна и женщины Франции избрали его своим любимцем. Он не мог забыть битву при Павии и испанский плен; его сестра Маргарита, его драгоценнейшее сокровище, совершила опасное путешествие из Франции в Испанию и спасла ему жизнь своей заботой.
      Сейчас в этом великолепном зале любимого Амбуаза он видел не блестящие глаза своих соотечественниц, а глаза испанок, стоявших на улицах Мадрида, чтобы поглядеть на пленника, привезенного их королем с поля брани. Они пришли потешиться над ним, но на их глазах выступили слезы. Его обаяние было столь велико, что даже в тот день он, удрученный поражением и унижением, завоевал любовь этих женщин.
      Это было давно и привело к женитьбе на испанке. Он бросил хмурый взгляд на серьезное лицо Элеоноры. Она была слишком религиозна и скучна в постели. К тому же он уже почти десять лет любил Анну д'Эйлли. За это время он пережил сотни недолгих увлечений, но всегда оставался по-своему верен Анне. Он любил смотреть на красавиц, купающихся в его бассейне; зеркала позволяли ему обозревать их со всех сторон одновременно. Он обладал душой художника. "Мне нравится эта малышка с рыжими волосами, - говорил он. - Она очаровательна. Я помню одну похожую на нее девушку, - я воевал тогда в Провансе". Он пытался воскресить в памяти дни своей молодости. Но зачем это было делать? Он старел. Он умел смеяться над собой так же, как и над другими. Пришло время смеяться. Когда-то он был веселым, красивым фавном. Сейчас он больше походил на сатира. Короли не должны стареть. Им следовало вечно оставаться молодыми. Он вспомнил нетерпеливого молодого человека, мечтавшего поскорей занять место старого короля. Вот чем это закончилось! подумал он. - Я, Франциск, скоро превращусь в пожилого Людовика, покупающего благосклонность молодых женщин с помощью драгоценностей. Неудивительно, что веселый король сегодня опечален.
      Спектакль начался. Он был забавным. Король смеялся. Двор ждал его смеха, но Франциск следил за зрелищем рассеянно. Темноволосая девушка в полупрозрачном одеянии очаровательна; еще лучше она смотрелась бы на черных атласных простынях. Однако в нем не пробудился подлинный интерес. Он лишь пытался вызвать его. Каким мужчиной он был когда-то! Величайшим любовником в стране, где выше всего ставили любовь. Величайшим любовником и, как шептали за его спиной, неважным солдатом.
      Он задумался о том, не следует ли ему изменить интерьер этого дворца. Он интересовался архитектурой. Охотно приглашал к себе художников. Их творения услаждали его зрение, так же как женщины - другие чувства. Он вспомнил давнишних друзей - верный признак надвигающейся старости! Леонардо да Винчи! Бедный Леонардо! Я почтил его моей дружбой, подумал Франциск, но, вероятно, потомки скажут, что это он оказал мне честь. Я любил этого человека. Я могу сделать человека королем. У меня есть сын, который когда-нибудь станет королем. Но художника может создать только Бог.
      Он понимал это и ценил живописцев, писателей, скульпторов - все они знали, что король Франции покровительствует им. Многие придворные мучились, читая Франсуа Рабле; они не понимали, почему король так любит умного монаха, не слишком почитавшего своего господина и его свиту. Сатира забавляла короля, и потому он был согласен стать ее объектом.
      И сейчас, видя приближение старости, он предавался воспоминаниям о славных днях молодости. Ему еще нет сорока, напомнил себе Франциск, но он уже не тот юный смельчак, что сражался здесь, в Амбуазе, с быком и тремя львами. Когда-то он без оружия завалил вепря. Мать в страхе заламывала руки, однако она гордилась своим сыном, своим "Цезарем".
      Что ж, он по-прежнему король. В свои лучшие дни он оставался самым веселым человеком двора. Он позавидовал своему старому другу и противнику английскому королю. Этот человек всегда видел себя таким, каким он хотел себя видеть. Счастливый дар! - вздохнул Франциск. Стимул в молодости, утешение в старости.
      Он едва не засмеялся, подумав о Генрихе, его очаровательной новой жене Анне и старом злом Клименте, отлучившем обоих от церкви.
      Он вспомнил о том, что беспокоило и раздражало его в последнее время. Предмет разочарования - сын Генрих - одиноко сидел в углу зала. Какой он неловкий! Мрачный! Франциск был готов назначить пожизненную пенсию любому человеку, который научит молодого Генриха громко смеяться. Как у меня вырос такой сын? Больше я не буду терпеть его хмурый вид и вечные жалобы.
      Он поднял голову и подозвал к себе двух дорогих ему женщин - Анну, его любовницу, и Маргариту, королеву Наваррскую, сестру и подругу детства. Изумительная пара! Глядя на них, можно было гордиться Францией. И правда, в какой другой стране они могли появиться на свет? Маргарита обладала одухотворенной красотой, Анна - чувственной. И обе были наделены тем, что Франциск искал в женщинах помимо совершенства лица и фигуры, а именно интеллектом. По уму они были равны ему. С ними он мог обсуждать политические проблемы; их остроумные советы забавляли его. Он имел множество любовниц, но Анна оставалась его главной любовью. Что касается. Маргариты, то их взаимная привязанность зародилась, когда он едва начал говорить. Любовницы приходят и уходят, но лишь смерть способна оборвать узы между братом и сестрой. "Я полюбила тебя прежде, чем ты родился, - сказала однажды Маргарита. - Я люблю тебя гораздо сильнее, чем мужа и ребенка". Она не лгала. Она возненавидела мужа за то, что он бросил ее брата в битве при Павии; она убежала из дома и, рискуя жизнью, поспешила к Франциску в Мадрид. Сейчас она почувствовала его настроение быстрее, чем Анна, поскольку они были точно близнецы. Они всегда стремились находиться рядом, каждый из них быстро замечал настроение другого, они делили свои радости.
      - Дорогой мой, почему ты сегодня грустен? - улыбнувшись, спросила Маргарита.
      Он жестом предложил женщинам сесть справа и слева от него. Потом взял руку Маргариты и поднес ее к своим губам. Его движения были полны изящества и шарма.
      - Грустен? Нет, - сказал он. - Но я думаю об этом браке с итальянкой.
      - Мне он не нравится, - заявила Анна. - Что это за семья? Какое право имеют торговцы Медичи породниться с королем Франции?
      - Любовь моя, - сказал король, - ты повторяешь слова моих советников. Повторение, увы, может наскучить, даже если оно звучит из твоих сладких уст.
      Он подал знак музыкантам.
      - Играйте, играйте! - приказал король, не желая, чтобы их беседа оказалась подслушанной.
      - Папа - мошенник, - не сдалась Анна. - И если правда скучна, с этим следует смириться.
      - Мошенник! - воскликнула Маргарита. - Он хуже чем мошенник. Он глупец.
      - Дорогие дамы, вот что сказал мне духовный наставник сына. Он не в восторге от женитьбы моего наследника на дочери торговца. По его мнению, такой брак допустим, лишь если он сулит большую выгоду трону; в этом случае Бог может благословить подобный союз.
      Они рассмеялись.
      - Если бы ты не сказал, что это мнение духовною наставника Генриха, заметила Маргарита, - я бы подумала, что ты цитируешь короля Англии, Генриха Восьмого.
      - Да помогут ему святые! - насмешливо сказал Франциск. - Пусть он наслаждается дарами богов со своей прелестной новой женой. Я написал Генриху о том, что желаю ему этого.
      - Он искренне поблагодарит тебя, - сказала Маргарита. - "Разве я не вправе получить от Бога богатство, власть, успех и благополучие? - заявит он. - Кто, кроме меня, Генриха Восьмого, заслуживает всего этого?"
      - Я бы хотел, чтобы бедный Франциск питал к королю Франции хотя бы одну десятую той любви, что Генрих Тюдор испытывает к английскому королю! вздохнул Франциск. - Я люблю короля Франции за его недостатки, в то время как Генрих Тюдор любит короля Англии за его достоинства. Настоящая любовь всегда слепа.
      - Но он прав: следует заботиться о материальной выгоде, - сказала Анна. - Что сулит нам этот брак?
      - Они богаты, эти Медичи. Они пополнят нашу казну, оскудению которой, к сожалению, способствовала ты, Анна. Так что радуйся вместе со мной. Медичи преподнесут нам три бриллианта - Геную, Милан, Неаполь.
      - Чего стоят обещания папы! - заметила Маргарита.
      - Любовь моя, не говори пренебрежительно о Святом Отце!
      - Он имеет весьма подлую привычку обманывать своих чересчур доверчивых детей!
      - Я сам разберусь с Климентом, любовь моя. И достаточно политики. Я охвачен тревогой и хочу поделиться ею с двумя мудрыми женщинами. Я имею в виду юного Генриха. Не будь его мать самой добродетельной женщиной Европы, я бы подумал, что он не мой сын.
      - Ты слишком требователен к нему, мой король, - сказала Анна. - Он еще мальчик.
      - Ему уже четырнадцать лет. Я в его возрасте...
      - Нельзя сравнивать свечу с солнцем, моя любовь, - заметила Маргарита.
      - Разве нельзя ждать хоть некоторого блеска от сына солнца? Я не выношу мрачных, глупых детей, однако именно таким кажется мне мой отпрыск.
      - Ты ждешь от него очень многого, потому что сам являешься выдающейся личностью. Дай ему шанс; как говорит твоя сестра, он еще очень молод.
      - Вы, женщины, слишком снисходительны к нему. Если бы я знал, как высечь из этой тупой головы хоть искру интеллекта!
      - По-моему, - сказала Маргарита, - в твое отсутствие мальчик становится более живым и сообразительным. Ты согласна со мной, Анна?
      - Да. Поговори с ним об охоте, любовь моя, и ты увидишь перед собой твое отражение.
      - Об охоте! Физически он весьма крепок. Если бы дофин обладал его здоровьем!
      - Не вини своих сыновей, Франциск. Вини короля Испании.
      - Или, - вставила Анна, - самого себя.
      Он посмотрел на нее, в его глазах вспыхнул огонь, но Анна выдержала взгляд короля. Она дразнила его, была насмешливой и уверенной в себе. Он любил ее уже почти десять лет. Она позволяла себе вольности, но Франциску это нравилось. Он не был ее богом - этим она отличалась от Маргариты. Франциск улыбнулся - он умел увидеть себя со стороны. Она права. Он был плохим, безрассудным воином. Результат - Павия! Он мог винить лишь самого себя. Он один нес ответственность за то, что молодой Генрих и его старший брат, дофин, заняли место отца в испанской тюрьме в качестве заложников.
      - Ты забываешься, моя дорогая, - сказал он, попытавшись придать голосу холодное звучание.
      - К сожалению, любовь моя, боюсь, это правда, - дерзко отозвалась Анна. - Но я люблю тебя за твои недостатки не меньше, чем за твои достоинства. Поэтому без страха говорю тебе правду.
      - Это было несчастливое стечение обстоятельств, - быстро вставила Маргарита. - Королю пришлось вернуться, а сыновья заняли его место. Но вернемся к главной теме нашей беседы. Юноши возвратились из Испании...
      - Где молодой Генрих позабыл свой родной язык! - воскликнул Франциск. - Разве я стал бы говорить на языке варваров, вернувшись из самого длительного плена?
      - Он заговорил на испанском языке, когда вернулся домой, - заметила Анна. - И весьма свободно, насколько мне известно.
      - Да, весьма свободно. Он выглядит, думает и ведет себя, как испанец. Он больше похож на сына моего врага, нежели на моего.
      - Он действительно очень мрачен, - сказала Анна. - Что подумает о нем юная итальянка?
      - Она примет его с радостью, - заявила Маргарита. - Разве он не сын французского короля?
      - Сочтет ли она этого мрачного юношу достойным трех сверкающих бриллиантов - Генуи, Милана и Неаполя? - лукаво спросила Анна.
      - Несомненно, - сказала Маргарита. - Мы не торгуемся слишком горячо, покупая за чужие деньги.
      - Особенно когда счета могут оказаться неоплаченными!
      - Довольно! - жестко сказал Франциск. - Климент - хитрый негодяй, но я заставлю его сдержать свое слово.
      - Как прибудет сюда девочка? - спросила Анна.
      - С большой помпой, множеством дорогих подарков и в сопровождении самого папы. Он не только привезет ее, но и останется здесь до свадьбы.
      - Что? - воскликнула Анна. - Он не верит в нашу порядочность?
      - Похоже, - вставила Маргарита, - он боится, что Генрих лишит ее девственности и отправит назад.
      - Похитив ее бриллианты и приданое!
      Франциск засмеялся.
      - Папа не знает нашего Генриха. Он способен отнять у торжества все веселье, но не девственность у юной красотки. Святая Дева! Я бы хотел, чтобы в нем было больше огня, чтобы он походил на своего духовного наставника, каким бы самовлюбленным и коварным ни был этот человек.
      - Я слышала, - сказала Анна, - что архиепископ английский - прекрасный человек. К сожалению, он уже немолод.
      - Мы с ним ровесники, - проворчал Франциск.
      - Но ты - бог, моя любовь, - насмешливо заметила Анна. - Боги не стареют.
      - Я думаю о мальчике, - сказала Маргарита. - Теперь, когда он должен стать женихом, необходимо что-то предпринять. Генриху нужен друг, хороший друг, который поможет ему перестать бояться нас всех и прежде всего своего отца; он нуждается в человеке, способном объяснить ему, что причина его неловкости заключается в отсутствии веры в себя, что преодолеть последствия испанского заточения можно, изгнав из памяти воспоминания о них.
      - Ты, как всегда, права, моя дорогая, - сказал Франциск. - Ему необходим друг - сильный, обаятельный и красивый молодой человек с веселым нравом.
      - Дорогой, я имела в виду нечто другое. При дворе нет мужчины, обладающего достаточной чуткостью. Испания крепко засела в душе мальчика. Никто из нас не знает, насколько глубоки его переживания. Только очень нежная рука способна снять их. Он должен вновь обрести свое достоинство с помощью деликатного, мягкого влияния.
      - Действительно, тут требуется женщина! - сказала Анна.
      - Умная женщина, - добавила Маргарита. - Не молодая легкомысленная ровесница Генриха, а мудрая, красивая, а главное, сочувствующая женщина.
      - Это ты! - воскликнул Франциск.
      Маргарита покачала головой.
      - Я была бы счастлива сотворить это чудо...
      - Тут и правда не обойтись без чуда! - мрачно вставил Франциск. - Надо превратить этого неуклюжего юнца, впитавшего в себя испанскую важность, в жизнерадостного француза! Да, должно произойти чудо!
      - Я бы не смогла его совершить, - сказала Маргарита, - потому что я была свидетельницей унижения Генриха. Я находилась рядом, когда ты бранил его. Я видела краску на его лице и сердитый блеск в глазах: я видела его скованные губы, пытавшиеся произнести нечто не уступающее тебе по остроумию. Бедный мальчик не понимал, что остроумие рождается в голове, а не на устах. Нет! Он не отреагирует на мои усилия. Я могу лишь составить план: осуществить его должен кто-то другой.
      - Тогда, возможно, Анна...
      - Мой любимый, ты так требователен ко мне, что я не смогу служить кому-то еще; я так предана тебе, что безразлична к другим.
      Они засмеялись, и Маргарита сказала:
      - Предоставь это мне. Я найду женщину.
      Франциск положил руки на плечи Анны и Маргариты.
      - Мои дорогие, - он поцеловал сначала Маргариту, потом Анну, - что бы я делал без вас? Этот мой сын - что колючая щетина в рубашке. Источник вечного раздражения... Оно то проходит, то возвращается вновь. Да благословит вас Святая Дева! А теперь давайте танцевать и веселиться. Пусть музыка звучит громче!
      Король повел Анну танцевать; он радовался тому, что его любовница и сестра сумели поднять ему настроение. Пары придворных последовали за Франциском и Анной. Но молодой Генрих сидел в углу, пытаясь спрятаться за гобеленами. Он ждал момента, когда сможет ускользнуть в свои покои. Он едва выносил смех, веселье, придворных, женщин; особенно сильно он ненавидел отца.
      Король отпустил своих приближенных, чтобы остаться наедине с Дианой, красивой вдовой сенешаля Нормандии. Удалившись, свита стала обмениваться улыбками. Похоже, пришел черед Дианы. Ох уж этот король! Но что скажет на это Анна д'Эйлли? Любовь - это игра. Наш господин знает в ней толк, он просто неутомим!
      Король жестом предложил вдове подняться. Прищурившись, он оценил ее внешний вид глазами знатока. Он гордился такими женщинами, как Диана де Пуатье.
      Он внушал ей страх, но она старалась не показывать это. Щеки Дианы горели, в глазах появился блеск. Вызов к королю взволновал ее. Франциск отметил, что она почти не изменилась со дня их предыдущей встречи. Когда это было? Почти десять лет тому назад! Ее кожа оставалась свежей, как у девушки. Трудно было поверить, что ей уже тридцать три года. У Дианы были правильные черты лица, густые черные волосы, блестящие темные глаза и идеальная фигура. Франциск отдавал должное ее самообладанию. Она умело делала вид, что не замечает восхищения короля и равнодушна к его мужскому обаянию.
      Она была умна. Франциску нравилось держать ее в неведении относительно причины их встречи. Пусть ее сердце бьется чаще под высоким бюстом.
      Разглядывая стоявшую перед ним Диану, король Франции напоминал сатира.
      Эта женщина, подумал Франциск, сумеет превратить моего Генриха в мужчину. Обучит его всем искусствам и умениям, которыми владеет сама. Поможет приобрести необходимые навыки, полюбить собственные достоинства и избавиться от недостатков, унаследованных от отца. Потом вместе с этой обворожительной женщиной мы подберем ему любовницу - восхитительную юную девушку, - если, конечно, он не пожелает хранить верность своей невесте итальянке.
      - Я попрошу вас об одном одолжении, - сказал он, лаская Диану своим взглядом.
      Ее голова была высоко поднятой. Каждая линия красивого лица и плечей выражала протест.
      Франциск не смог отказать себе в удовольствии подразнить ее.
      - Прошу вас, сядьте. Вот сюда... рядом со мной.
      - Сир, вы очень любезны.
      - И хочу проявить еще большую любезность - с вашего согласия, разумеется. Я часто вспоминал нашу давнишнюю встречу. Неужели это было десять лет тому назад, Диана? Вы все так же молоды. Говорят, вы владеете секретом вечной молодости. Клянусь честью - глядя на вас, я думаю, что это правда.
      - Никакого секрета нет, сир, - сказала она. - Если вы позвали меня для того, чтобы узнать его, я очень огорчусь, потому что вас ввели в заблуждение. Тут нет тайны. В противном случае я поделилась бы ею с вами.
      - Волшебство заключается в вашей красоте, прекрасная Диана. Ее-то я и прошу вас подарить мне.
      - Сир, при вашем дворе есть много красавиц, которые жаждут вашего внимания...
      - Чары Венеры меня не устроят. Я ищу целомудренную Диану.
      Нет, она совсем не изменилась, подумал Франциск. Десять лет тому назад она не была вдовой. Двадцатитрехлетняя красавица была женой исключительно богатого и уродливого человека. Позор! Отдать прелестную пятнадцатилетнюю девушку в жены пожилому вдовцу! Но Жан де Пуатье, отец трех дочерей, счел Великого сенешаля Нормандии подходящим супругом для юной Дианы. Она проявила покорность и родила старику, кажется, двух дочерей. В то время он, Франциск, интересовался ею. Тогда он проявлял интерес ко всем красивым женщинам его страны - графиням, женам великих сенешалей и простых виноделов. Он был готов пригласить их всех на свое ложе - и практически никто ему не отказывал. Но Диана отвергла короля Франции.
      Разглядывая спокойное лицо и чувствуя, что Диану встревожило то, что она сочла новой атакой на ее добродетель, он снова увидел перед собой испуганную женщину, стоящую перед ним на коленях и умоляющую его сохранить жизнь ее отцу. Старый дурак оказался замешанным в заговоре коннетабля Бурбона и ждал казни в темнице Лоша. Диана пришла к монарху, часто отзывавшемуся на мольбы красивых женщин. Она плакала, но не теряла рассудка. Он видел, что она понимает его шутливые намеки. Король увлекся просительницей. Он сказал, что она станет его хорошим другом, и он откликнется на ее просьбу, поскольку больше всего на свете любит помогать своим друзьям.
      Позже, когда жизнь старика была спасена, и Франциск ждал проявления благодарности, эти большие темные глаза изумленно округлились, нежные щечки заалели; Диана заплакала. Она заявила, что поступила глупо и не поняла короля. Не хочет ли он сказать, что обменял жизнь отца на добродетель дочери?
      Эти горькие слезы! Это почтительное презрение! Да, она была весьма умна. После красоты Франциск выше всего ценил в женщине ум. Что он мог поделать? Она одержала победу. Перехитрила его. Он отпустил ее.
      - Ваша красота обворожила меня, дорогая Диана, но вы оказались весьма хитры, - сказал он. - Возвращайтесь к мужу. Надеюсь, он ценит вас по достоинству.
      Он не затаил злобы - это было не в его натуре; он периодически видел ее, поскольку она состояла в свите королевы. Диана выглядела обворожительно в черно-белых траурных туалетах, которые она носила после смерти супруга.
      Но он не мог отказать себе в удовольствии подразнить ее! Пусть она думает о худшем - или о лучшем. Сатир - король Франции - овладевает добродетельной Дианой! И затем он внезапно откроет ей истинную причину их свидания. Она сделает вид, что испытала облегчение, хотя на самом деле рассердится.
      - Я думал о вас с того дня, когда вы отправились к отцу, чтобы сообщить ему о том, что его жизнь спасена. Помните?
      - Да, сир. Помню.
      - Какой счастливой вы ушли от меня! Вы поведали отцу, что оплатили его жизнь... фальшивой монетой?
      - Мой отец не понял бы меня, - ответила Диана. - Он отчасти потерял рассудок в темнице Лоша. Его окружали каменные стены; свет проникал в камеру лишь через окно для передачи пищи. И затем... почти на эшафоте... ему сказали, что казнь заменена пожизненным заключением. Я полагала, что вы прощаете его. Не поняла, что отца ждет тюрьма.
      - Мы оба не поняли друг друга: вы - меня, а я - вас, моя добродетельная Диана.
      - Там он состарился раньше срока, сир.
      - Предатели не должны жить, как верные мне люди, - сухо заметил Франциск. - Даже те предатели, у которых есть красивые дочери. Добродетель дочерей может плохо отразиться на предателях.
      Она молчала. Франциск знал, что Диана не на шутку испугалась.
      - Что сейчас с вашим отцом?
      - Там он состарился раньше срока сир.
      - Я рад. Я могу избавить вас от волнения. Я, правитель Франции, являюсь рабом красоты.
      - Ваша доброта известна всей Франции, сир.
      - Теперь мы понимаем друг друга. Я попрошу вас об одной услуге.
      Она отодвинулась от Франциска, но королю надоела игра. Он быстро добавил:
      - Я хочу поговорить с вами о герцоге Орлеанском.
      - О маленьком герцоге!
      - Он уже не маленький! Он скоро станет мужем. Что вы о нем думаете?
      - Не знаю, сир. Я видела его всего лишь раз или два.
      - Говорите смело. Скажите, что он - неотесанный, мрачный дикарь и больше похож на испанского крестьянина, чем на сына короля. Я не стану спорить.
      - По-моему, он - красивый юноша.
      Король засмеялся.
      - Неужели, Диана, ваши блестящие глаза могут только пленять, но ничего не видят? Я сказал вам - не выбирайте слова с такой осторожностью.
      Она улыбнулась.
      - Мне кажется, сир, он застенчив и неловок. Но он еще молод.
      - Вечное женское объяснение! Он еще молод! А раз так. Женщины испытывают к нему нежность. По годам он уже взрослый мужчина, однако я не вижу в нем мужских черт.
      - Я слышала, он часто оказывается первым на охоте.
      - Собаки тоже мчатся впереди! Я думал о воспитании сына и решил сделать вас его нянькой.
      - Сир!
      На лице короля появилась насмешливая улыбка.
      - Моя просьба не содержит в себе ничего, что способно оскорбить целомудренную Диану. Все очень просто: моя сестра и мадемуазель д'Эйлли считают, что мальчик заслуживает сочувствия, а не упреков. По их мнению, лишь мягкая женская рука поможет ему сбросить с себя уродливую испанскую кольчугу и надеть французский костюм. Я выбрал вас. Вы должны поспособствовать этим переменам. Ни моя сестра, ни мадемуазель д'Эйлли не знают пока о моем выборе. Вы достаточно умны, чтобы понять причину этого. Вы, Диана, - моя избранница.
      Он пожал плечами.
      - Мадемуазель д'Эйлли может заревновать, вы понимаете? Чувственная роза способна порой позавидовать благородной лилии. Венера может испытать зависть к Диане. Она знает, как загораются мои глаза при упоминании вашего имени, как восхищаюсь я вашей добродетельностью, хотя порой и сожалею о ней. Что касается моей сестры... Вы - убежденная католичка, а моя драгоценная Маргарита флиртует с новой верой. Я, ваш король, выбираю вас. Я выбираю вас за ваши добродетели, честность, достоинство и острый ум. За то, что вы - женщина, которой Франция вправе гордиться. Я назначаю вас воспитательницей моего сына. Я хочу, чтобы вы помогли ему обрести изящные манеры. Пусть в нем повторятся мои достоинства - если таковые, на ваш проницательный взгляд, существуют, - и пусть он избежит моих недостатков.
      Теперь Диана улыбалась.
      - Кажется, я поняла вас, сир. Я стану его другом. Бедный мальчик! Он нуждается в друзьях. Я сделаю из него джентльмена. Я польщена тем, что мой благородный король счел меня достойной такого задания. У меня нет сына. Я всегда мечтала о нем.
      - О, - воскликнул король, - мы мечтаем о сыновьях, не предполагая, что они могут оказаться такими, как Генрих Орлеанский. Я верю, что вы отлично справитесь с этим поручением.
      Беседа закончилась. Диана поклонилась и покинула короля, который после ее ухода продолжал думать о ней с легким сожалением.
      Молодой Генрих лежал в огороженном саду, наблюдая за облаками, бежавшими по летнему небу. Здесь он чувствовал себя в безопасности. Если он услышит чьи-то шаги, то успеет вскочить и умчаться. Он хотел быть один, он всегда желал этого.
      Он предпочел бы находиться не в Париже, а в Амбуазе. Он ненавидел Ле Турнель, старый дворец возле Бастилии - тюрьма напоминала ему о мрачных днях детства. Отец не хотел жить в слишком темном и старомодном Лувре, он собирался перестроить его. Франциск всегда вынашивал подобные планы. Он строил Фонтенбло. Это будет действительно красивый дворец. Отец постоянно обсуждал, что следует сделать, кому поручить работу. Он любил демонстрировать свой вкус, все восхищались Франциском, потому что он король.
      Генрих ненавидел своего сиятельного отца, это чувство с годами усиливалось, потому что Генриху всегда хотелось быть таким, как Франциск, король Франции.
      Как он говорил! Как ему на ум приходили все эти блестящие мысли? Как ему удавалось так много знать и при этом находить время для охоты, чтения книг, пения, общения с женщинами? Генрих не понимал этого. Он знал лишь, что этот необыкновенный человек был лжецом, обманщиком. Именно по вине отца на долю Генриха и его брата, дофина Франциска, выпали тяжкие испытания.