- Ты не священник, - гневно сказала я Джону Грегори.
      Он не ответил, а, развязав мне руки, подтолкнул к лестнице.
      Ричард Рэккел ждал, чтобы препроводить меня к лестнице. Я различала наверху лица смотрящих на нас людей.
      Кто-то окликнул нас по-испански, и Джон Грегори ответил на том же языке.
      Корабль накренился. Было непросто взобраться по этой лестнице. Я посмотрела вниз на темную воду и подумала о смерти. "Возможно, это было бы хорошим, - подумала я, - но не лучшим выходом. Я буду цепляться за жизнь". Мне в руки вложили веревку, и я начала подниматься. Когда меня вытянули на палубу, около меня я разглядела темные лица и услышала возбужденное бормотанье. Затем наступила тишина. Вперед выступила темная фигура. Раздался повелительный голос - возможно, приказ: двое схватили меня и потащили вперед. Человек, отдавший приказ, последовал за нами. Меня привели в каюту, где мрак разгонял тусклый свет горевшей свечи.
      Дверь закрылась, и я осталась одна. И даже сейчас я не знала, от поднявшейся ли температуры или от страха меня била дрожь. Невероятно, но еще вчера Хани и я спокойно строили планы о свадьбе Дженнет, а теперь все мы оказались пленницами на пиратском корабле.
      Они схватили нас - трех женщин - и у нас не было сомнений, для чего. Но почему только троих, и почему они не сожгли дом и не ограбили нас? Вероятно, они так и сделали. Возможно, они захватили нас первыми. Я боялась, что они убили Эдуарда. Не в первый раз побережье подвергалось набегу. То же самое Джейк Пенлайон и его люди вытворяли в других странах.
      Я никогда больше не вернусь в Девоншир. Мне следовало оставаться дома.
      Я видела свое будущее, которое, судя по всему, не судило мне ничего хорошего. Меня, которая так противилась замужеству с Джейком Пенлайоном, теперь используют для удовлетворения мужчин - любых мужчин, - долго находившихся вдали от дома и нуждающихся в развлечениях.
      Эта перспектива убивала меня. Не поступила бы я разумнее, отказавшись подняться по лестнице и выбрав смерть.
      Пол был застлан ковром. Я опустилась на него, так как ноги мои дрожали. Корабль покачивался на воде, и я лежала, наблюдая за движениями фонаря в такт с кораблем.
      Я думала о своей матери и о том, что она будет делать, когда узнает о моем похищении. Как она настрадалась! И теперь еще это. И не только со мной, но и с Хани. А она так нежно любит нас обеих.
      Я думала о Хани, красивой, благородной Хани, которая носила ребенка Эдуарда. И то, что она подвергалась сотням оскорблений, ранило меня так же глубоко, как и сознание собственной судьбы. Я буду бороться. Я буду драться и кричать. Если бы я только смогла найти нож, то защитила бы себя. Я, конечно, не устою против сильных мужчин, но сделаю так, что они никогда не будут чувствовать себя в безопасности около меня. Даже во сне они не будут уверены, что я не вонжу им в грудь нож или не брошу яд в их эль или питье.
      Меня поддерживали мысли о том, что я сделаю.
      Дикой кошкой меня прозвал Джейк Пенлайон. Они узнают, что дикие кошки опасны.
      Покачивания судна изменились. Я поняла, что мы подняли якорь и выходим из гавани.
      Дверь каюты открылась, и втолкнули Хани. Она, тоже в одной ночной рубашке, стояла, вцепившись в нее. Я увидела, что ее рубашка спереди порвана.
      "Уже", - подумала я.
      Дверь за ней закрылась, я вскочила, мы бросились друг к другу и стояли, крепко обнявшись.
      - О, Хани, Хани, - плакала я. - Что они сделали с тобой?
      - Ничего, - произнесла она. - Один человек... - Она вздрогнула. - Провел меня в такое же место и сорвал рубашку с моих плеч. И тут он увидел "Агнца Божьего". Я всегда ношу его на шее. Он отпрянул, как будто испугавшись, и меня отвели сюда.
      - Хани, - сказала я, - это ужасно. Это не может быть правдой.
      Она не ответила.
      Она была спокойна, но вдруг закрыла лицо руками. Это был жест отчаяния.
      Я нежно прикоснулась к ее руке.
      - Эдуард пытался остановить их, - сказала я. - Где были остальные домочадцы? Не предатели же они, как Джон Грегори и Ричард Рэккел? Что нам делать, Хани? Что мы можем сделать? Они привели нас сюда, чтобы мы сопровождали их в море. Кроме того, они действовали сообща. Нас увели насильно. Они будут пользоваться нами.., пока мы не надоедим им. Затем, скорее всего, нас вышвырнут за борт. Может, будет лучше обмануть их, бросившись первыми?
      Она не ответила, а только глядела вперед. Я знала, что сейчас она снова видела Эдуарда лежащим в луже крови на мощеном дворе.
      Я продолжала, потому что должна была выговориться:
      - Возможно, именно теперь Дженнет вынуждают покориться.., кто знает, чему?
      Я могла представить Дженнет - большие глаза, смотрящие с ожиданием. Возможно, он делает набеги на чужие порты и захватывает женщин, как захватили нас.
      О, почему он появился так рано? Почему он всегда присутствовал, чтобы досаждать мне, когда я не хотела его видеть? И так далеко сейчас, когда он нужен?
      - Хани, - просила я, - ответь мне, Хани.
      - Они убили Эдуарда. Эдуард пытался спасти меня, и они убили его. Я уверена.
      - Может быть, он не умер. Может быть, он следует за нами. Они поднимут тревогу. Они будут искать нас. Нас спасут. Если Джейк Пенлайон вернется...
      - Он ушел в долгое плаванье. Пройдут месяцы, прежде чем он вернется.
      - Мы можем встретить его в море. - Я снова видела его берущим испанский галион на абордаж, глаза его сияли. Он убил бы на месте каждого, прикоснувшегося ко мне.
      - Никто не проходил к тебе, Кэтрин? - спросила она.
      - Нет. Меня оставили здесь.
      - Они ждут, пока Англия не скроется из виду.
      - И затем, ты думаешь?
      - Откуда мне знать. Я спаслась, потому что католичка. Ты должна притвориться, что исповедуешь эту же веру, Кэтрин. Случится несчастье, если ты не сделаешь этого.
      - Я не буду притворяться.
      - Будь разумной.
      - Я чувствую, что теряю рассудок. Я схожу с ума.
      - Это обычная вещь. Ты должна понять это. Пиратство становится все более и более обыденным. Сокровища и женщины. Вот что ищут мужчины на море.
      - Мы должны подумать, что нам делать.
      - Я спаслась, и ты должна спастись. Этот человек напал на меня, когда я молилась Божьей матери, и он испугался. Джон Грегори как раз проходил мимо и вынужден был сказать, что у меня будет ребенок - ребенок-католик, - и он отстал. И Джон Грегори привел меня сюда. Я верю, он будет нам другом.
      - Другом.., который нас предал!
      - Он предал, да, но я верю, что ему было нелегко сделать это.
      - Нелегко. Он лгун!
      - Попридержи язык, Кэтрин. Помни, нам нужны любые друзья, которых мы сможем найти. Я беспокоюсь о тебе. Я думаю, ты предназначена кому-то.., возможно, капитану. Тебя забрали от нас и привели сюда. Если это так, то постарайся поговорить с ним. Возможно, он знает наш язык. Попроси его не поступать опрометчиво. Скажи ему, что любой вред, причиненный тебе, будет отомщен.
      - Это может подтолкнуть его.
      - Скажи, что ты перейдешь в католичество, и это будет твоей платой.
      - Конечно, - сказала я, - предать мои убеждения, встать на колени и умолять этих собак относиться к нам с уважением. Это не поможет, я уверяю тебя, Хани. Если ты предложишь мне повесить на шею "Агнца Божьего", я не возьму его. Если бы я только могла получить оружие! Если я не найду нож, я, по крайней мере, воспользуюсь огнем.
      - Это будет бесполезно. - Она уставилась во мрак. Выражение отчаянья было на ее лице, и я чувствовала, что она думает об Эдуарде.
      ***
      Я не знала, как долго мы лежали в этой каюте. Кажется, я спала, обессилев от тревог. Я проснулась, не понимая, где нахожусь. Покачивание судна и скрип балок быстро заставили меня вспомнить все.
      Я с трудом различила фигуру Хани возле меня. Рожок фонаря покачивался из стороны в сторону, свет его был слабым. И ужас нашего положения снова навалился на меня.
      Я знала, что Хани проснулась, но мы лежали в молчании. Мы не могли ничем утешить друг друга.
      Кажется, было утро. Как мы могли знать это? Нам не по чему было определить время. Язык был сухим, а губы запеклись. Возможно, я и была голодна, но мысли о еде вызывали отвращение.
      Мы пролежали, вероятно, час или более, когда дверь, наконец, открылась.
      В ужасе мы вскочили. Это был человек, который нес миски с чем-то похожим на суп.
      Он произнес: "Olba podrida!" - и указал на миски. Я хотела схватить их и бросить ему в лицо, но Хани сказала:
      - Поешь! Мы почувствуем себя лучше, когда поедим. И сможем вынести то, что нам еще предстоит.
      Я знала, что она думала о своем неродившемся ребенке.
      Мы взяли миски. Пища пахла приятно. Человек поклонился и вышел. Хани уже принялась за еду. Ее аппетит усилился с тех пор, как она забеременела. Она привыкла говорить, что это голодный ребенок требует питания.
      Я тоже попробовала еду. Она была острой и теплой и понравилась мне.
      Мы поставили миски на пол и с тревогой стали ждать. Прошло немного времени, когда появился другой посетитель. Это был человек, которого, как я слышала, называли капитаном.
      Он вошел в комнату и остановился у дверей, разглядывая нас. В нем чувствовались благородство и учтивость, что внушило мне оптимизм.
      На плохом английском он произнес:
      - Я капитан судна. Я пришел поговорить с вами. Я ответила:
      - Лучше скажите, что все это значит.
      - Вы на борту моего судна. Я взял вас в плаванье.
      - Для чего? - спросила я.
      - Этой вы поймете позже.
      - Вы похитили нас из дома! - закричала я. - Мы благородные женщины, не привыкшие к грубому обращению. Мы...
      Хани положила руку на мою, удерживая меня. Капитан заметил это и одобрительно кивнул.
      - Незачем протестовать против того, что сделано, - сказал он.
      - Однако я протестую. Вы совершили безнравственный поступок.
      - Я пришел не для того, чтобы говорить о таких вещах и попусту тратить время. Я пришел сказать вам, что я повинуюсь приказам.
      - Чьим приказам?
      - Одного из тех, кто командует мной.
      - Кто, умоляю?
      Хани снова удержала меня.
      - Не торопись, Кэтрин, - сказала она.
      - Вы умны, - сказал капитан. - Мне жаль, что вас захватили. Этого не должно было случиться. - Он прямо посмотрел на Хани. - Ошибка, понимаете?
      - Если вы объясните, что все это значит, мы будем вам благодарны, сказала Хани смиренно.
      - Я могу заверить вас, что если вы будете вести себя осмотрительно, с вами на корабле ничего дурного не случится. Здесь находятся матросы, которые в море уже много месяцев.., вы понимаете. Они могут быть грубы. Поэтому вы должны быть осторожны. Я не хотел бы, чтобы вас подвергли оскорблениям на моем корабле. Это против моих желаний и желаний тех, кто командует мной.
      - С нами были схвачены и другие - Дженнет, моя служанка. Что с ней? спросила, я.
      - Я выясню, - пообещал он мне. - Я сделаю все, чтобы обеспечить вам удобства.., всем вам.
      Я с интересом взглянула на него. Он продолжал смотреть на Хани известным мне взглядом. С волосами, рассыпанными по плечам, она была само очарование. Она выглядела необычайно беззащитной, и все мужчины всегда испытывали желание охранять ее. Мне кажется, это касалось даже испанских капитанов пиратских кораблей.
      - Вам неудобно здесь, - сказал он. - Мы продолжим разговор в более подходящих условиях. Пойдемте со мной и поедим. Мне кажется, вы съели совсем немного.
      Хани и я обменялись взглядами. Манера, в которой капитан разговаривал с нами, немного успокоила меня. Он не был грубым матросом, обращался с нами, как будто мы были гостями на его корабле, что вселяло надежды.
      Запах топленого сала и стряпни распространялся по коридору. Галион кренился так, что нам приходилось цепляться за перила, которые тянулись от одного конца коридора в другой. Спотыкаясь, мы шли за капитаном. Он открыл дверь и посторонился, пропуская нас вперед.
      Это была его каюта. Она оказалась довольно просторной, с обшитыми панелями переборками и походила на маленькую комнатку. Везде находились книги и инструменты. Основное место занимал длинный привинченный к полу стол. Я заметила также стоявшую на лафете пушку, смотрящую в амбразуру. Одна из панелей была украшена гобеленом, изображавшим сдачу Гранады королеве Изабелле и королю Фердинанду.
      Я поразилась, увидев, что на корабле могло быть столько удобств.
      - Прошу садиться, - сказал капитан, придерживая кресла. - Я позабочусь о еде.
      Мы сели, босоногий матрос вошел и накрыл на стол. Вскоре принесли дымящиеся тарелки с чем-то, похожим на бобы с соленым мясом.
      - Возможно, вы и не проголодались, но неплохо перекусить еще, - сказал он.
      - Не можете ли вы сказать мне, почему убили моего мужа? - спросила Хани.
      - Не могу. Я не покидал корабля.
      - Знаете ли вы других похитителей?
      - Это было целью нашей миссии.
      - Грабить наше побережье, чтобы захватить женщин... - начала я.
      - Нет, - возразил капитан. - Взять вас. Вы все поймете в свое время.
      Затем Хани мягко сказала:
      - А вы тоже должны понять, что мы сбиты с толку. Мы хотим знать, что все это значит. Мы боимся, что вы доставили нас сюда, чтобы...
      Он вежливо улыбнулся ей:
      - С вами ничего плохого не случится на моем корабле, если вы будете подчиняться моим приказам. Я приказал команде не трогать вас. - Он смотрел на меня, затем повернулся к Хани:
      - Я прикажу, чтобы вы тоже были неприкосновенны.
      - Она уже подвергалась домогательствам.
      - Я обещаю...
      Хани потрогала "Агнца Божьего".
      - Это спасло меня, - сказала она. - Это и Джон Грегори.
      - Любой человек, который отважится тронуть вас, заплатит за это своей жизнью, - пообещал капитан.
      - Тогда я хочу знать, для чего нас привели сюда, - сказала я.
      - Это вы узнаете позже.
      - Вы оторвали нас от дома... - начала я, но Хани снова удержала меня.
      - Ради Бога, Кэтрин. Дай нам хоть немного разобраться. Капитан стремится помочь нам. - Беременность сделала Хани спокойной, что при данных обстоятельствах казалось неестественным. Она думала о своем ребенке и пыталась выиграть время.
      Он печально улыбнулся ей:
      - Я обязан следить, чтобы с вами ничего плохого не случилось, и я выполню свой долг. Вы никогда не должны гулять без сопровождения. Грегори будет с вами. Не выходите на палубу без него! Люди будут предупреждены, но невозможно постоянно следить за ними. И хотя они знают, что рискуют своими жизнями, среди них могут оказаться достаточно горячие головы, чтобы выразить свое отношение к вам.
      - Куда мы плывем?
      - Я не имею права говорить об этом. Путешествие не будет долгим. Вы все поймете, когда мы прибудем на место, и узнаете о цели вашего плавания. Если вы разумны, то забудете, что случилось, и смиритесь. Что касается этого корабля, я предлагаю свою защиту и любые удобства, какие только смогу вам предоставить. Корабль похож на крепость, как говорят некоторые, плавающую крепость. Но это далеко не так, как вы понимаете. Мы в море. И жизнь в море не похожа на жизнь на земле. Мы не можем позволить себе роскошь. Однако хочу, чтобы у вас были все удобства, которые я могу дать. Одежда, например. Вы плохо подготовлены для плавания. Я постараюсь найти для вас ткани, и, возможно, вам удастся сшить одежду. Вы будете есть в этой каюте. Иногда со мной, иногда одни. Мой совет смириться с тем, что случилось, смириться со спокойствием и пониманием, что на этом корабле, если вы последуете моим советам, ничего дурного с вами не случится.
      Он положил на свою тарелку мясо и бобы. Как и Хани, я только притронулась к еде.
      Я отказывалась верить, что это действительно произошло со мной. "Скоро настанет пробуждение, - обещала я себе, - испанский галион превратится во "Вздыбленного льва", а капитан - в Джейка Пенлайона. И это будет совершенно иной сон, который уже снился мне, об этой властной натуре".
      Но этот сон, этот ночной кошмар повторялся и повторялся, в то время как реальность постепенно увядала.
      ***
      Скоро Хани почувствовала себя плохо. Это было неудивительно. Мы не привыкли к качке корабля, измучились душой и телом, ничего не понимали и разуверились в будущем. Кроме того, Хани была беременна.
      Я ухаживала за ней. Это было хорошо, потому что помогало забыться. Но я боялась, что она умрет.
      Джон Грегори был всегда рядом. Как я ненавидела этого человека, кто хитростью вошел в наш дом под видом священника, кто привел к нам врагов. Шпион! Изменник! Что может быть хуже? Сейчас же он был нашим защитником. Я не могла заставить себя смотреть на него без презрения. Но он был полезен.
      - Боюсь, вы убьете мою сестру, - сказала я ему. - Вы знаете о состоянии ее здоровья. Этот удар оказался более тяжелым для нее, чем можно было ожидать. Хотелось бы верить, что те, кто дружески относился к нам, не предадут, но я ошиблась. Мы окружены лжецами и изменниками. - Когда я говорила с ним, он стоял предо мною с потупленным взором. В каждом его жесте сквозило раскаянье. Хани все время пыталась остановить меня, но я не могла удержаться. Выговорившись, я почувствовала облегчение.
      На второй день, когда Хани стало хуже и возникли опасения за ее жизнь, я сказала Джону Грегори:
      - Мне нужна служанка. Она поможет ухаживать за сестрой.
      Он ответил, что переговорит с капитаном, и очень скоро Дженнет присоединилась к нам.
      Она почти не изменилась. "Возможно ли, - спрашивала я себя, - смириться так быстро?"
      Она была в старом платье, которое схватила до того, как ее похитили, и уже приобрела полную безмятежность, которая всегда отличала ее.
      Лицо Дженнет вызвало у меня раздражение, хотя я почувствовала облегчение, увидев ее живой и здоровой. Она выглядела так, будто была довольна своей судьбой. Как она могла вести себя так? И что случилось с ней?
      - Мистрис очень больна, - сказала я ей, - ты должна помочь, Дженнет.
      - О, бедная леди! - воскликнула она. - И в ее положении..
      Беременность Хани стала теперь заметна. Я с тревогой думала о ребенке и горячо желала, чтобы мы вернулись домой к матери через день после того, как приплывет Джейк Пенлайон.
      Хани казалась успокоенной, так как мы соединились, да и Дженнет, несомненно, оказалась хорошей нянькой. Мы начали привыкать к корабельной качке и запаху пищи. Хани много спала в эти первые дни, что было ей полезно. А Дженнет и я беседовали, когда ухаживали за ней.
      Я знала, что Дженнет приглянулась одному из тех людей, которые участвовали в налете. Сильный и гибкий, он столкнулся с Дженнет, когда она шла ко мне в комнату, схватил ее и заговорил с ней, но она не поняла ни слова. Тогда он поднял ее и понес на руках, как охапку сена.
      Дженнет хихикала, и я знала, что последовало за этим на корабле.
      - Только с ним... - рассказала Дженнет. - Другие тоже хотели меня, но он достал нож. И хотя я не могла разобрать, слов, но, очевидно, он сказал им, что я принадлежу ему и он пустит его в ход против любого, кто тронет меня.
      Она потупила глаза и покраснела. Меня поразило, что она такая распущенная, - было ясно, что она вполне довольна своим положением - не притворялась, потому что для притворства была слишком простодушной.
      - Я думаю, что он хороший человек, госпожа, - пробормотала она.
      - Он был у тебя не первым, - сказала я. Она еще больше покраснела:
      - Вообще-то, госпожа, я бы сказала "да".
      - И не только сказала, но и сделала, - заметила я. - А как с Ричардом Рэккелом, за которого ты собиралась выйти замуж?
      - Он был только наполовину мужчиной, - произнесла она презрительно.
      Дженнет, несомненно, была вполне довольна своим новым защитником.
      Она много говорила о нем, пока мы сидели, присматривая за Хани. Я забывала о том, что случилось с нами, слушая ее.
      По правде говоря, она не горела желанием выйти замуж за Ричарда Рэккела. Но ведь было хорошо для девушки выйти замуж, а уж если она согрешила, то этого могло принести свои плоды.
      - А что если будут последствия? - спросила я. Она благочестиво ответила, что все находится в руках Божьих.
      - Вернее, в твоих или твоего любовника-пирата, - напомнила я ей.
      Я была рада видеть ее рядом с собой. Я сказала, что мы должны держаться вместе, все трое, и она станет помогать ухаживать за Хани, потому что та нуждается в этом.
      Она оставалась с нами в течение этих нелегких дней, а по ночам ускользала к любовнику.
      ***
      Странно, как быстро можно привыкнуть к новой жизни. Мы были в море только три дня, а я, просыпаясь, больше не чувствовала недоверчивого страха. Я привыкла к скрипу балок, покачиванию корабля, звуку чужих голосов, тошнотворному запаху, который, казалось, всегда шел из камбуза.
      Хани начала поправляться. Она страдала от морской болезни больше, чем от любого другого ужасного недуга. К ней начал возвращаться прежний цвет лица, и она стала больше похожа на себя.
      Когда Хани смогла вставать, мы пошли в каюту капитана и поели там. Мы не видели его несколько дней. Эта каюта, странно элегантная среди других, с ее панелями на стенах и гобеленами, стала нам родной. Дженнет ела с нами, а обслуживал нас личный слуга капитана, темнокожий и суровый. За все время он не произнес ни слова.
      После еды, которая состояла главным образом из сухарей, соленого мяса и дешевого сорта вина, мы возвращались в наши спальни и здесь предавались размышлениям о том, что могло означать это путешествие.
      Джон Грегори принес нам немного материи - два или три свертка - так что мы могли сами шить себе платья. Это было прекрасным занятием, так как мы воодушевленно обсуждали будущие фасоны наших нарядов.
      Дженнет и Хани умело обращались с иголками, и мы засели за работу.
      Хани обычно много говорила о ребенке, рождение которого ожидалось через пять месяцев. Сейчас все было совершенно по-другому. Она хотела рожать либо в Труинде, либо в Калпертоне в Суррее, или, возможно, как хотела моя мать, уехать для этого в Аббатство. Но все изменилось. Где сейчас родится ребенок? В дальних морях или в каком-то другом неизвестном месте, куда мы держим путь?
      - Эдуард и я ждали этого ребенка, - сказала Хани. - Мы говорили, что нам безразлично, кто это будет, - девочка или мальчик. Он был такой хороший и добрый, что стал бы любящим отцом, а теперь... Я думаю о нем, Кэтрин, лежа здесь. Я не могу забыть его.
      Я успокаивала Хани, но как я могла заставить ее не горевать об Эдуарде?
      Что до меня, то я не думала о нашей жизни. Она была слишком не правдоподобной. Если бы с нами грубо обошлись матросы, то, по крайней мере, мы могли бы понять, для чего нас захватили в плен. Но этого не было. Похитители защищали нас и обращались с нами учтиво.
      - Ничего не понимаю, - сказала я Хани.
      Платья мы сшили быстро. Они были далеко не элегантными, но вполне удовлетворили нас. Иногда нам разрешали прогуляться по палубе. Я никогда не забуду своего первого выхода на палубу, расположенную высоко над водой. Я была удивлена богатыми украшениями и высоко расположенным баком. Держаться за перила и смотреть на далекий горизонт, скользить глазами по этой огромной серо-голубой дуге - все это приводило меня в волнение, которое я не могла подавить в себе, несмотря на неволю и негодование по поводу причин, которые привели нас сюда.
      И когда я стояла, с напряжением вглядываясь в синеву, я всегда искала корабль на горизонте. Я говорила себе: "Он придет. Он будет искать меня". И я радовалась, потому что верила, - этот момент наступит.
      Стоило только закрыть глаза, как он появлялся. Он крикнет нашему капитану: "Испанская собака!" - и возьмет корабль на абордаж, несмотря на высокие палубы и крепкие ограждения, протянувшиеся между бортами и центральным проходом, соединяющим бак с ютом. Я смотрела на огромное орудие, которое невозможно было не заметить. Я знала, такие орудия легко могут отправить корабль на дно океана. Но только не "Вздыбленного льва".
      "Он придет, - говорила я себе. - Прежде чем мы достигнем нашей неизвестной пристани, он придет".
      ***
      Через несколько дней после того, как нас взяли в плен, я увидела на горизонте корабль. Мое сердце подпрыгнуло от радости, что случалось довольно редко.
      Хани стояла возле меня.
      - Смотри, - закричала я, - корабль! Это "Вздыбленный лев"!
      На палубе царила суматоха. Воздух наполнил шум голосов. Корабль заметили.
      Это был "Лев". Я была уверена.
      - Ingles, - уловила я брошенное кем-то слово.
      - Он пришел, - шепнула Хани. - Я знала, что он придет.
      Мы стояли, вцепившись в перила. Корабль увеличился в размерах, но оставался далеко от нас.
      - Он должен был вернуться, - сказала я. - Он вернулся раньше, чем рассчитывал. Он сразу узнал, что произошло, и отправился на поиски.
      - Ты уверена в этом? - спросила Хани.
      - Не это ли он хотел сделать? Не думаешь ли ты, что он позволит меня увезти? Капитан стоял возле нас.
      - Вы видите английский корабль, - сказал он спокойно.
      Я торжествующе повернулась к нему:
      - Он идет к нам.
      - Думаю, нет, - сказал он. - Это всего-навсего каравелла. Она еле ковыляет. Без сомнений, направляется в гавань.
      - Это "Вздыбленный лев"! - закричала я.
      - Этот корабль? Я знаю его. Нет, это не "Вздыбленный лев", а всего-навсего небольшая каравелла.
      Разочарование было горьким. Мое горло сжалось, и я почувствовала сильную ненависть к капитану и к тем предателям, которые привели пиратов к нам.
      - Она не посмеет приблизиться к нам, - продолжал капитан. - Мы уничтожим ее. Она уберется так быстро, как только сможет, и когда ее команда развяжет языки в одной из английских гаваней, то последуют байки о том, как они ускользнули от грозного галиона.
      - Не всегда бывает так, - возразила я.
      - Нет, - ответил капитан, сделав вид, что не понимает. - Они обычно убегают от нас. Но сейчас у нас на борту особый груз, и я не хочу рисковать им.
      Он посмотрел на Хани и осведомился о ее самочувствии.
      Она ответила, что чувствует себя намного лучше, и он выразил свое удовлетворение по этому поводу. Они вели себя так, будто он был дружелюбным и заботливым соседом, а не капитаном пиратского корабля, который помимо нашей воли уносил нас от родных берегов.
      Он поклонился и оставил нас одних. Когда он ушел, Хани сказала мне:
      - Неужели ты действительно думаешь, что это был "Вздыбленный лев"?
      - Да! Это был он!
      - Еще так недавно ты говорила, что отдашь все, чтобы убежать от Джейка Пенлайона.
      - Я отдала бы все, чтобы убежать от этих негодяев, которые захватили нас.
      - Перестань думать о Джейке Пенлайоне, - произнесла она. - Он умер для тебя.
      Я закрыла лицо руками, потому что я не могла видеть Хани.
      Но именно она позже успокоила меня.
      ***
      Капитан на самом деле был истинным джентльменом. Когда мы обедали вместе, он беседовал с нами, расспрашивая об Англии. Он вполне тактично поведал нам о своей непричастности к набегу на Труинд. Он только выполнял приказы. Ему следовало привести корабль к побережью Девоншира, где он должен был принять женщину и доставить ее в указанное место. Он только выполнял свой долг и не участвовал в самом похищении. Да и, во всяком случае, трудно было представить, чтобы он делал что-нибудь в этом роде.
      Узнав об этом, мы стали относиться к нему со всем дружелюбием.
      К Хани он питал особо сильную привязанность. Я думаю, что он влюбился в нее.
      С тех пор как он узнал, что она беременна, он постоянно беспокоился о том, чтобы она была окружена заботой.
      Однажды она спросила его, не знает ли он, жив ли ее муж, хотя, как ей казалось, шансов на это не было. Он ответил, что не знает, но расспросит тех, кто был в доме во время налета.
      Несколько дней спустя он сказал ей:
      - Ваш муж, скорее всего, не смог спастись.
      Хани кивнула тихо, безнадежно. Меня же обуревали иные чувства. Я жаждала мести. Этот добрый хороший человек умерщвлен разбойниками и пиратами!
      Хани взяла мою руку. Она напомнила мне, чем мы обязаны капитану. Мы находились под его защитой и могли только гадать, что случилось бы с нами без него.
      Я вспомнила все и успокоилась. Но в моем сердце поселилась смертельная печаль, и я от всей души жалела Эдуарда.
      ***
      Затем мы попали в шторм. Я уверена, что мы никогда не были так близки к смерти, как сейчас, в этом разбушевавшемся море. Наш галион был громадным кораблем и обладал прекрасными мореходными качествами. Он гордо и достойно разрезал воды. Но даже он содрогался от яростных атак бешеных волн.
      Весь день ветер гнал белые барашки волн. Мы слышали взволнованные голоса матросов, опускающих паруса и задраивающих амбразуры и люки.
      Капитан велел нам пойти в его каюту и оставаться там. Качаясь, мы спустились вниз. Было трудно удержаться на ногах, а скамейки, на которых мы обычно сидели, кидало от одного борта к другому.
      Дженнет вцепилась в меня. Ее любовник занимался делом. У него не было времени заботиться о ней.
      Она была напугана.
      - Мы погибнем, госпожа? - спросила она.
      - Я не сомневаюсь, что капитан спасет корабль и нас, - успокоила ее Хани.
      - Умереть.., без отпущения грехов, - причитала Дженнет. - Это ужасно...
      - Не думаю, что у тебя много грехов, Дженнет, - вмешалась я.
      - Но они есть, госпожа. И они страшные.
      - Чепуха, - возразила я. - Думаю, мы выпутаемся.
      - Капитан велел нам оставаться здесь, - сказала Хани.
      - Мы умрем, как крысы в западне.
      - Что же нам остается делать? - настаивала Хани.
      - Что-то надо предпринимать. Пойду посмотрю.
      - Останься, - попросила Хани.
      Я посмотрела на нее. Теперь было совершенно ясно, что она беременна. Затем я взглянула на Дженнет, напуганную тем, что умрет без отпущения грехов, и властно приказала:
      - Оставайся здесь, Хани, с Дженнет. Позаботься о госпоже, - добавила я, обращаясь к Дженнет.
      Они уставились на меня с удивлением, но я не могла сидеть сложа руки в ожидании смерти.
      Меня кидало из стороны в сторону, пока я пробиралась по палубе.