- Фанатики могут менять веру, но мы, дорогая жена, и подобные нам не относимся к их числу. Мы сходны в том, что оба любим жизнь. Хотим наслаждаться ею; вера способна помешать этому. Поэтому она не слишком важна для нас. Ты - католичка; я - гугенот. Ну и что? Ты знаешь, чего ты хочешь от жизни, и получаешь это. Я - такой же, как ты. Вера для нас - не главное в этой жизни, Маргарита. Кое-что отделено от нее.
      - Я никогда не слышала подобного суждения! - заявила Марго. - Так считают все гугеноты?
      Он засмеялся.
      - Тебе известно, что это не так. Они более фанатичны, чем католики, если это возможно. Это только мое личное суждение... и, возможно, твое.
      - Но я думала, что ты... как сын твоей матери...
      - Во мне соединено много людей, Марго. С королем я - один человек, с твоей матерью - другой, с господином де Гизом - третий. И я готов быть четвертым с тобой, моя добрая жена. Понимаешь, в детстве у меня было восемь кормилиц, я питался молоком восьми разных женщин. В этом теле, которое, увы! - не нравится тебе, находятся восемь разных мужчин. Я сочувствую тебе в том, что я не так высок и красив, как господин де Гиз.
      - А я сожалею, что у меня нет голубых глаз и золотистых волос мадам де Сов.
      - Верно, у тебя черные волосы, - с насмешливым сожалением сказал он и лукаво добавил: - Однако они не так уж плохи. Но мы отклонились от темы нашей беседы. - Я предпочел бы говорить не о любви, а о дружбе.
      - Ты считаешь, что поскольку я не могу любить тебя как мужа, я должна видеть в тебе просто друга?
      - Я убежден, что для нас было бы безумием бороться друг с другом. Я король Наварры; ты - королева. Ты, как хорошая жена, должна блюсти мои интересы; будучи умной супругой, ты будешь делать это, дорогая Марго, поскольку с сегодняшнего дня мои интересы стали твоими.
      - Интересы?
      - О, послушай! Тебе известно, что мы живем в паутине интриг. Зачем, по-твоему, твои братья и мать вызвали меня сюда?
      - Чтобы ты мог жениться на мне.
      - А зачем им понадобился этот брак?
      - Ты знаешь это... чтобы объединить гугенотов и католиков.
      - Это единственная причина?
      - Я не знаю другой.
      - А если бы знала, поделилась бы ею со мной?
      - Это зависит от обстоятельств.
      - Да. От того, выгодно ли тебе оказать мне это. Но теперь у нас появились общие интересы, моя королева. Если я потеряю мое королевство, с тобой произойдет то же самое.
      - Верно.
      - Значит, ты поможешь мне сохранить то, что принадлежит нам обоим?
      - Вероятно, да.
      - Ты убедишься в том, что я - весьма покладистый супруг. Разумеется, нам необходимо провести эту ночь вместе - этого требует этикет вашего королевского дома. Иначе, несмотря на всю мою терпимость, мне придется покинуть тебя. Но эта ночь будет единственной в нашем браке. Ты меня понимаешь?
      - Ты хочешь оказать, что не будешь вмешиваться в мою жизнь, а я не должна вмешиваться в твою? Это звучит разумно.
      - Если бы все люди были столь разумны, - со смешком сказал король Наварры, - на свете было бы гораздо больше счастливых браков. Я не стану препятствовать твоей дружбе с господином де Гизом, но ты, восхищаясь его красотой, очаровательными манерами, элегантностью, будешь помнить, что этот джентльмен, являясь другом принцессы Маргариты, может оказаться врагом королевы Наваррской.
      - У мадам де Сов прекрасные глаза, - холодным тоном отозвалась Марго, - у нее отличные золотистые волосы; но известно ли тебе, что она - главная и самая искусная шпионка моей матери?
      Он взял руку Марго и пожал ее.
      - Я вижу, что мы понимаем друг друга, моя дорогая жена.
      Свечи оплывали; Марго пробормотала:
      - Это - большое утешение.
      - Возможны и другие утешения, - отозвался он.
      Она помолчала; Генрих склонился над Марго и поцеловал ее.
      - Я бы этого не хотела, - сказала она.
      - Поверь мне, это всего лишь требование этикета.
      Марго засмеялась.
      - Несколько свечей уже погасли, - заметила она. - В полумраке ты выглядишь иначе.
      - Ты тоже, любовь моя.
      Они помолчали, потом Генрих приблизился к девушке.
      - Если я соглашусь, то лишь потому, что мы - король и королева и этикет налагает на нас определенные обязательства, - сказала Марго.
      - Что касается меня, - отведал Генрих, - то я считаю невежливым, лежа в постели с дамой, сопротивляться... требованиям галантности. Ты меня понимаешь?
      Она отодвинулась от него, но он крепко обнял ее.
      - Галантность Беарна и французский этикет... вместе они неотразимы, любовь моя, - прошептал Генрих.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      В Лувре продолжались балы и маскарады. За его стенами простые люди собирались в группы. Они смотрели на освещенные окна и говорили: "Что это значит? Гугеноты и католики танцуют вместе; они поют; смотрят одни и те же турниры. Они празднуют вместе... Что это значит?"
      Стояли жаркие дни; ветер стих. С наступлением темноты на небе появлялись яркие звезды; всю ночь над городом разносились звуки празднества. Люди танцевали на улицах; устав, они ложились на мостовую, поскольку Париж не располагал кровом для всех гостей. Несмотря на всеобщее веселье, каждый человек ощущал фальшь и некоторую нереальность происходящего.
      Меньше всех беспокоилась молодая жена. Она танцевала неистово, казалась более очаровательной и соблазнительной, чем обычно; Марго наслаждалась своей ролью, она была слишком поглощена личными делами, чтобы замечать что-либо вокруг себя.
      Она была самой очаровательной танцовщицей в балете, придуманном Генрихом де Гизом и его двумя братьями и сестрой для развлечения двора. Они назвали его "Тайной трех Миров"; это была блестящая аллегория, полная иронии и вызова их врагам Генрих Наваррский и другой Генрих, принц Конде, одетые в рыцарские доспехи, входили в рай и обнаруживали там прекрасных нимф - молодую жену Маргариту и Шалотту де Сов. Они танцевали под аплодисменты зрителей; балет этим не закончился - совершенно неожиданно появились король и его брат, герцог Анжуйский, одетые еще роскошнее, чем Наваррец и Конде. Между четырьмя рыцарями завязалась потешная битва Наваррец и Конде поняли, что должны проиграть ее, поскольку никто - даже в спектакле - не может одержать верх над королем Франции. Наваррец и Конде потеряли женщин; придворные в костюмах чертей принялись насмехаться над Генрихом Наваррским и Конде; занавес разошелся, за ним колыхал большой костер. Все поняли, что лидеры гугенотов изгнаны в ад.
      Католики хлопали неистово; король и герцог Анжуйский танцевали с дамами, в то время как "черти" неистово плясали вокруг растерянных Генриха Наваррского и Конде, подталкивая их к пламени.
      Смущенные гугеноты наблюдали за сценой молча. Только король Наварры явно получал удовольствие, распутничая в аду и пытаясь снова пробиться в рай. Ему почти удалось отбить мадам де Сов у герцога Анжуйского и утащить ее с собой в ад.
      Позже, танцуя с Генрихом де Гизом, Марго сказала ему:
      - Ты портишь праздник таким маскарадом.
      - Нет, - ответил Гиз, - все получили удовольствие.
      - Католики смеялись, но гугеноты были смущены.
      - Тогда, возможно, они изменят свое поведение, прежде чем на самом деле попадут в ад.
      - Я бы хотела, чтобы ты умерил свой фанатизм. Фанатизм - это глупость, безумие.
      Он пристально посмотрел на Марго.
      - Кто наставляет тебя?
      - Никто. К чьему голосу, по-твоему, я бы прислушалась? Меня тошнит от вражды между католиками и гугенотами.
      - Еще недавно ты была убежденной католичкой. Тебя изменил твой брак?
      - Я по-прежнему убежденная католичка; мой брак совсем не повлиял на меня.
      - Ты уверена в этом? Мне кажется, что ты смотришь на своего мужа без прежнего отвращения.
      - Какая была бы от этого польза, если я вышла за него замуж? Ты ревнуешь?
      - Безумно. Какие чувства, по-твоему, я испытывал в эти дни и ночи?
      - О! - вздохнула Марго. - Когда я видела тебя, я забывала обо всем.
      - Знаю.
      - Генрих, сделай кое-что для меня.
      - Я готов на все.
      - Тогда перестань дразнить гугенотов. Давай для разнообразия поживем в мире. В этой глупой "Тайне трех Миров" и другом спектакле, где ты заставил моего мужа, Конде, загримированного под турка, и моих братьев побить гугенотов в сражении, ты зашел слишком далеко. Все помнят о поражении, которое турки потерпели под Лепанто; гугеноты поняли, что их хотят оскорбить. Это безвкусно, грубо.
      - Брак смягчил твое отношение к гугенотам.
      - Гугеноты! Католики! Давай подумаем о чем-то другом. Кажется, ты не можешь это сделать. Даже сейчас, когда ты говоришь со мной о любви, твои мысли где-то далеко. Я знаю это. О чем ты думаешь? Что затеваешь?
      Она приблизилась к нему; заглянув в его сверкающие глаза, она вдруг увидела в них недоверие. Они были страстными любовниками, но, хотя он желал ее не меньше, чем она его, он не хотел делиться с ней своими секретами, потому что она была женой гугенота. Ни желание, ни страсть, ни любовь не могли заставить Генриха забыть о том, что гугеноты являлись его злейшими врагами.
      - Я думаю о тебе, - сказал де Гиз.
      Она презрительно рассмеялась. И все же он был очень красив; находясь возле Генриха, Марго снова поддавалась его обаянию; он не уступал в жизненной силе ее мужу, но как они отличались друг от друга! Де Гиз был красив, элегантен; его движения отличались изяществом, манеры утонченностью, поведение - галантностью. Могла ли она сравнить его со своим грубым мужем-провинциалом, пусть даже находчивым и забавным? Генрих де Гиз и Генрих Наваррский! Они разнились, как орел и ворона, лебедь и утка. Генрих де Гиз был серьезен; Генрих Наваррский - легкомыслен. Генрих де Гиз стремился к величию и почестям; Генрих Наваррский - к удовольствиям, которые приносили ему женщины.
      Я не могу винить себя за любовь к Генриху де Гизу, подумала Марго.
      - Я должна увидеться с тобой наедине, - сказала она.
      - Да, конечно, - ответил Генрих, но его взгляд уплыл, куда-то в сторону; она заметила, что он остановился на ком-то, стоявшем в толпе возле двери зала. Ее охватила ревность, быстро сменившаяся любопытством, потому что Генрих смотрел не на женщину, а на мужчину, в котором она узнала старого воспитателя герцога, Шануана де Вилльмура.
      Глаза Шануана встретились с глазами Гиза; мужчины обменялись взглядами, показавшимися Марго полными значения.
      - Ну, - спросила она, - когда?
      - Марго, - промолвил он, - мы увидимся позже. Я должен поговорить с тем пожилым человеком. Позже, моя дорогая...
      Она сердито посмотрела ему вслед; Генрих пошел через зал. Она увидела, как он остановился и сказал что-то пожилому мужчине; потом эти двое исчезли в толпе; но через несколько секунд Марго увидела старого воспитателя в одиночестве, он, похоже, немного поколебался и выскользнул из зала. Марго поискала глазами Генриха де Гиза, но не нашла его.
      Как он смеет! Он придумал предлог, чтобы оставить ее. Несомненно, у него свидание с женщиной. Она не потерпит этого. Осмотревшись по сторонам, она испытала легкое облегчение: Шарлотта де Сов оживленно болтала с Генрихом Наваррским.
      Покинув Лувр, Генрих де Гиз поспешил в дом Шануана де Вилльмура, стоявший на узкой улочке, что вела к Рю Бетизи, где находился дом Колиньи.
      Гиз вошел в дом, тихо закрыл за собой дверь и поднялся по деревянной лестнице.
      В комнате среди горящих свечей его ждали родственники; среди них были братья Генриха, герцог Майеннский и кардинал де Гиз, а также его дядя, герцог д'Омаль. Генрих заметил незнакомца - смуглолицего брюнета, вид которого свидетельствовал о том, что этот человек недавно проделал длительное путешествие.
      - Тосинджи только что прибыл, - сообщил герцог Майеннский, выталкивая вперед темноволосого мужчину.
      Тосинджи преклонил колено и поцеловал руку молодого герцога.
      - Добро пожаловать, - сказал Гиз. - Кто-нибудь видел, что вы приехали в Париж?
      - Нет. Я появился здесь в темноте, к тому же я изменил свой облик.
      - Вы знаете, что от вас ждут? - спросил Гиз.
      - Мы сказали ему, - вмешался кардинал, - что его жертва - важная персона.
      - Верно, - подтвердил де Гиз. - Скажу вам больше. Человек, которого вы должны убить, - Гаспар Колиньи. У вас хватит на это мужества?
      - У меня хватит мужества на любое дело, которое вы поручите мне.
      - Хорошо. Мы тщательно готовим ваше бегство.
      - Благодарю вас.
      - Стрелять вам придется не из этого дома. Рядом находится пустое здание. Стоя у окна, вы увидите Колиньи, когда он будет идти по улице в сторону Рю Бетизи. Важно, чтобы первый выстрел оказался точным.
      - Вам известна моя репутация.
      - В Париже нет лучшего снайпера, - сказал герцог Майеннский. - Мы полностью доверяем вам, Тосинджи.
      - Благодарю вас. Я проверю отсутствие посторонних в этом здании.
      - В конюшне Шануана вас будет ждать оседланная лошадь. Сразу после выстрела вы должны как можно скорее добрался до задней стороны здания, перелезть через невысокую ограду и попасть в конюшню. А теперь давайте пройдем в пустой дом. Убедимся в том, что все в порядке и ничто не помешает нашему успеху.
      Они спустились по деревянной лестнице и проникли в соседний дом.
      Заседание совета завершилось, и король пожелал сыграть в теннис.
      - Пойдемте со мной, отец, - сказал он Колиньи. - Проводите меня до корта, а затем отправляйтесь домой и отдохните; вы, похоже, устали. Гиз и Телиньи поиграют со мной, верно, друзья?
      Де Гиз и Телиньи охотно согласились сыграть с королем.
      Несколько джентльменов проводили их до кортов; понаблюдав немного за игрой, Колиньи выразил намерение вернуться к себе на Рю Бетизи. Около дюжины друзей адмирала последовали за ним.
      Гаспар смутно слышал разговор мужчин, шагавших позади него; у адмирала не было настроения беседовать; он думал о том, что король готов удовлетворить его просьбы, но многие советники были настроены против адмирала. Он вспомнил сценки, высмеивавшие гугенотов. Было ясно, что новое дружеское отношение к гугенотам, которое разыгрывали католики во время свадебных торжеств, было насквозь фальшивым.
      Он начал читать бумагу, которую держал в руке; Колиньи шел немного впереди своих друзей, полностью погрузившись в изучение документа. Один листок из пачки, которую он нес, упал на землю. Когда он нагнулся, чтобы подобрать его, пуля просвистела над головой адмирала. Колиньи повернулся и увидел в окне ближайшего дома фигуру человека. Адмирал указал на него друзьям; в это мгновение грянул второй выстрел; пуля оторвала Колиньи палец, задела руку и застряла в плече.
      - Этот дом. Из этого окна, - крикнул адмирал.
      Несколько его друзей бросились к дому; другие столпились вокруг Колиньи. Рукав камзола стал мокрым; от потери крови у Колиньи закружилась голова.
      - Король... - промолвил он. - Сообщите ему... немедленно...
      Мерлин, один из его соратников, поняв, что адмирал теряет сознание, обхватил Колиньи рукой.
      - Доберемся до вашего дома, - сказал он. - Как можно скорее...
      - О, - пробормотал Колиньи, прислонившись к Мерлину, - это дело рук де Гизов. Они замышляли это, когда герцог мирился со мной...
      Медленно, превозмогая боль, в окружении нескольких друзей, не бросившихся искать убийцу, Колиньи вошел в свой дом на Рю Бетизи.
      Когда королю сообщили новость, он еще играл в теннис.
      - Ваше Величество, адмирал ранен. Это произошло, когда он шел домой. Стреляли из пустого дома.
      Карл замер, сжимая ракетку. Он испугался. Он посмотрел на Гиза; лицо Генриха оставалось бесстрастным, оно не выдавало его чувств. Король заметил ярость в глазах Телиньи.
      - Ваше Величество, отпустите меня к нему, - попросил Телиньи.
      Карл ничего не сказал. Он продолжал смотреть в пространство перед собой. Нигде нет покоя. Каждому угрожает опасность. Мира нет.
      - Неужели я не получу даже короткого покоя? - всхлипнул он.
      - Ваше Величество, умоляю вас... отпустите меня к адмиралу.
      - Иди, иди! - крикнул Карл. - О, Господи, что они сделали с моим другом?
      Гиз шагнул к королю:
      - Ваше Величество, необходимо послать за докторами. Вероятно, еще можно что-то сделать.
      - Да, да, - почта завизжал Карл. - Отправьте их всех к адмиралу. Вызовите Паре. Он спасет Колиньи. Я сам пойду к нему. Я...
      Плача, Карл побежал к дворцу.
      Катрин невозмутимо сидела в своих покоях, когда Мадаленна вбежала в комнату с новостью.
      - Мадам, в адмирала стреляли.
      - Стреляли? - Катрин ликовала, но ее глаза изображали ужас. Мадаленна, ты лжешь. Это невозможно.
      - О да, мадам. Он шел в сторону Рю Бетизи от дворца; кто-то выстрелил в него из окна пустого дома.
      - Но это ужасно.
      Катрин не двигалась; она подумала: я пошлю в Рим его голову. Она прибудет почти одновременно с известием о бракосочетании.
      - И... кто стрелял? Ты выяснила это, Мадаленна?
      - Это еще не известно, мадам, но убийца прятался рядом с домом Шануана де Сент-Жермен л'Оксеруа, бывшего наставника де Гизов.
      - Преступника поймали?
      - Не знаю, мадам.
      - Тогда иди и выясни, что сможешь. Ступай на улицу, послушай, что говорят люди.
      Катрин уже была готова к встрече с королем, когда он явился во дворец. Его глаза сверкали от ярости; королева-мать заметила знакомое подергивание рта, пену на губах.
      - Ты слышала? Слышала? - закричал Карл. - Моего дорогого друга адмирала, великого Гаспара де Колиньи пытались убить.
      - Если попытка оказалась неудачной, поблагодарим за это Господа, сын мой. Если он не умер, мы должны спасти его.
      - Мы должны спасти его. Паре! Паре! Где Паре? Карлик, не стой, уставившись на меня. Иди... иди и доставь ко мне Паре. Пойдемте все... найдем Паре. Нельзя терять ни мгновения. Когда ты найдешь Паре, отправь его в дом адмирала. Вели ему не терять время... или он ответит мне за это. Мама, я должен немедленно пойти туда. Должен попросить его выжить... остаться в живых...
      - Мой сын, тебе надо успокоиться. Дорогой, ты не можешь идти в таком состоянии. Я должна проводить тебя. Подожди... дождись новых вестей. Обязательно отправь туда Паре, но сам пока не иди. Ты не знаешь состояние адмирала. Погоди, прошу тебя. Тебе ни к чему лишние потрясения.
      Карл подергивал свой камзол, он отчаянно всхлипывал.
      - Он был мне отцом. Я верил ему. Его убили. Он, верно, сильно страдал. О боже, как он страдает. Льется кровь... его кровь.
      - Ты не должен видеть ее, - сказала Катрин. - Подожди, сын. А, вот и Паре. Паре, король приказывает вам немедленно отправиться в дом адмирала и... спасти его жизнь. Идите... как можно скорей.
      - Да, Паре, идите... идите! Не теряйте время, ищите немедленно.
      Катрин обратилась к карлику:
      - Позови Мадлен и мадемуазель Туше. Пусть они тотчас придут в покои короля.
      Они объединили свои усилия для того, чтобы успокоить несчастного короля.
      Лидеры гугенотов собрались в доме на Рю Бетизи. Телиньи, Генрих Наваррский, принц Конде, герцог де Ларошфуко ждали в приемной. Никлас Мусс, старейший и самый преданный слуга Гаспара, а также его помощник Мерлин оставались в спальне адмирала. Было отправлено послание Монтгомери в Сент-Жермен. Возле дома собрались гугеноты; звучали возмущенные голоса, люди снова и снова повторяли имя де Гиза.
      Увидев Амбруаза Паре, величайшего хирурга-гугенота, спешившего к Колиньи, толпа обрадованно зашумела. Люди расступились, пропуская врача.
      - Да поможет вам Господь, месье Паре. Пусть вам удастся сберечь жизнь нашего великого лидера, которого хотели погубить злодея.
      Паре заявил, что он сделает все возможное, и скрылся в доме.
      Он застал адмирала обессилевшим. Рана сама по себе не казалась смертельной, но Колиньи потерял много крови; пуля, застрявшая в плече, могла быть отравленной.
      Наваррец и Конде, Телиньи и Рошфуко последовали за Паре в комнату.
      - Господа, - сказал Паре, - возможно, придется ампутировать руку. Если это удастся сделать успешно, опасность существенно уменьшится.
      Колиньи услышал слова врача.
      - Если вы так считаете, - решительно заявил он, - сделайте это.
      Паре тщательно осмотрел руку адмирала, смыл пятна крови и прощупал ткани. Потом хирург улыбнулся.
      - Все не так плохо, как я сначала думал, - сказал он. - Рука в неплохом состоянии. Вероятно, достаточно будет удалить остаток пальца и извлечь пулю.
      Колиньи ждала мучительная процедура, потому что под рукой не было опиума. Адмиралу предстояло наблюдать за тем, как хирург будет орудовать щипцами Мусс и Телиньи держали Колиньи; его губы были бескровными, лицо бледным; он напоминал труп; однако стонал не адмирал, а Телиньи; Мусс всхлипывал.
      - Мужайтесь, мои друзья, - сказал адмирал. - Боль терпима, и она скоро прекратится. Все, что выпадает на нашу долю, происходит по воле Господа.
      - Да, мои друзья, - прошептал Мерлин. - Поблагодарим Господа за то, что он сохранил адмиралу жизнь, пощадил его голову и рассудок, и не будем упрекать Всевышнего за происшедшее.
      Обрубок указательного пальца был наконец ампутирован, и после нескольких весьма болезненных попыток хирург извлек пулю. Адмирал в полуобморочном состоянии откинулся на руки Телиньи и Мусса. Он мечтал, чтобы забытье избавило его от мук, но он очень долго воспитывал в себе терпение и выносливость, всегда приносил свое тело в жертву интересам дела. Он боялся, но не новых страданий, а того, что значило покушение для всех его друзей и последователей, собравшихся в Париже.
      - Сейчас у меня... нет настоящих врагов, кроме де Гизов, - пробормотал адмирал. - Но помните, мои друзья, - удар могли нанести не они... Мы можем выдвигать обвинения, лишь выяснив истину.
      Он услышал ропот. Кто-то сказал:
      - Мы пойдем и убьем де Гизов. Неужто они избегнут наказания за то, что они сделали с адмиралом?
      Колиньи попытался поднять руку и простонал:
      - Нет... умоляю вас. Никакого кровопролития... сейчас. Это погубит Францию.
      - Оставьте его, - прошептал Паре. - Ему необходимо отдохнуть.
      Все, кроме Телиньи, Мусса, Паре и Мерлина, покинули адмирала.
      В отдельные моменты этого мучительного утра Колиньи забывал, где он находится. Один раз он решил, что лежит в Шатильоне со своей первой женой после рождения Анделота. Затем ему показалось, что этот ребенок - не Анделот, а Франсуа. Он услышал известие о смерти другого Анделота. Потом увидел себя с Шакли и Жанной Наваррской в розарии.
      - Отдохните, отдохните! - взмолился Паре. - Вы должны это сделать. У вас сильный организм, господин адмирал, но вы нуждаетесь в отдыхе, потому что потеряли много крови.
      Но адмирал не мог отдыхать; когда эти непоколебимые гугеноты, а также маршал де Коссе с Дамвиллем и Вилларом навестили Колиньи, он вспомнил, что его тревожило.
      - Я боюсь, мои друзья, но не смерти.
      И вдруг ему показалось, что в полузабытьи на него снизошло прозрение. Он мысленно увидел молодого короля с безумными, растерянными глазами; Карла держала за руку женщина в черном со зловещим улыбающимся лицом.
      Он должен предупредить короля. Он обязан сделать это. Освободить короля от этой особы, олицетворявшей недоброе влияние.
      - Я не боюсь умереть, - сказал он, - если мне это суждено. Но прежде я должен увидеть короля. Возможно, чья-то воля пытается удержать его вдали от меня. Но я больше всего на свете желаю увидеть перед смертью короля... увидеть его наедине.
      Карл настороженно ожидал каких-то новых событий. Мать отказывалась оставлять его одного; он знал, что она решила не допускать того, чтобы он делал что-то без ее согласия.
      Его первыми посетителями стали король Наварры и принц Конде, пришедшие в Лувр прямо от постели адмирала.
      - Какие новости? Каше новости? - спросил Карл.
      - Плохие, Ваше Величество.
      - Он... умер?
      - Нет, Ваше Величество, но рана серьезная. Месье Паре считает, что есть слабая надежда на выздоровление. Адмирал потерял много крови.
      - Славу Богу, что он жив, - сказала Катрин.
      Король заплакал.
      - Это я ранен, - простонал он.
      - Вся Франция, - сказала королева-мать. - О, Господи, кому гарантирована безопасность? Они могут прийти и напасть на короля, лежащего в собственной кровати.
      Она посмотрела на своего дрожащего сына. Положись на меня, говорили ее глаза. Ты в опасности, но все будет хорошо, если ты доверишься мне.
      - Ваше Величество, - сказал принц Конде, - мы нашли ружье в том пустом доме. Оно еще дымилось. Оно принадлежит телохранителю герцога Анжуйского.
      Катрин ахнула.
      - Его, вероятно, украли, - сказала она. - А чей это дом?
      - Не знаю, мадам, но мы установили, что в соседнем особняке живет Шануан де Вилльмур.
      - Каким образом убийце удалось скрыться?
      - Ворота конюшни Шануана были открыты; очевидно, его ждала оседланная лошадь.
      - Этот священник - человек де Гиза. Я отрублю им головы. Им не спастись от моей мести. Приведите ко мне каноника. Приведите герцога, его дядей и братьев. Они - организаторы преступления. Парижане увидят, что происходит с теми, кто причиняет вред моим друзьям.
      - Парижане, - насмешливо заявила Катрин, - не будут молча стоять и смотреть, как Ваше Величество причиняет вред их друзьям. Ваше Величество, вы потрясены ужасной трагедией. Давайте все успокоимся. Давайте подождем и посмотрим, что произойдет; тем временем мы будем молиться за выздоровление адмирала.
      - Мадам, - сказал Генрих Наваррский, - мой кузен Конде и я чувствуем, что волнений удастся избежать, если мы на некоторое время покинем Париж.
      - Нет, - закричал король. - Вы останетесь.
      Катрин улыбнулась.
      - Господа, мы не можем допустить, чтобы наш молодожен покинул нас. Свадьба состоялась всего несколько дней тому назад. Вы должны еще хотя бы недолго побыть с нами.
      Она услышала донесшиеся из приемной голоса и послала человека узнать, кто пришел и какие новости принес визитер.
      Дамвилля и Телиньи впустили к королю.
      - Что с адмиралом? - крикнул Карл.
      - Он отдыхает, Ваше Величество, - сказал Телиньи. - Он спрашивает, не окажете ли вы ему честь, навестив его, поскольку он не может прийти к вам.
      - Я сделаю это! - заявил король; Катрин поняла, что не сможет остановить сына. - Я отправляюсь к нему немедленно!
      - Ваше Величество, он просит, чтобы вы пришли одни, - сказал Телиньи.
      - Мы будем сопровождать короля, - тотчас вставила Катрин, - я и его братья; мы не меньше Карла хотим лично пожелать адмиралу всего самого лучшего.
      Карл хотел запротестовать, но Катрин уже распорядилась, чтобы герцог Анжуйский и Аленсонский были направлены к ней; когда все собрались, Катрин устроила так, чтобы их сопровождала группа дворян, являвшихся врагами Колиньи. Поэтому за королем к Рю Бетизи последовали маршал де Таванн, герцог де Монпансье, граф де Ретц и герцог Неверский, а также несколько их приближенных.
      Катрин волновалась. Она замечала злые взгляды, которые бросали на ее свиту горожане; она знала, что их ненависть направлена в первую очередь на нее; Катрин различала слово, которое она слышала на протяжении всей ее жизни во Франции, - "итальянка". Королева-мать ощущала недоверие, которое выражало это прозвище. Она слова и снова слышала имя Гиза. Катрин была уверена: если адмирал умрет, гугеноты поднимутся на борьбу с католиками. Люди вслух смеялись над сыном Катрин. Они называли его извращенцем. Убийца! Итальянка! Катрин радовалась, что за ней следовал сильный католический эскорт.
      Приблизившись к Рю Бетизи, они обнаружили, что толпа стала более плотной. Она собралась возле дома адмирала словно для того, чтобы защитить его от новых покушений. Это были гугеноты, прибывшие в Париж по случаю свадьбы. Кто мог подумать, что их будет так много? Королевскому дому Валуа, а в первую очередь королю и королеве-матери, угрожала опасность.
      Катрин и ее свита прошли через комнаты первого этажа; находившиеся там протестанты демонстрировали не слишком большое почтение к ней.
      - Мои друзья, - сказала Катрин, - мы молимся вместе с вами за выздоровление этого великого и доброго человека. Пропустите нас; наш любимый адмирал сам попросил, чтобы мы пришли к нему.
      Люди настороженно уступили им дорогу; король прошел прямо к кровати адмирала; опустившись на колени, Карл горько заплакал.
      - Ваше Величество, - сказал Гаспар, - вы поступили весьма любезно, придя ко мне.
      - О, мой отец, - всхлипнул Карл, - ваша рана причиняет мне нескончаемую боль. Не называйте меня "Ваше Величество". Зовите меня сыном, а я буду называть вас отцом. Клянусь Господом и всеми святыми, что я откажусь от спасения, если не отомщу тем, кто причинил вам страдания... моя месть будет такой, что память о ней не померкнет вовек.
      - Не говорите о мести, сын мой, - со слезами на глазах сказал адмирал. - Я сожалею о том, что ранение лишает меня великого счастья работать с вами.
      Катрин остановилась возле кровати; Гаспар заметил ее. Она казалась ему черным стервятником, ждавшим его смерти.
      - О, мой сын, - сказал Колиньи, - вас пытаются убедить в том, что я возмутитель спокойствия. Клянусь перед Господом - всю мою жизнь я был верным слугой Вашего Величества. Господь рассудит меня и моих врагов.
      - Мой отец, вы не умрете. Я не допущу этого. Я - король... помните об этом.
      - Существует более великий король, чем вы, Ваше Величество. Именно он решает такие вопросы. Но я должен поговорить с вами.
      Гаспар умоляюще посмотрел на Катрин, которая елейно улыбнулась, отказываясь понять его просьбу.
      - Я всегда хранил верность вашему отцу, - сказал Колиньи Карлу, - и буду верен вам. Сейчас я считаю моим долгом - возможно, моим последним долгом - попросить вас не упускать возможность, способную принести спасение Франции. Во Фландрии война уже началась. Вы не должны сохранять нейтралитет; этим вы подвергнете опасности мир в вашем королевстве. Франции будут грозить серьезные неприятности. Очистите ваш совет от слуг Испании.
      - Дорогой адмирал, - сказала Катрин, - вы возбуждаете себя. Нельзя это делать; месье Паре велел вам отдыхать.