- Я обязана моей жизнью тому обстоятельству, что я нужна и полезна матери, - говорила она друзьям. - Вы можете не бояться того, что мне подсыпят в бокал яду.
      Марго сердилась на мужа больше, чем на кого-либо; он не сказал ей о своем плане бегства. Аленсон скрылся благодаря ее изобретательности; они вместе планировали эту акцию; Марго была уязвлена тем, что Наваррец удрал без единого слова. Но что еще можно ждать от такого дикаря? - сказала она себе.
      Она коротала время с помощью чтения и сочинительства. Она описывала в своих мемуарах все памятные события, чуть-чуть оттеняя их, немного льстя себе. Литературные упражнения доставляли ей огромную радость.
      - Я не сожалею о моей болезни, - говорила она. - Не сожалею о моем заточении. Я нашла в жизни нечто такое, что навсегда останется со мной. Пока я могу читать и писать, я не могу сожалеть о том, что подталкивает меня к этим двум занятиям.
      Сейчас один человек интересовал ее сильнее всех других; она приказала своим шпионам сообщать ей все касающиеся его новости. Она уверяла себя и других в том, что думает о нем с цинизмом; она не признавалась даже себе в том, что была бы счастлива принять участие в его интригах.
      На улицах пели новую песню. В ней прославлялись благородство, ум, мужество, набожность Генриха де Гиза.
      Де Гиз не терял времени даром; он постоянно лелеял и подпитывал свою огромную популярность. В голове парижского героя зрели грандиозные замыслы. Сейчас он возглавлял католическую лигу - большую федерацию, объединившую в своих рядах многих представителей знати и братства иезуитов и созданную с целью защиты католической веры от всех ее врагов. Люди называли короля глупцом и щеголем; королеве-матери нельзя было доверить защиту интересов католицизма; поэтому появилась необходимость в учреждении Лиги, способной защищать католиков по всей Франции. Но Лига занималась не только сохранением католической веры; в последние голы население страдало от несправедливых налогов; Лига заявила о свеем намерении отстаивать ущемленные права людей. Лига искала поддержки со стороны самой могущественной страны Европы, ее члены не сомневались, что мрачный Филипп окажет ей в случае необходимости помощь.
      Марго знала, что король еще не начал бояться Лиги; он был слишком увлечен банкетами, болонками и милашками. А что Катрин? Неужели она хуже Марго понимала человека, ставшего во главе Лиги? Он был Гизом и, следовательно, честолюбцем; сознавала ли Катрин, как далеко могут завести его амбиции?
      Марго казалось, что нет. Как бы ни была умна Катрин, она твердо верила в божественные права королей - и королев; ей не приходило в голову, что человек, относительно далекий от прямой линии наследования, может претендовать на трон. Катрин не позволяла себе думать о том, что Генрих может умереть; кроме Генриха, есть еще Аленсон. Но Аленсон уже заключил союз с гугенотами; следующим наследником после Аленсона являлся другой гугенот - Наваррец. Одной из задач Лиги, пока не вмешивавшейся всерьез в государственные дела, было, по убеждению Марго, предотвращение любой возможности восхождения на трон гугенота.
      Марго беспрестанно думала о Гизе; однако она почти не упоминала его имя в мемуарах, потому что не хотела увековечивать на бумаге свое глубокое увлечение этим человеком. Она писала о нем вскользь, мимоходом. "Месье де Майенн сильно растолстел; месье де Гиз - отец большой семьи, его жена весьма плодовита. На его голове много седых волос, а щека рассечена в бою. Он быстро стареет".
      Марго обрадовалась, когда ей тайно доставили письмо от мужа. Читая его, она цинично улыбалась. Генрих не притворялся, будто написать послание его заставила любовь. Он помнил, что они считались союзниками и что Марго искусная шпионка; Наваррцу пришло в голову, что она может принести ему пользу, информируя обо всем, происходящем при дворе.
      Он отлично знает, подумала Марго, что, если мое адресованное ему письмо перехватят - мать и брат везде имеют своих шпионов, - это неизбежно приведет к моей смерти. Но какое ему до этого дело? Да, он потеряет полезного осведомителя. Он огорчится. Но не прольет по этому поводу слишком много слез. Нет, месье Наваррец. Ищите своих шпионов в другом месте.
      Но со временем ей надоело читать, писать мемуары и наблюдать за странным поведением месье де Гиза; она начала размышлять о том, каким образом она могла бы отправлять письма Наваррцу, опасное задание которого спасло бы ее от скуки. Вскоре соблазн заняться этим делом пересилил страх.
      Катрин испытывала отчаяние от того, что король снова оказался под влиянием своих фаворитов; он вторично распорядился о том, чтобы официальные депеши попадали только в его и их руки. Это уязвило Катрин, как ничто другое; неведение было губительным для ее планов. Карл никогда не игнорировал Катрин так беззастенчиво, как Генрих; вспоминая о всех своих замыслах, связанных с этим сыном, о том, как она помогала ему, устраняла его врагов, Катрин не сдержала слез.
      Молодая королева Луиза, супруга Генриха - доброе создание, столь же преданное королю, как и его мать, - застала Катрин плачущей; изумленная этой картиной, она опустилась на колени, взяла Катрин за руки и поцеловала их, пытаясь успокоить королеву-мать.
      - Все, что я делаю, вызывает у него недовольство, - сказала Катрин. Я всегда старалась помочь ему.
      - Он знает это, - отозвалась Луиза. - Просто сейчас вам противостоят другие люди...
      - Он прислушивается к их советам и пренебрегает моими! - заявила Катрин.
      - Мадам, он - стойкий католик. Он не желает демонстрировать, как вы, терпимость к гугенотам.
      Катрин презрительно рассмеялась.
      - Помогут ли ему воевать его новые друзья? Они мастерски завивают волосы, красят ему лицо, лучше меня разбираются в покрое камзола, но когда речь заходит о войне... Помогут ли они Генриху лавировать между месье де Гизом и Наваррцем, между католиками и гугенотами?
      Катрин мгновенно успокоилась; она сама была удивлена легкостью, с которой она выдала себя перед молодой королевой, почти не разбиравшейся ни в чем, кроме ухода за болонками.
      - Дочь моя, ты славное, доброе дитя; я люблю тебя.
      - Я бы хотела вам помочь, мадам.
      - Роди королю сына. Это порадует меня больше всего.
      - О, мадам! Если бы это было возможно!
      Катрин отпустила девушку и принялась стирать с лица следы плача; она слегка попудрилась и заново накрасила губы.
      Что с ней произошло? Она стареет, теряет свои способности? Она так сильно растолстела, что стала с трудом двигаться. Каждой зимой обострялся ревматизм. Поглядев в зеркало, она пожала плечами. В ее глазах по-прежнему горел огонь решимости; Катрин знала, что его трудно погасить. Он никогда не утратит тягу к власти, иначе что останется ей в жизни? В отличие от своего главного врага, Жанны Наваррской, она не верила в то, что ее что-то ждет после смерти. Она должна смотреть правде в глаза. Дети, от которых после гибели мужа зависела ее власть, оказались предателями. Она должна признать тот факт, что власть - самая ценная вещь на свете для таких людей, как она, - достается нелегко; ее весьма трудно удержать.
      Аленсон, которым она манкировала в прошлом, считая его незначительной фигурой, начал доставлять ей неприятности; он оказался ненадежным, тщеславным, мечтающим о троне. Если он станет королем Франции, им будет нелегко управлять. Еще была Марго, не менее склонная к предательству; она интриговала с Аленсоном против своего брата, короля, а также против матери. Катрин не осмеливалась сообщить об этом королю, боясь, что он потребует смерти Марго. Катрин была согласна с королем в том, что дочь представляет угрозу спокойствию матери и является источником множества волнений, но поскольку у Катрин осталось только три ребенка, она не могла пойти на уничтожение даже одного из них. А теперь ее любимый Генрих разорвал союз с матерью, променял ее на компанию глупцов.
      Она женила одного из них - Виллекьера, сопровождавшего Генриха в Польшу, на женщине Летучего Эскадрона. Катрин удивилась успеху этой акции. Она приказала своей шпионке следить за мужем и постараться отбить у него вкус к развлечениям, которым он предавался вместе с королем Виллекьер был очарован своей красивой женой и, похоже, становился нормальным мужем. Если бы только этот прием можно было применить к более женственным фаворитам короля!
      Она не должна отчаиваться. Всегда есть способ уладить проблемы. Она должна преодолеть равнодушие, неизбежно сопровождавшее процесс старения.
      Оглядываясь назад, она видела в прошлом одни войны - скучные религиозные войны, вспышки насилия, постоянное кровопролитие. Напряженные мирные паузы длились недолго.
      Изменилось ли что-нибудь? Что-то зрело на улицах столицы. Бедствовал ли так сильно когда-либо народ? Имел ли трон так много врагов? Что на уме у Гиза и католиков? Что замышляет в Беарне коварный хитрец? Как жаль, что она не может больше присматривать за ним! Какие новые заговоры готовит амбициозный, самоуверенный Аленсон?
      Король прервал своим появлением раздумья Катрин. Его лицо было белым от гнева, губы Генриха дрожали. Катрин переполнила нежность - любимый сын наконец пришел к ней со своими неприятностями.
      - Мама, - воскликнул он, - я запланировал такое шествие! Мы должны были отправиться к Нотр-Дам, чтобы помолиться о рождении ребенка. Я придумал для нас наряды. Они должны были быть пурпурными с зеленей отделкой. Они выглядели бы потрясающе.
      - Да, мой дорогой. Но почему ты так рассержен?
      - Совет отказался выделить деньги на осуществление моей идеи. Как они посмели?! Разве смеют они помешать нам завести ребенка? Неудивительно, что у нас нет наследника. Что должен чувствовать Господь, видя жадность нашего совета? Это для него оскорбление.
      - Но где взять деньги, мой сын! Наряды обошлись бы недешево. К тому же для церемонии потребовалась бы масса украшений.
      - Люди получили бы удовольствие от зрелища. Они должны быть готовы платить за него.
      Катрин потянула сына к окну.
      - Подойди сюда, Генрих. Взгляни на Париж. Тебе не придется смотреть вдаль. Видишь эту груду, лежащую у стены? Я готова поспорить на стоимость церемонии против одного твоего франка, что это - мужчина или женщина, умирающая от голода.
      Король топнул ногой.
      - Таких людей мало. В Париже есть богатые купцы. Гугеноты - толковые бизнесмены, верно? Почему они должны собирать деньги на войну со мной?
      Катрин печально посмотрела на короля.
      - О, мой сын не слушай дурные советы. Поберегись, если ты дорожишь короной. Ты должен скрывать твои желания от народа. Смотри на месье де Гиза и учись у него. Что он делает? Он ходит по Парижу. Выражает сочувствие страдающим людям. Подает щедрую милостыню. Бедняки кричат "Да сохранит Господь великого герцога!" чаще, чем читают на память "Отче наш". Для них он - святой.
      - Значит, ты хочешь, чтобы я подражал святому Генриху де Гизу?
      Катрин рассмеялась.
      - Святой Генрих де Гиз! В этом человеке мало святости. Просто он носит воображаемый нимб с такими очарованием и уверенностью, что парижане верят в его преданность католической лиге и им самим, в то время как на самом деле он озабочен лишь благополучием месье де Гиза. Он умен, мой сын.
      - Мадам, раз вы восхищаетесь месье де Гизом и презираете вашего сына, возможно, вам следует сделать ставку на герцога.
      Катрин с грустью посмотрела на Генриха.
      - Ты ошибаешься, мой дорогой, - терпеливо произнесла она. - Я бы убила его завтра, если бы это помогло тебе.
      - Похоже, это мне не поможет, - печально отозвался король. - Если ты готова сделать для меня так много, почему бы тебе не уговорить их дать мне денег на процессию?
      - Это было бы неразумным шагом. Ты не должен шествовать по улицам в роскошных нарядах перед людьми, одетыми в тряпье. Неужели тебе это не ясно?
      - Мне ясно, что ты не на моей стороне.
      Он заплакал; по следам на его лице Катрин видела, что он уже плакал перед советом.
      Что я могу сделать? - спросила она себя. Король Франции плачет, как ребенок из-за денег на игрушки, в то время как голодающие ропщут на него, а весь Париж молча хмурится при нашем появлении.
      Не так ли ведут себя граждане, когда королевство стоит на грани революции?
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      В последующие месяцы Катрин продолжали волновать дети.
      Аленсон, удрав из Парижа, затеял военную кампанию во Фландрии и вышел из нее победителем; но Катрин знала, что ее сын слишком тщеславен и эгоистичен, чтобы хорошо служить какому-то делу, хотя сейчас гугенотов можно было заставить поверить в то, что в лице брата короля они обрели настоящего лидера. Было необходимо помириться с Аленсоном, и Катрин устроила это. В мае было подписано "джентльменское соглашение", его назвали в честь месье Аленсона, брата короля. Но что, спрашивала себя Катрин, значат эти короткие перемирия для Франции? Недолгие затишья использовались для сколачивания новых армий. Короля бесили почести, оказываемые Аленсону; делая вид, будто он помогает ему, король на самом деле тайно вредил брату всеми возможными способами; Аленсон то был на стороне короля, то боролся с Генрихом. Подобное постоянно происходило с братьями Валуа - Карл ненавидел Генриха; их взаимная ревность по силе превосходила любовь к Франции. Аленсон стал герцогом Анжуйским; король Франции даровал ему этот титул, поскольку сам не нуждался в нем, обладая более высадим званием.
      Как сильны были бы мы, думала Катрин, если бы они поддерживали друг друга!
      Но ее дети были наполовину Медичи; они не могли объединиться.
      Марго попросила короля отпустить ее к мужу. Она говорила, что именно там следует находиться желе. Она напомнила, что она вышла замуж за Генриха Наваррского против своей воли; теперь ее, снова насильно, держат вдали от него. Марго любила заявлять, что муж скучает по ее обществу; однако Катрин догадывалась, что он мог выразить такое желание лишь для того, чтобы лучше приглядывать за супругой, в любую минуту готовой спровоцировать новые неприятности.
      Катрин и король решили, что будет глупо отпускать Марго к мужу, но они разрешили ей сопровождать принцессу де Ла Рошсюр-Ён в Испанию; эта дама отправлялась туда на лечение водами. Марго страдала рожистым воспалением руки, воды должны были пойти ей на пользу; поскольку она всего лишь жаждала перемен, небольшого развлечения, перспектива путешествия через Фландрию в Испанию порадовала ее, словно речь шла о поездке в Беарн.
      Марго вернулась ко двору; по ее словам, ей удалось пережить в пути много увлекательных приключений. Она возобновила нежную дружбу с Бюсси д'Амбуазом, рыцарские качества которого восхищали королеву Наварры. Она не уставала рассказывать о том, как он, лучший фехтовальщик Франции, постоянно ввязывался в дуэли, обслуживал противников и обещал сохранить им жизнь, если они отыщут самую красивую принцессу на свете, бросятся к ее ногам и поблагодарят за свое спасение. Было ясно, что Марго рада возрождению своей дружбы с отважным Бюсси.
      Ей довелось пережить и другие приключения; она познакомилась с Доном Джоном Австрийским, героем Лепанто, внебрачным сыном испанского императора Карла, сводным братом Филиппа. Он был весьма любезен с Марго, и она сочла это новой победой; королева Наварры, без труда находившая новых любовников, была склонна воображать, будто каждый мужчина, посмотревший на нее и улыбнувшийся ей, готов влюбиться в прекрасную Марго. Она была очарована Доном Джоном, пока осведомители не сообщили Марго, что он является шпионом ее брата, короля Франции, и поэтому не может быть другом ни ей, ни другому ее брату, новоиспеченному герцогу Анжуйскому. Она узнала, что, пока она развлекалась во Фландрии, неискренний Дон Джон готовился сделать ее пленницей.
      Это задело самолюбие Марго, но она быстро забыла инцидент; если Дон Джон не сумел оценить ее, то многие другие были готовы сделать это.
      Состоялось заключение нового, Бержеракского, мирного договора; герцог Анжуйский и Марго уже находились при дворе Марго снова требовала отпустить ее к мужу; король опять отказал ей. В семье вспыхнули старые ссоры; Катрин и король были в одном лагере, Марго и Анжу - в другом. Катрин являлась единственным человеком из этой четверки, которому хватало здравомыслия скрывать свои чувства.
      Похоже, милашкам нравилось на радость королю оскорблять Анжу; кризис разразился во время торжеств, посвященных бракосочетанию одного придворного джентльмена.
      Анжу оказал честь невесте, потанцевав с ней; ему нравилось наблюдать за тем, как радуется девушка вниманию столь высокопоставленного лица. Она говорила смущенно и почтительно; довольный Анжу ощущал себя важной персоной, героем битв, кумиром дам, братом монарха, наследником, который в будущем может взойти на французский трон. Но его радость внезапно закончилась, когда он вместе с партнершей оказался рядом с милашками короля.
      Голос Эпернона услышали не только герцог Анжуйский и его дама, но и многие находившиеся поблизости придворные:
      - Бедная невеста! Вам известно, как она очаровательна. Она выглядит сейчас столь непривлекательно лишь потому, что танцует с этой обезьяной.
      Щербатое лицо Анжу стало темно-багровым.
      Желая усилить оскорбление, Кайлюс заявил Эпернону.
      - Ты, верно, и не мог представить, что он наденет костюм такого цвета. К его безобразной коже лучше бы подошла серая ткань. Правда, тогда он показался бы еще более незначительным.
      - Жаль, что он не может подрасти на несколько дюймов, - добавил Жуаез. - Он похож на ребенка... строящего из себя взрослого.
      Анжу остановился во время танца, положив руку на шпагу; он тотчас заметил выражение угрозы на лице короля, готового арестовать любого обидчика его фаворитов. Герцогу Анжу, понявшему, что он рискует попасть в тюрьму, не оставалось ничего иного, как выйти из зала с достоинством, возможным при данных обстоятельствах.
      Уходя, он услышал голос короля:
      - Танцуйте, друзья. Не произошло ничего серьезного. Никто из важных персон нас не покинул.
      Анжу расхаживал по своим покоям, дрожа от ярости. Он не потерпит этого. Он покинет двор; он покажет своему брату, что его положение короля отнюдь не так прочно как кажется Генриху.
      Утром следующего дня от встал рано и послал королю письмо с просьбой отпустить его из Парижа на несколько дней поохотиться.
      Король не ответил на послание, но весь день думал о брате со страхом и ненавистью; когда все разошлись, беспокойство Генриха усилилось настолько, что он отправился в спальню матери. Сев на ее кровать, он разбудил Катрин, чтобы сказать ей о том, что считает глупым откладывать действия, направленные против Анжу.
      - Он замышляет очередную выходку, я знаю это.
      - Мой дорогой, вряд ли стоит беспокоиться по этому поводу в такой час. Он вечно выкидывает какие-то номера.
      - Он говорит, что хочет уехать из Парижа поохотиться. Он хитрит. Ты помнишь, как Наваррец отправился на охоту: больше мы его не видели - хотя ощущаем его существование. Я бы хотел, чтобы он снова оказался у нас под охраной.
      - Я тоже этого хочу.
      - Я поступил мудро, запретив месье Аленсону ехать на охоту?
      - Да.
      - Сделать это мне порекомендовали мои друзья, которых ты считаешь дурными советчиками.
      Катрин вздохнула.
      - Чего ты хочешь сейчас, мой сын?
      - Пойти к нему, поймать его врасплох и выбить из него признание в новой измене.
      - Я надеялась, что твои отношения с братом улучшаются. Если бы не отвратительная сцена на вчерашнем балу, я бы считала, что Анжу готов быть твоим другом. Молодые люди поступили неразумно, начав оскорблять Анжу только потому, что он уступает им в красоте.
      - Мои друзья насмехались над Анжу не из-за его уродства, а потому что он - предатель. Ты пойдешь со мной, мама, или мне взять с собой Эпернона?
      - Я пойду.
      Катрин надела халат, и они отправились вдвоем в покои Анжу. Король властным тоном удалил слуг брата.
      - Что это означает? - спросил Анжу, поднимаясь с кровати.
      - Это означает, что мы подозреваем тебя в очередном предательстве, ответил король.
      Он открыл сундук, стоявший возле кровати, и стал разбрасывать его содержимое по комнате. Катрин перевела взгляд с одного сына на другого. Глупцы! - подумала она. Сила - в единстве.
      В сундуке не было ничего важного.
      - Встань! - скомандовал король. - Мы обыщем кровать.
      Анжу быстро достал из-под подушки бумагу и смял ее в руке.
      - А! - воскликнул король. - Вот оно! Дайте мне эту бумагу, месье.
      - Не дам! - крикнул Анжу.
      Анжу попытался схватить свою шпагу, но Катрин испуганно закричала. Оружие оказалось в ее руках, прежде чем братья дотянулись до него.
      - Если ты немедленно не отдашь мне бумагу, - сказал король, - я отправлю тебя в Бастилию. Мадам, прошу вас, вызовите гвардейцев.
      Анжу бросил бумагу на пол. Король поднял ее и прочитал; Анжу громко, насмешливо захохотал. Это было любовное письмо от Шарлотты де Сов.
      Король, пунцовый от разочарования, бросил бумажку в брата. Катрин подняла ее и прочитала послание. Королева-мать улыбнулась - она уже видела это послание раньше.
      Но король был уверен в существовании заговора, который ему не удалось разоблачить.
      - Держать его под замком, - яростно выпалил Генрих. - В этих покоях... да, под замком.
      Он вышел в сопровождении Катрин, позвал гвардейцев и велел им запереть покои Аленсона, ставшего узником.
      Когда брат и мать Анжу покинули его, он послал одного из стражников к Марго; он хотел видеть ее у себя.
      Марго явилась; они поплакали в объятиях друг друга. Оба пребывали в ярости и хотели отомстить тирану.
      Старая вражда вспыхнула вновь.
      Это не метод, сказала королю Катрин; но милашки радовались происходящему. Они ненавидели Марго, боялись Анжу; они получали удовольствие от ссоры.
      Однако Катрин решила, что необходимо примирение, в конце концов она заставила обе стороны осуществить его. Она устроила один из ее обычных фарсов, когда на балу или банкете враги целовались и изображали из себя друзей, клялись в вечной взаимной преданности с ненавистью в сердцах; легковерные говорили: "Все прекрасно", а умные изображали на лицах довольные улыбки и мысленно усмехались.
      Вскоре Марго спланировала бегство брата. Этот замысел королевы, как и все другие, был полон театрального драматизма. Ей не терпелось исполнить его.
      - На сей раз мы должны проявить осторожность, - сказала шепотом Марго одной из двух ее женщин.
      - Такие планы обычно достигают ушей матери. Если она узнает о нем, наше положение осложнится; но если она раскроет способ, которым я хочу воспользоваться, наш замысел станет неосуществимым.
      Катрин действительно кое-что услышала, но, к счастью для Марго, сам метод и дата остались тайной.
      У всех выходов из дворца стояли гвардейцы, каждая лестница была под наблюдением.
      Катрин послала за дочерью и тщательно допросила ее.
      - Дочь моя, я дала королю слово, что Аленсон не скроется - тебе это известно?
      - Да, мадам.
      - Я немного обеспокоена. Вы с братом постоянно ходите друг к другу.
      - Мы любим друг друга, мадам.
      - Надеюсь, все пристойно.
      Марго изобразила на лице невинность.
      - Мадам, может ли любовь брата и сестры быть непристойной?
      - Ты отлично знаешь, что может. Кое-кто утверждает, что тебя связывают с братом именно такие отношения.
      - Мадам, - гневно произнесла Марго, - вы наслушались милашек короля.
      - Я рада узнать, что это - гнусная сплетня, моя дорогая. Какие планы разрабатываются для того, чтобы Аленсон смог бежать из дворца?
      - Планы, мадам? Позвольте снова спросить вас - вы слушаете сплетни?
      Катрин сжала руку дочери, и Марго поморщилась от боли; сейчас она походила на юную Марго, вечно боявшуюся мать. Она не очень-то изменилась, подумала Катрин. Я по-прежнему могу внушать ей страх.
      - Да, слушаю; по-моему, в них часто содержится доля правды.
      - Мадам, вы не думаете, что, если бы мой брат замыслил бегство, он бы поделился своим планом со мной? Я - его лучший друг. Он ничего не делает, не посоветовавшись со мной. Если он исчезнет, я готова заплатить за это моей жизнью.
      - Думай, что ты говоришь! - потребовала Катрин. - Тебе, возможно, придется заплатить за это жизнью.
      - Я к этому готова, - с достоинством ответила королева Наварры.
      Эта беседа могла встревожить кого-нибудь, но только не Марго. Она чувствовала, что в силу осведомленности матери о заговоре самым безопасным выходом будет скорейшее осуществление их намерений. Она остановила свой выбор на этой ночи. Что касается ее ответственности, то король мог желать ей смерти, но Катрин никогда не допустит ликвидации дочери. Причина в том, что я - супруга беглого Наваррца! - с усмешкой подумала Марго. Она может когда-нибудь стать королевой Франции. Что ж, муженек, от тебя есть некоторая польза!
      Она вернулась в свои покои и занялась отходом ко сну. Анжу и двое его друзей находились в покоях Марго. За ним следили не слишком тщательно, поскольку выходы из дворца охранялись. Ему позволяли ходить к сестре и любовнице. Считалось, что эту ночь он проводит у нее, а не лежит, полностью одетый и обутый, на атласном диване Марго.
      Марго лежала в постели, с волнением ожидая момента, когда во дворце воцарится тишина.
      Наконец, когда это произошло, она вскочила с кровати и шепотом отдала распоряжения своим фрейлинам. С их помощью она достала из шкафа длинную веревку, тайно доставленную во дворец мальчиком, в чьи обязанности входило приносить ее чистое белье от прачки. Этот паренек был готов умереть ради счастья красивой и романтичной королевы Наварры. Марго привязала тяжелую палку к концу веревки и опустила ее через окно вниз.
      Анжу и двое его друзей соскользнули по веревке во двор, после чего Марго втянула ее обратно.
      Королева давилась от смеха, боясь, то ее услышат. Такие приключения доставляли ей огромную радость. Она напомнила женщинам, что они должны немедленно избавиться от веревки: когда исчезновение Анжу будет обнаружено, ее покои непременно обыщут. Веревка может выдать не только Марго, но и способ бегства Анжу.
      - Кто знает, когда нам снова понадобится такая веревка? - сказала Марго. - Но я не сомневаюсь в том, что при необходимости я снова найду поклонника, который принесет мне другую. А теперь, друзья, займемся уничтожением улики.
      Сжечь веревку оказалось сложнее, чем предполагала Марго. Она была такой толстой, что ее не удавалось разрезать, а жечь ее следовало кусками. Работа шла медленно; в порыве нетерпения Марго приказала женщинам бросить веревку в огонь целиком.
      - Чем сильнее будет пламя, тем быстрее мы закончим.
      Она оказалась права, предположив, что пламя будет большим. В трубу полетел сноп искр. Дамы попытались потушить огонь, но им это не удалось; они испугались.
      Внезапно в дверь застучали. Один из стражников увидел со двора пламя, вылетавшее из трубы.
      В покоях на мгновение возникла паника, но Марго быстро пришла в себя.
      - Идите к двери, - приказала она, - но ни в коем случае не впускайте его сюда.
      - Мадам, он разбудит весь дворец.
      - Скажите ему, что вы бросили в камин слишком много дров. Что я сплю, а вы не смеете разбудить меня. Попросите его уйти, скажите ему, что уже справились с пламенем.
      Марго стояла, слушая шепот, доносившийся от двери. Человек ушел, и испуганные фрейлины вернулись к своей госпоже. Марго села, пытаясь совладать с охватившим ее смехом. Опасность - лучшее развлечение на свете.
      Женщины смотрели на огонь, уносившийся в трубу.
      - Помолимся о том, чтобы стражник не привлек внимание других к пламени. Будем надеяться, что дым останется незамеченным имя. Если поднимется шум, я завтра стану узницей, моего брата тоже схватят.
      Но удача оказалась на их стороне. Веревка превратилась в пепел; через несколько минут заговорщицы поняли, что труба не грозит им разоблачением.
      - Он уже далеко, - сказала Марго. - Вернемся в наши постели. Помните: мы должны делать вид, будто это обычная ночь.
      Однако Марго оставили в покое ненадолго. Перед рассветом в дверь снова забарабанили; когда дрожащая фрейлина открыла ее, она увидела двух гвардейцев короля.
      - Что вы хотите? - спросила женщина. - Как вы смеете в такое время стучать в дверь королевы?
      - Это приказ короля, - прозвучал ответ. - Королева Наварры должна немедленно явиться в покои короля Франции.
      Марго встала с кровати. Она заметила, что небо только начало светлеть. Если все прошло хорошо, Анжу уже добрался до места, где его ждал с лошадьми Бюсси. Они, верно, ускакали уже далеко. Марго не испытывала страха. Она все больше полагалась на свой неистощимый ум, на умение быстро соображать в минуту опасности.
      Мать находилась в спальне короля; они оба хмуро посмотрели на вошедшую Марго. Лицо короля горело; в этот час, еще до утреннего туалета, он казался старым.
      - Итак, - холодным тоном заявила Катрин, - перед нами обманщица, помогшая бежать своему брату.
      - Изменница! - закричал король, полностью лишенный выдержки, присущей его матери, однако вкушавший Марго значительно меньший страх, нежели Катрин. - Я сделаю тебя узницей. Ты потеряешь свободу... не сможешь дурачить меня... помогать моим врагам. Тебя подвергнут порке. Ты...
      Катрин положила руку на предплечье сына, успокаивая его; она приблизилась к Марго.
      - Твой брат скрылся, - сказала королева-мать. - Надеюсь, ты не забыла нашу вчерашнюю беседу?
      - Нет, мадам, - с невинными глазами ответила Марго. - Я удивлена не меньше вашего.
      - Не лги мне! - закричал король.
      - Господь запрещает мне обманывать короля. По-моему, вы, Ваше Величество, не должны беспокоиться слишком сильно.
      - Я не должен беспокоиться слишком сильно! Он снова удрал, чтобы сколотить армию и напасть на меня.
      - Нет, Ваше Величество; брат в некоторой степени доверялся мне, я я знаю: он хочет лишь осуществить свой план в отношении Нидерландов. Если он бежал, то лишь ради этого. Согласитесь, Ваше Величество, - таким путем он лишь возвысит вас.