Изображение дамы было обнаружено у влюбленного графа завернутым в платок. Оно перешло в руки Катрин.
      Получив восковую куколку, королева-мать тотчас отправилась к королю.
      Карл совсем сдал. Он уже не мог ходить, его носили в паланкине. Каждый раз, видя сына, Катрин думала: не пора ли послать письмо в Польшу? Если бы она была уверена, что ей удастся успешно устранить Карла, то уже давно отправила бы весточку Генриху. Но король не отпускал от себя трех женщин. Кто-то из них - Мари Туше, королева, или Мадлен, - всегда находились возле него. Прежде чем он ел пищу, ее пробовала одна из женщин. Какое ужасное положение для великой королевы - матери короля! Она зависела от этих слабых женщин.
      Маленькая восковая фигурка была именно тем, в чем нуждалась Катрин; юна могла послужить оправданием ее планов. С ее помощью Катрин обретала возможность распорядиться судьбой двух мужчин, которым, по ее мнению, следовало умереть. Фигурка объяснит Мари Туше, глупой старой няне и жене Карла, почему здоровье короля резко ухудшилось.
      - Я должна поговорить с тобой, мой - сын. Речь идет о деле большой важности.
      Она посмотрела на Мари, которая затрепетала при появлении Катрин. Карл сжал руку любовницы.
      - Не уходи, Мари, - сказал он.
      Катрин холодно улыбнулась дрожащей девушке.
      - Да, ты не должна уходить, Мари, потому что ты любишь моего сына не меньше меня; поэтому я люблю и тебя тоже. Ты понадобишься, чтобы утешить Карла, заверить его в нашей любви, когда я расскажу о гнусном заговоре, направленном против жизни нашего монарха.
      - Кто в нем замешан? - испуганно спросил король.
      Вместо ответа она вытащила шелковый платок, развернула его и показала королю его содержимое.
      - Восковая фигурка! - воскликнула Мари.
      - Вы узнаете, чье это изображение? - спросила Катрин.
      - На нем корона, - крикнул король. - Это я!
      - Ты прав. Ты видишь булавку, которой проткнуто сердце фигурки? Ты знаешь, что это означает, мой сын. Ты знаешь, почему в последние недели твое здоровье резко ухудшилось.
      - Это черная магия! - сказал король. - Кто-то пытался убить меня.
      - Ты не всегда доверял твоей матери, - сказала Катрин. - Твои враги нашептали тебе о лей дурное, и ты поверил им. Я прощаю тебя, Карл. Я лишь прошу тебя помнить о том, что именно твоя мать, стремящаяся уберечь тебя от опасности, раскрыла этот заговор.
      Его губы задрожали, по щекам покатились слезы; вскоре Карл уже всхлипывал в объятиях Мари.
      - Мужайся, мой дорогой, - шепнула девушка. - Ее Величество раскрыло этот заговор; несомненно, она разоблачит его участников.
      - Ты права, Мари. Я уже распорядилась об их аресте, - сказала Катрин.
      - Кто они? - спросил Карл.
      - Граф де Ла Моль и граф де Коконна.
      - Они умрут, - заявил Карл.
      - Непременно, - обещала Катрин. - Это измена. Мы предадим их суду за посягательство на жизнь короля. Хотя в суде нет необходимости. Эта фигурка была изъята при аресте у Ла Моля.
      - Они все умрут, - согласился Карл. - Все... кто замешан в подлом заговоре против меня.
      Катрин пристально посмотрела на сына; сейчас он был слишком слаб для буйства и насилия. Он поник в своем кресле, ссутулившись, как старик, его губы дергались, в глазах горел безумный огонь, по щекам текли слезы.
      Она предоставила Мари успокаивать Карла и немедленно отправилась в Винсенн. Там она велела доставить Аленсона в покои Наваррца и удалить из комнат стражников и приближенных. С холодной улыбкой на лице она посмотрела на двух мужчин.
      - Итак, месье, ваша очередная подлость разоблачена. Чудесная ситуация! Что вы планируете? Гражданскую войну? Вы сошли с ума. Вы разыгрываете из себя друзей, верно? Мой сын, почему, по-твоему, Генрих Наваррский помогает тебе? Почему, мой зять, Аленсон, стал твоим союзником? Какие же вы безмозглые идиоты! Поговорим о деле. Вам следовало подумать перед тем, как вы затеяли такой бесплодный заговор, такое безумие. А сейчас я хочу, чтобы вы сказали мне, что вас оклеветали, что вы ничего не знали о заговоре.
      Аленсон не понял ее. Он начал кричать.
      - Заговор был! Меня сделали практически узником. Думаешь, я потерплю это? Я - брат короля, а со мной обращаются как с ничтожеством. Клянусь, я этого не потерплю. Я полон решимости исполнить мой долг. Возможно, когда нибудь я стану королем этой страты. Тогда, мадам, вы увидите... вы увидите...
      - Ты, как всегда, безрассуден и невоздержан на язык, - перебила его Катрин. - Значит, ты будешь королем Франции, мой сын? Как бы ни случилось так, что твои братья - два твоих брата - заставят тебя прежде заплатить за измену.
      Она повернулась к Наваррцу. Этот дерзкий молодой человек мог прозреть скорее Аленсона; она уже заметила на его лице понимание. Он догадался о ее намерениях. Это шанс выйти сухим из воды, говорили его мигающие глаза, воспользуйся им!
      - О вас ходят ложные слухи, - сказала Катрин.
      Наваррец поклонялся.
      - Да, мадам. О нас распространяют ложные слухи.
      - Я вижу, что хотя бы у вас есть разум, месье, и я этому рада. Я принесла документ и хочу, чтобы вы оба подписали его. В нем отрицается ваше участие в заговоре, если таковой существовал. Вы поставите под ним вашу подпись. Ты, мой сын, тоже.
      Наваррец взял документ и изучил его.
      - Мы подпишемся, - сказал он наконец Аленсону. - Если заговор провалился, от него разумнее отречься.
      Марго испытывала сильное беспокойство.
      Осознание происшедшего было мучительным из за внезапности последнего. Слухи о заговоре против короны распространились слишком широко; игнорировать их было нельзя; появилась необходимость в следствии. Наваррец отделался легким испугом благодаря умной защите, подготовленной для него женой. Иногда Марго забывала о распутстве и демонстрировала обычно скрываемый им блестящий интеллект. Если бы не ее слабость к мужскому полу, она бы стала незаурядным государственным деятелем. Но ею всегда управляли эмоции. Она составила четкий, убедительный документ - лучше всего Марго проявляла себя с пером в руке - не из любви к мужу, устранения которого в данный момент Катрин не желала, но ради красивого графа, возлюбленного королевы Наваррской.
      Наваррец и Аленсон были оправданы, но по-прежнему содержались под домашним арестом. Марго рассчитывала на немедленное освобождение своего любовника.
      Но этого не произошло; к ее ужасу, она узнала, что против Ла Моля и Коконна выдвинуто другое обвинение. Какое именно, Марго не могла вообразить, ко вскоре она узнала это, поскольку новость быстро разнеслась по двору. Ла Моля и Коконна обвинили в организации заговора с целью убийства короля.
      Их пытали и приговорили к смерти. Было объявлено, что они изготовили восковую фигурку и пронзили ее сердце раскаленной докрасна булавкой; всем было понятно, что они прибегли к помощи Дьявола для того, чтобы умертвить Карла. Это было худшей изменой.
      Непосредственный создатель фигурки не мог оставаться в тени; после ареста Космо Руджери, проинструктированный королевой-матерью, признал, что он вылепил куколку для Ла Моля и Коконна. Он сказал, что это было изображение короля.
      - Они пришли ко мне и попросили меня сделать изображение коронованной персоны, - заявил Космо.
      - И вы догадались, кто эта персона?
      Космо склонил голову в знак согласия.
      - Вы спросили, зачем им понадобилось это изображение?
      Космо ответил, что он не спрашивал их об этом.
      - Вы должны были догадаться, что они преследуют дурную цель, поскольку вы также дали им булавку, которой они пронзили сердце фигурки.
      Ла Моль и Коконна поклялись, что фигурка изображала не короля, а даму, в которую влюбился первый из них.
      - Дама в королевской мантии и с короной на голове! Вы, похоже, считаете нас глупцами. Это явно изображение Ее Величества.
      - Это изображение дамы, в которую я влюблен и которую хочу покорить, настаивал Ла Моль.
      - Как ее зовут?
      Катрин оказалась права, догадавшись, что этот вопрос не таит в себе опасности. Ла Моль с его представлениями о благородстве и галантности никогда не позволил бы себе запятнать имя возлюбленной тенью скандала.
      Он вздохнул и сказал, что речь идет о даме, с которой он познакомился в другой стране.
      - В какой стране? Назовите имя... коронованной особы.
      Но он отказался назвать ее имя. Он проявил упрямство, и судьи, как предполагала Катрин, объявили его нежелание ответить на их вопрос доказательством его вины. Поэтому он и его сообщник Коконна были приговорены к отсечению голов на площади Мятежников; за свою роль в этом деле Космо Руджери отправили на галеры до конца его жизни.
      Марго обратилась к королю. Она бросилась перед ним на колени.
      - Ваше Величество, умоляю вас выслушать меня. Графа де Ла Моля осудили неправильно. Я могу рассказать вам все, что вы хотите узнать об этой фигурке. Она изображает не вас, а меня.
      Король находился на грани истерики, которая всегда вызывалась страхом перед убийством. Он не доверял сестре. Он знал, что Ла Моль был ее любовником, что прежде Марго работала на Генриха де Гиза и, следовательно, против него, короля. Теперь он решил, что она хочет спасти своего возлюбленного и готова лгать ради этого.
      Он потребовал, чтобы она покинула его; в противном случае он обещал арестовать ее. Карл закричал, что не верит ей.
      Марго в отчаянии отправилась к матери:
      - Ты знаешь правду. Ты должна помочь мне.
      Катрин печально улыбнулась.
      - Если бы я могла помочь тебе, я бы сделала это. Но ты знаешь, как сильно ты влюбляешься в некоторых мужчин. Страсть мешает тебе видеть их подлость. Так было с месье де Гизом. Ты помнишь?
      Катрин засмеялась.
      - То же самое произошло с месье де Ла Молем. Ты забываешь о том, что эти люди - изменники; для тебя важно лишь то, что они красивы.
      - Ла Моль - не изменник.
      - Что? Человек, желавший убить короля, не изменник?
      - Это неправда. Восковая фигурка изображала меня. Клянусь тебе. Космо Руджери знал, что это я. Почему он солгал?
      Марго, охваченная страшным подозрением, посмотрела на мать и тихо произнесла:
      - Руджери - твой любимчик. Этот суд был спектаклем для глупцов. Ты позволила приговорить Руджери, заверив его в том, что он никогда не попадет на галеры в качестве раба. Ты помиловала его и отправила назад к брату работать на тебя. Ты можешь спасти этих двух мужчин, как ты спасла лжеца Руджери.
      - Если бы я была убеждена в их невиновности...
      - Не играй передо мной! Ты знаешь, что они невиновны! Возможно, они были вовлечены в заговор моего брата и мужа. Но они - люди моего брата. Могли ли они избежать участия в заговоре, если им отдали определенные приказы? Но ты знаешь, что они невиновны в посягательстве на жизнь короля.
      - Увы, на суде выяснялось обратное. Ла Моль сказал, что это было изображение дамы, и не назвал ее. Он поступил глупо.
      - Он - благородный идиот! Будто я боялась, что прозвучит мое имя. Что такое моя репутация по сравнению с его жизнью!
      - Ты удивляешь меня, дочь. Репутация французской принцессы и королевы Наварры - весьма важная вещь. В дальнейшем выбирай себе менее благородных любовников.
      - Значит, тебе известно, что это мое изображение?
      Катрин пожала плечами.
      - Мы должны смириться с вердиктом судей, моя дорогая.
      Когда Марго ушла, Катрин вызвала Мадаленну.
      - Внимательно следи за королевой Наварры, - сказала Катрин. - Пусть все ее письма доставляют мне... Ни одно послание не должно миновать меня. Сообщай немедленно обо всех ее поступках.
      Марго усадила Генриетту на диван, и девушки заплакали.
      - Плакать бесполезно, Генриетта, - сказала наконец Марго. - Надо что-то сделать. Я не могу стоять и смотреть, как с нашими любимыми произойдет несчастье.
      - Но, Марго, что мы можем сделать?
      - Я кое-что придумала.
      - Что, Марго?
      - Ты знаешь, что мы ездим повсюду беспрепятственно. Стражники никогда не заглядывают в мою карету с королевским гербом. Генриетта, я думаю, у нас получится. Мы закутаемся в плащи и поедем в Винсенн.
      - Правда? - воскликнула Генриетта.
      - Прежде всего я удостоверюсь в том, что я могу подкупить тюремщиков, - глаза Марго засверкали, несмотря на слезы. Она обожала такие приключения. - Это не составит труда. Думаю, у меня получится. Затем мы отправимся к нашим возлюбленным. Ты пойдешь в камеру Аннибала, а я - в камеру Бонифация. Там мы быстро снимем с себя наши платья и плащи. Ла Моль наденет мое платье и плащ, а Коконна - твою одежду.
      - Они им не подойдут, - сказала Генриетта.
      - Мы выберем в наших гардеробах самые просторные наряды. Что-нибудь найдется, я уверена. Они закроют головы капюшонами и наденут маски, которые мы принесем. Затем мы быстро, с уверенным видом, покинем подвалы замка и сядем в карету. Сделать это будет нетрудно, потому что мужчин примут за наших фрейлин. Мы все уедем прочь... из Парижа... исчезнем прежде, чем все поймут, что случилось. Мы лишь должны быть уверены в надзирателях. Остальное не составит проблемы, если мы будем держаться хладнокровно.
      - Я хочу заняться этим, - нервно сказала Генриетта. - Не могу ждать.
      - Ты должна набраться терпения. Небрежность тут недопустима. Прежде всего нам надо поговорить с тюремщиками. Придется предложить им большую взятку, потому что они должны будут впоследствии скрыться.
      - Взятку? - сказала Генриетта. - Где мы достанем нужную сумму?
      - У нас есть драгоценности. Что такое несколько бриллиантов и изумрудов по сравнению с жизнью наших возлюбленных?
      - Ты права, - согласилась Генриетта.
      - Возможно, завтра, - сказала Марго. - Да, мы сделаем это завтра. Сегодня днем я съезжу в Винсенн в моей карете вместе с тобой. Ты предупредишь Коконна о нашем плане, а я сообщу о нем Ла Молю. Это станет репетицией большого приключения. Но прежде я встречусь с тюремщиками. Если я не ошибаюсь на их счет, мне удастся с ними договориться. Генриетта, мы должны добиться успеха.
      - Если мы проиграем, - сказала Генриетта, - я умру от разбитого сердца.
      Внутри экипажа, мчавшегося в Винсенн, сидели две молодые женщины. Они испытывали страх и напряжение. Генриетта дрожала, закутавшись в плащ; она нащупала в сумке маску, которая должна была скрыть лицо ее возлюбленного.
      Марго также дрожала от возбуждения.
      - Если только у нас все получится, - в шестой раз пробормотала Генриетта сквозь стучащие зубы.
      - Не говори "если", Генриетта. Мы добьемся успеха. Мы должны одержать победу. Тебе следует выглядеть невозмутимой, иначе, когда мы будем входить в замок, станет понятно, что мы что-то затеяли. Все подготовлено. Тюремщиков ждут оседланные лошади. Твои бриллианты находятся при тебе, мои - при мне. Все очень просто. Думаю, это будет не первым случаем, когда мужчины выходят из заточения в женских нарядах. Меньше чем через час мы уже будем в пути.
      Марго говорила не замолкая, потому что болтовня успокаивала ее.
      - В темнице следует действовать быстро. Как только за тобой закроется дверь, ты тотчас снимешь с себя платье и плащ. Ты и Коконна должны быть готовы через несколько минут. Мы встретимся за пределами подвала и быстро покинем замок. О, не будь глупой! Конечно, у нас все получится. Тут нет ничего сложного.
      Карета остановилась.
      - Генриетта, возьми себя в руки. Соберись. Ты должна выглядеть печальной. Помни о том, что ты идешь на последнее свидание с любимым... Так они думают... завтра его ждет казнь. Представь, какие чувства ты испытывала бы, если бы мы не разработали наш план... и выгляди соответствующим образом. Вот так... Меня разбирает смех при мысли о том, как мы их всех одурачим. Идем, Генриетта. Ты готова? Нам потребуются лишь мужество и выдержка.
      Кучер распахнул перед ними дверь. Его лицо было серьезным. Он получил конкретный приказ: две женщины покинут экипаж, затем они вернутся вчетвером, и он погонит лошадей как можно быстрее в одну гостиницу, где их будут ждать свежие кони.
      Все было тщательно продумано; слугам королевы Наваррской приходилось участвовать в необычных делах.
      За толстыми каменными стенами было очень холодно. Стражники отдали честь королеве и ее подруге с мрачной галантностью. Они знали о дружбе женщин с заключенными; будучи людьми романтичными и благородными, они сочувствовали несчастным дамам. Кое-кто из них был готов под угрозой наказания позволить очаровательным королеве и герцогине попрощаться с их обреченными возлюбленными. В глазах тюремщиков было заметно галльское сочувствие ко всем влюбленным; стражники с состраданием смотрели на печальных красавиц.
      Молчаливый тюремщик отпер дверь камеры, с грустью глядя на Марго. Как все напуганы, подумала королева. Все, кроме меня.
      Шагнув в камеру, она испытала лишь радость приключения и сильную надежду на успех; страхи и страдания последних недель показались ей ненапрасными, поскольку благодаря им она могла насладиться этим великолепным моментом - ей предстояло подарить жизнь ее возлюбленному.
      Дверь закрылась за Марго.
      - Мой дорогой, - прошептала она. - Мой Гиацинт...
      Ее глаза привыкли к полумраку; она разглядела нечто лежащее на полу в виде груды тряпья.
      - Где ты? Где ты? - испуганно закричала Марго.
      Груда пошевелилась. Марго опустилась перед ней на колени.
      - Мой любимый... мой дорогой... - пробормотала она и развернула грубое одеяло. Ла Моль лежал с лицом мертвеца; влажная прядь волос прилипла к его лбу.
      - Что с тобой? Что случилось?
      Он молча уставился на нее.
      - О, Господи! - прошептала она. - Кровь... на полу... на одеяле... везде... его кровь!
      Она бережно, осторожно развернула одеяло до конца и закричала, увидев раздробленные кровоточащие ноги и ступни.
      Она все поняла. Они применили испанский сапог; они сломали его прекрасные ноги; он не сможет больше ходить. Ее великолепный план спасения Ла Моля неосуществим.
      Он, наконец, заметил Марго; она увидела на его губах слабую улыбку.
      Он что-то забормотал; она склонилась над ним, чтобы разобрать слова.
      - Ты пришла... - сказал он. - Дорогая... этого достаточно. Это все, о чем я молил Господа... Ты не забыла...
      Она прижалась щекой к лицу Ла Моля; он попытался поднять руку и коснуться Марго, но усилие заставило его застонать; лоб графа покрылся испариной.
      - Ты не должен двигаться, - сказала Марго. - О мой дорогой, что я могу сделать? Почему я опоздала?
      - Ты пришла. Этого... достаточно, - снова заговорил он.
      Тюремщик молча вошел в камеру.
      - Мадам, вы должны уйти. Мадам, я весьма сожалею. Поступил приказ, и я не мог предотвратить его выполнение. Я не в силах был ничего сделать.
      Она кивнула.
      - Приказ, - повторила Марго; ей показалось, что она видит улыбающееся лицо матери. - Я понимаю. Я понимаю.
      Генриетта ждала ее в коридоре с платком, поднесенным к глазам.
      - Аннибал... тоже? - пробормотала Марго.
      Генриетта кивнула.
      Они вдвоем вышли к карете. Теперь не было необходимости разыгрывать из себя двух несчастных женщин, пришедших попрощаться с возлюбленными.
      Толпа собралась на площади Мятежников, чтобы лицезреть казнь двух мужчин, вступивших в заговор с целью убийства короля. Это событие привлекло внимание людей, потому что обреченных считали великими любовниками - один из них был возлюбленным самой королевы Наваррской, другой пользовался благосклонностью герцогини Неверской.
      Толпа роптала. Люди обвиняли жестокую королеву-мать. Она была причиной всех бед Франции. О ней писали книги. Говорили, что ревность к дочери заставила Катрин мучить ее возлюбленного и принять решение о его казни. Любые обвинения в адрес королевы-матери казались недостаточными. Народная ненависть к ней выплескивалась наружу во время публичных церемоний.
      - У него была восковая фигурка короля...
      - О! Пора этому сумасшедшему покинуть сей мир.
      - Тсс! Неизвестно, кто нас слышит. И что, если он умрет? Кто займет его место? Наш щеголь из Польши? Коротышка Аленсон? Это клубок змей.
      Послышался скрип колес крытой двуколки; толпа на время притихла.
      Затем кто-то прошептал:
      - Говорят, его безжалостно пытали с помощью испанского сапога. Их обоих мучили... Ла Моля и Коконна. Они не могут самостоятельно прийти на место казни.
      - Несчастные джентльмены. Несчастные красавцы.
      - Как долго мы позволим этой женщине править страной?
      Скрип прекратился; двух мужчин подняли на эшафот.
      Толпа взирала на происходящее; многие, не таясь, плакали. Казалось жестоким обречь людей на смерть за изготовление восковой фигурки человека, и так уже стоявшего на краю могилы. Даже после пыток жертвы не потеряли величественной привлекательности.
      Палач жестом велел своим помощникам положить Ла Моля на плаху.
      - Пришел ваш час, месье, - сказал он.
      - Я готов, - ответил Ла Моль. - Прощай, моя дорогая.
      Палач положил его в нужное место.
      - Вы хотите еще что-нибудь сказать, месье?
      - Я лишь прошу вас засвидетельствовать мое почтение королеве Наваррской. Передайте ей, что я умер с ее именем на устах. О, Маргарита, моя королева... моя любовь.
      Он опустил голову на плаху и стал ждать, когда опытный палач отсечет ее мечом.
      Толпа горестно ахнула.
      Пришел черед Коконна. Короткая пугающая тишина, бормотанье, блеск меча; голова Коконна покатилась по окровавленной соломе к голове его друга.
      Катрин торжествовала. Теперь было ясно, что король умирает. У него не осталось сил даже на то, чтобы передвигаться в паланкине. Он не покидал спальню.
      Стоял май; солнечный свет заливал покои. Возле постели короля сидела юная королева; она украдкой вытирала слезы, которые не могла сдержать. Лицо Мадлен было искажено страданием. Бледная печальная Мари Туше скорбно смотрела на Карла. Эти оберегавшие его женщины понимали, что конец близок.
      Марго тоже находилась здесь, но Катрин догадывалась, что дочь думает не о короле. Она была молчалива; Катрин говорила себе, что у Марго "временно разбито сердце" из-за смерти Ла Моля. Каким непростым человеком была Марго! Документ, составленный ею недавно в защиту мужа, изумил Катрин. Она поняла, что ее дочь относится к числу умнейших людей королевского двора. У Марго было мышление юриста; месье Паре говорил, что она могла при желании стать его лучшей ученицей. У нее был живой, острый, изворотливый ум Медичи, однако она унаследовала много черт у своего деда, Франциска Первого; чувственность превалировала в ее натуре над более достойными качествами. Она проводила много времени за письменным столом, была мечтательницей; Марго обладала богатым воображением, постоянно придумывала приключения, если они не случались с ней сами. Она всегда была главной героиней событий, происходивших с ней в реальности или в ее сочинениях. Она постоянно писала мемуары; Катрин знала, что они представляют из себя удивительные версии происходящего при дворе, причем Марго изображалась в них центральной фигурой всех любовных романов и интриг.
      Глядя сейчас на дочь, Катрин вспомнила о том, что после казни Марго приказала принести ей головы погибших; вместе со своей легкомысленной подругой, Генриеттой де Невер, она забальзамировала их и поместила в украшенные драгоценными камнями шлемы; девушки ласкали головы, вспоминали о прежних удовольствиях, завивали им волосы, плача при этом от горькой радости. Нет, Катрин могла не бояться Марго в те моменты, когда сентиментальность девушки брала верх над ее умом.
      Карла также уже не следовало бояться. Его сын умер, второй ребенок, девочка, не мешал Генриху подняться на трон. Карл не должен был протянуть больше нескольких часов. Аленсон и Наваррец находились под домашним арестом; Монтгомери и Коссе следовало устранить при первой возможности. Зачем ей медлить? Катрин выскользнула из спальни умирающего, отправилась в свои покои и вызвала к себе шестерых самых преданных ей людей.
      Когда они предстали перед Катрин, она сказала им:
      - Скачите как можно быстрей в Польшу. Король мертв... или близок к смерти. Да здравствует король Генрих Третий!
      Когда они ушли, Катрин с удовлетворением улыбнулась. Настал великий момент, которого она давно ждала. Ее дорогой Генрих станет королем.
      Но Карл цеплялся за жизнь в своей спальне.
      Он беспомощно рыдал на руках Мадлен.
      - О, Господи, сколько крови! - бормотал Карл. - Господи, прости меня. Сжалься над моей душой. Я не понимаю, где я нахожусь. Мари, Мадлен, не покидайте меня. Не оставляйте меня одного ни на мгновение. Скажи мне, где я.
      - В моих объятиях, дорогой, - сказала Мадлен. - Ты в безопасности.
      По другую сторону кровати стояла Мари; Карл взял ее за руку.
      - Что будет с этой страной? - его голос повысился до крика и тотчас жалобно стих. - Что ждет меня? Господь доверил мне судьбу великой страны. Уже ничто нельзя изменить.
      - Мой дорогой, мой Карл, - попыталась успокоить его Мадлен. - Пусть за убийства и кровопролития ответят те, кто толкал тебя на них... твои недобрые советчики.
      Мадлен, подняв голову, встретилась взглядом с холодными глазами Катрин, смотревшими на нее; королева-мать сухо улыбнулась одними губами, Карл почувствовал присутствие матери и поднял руку, как бы предупреждая Катрин.
      - Мадам, - сказал он, - я вверяю вам заботы о моей жене и дочери.
      - Будь спокоен, мой сын, о них позаботятся.
      - И Мари... и ее сына...
      - Ты обеспечил их, Карл. Обещаю тебе, что никто не обидит их.
      Катрин улыбнулась бедной кроткой Мари. Девушка не причиняла ей хлопот, за исключением последних недель, когда она вместе с Мадлен упрямо отказывалась отойти от короля. Но это было уже забыто, потому что король умирал; Катрин ждала финала. Умер бы он несколько недель тому назад или через пару часов - сейчас это уже было маловажным. Пусть Мари живет в мире; она слишком незначительная фигура Карл сделал ее сына герцогом Ангулемским, так что дочери провинциального судьи было не на что жаловаться.
      - Я позабочусь о твоей королеве и ее маленькой дочери. Прослежу за тем, чтобы Мари и ее сын ни в чем не нуждались. Не бойся.
      Карл недоверчиво посмотрел на мать и попросил послать за Наваррцем.
      Стражники привели Генриха и остались возле спальни короля.
      - Ты участвовал в заговоре против меня, - сказал король. - Это дурной поступок. Однако я верю тебе... больше, чем моим братьям. В тебе есть прямота... честность. Я рад, что ты пришел проститься со мной. Я послал за тобой по какой-то причине, но сейчас я не могу ее вспомнить. Тебя окружают враги. Я знаю это. Тебя надо было предупредить. Здесь есть один человек, которому ты не должен доверять. Я получил предостережение, но, пожалуй, слишком поздно. Надеюсь, еще можно предупредить тебя. Не доверяй...
      Он бросил долгий взгляд на мать.
      - Не доверяй... - начал снова Карл.
      - Ты утомляешь себя, мой сын, - сказала Катрин.
      - Нет, я скажу это. Скажу. Это правда, и поэтому я должен сказать ее. Брат... Наваррец... позаботься о моей королеве и нашей дочери. Позаботься о Мари и ее ребенке. Я доверяю тебе благополучие Мадлен. Ты - единственный человек, которому я могу доверять. Обещай мне. Обещай мне.
      Наваррец, у которого глаза была на мокром месте, пустил слезу. Он поцеловал руку короля.
      - Клянусь, Ваше Величество. Я готов защищать их до последней капли крови.
      - Спасибо, брат. Как странно, что я могу доверять лишь тебе... человеку, вступившему в заговор против короны. Но я действительно полагаюсь на тебя. Помолись за меня. Прощай, брат. Прощай.
      Посмотрев на мать, Карл произнес:
      - Я рад тому, что я не оставил сына, которому пришлось бы надеть французскую корону после меня.
      С этими словами он откинулся на подушки; Карл лишился последних сил.
      Больше он ничего не скажет, подумала Катрин. Теперь произойдет то, чего я желала долгие, опасные и горестные годы... то, ради чего я трудилась, интриговала и убивала... теперь моя цель осуществится. Безумный король Карл мертв; мой обожаемый сын должен приготовиться к восхождению на трон.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      Король Польши устал. Он лежал, откинувшись на подушки; двое фаворитов - дю Гаст, самый любимый друг монарха, и этот забавный Виллекьер обмахивали его веерами. Другие молодые люди сидели возле кровати короля; один лакомился цукатами, другой любовался покроем своего камзола, отражавшегося в венецианском зеркале, которое король привез с собой из Польши. Он дарил улыбки им всем. Он был доволен своим маленьким королевством. Ему нравилось пользоваться любовью подданных. При появлении короля на улицах его окружали восхищенные поклонники, радовавшиеся возможности лицезреть своего монарха; они никогда прежде не видели такого великолепного мужчины, как их благоухающий, накрашенный король. Иногда он носил женские наряды и выглядел в них еще более потрясающе - как человек, непохожий ни на кого из окружающих; его польские подданные считали, что именно так должен выглядеть король.
      Он заметно сдал физически с того момента, когда он покинул Францию; он утратил даже ту небольшую энергию, которой обладал в юности. Стал более эгоистичным, постоянно нуждающимся в комфорте и роскоши. Сейчас он боролся с усталостью, потому что его ждали обязанности монарха. Он ненавидел заседания с участием министров, скучал на советах. Он постоянно убеждал их в том, что они могут проводить подобные мероприятия без него. Они должны понять, говорил король, что он получил утонченное воспитание и прибыл из далекой цивилизованной Франции, страны с самым интеллектуальным двором Европы. Он - не варвар. Он нуждается в услаждении своего слуха музыкой, а не дебатами, угнетавшими его. Он должен слушать поэзию, восхищавшую его, а не утомительные ссоры политиков.
      Граф Тенжински, его главный министр, поклонился ему, восхищаясь ароматом тонких духов и изысканным интерьером королевских покоев. Его, как и всех поляков, приводила в восторг атмосфера роскоши и цивилизованности, которую француз Генрих принес в эту страну.
      - Мой дорогой Тенжински, - сказал король, - я обессилел. Вы должны решать политические вопросы без меня.