Он горько заплакал и назвал себя самым несчастным человеком на свете.
      - Я вынужден расстаться с принцессой, которую я люблю, и матерью моим верным другом; я должен покинуть мой дом и семью. Как печальна участь короля.
      Сильнее всего он хотел стать королем, но королем Франции, а не Польши. Однако ему досталась роль изгнанника; он играл ее тонко, сдержанно, следя за тем, чтобы слезы не испортили ему цвет лица, не вызвали чрезмерного покраснения век его удлиненных темных глаз.
      Но оставив позади французскую границу и двигаясь по Фландрия, через территорию которой шла дорога в Польшу, он стал понимать, сколь тяжкая часть путешествия началась. Он вступил со своей свитой в маленький городок; Анжу ждал такого же ликования толпы, какое он видел в начале путешествия; он приготовился улыбаться собравшимся горожанам, которые, как уверяли герцога приближенные, будут восхищены его видом так же, как встречавшиеся с ним польские посланники.
      К его ужасу, он обнаружил, что многочисленные люди на улицах были не иностранцами, а французами - мужчинами и женщинами, недавно бежавшими из Франции от преследований гугенотов, в которых он, Анжу, сыграл заметную роль.
      Они кричали ему вслед:
      - Вот он, щеголь! Пижон! Тот самый, кто обагрил свои руки кровью мучеников! Где вы были, месье, двадцать третьего, двадцать четвертого августа? Ответьте!
      Он съежился под взглядами людей. Они бросали в него комья грязи и навоза; Анжу в ужасе видел дурно пахнущие пятна на своем роскошном костюме. Он и его спутники могли лишь пришпорить лошадей и уехать прочь под злой смех французских беженцев.
      Это было весьма тягостное путешествие. Анжу боялся входить в города; он страдал от отсутствия комфорта. Он тосковал по своей очаровательной любовнице, по парижской роскоши и удобствам.
      - Куда мы едем? - жаловался он. - В чужую страну. Как я смогу жить среди дикарей? Моя мать обещала, что я покидаю дом ненадолго, но как она сможет этого добиться? Мой брат больше не считается с ней. Как бесцеремонно он бросил нас в дороге! Она не имеет теперь над ним власти. Карл боится меня... поэтому я выдворен из Парижа. Возможно, навсегда.
      Но несчастного Анжу ждали еще большие потрясения. Курфюрст принял его весьма любезно; этот человек не мог поступить иначе, поскольку сейчас он не воевал с Францией; но Анжу, помня о том, как его встречали французские беженцы и некоторые местные жители этой протестантской страны, желал только одного - поскорей попасть в Польшу.
      - Ваше появление - большая честь для нас, - сказал курфюрст, но он держался так, словно не очень-то дорожил этой честью. Курфюрст и его соотечественники, одетые крайне просто, заставили Анжу смутиться и показаться себе смешным, чего никогда не случалось дома. Развлекая гостя и демонстрируя ему свое почтение, эти люди давали понять Анжу, что они постоянно помнят о дне Святого Варфоломея и считают нового короля Польши виновным в кровопролитии.
      Когда банкет, устроенный в честь Анжу, завершился, сам курфюрст провел гостя в отведенную ему комнату. Она была тускло освещена; когда Анжу остался наедине с несколькими приближенными, он заменит фрески. Взяв свечу, чтобы рассмотреть их тщательней, Анжу вскрикнул от ужаса и едва не уронил подсвечник. Он увидел изображение парижской площади, заваленной громоздившимися друг на друга трупами. На первом плане выделялось обезглавленное тело. На лицах людей - мужчин и женщин с белыми крестами на шляпах - были зловещие улыбки.
      Анжу вздрогнул и отвернулся, но его взгляд тотчас упал на другую фреску. Там тоже был изображен Париж, охваченный еще более страшным кошмаром.
      На третьей фреске Анжу увидел чудовищные сцены, происходившие на фоне панорамы Лиона, на четвертой был изображен объятый безумием Руан. Все четыре стены комнаты были расписаны сценами варфоломеевской резни, причем это было сделано так реалистично, убедительно, что Анжу не мог избавиться от эффекта своего личного присутствия на этих улицах, среди продолжающихся зверств.
      Он повернулся к своим молодым людям, но они были потрясены не меньше, чем Анжу, и не могли успокоить его.
      - Что с нами собираются сделать? - шептали они.
      - Нас хотят запугать! - сказал Анжу. Дать нам понять, что они все помнят. Если это все, мы не пострадаем.
      Он бросился на кровать, но ему не хотелось спать. Он приказал потушить все свечи, но в темноте сцены на фресках показались особенно впечатляющими, потому что воображение и память рисовали еще более ужасные картины, чем созданные превосходным художником, нанятым курфюрстам для того, чтобы смутить ненавистного ему гостя.
      - Зажгите свечи! - крикнул Анжу. - Я не выношу темноту. Сколько часов осталось до утра?
      Он знал, что ему еще предстоит прожить в этом проклятом месте немало часов, прежде чем он покинет его.
      Анжу не мог оторвать взгляда от картин.
      - Мне кажется, что я там... в Париже... смотрю на это... вижу все. О мои друзья, все было еще ужаснее. Как натурально выглядит кровь на фресках! Сколько ее мы пролили в Париже! Это никогда не забудется.
      Друзья Анжу заверили его в том, что он не виновен в происшедшем. "Ответственность лежит на других. Вы не могли предотвратить трагедию".
      Но если Анжу недоставало мужества, то он обладал развитым воображением; эти картины пробуждали воспоминания, лишавшие его душевного покоя. Он не заснул в ту ночь. Он ворочался на кровати с боку на бок, просил друзей тоже не спать, разговаривать с ним, развлекать его. Он заставлял их гасить свечи, потом велел снова зажечь их. Он не мог понять, что перед ним - фрески или плоды воображения, ожившие в темноте.
      За несколько часов до рассвета Анжу встал с кровати.
      - Не могу успокоиться, - сказал он, - и вряд ли смогу, если не опишу события той ночи. Мир должен знать. Я составлю признание, исповедь. Я не стану оправдывать себя, я виновен не меньше других в этом преступлении. Я напишу все сейчас. Я не могу откладывать это.
      Когда ему принесли письменные принадлежности, он взял горящую свечу и открыл дверь маленького кабинета.
      - Я буду писать здесь, - сказал Анжу, - когда я закончу, уже будет утро. Мы покинем этот город и поскачем в Краков.
      Он посмотрел прямо перед собой и отпрянул назад. Ему показалось, что в кабинете стоит человек с благородной внешностью, который смотрит на него сурово и презрительно.
      - Колиньи! - крикнул Анжу, рухнул на колени и выронил свечу, которая тотчас потухла. - О... Колиньи... - выдохнул он, - ожил, чтобы помучить меня...
      Друзья бросились к Анжу со свечами в руках. Они побледнели, увидев то же самое, что и он. Некоторые закрыли глаза, чтобы избавиться от видения. Но один, самый смелый, человек высоко поднял свечу и поглядел в лицо тому, что другие сочли призраком адмирала.
      - Господи! - крикнул он. - Это воистину Колиньи. Но... изображенный на картине.
      Анжу вернулся в главную комнату и за остаток ночи написал свою исповедь.
      На следующий день он поспешно покинул город; он не желал оставаться там, где его так жестоко разыграли.
      Но он кое-что понял. Варфоломеевская ночь навсегда останется в памяти людей; миллионы живущих на земле будут вечно испытывать ужас и отвращение к ее участникам.
      Анжу прибыл в Краков, охваченный сильным жаром.
      Марго чувствовала беспокойство. Ее любовная связь очаровательным месье Лераном, испытывавшим благодарность к королеве Наварры, спасшей ему жизнь в ночь резни, постепенно угасала; Марго обнаружила, что она могла годами хранить верность лишь месье де Гизу, но не другим мужчинам. Иногда она тосковала по красивому герцогу; она вернула бы его назад, если бы он не увлекся Шарлоттой де Сов. Марго превосходно знала Шарлотту; мадам де Сов отпускала мужчину лишь тогда, когда он надоедал ей. Марго подозревала, что Шарлотта будет любить Гиза так же долго, как и она сама. К удивлению Марго, похоже, Шарлотта оказалась способной любить; она изменилась, ее красота стала более мягкой, нежной. Марго, чувствуя, что это связано с Генрихом де Гизом, ревновала, но гордость одерживала верх над ревностью.
      Она знала, что, отказав себе в разводе и браке с Гизом, она глубоко уязвила своего прежнего любовника. Марго понимала, что он никогда не простит ей этого поступка, как не простил он Колиньи убийства своего отца. Он больше не смотрел в ее сторону, не бросал на Марго нежные зовущие взгляды. Если он и замечал ее, то лишь для того, чтобы дать ей понять, как сильно он увлечен своей новой пассией, как восхищается Шарлоттой де Сов.
      Разочарованная, страдающая от ревности, скучающая Марго искала свежие источники радости. Возможно, ей нужен новый любовник. Но кто станет им? Никто не нравился ей достаточно сильно; обратив внимание на человека, обладавшего очаровательными манерами и красивой внешностью, она невольно начинала сравнивать его с Генрихом де Гизом, и в ее душе снова вспыхивала битва между желанием и гордостью.
      Она подумала, что еще не поздно попросить развод и выйти за Генриха. Он, несомненно, согласится; Гиз в первую очередь был честолюбивым человеком. Но должна ли она выходить за герцога только ради удовлетворения его амбиций? Что, если он после женитьбы продолжит свою связь с Шарлоттой де Сов?
      Нет, она поклялась расстаться с Генрихом де Гизом и не изменит своему решению. Она должна найти себе другого любовника или новое развлечение. Но... какие развлечения доступны ей? Маскарады, балы... все слишком хорошо знакомо. Ее уже не волновали новые платья, парики, модные прически. Что касается любовников, то прежде всего необходимо влюбиться. Для этого мало одного желания.
      Пока Марго пребывала в этом беспокойном состоянии, одна из ее фрейлин, мадам де Муассон, преданно служившая королеве Наварры, спасшей во время резни жизнь ее мужу, пришла к своей госпоже и попросила разрешения поговорить с ней наедине.
      Мадам де Муассон, пережившая тяжелые минуты, когда жизнь ее супруга висела на волоске, постоянно испытывала страх перед новым кровопролитием; именно это чувство заставило ее обратиться за помощью к Марго.
      - Я бы хотела поговорить с Вашим Величеством без свидетелей, - сказала она, - если вы окажете мне эту честь.
      Марго, догадавшись по поведению женщины, что она сильно взволнована, немедленно удовлетворила ее просьбу.
      Когда они остались одни, мадам де Муассон сказала:
      - Не знаю, правильно ли я поступаю, сообщая вам то, что я узнала, но, думаю, Ваше Величество, найдет правильный выход. Дело касается короля Наварры и герцога Аленсонского. Они собираются бежать, присоединиться к гугенотам и выступить против католической армии.
      - Они не могут быть настолько глупы.
      - Это правда, мадам. Именно это они планируют. Мадам, вы, можете поговорить с ними, остановить их? Они втянут Францию в новую гражданскую войну. Снова польется кровь; кто знает, чем это кончится?
      - Они похожи на безответственных детей, - сказала Марго. - И когда они намерены осуществить свой замысел?
      - Как можно скорее, мадам. Но король Наварры не может расстаться с мадам де Сов, которая, как вы знаете, ему очень нравится.
      Марго охватил приступ ревности, но ей удалось спокойно сказать мадам де Муассон:
      - Положитесь на меня. Я разоблачу этот заговор.
      - Мадам, я бы не хотела причинишь неприятности королю Наварры, который всегда был добр к моему мужу.
      - Генрих Наваррский не пострадает, - сказала Марго и отпустила женщину.
      Оставшись одна, она бросилась на кровать и в ярости ударила кулаком подушку. Ее, Маргариту, французскую принцессу и королеву Наварры, подло использовали. Любовник бросил ее ради мадам де Сов; глупый муж готовит опасные заговоры и затем медлит с их осуществлением из-за любви к этой же женщине. Генрих де Гиз поклялся любить ее, Марго, вечно, однако, похоже, он забыл свою прежнюю подругу. Она и ее муж должны быть если не любовниками, то хотя бы союзниками, однако он затеял нечто вместе с Аленсоном, скрыв это от жены. Она не знала, на кого сердится особенно сильно - на Гиза, Наваррца или Шарлотту де Сов.
      Она, как всегда, поступила импульсивно; встав с кровати, Марго отправилась к королю.
      Он был со своей матерью; Марго попросила разрешения поговорить с ним наедине.
      - Я раскрыла заговор, - сказала Марго.
      Они насторожились. Они оба не доверяли ей, но видели, что она не только взволновала, но и рассержена.
      - Расскажи нам о нем, дорогая, - попросила Катрин; голос матери отрезвил девушку. Что она делает? Она предает мужа и брата. Марго испугалась. Она не хотела причинять им вред; сейчас она поняла, что любит их обоих.
      Она помолчала.
      - Вы обещаете не причинить зла двум людям, о которых пойдет речь, если я расскажу вам то, что я узнала?
      - Да, да, - произнесла Катрин.
      - Карл, мне нужно твое слово. Я услышала нечто такое, что я обязана сообщить тебе, но я не могу сделать это, пока ты не поклянешься честью короля Франции в том, что эти двое не пострадают.
      - Я даю тебе слово, - сказал король.
      Катрин иронично улыбнулась. Значит, ее слова недостаточно! Похоже, все ее дети объединяются против королевы-матери...
      - Мой муж и Аленсон собираются бежать из Парижа, чтобы воссоединиться со своими друзьями, сформировать армию и использовать ее против вашей.
      Короля прошиб пот, его пальцы задергались.
      - У тебя есть доказательства? - спросила Катрин.
      - Нет. Я только слышала об этом. Если вы обыщете их покои, то несомненно найдете доказательства.
      - Мы немедленно прикажем обыскать их покои, - сказала Катрин. - Ты поступила правильно, дочь моя.
      - И вы помните о вашем обещании не причинять им вреда?
      - Моя дорогая Маргарита, неужели ты думаешь, что я способна преследовать моего родного сына и человека, который стал моим сыном в результате женитьбы на тебе... какими бы легкомысленными они ни оказались! А теперь не стоит терять время.
      Катрин проявила присущую ей энергию. На основании услышанного она арестовала Аленсона и Наваррца; однако их не отправили в тюрьму; они продолжали жить под охраной во дворце.
      Генрих де Гиз предстал перед королевой-матерью.
      - Их дружба, - сказал он, - началась во время осады Ла Рошели. Я не могу ее понять. Они - странная пара. Необходимо как-то разделить их. Они оба - большие любители всяких проделок. Их сговор подтверждает это. Мадам, нужно срочно что-то предпринять.
      Катрин изучающе посмотрела на Гиза. Она боялась его больше, чем кого-либо во Франции, однако выдержка, мужество и красота герцога восхищали ее. Катрин пришла в голову поразительная, предательская мысль. Она захотела, чтобы этот Генрих был ее сыном Генрихом. Она любила бы его бесконечно преданно; вдвоем они властвовали бы над Францией. Но он не был ее сыном, и поэтому Катрин бесила его самоуверенность, надменная манера давать ей указания, словно он был господином, а она - служанкой.
      По старой привычке она скрыла свое возмущение и натянула на лицо маску покорности.
      - Вы правы, месье де Гиз, - сказала королева-мать. - Будьте спокойны после вашего предупреждения я разорву их противоестественную дружбу.
      - Мадам, - сказал Гиз, - я не доверяю королю Наварры. Я не считаю его таким глупцом, каким он хочет нам казаться. Он изображает из себя сластолюбца, думающего только о женщинах.
      - Мужчина может думать о женщинах и политике одновременно, верно? сказала Катрин.
      Гиз пропустил колкость мимо ушей и продолжил:
      - Его поведение, я уверен, - всего лишь поза. Он требует тщательного наблюдения за собой. Что касается герцога Аленсона...
      Гиз пожал плечами.
      - Вы можете говорить прямо, - сказала Катрин. - Хоть Аленсон да мой сын, я знаю, что он непредсказуем и нуждается в присмотре.
      - Если бы нам не посчастливилось раскрыть заговор, эти двое могли скрыться. В стране осталось немало гугенотов, они еще способны доставить нам неприятности, мадам.
      - Нам повезло в том, что мы вовремя узнали о заговоре. Вам известно, что мы обязаны этим мадам де Сов?
      Герцог поднял брови, и Катрин, хорошо знавшая Генриха, поняла, что при упоминании в этом контексте имени его любовницы сердце молодого человека забилось чаще.
      - Король Наварры, как вы знаете, - продолжила Катрин, - больше интересуется женщинами, нежели политикой. Он не может расстаться с этой особой - иначе он бы скрылся прежде, чем мы узнали о его планах. Нерешительность подвела его, месье де Гиз.
      - Мы должны радоваться этому, мадам.
      - Мы должны быть благодарны этой красавице, перед которой, я слышала, не может устоять почти никто.
      - Мадам, прежде всего мы должны вогнать клин между Наваррцем и Аленсоном.
      - Предоставьте это мне, месье.
      - Как вы осуществите это?
      - Пока что я не знаю точно, но думаю на эту тему. Вы увидите, каким образом я рассорю эту пару, и весьма скоро. А теперь, если вы простите меня, я попрошу вас уйти, поскольку я должна срочно кое-что сделать.
      Оставшись одна, Катрин засмеялась.
      - О, месье де Гиз, - произнесла она вслух, - скоро вы увидите, как я разрушу эту дружбу.
      Королева-мать подошла к двери, позвала карлика и отправила его на поиски мадам де Сов.
      - Когда она придет, - добавила Катрин, - проследи, чтобы, нас оставили одних.
      Шарлотта явилась тотчас.
      - Можешь сесть, моя дорогая, - произнесла Катрин. - А теперь скажи мне: как продвигаются твои дела с королем Наварры?
      - В полном соответствии с вашими указаниями.
      - Ты, Шарлотта, похоже, колдунья, если тебе удается поддерживать интерес к себе такого человека, не удовлетворяя его страсть.
      - Я вела себя именно так, как велело Ваше Величество, - сказала Шарлотта.
      - Бедный Наваррец! Этой ночью ему будет грустно. Ты слышала, что он затеял игру, за которую его следует наказать. Думаю, будет отлично, если сегодня ты сделаешь его заточение более приятным.
      Шарлотта побледнела.
      - Мадам... я...
      - Что? Другое свидание! Обещаю, тебе нечего бояться. Я прослежу за тем, чтобы баран, твой муж, оказался занят и не задавал щекотливых вопросов.
      - Мадам, - промолвила Шарлотта, - я не могу.
      Катрин рассмеялась.
      - Что? У тебя встреча с другим джентльменом? Не твоим мужем?
      Шарлотта молчала.
      - Скажи мне, Шарлотта, это месье де Гиз? Он очарователен; судя по тому, как бегают за ним женщины, он - отличный любовник. Но я всегда учила тебя тому, что долг превыше удовольствий, верно?
      - Да, мадам.
      - Сегодня ночью твой долг - развлечь несчастного пленника, короля Наварры. Больше ни слова. Я все сказала. Можешь идти, Шарлотта.
      Когда женщина оказалась у двери, Катрин окликнула ее.
      - И приходи ко мне завтра, Шарлотта. Я дам тебе дальнейшие указания.
      Шарлотта побежала в свои покои; оказавшись в спальне, она задернула полог кровати и горько заплакала, лежа на ней. Впервые в жизни она испытала отвращение к Летучему Эскадрону и захотела покинуть его. Она проплакала какое-то время, предаваясь грустным мыслям, внезапно Шарлотта почувствовала, что за ней кто-то следит. Повернув голову, она в ужасе отпрянула от раздвинутого полога. Там стояла Катрин; она смотрела зловещими глазами на Шарлотту. Но когда королева-мать заговорила, ее голос оказался почти ласковым, безжалостный блеск в глазах потух.
      - Не грусти, Шарлотта. Месье де Гиз должен научиться тому пониманию, какое проявляет месье де Сов. А ночью все мужчины одинаковы - я не раз это слышала.
      Полог снова закрылся; Катрин исчезла так же бесшумно, как и пришла.
      Марго посмотрела на своего мужа, вытянувшегося поперек кровати. Дверь была заперта, в коридоре стояли гвардейцы короля. Марго рассердилась на Генриха. В его позе не было изящества; грязные волосы, несомненно, пачкали подушку.
      - Тебе следует запретить пользоваться красивыми вещами, - сказала она. - Тебе надо жить в конюшне.
      - Конюшни бывают весьма удобными, - задумчиво произнес он, - а лошадь - более дружелюбным существом, чем жена.
      Она гневно подняла голову.
      - Ты не только груб и вульгарен - это я готова простить тебе. Но только не твою безмерную глупость.
      - Я, несомненно, дурак, если не заметил, что моя жена - шпионка.
      - Я помешала осуществлению твоей глупости ради тебя самого.
      - Ты называешь это глупостью, потому что я проиграл. Если бы я выполнил задуманное, оно показалось бы тебе умным шагом. Я потерпел поражение из-за, тебя. Подлая тварь! Я намерен выпороть тебя.
      - Если ты сделаешь это, ты окажешься в менее комфортной тюрьме.
      - Не бойся. Я слишком ленив. Чтобы высечь такую злючку, как ты, требуется много энергии. Я не собираюсь расходовать ее на тебя.
      - Побереги свои мужицкие манеры для твоих крестьянок...
      - Хорошо, если позволишь. Почему бы тебе не убраться в более комфортабельные покои?
      - Я хочу поговорить с тобой.
      - Я жду посетителя.
      - Жену одного из наших садовников или посудомойку?
      - Попробуй угадать еще раз.
      - Я не намерена тратить мою умственную энергию на это! Мне все равно, кто придет - жена садовника или посудомойка. Меня не интересуют твои примитивные похождения. Меня возмущает то, что ты вступил в такой заговор и ничего не сказал мне об этом.
      - Он тебя не касается.
      - Он касается Наварры, королевой которой я являюсь.
      - Пока я позволяю тебе быть ею.
      - Как ты смеешь!
      - Ты удивляешь меня. Ты играешь в шпионку, подвергаешь опасности мужа и его королевство, затем приходишь сюда и говоришь мне, что мое королевство - твое.
      - Я думала, мы решили быть союзниками.
      - Да, решили, но ты проявила себя весьма ненадежным союзником.
      - А ты задумал такое, не посоветовавшись со мной!
      - Если бы я добился успеха, я бы вернулся за тобой. Как ты можешь говорить о союзнических отношениях после твоего вероломного предательства?
      - Ты не только глуп, но и беспечен. Похоже, ты не знаешь, какие силы были бы использованы против тебя.
      - Ты переоцениваешь месье де Гиза, - сказал Наваррец. - Мы относимся к нему без твоего почтения и готовы сразиться с герцогом и его католиками. Ты слишком увлеклась сердечными делами, моя дорогая. Видишь в своем любовнике бога. А он всего лишь человек. Разве не такова сущность твоей любви? Ты никогда не будешь счастлива в любви, пока не научишься любить так, как это делаю я. У меня была сотня связей, я я ни разу не испытывал укоры совести или сожаление по поводу любой из них. А ты сплошная страсть, ненависть, желание. Мы должны сравнить наши ощущения, когда у нас появится свободное время, но сегодня я жду посетителя.
      - Ты - провинциальный дикарь, - заявила Марго, - что касается обсуждения с тобой моих романов, то я предпочту в качестве собеседника конюха.
      - Или посудомойку, или жену садовника? - поддразнил ее Генрих.
      Она подошла к нему, схватила за жесткие волосы и сердито потрясла его голову. Он умирал от смеха; Марго, к своему огорчению, обнаружила, что смеется вместе с ним.
      - Знаешь, - сказал он, - мы могли бы быть хорошими друзьями. Ты предала меня, а я простил тебе это. Я даже прощаю тебе то, что ты испортила мне прическу, которая хоть и не так элегантна, как у твоих братьев или у человека, упоминать имя которого в данный момент было бы проявлением провинциальности, вульгарности, грубости...
      Она ударила Генриха в скулу, обрадовав его этим.
      - О, Марго, - сказал он, внезапно схватив ее за руки и сжав их так сильно, что она вскрикнула, - почти жалею о скором приходе моего посетителя, потому что ты кажешься мне особенно привлекательной, когда находишься в агрессивном настроении.
      Он отпустил ее; она встала, услышав донесшийся из кабинета звук шагов.
      - Кто там? - спросила Марго.
      - Там никого нет, - ответил он. Взглянув на мужа, она поверила в то, что он удивлен и испуган этим шорохом так же, как она. Затем кто-то тихо постучал в дверь кабинета.
      - Можно войти?
      Они оба узнали этот голос.
      - Это мой посетитель, - сказал Наваррец. - Я не знал, что она тайно проникла в мой кабинет. Должно быть, она получила ключ у твоей матери. Заходите! - крикнул он.
      Марго отступила назад и скрылась за пологом кровати.
      Шарлотта де Сов подошла к ложу. Она держала в руке ключ.
      - Мне удалось раздобыть ключ от кабинета, - сообщила она. - Этот путь показался мне наилучшим.
      - Ее Величество заботливо раздает ключи. Моя дорогая, уж коли вы пришли, не имеет значения, через какую дверь вы это сделали.
      Марго появилась из-за полога кровати; Шарлотта в смятении уставилась на нее.
      - Не бойтесь меня, мадам де Сов, - сказала Марго. - Я собиралась уходить.
      Шарлотта перевела взгляд, с Генриха на его жену.
      - Я... я не знала, Ваше Величество, что вы будете здесь... Если бы я...
      Марго махнула рукой.
      - Вы обязаны исполнять королевские приказы, верно?
      Она бросила на Наваррца взгляд, полный презрения к человеку, принимавшему известную шпионку ее матери.
      - Я как раз собиралась уходить, - добавила она. - Желаю вам получить удовольствие, мадам. Славной ночи вам обоим.
      - И я желаю тебе славной ночи, дорогая жена, - Наваррец насмешливо улыбнулся.
      Марго вышла, заметив, что он не может дождаться момента, когда она дойдет до двери, чтобы привлечь к себе Шарлотту.
      Марго сердилась. Нельзя требовать от супруга верности, но он мог продемонстрировать лучшие манеры.
      Она скучала, будучи не в силах переносить однообразие своей жизни. Испытывая желание сделать что-нибудь, она решала пойти к брату и помириться с ним; он, как и ее муж, сердился на нее. В отличие от Наваррца, он не обладал чувством юмора и не находил в ситуации ничего смешного.
      Она отправилась в его покои; гвардейцы короля пропустили ее. В приемной сидел высокий стройный молодой человек; при появлении Марго он вскочил и низко поклонился ей.
      Марго очаровательно улыбнулась ему, потому что она тотчас заметила его удивительную красоту; до выражению его лица было видно, что он восхищен ее внешностью в такой же мере, как и она - его Марго сейчас нуждалась именно в таком восхищении. Молодой человек мгновенно очаровал ее.
      Она внимательно рассмотрела его. На вид ему было около двадцати пяти лет - немного большие, чем Марго; темные длинные волосы незнакомца завивались; Марго нашла впечатляющим контраст между ними и синими глазами. Из-под усов виднелись чувственные губы. Его печальное лицо, озарившееся восторгом при виде Марго, разительно отличалось от грубоватой жизнелюбивой физиономии Наваррца, и это понравилось Марго. Кланяясь, он приложил свою белую руку ж бархатному камзолу, такому же темно-синему, как его глаза, и расшитому черным янтарем.
      - Я не знаю вас, месье, - сказала она.
      - В этом отношении у меня есть перед вами преимущество, Ваше Величество, - произнес он тихим мелодичным голосом.
      - Значит, вам известно, кто я?
      - Мадам, кто не знает королеву Наварры?
      - Вы, должно быть, уже видели меня. А я вас - нет.
      - Да, мадам, и с той минуты не могу прогнать ваш образ из моего сознания.
      Марго разволновалась.
      - А зачем вам прогонять его?
      Его грустные синие глаза дали тот ответ, которого она ждала.
      - Я не могу сказать вам это, мадам. Прошу вас не смущать меня требованием ответа.
      - Я думаю, вы служите моему брату. Поэтому я не могу приказывать вам.
      - Мадам, любая ваша просьба станет для меня приказом.
      Она улыбнулась.
      - Вы из Прованса, - сказала Марго. - Я поняла это по вашей мягкой речи. Но вы умеете льстить, как парижанин.
      - Ошибаетесь, мадам. Я не льстил вам.
      - Как вас зовут? - спросила Марго.
      - Ла Моль, мадам.
      - Ла Моль? И это все?
      - Граф Бонифаций де Ла Моль, ваш покорный слуга.
      - Вы служите герцогу Аленсону?
      - Если бы я нашел способ послужить его сестре, я был бы абсолютно счастлив.
      - Ну, вы можете сделать это сейчас же. Я хочу видеть моего брата.
      - В данный момент он занят. Похоже, он освободится лишь через несколько часов.
      - Похоже, у него любовное свидание.
      - Да, мадам.
      - В таком случае не буду беспокоить его. Если вы прервете свидание брата только для того, чтобы сказать ему, что его хочет видеть сестра, это не пойдет вам на пользу.
      - Мадам, - сказал он, поклонившись и прикоснувшись к шпаге, - я охотно посмотрю в глаза смерти, если вы прикажете мне сделать это.
      Она рассмеялась.
      - Нет, месье граф, я бы не хотела видеть вас мертвым. По-моему, живой вы гораздо забавнее.
      Марго протянула руку для поцелуя; девушку восхитила та смесь почтения и страсти, которую граф вложил в дело.
      - Прощайте, месье.
      - Возможно, я покажусь вам дерзким, мадам, но я скажу то, что у меня на сердце. До свидания, мадам. Я буду жить надеждой на нашу следующую встречу.
      Марго повернулась и вышла из комнаты. На ее лице блуждала улыбка скука пропала.
      Катрин вызвала к себе Шарлотту де Сов.
      - Ну, Шарлотта, надеюсь Наваррец понравился тебе?
      Шарлотта молчала.
      - Ты не должна обижаться на меня, - ласково сказала Катрин, - за то, что я стала свидетельницей твоей печали. Когда ты была у меня, ты выглядела очень грустной, и я последовала за тобой. Никогда не запирайся от твоей королевы, Шарлотта. Это бесполезно. Мне больно видеть тебя несчастной. Надеюсь, ты не была печальной в обществе Наваррца. Бедняга! Он ждал так долго. Я бы не хотела, чтобы он испытал разочарование.
      - Мадам, - произнесла Шарлотта, - я сделала то, что вы велели.
      - Это хорошо. Надеюсь, ты не слишком сильно поссорилась с Генрихом де Гизом? Этому молодому человеку полезно узнать, что он - менее важная персона, чем ему кажется. Когда ты вступила в Летучий Эскадрон, дорогая Шарлотта, ты согласилась избавиться от всякой сентиментальности. Но не будем больше говорить об этом. Ты хорошо проявила себя с Наваррцем. Я не хочу, чтобы ваша любовная связь развивалась слишком быстро Наваррец не должен рассчитывать на то, что ты будешь уделять ему все свое время. Тебе придется дарить твои улыбки и другим персонам.
      Шарлотта замерла в настороженном ожидании.
      - Я имею в виду не месье де Гиза. Если ты помиришься с ним, он должен будет понять, что может рассчитывать на часы твоего досуга. Тебе предстоит серьезная работа; забавы с очаровательным герцогом не относятся к ней. Нет, Шарлотта! Другие нуждаются в твоем внимании. Я говорю о моем младшем сыне бедном маленьком Аленсоне.