– Я изложу ему это требование, – сказала донья Беатрис. – Может быть, мне удастся убедить его в необходимости пойти на такую уступку.
      – Надеюсь, сами вы это условие считаете справедливым?
      – Я считаю, что между Португалией и Кастилией должен быть мир.
      – Между Португалией, Кастилией и Арагоном, – поправила Изабелла. – В последнее время наши силы удвоились.
      – Об этом я также напомню Его Величеству.
      – Что касается Иоанны, – продолжала Изабелла, – то ей нужно либо покинуть Португалию, либо обручиться с моим сыном Хуаном.
      – С Хуаном? Но ведь ему еще и года не исполнилось… а она… она уже взрослая девушка!
      – Таково наше условие, – сказала Изабелла. – В качестве особого снисхождения мы можем дать ей шесть месяцев на раздумья. Если по достижении совершеннолетия она решит удалиться в монастырь, я не стану ей препятствовать. Но в этом случае она должна будет постричься в монахини. Надеюсь, вы согласитесь с обоснованностью этого требования.
      Донья Беатрис вгляделась в улыбающееся лицо своей собеседницы. Что мы делаем? – подумалось ей. Решаем судьбу молодой красивой девушки, представляющей угрозу для Изабеллы, но в то же время ни в чем перед ней не провинившейся, если не считать многочисленных проступков ее матери. Сама-то Иоанна не способна на сколько-нибудь предосудительные действия. И все же Изабелла, не имеющая причин жаловаться на свой собственный брак и свою семью, так твердо настроена защитить трон, что отказывает этой девушке не только во всякой надежде на корону, но и в праве жить, как живут все нормальные женщины. Мало того! Вынося ей этот суровый приговор, Изабелла улыбается, точно думает, что ее слова позабавят португальскую инфанту. Воистину, обманчива человеческая внешность!
      – Молодой девушке нелегко сделать такой выбор, – потупилась Беатрис. – Обручиться с младенцем – или постриг!
      – Я настаиваю на выполнении этого требования, – сказала Изабелла.
      – Я передам ваши слова Иоанне и Его Величеству, – вздохнула Беатрис. – К сожалению, это все, что я смогу сделать.
      – Что касается испанцев, участвовавших в войне на стороне короля Альфонсо, то все они будут помилованы, – продолжала Изабелла. – И, наконец, чтобы положить начало нашим по-настоящему дружественным отношениям с Португалией, моя дочь инфанта Изабелла будет помолвлена с Алонсо, сыном нынешнего принца Португалии.
      – Условий немало, и ни одно из них не придется по душе Его Величеству, – заметила Беатрис. – Думаю, ему будет нелегко согласиться на них.
      – Я ненавижу войну, – сказала Изабелла. – Но, если король Альфонсо так же, как и я, желает мира, то он будет вынужден принять все наши требования. Португальская армия уже потерпела одно поражение, а ведь с тех пор положение Кастилии упрочилось. Сейчас Португалия нуждается в мире, а не мы.
      Простившись, дамы разъехались: Беатрис направилась в Лиссабон, Изабелла – в Мадрид.
      Изабелла ждала. Условия были поставлены жесткие, но без них, говорила она себе, мир оказался бы недолгим. Ей было жалко Иоанну, безвольную марионетку, попавшую в руки честолюбцев, – однако могла ли Изабелла думать о счастье и благополучии одной девушки, когда ставился вопрос о будущем Кастилии?
      Она уже готовилась к родам, когда наконец пришло сообщение о том, что Альфонсо принял ее условия.
      Изабелла воспряла духом. Война за испанское наследство, продолжавшаяся столько долгих лет, была закончена.
      И вскоре у нее и Фердинанда должен был появиться еще один ребенок.
      Каменистое плато, на котором стоял город Толедо, казалось, было вырублено в неприступных горах, окружавших ущелье Тагус. Только с северной стороны оставался узкий проход, соединявший плато с равнинной частью Кастилии. Ни в одном другом городе королевства мавританское присутствие не было так заметно, как здесь.
      Посещая Толедо, Изабелла всякий раз мысленно обещала себе избавить от иноземного владычества все те испанские провинции, где еще хозяйничали мавры. Над каждым городом ее страны должен был развеваться флаг христианской Испании.
      Однако, словно в напоминание о нынешнем положении дел в ее королевстве, неподалеку от толедского дворца, где она сейчас лежала, ожидая начала родовых схваток, высились несколько поросших лесом гор, издавна служивших пристанищем разбойникам, бродягам и прочим изгоям общества. Многим испанцам еще предстояло встретить свой роковой час в этих местах, прежде чем Испания стала бы надежным приютом для всех честных мужчин и женщин.
      Ей предстояло выполнить задачу огромной важности, и она решила сразу же после родов посвятить себя наведению порядка в королевстве. Тут нельзя останавливаться ни перед чем, думалось ей. Если потребуется, она пойдет на самые суровые меры – позже ее подданные будут благодарить за них свою королеву. Она поклялась очистить Кастилию от разбойничьих шаек, сделать дороги безопасными для мирных купцов и путешественников – а для этого нужно было установить такие наказания грабителям, чтобы они дважды подумали, прежде чем решиться на какое-нибудь злодейство.
      Однако прежде всего нужно было родить ребенка.
      Положенный срок подходил к концу, и она без страха ожидала начала родовых схваток. Женщины вообще привыкают к деторождению, а она была стойкой женщиной. У нее уже родились мальчик и девочка, поэтому ей не приходилось опасаться за ребенка, которого она сейчас вынашивала. Ее мать жила в своем сумеречном мирке, ограниченном пределами замка Аревало, и никто не боялся, что внуки и внучки вдовствующей королевы Хуаны будут похожи на их бабку. Да и с чего бы им быть такими, как она? Ведь ее дочь Изабелла не имела причин жаловаться на ясность рассудка и душевное здоровье – разве нет? Мало того, в Кастилии едва ли нашелся бы человек, более спокойный и рассудительный, чем ее королева. А раз так, то и в благополучии ее детей можно было не сомневаться.
      Схватки учащались и становились все более продолжительными. Изабелла подождала еще немного, а затем позвала служанок.
      Несколько часов спустя в крепости Толедо родился третий ребенок королевы Изабеллы.
      Это была девочка, и ее нарекли Хуаной.
      Иоанна чувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Альфонсо принял условия Изабеллы, и ей предложили сделать выбор: выйти замуж за годовалого младенца или постричься в монахини.
      Она понимала, что даже тогда, когда принцу Хуану исполнится семнадцать лет, в Испании все еще будет слишком много людей, запомнивших ее причастность к войне за Кастилию. И ей было невдомек, какой род замужества сможет ей предложить партнер, родившийся на столько лет позже нее.
      Мирное соглашение было заманчивым выходом из португало-кастильской войны. Но уйти в монастырь, навсегда удалиться от света? Могла ли она выполнить это требование?
      Впрочем, выбора не было. Изабелла, с виду такая ласковая и обходительная, не остановилась бы ни перед чем, лишь бы убрать со своего пути хрупкую, беззащитную девушку, самим своим существованием мешавшую ее благополучию.
      Ей следовало отречься от себя, постричься в монахини. Только так можно было уладить этот затянувшийся конфликт.
      – Соберите меня в дорогу, – сказала она слугам. – Я ухожу в монастырь Санта-Клара-эт-Коимбра.
      В тот же день ее посетили член Государственного совета Кастилии преподобный отец Диаз де Мадригал и духовник Изабеллы отец Фернандо де Талавера.
      Талавера благословил Иоанну.
      – Дочь моя, ты сделала правильный выбор, – сказал он. – В монастыре Санта-Клара ты обретешь мир и покой, неведомые за его стенами.
      Иоанна попыталась улыбнуться, но вместо этого расплакалась.
      Она знала, что выбор за нее сделала Изабелла. Ей же оставалось лишь послушно следовать желаниям могущественной кастильской королевы.
      Вскоре приехал и Альфонсо – чтобы проститься с ней.
      – Моя дорогая племянница, – поцеловав обе ее руки, сказал он. – Вот и настал конец всем нашим надеждам.
      – Возможно, оно и к лучшему, – вздохнула Иоанна. – Иначе у нас оказалось бы слишком много врагов – мы все равно не устояли бы перед ними.
      – Я в отчаянии, дорогая моя, – запричитал Альфонсо. – У меня было так много грандиозных планов!..
      – Пожалуй, даже слишком много, – сказала Иоанна.
      – Что мне останется делать, когда ты навсегда удалишься в свой монастырь? Что я буду делать, когда между нами воздвигнут это непреодолимое препятствие?
      – Вы? Я думаю, править страной. И уж, конечно же, вступите в другой брак.
      – Никогда! – воскликнул Альфонсо.
      Его глаза заблестели, и Иоанна догадалась, что у него появился новый план женитьбы на ней – вопреки решению Папы и настояниям Изабеллы.
      Иоанна покачала головой.
      – Вы уже согласились на условия королевы Кастилии, – сказала она. – У вас нет обратного пути, это результат войны, обернувшейся столькими несчастьями для Португалии.
      – Неужели я должен отказаться от тебя?
      – У вас просто нет другого выхода.
      Альфонсо уныло взглянул в окно. Итак, ему придется оставить мысли об этом браке. Помолчав, он сказал:
      – Раз ты принимаешь постриг, то я тоже проведу остаток дней в монастыре. Пускай в наших судьбах будет хоть что-то общее. Ты будешь носить балахон с капюшоном, а я – францисканское рубище.
      Она невесело улыбнулась.
      – Не так давно вы уже вступали в монастырь, Альфонсо. Однако обстоятельства заставили вас переменить решение.
      – На сей раз я его не переменю, – сказал он. – Иначе мне не пережить разлуку с моей дорогой Иоанной.
      Никогда прежде Изабелла не чувствовала такой уверенности в себе, в своих силах.
      Она созвала кортес, и здесь же, в Толедо, был принят целый ряд новых государственных законов. Изабелла дала понять, что она намеревается сокрушить власть испанской знати и по мере возможности бороться с преступностью.
      Полномочия эрмандадов были расширены. Чтобы усилить действенность этих союзов, Изабелла наделила их руководителей правом выносить самые строгие приговоры людям, уличенным в каком-либо преступлении. В каждое селение Кастилии были посланы по два представителя эрмандада – им надлежало следить за соблюдением законности на местах. Снабжать их всем необходимым должны были сами крестьяне. Для этого с каждого дома взимался налог – по восемнадцать тысяч мараведи с сотни дворов.
      Впрочем, Изабелла отдавала себе отчет в том, что никакими, пусть даже самыми суровыми наказаниями ей до поры до времени не удастся искоренить жульничество и мелкое воровство, процветавшие во всех городах Кастилии. Поэтому в первую очередь предстояло привлечь к ответственности людей, совершавших наиболее тяжелые преступления.
      В правление ее отца и брата в стране возникло множество синекур – прибыльных, но не особенно обременительных должностей, раздававшихся всем ревностным сторонникам короля и его приспешников; эти же люди получали всевозможные субсидии и ежегодные пенсии. Изабелла решила покончить с таким положением дел, истощавшим и без того скудную государственную казну. Те, кто ее поддерживал, должны были делать это из любви к родине, а не за деньги. Так она лишила Бельтрана де ла Куэва годового дохода в полтора миллиона мараведи – хотя ради нее тот отвернулся от собственной дочери Иоанны и присягнул на верность правящей кастильской династии. Герцог Альва потерял шестьсот тысяч мараведи, герцог Медина-Сидония – сто восемьдесят тысяч, а родственник Фердинанда адмирал Энрикес – двести сорок тысяч.
      Эти меры вызвали недовольство знати, однако открытых протестов не последовало. Изъятые деньги поступили в распоряжение Святого эрмандада – так теперь именовались объединенные суды кастильских провинций. Действия Изабеллы оказались оправданы: результаты начатой судебной реформы очень скоро отразились на положении дел в королевстве.
      Изабелла чувствовала, что через несколько лет разоренная страна, доставшаяся ей от прежних правителей, превратится в могучее, хорошо организованное государство. Она не сомневалась в своей способности пополнить истощенную казну, расправиться с преступностью и добиться беспрекословного выполнения любого ее приказа или просто пожелания.
      Наведя порядок у себя дома, она намеревалась внимательней присмотреться к его окрестностям.
      Прежде всего нужно было заняться королевством Гранада, и тут Фердинанд целиком поддерживал ее планы. Ему не терпелось выступить в поход против мавров – ей даже приходилось удерживать супруга от необдуманных действий.
      У себя на родине они, без сомнения, одержали бы победу над иноземцами. Однако покуда в стране не восторжествовал мир, им не следовало ввязываться в новую войну.
      При всей занятости государственными делами, Изабелла старалась не забывать о том, что она была не только королевой, но еще и супругой и матерью. Порой она сетовала на пробелы в своем образовании. Ей не раз вспоминались годы, проведенные в Аревало, когда она жила с матерью и братом Альфонсо и не имела возможности изучить ни латинский, ни греческий, ни другие языки, полезные для управления такой большой страной, как Кастилия. Ее дети не должны были повторять ошибок матери – для них предстояло нанять лучших учителей и педагогов. Самой важной из всех дисциплин Изабелле представлялось религиозное воспитание. Этой стороной обучения ни в коем случае нельзя было пренебрегать.
      Она ежедневно наведывалась в детскую, где могла отвлечься от множества нерешенных проблем, по-прежнему стоявших перед ней и ее королевством.
      Ей нравилось сидеть у окна и вместе со служанками заниматься рукоделием, словно она была не королевой, а просто знатной женщиной, интересовавшейся не одними только политическими неурядицами и интригами. Впрочем, посудачить с прислугой ей удавалось редко – потому-то она и дорожила каждой выпадавшей ей свободной минутой.
      Как раз во время одной из таких досужих бесед и случилось так, что ее служанка, недавно вернувшаяся из Арагона, заговорила о церемонии, на которой ей довелось там присутствовать.
      Изабелла рассеянно слушала.
      – …умопомрачительная роскошь, умопомрачительная! Священники – все в бархатных мантиях, с позолоченными лентами. И, конечно, все внимание привлекал архиепископ Сарагосский. А ведь и впрямь, подумать только! Архиепископ – в десять лет… ну, может быть, немного больше. И такой прелестный мальчик – просто загляденье. И держится с достоинством, подобающим его сану.
      – В десять лет от роду – и уже архиепископ? – переспросила Изабелла.
      – Да, Ваше Величество, я говорю об архиепископе Сарагосском. Ему еще не исполнилось и одиннадцати, это все знают.
      – Слишком мал для такого сана. Видимо, он и в самом деле чем-то примечателен, этот новоявленный архиепископ.
      Изабелла переменила тему разговора, однако юный сарагосский священник еще долго занимал ее мысли.
      Изабелла обсуждала с Фердинандом извечную проблему своего королевства – состояние государственной казны. В частности, она сказала:
      – Я решила взять под контроль все денежное имущество военного и церковного орденов.
      – Как? – опешил Фердинанд. – Нет, ты не сделаешь этого!
      – Вот увидишь.
      – Но каким образом?
      – Освобожу от должности людей, которые сейчас возглавляют эти ордена, и на оба вакантных места назначу тебя.
      У Фердинанда заблестели глаза.
      – Но ведь каждый из них имеет множество отделений! Калатрава, Алькантара, Сантьяго…
      – Со временем все они окажутся в наших руках, – сказала Изабелла. – Эти ордена располагают не только деньгами, но также и армиями и крепостями – тебе не приходило в голову, что их существование представляет опасность для короны? Если так, то мы должны быть уверены в их абсолютной лояльности. А лояльны они будут только в том случае, если все их имущество станет собственностью королевского дома. Вот почему я предлагаю тебе возглавить все их подразделения и ведомства.
      – Превосходный план. Я согласен.
      Фердинанд с восхищением посмотрел на супругу. В такие минуты он не жалел о том, что верховная власть в Кастилии принадлежала ей, а не ему.
      – Осуществить его будет нелегко, – сказала она. – Но мы своего добьемся, в этом я не сомневаюсь.
      – Главное – помогать друг другу. Тогда любые трудности будут нам по плечу.
      – А разве не об этом я столько лет твердила тебе? Мы всегда будем вместе, Фердинанд.
      Они обнялись. Затем она отстранилась и с улыбкой посмотрела на него.
      – Нам принадлежат Кастилия и Арагон! У нас родились трое прелестных, совершенно здоровых детей, – сказала она.
      Фердинанд схватил ее руку и засмеялся.
      – Ну, мы еще не совсем состарились, – напомнил он.
      – Наша малютка Изабелла станет королевой Португалии. Для остальных тоже нужно подобрать достойные партии.
      – Не волнуйся, в Европе найдется немало желающих вступить в брак с ребенком Изабеллы и Фердинанда.
      – Фердинанд, я рада, что они еще слишком малы. Мне будет жаль расставаться с ними.
      – Но ведь это время наступит так нескоро, дорогая! Даже нашей Изабелле исполнилось всего только одиннадцать лет.
      – Всего одиннадцать, – задумчиво повторила Изабелла. – Но, может быть, это не такой уж юный возраст. Я слышала, столько же лет исполнилось нынешнему архиепископу Сарагосскому.
      Фердинанд побледнел, затем покраснел. В глазах появилось настороженное выражение.
      – Видишь ли, для архиепископа главное – добродетели, благочестие… – пробормотал он.
      – Должно быть, у тебя были веские причины санкционировать его назначение, – с улыбкой сказала она. – Едва ли одиннадцатилетний подросток сам по себе способен сделать такую головокружительную карьеру.
      К реакции Фердинанда она оказалась не готова. Он сказал:
      – Ты заправляешь делами в Кастилии. Позволь же мне править Арагоном по своему усмотрению.
      На сей раз побледнела Изабелла.
      – Фердинанд, что случилось? Если я чем-то обидела тебя… – начала она.
      Однако Фердинанд уже не слушал. Поклонившись, он вышел из комнаты.
      Почему он так разозлился? – подумала она. С чего бы это? Неужели всего лишь один простой вопрос мог так быстро вывести его из себя?
      Она посмотрела на закрывшуюся за ним дверь и медленно опустилась в кресло. Ей все стало ясно.
      Для такой странной благосклонности к этому несовершеннолетнему архиепископу у Фердинанда могла быть только одна причина.
      Она отказывалась принимать объяснение, само собой напрашивавшееся.
      Этот мальчик родился примерно в то же время, когда на свет появился их первый ребенок…
      – Нет! – закричала Изабелла.
      Так долго хранившая ему верность, она не могла смириться с этим чудовищным подозрением. Однако подозрение быстро сменилось уверенностью. Теперь она уже не сомневалась в том, что у Фердинанда была любовница и что эта любовница родила ему сына – которым он дорожил настолько, что не побоялся скандальной огласки своих любовных похождений и возвел его в сан архиепископа.
      Ничто другое не могло ранить ее сильней, чем это открытие. И сделала его она как раз тогда, когда, казалось, уже начинали сбываться все ее надежды и мечты.
      До сих пор их брак был почти идеален. Она знала, что он ревновал ее к короне, но это было понятно. На сей раз происходило нечто совсем иное.
      Ей было больно, очень больно. Хотелось догнать Фердинанда, накричать на него, а потом убежать в спальню, броситься на постель и дать волю слезам. Может быть, тогда ей стало бы легче. Может быть, ей удалось бы излить обиду, избавиться от невыносимой горечи сделанного ею открытия.
      В комнату вошли служанки.
      Она встретила их спокойной улыбкой. Никто не должен был знать о чувствах, одолевавших ее в эту минуту.

ТОМАС ДЕ ТОРКВЕМАДА