Стены, высившиеся перед христианскими воинами, были укреплены дополнительными фортификационными сооружениями; с восточной стороны город надежно защищали вершины Сьеры-Невады.
      Всматриваясь в бастионы и равелины этой мавританской твердыни, Фердинанд вновь и вновь давал себе слово любой ценой покорить ее. Вместе с ним в расположение войск прибыли Изабелла и тринадцатилетний принц Астурии. Прошлой весной Фердинанд оказал Хуану честь, посвятив его в рыцари, и теперь мальчику не терпелось принять участие в настоящем сражении. Впрочем, Изабелла взяла его с собой не потому, что хотела исполнить его желание. Она полагала, что, как и во время осады Малаги, присутствие королевской семьи поднимет боевой дух ее соотечественников.
      Мавры, со стен Гранады следившие за христианскими воинами, видели, как те жгли их леса и нивы, разрушали пригородные селения – видели и клялись отомстить захватчикам.
      Так два давних противника – арабы и христиане – встретились лицом к лицу и решили сражаться насмерть.
      Кристобаль простился с Беатрис и маленьким Фердинандом и выехал из Кордовы.
      Его путь лежал на запад, но прежде чем переправиться во Францию, он хотел нанести один важный визит.
      И вот теплым июльским вечером он постучал в ворота монастыря Санта-Мария-де-ла-Рабида. Открыл ему тот самый сторож, который шесть лет назад впустил его и Диего, надеявшихся найти здесь скромную трапезу и ночлег.
      – Могу я переночевать в вашей обители? – улыбнувшись тем давним воспоминаниям, спросил он.
      – Входи, путник, – последовал ответ. – Мы не отказываем нуждающимся в приюте.
      Переступив порог монастыря, он снова повернулся к сторожу.
      – А скажите, отец Хуан Перес де Марчена все еще служит здесь?
      – Да, друг мой, сейчас он у себя.
      – Мне бы хотелось поговорить с ним.
      Отец Хуан узнал его, обнял и провел в ту самую келью, где когда-то они беседовали всю ночь напролет.
      – Вы видите перед собой неудачника, святой отец, – сказал Кристобаль. – В Испании со мной обошлись не лучше, чем в Португалии. Я пришел навестить своего сына и спросить, сможете ли вы содержать его еще некоторое время. Если нет, то я заберу его с собой во Францию.
      – Так вы покидаете нас, Кристобаль?
      – Ждать больше нет смысла, святой отец.
      – Не думал я, что вы так легко сдадитесь.
      – Мне нужны корабли, а не порт их приписки.
      – И поэтому вы решили уехать из Испании?
      – Я решил обратиться со своим предложением к французским властям. У меня во Франции живет брат – так вот, он говорит, что у них я найду более внимательное отношение к своему проекту.
      – Вы огорчаете меня, друг мой.
      – Мне очень жаль, святой отец. Вы были добры ко мне, и я никогда не забуду вашей доброты.
      – Я пошлю за Диего, – вздохнул отец Хуан.
      Кристобаль ошеломленно уставился на высокого юношу, вошедшего в келью настоятеля.
      – Не может быть! – наконец выдохнул он.
      – То же самое я сказал, когда услышал о твоем приезде, – усмехнулся юноша. – Но зато узнал с первого взгляда.
      Они обнялись. В голубых глазах расчувствовавшегося мореплавателя блестели слезы.
      Наконец Кристобаль отстранился от сына. Затем взял его за плечи, всмотрелся в лицо и о чем-то задумался.
      – Отец, это правда, что ты до сих пор ничего не добился?
      – Да, но надежда еще есть. Я уезжаю из Испании. Поедешь со мной?
      Отец Хуан, откашлявшись, проговорил:
      – Сеньор Колон, я не нарушил своего обещания. Все это время мы заботились о Диего, дали ему хороших учителей – при желании вы в этом и сами убедитесь. Если он уйдет от нас, его образование будет прервано. Послушайте меня, сеньор Колон. Я бы хотел, чтобы вы не слишком торопились покидать Испанию и чтобы Диего побыл здесь еще некоторое время.
      – Я уже принял решение, святой отец, – сказал Кристобаль.
      – Ну что ж, это значит, что сам Господь Бог привел вас в наш монастырь, – потирая подбородок, произнес отец Хуан. – Сеньор Колон, не сможете ли вы остаться у нас на две-три недели? Мне было бы приятно провести их в вашем обществе.
      – Благодарю вас за ваше гостеприимство и доброту, святой отец. Если французы окажут поддержку моим планам, я стану богатым человеком. Тогда я вознагражу вас за все, что вы сделали для меня.
      – Друг мой, я попросил вас об услуге, которая для меня значит гораздо больше, чем деньги, – хотя и они пригодились бы для нужд монастыря. Я шесть лет заботился о вашем сыне. Неужели же вы не сможете выполнить мою просьбу и побыть у нас каких-то две или даже три недели?.. Прошу вас, вознаградите меня сейчас, а не в будущем.
      – Но зачем? Почему вы об этом просите?
      – Послушайтесь меня, не задавая лишних вопросов, друг мой. Уверен, вы не пожалеете об этом.
      Диего взял отца за руку и сказал:
      – Отец, не откажи отцу Хуану. Кристобаль внимательно посмотрел на приора.
      – Если бы вы все же объяснили мне… – начал он.
      – Могу сказать вам только одно, сеньор Колон. – Отец Хуан торжественно поднял руку. – Я убежден в том, что сам Господь Бог привел вас в наш монастырь. А это значит, что не я, а Он моими устами велит вам остаться здесь.
      Кристобаль опешил. Затем улыбнулся.
      – Ну, коль скоро ваша просьба облечена в такую безотказную форму… Хорошо, я поживу у вас некоторое время, – сказал он.
      Отец Хуан был доволен собой.
      Оставив отца и сына наедине, он удалился в свою келью. Там он какое-то время писал. Затем разорвал написанное. Встав, он походил по келье. Опустился на колени, помолился.
      Наконец он вернулся к Кристобалю и Диего и сказал:
      – Мне нужно ненадолго отлучиться из монастыря. Сеньор Колон, не забывайте слова, которое вы дали мне. И, пожалуйста, обещайте дождаться моего приезда.
      Он с такой мольбой смотрел на Кристобаля, что тот согласился выполнить его просьбу.
      В тот же день приор сел на мула и выехал за ворота обители. Ему предстояло проделать трудный и долгий путь до Гранады.
      Изабелла спала в небольшом деревянном домике, сооруженном специально для королевы.
      Минувший день, как и множество предыдущих, выдался нелегким. Она ходила по лагерю, разговаривала с солдатами, расспрашивала их о покинутых семьях, старалась поднять их боевой дух. Навещала она и госпиталь: арабы под покровом темноты делали вылазки из осажденного города, нападали на передовые посты, и в госпитале было много раненых.
      Но нынешней ночью все было тихо, поэтому королева легла спать раньше обычного.
      Проснулась она от какого-то тревожного чувства и не сразу сообразила, что именно разбудило ее. Затем закашлялась и тотчас вскочила с постели. Щипало глаза, пахло дымом.
      Растолкав служанок, она выбежала на крыльцо. Одна стена домика горела, огонь уже перекинулся на соседние шатры.
      – Пожар! – закричала Изабелла. – Пожар в лагере! Тотчас весь лагерь был поднят на ноги. Изабелла побежала к шатру, где спали Хуан и Хуана, вместе со старшей сестрой приехавшая к отцу и матери. К ее радости, огонь туда еще не добрался. Она разбудила детей, одела их наспех и вывела из шатра.
      Там уже распоряжался Фердинанд.
      – Будьте бдительны! – кричал он дозорным. – Если враг увидит, что случилось, он нападет на нас.
      Полусонные дети не проявляли интереса к происходящему. Хуан, казалось, был даже немного разочарован, когда огонь удалось погасить и их снова уложили спать. Их старшая сестра Изабелла за все время не произнесла ни слова – все еще не пришла в себя после смерти Алонсо.
      К королеве подошел маркиз де Кадис. Он сказал, что причиной пожара, очевидно, послужила лампа, горевшая на окне.
      Остаток ночи Изабелла провела рядом с детьми.
      Утром она застала Фердинанда осматривающим место пожара. Судя по его хмурому взгляду, он подсчитывал убытки.
      – Фердинанд, – сказала Изабелла, – нас едва не постигла величайшая катастрофа. Если бы Господь не хранил нас, мы могли лишиться жизни. Вообрази, какая-то нелепая случайность чуть было не закончилась так трагически, накануне нашей победы!
      Фердинанд угрюмо кивнул.
      – Можно считать, отделались легким испугом. А между прочим, понесенный ущерб составляет…
      – Фердинанд, я вот о чем думаю. Сейчас уже июль, скоро кончится лето. Что будет, если мы до наступления зимы не возьмем Гранаду?
      Фердинанд молчал.
      – Наши враги окажутся в преимущественном положении, – продолжала Изабелла. – Они будут жить в теплых домах, а на нашу долю выпадут все прелести бивуачной жизни в зимних условиях.
      – Тебе и детям придется покинуть лагерь.
      – Мне бы хотелось остаться с войском. Мой отъезд плохо скажется на боевом духе наших солдат.
      – Тогда мы все уйдем отсюда, а весной вернемся.
      – Нет, в этом случае мы утратим наше нынешнее превосходство над неприятелем… Послушай, у меня есть другой план. Нужно построить город – вот здесь, перед самыми стенами Гранады.
      – Город? О чем ты, дорогая? Уж не хочешь ли ты сказать, что нам придется везти сюда известняк, возводить…
      – Именно это я и хочу сказать. Мы построим каменные дома – уж тогда нам не будут страшны ни пожары, ни поджоги. Солдаты будут жить в казармах, лошадей разместим в конюшнях… Словом, все как полагается. Вот тогда неверные уже не смогут подвозить продовольствие и пополнять силы, как в случае нашего ухода!
      – Ты считаешь, это возможно?
      – С Божьей помощью все возможно, Фердинанд.
      – На это уйдет месяца три.
      – Стало быть, к зиме управимся.
      Фердинанд с восхищением посмотрел на супругу. Вчера она неутомимо работала в лагере, ночь провела почти без сна, рядом с детьми – и была бодрой, как всегда. Мало того, с невозмутимым видом предлагала осуществить план, который он объявил бы абсурдным, если бы услышал его не от Изабеллы.
      Перед стенами Гранады закипела работа. Город возводился с быстротой, изумлявшей самих строителей.
      Мавры в отчаянии озирали остовы будущих зданий.
      Они понимали, что значили для них эти сторожевые вышки, рвы и казармы. Христиане собирались зимовать здесь, на берегу Хениля. Передышка, на которую они так надеялись, откладывалась на неопределенный срок.
      – Аллах отвернулся от нас, – роптали горожане. Они проклинали султана Боабдила, принесшего им гражданскую войну, и поспешность, с которой они свергли своего прежнего правителя, мудрого Мули Абул Хасана.
      Изабелла поторапливала рабочих. Она требовала, чтобы в первую очередь были возведены фортификационные сооружения. Нужно было защитить солдат от ночных набегов на лагерь. И к зиме закончить строительство всех зданий.
      Она нарисовала план города. Две его улицы пересекались под прямым углом, стены опоясывали их в форме креста.
      – Пусть неверные видят, какая судьба их ждет, – приговаривала Изабелла. – И Господь тоже пусть видит – вот он, единственный испанский город, не зараженный мусульманской ересью.
      Этому городу дали имя: Санта-Фе. Он должен был символизировать пламя святой борьбы с неверными, так долго осквернявшими землю Испании.
      Для Беатрис де Бобадиллы в Санта-Фе построили отдельные апартаменты. В них она и пожелала принять монаха, прибывшего к ней по какому-то срочному делу.
      – Госпожа моя, – войдя, сказал отец Хуан, – позвольте поблагодарить вас за готовность, с которой вы согласились поговорить со мной.
      – Не стоит благодарности, святой отец, – улыбнулась Беатрис. – Вы прибыли издалека и, должно быть, устали с дороги. Мне не следовало испытывать ваше терпение.
      – Я проделал путь в две тысячи миль и только три раза останавливался на ночлег, – признался отец Хуан. – Но дело уж очень важное, мне было не до отдыха… Оно касается мореплавателя Кристобаля Колона.
      – Я его знаю, – снова улыбнулась Беатрис. – Как там поживает наш неуемный скиталец? С ним что-то приключилось?
      – Он в отчаянии, моя госпожа, – злится на себя и на всю Испанию. Но его можно понять: он уже немолод, и ему жаль потраченных лет.
      – Увы, королеву сейчас занимают совсем другие проблемы, – вздохнула Беатрис.
      – Я не оспариваю их важности, моя госпожа. Однако может случиться так, что победа над неверными обернется трагедией для Испании. Если не принять срочных мер, Колон покинет нашу страну, и тогда какой-нибудь другой монарх воспользуется плодами его гения.
      – Этого нельзя допустить, – нахмурилась Беатрис.
      – Если вы тоже так считаете, то действовать надо немедленно.
      Беатрис тут же приняла решение.
      – Сейчас вас накормят и отведут в комнату, где вы сможете отдохнуть с дороги, – сказала она. – А я тем временем навещу королеву, и через несколько часов вы будете знать, получит ли сеньор Колон помощь от Испании. Обещаю нигде не задерживаться и сразу после визита к Ее Величеству вернуться к вам.
      Отец Хуан улыбнулся. Он сделал все, что мог, и дальнейшее от него уже не зависело.
      К своему отчаянию, у Изабеллы Беатрис застала и Фердинанда.
      Впрочем, Фердинанд пребывал в благодушном настроении. Развитие событий его устраивало, и он был доволен той ролью, которую в осаде Гранады играли королева и ее свита.
      – Ваше Величество, – сказала Беатрис, – я пришла к вам по делу, не терпящему отлагательств. Только что в Санта-Фе приехал отец Хуан Перес де Марчена из монастыря Санта-Рабида. Там остановился известный вам мореплаватель Кристобаль Колон. Он намерен покинуть Испанию.
      – Печальное известие, – нахмурилась Изабелла. – Разве ему не сказали, что по окончании боевых действий мы уделим все необходимое внимание его планам?
      – Ваше Величество, он больше не может ждать. Своей экспедиции он придает исключительно важное значение, а потому готов покинуть Испанию и искать покровителей среди французов.
      При упоминании об этих давних врагах Арагона Фердинанд побагровел от ярости. Его глаза сузились, и, к своему немалому удовлетворению, Беатрис заметила в них алчный блеск, так хорошо знакомый приближенным арагонского короля.
      Она вновь стала рассказывать о несметных богатствах, которые в случае удачи могли быть привезены в Испанию.
      – Ваше Величество, вы ведь и сами понимаете, какие сокровища могут ждать нас на земле, описанной итальянцем Марко Поло. Но даже если экспедиция не откроет морской путь в Новый свет, все равно она проложит судоходные маршруты в неисследованных областях Атлантического океана, что обеспечит нам господство в его прибрежных водах. Хотя король Франции почему-то верит в существование материка по ту сторону Атлантики.
      Монархи слушали с интересом.
      – Ваше Величество, – закончила свой рассказ Беатрис, – у нас еще есть время остановить сеньора Колона и дать ему возможность положить к вашим ногам богатства, на которые зарятся наши враги и соперники.
      – Мы были бы рады снарядить экспедицию, – сказала Изабелла, – но ведь война с неверными отвлекает все наши средства.
      Она посмотрела на Фердинанда.
      – Ваше Величество! – взмолилась Беатрис. – Неужели во всем королевстве не найдется трех каравелл и запаса продовольствия на несколько месяцев плавания? Невыносимо представить, что его открытие станет достоянием какой-то другой страны!
      – Признаться, на аудиенции этот человек произвел на меня благоприятное впечатление, – задумчиво проговорила Изабелла.
      Она снова посмотрела на Фердинанда, но тот по-прежнему молчал, и только алчный блеск полуприкрытых глаз выдавал его мысли. Возможно, ему уже мерещилось возвращение кораблей, груженных добычей – золотом, драгоценностями и рабами.
      Изабелла добавила:
      – Я готова пересмотреть условия нашего договора с ним. – Она взяла Фердинанда за руку. – И, думаю, король Арагона согласен с моим решением.
      Фердинанд напряженно думал. Итак, Колон собирается просить помощи у Франции. Если экспедиция окажется успешной, всеми богатствами завладеет Франция. Значит, Колона нужно остановить. Но чтобы его остановить, нужны деньги. Опять расходы! Может быть, лучше вообще избавиться от Колона? Или бросить в тюрьму – пусть там и дожидается вызова ко двору. Это обойдется дешевле всего, но тогда поход к новой земле отложится на неопределенное время. А если картами Колона завладеет какой-нибудь другой мореплаватель? Вот этого допустить нельзя. Ни в коем случае.
      Он повернулся к Беатрис.
      – Ее Величество, как всегда, права. Зовите этого человека к нам, мы еще раз подумаем, что можем сделать для него.
      Беатрис воскликнула:
      – Благодарю вас, Ваше Величество король и Ваше Величество королева! Не сомневаюсь, ваше великодушие будет оплачено сторицей! – Она запнулась. – Вот только одна загвоздка. Сеньор Колон очень беден. Не согласитесь ли вы выслать ему денег – на дорогу и на одежду, в которой он мог бы предстать перед вами?
      – Это само собой разумеется, Беатрис, – ответила Изабелла. – На такие деньги он мог бы рассчитывать и без твоего ходатайства.
      Защитники Гранады впали в уныние. Строительство стен и вместительных казарм Санта-Фе нарушило все их планы. Прежде они надеялись на подвоз продовольствия, на подход подкреплений из Африки, но теперь стало ясно, что осада города будет продолжаться до тех пор, пока над Гранадой не поднимется христианский флаг.
      Кое-кто еще призывал не сдаваться, кто-то напоминал соотечественникам об участи жителей Малаги, поддавшихся на обман христианского короля, но напоминаниям и призывам внимали далеко не все горожане. Многие осознавали бессмысленность дальнейшего сопротивления.
      К их числу принадлежал и Боабдил. Последние дни он проводил в молитвах – понимал свою вину перед соотечественниками и всем сердцем желал избавить их от лишних жертв. Он тоже не забыл судьбу Малаги, но из ее урока сделал свои выводы.
      В одну из прошлых ночей он послал к Фердинанду гонца и теперь ждал его возвращения. Гонец должен был привезти условия сдачи города.
      Фердинанд писал:
      «Наша победа близка, поэтому я, король Арагона и главнокомандующий испанской армии, готов проявить великодушие. Сложите оружие – и жители Гранады останутся жить в своих домах, смогут посещать свои мечети и исповедовать свою религию. Прежними останутся даже законы, регулирующие жизнь города, хотя следить за их соблюдением будет кастильский губернатор. Арабам также будет дано право разговаривать на своем языке и одеваться согласно арабским обычаям. Если они пожелают покинуть страну, то смогут по своему усмотрению распоряжаться всей недвижимостью и имуществом. Все оставшиеся будут на ближайшие три года избавлены от дополнительных налогов и податей. Султан Боабдил отречется, но ему будут предоставлены земли, статус которых будет определен как протекторат кастильской короны. Разоружение и сдача оружия должны занять не более шести дней».
      Отложив перо, Фердинанд улыбнулся. Если Боабдил и его советники примут эти условия, он будет доволен. Взятие Гранады тогда не потребует ни крови, ни – что важнее – денег. И наконец-то завершится эта затянувшаяся война.
      Отправив письмо в Гранаду, он стал ждать ответа.
      Боабдил торжествовал. Все-таки ему удалось спасти Гранаду от участи, постигшей жителей Малаги! Учитывая сложившуюся ситуацию, он считал, что на большее надеяться им не приходилось.
      Тем временем Зорая выступала на главной площади Альхамбры, призывая горожан проявить стойкость. Битва против христиан еще не проиграна, уверяла она. У арабов есть силы и оружие, они еще могут бороться за свою свободу и веру.
      – Не падайте духом, арабы! – кричала Зорая. – Пусть вас не смущает христианский лагерь, возведенный перед нашими стенами. Аллах не оставит нас в трудную минуту!
      – Боабдил нас уже оставил, – отвечали ей. – А ведь он – посланник Аллаха! Откуда нам знать, какие новые беды нас ожидают?
      Горожане роптали, не знали, кому верить.
      – Боабдил – изменник, – утверждали иные из них. – Он вступил в переговоры с христианским королем и теперь торгуется с ним. Он продаст нас ради собственной выгоды.
      В городе назревал бунт – многие уже знали о письме, которое Боабдил получил из христианского лагеря.
      Зорая ворвалась в покои сына. Она хотела предупредить его о готовящемся восстании.
      – В народе говорят, что ты связался с нашими врагами. Эти слухи могут стоить тебе головы.
      – Значит, нужно их остановить, – сказал Боабдил. – Не беспокойся, я приму меры.
      И в тот же день послал еще одно письмо Фердинанду.
      Он принял все его условия, но просил не медлить ни часа. В противном случае, писал Боабдил, в городе вспыхнет мятеж, и христиане не получат ничего, корме его трупа и обрывков договора, брошенных в лицо следующему гонцу.
      В Санта-Фе ликовали.
      Здесь началась подготовка к вступлению в Гранаду.
      Первым в город вошел кардинал Мендоза, сопровождаемый отрядом королевских гвардейцев. Они должны были занять Альхамбру и создать там все условия для приема испанских монархов.
      Кардинал поднялся на Гору Мучеников, где встретил Боабдила, окруженного пятьюдесятью знатными маврами.
      Гвардейцы расступились, и Боабдил направил коня к Фердинанду, стоявшему позади кардинала и окруженному кольцом телохранителей.
      Весь облик Боабдила, восседавшего на черном арабском скакуне и тщетно пытавшегося держаться с подобающим ему достоинством, был исполнен патетики и драматизма. Его туника сверкала золотым орнаментом, вышитый бисером головной платок ниспадал на плечи, а глаза смотрели с тоской и печалью.
      Приблизившись к Фердинанду, он спешился и уже был готов встать на колени, но Фердинанд, тоже соскочивший с лошади, сначала схватил его за руку, а затем обнял. Ему не хотелось лишний раз унижать этого несчастного юношу.
      Боабдил произнес – громко, чтобы все слышали:
      – Я принес ключи от Альхамбры. Отныне они будут принадлежать христианскому королю Фердинанду. Так пожелал Аллах, мне же остается лишь попросить о снисхождении к моим бывшим подданным.
      По очереди поклонившись Фердинанду и стоявшей в отдалении Изабелле, он повернулся и побрел к группе людей, ожидавших его на склоне холма. Это были его родственники. Впереди всех стояла разгневанная Зорая.
      – Ну, вот и все, – вздохнул Боабдил. – Пора проститься с Гранадой и ее былым величием.
      Зорая хотела что-то сказать, но Боабдил, величаво взмахнув рукой, велел ей следовать за ним. Ему подвели коня, он вскочил в седло, и процессия тронулась в сторону городских ворот.
      Вскоре они миновали посты кастильских стражников, недостроенные христианские фортификации и поднялись на холм, откуда в последний раз могли увидеть Гранаду. Боабдил велел остановиться.
      Несколько минут он молча смотрел на таявшие в тумане очертания прекрасного города, столицы некогда могущественного и, увы, уже не существующего королевства.
      По его щекам потекли слезы.
      Зорая направила к нему свою лошадь.
      – Взгляните-ка на него, он плачет! – воскликнула она. – Плачет! Вот и все, чего мы дождались от тебя. По-женски проливать бесполезные слезы над городом, который ты должен был защитить как мужчина!
      Боабдил повернул коня, и кавалькада продолжила путь. Больше они не останавливались и не оглядывались.
      А тем временем Изабелла и Фердинанд торжественно вступили в ворота Альхамбры, где улицы и главная площадь уже были окроплены святой водой – для изгнания нечестивого духа, так долго осквернявшего испанскую землю.
      Сверкая королевским убранством, монархи, сопровождаемые пышной свитой, проехали к бывшему дворцу мавританского султана, где по их приказу были собраны жители Гранады. Оба понимали необходимость произвести впечатление на горожан, еще помнивших богатство и величавость их прежних правителей.
      Вдоль улицы, ведущей ко дворцу, выстроились королевские гвардейцы, и, глядя поверх их голов, Изабелла видела то, что мерещилось ей в детстве, когда она давала свою торжественную клятву отцу Торквемаде. Над Альхамброй развевался христианский флаг: пал последний мавританский оплот в Испании, победа была полной и окончательной.
      За ее спиной не смолкали ликующие крики: – Гранада! Гранада для королей – для Изабеллы и Фердинанда!

ТРИУМФ ПОБЕДИТЕЛЕЙ