— Разумеется, я беспокоюсь о вас.
Я наблюдала за ними. Отец казался таким счастливым, и мачеха тоже.
Да, по-видимому, я все же не правильно о ней судила.
Я постараюсь полюбить ее. Я пообещала себе это. Глупо не терпеть ее только потому, что я так расстроена, потеряв мисс Брей, и из-за того, что мисс Гилмур заняла место моей мамы.
Я должна быть разумной. И она действительно сделала отца очень счастливым, и все вокруг твердят, что это был для него самый лучший выход.
2 СЕНТЯБРЯ.
Мне так стыдно, что так долго пренебрегала своим дневником. Я совершенно позабыла о нем. А потом недавно я стала искать серые перчатки к новому платью. Я знала, что у меня есть пара, но не могла найти их. Они завалились на дно ящика, и там я обнаружила дневник. Мне стало так стыдно — и это после всех моих намерений писать в нем более или менее регулярно. Впрочем, по-моему, обычно люди ведут дневники именно таким образом. У них, как я уже сказала, такие благие намерения, а потом они все забывают.
Сейчас самое время начать все заново. Я перечитала написанное мною ранее. Как после этого все вспоминается! И какой юной я была, когда писала некоторые вещи.
Я научилась вести довольно мирное существование под управлением мачехи. Я очень старалась полюбить ее, но не могу этого сделать, хотя часто думаю, что это несправедливо. Она так хорошо относится к отцу, так добра к нему. Она так хорошо ухаживает за ним во время приступов. Всего у отца их было три, и мачеха прилежно заботится о нем, а отец утверждает, что она делает из мухи слона.
Я слышала болтовню слуг о мужчинах, что женятся на женщинах много моложе себя. Слуги таинственно перешептываются между собой.
— Для них это чересчур. И они не выдерживают.
Мачеха настояла, чтобы к отцу пригласили врача. Доктор Браунлесс не нашел ничего серьезного. Просто сказал, что надо немного замедлить темп жизни. Отец следует рекомендациям доктора и уже не ездит каждый день в Большой Стэнтон, как бывало. Мачеха не очень интересуется мастерской, как мы ее называем. По-моему, это очень респектабельное дело, и в стране к нему относятся с исключительным уважением. Многие люди, занимающиеся картографией, приезжают в Большой Стэнтон повидаться с отцом и его управляющим. Их часто принимают в доме, а моя мачеха проявляет себя великолепной хозяйкой.
Я слышала, как отец сказал ей:
— Это был самый счастливый день в моей жизни, когда вы приехали к нам учить Энн Элис. А она пылко отозвалась:
— И в моей тоже.
Так что у нас очень благополучное хозяйство, и я уверена, что отец вполне доволен тем, что чаще сидит дома, потому что может проводить больше времени с мачехой. Да и в мастерской есть прекрасный управляющий, ведающий всеми делами.
Когда начался сезон, мы отправились в Бат. Мачеха считает, что воды пойдут на пользу отцу, а отец объявил, что попробует их, чтобы доставить ей удовольствие.
Мачеха намекнула, что среди тамошнего общества может найтись подходящий для меня муж. Однако казалось маловероятным, что я смогу найти кого-нибудь среди похожих на козлов старых джентльменов, которых по большей части сопровождали их супруги, любившие почесать язычки. А изысканные молодые джентльмены, краса Бата, вряд ли станут обращать на меня внимание. Я не раз слышала их громкие заявления о том, что они находят Бат дьявольски скучным и готовы без промедления оставить его и присоединиться к Ее величеству. Были здесь и охотники за приданым, изучавшие молодых дам в монокли и, без сомнения, сравнивавшие их чары и предполагаемые размеры их состояния. Были и суетливые юные девицы и девицы уже не первой молодости, по-видимому, искавшие мужа.
Я очень скучала по полям и лугам, по свободной жизни. Мне пришлось пережить некое посвящение, через которое должна была пройти каждая девушка, и я чувствовала себя очень глупо в светском наряде и в высшей степени непрезентабельной шляпке.
Какими долгими казались дни! Пить воду, принимать ванны, ходить в аббатство на службу, на концерты и иногда — на балы в Залах Ассамблеи.
Мачеха полностью вписывалась в эту жизнь. Большинство считали ее обворожительной. Я заметила, что вокруг нее увивались местные красавцы, но она, хоть и прекрасно это осознавала, ни разу не отошла от отца, что я отметила с тайным удовлетворением.
Казалось, она старалась, чтобы на меня больше обращали внимания, но временами я задумывалась, так ли это было на самом деле. Это ощущение никогда меня не покидало. Я никогда не была ни в чем уверена там, где дело касалось мачехи.
Иногда я выезжала верхом, но всегда в сопровождении мачехи и отца, а поскольку мачеха была не слишком хорошей наездницей, мы делали это нечасто. Однако я могла гулять в лугах, чем я и занималась каждое утро. Там всегда было людно, поэтому я могла выходить одна, и именно там я повстречалась с Десмондом Фидерстоуном. Я была совершенно застигнута врасплох, ведь мы так давно не виделись.
Он отвесил мне преувеличенно вежливый поклон, что всегда так меня раздражало.
— Неужели мисс Энн Элис собственной персоной! Кто бы мог подумать, что я встречу вас здесь… И какая радость! — одну. Я поражен, что вам это позволили.
— Сейчас раннее утро, а я стала старше, как видите.
— И, как всегда, прекрасны.
— Вы гостите в Бате, мистер Фидерстоун?
— Как официально звучит! Я надеялся, что для вас я — Десмонд. Да, я здесь с кратким визитом. И какого же вы мнения о Бате?
— Здесь очень красиво. Мне нравятся холмы, покрытые лесом, и архитектурные сооружения очень изящны.
— И вам нравится вращаться среди бомонда?
— Не особенно.
— Хотел бы я увидеться с вами наедине. Мне так много необходимо вам сказать.
— Не вижу, что мешает вам сказать это здесь.
— Очень многое. И, в первую очередь, вы сами.
— Я же предложила вам высказаться.
— Ах, если бы я вам хоть немного нравился!
— С какой стати то, что мне нравится или не нравится, должно влиять на ваше красноречие?
— С вами так интересно.
— Осмелюсь заметить, что если вы живете здесь, то рано или поздно встретитесь с моей семьей. Здесь, похоже, все быстро знакомятся, да многие знали друг друга еще до приезда сюда.
— Энн Элис.
Он подошел совсем близко и схватил меня за руку. Я отшатнулась при его прикосновении, как всегда.
— Лучше не рассказывайте мачехе, что мы вот так… встретились, хорошо?
— Почему?
— Она… э — э — э… может это не одобрить.
— Мне нет необходимости получать ее одобрение прежде, чем заговорить с кем-либо.
— Я в этом не сомневаюсь, однако с другой стороны, просто не упоминайте об этом.
— Мне бы и в голову не пришло. К тому времени, как я с ними увижусь, скорее всего, сама об этом забуду.
Мистер Фидерстоун с упреком посмотрел на меня, потом засмеялся.
— Не думаю, что вы забудете о нашей встрече так скоро, как говорите, — заявил он.
Я вспыхнула, потому что он был прав. Даже теперь мне по-прежнему снятся эти странные сны, где он присутствует, и одно это уже вполне способно наполнить меня тревогой. Даже сейчас, в открытом поле, он мог заставить меня испытывать неловкость.
— Мне надо идти, — произнесла я. — До свидания.
— До свидания. Я хотел бы…
Однако я не дала ему высказаться, поспешно ретировавшись.
Я много думаю о нем. Он был очень серьезен, когда просил меня не говорить мачехе о нашей встрече.
Тогда я подумала: она не хочет, чтобы он за мной ухаживал. Она старается защитить меня.
Еще одна причина, почему я должна попытаться полюбить ее.
Я была рада, когда поездка в Бат подошла к концу.
Почти сразу по возвращении у отца случился новый приступ — сильнее, чем предыдущие. Мачеха хотела вызвать врача, однако, отец заявил, что в этом нет необходимости. Ему говорили, что это от переутомления, и было совершенно очевидно, что поездка в Бат была для него слишком большим напряжением.
Но мачеха все же вызвала врача, правда уже после того, как отцу стало лучше. Она сказала, что беспокоится и хочет, чтобы отец проверился. Он согласился, чтобы доставить жене удовольствие.
Не считая поездки в Бат и встречи с мистером Фидерстоуном, не случилось ничего, заслуживавшего внимания, поэтому я и не вспоминала о дневнике до сегодняшнего дня.
А теперь я сижу, кусая перо, и соображаю, не пропустила ли чего важного. Надо все записывать тогда, когда это происходит. Это единственный способ описать подлинные события. Однако, оглядываясь назад, я не могу вспомнить ничего сколь-нибудь существенного.
1 ФЕВРАЛЯ 1792 ГОДА.
Еще один долгий перерыв: Совершенно ясно, что я не создана для того, чтобы вести дневник. Наверное, в моей жизни так мало событий, что я вспоминаю о дневнике только тогда, когда происходит что-то из ряда вон выходящее.
А сегодня кое-что произошло. Мачеха рассказала нам о Фредди.
Я заметила, что в течение некоторого времени она была очень озабочена. Отец тоже заметил это, ибо спросил у меня:
— Как ты думаешь, с твоей мачехой все в порядке? Он был весьма обеспокоен.
— Почему вы спрашиваете? — спросила я.
— Она кажется немного встревоженной. Я призналась, что тоже заметила это.
— Я спрашивал ее, хорошо ли она себя чувствует, и она сказала, что да.
— Возможно, мы это просто придумали.
Однако, по-видимому, это оказалось не так, ибо сегодня все выплыло наружу?
Я пила чай с мачехой и отцом — отцу это очень нравилось. Ему постоянно требовалось подтверждение, что мне симпатична мачеха. Я слышала, как он рассказывал другим, что мы прекрасно ладим.
— Это лучше для Энн Элис, так же, как и для меня, — говорил отец.
Он обманывает себя, но поскольку я не хочу его разочаровывать, то при упоминании об этом в моем присутствии я просто улыбаюсь и молчу.
Интересно, почему мачеха заговорила об этом в моем присутствии. Столько времени прошло, а я все еще отношусь к ней с подозрением и иногда, по-моему, ищу мотивы там, где их нет.
И тут вдруг неожиданно, когда она разлила чай, а я отнесла чашку отцу и взяла свою, мачеха выпалила:
— Я должна вам кое-что сказать.
— Ах, вот как, — отозвался отец, — стало быть, что-то все-таки есть.
— Я раздумывала над этим уже некоторое время.
— Моя дорогая, вы должны были сказать мне.
— Не хочу обременять вас своими личными делами.
— Лоис! Как вы можете так говорить! Вы должны знать, что я с вами, чтобы делить ваши заботы. Как подумаю, как вы заботились обо мне…
— Ах, это, — отозвалась мачеха. — То совсем иное. Это мой долг и то, что мне хотелось делать больше всего на свете.
Отец ждал. Мачеха закусила губу, а потом поспешно продолжала:
— Речь идет о моей невестке. Она умерла месяц назад. — Ваша невестка! Вы не говорили… Я не знал, что у вас есть семья.
— Ее смерть была внезапной. И я узнала о ней только после похорон.
— Дорогая моя, мне очень жаль.
С минуту мачеха помолчала, слегка нахмурясь. Отец ласково смотрел на нее, готовый дать ей время объяснить все, как ей хотелось.
— Брат поссорился с отцом и уехал. Он так и не вернулся, и только после его смерти мы узнали, что он был женат. Теперь она умерла, и остался… ребенок.
— Как печально, — сказал отец.
— Понимаете, этот малыш — сирота, и… в конце концов, он мой племянник.
— Вы хотите повидать его?
— Именно об этом я и хотела с вами поговорить. Мне придется поехать туда, понимаете? Я должна что-то сделать для племянника. Не могу же я бросить его. Бог знает, что может с ним случиться.
Отец, казалось, испытывал облегчение. Не знаю, что он себе вообразил, но его опасения не оправдались.
— Почему бы нам обоим не поехать? Где это?
— В Шотландии. По-моему, я должна поехать туда "дна.
— Очень хорошо, дорогая. Как хотите.
— Мне надо найти какой-то выход для мальчика. — Мачеха наклонила голову и стала крошить пирожное, лежавшее у нее на тарелке. — Я уже некоторое время хотела поговорить с вами об" этом но не могла заставить себя. Меня это сильно беспокоило.
— Я так и знал, что что-то не так, — с торжеством произнес отец. — Ну, так в чем дело, Лоис? Вы же знаете, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь.
— Я… э-э… хочу привезти мальчика сюда. Видите ли, больше мне некуда. Можно отдать его в сиротский приют, но я не могу вынести даже мысли об этом. В конце концов, он же мой племянник.
— Моя дорогая Лоис, и только-то? Вам следовало все рассказать мне раньше. Это ваш дом. Разумеется, вашего племянника ждет здесь самый теплый прием.
Мачеха подошла к отцу и опустилась перед ним на колени. Затем взяла его, руки и поцеловала их.
Отец был очень тронут. Я видела в его глазах слезы.
Наверное, меня это тоже должно было тронуть. Это вообще была трогательная сцена. Но мне пришла в голову только одна мысль: «Как в театре!»
У меня было такое ощущение, что я смотрела пьесу.
1 МАРТА.
Маленький Фредди Гилмур приехал неделю назад. Это маленький бледный мальчик, довольно нервный и пребывающий в благоговейном страхе перед моей мачехой. Он смотрит на нее с каким-то изумлением, словно она какая-то богиня. Теперь в нашем доме уже два человека боготворят ее.
Мне Фредди понравился с первого взгляда. Ему восемь лет, но выглядит он моложе. Я сказала, что буду обучать его, и мачеха была очень довольна. Она стала относиться ко мне очень тепло, и все это, разумеется, благодаря Фредди.
У меня такое чувство, что появился второй брат, хотя Фредди гораздо младше меня. Чарлз никогда не был мне братом по-настоящему. Он всегда смотрел на меня сверху вниз, потому что я была на столько моложе его. А я к Фредди отношусь совсем по-другому. Я уже начинаю любить его, хотя он здесь совсем недавно.
Кажется, малыш очень счастлив быть в нашем доме, так что я думаю, что там, где он жил раньше, ему было не очень хорошо. Когда я заговариваю с ним о его матери, он как-то не реагирует, да и вообще явно не хочет говорить о прошлом. Возможно, это из-за того, что его мать так недавно умерла. Однако он говорит о тете Лоис с подлинным благоговением.
Каждое утро, просыпаясь, я думаю о том" чему буду учить его, и это наполняет смыслом мой день. Фредди очень смышленый, но я вижу, что его почти не пытались чему-то обучать. Он горит желанием учиться и всегда задает вопросы.
Отец мой в совершенном восторге от меня, от Фредди и, разумеется, он совершенно опьянен своей женой.
Он рад, что Фредди приехал, потому что это так порадовало Лоис.
Похоже, мы очень счастливая семья.
3 АПРЕЛЯ.
Я была слишком занята, чтобы думать о дневнике, и вспомнила о нем только сейчас, когда произошло действительно важное событие.
Это самая потрясающая вещь, какая случилась в моей жизни.
Я познакомилась с Магнусом Перренсеном.
Все произошло как будто случайно. Недавно за обедом папа объявил, что коллега-картограф из Скандинавии написал ему по поводу своего сына.
— Судя по письму отца, молодой человек полон энтузиазма. Он только что вернулся из экспедиции по Тихому океану. Похоже, он интересуется практической стороной изготовления карт.
— Я всегда считала это наиболее интересным, — заметила я. — Открывать новые земли и определять расстояния между теми или иными пунктами.
— У тебя романтический взгляд на это, дорогая, — снисходительно отозвался отец и обернулся к мачехе. — Нам придется занимать его. Осмелюсь предположить, ему здесь будет немного одиноко. Мастере может подыскать ему приличное жилье в Большом Стэнтоне, потому что его отец хочет, чтобы он побыл здесь, изучил наши методы. Я уже разговаривал с Мастерсом, и он сказал, что у него в доме есть свободная комната, а миссис Мастере будет рада получить немного лишних денег, так что молодому человеку следует остановиться у него в доме. А немножко может пожить и у нас.
Мастерс был управляющим мастерской — очень дельный человек, считавший, что ничто на свете не может сравниться по своей значительности с искусством изготовления карт.
— Мастерса очень вдохновляет эта перспектива, — . продолжал между тем отец. — У Перренсенов прекрасная репутация. Они специалисты по морским картам. И Мастере горит желанием встретиться с молодым человеком, особенно, потому что тот только что вернулся из путешествия. Мы хотим позаботиться о том, чтобы обеспечить ему возможность изучи нить все, чем мы здесь занимаемся. А он, несомненно, введет нас в курс дела по поводу того, каковы успехи в его стране.
— Вот чем хороши картографы, — сказала я. — Они все помогают друг другу. Похоже, здесь нет конкуренции, как в других профессиях.
Отец засмеялся.
— Жаль, что здесь нет твоего брата, — заметил он.
Я кивнула. Прошло много времени с тех пор, как уехал Чарлз. Конечно, мы знали, что в экспедициях вроде той, что он предпринял, люди могут отсутствовать годами. Но действительно казалось, что со дня его отъезда прошло очень много времени.
— Полагаю, он вернется домой неожиданно, — заметила мачеха. — Интересно, что он скажет, увидев, что я здесь обосновалась.
— Он будет счастлив, я не сомневаюсь, — заверил ее отец. — У него много здравого смысла.
— Надеюсь, он сделает много новых открытий, — вставила я. — Неведомые доселе места, великие земли, куда еще не ступала нога человека.
— Энн Элис очень романтична, — сказал отец, улыбаясь мне, а затем — мачехе. — Будем надеяться, что Чарлз скоро будет с нами.
— Надеюсь, — согласилась я. — Фредди невероятно интересуется картами. Вчера, когда мы были в Большом Стэнтоне, я отвела его в мастерскую. На Мастерса он произвел большое впечатление. Он все время повторял: «Хороший парнишка. Хороший парнишка». Я никогда не видела Фредди таким возбужденным.
Отец был на седьмом небе от блаженства.
— Он очень смышленый, — с гордостью пробормотала мачеха.
— Это правда, — подтвердила я.
— Энн Элис очень счастлива, что у нее появился маленький братик, — произнес отец.
Я подняла глаза. Взгляд мачехи был устремлен на меня. Ее глаза блестели. Словно в них стояли слезы. Но с другой стороны, никогда нельзя знать наверное.
Я почувствовала себя несколько смущенной и быстро сказала:
— Ну, что ж, теперь нам надо заняться… Как его зовут? Этим… э-э… Магнусом.
— Магнусом Перренсеном. Да, мы должны встретить его, как следует.
Именно потому, что я увидела его, мне потребовалось сделать запись в дневнике. Я хочу снова почувствовать момент, когда он склонился над моей рукой, и его ярко-голубые глаза встретились с моими и задержали взгляд. Я сразу же ощутила невероятное волнение, какого никогда не испытывала раньше.
Не могу поверить, что встретила его впервые только сегодня вечером. У меня такое чувство, что я знаю его уже давно. Жаль, что я не знаю достаточно о картах, чтобы принимать более активное участие в разговоре. Неважно. Я решила учиться, пока он здесь, ибо ясно, что его интерес к картам очень велик. Говоря о них, он весь сияет. И ведь он только что вернулся из картографической экспедиций по Тихому океану. Он со знанием дела рассуждает о картах и островах, и у меня возникает огромное желание увидеть эти места.
В нем есть сила и живость, и я уверена — что бы он ни предпринял, он обязательно добьется своего.
Магнус очень высок, одет, по нашим представлениям, очень скромно, однако под влиянием принца Уэльского и его дружков, по-моему, часами обсуждающих покрой сюртуков и способ ношения галстуков, мы все стали немного денди.
Магнус Перренсен был одет в строгое серое платье, сюртук чуть светлее коротких панталон; чулки его были того же серого цвета, что и сюртук, а на черных туфлях — пряжки, однако совсем незамысловатые. На нем был парик, как и на других мужчинах, однако простой, перевязанный на затылке узкой черной лентой.
Однако то, как он был одет, не имело значения, люди сразу отмечали его яркую личность.
Он говорил по-английски свободно, с едва заметным акцентом, который меня очаровал.
Отец задал ему массу вопросов об экспедиции, и Магнус сообщил нам, что его корабль потерпел крушение, и он уже думал, что никогда не увидит родины.
— Как интересно! — воскликнула я. — Вы ведь могли утонуть!
— Я долго плыл на плоту, — отозвался Магнус, — высматривая акул и размышляя, сколько еще смогу протянуть.
— И что же дальше?
— Я заметил землю и подплыл к острову. — Не знаю, может, мне показалось, но, по-моему, в его голосе звучало какое-то возбуждение, словно этот остров что-то для него значил.
Я сказала:.
— Остров? Какой остров? Я поищу его на карте.
— Когда-нибудь я расскажу вам о нем, — ответил Магнус. Я была очень рада, потому что он намекая на то, что мы будем проводить время вместе.
— И, в конце концов, вас подобрали, и вы нашли путь домой? — Вы, наверное, лишились своих карт во время крушения, — заметил отец. — Какой ужасный удар.
— Да. Однако я отправлюсь туда снова.
— Там так много опасностей, — печально произнес отец, и я поняла, что он думает о Чарлзе. Отец продолжал:
— Надеюсь, вам будет удобно у Мастерса.
— Не сомневаюсь в этом. Мистер Мастерс — такой знающий человек. Говорить с ним для меня — и радость, и честь.
— Уверен, у вас с ним много общего.
— И миссис Мастере — она так добра. Говорит, что я слишком худой и грозится подкормить меня.
— Она добрая душа, — отозвался отец. — По-моему, иногда муж ее раздражает, поскольку его больше интересуют карты, чем ее стряпня.
— Кухарка она превосходная.
— И мы надеемся видеть вас здесь часто. Магнус улыбнулся мне.
— Это приглашение я приму с восторгом.
Когда он откланялся, я была в таком волнении. Мне захотелось тут же отправиться к себе и записать все в дневнике. Ведь писать об этом — все равно что пережить все заново, а у меня такое чувство, что этот вечер станет для меня важным. И мне захочется снова и снова возвращаться к нему.
3 МАЯ.
Это был чудесный месяц. Я много времени проводила с Магнусом Перренсеном. Он целые дни в мастерской, однако я часто совершаю поездки в Большой Стэнтон — Фредди со мной — и мы заходим в мастерскую. Иногда я беру с собой корзину для завтрака, и мы все отправляемся на пикник на природу. В другие дни я сижу рядом с Магнусом в мастерской, и за разговором мы едим сэндвичи и пьем сидр. Я это называю — помочь Магнусу Перренсену чувствовать себя как дома.
Он поразительно интересный рассказчик, и мы с Фредди слушаем его зачарованно. Магнус берет одну из наших карт, показывает на ней экзотические места и рассказывает о них. Он прослеживает путешествия по целым континентам, но больше всего его привлекает море. Недавно я сказала ему:
— Покажите нам остров, куда вы добрались после крушения.
С минуту Магнус молчал, потом взял меня за руку и сжал ее:
— Когда-нибудь, — сказал он, — я все вам про него расскажу.
Я была взволнована так же, как тогда, когда он впервые упомянул об острове. Я знала, что в нем есть нечто особенное и что Магнус хотел рассказать мне о нем… одной.
В тот раз с нами был Фредди. Он находился в углу комнаты с Мастерсом, показывавшим ему инструмент, которым они пользовались.
Я услышала, как Мастерс сказал:
— Это граб-штихель. Посмотри, какое у него острое лезвие. Оно из стали. Это для того, чтобы резать. Посмотри на ручку. Что она тебе напоминает? Гриб? Верно. Теперь возьми вот это в ладонь, а пальцами обхвати гриб. Теперь нажимай лезвием на медь. Вот так. Надо, чтобы давление было ровным. Я улыбнулась:
— Мастерс посвящает Фредди в искусство изготовления карт.
— Фредди — способный ученик.
Я поняла, что Магнус не может рассказать об острове прямо здесь. Он хотел, чтобы мы были одни. Как ни странно, хотя мы часто виделись, но почти никогда не оставались наедине. Если встречались в мастерской, то рядом были другие люди. Рядом всегда в роли нашей дуэньи был Фредди. А когда Магнус приходил с визитом в наш дом, там всегда находилось несколько человек.
Однако с его появлением для меня все изменилось. Я встаю каждое утро с чувством ожидания. Я много думаю о нем. Мне нравится то, как приподняты по краям его брови. В нем есть иностранный налет, обладающий для меня могучей притягательностью. Мне нравится его легкий акцент, немного необычное построение фраз.
Дело в том, что я влюблена в Магнуса Перренсена.
А как он относится ко мне?
Он заинтересован, очень заинтересован. Подозреваю, что его, так же, как и меня, бесит то, что мы никак не можем побыть наедине. Однако в один прекрасный день мы это преодолеем.
Несколько дней назад мачеха сказала:
— Мы не должны забывать о твоем дне рождения. По-моему, его надо как-то по-особому отметить. Тебе ведь исполняется восемнадцать. Я поговорю с твоим отцом.
— По-моему, он должен знать, что мне скоро восемнадцать.
— В таких делах он немного не от мира сего. А ты теперь должна больше развлекаться.
Я пожала плечами. Целью развлечений было найти мне мужа. А я не хотела искать. По-моему, так или иначе, но это было бы в высшей степени недостойно. Однако теперь есть и другая причина. Я уже нашла единственного мужчину, которого люблю, и у меня есть основания полагать, что и он неравнодушен ко мне.
Как бы там ни было, праздничный вечер состоится. Мачеха составляет список гостей. И делает приготовления на кухне.
— Хорошо, что у тебя день рождения в мае, — заметила она. — Такой чудесный месяц! Если погода будет хорошей, мы сможем праздновать в саду — что-то вроде пикника на открытом воздухе.
— Вам доставляет удовольствие организовывать праздник, дорогая, — снисходительно заметил отец. — Как хорошо, что вы здесь и можете все правильно устроить для Энн Элис.
У меня будет особое платье для праздника. Призвали деревенскую портниху, и мачеха долго возилась с выкройками Мы остановились на розовом шелке, который, по ее словам, идет мне больше всего. Платье с открытыми плечами и короткими рукавчиками, отделанными рюшами и кружевом. У него широкий кружевной воротник; корсет облегающий, а юбка — очень широкая, с оборками, отделанными кружевом. Платье очень нарядное. Я просто в восторге, потому что когда я надеваю его и стою очень смирно, а наша портниха стоит передо мной на коленях, занимаясь булавками и нитками для наметки, я представляю себе, что стою перед Магнусом. По-моему, в этом платье я покажусь ему красивой.
Я благодарна мачехе, так много сделавшей, чтобы платье было сшито. Думаю, она благодарна мне за заботу о Фредди.
Неужели она начинает мне нравиться? Я пока не уверена. Когда человек влюблен, весь мир становится другим, и хочется любить всех окружающих.
Нет… не всех.
Сегодня у меня было потрясение, поэтому я и пишу в дневнике.
Сегодня днем я была в саду. В доме было тихо.
Отец отдыхал, как он делает часто днем после того, как у него начались, как мы говорим, «приступы». Я уверена, что они сильно ослабили его, хотя он и делает вид, что это не так.
Мачеха уехала в Большой Стэнтон походить, как она сказала, по магазинам и взяла с собой Фредди. Она собиралась купить ему одежду. Из той, в которой Фредди приехал к нам, он уже вырос.
Я любила сидеть в саду. Фасад дома выходит на деревню. Приятный вид, это правда, перед нами расстилается зеленая долина, старая церковь со шпилем, вздымающимся в небо и ряд старинных коттеджей. В центре Грина находится утиный пруд с деревянной скамейкой.
Однако больше всего я любила вид, открывавшийся из задней части дома. Мне нравилась наша лужайка, а за ней — купы деревьев. Когда я сижу в саду, я обычно ухожу в небольшой огороженный стенами розарий и сажусь там на одну из плетеных скамеечек.
Там я и сидела в этот раз, притворяясь, что читаю, а на самом деле думая о том, когда снова увижу Магнуса Перренсена. Я имею в виду — наедине. Сегодня он обедал с нами, и я была счастлива. Всегда есть надежда, что подвернется возможность поговорить о вещах, по-настоящему важных.
— О, мисс Энн Элис… — Это была одна из горничных. — Пришел джентльмен.
Я вскочила.
В моих мыслях царил Магнус, и я по глупости решила, что это он, так что даже не спросила имени джентльмена. Я была потрясена, войдя в холл и увидев Десмонда Фидерстоуна.
Я снова ощутила дурное предчувствие, так часто возникавшее у меня в его присутствии прежде.
— Мисс Энн Элис. Как приятно.
— О… мистер Фидерстоун… Мы давно вас не видели.
— Я все это время скучал… отчаянно.
— Стало быть, вы вернулись.
— Увы, лишь с кратким визитом.
— Вы должны… э-э… пройти в гостиную… Может быть, вы хотели бы выпить что-нибудь прохладительное.
— Я приехал, чтобы увидеть вас, а остальное не важно.
— Проходите. — Я провела его в небольшую комнату, выходившую в холл и служившую для приема посетителей. — Садитесь, прошу вас.
Он положил шляпу на стол.
— Я пойду скажу, чтобы вам что-нибудь принесли. Хотите чаю?
— Это будет идеальное освежающее.
— Я пойду скажу.
— О… — запротестовал было мистер Фидерстоун. Он явно недоумевал, почему я не дерну шнур звонка, чтобы вызвать служанку. Однако у меня было много причин, чтобы не делать этого, и я вышла так поспешно, как только могла.
Я поспешила в комнату к отцу. К счастью, он уже встал и сидел в кресле, подремывая. Я сказала:
— Папа, у нас посетитель. Тот самый друг мачехи. По-моему, вам следует спуститься.
— Разумеется. Разумеется. Да уж, с другом мачехи надо обращаться уважительно. Кто он?
— Мистер Фидерстоун.
— Ах, да. Конечно, я его помню.
— Он в гостиной. Вы к нему спуститесь? Я распоряжусь насчет чая.
Отец последовал за мной и ушел в гостиную. Когда я вернулась, Десмонд Фидерстоун оживленно беседовал с отцом.
Мне показалось, он посмотрел на меня с упреком.
Принесли чай. Разговор шел о погоде, и Десмонд Фидерстоун заботливо осведомился о здоровье отца. Тот сообщил, что чувствует себя хорошо, как никогда. По-моему, он слегка покривил душой, однако со времени женитьбы на мачехе он всегда настаивал, что чувствует себя прекрасно.