— Какой великолепный сюрприз!

— О… добрый день, мистер Фидерстоун.

— Я собираюсь прокатиться с вами.

— Надеюсь, ваши дела идут хорошо.

— Лучше некуда.

— Вам, должно быть, утомительно жить в гостинице. Полагаю, вы ждете не дождетесь, когда ваши дела закончатся и вы сможете вернуться домой.

— Я нахожу здешнюю жизнь весьма интересной. В конце концов, мне удалось завязать здесь несколько восхитительных знакомств.

Он подъехал совсем близко ко мне, и я обернулась, чтобы посмотреть на него. Мистер Фидерстоун устремил на меня взгляд, намекая, разумеется, на то, что я принадлежу к числу этих самых восхитительных знакомств. Я была рада, что он не мог до меня дотянуться, поскольку, если бы ему это удалось, его рука уже лежала бы на моей руке или не плече.

— В этом месте я люблю скакать галопом, — сказала я и умчалась прочь. Но он, разумеется, поскакал за мной.

Я была вынуждена придержать лошадь, ибо мы подъехали к дороге.

— Должно быть, сейчас, когда ваш отец отправился в свадебное путешествие с молодой женой, у вас в доме тихо, — заметил мистер Фидерстоун.. — Я этого не замечаю.

— Я подумал, что вам может быть одиноко.

— Нисколько.

— Без сомнения, у вас много друзей.

— Достаточно, чтобы занимать меня.

— Больше никаких уроков… Теперь, когда вы потеряли гувернантку и приобрели мачеху.

— Я уже немного переросла уроки.

— Вы совсем уже юная леди. Я это вижу.

— Здесь мне сворачивать, мистер Фидерстоун.

— Какая короткая прогулка.

Я не ответила. Я едва сдерживалась, чтобы не сказать ему, что возвращаюсь, чтобы отделаться от его общества.

— Теперь, когда вы… одна, может быть, мы могли бы встретиться?

— О, у меня очень много дел.

— Вы слишком заняты, чтобы встречаться с друзьями?

— О нет. Для моих друзей у меня всегда найдется время.

— О, мисс Энн Элис, я надеялся, что вы считаете меня одним из них.

— Вы друг мисс Гилмур.

— Мисс Гилмур? Ах, да, конечно, миссис Мэллори. Это было так любезно со стороны вашего отца — пригласить меня к вам. Полагаю, что теперь, когда мисс Гилмур стала его женой, я и дальше буду получать приглашения.

— Полагаю, что теперь решать, кого приглашать, будет жена моего отца.

— Что ж, в таком случае, я уверен, что меня ждет теплый прием.

Мы добрались до городка. Поместье находилось в его южной части. Я была раздосадована тем, что мне пришлось прервать прогулку, однако была исполнена решимости не ехать с мистером Фидерстоуном.

— Что ж, до свидания, мистер Фидерстоун. Я направилась к городку, однако он продолжал ехать рядом.

— Вы не хотите пригласить меня в дом?

— Боюсь, что не могу этого сделать… сейчас. Вид у него был опечаленный.

— Ничего. Я заеду, когда у вас будет больше времени.

Он снял шляпу и отвесил свой дурацкий преувеличенно низкий поклон, которому, должно быть, обучился в свите принца Уэльского — он намекал, что связан с принцем.

— Я мечтала, чтобы он отправился в Лондон или в Брайтон — куда угодно к принцу Уэльскому, пусть там и упражняется в изысканных манерах.

Я вошла в дом, разгоряченная и рассерженная.

Мисс Гилмур — я отказываюсь называть ее как-то иначе — разрушила мою приятную жизнь всеми возможными способами.

Неужели нет никакого способа отделаться от этого человека? Вчера он явился к нам в дом с визитом. Меня не было дома, а когда я вошла, он сидел в холле. Если бы мне сообщили об этом, я бы послала горничную сказать, что меня нет дома. Однако меня застали врасплох.

Мистер Фидерстоун в присутствии горничной заявил, что хочет пить, и та бросила на меня вопросительный взгляд, так что мне больше ничего не оставалось, как предложить ему вина. Стало быть, пришлось выпить вместе с ним.

Я провела его в маленькую гостиную, где мы принимаем случайных посетителей, и раздумывала, как скоро мне удастся улизнуть.

— Как приятно, — сказал мистер Фидерстоун. Я промолчала, ибо была не в состоянии произнести очевидную ложь, а даже намек на согласие с мистером Фидерстоуном был бы ложью.

— Я так рад, что приехал сюда, — продолжал мой гость. — Это такой восхитительный уголок, и до Лондона совсем близко.

— Не было бы удобнее расположиться поближе?

— Возможно, зато не столь приятно. Не могу передать, каким счастливым был для меня день, когда я встретил вашу мачеху, и она ввела меня в ваш дом.

Я снова промолчала. Я вела себя как исключительно нелюбезная хозяйка, я вовсе не хотела принимать его.

— Когда вы ждете назад счастливую чету? — поинтересовался мистер Фидерстоун.

— Думаю, они пробудут в отъезде месяц. Вряд ли есть смысл ехать так далеко на более короткое время.

— И в медовый месяц! — Его темные глаза попытались задержать мой взгляд, и, как ни странно, мне было трудно отвести глаза. Он определенно оказывал на меня некое воздействие. Я жалела, что не могу быть равнодушной, однако он каким-то ужасным образом завораживал меня. По-моему, так себя чувствует кролик, оказавшись лицом к лицу с удавом. — Вы можете себе это представить? Флоренция, .. Венеция… Рим… Полагаю, они посетят все эти города. А вам бы хотелось, мисс Энн Элис?

— Уверена, что это было бы очень интересно.

— Очень многое зависит от того, с кем едешь.

Я пристально посмотрела на него.

— В этом всегда все дело, — сказала я, — независимо от того, где находишься — в Венеции или в Венесуэле.

— А вы откуда знаете? — со смехом спросил он. — Вы когда-нибудь были в Венесуэле?

— Нет. И в Венеции тоже не была.

— Но в один прекрасный день вы туда отправитесь, и, надеюсь, в самом подходящем обществе. Должен признаться, что никогда не был в Венесуэле, что же до Венеции — то этот прекрасный город мне знаком. Я был бы рад показать вам Венецию. Вам бы понравилось… плыть по каналам в гондоле… или, возможно, во Флоренции… отправиться по магазинам на Понте Веккио.

— Наверное, все мы мечтаем повидать мир.

— Самое важное — воплотить свои планы в жизнь. Вы не согласны?

— Позвольте налить вам еще немного вина, — я пожалела, что сказала об этом, поскольку это означало подойти к нему. Когда я передавала ему бокал, пальцы мистера Фидерстоуна коснулись моих.

— Для меня это очень счастливое утро, — произнес он. Я не отозвалась, и он продолжал:

— Вы поедете со мной завтра верхом? Я знаю неподалеку очень милую харчевню. Там подают восхитительный ростбиф.

— Это исключено, — заявила я. — У меня завтра назначена встреча.

— Тогда послезавтра.

— Мое время занято целиком.

— Какая вы занятая юная леди! Но я полон решимости найти время, когда вы будете свободны. Мне бы хотелось посмотреть это заведение, о котором я столько наслышан.

— О, вы интересуетесь картами?

— Они меня просто завораживают. Мне так много надо объяснить.

— В таком случае, вы обратились не к тому человеку, — торжественно объявила я. — Я почти ничего не знаю о картах. Вам придется отправиться в мастерскую и спросить там. Если бы мой брат был здесь, он бы поговорил с вами о картах.

— Ах, значит, у вас есть брат? — Мне показалось, или он действительно немного растерялся?

— О да. Он уехал в экспедицию. Исследует новые земли. Это очень важно для составления карт.

— Понимаю.

— Он рассказал бы вам обо всем, что вы хотите знать. Мой брат всегда относился к этому с огромным энтузиазмом.

— Должно быть, он старше вас.

— Да, и у него всегда не хватает времени для младшей сестры.

— Бедная одинокая малютка!

— Вовсе не одинокая. Меня столько вещей интересуют. Вообще-то мне никто особенно не нужен.

— Надо же, какая самодостаточность. Хорошо быть такой.

— Да.

— Ну, так как же насчет нашей поездки?

Он был так настойчив, что трудно было решительно отказать ему, не сказав правды о том, что мне не нравится его общество и что он немного пугал меня, причем так, что я сама не понимала, почему. Наверное, это было инстинктивно. И я уклонилась от прямого ответа.

— Эта неделя исключается. А насчет следующей я не уверена.

Он, разумеется, все понял. И окинул меня сардоническим взглядом.

— Я полон решимости однажды поймать вас, — заявил мистер Фидерстоун.

Его слова прозвучали зловеще.

Как я радовалась, когда он ушел!

Он оказался прав. Наконец, он меня поймал. Жаль, что мне не хватает смелости сказать ему, чтобы он оставил меня в покое. Человека воспитывают в таком почтении, я бы сказала даже — в благоговении перед хорошими манерами, что он уже просто не в состоянии быть совершенно искренним.

Так что я продолжала избегать мистера Фидерстоуна, ускользая так вежливо, как только могла. По-моему, он из тех людей, что любят вызов, и чем больше во мне решимости убежать от него, тем больше в нем решимости поймать меня.

Вчера был чудесный день. Живые изгороди были золотыми от первоцветов, а на каштанах и платанах стали набухать почки.

Дул свежий ветерок, а в воздухе витал тот восхитительный привкус, который считают предвестником весны. Я люблю это время года, когда птицы, кажется, сходят с ума от радости, и в полный голос распевают скворцы и дрозды. Чудесная весенняя пора! И как приятно скакать галопом по лугам, а потом замедлять ход и трусить по аллеям, разыскивая в изгородях и на склонах полевые цветы и пытаться вспомнить их названия — мисс Брей знала их все. Прошло десять дней с тех пор, как отец с молодой женой уехали в Италию. Они вернутся первого апреля. Тогда все изменится. Я с ужасом жду их возвращения. Иногда мне кажется, что надо качать строить какие-то планы. Как все будет, когда они вернутся? Я должна быть к этому готова. Но что я могу сделать? Мне не у кого попросить совета. Разве что у мисс Брей… миссис Эггертон, будущей мамаши. Она будет поглощена приготовлениям к появлению ребенка и совершенно неспособна думать о чем-либо другом. Нет, я не могу нарушать ее благословенный покой и довольство. Я должна подождать и посмотреть. Возможно, все сложится не так уж плохо. Возможно, я преувеличиваю. В конце концов, что плохого сделала мне мисс Гилмур? Она всегда была сговорчива. Никогда не заставляла меня много работать. Всегда держалась приветливо. В чем же дело? Откуда у меня эти дурные предчувствия? И с мистером Фидерстоуном то же самое.

Я была неподалеку от гостиницы, где впервые встретила его с мисс Гилмур, когда мистер Фидерстоун подъехал ко мне.

— Здравствуйте, — сказал он. — Какая неожиданная радость!

— Я как раз собиралась домой.

— Похоже, это ваше обычное направление, когда мы встречаемся. Как бы там ни было, никакой спешки нет, верно?

— Мне бы не хотелось опаздывать.

— Я знаю, что у вас много неотложных встреч, но хотя бы один раз, а? Как насчет того, чтобы немного освежиться? Ведь это здесь мы впервые встретились. Так что это, в общем-то, случай, не так ли?

Я колебалась. Наверное, я вела себя глупо. Я была так резка с ним, а это невоспитанно. И какой мне вред от одного бокала сидра? Возможно, мне удастся тонко дать ему понять, что я предпочитаю ездить верхом в одиночестве.

В общем, я согласилась. Мы спешились и вошли в гостиницу.

Мы сели за тот же столик, где я увидела его с мисс Гилмур.

— Наши новобрачные скоро возвращаются, — заметил мистер Фидерстоун. — За ваше вечное счастье и здоровье, мисс Энн Элис.

— Благодарю вас. И за ваше.

— Я рада, что вы желаете мне добра. Ибо у меня такое чувство, что в дальнейшем мое счастье зависит от вас.

— Вы меня удивляете, мистер Фидерстоун.

— Вы удивлены только от того, что так изумительно наивны. Вы стоите на пороге жизни.

— Меня весьма раздражает, когда подчеркивают мою молодость. Я не так уж юна.

— Ну, конечно. Насколько я знаю, вам почти семнадцать. Когда это будет? В великий день двадцать первого мая?

— Откуда вы узнали?

— Как это говорится? Маленькая птичка…

— Мне представляется, что птичка не так уж и мала. Должно быть, это мисс Гилмур.

— Больше не мисс Гилмур. Счастливая миссис Мэллори. И вас не должно раздражать сознание собственной юности. Молодость — самый драгоценный из даров Божьих. К несчастью, она длится недолго. Очень печально, не так ли?

— Могу вас заверить, что не возражала бы быть немного постарше.

— Мы все хотим быть старше, когда молоды, и моложе — когда стареем. Противоречивость человеческой натуры. Однако к чему обобщения? Я хочу поговорить о вас.

— Боюсь, что это не очень интересная тема для разговора.

— Это увлекательнейшая тема. — И тут меня поразил его вопрос. — Что вы обо мне думаете?

Я вспыхнула. Я не могла сказать ему того, что о нем думала. Я искала нужные слова.

— Мне кажется, что вы, видимо, очень… проницательны.

— О, благодарю "вас. Что еще?

— Что ж, я полагаю, вы светский человек.

— Проницательный светский человек. Для начала звучит не так уж плохо. Что еще?

— Не понимаю, зачем вам давать себе труд преследовать меня.

Он рассмеялся.

— Сказать вам, что я думаю о вас?

— Мне это не очень интересно.

— Вы еще растете и не всегда говорите правду. Все хотят знать, что о них думают другие. Как бы там ни было, я все равно скажу вам. Я считаю, что вы восхитительны.

Уверена, что я покраснела до корней волос.

— И при этом, — продолжал он, — я говорю правду. Я изо всех сил старалась сохранить самообладание.

— Так вот, теперь я скажу правду, — заявила я. — И скажу, что уверена — вы находите многих особ моего пола… восхитительными.

— Вы проницательны. Не стану отрицать.

— Это было бы бесполезно.

— И совершенно исключено, раз уж мы решили говорить друг другу правду. Однако, — продолжал он, — вы самая восхитительная из всех.

Я бросила на него скептический взгляд.

— Что ж, сидр был хорош. Благодарю вас. А сейчас мне действительно "ад о идти.

— Мы же только что пришли.

— Выпить бокала сидра — для этого много времени не требуется.

— Но смотрите, я же не допил свой.

— Могу оставить вас допивать его.

— Я не могу позволить вам отправиться домой одной.

— Я выехала на прогулку одна.

— Интересно, что скажет ваш отец по поводу этих одиноких блужданий, когда вернется.

— Он будет слишком поглощен молодой женой, чтобы думать обо мне.

Рука мистера Фидерстоуна протянулась через стол, и я слишком поздно попыталась увернуться. Он крепко сжал мою руку, лаская ее.

— Стало быть, вы немного… ревнуете? — Вовсе нет.

— Мачехи зарекомендовали себя как невыносимые особы.

— Я не стала бы судить прежде времени. Мачеха у меня всего десять дней, да и то отсутствует.

— В воздухе пахнет свадьбой, — сказал мистер Фидерстоун. — Говорят, это заразительно.

Я пожала плечами и ухитрилась высвободить свою руку. Я поднялась.

— Вы настаиваете? — спросил мистер Фидерстоун.

— Да.

— Как раз когда разговор становится интересным.

— Неужели он вам так интересен?

— Невероятно. Я говорю вам, как сильно вами восхищаюсь. Вы не просто хорошенькая. Вы прекрасны. Я бросила на него презрительный взгляд.

— У меня отличное зеркало, мистер Фидерстоун. И если оно не говорит мне того, что мне хотелось бы знать, по крайней мере, оно говорит мне правду.

Я вспомнила, как утешала меня милая мисс Брей.

— Может, ты и не совершенная красавица, Энн Элис, но у тебя интересное лицо. Да, и вообще я считаю, что ты можешь вырасти вполне привлекательной.

А теперь он говорит мне, что я прекрасна!

— Ваши волосы чудесного русого оттенка, а ваши глаза — в них множество цветов. Какого они цвета? Карие? Зеленые? Серые?

— Их обычно называют светло-карими, — заметила я, — и ничего особенного в них нет.

— У вас прелестный рот.

— Благодарю вас. На этом приятном заключении самое время закончить оценку моей внешности.

— Я мог бы говорить о ней бесконечно.

— В таком случае, боюсь, что мне придется оставить вас разговаривать с самим собой. Я нахожу эту ему весьма скучной.

Мистер Фидерстоун допил свой бокал.

— Вы решительно настроены прервать этот приятный тет-а-тет?

— Он встал рядом со мной и, взяв меня за руку, твердо сжал ее. Его лицо было совсем рядом с моим, и на какое-то мгновение мне показалось, что сейчас он меня поцелует. Я в ужасе отпрянула.

— Неужели я вам не нравлюсь, хоть немножко? — спросил он почти жалобно.

Я высвободила руку и направилась к двери.

— Я едва знаю вас, мистер Фидерстоун, — бросила я через плечо, — и я никогда не выношу поспешных суждений о людях.

— По-моему, когда вы позволите себе узнать меня как следует, я могу вам понравиться довольно сильно. Он настоял на том, чтобы помочь мне сесть в седло.

— Благодарю вас, — сказала я. Несколько мгновений мистер Фидерстоун стоял, глядя на меня Снизу. Затем взял мою руку и поцеловал. У меня было такое ощущение, словно до меня дотронулась змея.

Мистер Фидерстоун умоляюще смотрел на меня.

— Дайте себе шанс познакомиться со мной поближе, — сказал он.

Я повернула лошадь, оставив его слова без ответа. Мне это показалось, или я действительно заметила сердитый проблеск в его глазах? Я не была уверена, однако меня пробрала легкая тревожная дрожь.

Я шагом направила лошадь прочь от гостиницы, а он поехал рядом со мной.

Мы ехали домой молча.

Однако моя тревога росла.

Через неделю они возвращаются. Я почти с нетерпением жду их. Это был странный месяц для меня, и мне кажется, что в течение его мистер Фидерстоун преследовал меня, как призрак.

Я не очень много езжу верхом, потому что он наверняка где-то поджидает меня в засаде. Он постоянно пытается сказать мне, что влюблен в меня.

Я не верю ему ни на минуту. На самом деле иногда мне кажется, что я ему не нравлюсь. Я заметила выражение, промелькнувшее на его лице, он был по-настоящему рассержен. Наверное, в прошлом он с легкостью одерживал победы, и моя отчужденность ему совсем не по душе.

Было время, когда я считала, что он влюблен в мисс Гилмур. Ах, как мне хотелось бы, чтобы так оно и было и они бы уехали вместе!

Насколько тогда все было бы по-другому!

Если бы мисс Брей не ждала ребенка, я бы уехала к ней. Однако я никогда не смогла бы объяснить ей своих чувств. Лучше совсем ничего не предпринимать и лишь продолжать игру в кошки-мышки, которой, похоже, решительно намерен предаваться мистер Фидерстоун. Эта аналогия не идет у меня из головы. Что делает кошка, поймав мышку? Дразнит ее, притворяясь, что отпускает, а потом ловит, прежде чем та успеет сбежать, дразнит ее, мучает… перед тем, как, наконец, убьет.

Я действительно взвинчиваю себя до нервного припадка насчет мистера Фидерстоуна.

Иногда я в ужасе просыпаюсь ночью, потому что мне кажется, что он в доме. Я даже вставала с постели и выглядывала в коридор, по-настоящему ожидая, что он выглянет оттуда. Иногда я стою у окна задней части дома, которое выходит на поля и леса. Я ищу прячущуюся там фигуру.

А потом я смеюсь над собой.

— Нелепые сны. Глупые выдумки, — говорю я.

Но эти мысли порождает страх, поселившийся у меня в голове.

Почему я испытываю к нему такие сильные чувства? Такое ощущение, словно это предупреждение, предостережение.

Я постоянно твержу себе, что когда они приедут, все станет лучше. Всего одна неделя.

Сегодня я вспомнила о своем дневнике. Сначала не могла его найти и страшно испугалась, вдруг я его потеряла. Я стала вспоминать, что же такого писала в нем, и что подумает моя мачеха, если он попадет к ней в руки. Я была уверена, что написала о ней кое-что нелестное.

Возможно, мне следует быть осторожной в том, что пишу, но тогда какой смысл вести дневник, если человек не может записать именно то, что чувствует в данный момент?

К моей великой радости, я нашла его. Дневник был там, куда я его положила, в глубине ящика — по-моему, это подходящее для него место — за перчатками и чулками, хорошенько упрятан.

Прошло уже некоторое время с тех пор, как они приехали. Я встречала их. Внимательно оглядела отца. Он казался очень счастливым. Мисс Гилмур — я должна называть ее мачехой — вся сияла. У нее был новый гардероб, очень нарядный. «Континентальный», как зовут его на кухне. «С этаким французским душком». Впрочем, во Франции они, конечно же, никогда не были.

Я уже стала подумывать, что заблуждалась насчет моей мачехи. Все говорят, какой это удачный брак и как они рады за папу, поскольку он «снова нашел свое счастье». Он слишком долго был вдовцом, соглашаются все, а ведь людям надо учиться не скорбеть вечно.

Эти избитые фразы повторяются снова и снова, а я все думаю, какое благо такие слова, ибо они срываются с языка с такой легкостью, и люди при этом всегда чувствуют, что сказали нечто «правильное».

Моя мачеха занялась полным переоборудованием дома. В нескольких комнатах новая меблировка. Она не слишком вмешивается в дела слуг, и это создает ей популярность, хотя среди домочадцев есть кое-кто, считающий, что той, кто была в доме более или менее на положении прислуги, не пристало подниматься до роли хозяйки дома.

Однако, похоже, это уже забывается, а моя мачеха явно наслаждается своим новым положением.

Было решено, что я прекрасно обойдусь без новой гувернантки, хотя мачеха предложила, чтобы я каждый день немного читала под ее надзором. Отец выслушал это с одобрением, и я должна признаться, что он кажется сейчас больше отцом, чем когда-либо был после смерти моей матери.

Надзор над моим чтением все сокращается, и, по-моему, со временем прекратится совсем. Меня это радует.

У нас были небольшие разногласия по поводу того, как мне называть мачеху. Раз или два я забылась, и с моих губ сорвалось «мисс Гилмур». Это не понравилось мачехе и отцу тоже.

Поразительно, как долго человек может вообще никак не обращаться к другому человеку. Так я и делала. Однажды, как раз когда мы выходили из столовой, мачеха обняла меня и сказала сладким голоском, к которому время от времени прибегает:

— Правда, было бы хорошо, если бы ты могла называть меня матушкой или мамой… Что-нибудь в этом роде?

— Ох… я бы не смогла, — выпалила я.

— Почему? — Ее голос зазвучал резко, и я видела, что мой отец задет этим.

— Ну, — запинаясь, выдавила я. — Я так хорошо помню матушку. Никто не может заменить…

Вид отца выражал нетерпение, однако мачеха сказала, уже успокаивающим тоном:

— Разумеется, разумеется. — Она тихонько вздохнула и ласково улыбнулась. — Ну, хотя бы маменька. Это у тебя получится?

— Да, наверное, — ответила я. Так что я должна называть ее маменькой. Однако я знаю, что довольно долго мне еще будет удаваться вообще никак не называть ее.

Мистер Фидерстоун по-прежнему здесь. Он все время подстерегает меня, а я все так же стараюсь избегать его, когда могу. Я решила больше не быть с ним вежливой, и между нами происходят словесные перепалки, которые, как выясняется, мне легче даются, чем вымученная вежливость.

Когда он сказал:

— Вы надеялись ускользнуть от меня, не так ли? — я ответила:

— Да, надеялась.

— Почему? — резко спросил он.

— Потому что хочу побыть одна.

— Какое несовпадение желаний! А я хочу быть с вами.

— Не понимаю, зачем.

— Я нахожу вас красивой и возбуждающей. А как вы находите меня?

— Ни красивым, ни возбуждающим.

— Я сам на это напросился, не так ли?

— Вот именно.

— Какая вы прямолинейная юная леди!

— Надеюсь, что так.

— И очень правдивая.

— Стараюсь.

— И недобрая.

— С этим я не согласна.

— Вы меня все время срезаете.

А вы не нарывайтесь на то, чтобы вас срезали.

— Что же еще остается влюбленному бедняге?

— Отправиться в более плодородные земли.

— Но где же я еще найду такую красоту и ум?

— Да почти в любом месте на земле, — отпарировала я.

— Вы ошибаетесь. Здесь… только здесь — и здесь мое сердце.

Теперь я уже могла над ним смеяться. Я понемногу переставала бояться его. С тех пор, как вернулись отец с мачехой, все пошло немного лучше. Он уже не так интенсивно преследовал меня, бывали дни, когда я выезжала на прогулку и не встречала его вовсе.

Иногда я размышляла о будущем. Мне уже было семнадцать. Мачеха говорила, что мы должны больше развлекаться.

— Не забывайте, — говорила она отцу, — у вас дочь на выданье.

— Я пренебрегал своими обязанностями до тех пор, пока не приехали вы, чтобы заботиться обо мне, дорогая, — отвечал отец. — Нам надо думать об Энн Элис, — настаивала она. — Я буду приглашать к нам гостей.

В этот вечер Десмонд Фидерстоун явился к обеду. Мне это было отчаянно неприятно. Мне всегда противно думать о том, что он приходит к нам. Это странное и дурацкое ощущение, которого нельзя объяснить, ибо какой от него может быть вред? Я подумывала сослаться на головную боль и не появляться за столом. Однако это было бы уж слишком явно. Кроме того, ведь за столом будут и другие — так что, может, будет и не так уж плохо.

Я оказалась права. Когда он смотрел на меня с другого конца стола, это был уже другой взгляд. Он вел себя снисходительно — так он обращался бы с ребенком. Постоянно следил за тем, чтобы называть меня мисс Энн Элис, и, казалось, считал меня совсем девчонкой, едва закончившей школу. Я с трудом верила, что это тот самый человек, убеждавший меня в том, что я та женщина, которую он любит. Можно было бы подумать, что все это время он просто играл.

Меня не оставляло ощущение, что поведение мистера Фидерстоуна как-то связано с мачехой, и, по странной превратности судьбы, получила этому подтверждение.

После обеда все пошли в гостиную, а я объявила о том, что иду спать. Я часто так поступала, поскольку все пили портвейн и засиживались допоздна. Хотя я обедала вместе со всеми, как взрослая, считалось, что эта часть вечера для моих глаз не очень годится.

Я с радостью ускользнула и отправилась в свою комнату, чтобы записать в дневнике и поразмышлять о странном поведении мистера Десмонда Фидерстоуна, о том, как по-разному он держался.

Сидя за дневником, я услышала шум внизу — стук копыт лошади, которую выводили из стойла.

Я подошла к окну и выглянула наружу. Это был Десмонд Фидерстоун, направлявшийся верхом домой. Я тут же отпрянула от окна. Мне не хотелось его видеть.

Затем я услышала голос и узнала мачеху.

Она говорила резко, и слова ее доносились совершенно отчетливо.

— Это надо прекратить, — заявила она. — Я этого не потерплю.

А потом раздался его голос:

— Это пустяки… Просто игра.

— Я этого не допущу. Ты должен немедленно возвращаться.

— Говорю тебе, это всего лишь игра. Она еще совсем ребенок.

— Зато более проницательный, чем ты думаешь. Как бы там ни было, это должно прекратиться.

— Ревнуешь?

— Тебе бы лучше не забывать…

Голоса замерли. Я быстро повернулась к окну. Он уезжал, а мачеха смотрела ему вслед. Он обернулся и помахал. Она помахала ему в ответ.

Что это значило? Я знала, что они говорили обо мне.

Стало быть, она знала, что он пытается флиртовать со мной, и не одобряла этого. И предупреждала его, что надо прекратить это.

Ее голос звучал рассерженно.

— Я была рада.

Однако я нахожу очень странным то, что она в курсе дела и так возмущена этим. На будущее, закончив писать, я всегда буду тщательно прятать дневник. Я рада, что завела его. Так интересно оглядываться назад и вспоминать.

Сегодня я достала дневник, потому что произошло нечто, из ряда вон выходящее. Десмонд Фидерстоун уехал. Это так странно. Он даже не попрощался. Просто уехал, и все.

С того вечера, когда я подслушала их разговор с мачехой, я видела его всего один раз, и он казался каким-то присмиревшим. По-моему, он действительно внял предостережению мачехи.

Недавно я размышляла о том, что, возможно, не правильно судила о ней. Я недолюбливала ее без всяких причин. А у человека всегда должна быть причина, чтобы любить или не любить других. Теперь, оглядываясь назад, я спрашиваю себя: неужели я не любила Лоис Гилмур лишь потому, что она не была мисс Брей, к которой я привыкла? Людям свойственно совершать такие неразумные, нелогичные поступки.

Она всегда держалась со мной очень мило. И старалась изо всех сил быть доброй со мной. И потом она действительно заботилась о том, чтобы приглашать в дом молодых людей, подходящих мне в женихи. Мой отец в восторге от своего брака, и, полагаю, у него для этого есть все основания.

Несколько дней назад он неважно себя чувствовал. Я услышала об этом только во второй половине дня, ибо обычно я редко его вижу. Отец не всегда выходит к завтраку, но мы ведь не завтракаем в определенное время и всегда берем еду из специальных блюд с подогревом, так что если кто-то и отсутствует, то это легко может пройти незамеченным.

Однако за ленчем моя мачеха сообщила, что отец сегодня останется в постели. Она настояла, чтобы он не вставал, потому что ему немного нездоровится. Беспокоиться не о чем, сказала она. Мы не должны забывать, что отец не так молод, каким себя считает, поэтому она и заставила его лечь в постель.

Мачеха и впрямь очень усердно ухаживает за отцом. Когда я зашла навестить его после обеда, отец сидел в постели, и вид у него, как мне показалось, был очень довольный, ибо мачеха суетилась вокруг него, спрашивая, не сквозит ли ему из окна и не следует ли набросить на плечи халат.

— Вы меня балуете, дорогая, — сказал отец.

— Так же, как и вы меня. Да только вас невозможно избаловать.

— Но вы так хлопочете, Лоис, вы же знаете.