Глава ЧЕТВЕРТАЯ

Память об этой ночи не оставляла Тамар.

Он не захотел уходить до рассвета, и она не просила его об этом. Она лежала тихо и покорно.

Она плакала от досады, и он поцеловал ее слезы. Но его нежность тут же обернулась насмешкой:

— Ты обманываешь себя, Тамар! Ты так же сильно желаешь меня, как я тебя. Я не уйду отсюда, покуда не захочу, останусь здесь на всю ночь. Такова наша сделка. Какая ты требовательная ведьма! Обычно женщины просят драгоценностей, а ты уступила ради жизни человека!

— Ты унизил меня, — ответила она, — неужто этого мало? А теперь уходи, прошу тебя.

— Полно! Ты сама знаешь, умоляя меня уйти, ты просишь меня остаться. — Он приблизил губы к ее губам. — Люди скажут: «У Тамар в постели мужчина. Да чего еще можно ждать от нее? Может, это сам сатана? Нет, сатана — ее отец. Это, верно, чертенок из преисподней?»

— А если они придут и увидят тебя здесь?

— Тогда я скажу им, как сюда попал: «Я влез через окно. Тамар открыла его для меня». Ведь это правда, сама знаешь. Когда я раздвинул полог, ты ждала меня. Не правда ли?

— Я думаю, ты — сам дьявол.

— Тогда мы с тобой пара. Разумеется, это правда. Теперь мы знаем это. О Тамар, я так сильно люблю тебя. Это только начало. Оставь завтра окно открытым, и я приду к тебе снова.

— Об этом мы не договаривались, — быстро сказала она.

— Не договаривались? Кто говорит о сделке? Ты знаешь, почему я здесь.

— Да! Потому что ты — предатель… фальшивый друг…

— Ричарду? Я никогда не предал бы Ричарда, дорогая, и ты отлично знала это. Я просто дал тебе подходящий повод, чтобы тебе было удобнее сдаться.

— Ты мне отвратителен. Я ненавижу тебя. Ты даже хуже, чем я думала. Уходи сейчас же… Сию же минуту, слышишь?

Но он прижал ее к себе и с тихим смешком легонько укусил за ухо.

— Ты знала, что я никогда не предам Ричарда. Он старый ворчун, но я люблю его. Да и кто позволил бы этому грязному низкопородному охотнику на ведьм подозревать человека с таким положением! Я сказал же, что дал тебе удобный повод. И ты знала это. Ты не сумеешь обмануть меня. И ты была в восторге.

Она почувствовала, что не сможет вынести подобного унижения.

Когда он наконец ушел, она соскочила с кровати и закрыла окно. А он, стоя внизу, отвесил ей насмешливый поклон.

Когда позднее в то утро Аннис раздвинула полог кровати, она с удивлением увидела, что Тамар крепко спит, побледневшая и измученная.

Тамар открыла глаза и посмотрела на горничную.

— Ах, мисс, что беспокоит вас? — воскликнула Аннис. — Вы какая-то… другая.

— Не мели чепуху. Как это я могу стать другой?

Она поднялась, и воспоминания минувшей ночи нахлынули на нее.

— Что ты уставилась на меня? — крикнула она горничной. — Помоги мне одеться.

Аннис стала неловко застегивать платье госпожи, а та ударила ее, но, увидев слезы на глазах девушки, сама заплакала и обняла ее.

— Прости меня, Аннис. Ты права. Я не в себе.

Аннис тут же улыбнулась.

— Я такая неловкая. И расстроилась из-за того, что вы сердитесь на меня. Что у вас болит, дорогая госпожа? Что стряслось с вами нынче ночью?

— Нынче ночью? — воскликнула Тамар. — Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего, — быстро ответила Аннис, — просто вчера вечером, когда я уходила от вас, вы были какая-то странная, а сейчас и вовсе переменились.

Тамар поцеловала Аннис в щеку.

— Пустяки. Я немного нездорова. Не выспалась, вот и все.

Аннис кивнула, и Тамар поняла, что девушка решила, будто она занималась ночью какой-то чертовщиной. «И это мне пришлось бы куда более по душе, чем то, чем я в самом деле занималась», — с горечью подумала Тамар.

В это утро Бартли осмелился приехать в Пенникомкуик. «Выпить бокал вина с хозяйкой дома», — как он объяснил Тамар, когда Аннис проводила его в комнату. Тамар смерила его ледяным взглядом. Он был весел и самодоволен, как всегда. Она подумала, что для него такие ночи, как эта, — не новость.

— Как ты осмелился явиться сюда? — с возмущением спросила Тамар.

— Я осмелился бы на многое, лишь бы увидеть тебя. Я думал, ты примешь меня тепло после вчерашней ночи.

— Мы не были друзьями и прежде, а теперь мы злейшие враги.

— Ты не можешь быть моим врагом, а я никогда не буду твоим. О Тамар, ты так красива и я обожаю тебя. Я пришел с честными намерениями. Я пришел просить твоей руки. Обычай требует, чтобы я пришел к Ричарду, сказал о своем намерении и выразил надежду, что достоин стать мужем его дочери. Однако я знаю, что для Тамар этого недостаточно. Ее нужно умолять, нужно добиваться ее благосклонности. И потому, прежде чем идти к твоему отцу, я пришел к тебе.

— Я сама выберу себе мужа, и если бы я дожила до пятидесяти лет и во всем мире не было никого, кроме тебя, я и тогда не вышла бы за тебя.

— Давай не будем ссориться. Нам обоим пора вступать в брак. Там почему нам не пожениться?

— Потому что женщина не должна выходить за мужчину, которого ненавидит.

— Ты хочешь сказать, что и в самом деле ненавидишь меня?

— Всем сердцем.

Он мгновенно изменился, лицо его приняло надменное выражение. Бартли подошел к окну и выглянул в сад. Тамар осталась стоять возле стола. И в это время в комнату вошел Ричард.

Бартли отплыл из Плимута несколько дней спустя. Тамар сама не знала, почему она пришла поглядеть, как он отплывает.

На пристани, как всегда при отплытии кораблей, царила суета.

Шла погрузка, моряки перекликались, поднимали якоря, ставили паруса.

Она надеялась, что Бартли не заметит ее, но его зоркие глаза увидели ее. Он подошел к ней улыбаясь.

— Стало быть, ты пришла проводить меня.

— Убедиться, что ты в самом деле уплыл, — язвительно ответила она. — Я радуюсь, что теперь долго не увижу тебя.

— Я скоро вернусь, милая, и тогда…

— Прошу, оставь свои клятвы. Уверяю тебя, та позорная ночь больше не повторится.

— Моя прелестная Тамар! Я сохраню твой образ в своем сердце. Думаю, мое путешествие будет скучным, ведь для меня нет радости, если ты так далеко!

Он поцеловал ее в губы, потом, поклонившись, ушел. Тамар отправилась в Хоу пешком, провожая глазами корабли, покуда они не превратились в точки на испещренном солнечными бликами море. Сердце ее переполняли гнев, унижение и нечто, похожее на сожаление.

Вернувшись домой, она увидела Хьюмилити Брауна, который работал в саду. Она подошла к нему. Ей казалось, что, дразня его, она возвращает себе самоуважение.

— Добрый день, Хьюмилити.

— Добрый день, — ответил он, не глядя на нее.

— Прошу вас, перестаньте работать, когда я обращаюсь к вам, — резко сказала она. — Взгляните на меня, улыбнитесь, скажите: «Добрый день!»

Он серьезно взглянул на нее, и она вдруг покраснела до корней волос, ей показалось, что он заметил в ней перемену, и образ Бартли возник перед ее глазами.

— Что вы уставились на меня?

И тут он улыбнулся.

— То вы требуете, чтобы я смотрел на вас, а когда смотрю, вам это не нравится. Вы сегодня не в духе.

— А какое вам до этого дело?

— Никакого. Просто мне жаль, что вы не в себе.

— Вам жаль меня?

— О да. Мне очень жаль вас.

— И отчего же?

— Потому что на вашей душе лежит тяжкий грех.

— Кто это сказал? Вы видите отпечаток греха на моем лице?

— Вы предпочли добродетели злую силу, которая в вас от нечистого. Вы просили у него красоту, чтобы соблазнять мужчин, и получили ее.

— Она дана мне от природы, я ее не просила. Неужто она соблазняет вас, Хьюмилити Браун?

Его губы зашевелились, шепча молитву.

— Перестаньте! — крикнула она. — Перестаньте! Я вам приказываю!

— Моя бедная заблудшая дочь, — сказал он, — покайся в своем грехе. Вымой душу свою добела в крови Агнца Божия.

— Видно, это сделали вы сами! — засмеялась она. — Но ведь вы, поди, никогда не грешили.

— Все мы грешники.

— Странно, что вы причисляете себя к сонму грешников. О Хьюмилити Браун, иногда я жалею, что не оставила вас умирать в сарае.

— Ах, иной раз я тоже сожалею об этом. Тогда все мои страдания были бы позади… Я оказался бы в царстве Божием.

— А ведь могли бы оказаться и в геенне огненной.

Он снова склонил голову и принялся шептать молитвы.

— Ах, я вовсе так не думаю! — раскаялась она. — Вы — хороший человек, и врата небесные будут распахнуты для вас. Я в том не сомневаюсь.

— Дочь моя! — воскликнул он. — Покайся, пока не поздно.

— Покаяться в чем?

— В своих грехах.

— Быть может, я согрешила не по своей вине.

— По своей вине грешит лишь один дьявол. Добрый Пастырь охраняет своих овец.

— Вы уверены в этом?

— Столь же уверен, как в том, что стою здесь.

Она промолчала, а Хьюмилити, опираясь на лопату и пристально глядя на Тамар, продолжал:

— Я знаю, вы — грешница. Вы не следуете заветам Святого Евангелия. Многие верят в то, что вы якшаетесь с ведьмами. Вы в беде, душа ваша в опасности.

— И что же мне теперь делать?

— Хоть вы и грешница, я хочу доверить вам тайну. Я покажу этим, сколь сильно доверяю вам, ежели позволите мне.

Он возбудил ее любопытство, впервые после той памятной ночи она перестала думать о Бартли.

— Вы никогда не предадите друзей, даже ежели сочтете их глупцами.

— Вы правы.

— Вы великодушны и щедры… добры к слабым. Подобную доброту внушает нам Господь наш — Иисус Христос. Коль скоро вы добры, у вас есть надежда. Но вы тщеславны и горды, к тому же в вас таится какое-то странное зло. Я желаю спасти вашу душу, как вы спасли мое тело.

— Объясните мне, что вы имеете в виду.

— Мы, несколько человек, тайно собираемся на молитвы.

— Вот оно что!

— Вы знаете, что я имею в виду. Уильям Спиерс, я и другие… — продолжал он. — Мы желаем молиться Господу должным образом.

— Это опасно, Хьюмилити. Если об этом узнают, вас ждет тюрьма, а быть может, пытка и казнь.

Он улыбнулся, улыбка осветила его лицо, и оно показалось Тамар почти красивым.

— Вы глупец! — сказала она сердито, ей вдруг стало страшно.

— На все воля Божия, — ответил он. В это утро она была настроена сентиментально, на глазах у нее выступили слезы.

— Вы — храбрый человек. Прошу вас, будьте осторожны! Мне не хотелось бы, чтобы вы попали в беду после того, как я постаралась спасти вашу жизнь.

— Мы встречаемся в хижине… По дороге в Стоук. В имении сэра Хэмфри.

— Берегитесь! Сэр Хэмфри без колебания выдаст вас, если узнает… Он — изувер! И таков же его сын! Они не знают жалости… не знают…

— Я знаю это. И все мы знаем. Мы собираемся во имя Правды, во имя Господа. Мы знаем, что подвергаемся опасности, и готовы к ней. Ежели Господу будет угодно, чтобы те, кто преследует нас, узнали про наши тайные встречи, мы будем готовы претерпеть все муки во славу Его.

— Почему вы говорите мне это?

— Чтобы вы присоединились к нам и, быть может, нашли мир в своей душе.

— Чтобы я… молилась вместе с пуританами?

Она с любовью посмотрела на богатый шелк своего платья и погладила его.

— Вы поймете, что нелепо ценить земные сокровища. Вы поймете, что надобно покаяться в своих грехах.

Тамар отвернулась от него и поспешила в дом. Она поняла, что пойдет на их тайные встречи. Ей были необходимы волнующие чувства новизны, теперь, когда этот мерзкий Бартли был далеко.

Однажды Тамар пришла на место встреч пуритан. Эти сборища были явно не для нее. Она казалась там райской птичкой в стае воробьев и чувствовала, что пуритане относятся к ней враждебно. «Для чего Хьюмилити пригласил меня сюда?» — не понимала она.

Заканчивая проповедь, Хьюмилити сказал:

— Среди нас нет такого, кто не мог бы обрести спасения, желая этого.

Тамар знала: он сказал это для нее.

Но она стояла в стороне, ей были чужими люди, среди которых она жила в детстве. Один лишь Хьюмилити хотел стать ее другом. Она слушала его проповедь, видела выражение искренности на его лице. Здесь перед ней открылся храбрый человек, вовсе не такой, каким казался в саду. Здесь он был настоящим лидером.

Она испытывала гордость за то, что спасла ему жизнь. Тамар была вправе окинуть ироническим взглядом лица собиравшихся с сознанием того, что никто из них не осмелился бы сделать для него то, что сделала она.

Больше она не ходила на их встречи.

Симон Картер уже покинул Плимут. Исклеванные воронами тела нескольких мужчин и женщин гнили, болтаясь на виселицах.

«Если бы не я, — думала Тамар, — Ричард мог бы быть в числе этих несчастных».

Она вспоминала также ту ночь, которая стала для нее самой памятной в жизни и самой позорной. Глядя на море, она думала о Бартли. Где-то он теперь? Где-то в Испанском море? Быть может, он высадился на берег. Может, заманивает других женщин, как заманил ее? В гневе она отворачивалась от моря, но зеленая трава напоминала девушке тот день, когда он увидел ее нагую на траве и набросился на нее. Она не могла избавиться от мыслей о Бартли.

Однажды, когда Аннис вошла к ней в комнату, Тамар поняла: что-то случилось.

— В чем дело, Аннис? — спросила она. Аннис опустила глаза.

— Беда, мисс, беда приключилась со мной.

— Я знаю, — ответила Тамар, — ты беременна.

Аннис подняла на нее изумленные глаза.

— Так вы это заранее знали, мисс?

Тамар выслушала эти слова не без удовольствия.

— И надо же было этому случиться со мной! — вздохнула Аннис.

— Так ведь ты, поди, много раз миловалась с Джоном в старом сарае!

— Стало быть, вы сняли приворот, мисс?

— Ты не могла быть столько раз с парнем и не забеременеть. Скажи об этом Джону, он должен жениться на тебе.

Аннис ударилась в слезы.

— Да ведь Джон живет в доме вместе с Уиллом Спиерсом и Даном Лэйманом. Он не может привести туда жену.

— Теперь ты можешь попросить, чтобы тебе дали отдельный дом.

— Пустых домов у нас нет.

— Твой отец с матерью должны позволить вам жить на ферме. Разумеется, они позволят, как только узнают об этом.

— Моя мать говорила, что свернет мне шею, если со мной приключится такое. А отец запорет меня до смерти.

— Это они прежде говорили, Аннис. А теперь они поймут, что за тобой будет нужен уход. Они должны помочь вам с Джоном.

Аннис заревела еще пуще.

— Да ведь я говорила Джону, что приворот поможет и бояться нам нечего. Вроде до поры так оно и было. А теперь я не смею сказать ему это.

— Аннис! — воскликнула Тамар. — Ты просто дура!

— Так ведь все женщины таковы, думается мне.

— Перестань реветь, Аннис. Я что-нибудь придумаю.

Аннис опустилась и обняла колени своей госпожи.

— Избавьте меня от этого, мисс. Говорят, ведьмы могут сделать это.

— Нет, Аннис, этого я не могу сделать.

Надежду словно ветром сдуло с лица Аннис.

— Было бы неправильно делать это. Но ты не бойся, я позабочусь о тебе. Постараюсь помочь. А ты должна доверять мне.

— Ах, я верю вам, мисс. Верю всей душой!

— Ты знаешь, что затеял этот дурак, Хьюмилити Браун? — спросил Ричард. — Он устраивает сборища пуритан! Более того, он ходит по округе и пытается обращать людей в свою веру. Это крайне опасно!

— Он очень храбрый, но недальновидный человек, — ответила Тамар.

— Я поговорю с ним. Пошли за ним кого-нибудь из слуг.

— Я схожу сама и приведу его к вам.

Она вышла в сад.

— Хьюмилити Браун, ваш хозяин желает поговорить с вами. Я вижу, вы удивлены. Он узнал, что вы собираетесь на тайные сборища. Мало того, что подвергаете себя опасности, вы можете накликать беду и на других. Он очень сердит на вас.

— Ежели они хотят спасти свои души, это касается только их самих, — ответил он, — тело бренно, а душа бессмертна.

— Вы должны сами поговорить с ним. Я только желала сказать вам, что не предавала вас.

— Я ни одного мгновения не сомневался в этом.

— Спасибо, а сейчас ступайте к нему. Ваш господин не любит ждать.

Она невольно восхитилась тем, как благородно он держался перед Ричардом, как смело и умно отвечал на вопросы. Храбрый человек… этот Хьюмилити Браун! Она сравнила его с Бартли, и при воспоминании о том, что было трудно забыть, ее рот крепко сжался.

— Я знаю, — сказал Ричард, — что вы уверены в своей правоте. Но вы нарушаете закон нашей страны, а это не может быть справедливым.

— Я знаю только один закон, сэр… Закон Божий.

— По-видимому, у каждого свое мнение, — холодно заметил Ричард, — на чьей стороне Бог — на вашей или на стороне англиканской церкви. Но я послал за вами не для того, чтобы разводить дискуссии. Я лишь желаю задать вам вопрос: быть может, вы и родились, чтобы стать мучеником, но можете ли вы требовать это от других?

— Ежели они желают спасти свою душу, то должны молиться Господу как подобает праведникам. Сын Плотника проповедовал скромность и простоту, а церемонии англиканской церкви почти столь же пышны, как у папистов. Чем англиканская церковь отличается от римской? Ответ один: во главе одной стоит король, во главе другой — Папа.

— Вы придаете слишком большое значение методам и ритуалам богослужения. Я не одобряю тех, кто посылает людей на смерть за то, что они поклоняются Богу иначе, чем они сами. По моему мнению, люди, которые говорят: «Вы не правы, потому что поступаете не так, как я!», — слишком самонадеянны. Самонадеянность есть грех, не так ли? И этим грешат как католики, так и пуритане… и прочие секты. Иисус сказал: «Не каждый, кто назовет Меня Господом, войдет в царствие небесное, но тот, кто исполняет волю Отца Моего». А разве на вас не лежит грех гордости, коль скоро вы постоянно благодарите Бога за то, что вы не такие, как другие люди? Что, если я сообщу о вас и ваших сборищах?

— Сообщите, ежели вы считаете это своим долгом.

— Ричард, — вмешалась Тамар, — вы всегда говорили, что люди вольны сами выбирать, как им молиться Богу.

— Говорил и верю в это. — Он повернулся к Хьюмилити. — Все, что я требую от вас — быть осторожнее!

— Спасибо, сэр, мы будем осторожнее. И мы были бы польщены, если бы вы пришли на наше богослужение.

— Что? — крикнул Ричард. — И вы осмеливаетесь приглашать меня?

— Вам надобно спасать свою душу, сэр.

— Да он намного лучше вас при всем вашем благочестии! — возмутилась Тамар.

— Я не утверждал обратное, — ответил Хьюмилити.

— Но вы подумали это. Я прочла это в ваших глазах.

Тамар и Ричард в ярких богатых нарядах и Хьюмилити в скромной темной одежде составляли резкий контраст.

— Не главное иметь доброе сердце, — сказал Хьюмилити, — главное — быть храбрым и терпимым. И непременно надобно молиться должным образом.

— То есть на пуританский манер! — не без сарказма заметил Ричард.

— Да, сэр.

— Можете идти. И помните мое предостережение.

— Благодарю вас, сэр.

Он поклонился с торжественным и печальным видом, но, уходя, повернулся к Тамар.

— Покайтесь, прошу вас. Покайтесь, пока не поздно. Я буду молиться за вас обоих, за спасение душ ваших.

Когда он ушел, Тамар сказала Ричарду:

— Я никогда еще не видела человека, столь уверенного в правоте своего дела.

— Фанатичный дурак! — воскликнул Ричард.

— И все же я отчасти восхищаюсь им.

— Потому что ты тоже фанатична и глупа, моя дорогая. — Он мрачно усмехнулся. — Он — пуританин, а ты — язычница. И у кого хватит смелости сказать, кто из вас прав, а кто нет? У кого-нибудь, кто мудрее меня.

— Вы умнее нас обоих, но вас мучают сомнения. — Помедлив, она продолжала: — Мне будет досадно, если Хьюмилити попадет в беду. Не для того я спасала ему жизнь, чтобы он погубил ее.

— Если этот парень попадет в беду, то по своей вине. Я искренне надеюсь, что он не навлечет несчастья на других.

Тамар удалилась в свою комнату, и несколько минут спустя послышался стук в дверь. Это была Аннис, вид у нее был веселый.

— Я видела, как Хьюмилити Браун выходил из кабинета хозяина.

— Ну и что с того?

— Я подумала… спасется ли хозяин?

— Спасется от чего?

— Спасет ли он свою душу? Спасет ли Хьюмилити его душу?

— Душа твоего хозяина давно спасена. Он — лучший человек на свете и войдет в царствие небесное прежде пуританского проповедника!

Аннис не стала противоречить госпоже, но Тамар прочла в ее глазах недоверие.

— Я вижу, Аннис, ты наслушалась этого Хьюмилити.

— О мисс, я не хотела говорить вам. Это было несколько дней назад. Мы были на богослужении, Джон и я… И потом… мы поняли, что спаслись.

— Ты и Джон… пуритане?!

— Да, мисс.

Тамар рассердилась. Она всегда чувствовала, что Хьюмилити ее соперник. Ведь Аннис принадлежала ей. А теперь… дезертировала.

— Хм, — усмехнулась она, — стало быть, вы с Джоном попадете на небеса?

— Да, мисс, попадем. Нам только надобно молиться Богу как положено, и мы спасемся.

— Молиться, как велит Хьюмилити Браун, разумеется?

— Не знаю, мисс. Как положено, это все, что я знаю.

— Значит, ты больше не хочешь служить у меня?

Аннис побледнела.

— Ах, мисс, я ни за что не хотела бы расставаться с вами.

— Пуритане не захотели бы иметь дело с тем, кто хоть как-то связан с дьяволом.

— Нет, мисс, это не так… Вы хорошая, хотя не спаслись еще. Я молюсь за вас… каждый вечер. Я уж лучше не спасусь, но не оставлю вас. Никто не был так добр ко мне, как вы. Я не стану ходить на их богослужения, коли вы не велите.

Тамар победно засмеялась.

— Нет, Аннис, можешь продолжать быть пуританкой, если хочешь. Мне это безразлично. Я все равно останусь твоим другом.

— Хорошо, мисс. Это все Джон. Он сходил к ним и спасся. Потом он пришел ко мне и сказал: «Аннис, я спасся, и тебе тоже надо спастись. Не хочу, чтобы душа твоя мучилась в аду». А я ответила: «Ладно, Джон, у нас с тобой все должно быть одинаково, если ты спасешься, значит, и я должна спастись». И он отвел меня к ним, и я тоже спаслась. Мастер Браун так красиво говорит… просто уносит тебя куда-то. Джон говорит, то, что мы делаем на сеновале, тоже грех, и что теперь не должны больше это делать.

— Вам надобно быстрее пожениться, Аннис. Пуритане не должны себя вести так, как вы.

— Я знаю, мисс, но мне думается, Господь добр, он простит нас. Он знает, мы не могли отказаться от этого, покуда не спаслись.

— Ты сказала Джону, что ждешь ребенка?

— Я намекнула ему, сказала: «Джон, если мы спасемся, то поженимся, и тогда то, что мы делаем, не будет грех». А Джон ответил: «Да, Аннис, то, что мы делали, это блуд, а мастер Хьюмилити Браун говорил, будто блуд — большой грех». А я ему: «Мы поженимся и спасем наши души от вечных мук». А он мне: «А как же мне-то быть? Ведь я грешил еще с двумя».

— А ты не сказала ему, что беременна?

— Я не посмела, мисс.

— Ты должна сказать, Аннис. И когда Джон согласится жениться на тебе, я постараюсь помочь вам.

— Мисс, вы очень добры ко мне. Надеюсь, вы спасетесь. Не знаю, какие были бы небеса без вас.

— Не заботьтесь обо мне. Когда мое время придет, я сама позабочусь о себе.

И Аннис кивнула ей в ответ.

Аннис горько плакала, положив голову на колени Тамар. Ее постигло страшное горе.

Джон, самый большой простак из всех пуритан, слишком много болтал. Его арестовали и посадили в тюрьму.

Узнав об этом, Аннис пришла в отчаяние, через шесть месяцев ей предстояло рожать, а, судя по всему, Джона вряд ли выпустят к тому времени.

— Не знаю, что делать, мисс, я чуть не рехнулась от горя.

— Понимаю. И все же, думается мне, твой хозяин сумеет помочь тебе. Я замолвлю за тебя словечко. Надеюсь, Джон скоро вернется, и тогда, клянусь, я заставлю его жениться на тебе. Если ты не расскажешь ему всю правду, я сама это сделаю.

Аннис продолжала громко рыдать.

— Ах, мисс, как вы добры ко мне!

— Добрее, чем Хьюмилити Браун со всеми его прекрасными разглагольствованиями? Если бы не этот человек, Джону не пришлось бы сидеть в тюрьме. Ты не думала об этом?

— Он говорит, на то воля Божия!

— Божья воля! — отрезала Тамар. — Быть может, ты теперь попросишь Бога помочь тебе? Бога или Хьюмилити Брауна…

— Никто не был ко мне добр так, как вы, — примирительно сказала Аннис.

Тамар пошла к Ричарду.

— Вы слышали эту новость? — спросила она.

— Этот олух Джон Тайлер слишком много болтал. У него на плечах не голова, а сноп соломы.

— Ричард, а вы не можете помочь ему?

Ричард пожал плечами.

— Думаю, они увидят, что такой простофиля, как он, не представляет опасности.

— Ему нельзя слишком долго оставаться в тюрьме, он должен жениться на Аннис.

Ричард скорчил ироническую гримасу и засмеялся:

— Ах, эти девки и парни!

Но она тут же принялась защищать Аннис:

— Хьюмилити Браун, без сомнения, сказал бы: «Пусть тот, кто без греха, бросит в нее камень».

— Да, ты права. Скажи Аннис, что я постараюсь сделать все, что могу.

— Я уже сказала ей это.

Ричард удивленно поднял брови.

— Как странно, что ты, настаивающая на своем родстве с сатаной или, по крайней мере, какой-то зависимости от него, столь сильно печешься обо всех и каждом!

— Если миссис Элтон будет бросать на Аннис презрительные взгляды, я возьму ее палку и отлуплю эту старуху. Почему вы не хотите избавиться от этой старой карги? Я ее ненавижу.

— Иногда я сам задаю себе этот вопрос. Но она хороший повар и изучила мои вкусы. Заменить ее нелегко. Боюсь, у меня не хватит на это энергии.

— Тогда пусть остается, только пусть знает свое место. Я не хочу, чтобы она издевалась над Аннис, девушка и без того страдает. Прошу вас, сделайте что-нибудь, чтобы поскорее освободить Джона. Я хочу, чтобы он женился на Аннис. Она любит его и будет присматривать за ним, а за ним точно надо смотреть. И еще вот что. Аннис боится своих родителей и не хочет после замужества жить с ними на ферме. А я хочу, чтобы она осталась со мной. Я привыкла к ней и мне не хотелось бы брать другую горничную. Нельзя ли построить для них домик. Есть одно место недалеко от Своннов. Они могли бы жить там, Джон ходил бы работать на ферму, и Аннис осталась бы при мне. Ричард, вы не могли бы сделать это ради меня?

Он поколебался, а потом засмеялся:

— Ты не перестаешь меня удивлять!

Она бросилась порывисто целовать его. Он был счастлив, хотя не переставал удивляться самому себе.

— Стало быть, вы сделаете это! Я так и знала. А теперь, пожалуйста, поезжайте в город и постарайтесь освободить Джона.

Тамар пошла провожать его. Он уехал, а она стояла и смотрела ему вслед.

Но события складывались не так удачно, как желала Тамар. Во-первых, Ричард не добился освобождения Джона. Парень вел себя как бунтарь, хулил церковь и государство.

Тамар, как могла, утешала Аннис:

— Не надо убиваться, девочка. Он скоро вернется.

Но он все не возвращался, недели превращались в месяцы… Миссис Элтон злорадно поглядывала на Аннис.

— Хорошенькие дела! — сказала миссис Элтон, обращаясь к Молл Свонн. — Согреши, и тебе будет уготована хорошая жизнь. Это в награду-то за худое поведение! Роди бастарда, и тебе построят дом.

Стоило Тамар повернуться к домоправительнице спиной, как та строила ей рожи, чтобы это могли видеть полоумная Молл и ее сестра Джейн. Это было все, что она осмеливалась делать. Видя, что Ричард Мерримен потакает дочери во всем, она боялась, как бы ей не указали на дверь. Миссис Элтон понимала, ее здесь еще держат лишь потому, что она отлично ведет хозяйство и старается, чтобы хозяина лишний раз не беспокоили, коль скоро он этого не любит. Она знала, что ей надо вести себя осторожно, но никак не могла заставить себя не судачить об Аннис. До чего же ей хотелось, чтобы Аннис работала в кухне под ее началом. Уж она показала бы ей тогда, почем фунт лиха! Как бы там ни былоо, она без устали перемывала ей косточки.

— Эта Аннис, — говорила она Молл и Джейн, — слишком о себе возомнила с тех пор, как хозяйке дома, дочери господина, взбрело в голову взять ее в горничные. Тоже мне горничная! Ей бы постыдиться надо, а не задирать нос, юбка-то на ней уже трещит по швам!

Аннис боялась идти домой. Отец грозился привязать ее к столбу во дворе и выпороть так, чтобы она своих не узнала. А мать заявила, что поможет ему в этом. Миссис Элтон, предвкушая это удовольствие, облизывала губы и старалась обманом спровадить ее домой, но Тамар не велела ей туда идти.

Тамар с жаром защищала Аннис. Она ненавидела и миссис Элтон, и Хьюмилити Брауна за то, что они безжалостно осуждали девушку. Она удивлялась, что прежде считала Хьюмилити благородным.

Однажды, выйдя из конюшни, она остановила его и сказала:

— Как вы смеете так относиться к Аннис?

Он промолчал.

— Я просто ненавижу вас за это. Бросаете на нее столь презрительные взгляды, словно жаждете насладиться зрелищем, когда она станет гореть на медленном огне, раздуваемом чертями.

— Сие, без сомнения, будет ее уделом.

— Я не смогла бы любить Бога, который допустил бы это.

— Вы богохульствуете.

— Быть может. А вы — тиран. Неужто вы не можете понять, что ее сердце разбито?

— Она — блудница. Согрешив, она не сможет избежать наказания.

— Аннис уже наказана. Она любит Джона Тайлера, а его держат в тюрьме. Аннис боится за Джона. И боится, что его не выпустят до того, как родится младенец. Разве этого наказания не достаточно? — Он не ответил, а она продолжала: — Это вы… вы должны были сидеть в тюрьме, а не Джон Тайлер. Вы заманили его на свои сборища, а теперь он в тюрьме, а вы на свободе!