Тишина опустилась на землю в тот ужасный день. Пять королев - двум дан развод, одна умерла в родах (и кто знает, какова бы была ее судьба, если бы она осталась жива?) и две обезглавлены!
      Люди стали задумываться о том, что за чудовище сидит на троне. Теперь это был уже не красивый золотоволосый юноша, который тридцатью годами раньше был так романтически влюблен в свою первую жену-испанку, а тучный обрюзгший мужчина с багровым лицом, плотно сжатым ртом, с глазами-щелочками и гноящимися язвами на ноге. Когда король ехал по Лондону, люди опускали глаза, но, тем не менее, кричали: "Долгих лет королю!".
      Они знали, что, каким бы он ни был, он их всемогущий покровитель.
      Мой ребенок должен был появиться на свет в июне. Чем больше становился мой живот, тем сильнее меня охватывало нетерпение. Один из работников, который, как я подозревала, в прежние времена помогал брату Амброузу, разбил для меня за домом аббата маленький садик. Матушка давала советы по уходу за ним и посылала растения. Я все больше и больше привязывалась к своему садику. Я любила сидеть в нем с шитьем и наблюдать за игрой Хани. Ей было уже больше двух лет, и она стала очаровательным ребенком. Я рассказала ей, что скоро у нее будет братик или сестричка, и она постоянно спрашивала, когда же он появится.
      Каждый раз, когда я встречалась с матушкой, она обязательно что-то советовала мне. Она стала часто навещать Аббатство. Мне хотелось знать, заметила ли она, что некоторые наши работники раньше были монахами, и рассказала ли она об этом Саймону. Я помнила о книге, которую видела в ее комнате. Если Саймон увлекался новой религией, то он мог навредить нам. Кроме того, я чувствовала, что он не простит мне отказа выйти за него замуж и того, что у меня есть Аббатство и Бруно. Но поскольку Саймон сам нарушал королевские законы, то был вынужден вести себя очень осторожно.
      Однако матушка ничего странного не замечала. Ее интересовало только, как я ношу ребенка, и она настаивала на том, чтобы при первых признаках приближающихся родов я отправила посыльного в Кейсман-корт. Она тотчас же пошлет за повитухой и придет сама. Дело было только в том, не ошиблись ли мы при вычислении сроков. Если мы посчитали правильно, то повитуха будет в Аббатстве за несколько дней до предполагаемого события.
      Стоял апрель - до появления на свет моего малыша было еще два месяца, когда я почувствовала, что Бруно изменился. Он стал рассеянным. Иногда я говорила с ним, а он не отвечал.
      Я спросила его:
      - Бруно, вся эта перестройка, должно быть, стоит очень много денег. Может быть, ты обеспокоен расходами?
      Он удивленно посмотрел на меня:
      - С чего ты взяла?
      - Ты выглядишь озабоченным. Он нахмурился:
      - Возможно, я беспокоюсь из-за тебя.
      - Из-за меня? Но я чувствую себя хорошо.
      - Нелегко носить ребенка.
      - Тебе не следует бояться. Все будет хорошо.
      - Я буду рад, когда родится наш сын - Мне страшно, когда ты так говоришь: "Наш сын". А что, если у нас будет дочь?
      - Мой первенец должен быть сыном. Так и будет! - сказал он с пророческим видом. Я поверила ему.
      Время от времени Бруно удавалось убедить меня в том, что он обладает особым знанием.
      Я улыбнулась, чтобы угодить ему. Будет ли ребенок сыном или дочкой, я все равно буду любить его. Но если Бруно так страстно хочет сына, что же, я тоже буду надеяться на это.
      - Я рада, что не надо беспокоиться о деньгах. Ты, должно быть, очень богат. Я знаю, что поместье пока не дает больших доходов.
      - Я прошу, Дамаск, предоставь это мне.
      - Мне не следует тревожиться, но, возможно, нам следует отложить строительство некоторых из этих зданий до тех пор, пока ферма и мельница не начнут приносить доходы.
      Он рассмеялся и глаза его засверкали фанатичным блеском.
      - Не сомневайся, я сделаю все, что наметил. Он подошел и поцеловал меня в лоб.
      - Что касается тебя, то все, чего я хочу, - это сына.
      - Потерпи немного, - ответила я.
      Несколько ночей спустя я неожиданно проснулась и обнаружила, что Бруно нет рядом.
      Было уже за полночь, и я подумала, не пошел ли он в скрипторий. Он часто бывал там с Валерианом. Я решила, что он может просматривать там счета. В голове у меня глубоко засела мысль, что он беспокоится из-за денег.
      Я встала с постели и тихонько прошла в комнату Хани. Она мирно спала. Тогда я вернулась в нашу общую с Бруно спальню и, подойдя к окну, выглянула наружу. В скрипторий света не было, значит, Бруно там нет.
      Я устроилась на сиденье у окна и стала смотреть на крытые аркады, на серые стены, на всю ту часть Аббатства, которую могла разглядеть. Я подумала о том, не сидел ли здесь, на этом самом месте, в бессонные ночи старый аббат, глядя на свои владения.
      Я взглянула на высокую церковь. За ней был виден первый из рыбных прудов. Серебряный лунный свет падал на воду.
      Ребенок шевельнулся во мне, и я обрадованно положила на живот руку, успокаивая его.
      - Теперь скоро; мой маленький, - прошептала я, и не было еще ребенка, которого ждали бы с такой радостью.
      Я мечтала о ребенке, но отказывалась думать о нем как о мальчике, хотя знала, что Бруно ждет именно сына. В нашем доме не было никого, кто бы с благоговейным страхом и почтением не ждал появления моего ребенка. Я хорошо понимала, что чувствовала королева Анна Болейн, когда носила свое дитя. Для нее было так важно родить именно мальчика. Мне хотелось знать, что она почувствовала, когда родилась дочка, - Елизавета. И позже, когда она разрешилась мертвым мальчиком!
      Неожиданно мои размышления были прерваны. В лунном свете я ясно видела фигуру, пересекавшую луг. Капюшон на голове скрывал лицо. Это был призрак, который я видела, навещая могилу отца.
      Я встала, держа руки на животе, как будто для того, чтобы успокоить ребенка. Фигура двигалась от подземных галерей в сторону скриптория.
      Неожиданно она повернулась и посмотрела на монастырские спальни. В это время капюшон упал с головы, и я увидела лицо Бруно.
      Он торопливо накинул капюшон и направился к скрипторию. Вскоре я увидела там свет.
      Я вернулась в постель. Я была озадачена. Я бы поняла, если бы он посреди ночи отправился в скрипторий, чтобы что-нибудь уточнить. Но откуда он шел и почему был одет, как монах? Теперь я была уверена, что Бруно и есть тот призрак, который, по общему мнению, обитает в Аббатстве.
      Я лежала в постели, размышляя. Должно быть, я заснула, потому что, когда я проснулась, пора было вставать и Бруно был рядом со мною.
      Я приняла неожиданное решение ничего не говорить Бруно о том, что я видела, и само это указывало, что отношения между нами изменились.
      Менее чем через неделю Бруно вошел в мою гостиную, где я читала Хани, и сказал, что должен кое-что сообщить.
      - Дамаск, я должен на короткое время уехать.
      - Уехать? - воскликнула я. - Но куда?
      - Мне нужно съездить на континент.
      - Зачем?
      Легкое раздражение исказило его лицо.
      - По делу.
      - По делу Аббатства?
      - Ты же понимаешь, что чем быстрее мы переустроим Аббатство, тем лучше, назидательно сказал Бруно.
      - Я заметила, - отвечала я, - что с каждым днем оно все больше походит на прежнюю общину.
      - Что ты знаешь о прежней общине, Дамаск? Ты здесь никогда не была. Ты видела все только снаружи.
      - Здесь есть несколько старых монахов, - ответила я, - и они смотрят на тебя как на нового аббата.
      - Они смотрят на меня как на своего хозяина, коим я и являюсь. Я дал этим людям работу, как дал бы ее любому.
      - Разница в том, что они работали здесь и раньше. Они возделывали землю, пекли хлеб и ловили рыбу.., и жили своей уединенной жизнью. В чем отличие между тем, что они делают теперь, и тем, что они делали раньше?
      - Разница значительна, - ответил Бруно чуточку нетерпеливо. - Тогда здесь был монашеский орден, нечто такое, о чем ты не имеешь никакого понятия. Теперь здесь помещичий дом. У него есть монастырские черты, потому что прежде здесь было Аббатство. Я очень прошу тебя не вмешиваться в то, что тебя не касается.
      - Я всегда говорю то, что думаю, и буду это делать и дальше, - Я разволновалась и беспокоилась о том, что это может быть плохо для ребенка, поэтому робко продолжила:
      - Ты сказал мне, что собираешься за границу.
      - Да, и я не знаю, сколько буду отсутствовать. Может быть, несколько недель, может быть, больше.
      - Куда ты едешь, Бруно?
      - Во Францию, возможно, во Фландрию. Тебе не о чем беспокоиться. У нас полно слуг.
      - За себя я не беспокоюсь, - ответила я. - Речь не об этом. Зачем ты едешь?
      - Есть дела, которыми я должен заняться.
      - Дела Аббатства?
      Моя настойчивость явно вызывала у него раздражение.
      - Моя дорогая Дамаск, приведение усадьбы в порядок - дело дорогостоящее. Если мы хотим его продолжить, мы должны подумать о прибыли. Например, есть корнеплоды, широко известные на континенте, очень вкусные и полезные. Они называются морковь и турнепс. Я узнаю, как их выращивать, и, возможно, привезу немного с собой. В Голландии выращивают хмель для производства пива. Для того чтобы разобраться со всем этим, мне надо поехать самому на континент.
      Это казалось разумным, но я вспомнила о его ночной прогулке и задумалась о том, зачем ему понадобилось рядиться в одежды монаха. Должно быть, он хотел, чтобы его приняли за безликий призрак. Это означало, что он не только не хотел быть узнанным теми, кто его увидит, но и хотел напугать увидевших его.
      Я была заинтригована. Если бы со мной не было Хани, я бы не смогла сдержать свое любопытство и попросила объяснений. Но момент был неподходящим.
      Позже я размышляла об этом. Чем больше я узнавала Бруно, тем яснее понимала, что не знаю его. Временами он казался мне незнакомым человеком. Он дал понять, что его возмущает мое любопытство, и отношения между нами ухудшались.
      Через несколько дней он уехал.
      В один из дней во время отсутствия Бруно в Аббатство приехал Руперт. Я позвала слугу взять у него лошадь, провела Руперта в комнату на верхнем этаже и послала за вином. Вошла Хани. Руперт подхватил ее и покачал на руках. Они тотчас же подружились.
      - Все ли хорошо? - обеспокоенно спросил он меня. Я ответила, что все в порядке. Он отведал приготовленного Юджином вина и сказал, что оно отличное. Я рассказала ему, что Юджин поступил к нам на службу после того, как покинул Кейсман-корт.
      - Ну вот, как будто Аббатство возродилось, - сказал Руперт.
      - Все совсем по-иному, - быстро возразила я. - Это просто поместье, но, поскольку у нас много зданий и много земель, мы должны их использовать. Мы собираемся привести в порядок ферму. Нам это действительно необходимо, потому что мы хотим, чтобы имение приносило доход.
      Руперт выразил желание объехать наши земли, и я ответила, что буду сопровождать его.
      Я поинтересовалась, как его успехи, и он рассказал мне, что доволен своим владением. У него милый, хотя и небольшой дом. Все это подарил ему муж его сестры, которая, скорее всего, и выпросила ему это поместье.
      - Конечно, усадьба не такая большая, как Кейсман-корт или аббатство Святого Бруно, но она хорошо мне служит.
      Он задумчиво посмотрел на меня, и я весело сказала:
      - Руперт, тебе следует жениться.
      - Я не против, - ответил он.
      - У тебя хорошие слуги?
      - Конечно. Они мне преданы.
      - Тогда, вероятно, это не так срочно. Но ты ведь хотел бы иметь детей. Из тебя получился бы хороший отец.., и хороший муж тоже, я в этом не сомневаюсь.
      - Я думаю, - ответил он, пристально глядя на меня, - что я до конца своей жизни останусь холостяком.
      Я не могла встретиться с ним взглядом. Я понимала, что он намекает на то, что, поскольку я отклонила его предложение, он не женится ни на ком другом.
      Он изменит свое решение, пообещала я себе. Когда он станет старше, то женится. Я хотела этого. Мне очень нравился Руперт, а поскольку мне предстояло счастье иметь своих детей, я хотела, чтобы и он познал его.
      После того как он отведал испеченного Клементом пирога с пижмой, я взобралась на лошадь и мы вместе поехали осматривать земли нашего поместья.
      - В Аббатстве всюду хорошая земля, - сказал Руперт, - через несколько лет ваше имение будет процветать.
      Я рассказала ему, что Бруно отправился на континент за столовыми корнеплодами, которые можно выращивать в Англии. Он тоже слышал о них и сказал, что надеется развести их у себя. Теперь англичане наслаждаются блюдом под названием "салат", которое популярно на континенте уже несколько лет. Королева Екатерина Арагонская очень любила салаты и всегда посылала за овощами для них в Голландию. Теперь мы сможем выращивать их здесь, и если следующая жена короля полюбит салат, то приготовить его можно будет из овощей, выращенных на английских огородах.
      Когда мы убедились, что нас не могут подслушать, Руперт подъехал поближе ко мне и тихо произнес:
      - Я немного обеспокоен, Дамаск.
      - Что так? - спросила я.
      - Это все из-за того, что сказал Саймон Кейсман.
      - Я всегда не доверяла ему. Что он сказал?
      - Он зовет твоего мужа аббатом и говорит, что между нынешним Аббатством и тем, что было десять лет назад, разница небольшая.
      - Что он имеет в виду?
      - Как я понимаю, некоторые монахи вернулись.
      - Они работают на ферме, на мельнице и по хозяйству.
      - Это может быть опасно, Дамаск.
      - Мы не делаем ничего противозаконного.
      - Я уверен, что не делаете, но из-за того, что некоторые монахи вернулись и работают здесь, пошли слухи.
      - Но мы не делаем ничего дурного, - настаивала я.
      - Вы должны не только придерживаться королевских законов, но все в округе должны знать, что вы их соблюдаете. Мне не нравится то, что говорит Саймон Кейсман.
      - Он зол, потому что сам хотел получить Аббатство.
      - Дамаск, в любое время, когда я тебе понадоблюсь, я буду рядом.
      - Спасибо, Руперт. Ты всегда был добр ко мне. После его отъезда я продолжала думать о нем. Если бы я любила его, а не Бруно, жизнь могла бы быть много проще. Но зачастую мы поступаем неблагоразумно, ведь любовь и благоразумие не сочетаются.
      - Я не жалею, - уверяла я себя. Но мне было приятно знать, что у меня есть верный друг.
      Наконец-то наступил июнь. Бруно вернулся с континента. Он не много рассказывал о своей поездке, а я оказалась не слишком любопытной, так как приближались роды.
      Матушка приходила почти каждый день. Когда она была удовлетворена моим состоянием и у нее не было никаких причин для беспокойства, она обращала свое внимание на маленький садик, который устроил для меня Джеймс. Ему было лет тридцать. Я никогда не спрашивала, был ли он монахом или мирянином, работавшим в общине. Я чувствовала, что лучше не проявлять любопытства. Однако его знания растений были полезны, и мои цветы соперничали с розами моей матери.
      Мы сидели с ней в саду и говорили о детях. Она вспоминала о моих детских привязанностях, но в основном говорила о Питере и Поле. Разговаривая, она вязала шаль для моего ребенка, и пальцы ее деловито двигались. Мне пришло в голову, что сейчас она гораздо более довольна жизнью, чем раньше, и меня это удивляло. Казалось странным, что кто-то может считать Саймона Кейсмана более подходящим мужем, чем моего отца, но для нее дело обстояло именно так.
      Она рассказывала мне, что ходила к повитухе, и та заверила ее, что у меня все идет хорошо. Мать договорилась, что при первых же схватках пошлет за повитухой.
      Я неожиданно почувствовала прилив привязанности к ней.
      - Я никогда не думала, что ты будешь так заботиться обо мне, - сказала я.
      Матушка покраснела и ответила:
      - Какая чушь! Разве ты не мой ребенок?
      Мне пришла в голову мысль, что гибель отца, ставшая великой трагедией моей юности, дала ей свободу. Вот какой странной бывает порою жизнь.
      Несколько дней спустя у меня начались схватки, но к этому времени, благодаря заботам матушки, повитуха уже жила в Аббатстве.
      Роды мои были непродолжительными, а радость от сознания, что скоро у меня будет дитя, пересиливала любые тяготы. Я так долго мечтала о ребенке, что могла выдержать все так же, как, я полагаю, мученики выдерживают пытки.
      Наконец, все было кончено, и, когда я услышала крик ребенка, сердце мое переполнилось радостью.
      Я видела свою мать, как никогда властную, повитуху и Бруно.
      - Мое дитя... - начала я. Матушка просияла:
      - Прекрасный здоровый ребенок. Я протянула руки.
      - Позже, Дамаск. Очень скоро ты увидишь свою прелестную девчушку.
      Девочка! У меня на глаза навернулись слезы. Я ведь хотела именно девочку.
      Потом я заметила Бруно. Он молчал.
      Когда мне на руки положили малышку, я подумала: "Это самый счастливый миг в моей жизни".
      Я знала, Бруно был убежден, что обязательно родится мальчик, но я и не подозревала, что он будет так горько разочарован.
      Бруно едва взглянул на девочку. Что до меня, то я не могла оторвать от нее глаз. В первые ночи я иногда просыпалась от неясного ощущения, что ее нет со мной. Я вскакивала и звала няньку:
      - Мое дитя! Где мое дитя?
      Я должна была быть уверена, что она мирно спит в своей кроватке.
      Церемония крещения была простой - в ней не было той торжественности, которая иногда сопровождает крещение мальчика. Казалось, что Бруно это мало интересует. Он был разочарован. Я подумала: "Я примирюсь с его безразличием, мое дорогое дитя. Я буду любить тебя так, что ты не будешь нуждаться в отцовской любви".
      Девочку назвали Кэтрин - вариант имен Кейт и двух королев. Я называла ее своей маленькой Кэт. Повитуха сказала: "Малышка не слишком красива, но именно из таких и вырастают настоящие красавицы".
      Я была уверена, что это так и будет. Моя маленькая Кэт становилась краше с каждым днем.
      РЕКА ВРЕМЕНИ
      На протяжении этого года, разумеется, произошли большие перемены. Бруно собрал свой первый урожай. Повсюду кипела жизнь. Из старых амбаров доносился звук молотьбы. Часть скота в ноябре нужно было забить и мясо засолить для того, чтобы сделать запасы на зиму. Я все это сознавала довольно смутно, потому что все мои мысли были сосредоточены на ребенке. Если она чихала, я посылала за своей матерью, и она приходила обычно со множеством горячих напитков и настоев трав. Она со смехом уверяла меня в том, что когда я сама была ребенком, все было так же.
      - Все эти волнения потому, что это твой первый ребенок, - говорила мне матушка. - Подожди, пока не появится второй. У тебя не будет и половины твоих нынешних страхов.
      Шли дни, и моя малютка становилась все краше. Она стала радостью моей жизни. Я восхищалась ее маленькими ручками и ножками. У нее были удивленные голубые глаза. Когда она впервые улыбнулась, любовь переполнила мое сердце и я забыла обо всех несчастьях, которые произошли до рождения моей малышки.
      Но внешний мир начал вторгаться в маленький рай, где жили мы с дочуркой.
      Пришло письмо от Кейт.
      "Я собираюсь навестить тебя. Я должна взглянуть на мою.., кто она мне? Что-то вроде племянницы, я думают.
      Я улыбнулась. Как это похоже на Кейт - думать о том, кем доводится ей ребенок!
      Если верить тебе, она самый прелестный из когда-либо существовавших детей, но свидетельства матерей редко бывают точны. Поэтому я должна приехать и сама посмотреть на этот образец совершенства. Ремус собирается в Шотландию по поручению короля. Так что, пока его не будет, почему бы не навестить аббатство Святого Бруно?"
      Как всегда, я была обрадована, что увижу Кейт, но и слегка обеспокоена, потому что она была проницательна и ее особенно интересовали отношения между мной и Бруно, которые не стали ближе после рождения Кэтрин, которой я теперь уделяла все свое время.
      И вот приехала Кейт, полная жизни и прекрасная, как всегда.
      - Как хорошо, что мы живем так близко! - сказала она. - Представь, если бы я вышла замуж за шотландского лорда? Тогда нам нелегко было бы встречаться. Она внимательно оглядела меня. - Дамаск! Ты стала матерью! Это тебе идет, Дамаск. Ты пополнела. Настоящая матрона. Нет, не совсем матрона. Но ты изменилась. А где же этот образец совершенства, названный в мою честь?
      - Я называю ее моя маленькая Кэт, - с любовью произнесла я.
      Кейт была восхищена малышкой:
      - Да, она маленькая красавица. Ну, Кэт, что ты думаешь о кузине Кейт?
      Моя крошка подарила Кейт свою несравненную улыбку, Кейт склонилась над ней и поцеловала.
      - Ну, моя прелесть, - сказала она, - мы будем хорошими друзьями.
      Но я видела, что ее интересует не столько ребенок, сколько мои отношения с Бруно. Кейт много рассказывала о Ремусе. Она говорила о нем снисходительно, но явно была благодарна ему за жизнь в роскоши.
      Вместе с Кейт приехал Кэри - прелестный мальчуган, которому было уже почти два года, любопытный, шаловливый, похожий на Кэт.
      Ему понравилась Кэт, и он частенько стоял у кроватки и смотрел на нее. Казалось, что она отвечает взаимностью. Была еще и Хани, которую я старалась не забывать после рождения моего ребенка. Мне хотелось, чтобы девочки росли как сестры, но, думаю, что Хани немного ревновала, потому что, как бы не старалась, я не могла скрыть, что поглощена новорожденной.
      Я сама кормила и купала Кэтрин, но всегда просила Хани помочь мне.
      - Она совсем еще крошка! - говорила я. - Она не такая большая девочка, как ты. Ей еще многому нужно научиться.
      Мои слова ободряли Хани.
      - Она твоя маленькая сестричка, - говорила я и думала, что если история Кезаи правдива, то на самом деле Хани тетя моей малышки.
      Но теперь с нами была Кейт, и жизнь изменилась. Кейт интересовало все, что происходило в Аббатстве. Она наблюдала за всем с некоторой завистью, которая говорила мне, что она представляет себя на моем месте.
      Когда к нам присоединялся Бруно, я понимала, какие чувства она испытывает к нему. Он был более осторожен в выражении своих эмоций, но я знала, что он к ней далеко не равнодушен.
      Кейт, конечно, знала все придворные сплетни и любила щегольнуть этим.
      Король был занят поисками новой жены.
      - Бедняга, ему так не везет с женами! А теперь нет ни одной женщины, которая бы хотела, чтобы ей оказали эту величайшую честь в нашей стране. Девицы дрожат, когда он бросает в их сторону похотливые взгляды. Они вспоминают Анну Болейн и на вопрос монарха о замужестве готовы ответить: "Нет, сэр, я не могу быть вашей женой. Но я охотно стану вашей любовницей".
      - Мне жаль его бедную избранницу, - сказала я.
      - Можешь быть уверена, это будет женщина, уже состоявшая в браке. Родители боятся посылать своих дочерей ко двору.
      Было объявлено, что если замуж за короля выйдет не девственница, это будет считаться государственной изменой.
      - Возможно, что государь вообще больше не женится, потому что он уже далеко не молод.
      - Ему около пятидесяти лет, он располнел, его мучают язвы на ноге. Но, несмотря на все это, он король и придворные ищут его благосклонных взглядов и страшатся его недовольства. Поэтому он по-прежнему завидный жених.
      - Можно подумать, что власть более притягательна, чем красота и молодость.
      - Власть - это суть мужского очарования, уверяю тебя. Я бы никогда не полюбила самого прекрасного в мире пастуха, но легко могла бы испытывать нежность к стареющему королю.
      - Ты стала циничной!
      - Я не стала ею. Я всегда ею была.
      - Умоляю тебя, не обращай свои взоры на короля. Каким бы странным тебе это не показалось, но меня изрядно огорчит, если упадет с плеч именно твоя голова.
      - Она всегда крепко на них держалась и намерена там оставаться и впредь. Моя дорогая сестричка, что за наслаждение быть с тобой рядом! Но не забывай, я жена Ремуса, и если он встретит славную смерть в Шотландии, что не исключено, ведь там сейчас идут сражения, то мне вряд ли удастся выйти замуж вторично.
      - О, Кейт, не говори глупостей!
      - Ты все та же сентиментальная Дамаск. Но не бойся за меня. Я сумею позаботиться о себе, если овдовею.
      - Я и не знала, что началась война и что Ремус в Шотландии.
      - Молодые матери не видят дальше своего гнезда. Разве ты не знала, что наш король, послав очередную жену на плаху, временно обратил своего внимание на другие дела? Он желает стать и королем Шотландии. Поэтому сейчас Ремус и его сиятельство герцог Норфолк ведут полки через границу. Я слышала, шотландцы повсюду обращены в бегство и думаю, скоро Его Величество присоединится к своим воинам в Шотландии. Как ты понимаешь, Ремус находится в прекрасной компании с его сиятельством герцогом Норфолком и с самим королем. Я же продолжаю утверждать, что эти события дают мне пищу для разговоров с тобой, моя дорогая Дамаск.
      Обсудив таким образом дела придворные, мы обратились к прошлому и принялись вспоминать свое детство, как это обычно делают люди, которые провели его вместе.
      Кейт была очень довольна тем, что может оставить Кэри с детьми. Во время пребывания Кейт у нас я тоже меньше проводила времени с моей малышкой. Но, и наслаждаясь обществом Кейт, мне приходилось убеждать себя, что моей крошке не грозит никакая опасность.
      Кейт так же, как и моя мать, могла смеяться над этим, но я ничего не могла с собой поделать. Ребенок был мне дороже всего на свете.
      Мы обедали в одиннадцать утра и ужинали в шесть вечера. За стол в большом зале садились все живущие в Аббатстве. За едой обычно велся разговор о делах в имении. Я сидела с одной стороны от Бруно, Кейт - с другой. Я часто видела, как глаза Кейт шаловливо сверкали, но не вполне понимала причину этого веселья. Я не могла понять их чувств по отношению друг к другу. Кейт была весела и добродушно подшучивала. Бруно вел себя сдержанно, но я знала, что он наблюдает за ней.
      Пока Кейт жила у нас, Клемент старался превзойти самого себя. Нам подавали большие куски сочной говядины и баранины, огромные пироги, часто украшенные гербом Ремуса, в честь Кейт, а также бекон, дичь и в изобилии масло и сыр. Бруно постарался, чтобы мы попробовали морковь и турнепс, которые он недавно вывез из-за границы и которые становились популярны в нашей стране.
      Часто разговор касался работы на ферме. Слуги, в чьи обязанности входило ловить рыбу, готовить из нее различные блюда для нашего стола и продавать ее, рассказывали о дневном улове.
      Кейт внимательно слушала и временами подшучивала над Бруно или надо мной.
      Дети не сидели с нами за столом, так как были еще слишком малы.
      Иногда, пока я проводила время в детской, Кейт прогуливалась по Аббатству Однажды она вернулась и спросила:
      - Дамаск, что здесь происходит? Усадьба все больше походит на монастырь, а Бруно - на короля в своих владениях. Я сомневаюсь, что сейчас в Англии есть хоть одна такая община. Что ты знаешь о Бруно?
      - Я не понимаю тебя, Кейт.
      - Тебе следует побольше узнать о нем. Ведь он твой муж.
      - Я знаю о нем достаточно, - говоря это, я понимала, что лгу.
      - Каков он.., как муж?
      - Он занятой человек. Столько нужно сделать.
      - Как он относится к тебе, Дамаск? Насколько страстно он тебя любит?
      - Ты задаешь слишком много вопросов.
      - Я хочу знать, Дамаск. Он хотел сына, не так ли? Как он повел себя, когда узнал, что у него дочь? - Она рассмеялась почти торжествующе, и в этот момент я ненавидела ее, потому что чувствовала, она довольна, что у меня дочь, а не сын, о котором мечтал Бруно.
      - Да, он хотел сына. Какой мужчина этого не хочет? Он был немного разочарован.
      - Только немного? Обычно родители довольны теми детьми, которые у них есть. Кроме королей... Бедная Анна Болейн! Она лишилась головы, потому что государь предпочел ей другую женщину. Если бы у Анны был сын, он никогда бы от нее не избавился. Коварная маленькая Джейн удовольствовалась бы ролью любовницы, а не жены. Это урок, не правда ли? Опасно шутить с монархами.
      Позже она говорила о тех днях, когда мы познакомились с Бруно и встречались на земле Аббатства.
      - Все случившееся повлияло на нашу жизнь, - сказала Кейт. - Тем, чем мы стали, мы обязаны тому, что случилось с нами тогда. Тогда мы все трое начали ткать полотно, над которым будем продолжать трудиться до конца жизни.
      - Ты имеешь в виду Бруно, себя и меня?
      - Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Наши жизни взаимосвязаны. Мы, словно плоды на дереве, и, когда придет время, мы упадем на землю один за другим. Но мы всегда будем на одной ветке, Дамаск. Запомни это.
      Я думала об этом после ее отъезда, и мне захотелось узнать, что они с Бруно говорили друг другу, когда встречались и меня при этом не было рядом. Мне хотелось знать, что произошло между ними.
      В декабре того же года король отправился в Шотландию и нанес поражение шотландским войскам в битве при Солуэй-Мосс. Мы почти не говорили о войне. Шотландия казалась так далеко. За службу короне король пожаловал Ремусу поместье на границе, тот остался там на несколько месяцев, и Кейт еще раз приехала навестить нас.
      Аббатство привлекало ее, как и тогда, когда мы были детьми. Кейт нередко бродила по имению одна, и я уверена, что она часто навещала то место, где мы, бывало, встречались детьми. Она утверждала, что не сентиментальна, что для нее это развлечение, просто приятно вспоминать прежние времена.
      Раз или два я видела ее с Бруно. Мне хотелось знать, делился ли он с ней своими планами, и предупреждала ли его Кейт, что он делает свою усадьбу слишком похожей на монастырь.
      Кейт утверждала, что я стала слишком хозяйственной, суетливой матерью, что я думаю о детской, когда ей хочется поговорить со мной о чем-нибудь серьезном. Я замечала ей, что под серьезным разговором она обычно понимает сплетни. Кейт с этим соглашалась, но добавляла, что слухи стоят у истоков великих событий и мне следовало бы это знать.
      Наступил июнь - первый день рождения Кэтрин. Клемент испек в ее честь пирог, и мы устроили в детской небольшой праздник. Думаю, что Кэри и Хани получили больше удовольствия, чем Кэтрин, которая с круглыми от удивления глазами с интересом наблюдала за нами.