Но Филипп желал избежать войны, если цели можно достичь мирными средствами. Он надеялся, что армада отплывет в уже побежденную страну, где Елизавету убьют, ее приспешников казнят или заключат в тюрьму, а Мария будет ожидать на троне великого монарха, готовая принять его помощь в управлении страной, которую он практически завоевал для нее.
      Но можно ли в такое время посылать в Англию человека, который хочет быть только священником и страшится интриг? Однако Филипп требовал, чтобы туда отправляли как можно больше миссионеров, обученных иезуитами.
      В комнату вошел отец Санчес.
      – Садитесь, друг мой, – сказал ему отец де Картахена. – Я хочу поговорить с вами об отце Каррамадино. Меня одолевают сомнения. Разумно ли отправлять в Англию человека, терзаемого страхом?
      – Он всегда был таким. Я много времени провел в доме Каррамадино. Его брат – совсем другой человек. Кстати, этот брат…
      – Да-да, – прервал отец де Картахена. – Но сейчас мы должны обсудить отца Каррамадино. Король требует, чтобы в Англию отправили одновременно как можно больше иезуитов.
      Отец Санчес кивнул:
      – Очередной заговор?
      – Который, как многие надеются, приведет к успеху. Его величество получил известия от дона Бернардино де Мендосы, его посла в Париже, и он уверен, что, на сей раз, неудача исключена.
      – Помню, то же самое говорили о заговоре Ридольфи.
      – Тот заговор был обречен с самого начала. Это совсем другое дело. Бэбингтон – серьезный молодой человек, который влюблен не только в католическую веру, но и в саму Марию Стюарт. Он был ее пажам в Шеффилде, и она покорила его. Некоторые даже говорят, будто он надеется жениться на ней.
      – Всегда находятся люди, которые говорят подобные вещи.
      – Да, но если это правда, то шансы на успех возрастают. Однако меня немного беспокоит отец Каррамадино.
      – Жаль, что священником стал он, а не его брат, – заметил отец Санчес. – Тот бы отлично выполнил работу, хотя мог бы попасть впросак из-за своей бесшабашности. У меня есть о нем сведения. Сейчас он в мадридской тюрьме.
      – По какой причине?
      – Стычка в таверне. Вроде бы он защищал цыганскую девушку от приставаний министра.
      – И за это его отправили в тюрьму?
      – Кажется, он выбил у противника шпагу и ранил его в руку. Высокий чиновник в бешенстве и требует, что бы его сурово наказали. Что касается вашего беспокойства из-за Доминго, то у меня возникла идея. Почему бы не отправить вместе с ним в Англию его брата? Он уже выполнял королевское поручение и, хотя задача была несложной, отнесся к делу с большим усердием. Я хорошо знаю обоих братьев. Они росли вместе. Доминго не дрогнет, если Бласко будет рядом. Основную часть дела можно поручить Бласко.
      – Любопытно. Пожалуй, я поговорю с этим Бласко. Он может отправиться в Англию под видом слуги своего брата. Тогда ему удастся все время быть при нем.
      – И придавать ему храбрости, – добавил отец Санчес. – Он делал это много раз и сделает снова.
      – Я займусь этим. Мне кажется хорошей мыслью отправить в Англию двух братьев Каррамадино служить Испании.
      Доминго явился в мадридскую тюрьму вместе с отцом Санчесом.
      Бласко переходил от гнева к подавленности. Тюремщик был неплохим парнем, но не мог сообщить, сколько ему придется оставаться в заключении. Бласко проклинал себя за то, что зашел в таверну и вступился за цыганскую девушку, которая наверняка не нуждалась в его защите. Он сделал это потому, что она походила на Бьянку, и мысленно наделил ее качествами, которыми та, несомненно, не обладала.
      Ключ звякнул в руке тюремщика.
      – К вам посетители, сеньор!
      В его голосе Бласко почудились отсутствующие ранее нотки почтения. Дверь открылась.
      – Доминго! – крикнул Бласко. Посмотрев на двух священников, он пробормотал: – И отец Санчес.
      – Я очень опечален, видя вас в таком положении, сын мой, – сказал отец Санчес, обнимая его. – Мы слышали о происшедшем, и пришли вам помочь. – Он сделал знак тюремщику выйти и закрыть дверь.
      – Очень рад вас видеть, – ответил Бласко. – Когда ты уезжаешь, Доминго? Похоже, я застрял здесь и не смогу сопровождать тебя к побережью.
      – Мы пришли попытаться вызволить тебя отсюда, – отозвался Доминго.
      – У нас к вам предложение, – снова заговорил отец Санчес. – Если вы согласитесь на него, я могу добиться вашего освобождения в течение нескольких часов.
      – Я готов на многое, чтобы выбраться из этой мерзкой дыры.
      – В том числе сопровождать вашего брата в Англию?
      Бласко онемел от изумления, и отец Санчес продолжал:
      – Если бы я предложил это в определенных сферах, у вас не осталось бы выбора. Это было бы не предложением, а приказом короля.
      – Поехать в Англию…
      Бласко окинул взглядом темную камеру. Путешествие в Англию освободило бы его не только из этой тюрьмы. Покинуть дом с его бесконечными сварами между женой и матерью и отправиться в Англию, где ему, возможно, удастся найти Бьянку! Священник открывал для него двери более тесной камеры, чем эта.
      Но почти тотчас же перед ним предстало видение, преследовавшее его долгие годы. Пьер, смотрящий на него с немым укором, и безмолвная клятва, произнесенная им на лестнице дома на улице Бетизи: защищать Жюли до конца своих дней. С тех пор Бласко осознал, что эта защита состоит не только из ловких выпадов шпагой – ему пришлось сражаться с унынием, скукой, домашними раздорами, а эти противники посерьезнее убийц с окровавленными шпагами в руках. Как может он ехать в Англию с Доминго и оставить Жюли в Испании на милость его матери или еще хуже того.
      – Ну? – поторопил отец Санчес.
      – Ты хочешь этого, Доминго? – спросил Бласко у брата.
      – Очень, – ответил Доминго.
      В его глазах светилась такая же мольба, какую Бласко видел в них много лет назад, когда они оба были молоды и самый страшный враг Доминго – страх – впервые начал терзать его. В те дни он часто хотел, чтобы брат был рядом. Теперь Доминго снова испытывал страх и поэтому умолял Бласко ехать с ним.
      – А как же мои жена и сын? – сказал Бласко.
      – Ваши жена и сын? – воскликнул отец Санчес. – Какое они имеют отношение к поручению короля?
      Бласко переводил взгляд с брата на другого священника. Как он может объяснить им, что Жюли еретичка, и он боится оставлять ее одинокой и беззащитной в католической Испании?
      – Ты должен поехать со мной, Бласко, – сказал Доминго. – Тебя избрали для дела, которое необходимо Испании.
      – Это цена моего освобождения? – осведомился Бласко.
      – Пока еще нет, – ответил отец Санчес, – но может стать ею. Если вы согласитесь отправиться с братом в Англию через несколько дней, то я уверен, что добиться вашего немедленного освобождения не составит труда.
      – Сначала я должен вернуться домой и привести в порядок кое-какие дела.
      Отец Санчес задумался. В этом человеке ощущалась безрассудная смелость, необходимая для выполнения поставленных перед ним задач, но, в то же время, такие люди предпочитали принимать решения самостоятельно. Ясно, что семья Бласко крепко привязывает его к дому. Он будет настаивать на том, чтобы сделать приготовления, какие считает нужными, и, пожалуй, разумнее не чинить ему препятствий…
      – Это можно устроить, – кивнул отец Санчес. – Если я добьюсь вашего освобождения, вы сможете немедленно отправиться домой, а в течение десяти дней вернуться в Мадрид и выехать в Англию. Когда вы доберетесь туда, наши друзья сообщат вам, чего требует от вас король.
      – Хорошо, – согласился Бласко.
      Дома удивились его скорому возвращению. Когда Бласко прибыл, семья сидела за столом.
      Один из слуг, увидев его, вбежал в прихожую с криком: «Дон Бласко вернулся!»
      Отец поднялся, а мать бросилась Бласко навстречу. Жюли смотрела на него, не двигаясь с места, а маленький Луис слез со своего табурета и подбежал к отцу.
      – Хорошо, что ты вернулся, Бласко, – сказала донья Тереса.
      – У меня для вас новости, – сообщил он. – Я приехал ненадолго, так как уезжаю по королевскому поручению.
      Луис потянул его за камзол:
      – Я здесь, папа!
      Бласко поднял сына на руки. Луис улыбнулся, так как привык быть центром внимания. Смышленый мальчик быстро понял, что все беспокойные события вращаются вокруг его маленькой, но весьма важной персоны.
      – Как поживает мой сын?
      – Добро пожаловать домой, папа, – пискнул Луис. – Ты видел короля?
      – Нет, не видел. Он редко показывается на людях, сынок. Его не было в Мадриде, когда я там находился.
      – Его католическое величество – самый лучший король в мире, – заявил Луис.
      Этому его научила бабушка. Мать не любила упоминать о его католическом величестве. Мальчик хотел напомнить окружающим, что, хотя его отец только что прибыл домой, и все смотрят на него, они не должны забывать, что он, Луис, все равно самое значительное лицо.
      – Что это означает? – спросила донья Тереса.
      – Лучше расскажешь после обеда, – сказал дон Грегорио.
      Он беспокоился, как бы слуги не стали подслушивать. Подобное беспокойство воцарилось в доме с тех пор, как здесь появилась еретичка.
      – Сядь и поешь, – предложила донья Тереса. – Новости могут подождать.
      Бласко сел рядом с Жюли. Она испуганно смотрела на него. Он сказал, что уезжает. Значит, она останется в доме без его поддержки.
      Жюли не любила Бласко – мысль о близости между ними наполняла ее стыдом, но он был ее защитником, она полагалась на него и всегда обращалась к нему в минуту опасности.
      В такое время никто из них не получал удовольствия от еды.
      Они поднялись из-за стола и последовали за Бласко в маленькую комнату.
      Отец, мать и Жюли не сводили с него глаз. Жюли позвала няню и велела увести Луиса. Мальчик вышел, шумно протестуя.
      – Я отправляюсь в Англию вместе с Доминго, – сообщил Бласко.
      – С какой целью? – осведомился дон Грегорио.
      – Это я узнаю по прибытии туда. Я еду по приказу короля.
      – Но ты нужен здесь. Кто-то должен управлять поместьем.
      – До моего возвращения вы, отец, можете позаботиться о поместье.
      – Когда ты уезжаешь? – спросила Жюли, и дрожь в ее голосе мучительно напомнила Бласко ту девушку, какой она была в Париже.
      – Завтра. Я не могу задерживаться.
      – И как долго продлится твоя миссия?
      – Не знаю.
      Ее глаза расширились.
      – Могут пройти годы…
      Бласко не ответил, но именно в эту минуту осознал, что не может оставить Жюли в Испании.
      – Возможно, времени понадобится не так уж много, – подумав, сказал он. – Я предлагаю отвезти тебя в Беарн, Жюли. Ты, я и Доминго поедем через Францию. Ты останешься в Беарне со своими близкими, и подождешь моего возвращения.
      – А ребенок? – быстро спросила донья Тереса. – Что будет с Луисом?
      – Он поедет с матерью, – ответил Бласко.
      – И будет воспитываться как гугенот? Мой внук!
      – Возможно, ему следует придерживаться материнской веры.
      – Ты сошел с ума, Бласко! Ты обрекаешь ребенка на ересь!
      – В Беарне он будет счастлив среди других еретиков.
      – Неужели тебя не заботит судьба твоего сына?
      – Заботит, – ответил Бласко. – Поэтому я не желаю, чтобы он с каждым днем все больше сознавал ту вражду, причиной которой является.
      – Франция – беспокойная страна, – заметил дон Грегорио. – Религиозные войны не прекращаются там с тех пор, как Лютер прибил свои тезисы к дверям церкви в Виттенберге.
      – По-вашему, есть спокойные страны?
      – В Испании мы едины.
      – И здесь есть недовольные.
      – Да, и те, кто знает, как с ними обходиться.
      Бласко содрогнулся.
      – Здесь царство католиков, – медленно произнес он. – В Англии царство протестантов, а во Франции одни постоянно враждуют с другими.
      – Что ты говоришь, сын мой? – встревожился дон Грегорио. – Иногда твои речи становятся опасными.
      – А как же Луис? – настаивала донья Тереса. – Мой внук не покинет этот дом!
      – Когда я уеду, – заявила Жюли, – то возьму его с собой.
      – Нет! – крикнула донья Тереса. – Он мой внук, и я не дам обречь его на вечное проклятие!
      Бласко с тревогой посмотрел на мать.
      – Мне еще многое нужно сделать, – сказал он. – Завтра я должен уехать. Позвольте мне поговорить с Жюли наедине. Мы должны быстро решить, какой выход будет наилучшим для всех нас. – Он взял Жюли за руку и вышел вместе с ней.
      В спальне Жюли закрыла лицо руками.
      – Если ты оставишь меня здесь, – сказала она, – они меня выдадут. Я вижу это по их лицам.
      – По-твоему, мои родители способны на такое? Ты моя жена, Жюли, а я их сын, и они меня любят.
      – Люди совершают странные поступки из-за любви, Бласко. Они убедят себя, что так лучше для тебя.
      – Неужели ты думаешь, что они на тебя донесут?
      – Я не осмелюсь остаться в этом доме без тебя! – крикнула она.
      – Жюли, неужели я так много для тебя значу?
      – Я дрожу от страха каждый раз, когда тебя нет дома.
      – А я думал, что ты смелая. Ты ведь бросала им вызов и открыто заявляла, что будешь следовать своим путем, и никто не заставит тебя измениться. Еще в Беарне ты знала, что в Испании существуют суровые религиозные законы, но, тем не менее, решилась приехать сюда.
      – Я была смелая, потому что ты находился рядом. Но без тебя меня охватывает страх. Я не боюсь смерти – это всего лишь один шаг к славе и вечному покою. Но если меня схватят, таких шагов будет множество. Возможно, мне придется несколько лет ожидать смерти в одной из ваших подземных тюрем. И я боюсь, Бласко, что пожертвую своей душой ради блага своего жалкого тела.
      Бласко обнял ее. Теперь она снова была той беззащитной девушкой, которую он поклялся оберегать.
      – Я собирался отвезти тебя и Луиса в Беарн и оста вить вас там до моего возвращения, – сказал он. – Мне казалось, что и тебе и ребенку там будет безопасно. Но моя мать никогда не отпустит Луиса. Она сильная женщина, Жюли. Мать командует в доме, и ее гнева боятся не только слуги, но и отец, и мы с Доминго. Так было всегда. И она твердо решила не отпускать Луиса.
      – Я должна кое-что сообщить тебе, Бласко. У меня будет еще один ребенок.
      – Не может быть!
      – Это случилось в ту ночь, когда сюда приезжали сообщить, что Сабина родила мальчика. Помнишь? Я испугалась, так как думала, что это альгвасилы приехали за мной. Ты успокаивал меня и держал наготове шпагу, что бы пронзить ею мое сердце. Ты сделал бы для меня то, на что я никогда не решилась бы сама.
      Бласко нахмурился. Второй ребенок усилит вражду между его женой и матерью.
      – Когда ты сказал, что отвезешь меня в Беарн, – продолжала Жюли, – я обрадовалась, что буду спокойно жить там со своим сыном, ожидая, пока родится второй ребенок.
      – Во Франции немного покоя, Жюли. Хотя на троне Карл IX, страной управляет его мать, потому что он слаб, а она хитра и жестока. Екатерину нельзя назвать ни католичкой, ни протестанткой – она благоволит то одним, то другим в зависимости от выгоды. Сейчас Францию не назовешь счастливой страной.
      – Тогда возьми нас с собой в Англию, Бласко. Я слышала, что этой страной правит великая королева, опора и надежда всего протестантского мира. Там мы сможем обрести покой с нашим сыном и ребенком, которому предстоит родиться.
      – Это невозможно. Я еду по королевскому поручению. Как я могу взять с собой семью?
      – Тогда что же нам делать?
      – Готовиться к путешествию в Беарн. Я не оставлю вас здесь. Приготовь себя и ребенка. Мы отправляемся завтра.
      В патио было темно.
      Шторы были подняты, впуская прохладный ночной воздух. В спальне горели две свечи. Луис спал в своей комнате. Ему ничего не сказали о путешествии, которое должно было начаться завтра.
      Жюли собирала вещи, которые хотела взять с собой. На ее губах играла улыбка, а лицо в пламени свечей казалось спокойным и безмятежным.
      «Как она, должно быть, ненавидит этот дом, – думал Бласко. – Как она счастлива, что покидает его!»
      Внезапно дверь открылась, и в комнату вошла донья Тереса. Она закрыла дверь и прислонилась к ней. Ее лицо было бледным, а глаза сверкали.
      – Я должна кое-что вам сказать, – негромко заговорила она. – Завтра вы оба покинете этот дом, но Луис останется здесь.
      Жюли протестующе вскрикнула.
      – Он останется здесь, – твердо повторила донья Тереса.
      – Нет! – воскликнула Жюли. – Это невозможно!
      – Пожалуйста, поймите, матушка, – сказал Бласко. – Жюли его мать. В этом доме слишком много вражды, и Луис начинает это сознавать. Это плохо сказывается на его характере. Вы губите его, матушка.
      – Гублю? Я воспитываю его так, как подобает воспитывать испанского дворянина. Я спасаю его от беды, которая обрушится на него, если он будет предоставлен заботам матери.
      – Что вы такое говорите? – вскрикнула Жюли.
      – Мне следовало повести тебя к Марии Лопес и ее мужу, – продолжала донья Тереса. – Они раньше были в услужении у еретиков. Их арестовали вместе с хозяевами, но потом освободили, так как их преступление было не так велико. Они всего лишь слушали то, что говорили им хозяева. Теперь Мария не в силах отойти далеко от своей лачуги, а ее муж и вовсе не может ходить. После пыток испанскими сапогами его ноги утратили силу…
      – Перестаньте, умоляю вас! – взмолилась Жюли.
      – Они еще дешево отделались, – не унималась донья Тереса. – В конце концов, они были всего лишь слугами еретиков.
      – Зачем вы это говорите, матушка? – осведомился Бласко. – Почему вы стараетесь расстроить Жюли?
      – Я хочу, чтобы она знала, какой вред причиняет своему ребенку и самой себе.
      – Пожалуйста, не продолжайте, – сказала Жюли. – Завтра я уезжаю отсюда и забираю с собой сына.
      – Если ты попытаешься увезти его, – пригрозила донья Тереса, – тебе не уехать слишком далеко.
      – Что вы имеете в виду, матушка? – с тревогой спросил Бласко.
      – То, что ты слышал. Я имею в виду, что если ребенка заберут из этого дома, то его очень скоро мне вернут. Я сделаю то, что мне следовало сделать давно, если бы я не боялась за своего сына. Но теперь святые указывают мне путь.
      – Вы хотите сказать, что выдадите нас?
      – Да, сын мой, я вас выдам. Так велят мне святые.
      В комнате воцарилось молчание. Глаза Бласко не отрывались от оплывших свечей.
      – Уезжайте с миром, – вновь заговорила донья Тереса. – Я позабочусь о Луисе до возвращения Бласко.
      – Матушка! – запротестовал Бласко.
      Но она прервала его:
      – Мой старший сын – священник и так или иначе потерян для меня. Мой младший сын женился на еретичке. Но Луиса я не отдам – он мой. Я надеялась увидеть этот дом полным детей, надеялась увидеть сыновей счастливо женатыми на женщинах, которых их отец и я были бы рады приветствовать здесь. Все вышло по-другому. Но, по крайней мере, у меня останется Луис.
      – Это решать не вам, матушка, – возразил Бласко.
      – Вот как? Говорю тебе, что ребенок останется у меня. Если хочешь, возьми его с собой. Его вернут мне, когда твою жену арестуют – а ее арестуют, прежде чем она проедет несколько миль по дороге в Мадрид! У меня есть доказательства, не так ли? Все эти годы она оставалась на свободе только по моей воле. Так что Луис в любом случае будет мой.
      На следующий день они отправились на север, в Мадрид.
      Луис остался со своей бабушкой.
      Наблюдая за торжествующим лицом матери, стоящей рядом с ребенком, Бласко спрашивал себя: неужели эта женщина когда-то была нежна к нему?
      Вера притупила ее чувства, сделала безучастной к страданиям, которые она навлекала на других.
      Иногда Бласко казалось, что, хотя его жена и мать постоянно хлопотали над Луисом, они не любили его по-настоящему, а рассматривали его душу как повод для вражды.
      Бласко всю ночь спорил с Жюли. Что толку брать с собой ребенка? Им не удастся выбраться из Испании, если донья Тереса донесет на них.
      Доминго ждал их в Мадриде, и они без промедления отправились в путь.
      Путешественники остановились передохнуть в таверне неподалеку от Байонны. Жена хозяина заинтересовалась ими. Странная компания, думала она: необычайно молчаливая женщина, иезуит в сутане и красивый мужчина, которого она с радостью бы приняла, если бы он был один. Женщина подала им пищу и вино и пообещала приготовить постели на ночь.
      – Далеко едете, господа? – осведомилась она.
      – Да, нам предстоит долгий путь, – ответил Бласко.
      – И давно вы в последний раз были во Франции?
      – Я был здесь много лет назад.
      – Тогда, мсье, вы увидите, что у нас многое изменилось.
      – За такое время всегда меняется многое.
      Женщина пожала плечами:
      – Священнику нечего делать в Беарне.
      – Очевидно, – согласился Бласко.
      Женщина покачала головой:
      – Во Франции сейчас ужасные дни, мсье. Никогда не знаешь, что может произойти завтра.
      – Ужасные дни, – повторила Жюли.
      Женщина резко взглянула на нее – она узнала местное произношение и заговорила с Жюли, которая сказала ей, что не была в Беарне четырнадцать лет.
      – Четырнадцать лет! Должно быть, это было еще до кровавой свадьбы. Во Франции никогда такого не случалось. Этого никогда не забудут!
      – Я была тогда в Париже, – сказала Жюли.
      – Боже мой! Но Париж – это еще не все. Чего мы только не пережили! Бойня происходила по всей Франции: в Дижоне, Руане, Сомюре, Анжере, Блуа. В каждом городе громоздились горы трупов. Но мы здесь, в Байонне, мадам, не хотели этого делать. Мы заявили, что не станем предавать мечу гугенотов, пока не получим приказ короля. Мы бы никогда так не поступили, если бы иезуитский священник вроде вас, мсье, не поведал нам, что это приказ святого Михаила. Нам пришлось повиноваться святому Михаилу, но мы делали это неохотно. Вы слышали, господа, о воронах, которые несколько часов с карканьем летали вокруг Лувра, заглядывая в окна? Говорят, это были души убитых.
      Жюли вздрогнула.
      – Пожалуйста, не вспоминайте об этом, – попросила она.
      – А если такое случится снова? – продолжала женщина. – Во Франции неспокойно. В Беарне и Ла-Рошели преследуют католиков, хотя в Париже они царствуют. Вся нация разделилась надвое.
      – Очень печально, – промолвил Бласко. – Но не могли бы мы поесть? Мы проголодались после путешествия.
      Женщина вышла, и Бласко заговорил снова:
      – Сколько еще это будет продолжаться? Неужели люди вечно будут враждовать между собой из-за того, что хотят по-разному молиться Богу?
      Доминго печально посмотрел на него:
      – Ты многого не понимаешь, Бласко. Существует только одна истина, одна дорога в Царствие Небесное.
      – Он прав, – кивнула Жюли. – Но эта дорога – не его.
      Они разошлись по комнатам, так как очень устали, но Бласко был не в состоянии отдыхать. Ему мерещился Пьер, напоминающий о его обещании заботиться о Жюли, которую он собирался оставить в стране, почти такой же опасной, как Испания.
      Бласко спустился вниз и отыскал жену хозяина.
      Она была не прочь поболтать и выглядела довольно привлекательно при тусклом освещении, с красным цвет ком и черными кружевами в волосах.
      – Мсье путешествует в странной компании, – кокетливо промолвила хозяйка. – Священник и женщина!
      – Компания и в самом деле странная, – согласился Бласко.
      – Мадам – француженка, и притом из этих краев. Я сразу поняла, что она с юга и к тому же гугенотка.
      – Это настолько очевидно?
      – Для нас, которые видели многих гугенотов, да. Она приехала домой из-за границы, не так ли, мсье? Лучше бы ей оставаться там. Франция сейчас не место для гугенотов.
      – Почему вы так говорите?
      Женщина подошла и села за стол. Ей явно хотелось побеседовать о других вещах, например, о ее прелестях, существование которых Бласко был готов признать, во всяком случае, при свечах. Четырнадцать лет назад он бы вел себя по-другому и с радостью пошел бы ей на встречу.
      Но теперь он был обременен тяжкой ответственностью. Бласко не переставал думать о Пьере, которого напоминали ему встреченные по пути серьезные молодые французы.
      – Во Франции нечего ожидать, кроме очередной гражданской войны, – сказала женщина. – Если не большой, так малой. А король Наваррский словно забыл, сколько его друзей перебили в ту страшную ночь. Он вернулся в свое королевство и привез с собой жену – королеву Марго. Они устанавливают новые моды – королева оскорбляет гугенотов своими прическами, нарядами и любовниками. Она то и дело меняет их, хотя, как говорят, все еще тоскует по мсье де Гизу. Он теперь возглавляет Католическую лигу. Мы знаем, чем это грозит, – новой Варфоломеевской ночью. Но к чему нам говорить о таких мрачных вещах? Не хочет ли мсье выпить со мной стаканчик вина?
      Бласко выпил предложенное вино, наговорил хозяйке кучу комплиментов, не переставая при этом напряженно думать. Жюли нельзя оставлять во Франции. Она должна поехать с ним в Англию.
      Когда они прибыли в Париж, у Бласко пробудились страшные воспоминания. Жюли держала голову высоко, на ее щеках горел румянец. Оба старались не смотреть на улицы, где в прошлом видели жуткие зрелища.
      – Давай поглядим, существует ли еще та гостиница, – предложил Бласко, когда Доминго направился в коллеж, где должен был доложить о своем прибытии.
      Жюли кивнула.
      На месте оказались не только гостиница, но и хозяин. Он сразу же узнал их, и на его глазах появились слезы от избытка чувств. Хозяин заявил, что предоставит им лучшие комнаты и велит поварам приготовить особые блюда.
      Но Бласко попросил дать им прежнюю комнату, и хозяин кивнул с самым торжественным видом: он все понимает.
      Слава всем святым, комната свободна, но он освободил бы ее для них, даже если бы она понадобилась самой королеве Марго для тайной встречи с любовником.
      Они снова оказались вдвоем в маленькой комнатке, как в те страшные дни и ночи. Жюли плакала, сожалея, что их супружеская жизнь не была счастливой, и что ей пришлось расстаться с Луисом.
      – Боюсь, что я больше никогда его не увижу. Я отдала своего сына дьяволу, спасая себя.
      Бласко успокаивал ее, говоря, что его мать, несмотря на внешнюю суровость, добрая женщина. Она забрала ребенка, потому что считала себя вправе так поступить.
      Скоро у них будет еще один ребенок, который родится в Англии, в протестантской стране. Если она обещает не горевать из-за Луиса, он дает слово не вмешиваться в религиозное воспитание второго ребенка, будь то мальчик или девочка.
      Жюли всхлипывала и прижималась к нему. Во сне к Бланко явился Пьер, который, наконец, выглядел удовлетворенным.
      Доминго явился в гостиницу на следующий день. Он попросил Бласко сопровождать его в дом друга, с которым ему нужно обсудить дела.
      Жюли осталась в гостинице.
      Когда они вышли на улицу, Доминго сказал:
      – Мы идем в резиденцию посла короля Филиппа во Франции, дона Бернардино де Мендосы. Он должен нам кое-что сообщить.
      – Нам обоим?
      – Да. С этого момента ты участвуешь в деле наравне со мной.
      Они вошли в высокое здание и поднялись в комнату, где их ожидал посол. Он тепло приветствовал их и не громко заговорил:
      – Рад вас видеть. Мне сообщили о вашем прибытии. Вам окажут необходимую помощь в вашей миссии. Все идет согласно плану, и мы очень рассчитываем на успех. Я пригласил вас сюда, дабы заверить, что, повинуясь приказаниям тех, к кому мы вас посылаем, вы должны знать, что они хоть и англичане, но наши друзья, и приказы они получают непосредственно от его католического величества.
      – Да, ваше превосходительство, – кивнул Доминго.
      – Сеньор Каррамадино, когда вы ровно через пять минут выйдете отсюда, отправляйтесь в гостиницу на углу улицы Сен-Поль. Там вас встретит человек по имени Чарлз Монк. Он англичанин. Держитесь с ним дружески и разговаривайте о посторонних вещах. Вы скажете ему, что впервые находитесь в Париже, и он предложит проводить вас к вашей гостинице. Прибыв туда, вы окажете ему гостеприимство и попросите хозяина предоставить вам комнату, где вас никто не побеспокоит. Ваш брат, отец Каррамадино, присоединится к вам позже. Кстати, отец, вам лучше отказаться от одеяния священника. Должен вас предупредить, что у англичан повсюду шпионы, и они с подозрением относятся ко всем иезуитам. Поэтому связь с Чарлзом Монком в Париже лучше поддерживать через вас, сеньор Каррамадино, а не через вашего брата.
      – Начинаю понимать, какую пользу могу принести я, – усмехнулся Бласко. – Я долго ломал над этим голову.
      – Не сомневаюсь, что вы окажете великую услугу его величеству. Ну, в общем, это все, что я хотел вам сказать. Я пожелал встретиться с вами, чтобы внушить вам сознание важности этого предприятия, которое получило одобрение в самых высоких сферах. Вы пришли вместе, но, возможно, вам лучше уйти порознь. И как можно скорее уезжайте из Парижа. Чем раньше вы доберетесь до Англии, тем лучше будет для всех нас.
      Они откланялись, и Бласко первым вышел из дома.
      Он направился в указанную таверну на улице Сен-Поль, и вскоре курносый человек с добродушной физиономией и широко расставленными глазами толкнул Бласко локтем, извинился, что расплескал его вино, предложил заказать новую порцию и мимоходом сообщил, что он англичанин и зовут его Чарлз Монк.

Часть пятая
ЛОНДОН