Тревожило, что никакие армейские части не занимают, пусть пока своими резервами, вторыми эшелонами, оборонительные рубежи вокруг Новороссийской базы. Построить, правда, не успели и половины намеченного. Да и окончательный план укреплений Военный совет фронта утвердил только в конце июля. Однако что сделали, то сделали. Готово было много противотанковых препятствий, десятки артиллерийских и до тысячи пулеметных дотов и дзотов, цепь которых, начинаясь на побережье за Анапой, протянулась по предгорьям в 25 - 30 километрах от Цемесской бухты.
      - Забыли, что ли, про эти позиции? - волновался Пекшуев.
      Петр Иванович хорошо знал, что забыть про них не могли. Не так давно систему сухопутной обороны базы осматривал командующий Черноморской группой войск Северо-Кавказского фронта генерал-полковник Я. Т. Черевиченко.
      - Если б я мог поставить здесь три корпуса, их бы никто отсюда не выбил, сказал генерал сопровождавшему его Пекшуеву. - А у меня...
      Когда план инженерных работ уточнялся, первоначально намеченное количество батальонных и ротных опорных пунктов значительно сократили. Но, очевидно, войск, чтобы прикрыть подступы к Новороссийску заблаговременно, все равно не хватало.
      Мы понимали, какую угрозу представляет обозначившееся после захвата гитлеровцами Майкопа туапсинское направление, где враг явно рассчитывал прорваться к морю и где генерал Черевиченко, вероятно, сосредоточивал сейчас свои главные силы. А резервы, конечно же, нужны были и на других участках фронта - фашисты рвались в глубь Кавказа не только со стороны Кубани.
      Как бы там ни было, совершенно ясным оставалось одно: Новороссийск, если до него дойдет фронт, будет обороняться при любых условиях до последней возможности.
      На переломе
      Передний край
      В ночь на 18 августа стало известно: решением Военного совета фронта образован НОР - Новороссийский оборонительный район.
      Войсковое объединение такого рода создавалось на побережье Черного моря в третий раз с начала войны (если не считать Керченского оборонительного района, существовавшего в ноябре 1941 г. буквально несколько дней). И всегда там, где требовалось собрать в единый кулак наличные силы армии и флота, чтобы задержать врага перед крупным приморским городом, важной военно-морской базой. Сперва под Одессой, потом у Севастополя... Теперь становилось практической боевой задачей то, что еще не так давно представлялось лишь отдаленной возможностью, - оборона Новороссийска.
      В состав НОР включались переброшенная с Таманского полуострова 47-я армия (две стрелковые дивизии и две бригады, в том числе 83-я морская), действовавшие на кавказском берегу части Азовской флотилии и Керченской военно-морской базы, сводная морская авиагруппа и, естественно, Новороссийская база. Командующим оборонительным районом был назначен командарм 47-й генерал-майор Г. П. Котов, его заместителем по морской части - командующий Азовской флотилией контр-адмирал С. Г. Горшков. Начинж нашей базы П. И. Пекшуев стал начальником инженерных войск района.
      Командование фронта установило основной рубеж НОР по линии, проходящей от Анапы за станицами Гостагаевской, Крымской, Абинской, Шапсугской. Это и был, с некоторыми поправками, большой обвод сухопутной обороны Новороссийска, предложенный Пекшуевым в сорок первом году. Если бы наши войска могли занять его своевременно и достаточными силами!
      Вышло же так, что кое-где противник достиг этого рубежа раньше частей 47-й армии, связанных тяжелыми боями на других участках. Как вскоре выяснилось, между армией генерала Котова и ее соседями справа, отошедшими к предгорьям Главного Кавказского хребта, образовался значительный разрыв, перекрыть который было, очевидно, нечем (все сухопутные части НОР, считая и морскую пехоту, насчитывали тогда не больше пятнадцати тысяч бойцов).
      Почти одновременно с известием о создании НОР до штаба базы дошло, что завязались бои за Абинскую и Крымскую. Имея перевес в силах, враг овладел обеими станицами. Сплошного фронта обороны под Новороссийском фактически еще не существовало, многое в обстановке было неясным. Чтобы не оказаться застигнутыми врасплох, мы высылали по дорогам собственную разведку на автомашинах. На окрестных высотах разместили артиллерийских наблюдателей.
      И вовремя! Под вечер 19 августа была обнаружена моторизованная колонна, двигавшаяся к станице Неберджаевской. Тут противника уже могла достать наша береговая артиллерия. В 17 часов 45 минут 130-миллиметровая батарея, стоявшая на Мысхако, открыла огонь. Как потом установили - по авангарду 73-й немецкой пехотной дивизии.
      - Не комом первый блин, не комом! - радовался новый наш начарт майор Михаил Семенович Малахов: наблюдатели доносили, что снаряды ложатся хорошо и вражеская мотоколонна накрыта.
      Вслед за мысхакской батареей команда Огонь! привела в действие и другие. Так новороссийцы вступили в бои на суше, в недавнем своем тылу.
      Малахов был назначен в Новороссийскую базу два месяца назад. Ни мне, ни начальнику штаба Матвееву встречаться с ним раньше не приходилось. Зато все наши командиры батарей проходили у него курс теории стрельбы в севастопольском Училище береговой обороны.
      Бывший начальник кафедры оказался отличным огневиком-практиком. Он имел острый глаз на недостатки, его требовательность не знала послаблений. Причем за самые будничные дела Малахов брался с азартом, с задором, не уставая учить своих питомцев. Благодаря этим своим качествам он сумел за короткий срок ощутимо повысить боевую выучку артиллеристов.
      Новороссийские батареи, введенные в строй в основном за последние месяцы, были не такими мощными, какие флот имел под Севастополем или Одессой, но достаточно дальнобойными. В армии они считались бы тяжелыми: орудия были калибром 100 - 152 миллиметра. К августу артиллерия базы состояла из пятнадцати батарей (вместе с недавно прибывшими с Азовской флотилии подвижными, выдвинутыми на передний край) и насчитывала до полусотни стволов. Главной нашей огневой силой был 1-й отдельный артдивизион, куда входили стационарные батареи, расположенные между Новороссийском и Геленджиком. Командовал ими сейчас ветеран Севастопольской обороны майор М. В. Матушенко.
      С образованием НОР нам разрешили сформировать штаб береговой артиллерии, который раньше не предусматривался. Он состоял из четырех или пяти офицеров во главе с флагманским артиллеристом базы капитан-лейтенантом П. К. Олейником. Помощником начальника штаба по артразведке Малахов взял капитана Я. Д. Пасмурова, своего коллегу по Училищу береговой обороны, с которым вновь встретился совершенно случайно: капитан прибыл в Новороссийск со сводным отрядом азовцев.
      Якова Дмитриевича Пасмурова я узнал гораздо ближе, когда он командовал подвижными батареями, сопровождавшими наши корабли в наступлении по Дунаю и поддерживавшими десанты в Венгрии, Чехословакии, Австрии. Но это было два с лишним года спустя. А тогда, под Новороссийском, невысокий капитан во флотском кителе неутомимо разъезжал по горным тропам верхом на вороной трофейной кобыле, доставшейся ему где-то в кубанских плавнях. Он инструктировал корпосты, уточнял ориентиры на местности, уславливался с командирами занимавших оборону подразделений о способах вызова огня.
      В ходе боев, в сложной, изменчивой обстановке складывалась централизованная в масштабах базы система управления огнем, разведки и распределения целей. Штаб береговой артиллерии стал обеспечивать целеуказаниями также и корабли, которые приходили поддерживать новороссийцев с моря.
      А на первых порах не пренебрегали ничем. Помню такой доклад Малахова:
      - Зубков накрыл еще одну колонну противника. Корректирует по телефону председатель сельсовета - ему дорога сейчас виднее, чем нашему корпосту!..
      Старший лейтенант Александр Зубков командовал 394-й батареей на мыске Пенай, которая вскоре стала знаменитой, и о ней еще будет речь дальше.
      Урон от дальних огневых налетов, каким бы он ни был, не мог, однако, остановить врага. 23 августа немцы приблизились к Новороссийску с северо-востока на выстрел своих тяжелых полевых орудий. На улицах разорвались первые неприятельские снаряды, выпущенные еще явно без корректировки, вразброс по площади города.
      Вечером комендант Бородянский докладывал: в городской черте легло за день двадцать пять снарядов, повреждено несколько жилых домов, убито четыре человека.
      Нарастала угроза прорыва гитлеровцев к Цемесской бухте через ближние перевалы. Прикрыть их, пока подоспеют армейцы, стало самым срочным, самым важным.
      Командование обороной непосредственно Новороссийска принял на себя заместитель командующего НОР контр-адмирал С. Г. Горшков. По его приказаниям на рубежи, не занятые частями 47-й армии, выдвигались батальоны морской пехоты. В нашем полуэкипаже, в Кабардинке, спешно формировались новые подразделения. Людей брали из тыловых служб, из штабных и комендантских команд, с кораблей (В Новороссийске и Анапе сосредоточилось к этому времени большинство уцелевших кораблей Азовской флотилии, которые группами прорывались в Черное море).
      Защищать перевалы - Бабича, Кабардинский, Волчьи Ворота - и дорогу, ведущую из гор к Абрау-Дюрсо, ушло за два-три дня около тысячи бойцов. Опоздай туда эта тысяча матросов, враг мог бы прорваться к Новороссийску с ходу...
      Повернуть на 180 градусов пришлось некоторые подразделения, державшие противодесантную оборону. Помню, я так и сказал командиру 142-го отдельного батальона морской пехоты, растянутого по побережью в сторону Геленджика, капитан-лейтенанту Олегу Ильичу Кузьмину:
      - Отныне считайте свой левый фланг правым, а правый - левым.
      Еще оставаясь в моем подчинении, батальон был выдвинут в качестве прикрытия базы к станице Шапсугской. С 21 августа он участвовал там в боях вместе с армейцами.
      Несколько дней спустя этот батальон и два других, укомплектованных азовцами и керченцами, составили новую стрелковую бригаду - будущую Краснознаменную 255-ю. Тогда она вошла в 47-ю армию как 1-я сводная морская бригада подполковника Д. В. Гордеева.
      Под залпы береговых батарей и разрывы вражеских снарядов отправлялись на сухопутный фронт новые подкрепления. А в порту круглые сутки шла погрузка заводского оборудования, пшеницы, перекачивалась из хранилища в танкеры нефть, размещались на судах тысячи эвакуируемых людей. Форсируя все это, надо было заботиться, чтобы в городе твердо знали: оставлять его мы не собираемся, вывозим то, что не нужно для обороны.
      24-го артиллерийский обстрел усилился. Фашисты проникли на сравнительно недалекую гору Долгую и, втащив на нее несколько орудий, открыли оттуда беспорядочный огонь, в основном по бухте. Одновременно в верховьях Цемесской долины появились группы автоматчиков.
      Это были неприятные неожиданности. Но ни смятения в городе, ни перебоев в работе порта, на что, вероятно, рассчитывал враг, они не вызвали. К следующему утру отряды моряков и новороссийские партизаны очистили от автоматчиков Цемесскую долину, выбили гитлеровцев с Долгой.
      В это время переходила из рук в руки в упорных боях станица Неберджаевская. Поступали сведения об успешных контратаках армейцев и морской пехоты у Шапсугской и под Нижне-Баканской. Казалось, фронт обороны начинает стабилизироваться. В оперативной сводке по НОР за 25 августа отмечалось, что противник, нигде больше не продвинувшись, прекратил атаки. Первый его натиск на новороссийском направлении был отбит. А за следующие сутки наши войска при активной поддержке береговых батарей и флотских летчиков - кое-где потеснили врага.
      В ночь на 27-е Сообразительный доставил из Поти маршевое пополнение для морской пехоты. Пока выгружались несколько сот краснофлотцев, командир эсминца Сергей Степанович Ворков рассказал, что все они - добровольцы: каждый подавал рапорт, чтобы послали оборонять Новороссийск и Туапсе. И тем, кто получил добро, завидовали товарищи, которых отпустить не смогли. Так было и у нас, когда год назад такие же отважные парни рвались из тыловой еще базы сражаться за Одессу, а потом - за Севастополь.
      С тех пор ушли воевать на суше тысячи черноморцев, и на большие подкрепления из южных баз в Новороссийске не рассчитывали.
      Очевидно, не мог и фронт немедленно усилить 47-ю армию. Противник же после короткой паузы, перегруппировав войска, возобновил наступление на Новороссийск. Не сумев прорваться к городу с северо-востока, со стороны Неберджаевской, он, не прекращая атак там, наносил теперь основной удар с северо-запада, через Нетухаевскую и Верхне-Баканскую. Вновь усилился артиллерийский обстрел города. 29 августа до цементного завода Октябрь начали долетать и крупнокалиберные мины.
      Не имея других резервов, командование НОР решило перебросить на защиту непосредственно Новороссийска часть морских батальонов и подвижную артиллерию с Таманского полуострова (там находился и гарнизон оставленного недавно Темрюка).
      Положение осложнил прорыв врага на левом фланге 47-й армии: от Гостагаевской - к Анапе. Связь с подчиненным нашей базе Анапским сектором береговой обороны прервалась. Это произошло во второй половине дня 31 августа.
      С. Г. Горшков потребовал доложить, что известно об Анапе - в чьих она руках? Точных сведений об этом я не имел.
      - Сходите туда морем и выясните лично, - приказал контр-адмирал.
      Лично так лично. Взял с собою адъютанта Николая Калинина и пятерых краснофлотцев. Вооружились автоматами и вышли на двух торпедных катерах.
      Солнце только что село, когда подошли к посту наблюдения и связи близ селения Варваровка, в нескольких километрах от Анапы. Быстро темневший берег выглядел безлюдным.
      - Кроме нас, тут вроде никого не осталось, товарищ капитан первого ранга доложил вышедший навстречу старшина. - Нас на посту четверо... Какие будут приказания?
      По словам старшины, анапские батареи почти весь день вели огонь в направлении Гостагаевской. Потом на ближайшей к посту батарее была слышна ружейно-пулеметная стрельба и глухие взрывы - похоже, подрывали орудия... По приморской дороге недавно проезжали мотоциклисты, - очевидно, немецкие.
      Теперь батареи молчали. Но что бы с ними ни произошло после прорыва фронта, я не допускал мысли, что мог погибнуть весь личный состав Анапского сектора береговой обороны, насчитывавшего с управлением около шестисот человек. Где же эти люди?
      Приказав катерам отойти в море и держаться в этом районе, а старшине свертывать пост и ждать нас на берегу, повел свою группу к Варваровке: что-нибудь могли знать местные жители.
      Не наткнувшись ни на противника, ни на своих, мы через час или полтора вышли к селению. В запертых изнутри домиках долго никто не отзывался. Оказалось, приняли за немцев... Этот участок побережья находился со вчерашнего дня в ничейной полосе.
      Что касается Анапы, до которой было рукой подать, то варваровцы определенно знали - там гитлеровцы. Про наших артиллеристов говорили: Моряки после боя ушли в горы...
      Нам посчастливилось найти их в одной лесистой щели (так называют на Северном Кавказе глубокие лощины, выходящие к морю). Артиллеристы, сведенные в две стрелковые роты, заняли оборону по речке Сукко.
      Комендант сектора подполковник Георгий Степанович Соколовский доложил по порядку о том, что произошло здесь за последние полтора суток.
      Его батареи находились до того относительно далеко от фронта. Но были готовы как отражать десант (рельеф берега тут удобен для высадки), так и бить, если понадобится, по суше. 30 августа они открыли огонь по прорвавшимся через Гостагаевскую танкам, мотопехоте, кавалерии и, по существу, одни сдерживали продвижение противника к морю. Артиллеристы сделали все, что могли. Орудия, которые нельзя было вывезти, подрывались, уже окруженные фашистами. На огневых позициях бой доходил до рукопашной. У речки Сукко собрались не все анапские артиллеристы. Часть подвижных орудий все-таки удалось - до того как была перерезана дорога - отправить на тракторной тяге к Новороссийску. Ничего определенного не мог сказать комендант сектора о судьбе личного состава стационарной батареи No 464, нанесшей, как он считал, наибольший урон противнику. Соколовский был твердо уверен лишь в том, что врагу ее орудия не достались, и надеялся, что артиллеристы, возможно, пробились к приморской станице Благовещенской или в сторону Тамани. Перед тем как связь с 464-й оборвалась, он разрешил комбату действовать по обстановке.
      Командовал этой батареей лейтенант Иван Белохвостов, мой земляк-белорус. Он успел повоевать на Балтике, был тяжело ранен у Петергофа, а к нам прибыл из тылового госпиталя. Батарея, на которую его назначили, существовала сперва лишь номинально: имелись штат и намеченная километрах в десяти за Анапой позиция, подбирались люди, но главного - орудий еще не было. Не знаю, сколько пришлось бы их ждать, не случись весной беда со старым миноносцем Шаумян, напоровшимся в тумане, недалеко от Новороссийска, на прибрежные камни. Когда выяснилось, что возвращение миноносца в строй - дело малореальное, четыре его 102-миллиметровых орудия передали Белохвостову.
      Новая батарея форсированно прошла курс учебных стрельб и под неослабным контролем Малахова быстро сравнялась в подготовке с остальными. Я не раз бывал у Белохвостова, показывал его хозяйство и адмиралу И. С. Исакову, и генерал-полковнику Я. Т. Черевиченко. Батарея производила хорошее впечатление. И вот балтийский лейтенант провел свой первый бой у Черного моря, длившийся чуть не целые сутки... Провел, судя по всему, с честью. Неужели, думал я, этот бой стал для него последним?
      Пребывание группы Соколовского на изолированном, занятом по собственной инициативе рубеже, где нельзя было долго продержаться, не имело практического смысла, и я вручил подполковнику письменный приказ - отходить к мысу Утришенок, куда могли подойти за артиллеристами малые корабли. Потом поговорил накоротке с командирами и бойцами, объяснил, как нужны они сейчас под Новороссийском. Люди заметно повеселели. На рассвете мы с Калининым и пятью краснофлотцами вернулись к береговому посту. В море виднелись лежавшие в дрейфе катера. Как условились, я просемафорил двумя фуражками свою фамилию, и тотчас позади катеров забелели поднятые винтами бурунчики - за берегом наблюдали хорошо.
      Едва катера подошли к маленькому причалу, как на дороге, которую мы только что пересекли, затрещали мотоциклы. Очевидно, гитлеровцы, еще не решавшиеся передвигаться здесь ночью, возобновляли с наступлением утра объезд побережья. Мотоциклисты, скрытые зеленью, пронеслись мимо, и катера дали ход. Только теперь заметив их, немецкий патруль открыл с изгиба дороги запоздалый пулеметный огонь. Личный состав свернутого поста уходил с нами.
      Когда я докладывал контр-адмиралу С. Г. Горшкову, что район Анапы в руках противника, это стало уже известно и от армейцев. Сообщение с частями, остававшимися на Таманском полуострове и отрезанными теперь от основных сил НОР, могло поддерживаться впредь только кораблями.
      Бойцов и командиров Анапского сектора, которых подполковник Соколовский вывел в условленном месте к морю, наши катера и сейнеры благополучно доставили в Геленджик. А немного позже были вывезены с косы у станицы Благовещенской более ста артиллеристов 464-й батареи (примерно три четверти ее списочного состава) с лейтенантом Белохвостовым во главе.
      В некоторых военно-исторических работах встречаются утверждения, будто весь личный состав этой батареи погиб 31 августа. Причем это даже подкрепляется ссылкой на архивные документы. Что ж, такие документы могут существовать - чьи-то донесения тех дней, когда о людях умолкшей и окруженной батареи ничего не было известно, а обстановка позволяла предполагать худшее. В действительности погибли или пропали без вести только бойцы группы прикрытия, обеспечившие своим товарищам прорыв с окруженной огневой позиции после того, как имевшаяся тысяча снарядов была выпущена по врагу, а орудия взорваны.
      Потом батарейцы Белохвостова еще держали оборону у Благовещенской, поступив в подчинение к контр-адмиралу П. А. Трайнину - старшему начальнику в районе Тамани. Свой новый рубеж они оставили по его приказу. Балтийский лейтенант показал себя волевым, мужественным командиром. Я рад добавить, что капитан 1 ранга И. С. Белохвостов здравствует и ныне. А рассказ о лейтенанте Белохвостове, назначенном командиром другой батареи пашей базы, я еще продолжу.
      2 сентября гитлеровцы форсировали Керченский пролив. С этого дня войска Северо-Кавказского фронта стали Черноморской группой Закавказского, в подчинение которому перешел, таким образом, и НОР. Исходя из сложившейся обстановки, Военный совет фронта установил новый главный рубеж обороны Новороссийска: Неберджаевский перевал, Кирилловка, Борисовка, Васильевка, Глебовка, Южная Озерейка... Городской Комитет обороны и командование Новороссийской базы получили приказ оборудовать систему укреплений и огневых точек в самом городе.
      На улицах появились десятки баррикад и пулеметных точек. Сооружались противотанковые препятствия, пробивались амбразуры в каменных заборах, закладывались фугасы. Около ста крепких толстостенных зданий были превращены в опорные пункты, приспособлены для укрытия бронебойщиков, бутылкометателей. В работах участвовал приданный нашей базе инженерный батальон капитана М. Д. Зайцева. Но его бойцы были главным образом инструкторами, бригадирами, а основными строителями укреплений стали жители Новороссийска, большей частью женщины и подростки.
      Когда стихали бомбежка и обстрел города, отчетливо слышался орудийный гул в горах. До окраин доносился и треск пулеметов. Это вновь шли бои на горе Долгой и у перевала Волчьи Ворота, а на левом фланге, по ту сторону бухты, - у совхоза Абрау-Дюрсо.
      Заместитель командующего НОР по морской части перенес свой КП в центр города, в подвал школы No 3. Вместе с контр-адмиралом С. Г. Горшковым и его штабом там находились городские руководители во главе с первым секретарем горкома Н. В. Шурыгиным. С этого КП осуществлялось в начале сентября управление вставшими на защиту Новороссийска силами флота. Функции базы оставались прежними: огневая поддержка войск береговой артиллерией, противодесантная оборона, тыловое обеспечение сражающихся флотских частей, морские перевозки. К этому прибавилось строительство укреплений в городе.
      Но кто займет эти укрепления, если понадобится, было не совсем ясно. Основные силы 47-й армии отходили с боями в горные районы северо-восточнее Цемесской бухты. Войск, которые враг постепенно оттеснял к городу, явно не хватало, чтобы создать прочный фронт и на новом оборонительном рубеже.
      Правда, в первых числах сентября корабли нашей базы перевезли пять с половиной тысяч морских пехотинцев с Тамани, и из них была сформирована 2-я сводная бригада. Еще три маршевых батальона - добровольцы с эскадры, из подплава и флотских тылов - прибыли из Поти и Батуми и составили 200-й отдельный морской полк.
      Эта подмела не могла, однако, изменить общего соотношения сил под Новороссийском - на стороне наступавших гитлеровских войск оставался значительный численный и огневой перевес. К тому же большинство новых морских батальонов включилось в бои за город, когда положение его уже становилось критическим.
      4 сентября контратака 200-го морского полка и других частей (их поддерживали береговые батареи, лидер Харьков, эсминец Сообразительный) сорвала еще одну попытку противника прорваться со стороны Неберджаевской. Но враг овладел Южной Озерейкой и оказался в нескольких километрах от западного берега Цемесской бухты. Туда перебрасывались в качестве противотанковых зенитные батареи - последний наш огневой резерв. В тот же день фашистам удалось захватить долго не дававшийся им перевал Волчьи Ворота - ключ к Цемесской долине.
      У Волчьих Ворот шесть суток вела огонь прямой наводкой временная батарея старшего лейтенанта В. И. Лаврентьева - два снятых с побережья 152-миллиметровых орудия. Чего только не делали гитлеровцы, чтобы заставить эти пушки замолчать! Но они продолжали стрелять и тогда, когда загорались деревянные основания орудий. Последние десятки снарядов батарея выпустила, будучи уже отрезанной от своих. Малахов по радио передал Лаврентьеву приказание подорвать орудия и пробиваться к городу.
      Наступающий враг нес - это не подлежало сомнению - большие потери. Как хотелось верить, что он, не дойдя до новороссийских окраин, будет еще раз вынужден приостановить атаки, а тем временем подоспеют наши свежие силы!..
      Но к 5 сентября оборона была прорвана фактически уже по всему внутреннему обводу. Противник овладел Борисовкой. Глебовной, станцией Гайдук, совхозом Мысхако. Еще через сутки бои перенеслись на территорию города.
      Корабли и вспомогательные суда базы перешли в Геленджикскую бухту. Там они были недосягаемы по крайней мере для вражеской артиллерии. Сухумское шоссе уже обстреливалось до Кабардинки. Время от времени снаряды рвались над нашим КП. Новороссийск затянуло дымом пожаров.
      Дальняя связь - с Туапсе, Поти, Москвой - действовала безотказно, а ближняя, проводная, начала прерываться, и начальник оперативного отделения капитан 3 ранга Н. Я. Седельников не всегда мог доложить обстановку в городе. Постепенно выяснялось, что гитлеровцы продвигаются к рынку, вокзалу, холодильнику. Враг стремился отсечь наши части в западной половине Новороссийска и Станичке. По ту сторону врезающегося в город неприятельского клина мог оказаться и КП заместителя командующего НОР - штаб обороны...
      Я счел необходимым послать туда на торпедном катере капитана 3 ранга Кулика, чтобы выяснить, не намерен ли контр-адмирал С. Г. Горшков перейти на 9-й километр и управлять морскими частями отсюда. Вернувшись, Кулик доложил, что заместитель командующего НОР остается в городе.
      К утру 7 сентября, по данным наших разведчиков, в Новороссийск втянулись два полка 9-й немецкой пехотной дивизии, усиленные группами танков. В упорных уличных боях редели флотские батальоны. Саперы капитана Зайцева сами заняли часть сооруженных ими укреплений. Сводным отрядом, куда вошли караульная рота, народные ополченцы, дружинники МПВО, командовал комендант города майор Бородянский. Поджидая конвой из южных баз, мы с комиссаром объехали наши тылы за Геленджиком. Везде чувствовалась особая, настороженная собранность - люди понимали, что возможны любые осложнения обстановки.
      На шоссе орудовали армейские саперы: шла подготовка к созданию завалов, к взрыву мостов - на случай, если враг прорвется через Новороссийск.
      Рубеж у цементных заводов
      В нарастающей тревоге за исход боев в городе прошли еще сутки. 8 сентября с нашим КП соединился командующий НОР генерал-майор Г. П. Котов. Обычно он не отдавал приказаний мне непосредственно, но тогда, очевидно, не мог связаться с контр-адмиралом С. Г. Горшковым.
      - Немцы заняли район вокзала и продвигаются в восточную часть города, сказал командующий. - Отбросьте их назад, заткните эту брешь чем хотите!
      Я доложил, что в моем распоряжении нет ни одной роты, кроме тех, которые рассредоточены по побережью в противодесантной обороне. А здесь, на 9-м километре, - только штаб базы.
      - Берите в своем штабе кого угодно и идите сами, но эту дыру заткните! резко повторил Котов. - Больше мне сейчас негде взять людей.
      Раздумывать было нечего.
      - Штабу и политотделу - боевая тревога! Приготовить полуторку и эмку, приказал я адъютанту.
      Заглянул Бороденко, я объяснил ему в двух словах положение, и через минуту он был уже в каске и с автоматом. В таком же виде появились батальонный комиссар Воркотун с остальными политотдельцами, начальник связи Кулик, начопер Седельников, хозяйственники, писаря.
      Надел было каску и начштаба Александр Иванович Матвеев, но я приказал ему остаться за меня на КП Быстро решаем, кого еще необходимо оставить, чтобы обеспечить связь, встречу кораблей, охрану командного пункта.
      Я оглядел собравшийся отряд - получалось что-то вроде взвода автоматчиков... Между прочим, автоматы достались нам незадолго до того совершенно случайно: Малахов, оказавшийся во время воздушного налета на железнодорожных путях, обнаружил несколько десятков ППШ в разбитом вагоне и привез на своем газике в штаб. Оружие, как выяснилось, предназначалось кавалеристам, и они поделились с нами.
      Не знаю, представлял ли генерал Котов, какую силу мы способны выставить, или рассчитывал на большее. Ну а я говорил себе: Хоть по одному фашисту на брата уложим, а там подоспеет настоящее подкрепление!..
      Мы разобрали принесенные комендантом штаба гранаты, распределились по машинам и выехали на шоссе. Выло досадно, что у Кулика не нашлось в запасе подвижной рации - все в разгоне.
      Над Новороссийском - дым пожаров, смешавшийся с цементной пылью. Из-за этой серой завесы доносились пулеметные и автоматные очереди. Но не из ближней части города, а откуда-то дальше.
      ... Как нам действовать, зависело от конкретной обстановки, пока весьма неясной. Перво-наперво надо было установить, докуда гитлеровцы дошли, где закрепились.
      Развернувшись цепью, с охранением впереди и на флангах, продвигаемся по знакомым, но уже с трудом узнаваемым улицам - обезлюдевшим, изъязвленным воронками, перегороженным завалами и противотанковыми ежами. Справа остаются позади цементные заводы, слева - электростанция, кварталы Стандарта с бывшим нашим штабом.
      Ближе к вокзалу в отдельных зданиях заняли оборону небольшие группы бойцов, а кое-где - ополченцы. Еще раньше обнаружили два орудия с расчетами. Как выяснилось, они отошли из-под Неберджаевской. Эти пушки, благо при них еще был боезапас, я поставил у перекрестка около городских бань, за заводом Красный двигатель. Артиллеристы, как и другие бойцы, оказавшиеся без командиров, выполняют приказания с величайшей готовностью. Наш отряд растет, пополняясь моряками и армейцами, отбившимися от своих подразделений, когда враг ворвался в город.
      С немцами первый раз сталкиваемся у железнодорожных путей к северу от вокзала.
      Перед этим мы временно разделились: Бороденко с большей частью людей пошел вправо, в сторону слившегося с городом предместья Мефодиевский, или просто Мефодъевка, как обычно тут говорят. Условились встретиться через полчаса в приметном и удобном для обороны дворе с высокой, обтянутой колючей проволокой оградой. Я остался здесь с адъютантом и кем-то еще, послав вперед в разведку подполковника Людвинчука, ведавшего в штабе базы вопросами ПВО, и капитан-лейтенантов Бернштейна и Вакке из оперативного отделения.