Грозный год - 1919-й (Дилогия о С М Кирове - 1)

      В темной ночи с юго-запада навстречу флотилии приближалась сверкающая линия огней.
      Киров стоял на капитанском мостике и молча следил за огнями.
      - Англичане, - наконец нарушил молчание командир корабля. - Что бы вы посоветовали?.. Может быть, погасить огни и повернуть назад?.. На эту встречу мы не рассчитывали.
      - Для меня одно очевидно, - ответил Киров. - В Порт-Петровске знают о нашем походе. Решили встретить и дать бой! Или же идут на высадку десанта под Астраханью.
      Флотилия приняла боевой порядок, погасила огни. Огни же вражеских кораблей то расходились в стороны, то вытягивались в одну линию. Вспыхнули лучи прожекторов. Раздался первый выстрел.
      Англичанам ответили наши тяжелые орудия плавучих батарей, за ними флагман и "Москвитянин".
      Вражеский снаряд разворотил борт угольной шаланды. Шлюпки с ближних кораблей спасали тонувших. Повреждены были одна из плавучих батарей и миноносец "Расторопный".
      Однако бой продолжался недолго: англичане вскоре прекратили огонь и ушли в сторону Порт-Петровска.
      Наша флотилия повернула в противоположную сторону - на восток, к полуострову Мангышлак, для выполнения второй задачи: занять форт Александровский как маневренную базу.
      Утром сквозь молочную пелену тумана показалась узкая береговая полоса. На миноносце все пришло в движение. Матросы выкатывали пулеметы. Занимали свои места у орудий комендоры.
      К Кирову подошел командир миноносца, протянул бинокль:
      - Берег. Видите, мигает огонь на маяке?..
      - Да, вижу. - Киров вернул бинокль. Он совсем не был расположен к беседе. Внешне оставаясь спокойным, он в глубине души сильно переживал за судьбу экспедиции в Дагестан. "Удалось ли там поднять восстание? Каковы результаты? Наладили ли они связь с Орджоникидзе?" - тысячи разных мыслей тревожили его.
      Когда миноносец прошел мимо маяка, показался форт Александровский. У причалов стояли две морские баржи и небольшой пароходик. На волнах покачивались рыбницы, реюшки для сетного лова рыбы.
      В глубине форта были видны жилые здания, старая, развалившаяся крепость и совсем в стороне, на пустыре, домик радиостанции. Рядом высилась радиомачта.
      - Удобна ли бухта для стоянки флотилии? - спросил Киров.
      - Да, да! - закивал головой командир миноносца. - Прекрасная бухта! Здесь всегда тихо, с юга видите песчаную косу? Она надежно защищает бухту от нордового ветра.
      В спущенные на воду шлюпки садились десантники и торопливо отваливали. В одну из шлюпок прыгнул и Киров. Как только причалили к берегу, он выхватил маузер и кинулся к домику радиостанции. За ним бежали матросы.
      Утро было тихое. В лучах солнца блестели стекла домика.
      Рукояткой маузера Киров постучал в дверь. Никто не ответил. Там, видимо, еще спали. В это время где-то у казарм залаяли собаки, раздались выстрелы.
      - Ульянцев начал! - Киров снова нетерпеливо постучал в дверь.
      На этот раз за дверью послышался недовольный голос:
      - Какого черта спать не дают!
      - Открой, братец. Спешная депеша, - сказал Киров.
      Скрипнула дверь. На пороге показался заспанный радист. На него направили винтовки. Долго он протирал глаза, ничего не мог понять, потом, видимо, сообразил, в чем дело, поднял руки.
      Киров вошел в домик. Он состоял из четырех комнат. В первой находилась рация; у окна стояли мольберт, стол, заваленный красками, кистями, эскизами, много картин в беспорядке развешано по стенам.
      Во второй комнате на койках-раскладушках прямо в верхней одежде и в сапогах спали двое; на столе стояла батарея пустых бутылок, тарелки с жареной и вареной рыбой. Здесь ночью, наверное, пировали. Матросы разбудили спящих. Те вскочили и схватились за оружие. Но им скрутили руки, отняли пистолеты и связали.
      - Кто будете? - спросил Киров первого из связанных.
      - Подпоручик Михайлов, начальник станции! - прокричал тот в бешенстве.
      - Вы?..
      - Прапорщик Сергиевский!.. Инженер по эксплуатации!.. - Прапорщик задыхался от возмущения, пробовал освободить руки. - Собственно говоря, по какому это праву вы врываетесь на станцию и чините беззаконие?
      - По праву революции! - строго сказал Киров. - Всё вы проспали, господин прапорщик.
      Арестованных Киров приказал увести на флагман.
      В соседней комнате всхлипывала женщина и плакал ребенок.
      - Ваши плачут? - обратился Киров к насмерть перепуганному радисту. Успокойте их. Заодно приведите себя в порядок.
      Радист юркнул за дверь, плач в комнате прекратился.
      Вскоре радист вернулся одетым и причесанным. Сергей Миронович уже сидел за столом, матросы вытаскивали из ящиков запыленные журналы с текстами принятых и переданных радиограмм...
      - Садитесь, - сказал Киров радисту. - Ваша фамилия?
      - Калиновский, Аркадий Калиновский.
      - Моя - Киров... Посмотрите в окно: в бухте стоят наши боевые корабли.
      - Вы красные?
      Киров стал листать журналы.
      - Мы большевики. Скажите... каков характер вашей работы, с кем держите связь? Вообще расскажите подробно о работе станции.
      Калиновский искоса посмотрел в окно, не зная, что отвечать и как себя держать с большевиками. Ведь он служил у белых, у Деникина! Правда, он был мобилизован, как и тысячи других, но разве это меняло существо дела: он деникинец, а значит, враг.
      Из затруднительного положения его выручил Сергей Миронович.
      - Кто это тут рисует у вас? - спросил он.
      - Я... а что, плохо?
      - Нет, почему же... - Киров встал, бегло просмотрел картины на стене. - По-моему, совсем даже неплохо. Вам, видимо, больше удаются пейзажи.
      - Правильно! Я пейзажист! - Радист вскочил, побежал к себе в комнату, принес альбом, начал было рассказывать о своем увлечении живописью.
      Киров прервал его:
      - О живописи поговорим потом. Расскажите о работе станции. Но только всю правду!
      - Хорошо. - Радист осторожно присел на краешек стула и прислушался к голосу жены, доносившемуся из соседней комнаты. - Станция форта Александровский является транзитной между Гурьевом и Порт-Петровском.
      - То есть между штабами генералов Толстова и Деникина?
      - Да, да, так точно!.. Я принимаю радиограммы из Гурьева, передаю в Порт-Петровск и обратно.
      - Как часто работает станция?
      - Постоянного дежурства у нас нет. Станция работает только утром и вечером. Вот через час начнем прием.
      - Вынесите из комнаты начальника станции все ненужные вещи, уберите со стола и... проветрите комнату, - приказал Киров.
      - Вы поселитесь у нас?
      - Да, со мной поселятся и наши радисты и шифровальщики. Кстати, покажите ключ от шифра.
      - Имеются ключи от старых шифров, но они вряд ли вам пригодятся, - с сожалением сказал Калиновский.
      - А от новых?
      - Ключа не имеем. Так и работаем вслепую! Передаем и принимаем в зашифрованном виде. Ключ от нового шифра держится в глубокой тайне... там, в Петровске, в штабе Деникина, - радист указал рукой куда-то туда, на запад. - И там, у генерала Толстова, - махнул он рукой в противоположную сторону.
      Перелистывая журналы, Киров спросил:
      - Ну, а начальник станции тоже не знает?
      - Не знает.
      - А прапорщик, ваш инженер?
      - Нет, - сказал радист.
      В домик шумной ватагой вошли матросы во главе с Тимофеем Ульянцевым.
      - Разрешите доложить, товарищ Киров? - Ульянцев лихо взял под козырек.
      - Докладывайте! - Киров встал.
      - Форт очищен от беляков. С нашей стороны трое раненых. Над фортом развевается Красное знамя Советов!
      - Благодарю, товарищи военморы. С первой победой! - Киров крепко пожал руку Ульянцеву и подвел его к столу, показал на журналы. - В восемь начнет работать станция. Нужны радисты и шифровальщики.
      - За радистом нам далеко не ходить. Николай!.. Басов!.. - крикнул Ульянцев.
      Басов появился в дверях радиостанции.
      - Ну, дружок, - сказал Басов Калиновскому, - будем работать на пару. Только у меня без всяких выкрутасов. Мы тут все - балтийские, черноморские и волжские матросы. А матросы, сам знаешь, фокусов не любят. - Он разрядил винтовку, поставил в угол комнаты, а наган вытащил из кобуры и сунул за пояс.
      - Я бы хотел... станцию сдать вам. Вы бы и работали. Так оно было бы спокойнее. - Калиновский попытался встать и уйти.
      Басов дернул его за руку, усадил обратно:
      - Нет, дружок, работать будешь ты, а я буду только контролировать. Не пытайся меня обманывать. Я сам хитрый.
      - Да я и не пытаюсь обманывать, - в смущении проговорил Калиновский, - я совсем и не хитрый...
      Басов хорошо знал, что у каждого радиста, работающего на ключе Морзе, свой радиопочерк, свой стиль работы. Один дает тире короче, другой длиннее. Достаточно за ключ вместо Калиновского сесть кому-нибудь другому, как в Гурьеве и в Порт-Петровске поднимут тревогу: кто у аппарата?.. Поэтому Басов предусмотрительно оставил работать на ключе Калиновского, а сам занялся беглой проверкой технического состояния станции.
      На первый взгляд станция была в порядке.
      Часовая стрелка приближалась к восьми.
      - Включить аппарат? - спросил Калиновский.
      - Включай, - приказал Басов.
      Калиновский сел за ключ. Басов устроился напротив, тихо шепнул ему, чтобы не слышал Киров, стоящий у окна:
      - Сам понимаешь, тебе нет никакого смысла дать какое-нибудь там лишнее тире или точку. Учти, на рейде у нас есть контрольная станция.
      Басов надел наушники, и Калиновский на вызов Гурьева ответил согласием на прием радиограммы. Радиограмма была зашифрована, адрес тоже зашифрован. Басов протянул Кирову текст радиограммы, и Сергей Миронович углубился в его изучение.
      Гурьевский радист открытым текстом запросил Калиновского: "Слышу работу радиостанций красных кораблей. Слышите ли вы?"
      - Что ответить? - спросил Калиновский.
      Басов посмотрел на озабоченное лицо Кирова и на бумажке написал: "Слава богу, у нас все спокойно, красных не слышим. Сообщайте почаще о них, мы будем следить. Сообщите время для проверки часов", - протянул бумажку радисту. Тот усмехнулся и заработал ключом...
      Гурьевский радист в ответ сообщил время, пожелал Калиновскому доброго здоровья и выключил аппарат.
      Киров вернул радиограмму Басову:
      - Передай по назначению. Пусть думают, что станция по-прежнему в их руках.
      - У нас одно назначение - Петровск! - Калиновский вызвал Порт-Петровск и передал текст радиограммы.
      Киров снова углубился в изучение шифра.
      Калиновский и радист Порт-Петровска открытым текстом обменялись справками о погоде, проверили часы и выключили аппараты.
      - Лю-бо-пыт-ный шифр! - сказал Киров, пряча радиограмму в карман.
      - "Альбатрос"! - с восхищением произнес Калиновский. - Мы над ним ночи просиживали с господином поручиком. Да и наш прапор кое-что смыслит в шифрах...
      - Ну и как?
      - Головоломный шифр. Не разгадать!..
      Поручив Басову выставить надежную охрану, Киров пошел на флагман.
      К берегу со всех сторон стекались жители форта. Шли киргизы и туркмены в пестрых халатах, в высоких мохнатых папахах. Шли рыбаки, зверобои, рабочие с промыслов. Веселой гурьбой бежали босоногие мальчишки. Каждый нес какую-нибудь посудину. Гремели ведрами, кастрюлями, кувшинами. Хватали матросов за руки, просили воды.
      - Пить, пить, пить, - неслось отовсюду.
      - Где же у вас вода? - спросил Ульянцев.
      Из толпы выкрикивали:
      - Сроду ее у нас не было!
      - Живем на привозной!
      Подошел Киров. Ульянцев объяснил ему, в чем дело. Киров распорядился выдать жителям форта по три краснофлотские кружки воды на человека. Толпа хлынула к кораблям, увлекая и его за собою...
      Вскоре в очереди за водой уже пели песни, играли на гармониках. Группа рыбаков несла в подарок командам кораблей свежую каспийскую рыбу. И не какую-нибудь там мелочь, а осетров и белуг. Одну рыбину тащили человек десять, в ней, наверное, было пудов двадцать.
      К Кирову подошли рыбаки и зверобои - все старики, бородатые, кряжистые, с загорелыми, обветренными лицами.
      Один из них, подслеповатый дед, с клюкой в руке, подал Сергею Мироновичу письменную жалобу от рыбаков на начальство форта: не выпускает в море, не разрешает везти рыбу в Астрахань, а там, говорят, голод, рыбой можно было бы подсобить народу.
      - Ну, а кроме рыбы чем промышляете? - спросил Киров.
      - Тюленями! Слыхали про тюленей?
      И наперебой стали рассказывать про тюлений промысел.
      Тюленей промышляют осенью, когда они тысячными стадами идут к месту лежки, на острова. В удачливый год их бьют до двадцати, а то и до тридцати тысяч. Бьют простыми дубинками. Промышляют и зимой. Тогда зверобои большими артелями, на десятках саней, по льду выезжают далеко от полуострова и бьют зверя где-нибудь посреди Каспия...
      Потом старики стали жаловаться, что на полуостров подвозится мало пресной воды, на отсутствие хлеба и других продуктов, и просили Кирова помочь им наладить нормальную жизнь.
      - А здесь в ссылке был знаменитый поэт Тарас Шевченко! Знаете? спросил вдруг Кирова подслеповатый старик с клюкой. - У нас еще жив дедка Ефим, он помнит Шевченко.
      Окруженный стариками и матросами, Сергей Миронович направился к мазанке деда Ефима.
      Из нее вышел высокий босой старик в изодранной рубахе. У него было мужественное лицо, серьга в левом ухе, на плечо заброшена сеть, которую он, видимо, собирался чинить.
      Узнав, что Киров из Астрахани, дед стал спрашивать о жизни города...
      - Тут просят рассказать про Тараса Шевченко! - прокричал над самым ухом деда старик с клюкой.
      - Расскажу, сынки, расскажу, - задумчиво глядя куда-то в сторону, ответил дед. - Чего же не рассказать!.. Расскажу!
      Сергей Миронович сел рядом с дедом на скамейку. Остальные расположились на земле.
      Молча все слушали рассказ деда Ефима о событиях шестидесятилетней давности.
      Потом дед зашел в мазанку, вынес небольшой портрет в рамке под стеклом. Вытер рукавом пыль. Протянул портрет Кирову:
      - Вот с меня писал Тарас Григорьевич.
      С портрета глядело молодое, энергичное лицо рыбака.
      - А вот и "Кобзарь"! - сказал дед, протягивая книгу. - Купил в Астрахани.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      Поздно ночью вместе с корабельными шифровальщиками Сергей Миронович нашел ключ к загадочному шифру "Альбатрос". Шифр действительно был головоломным, по пять цифр в группе. Помог опыт Кирова, знание им десятка самых различных шифров, применяемых в переписке с подпольными комитетами в тылах Деникина.
      В восемь утра Басов включил динамо. В эфир понеслись позывные станции форта Александровский.
      Первым откликнулся Гурьев. Калиновский принял несколько радиограмм открытым текстом, передал их в Порт-Петровск. Вдруг он сорвал с головы наушники, вскочил:
      - Петровск вызывает начальника станции!
      Сергей Миронович положил руку ему на плечо:
      - Отвечайте: "Подпоручик Михайлов у аппарата".
      Калиновский удивленно посмотрел на Кирова, но застучал ключом.
      Из Порт-Петровска ответили: "Под личную ответственность начальника радиостанции немедленно передать Гурьеву следующую шифровку..."
      Калиновский стал записывать текст: на бумагу ложились цифры по пять в группе.
      - "Альбатрос"! - сказал Киров. - Видимо, еще не догадываются, что форт в наших руках.
      - Сейчас узнаем, о чем сообщают контрики! - Басов подмигнул радисту.
      Киров сел за стол и расшифровал радиограмму. В ней было сказано: "Паровом баркасе "Лейла" сопровождении сторожевого корабля выехал из Петровска Гришин-Алмазов. Примите меры быстрейшей доставки его через Гурьев ставку верховного правителя".
      - Кто такой Гришин-Алмазов? - спросил Киров. - Не генерал ли?
      - Генерал, - ответил Калиновский. - Близкий друг Деникина. Командующий одной из армий.
      Сергей Миронович от имени генерала Толстова составил ответную шифровку: "К встрече "Лейлы" готовы. Сообщите координаты".
      Калиновский передал радиограмму в Порт-Петровск. Киров стал торопливо одеваться. Калиновский бросил на него быстрый взгляд и понял, что случилось что-то очень важное...
      Вскоре последовал ответ на шифровку. Сторожевой корабль, сопровождающий "Лейлу", назвал координаты.
      "Карл Либкнехт" развернулся в бухте, лег на курс и полным ходом пошел на северо-запад.
      "Лейлу" не пришлось долго искать в бурных водах Каспия. Ее должен был сопровождать английский флагманский корабль "Президент Крюгер", на борту которого находился сам командующий английским флотом на Каспии коммодор Норрис. Но, считая, что "Лейла" уже миновала опасную зону, флагман повернул в сторону Порт-Петровска.
      Ульянцев смотрел в бинокль... Пулемет на носу "Лейлы"... Тент на палубе...
      К нему подошел командир корабля, стал рядом, посмотрел в свой бинокль.
      - Могли бы взять "Лейлу" на абордаж? - спросил Ульянцев.
      - Почему же нет! Стоит и рискнуть. Случай исключительный. Чувствую, что напали на крупного зверя. Важно захватить его живым.
      - Вы всегда придерживаетесь этого правила?.. Насчет риска?
      - Это у меня железное правило. Всегда!
      - Завидую вам! - Ульянцев с уважением посмотрел на командира миноносца.
      "Лейла" спокойно шла навстречу "Карлу Либкнехту". На ней, наверное, миноносец приняли за корабль сопровождения, предусмотрительно высланный из Гурьева или из форта Александровский.
      Но вот на "Лейле" спохватились. Стали разворачиваться, пытаясь уйти. Попытка эта была бесполезна: "Лейла" обладала значительно меньшим ходом, чем миноносец, и находилась уже на расстоянии выстрела.
      "Карл Либкнехт" сделал из носового орудия предупредительный выстрел. "Лейла" сбавила ход, а вскоре и совсем остановилась.
      "Карл Либкнехт" вплотную подошел к "Лейле". С нее раздались беспорядочные винтовочные выстрелы.
      - Стрелять, гады? За мной! - крикнул Ульянцев и первым перемахнул через борт на палубу "Лейлы". За ним бросились матросы его отряда.
      Ульянцев вдруг схватился за плечо, закачался и, чтобы не упасть, прислонился к стенке капитанской рубки. Плечо и левая рука онемели, в груди стало нестерпимо жарко, точно к ней приложили кусок горячего металла. Потом все поплыло перед его глазами.
      Когда Киров поднялся на палубу миноносца, его встретила ликующая команда во главе с командиром. Еще бы не ликовать!.. Хотя Гришин-Алмазов застрелился, но остальные офицеры из свиты генерала были захвачены в плен и на "Лейле" же доставлены в форт Александровский.
      Командир миноносца увел Сергея Мироновича к себе в каюту. Там находился раненый Ульянцев. Судовой врач уже сделал операцию, извлек пулю. Тимофей Иванович лежал тихий, присмиревший.
      - Ничего опасного? - спросил Киров у врача.
      - Абсолютно, товарищ член Реввоенсовета, - ответил тот. - Но только ему нужен покой и еще раз покой! Много крови потерял наш храбрейший Тимофей Иванович!
      - Слышишь, Ульянцев? - Киров наклонился над ним.
      Ульянцев молча кивнул головой.
      Матросы принесли в каюту большую кипу документов, захваченных на "Лейле". Киров взял стул, сел рядом с Ульянцевым, стал просматривать их.
      В одной из толстых папок ему попался конверт за семью сургучными печатями.
      - Ого! - произнес Ульянцев и попытался приподняться на диване. - Тут должно быть что-то очень важное, Сергей Мироныч.
      Но судовой врач осторожно уложил его на подушки.
      Кирову подали ножницы. Он аккуратно срезал край толстого конверта. Извлек из него письмо. Пробежал страницу.
      Это было письмо Деникина, адресованное Колчаку.
      - Ты угадал, Тимофей Иванович! - Киров с удовольствием прочел ему вслух: - "Неуспехи наши кроются в разрозненности наших армий, а также в том, что союзники не дают нам достаточной помощи. Англичане помогают нам снабжением, но французы противодействуют. Главное сейчас - не останавливаться на Волге, а бить дальше, на сердце большевизма, на Москву. Поляки будут делать свое дело, что же касается Юденича, он готов и не замедлит ударить на Петроград".
      Дальше в письме излагался подробный стратегический план комбинированного похода Деникина, Колчака и Юденича на Москву и Петроград. Главный удар, судя по письму, должна была осуществить Добровольческая армия Деникина.
      - Выходит, не зря плыли в этот чертов форт Александровский? - спросил Ульянцев.
      - Из-за одного этого письма, Тимофей Иванович, стоило плыть на край света. Такое письмо стоит иного выигранного сражения. Представляю себе, как обрадуется Ильич!..
      И, посмотрев в сторону иллюминатора, в овале которого виднелись раскаленный на солнце холмистый форт, люди, стекающиеся со всех сторон к миноносцу, Киров на мгновение унесся мыслями в такую далекую отсюда Москву, в Кремль, в его тихие коридоры, где круглосуточно стучат ключи телеграфистов, связывая Ленина со всеми фронтами, в загроможденный книгами и картами кабинет Ленина, которого наряду с множеством неотложных дел особенно занимало и беспокоило положение на Астраханском фронте, на Каспии, судьба грозненской нефти, взятие Петровска...
      Киров решил срочно выехать с захваченными документами в Астрахань. Заодно - увезти Ульянцева.
      Вечером военный катер с погашенными огнями отчалил от берега. Его сопровождал миноносец "Карл Либкнехт".
      Среди ночи, миновав опасную зону на траверзе Гурьев - Петровск, миноносец повернул обратно. А вскоре катер вошел в устье Волги, где стояли наши плавучие батареи.
      В полдень Киров прибыл в Астрахань. Прямо с пристани он вместе с Басовым повез Ульянцева в госпиталь. Но после перевязки тот отказался остаться на лечение, все твердил:
      - Полежу дома. Буду ходить на перевязки. Из госпиталя убегу.
      Пришлось Ульянцева везти домой.
      В Реввоенсовете Кирова ждала радиограмма из форта Александровский, флотилия подверглась налету английской авиации.
      Это известие очень расстроило Сергея Мироновича.
      - Во всей этой истории с походом флотилии, надо думать, известную роль сыграли предатели.
      - Несомненно! - сказал Мехоношин. - Видимо, еще в Астрахани кто-то выдал врагам наши планы.
      - Меня очень беспокоит судьба дагестанских товарищей. Боюсь, что с восстанием у них ничего не вышло. Но в то же время для меня очевидно, что с походом флотилии мы, во-первых, сорвали десант англичан под Астраханью, а во-вторых, - Киров похлопал по папкам с документами, захваченными на "Лейле", - в результате этого похода знаем замыслы противника. Ознакомьтесь с ними, Константин Александрович. Особую ценность представляет письмо Деникина Колчаку. Надо его зашифровать и сегодня же передать в Москву.
      Мехоношин сел за чтение документов, а Киров ушел к себе.
      Вызвал Атарбекова. Коротко рассказал ему о походе флотилии. Спросил:
      - Не приехал ли Рогов? Нет ли весточки от него?
      - Нет, от Рогова никаких вестей.
      - Долго тянется его поездка! Не случилось ли что в море?
      - Трудно сказать, Мироныч. Подождем еще недельку. Потом можно будет послать вторую лодку, она готова к рейсу. А вообще у меня есть кое-какие новости, которые будут тебе приятны.
      - Ну-ну, рассказывай! - нетерпеливо попросил Киров.
      - Ну, прежде всего есть неплохие успехи в распутывании проклятого клубка с цианистым калием. Любопытное дело! - Атарбеков загадочно улыбнулся. - Есть телеграмма Дзержинского по делу Северина. Видимо, мы поступили благоразумно, что отправили Северина в Москву. Там во всем внимательно разобрались, прибавили к нашим свои материалы, расстреляли этого гада... Я показал телеграмму Ивану Завгородному. Он сразу же снарядил двух конников в Лагань: пусть порадуются кочубеевцы!
      - Ну, а еще что у тебя?
      - На днях будем смотреть премьеру горьковских "Врагов". Интересно, как спектакль прозвучит на сцене? Я видел его на домашней репетиции. Ну, и последнее, что тебе будет особенно приятно услышать: прибыл Мусенко с двумя партизанами. Еле-еле ушли от разъезда белых...
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      Николая Мусенко и прибывших с ним через линию фронта партизан Петрова, командира второго отряда камышан, и Чепурина, лесовика из Георгиевских лесов, - Киров принял ночью.
      На встречу с партизанами пришли Атарбеков, командир эскадрона Иван Завгородный. Пришел Мехоношин с начальником штаба армии Ремезовым. К этому старику, бывшему генералу, не раз доказывавшему свою преданность делу революции, Киров относился с большим доверием и уважением. Наштарм явился с ворохом штабных карт с нанесенной на них разноцветными карандашами обстановкой.
      Мусенко вытащил свою карту. Все склонились над нею. Стали подсчитывать соотношение сил. Превосходство белых было очевидным.
      Части противника располагались в степи и в тылу - на Кубани и Северном Кавказе - в виде треугольника, направленного острием в сторону Астрахани. Это отчетливо было видно. За две недели, судя по данным Мусенко, у белых появились новые части: в район Кизляра подошел 2-й Кизлярско-Гребенский полк, в село Величаевку - 4-й Кабардинский полк, в корпус генерала Улагая, расположенный в районе Ставрополя, прибыли два кубанских кавалерийских полка. На остров Чечень, базу английской авиации, прилетело пятнадцать новых самолетов...
      - Что говорят пленные? - спросил Киров.
      - Особенно верить им не приходится, но все же... - сказал Мусенко. Говорят, после занятия Царицына - а это у них сейчас главная забота - они двинут на Астрахань один кавалерийский полк, город будет со всех сторон окружен белыми и быстро сдастся. Уже назначен будущий генерал-губернатор Астрахани - Эрдели.
      Киров усмехнулся.
      - А что думает народ? Что говорят в селах и станицах о Деникине, о его летнем наступлении, о Красной Армии? - Киров сложил карты и передал их наштарму.
      - Что думает народ? - Мусенко насупил брови. - Народ ждет прихода Красной Армии и готов по первому сигналу подняться на борьбу с белыми. Трудно приходится народу под игом Деникина, товарищ Киров. Кругом аресты, расстрелы. За каждую провинность беляки сжигают дома крестьян, отбирают землю, которую они получили от Советской власти, и высылают их в неизвестные края. Вернулись помещики. За аренду земли они снимают семь шкур. В придачу - мобилизация в Добровольческую армию. От этой мобилизации крестьянин готов бежать хоть на край света. Бежит он в леса, в горы, скрывается в наших камышах.
      - Вы, товарищ Мусенко, расскажите о камышанах. Многие из сидящих здесь не совсем ясно представляют себе, что это за народ. Расскажите, как вы живете, как воюете, в чем нуждаетесь.
      - Ну что же, - начал Мусенко, - могу рассказать, товарищ Киров. Народ у нас в камышах золотой, верный Советской власти. Деникин многое бы дал, чтобы покончить с нами. Но он с партизанами ничего не сделает. Ему ни днем ни ночью не будет от нас покоя. Не будет!.. Мы его солдатню, офицерье будем истреблять, как бешеных собак. О, если бы вы только знали, что они творят в захваченных городах и станицах, как глумятся над народом! Мусенко стиснул челюсти и от волнения не смог больше выговорить ни слова.
      Киров налил воды и подал ему. Мусенко сделал глоток и сел.
      - Ты поспокойнее, комиссар. - Петров наклонился к Мусенко, погладил его по плечу.
      Все знали, что в Величаевке белые вырезали всю семью Мусенко - жену, троих детей - мальчика и двух девочек, хворого старика тестя, - и понимали, как трудно ему спокойно говорить о деникинцах.
      - О чем это я рассказывал? - после напряженной паузы стал вспоминать Мусенко. - Ах да, про камышан!.. В дни отхода армии на Астрахань многие красноармейцы, что отставали от своих частей, приходили в прикумские камыши. Здесь их гостеприимно принимали командир камышанских партизан товарищ Гулай и комиссар Моисеенко. Когда я прибыл к ним как уполномоченный ревкома, в камышах было уже много народу. Вскоре стали приходить и крестьяне, человек двадцать привел вот товарищ Петров. Теперь в камышах собралась целая партизанская бригада. Разбили мы ее пока на три отряда.
      - Сколько человек в бригаде? - спросил Киров.
      - Тысяча пятьсот сорок шесть.
      - Как же вы размещаетесь в камышах?
      - А живем мы, товарищ Киров, на острове. Там у нас землянки, шатры, киргизские кибитки. Кругом - непроходимые заросли камыша, вечный разлив воды из озер Прикаспийской низменности. Оттуда мы выходим и на операции.
      - На какие это операции?..
      - А вот, например, на какие, товарищ Киров!.. В пасхальную ночь, когда весь народ в Величаевке пошел в церковь освящать куличи, на село совершил налет карательный отряд полковника Пузанкова. Беляки думали, что по случаю пасхи партизаны вышли из камышей и находятся у себя в домах. И ошиблись! Не такие мы дураки!.. И тогда, в злобе, они как шакалы стали носиться по селу. Без крови ведь они не могут!.. Жертвами их оказались совсем невинные люди: подслеповатый старик - все пиликал на своей скрипочке на свадьбах и гулянках - и еще какая-то женщина по фамилии Защепина. Беляки обвинили их в связях с партизанами - а мы с ними никак не были связаны! - и тут же их повесили напротив церковных ворот. Ну, вскоре народ стал выходить из церкви с куличами, увидел повешенных и страшно возмутился...
      - Так что же я сижу здесь, в Астрахани, товарищ член Реввоенсовета? вскочив с места, обратился к Кирову Иван Завгородный. - Зверь лютует на свободе!..
      - А мы этому зверю уже обломали когти, - со сдержанной радостью проговорил Мусенко. - Когда наши партизаны узнали про смерть двух невинных людей, заволновался весь остров. Все требовали расправы с карателями! Потом пришла депутация из села. Ну, тут нам стало ясно, что надо активнее действовать, оправдать доверие народа...
      Киров кивнул ему:
      - Правильно, товарищ Мусенко!
      - Мы тоже решили, товарищ Киров, что действуем правильно. Договорились с партизанами Урожайного, соседнего села, и двумя отрядами утречком раненько окружили Величаевку... Подняли с постелей загулявших карателей, говорим им: "Давайте, гады, похристосуемся, что ли?"... В бою мы изрубили двести двадцать кадетов, в том числе и полковника Пузанкова! Этого гада я сам срубил! Рассчитался за жену, за детишек, за все!.. И двести двенадцать человек захватили в плен...