Росс возвел очи горе.
– Будь я проклят. Ждать честности от шлюхи! Ладно, показывай.
– Но, сэр… – Матрос побагровел и опять украдкой взглянул на Пруденс.
– Показывай!
Матрос вздохнул, приспустил брюки и задрал рубаху. Пруденс вихрем вылетела из кубрика.
Несколько минут она стояла в коридоре, дрожа от ужаса и пытаясь забыть увиденное. Красные, воспаленные мужские гениталии, сплошь покрытые язвами. Папа умер очень быстро, маму свел в могилу какой-то непонятный тайный недуг. И сейчас Пруденс впервые в жизни поняла, как болезни могут изуродовать человеческое тело. Когда Росс вышел в коридор, ее еще продолжало трясти.
– Я… я не думала… – робко начала Пруденс, подняв на него глаза с наворачивающимися на них слезами.
Если она и рассчитывала на утешение, то ледяной взор Мэннинга быстро рассеял эти надежды.
– Я имею дело с самой жизнью. А вы строите себе воздушные замки и населяете их преданными возлюбленными, живете в придуманном мире. Если медицина отпугивает вас своей грубостью, никогда не входите в кубрик без моего разрешения.
Пруденс охватило чувство стыда. Ее гордыня была усмирена. Мэннинг попросил ее уйти, потому что хотел избавить от неприятного зрелища. Он вел себя властно, приказывал, по ради ее же блага.
– Я… простите меня, – еле выговорила Пруденс. Ее губы дрожали.
– Таково суровое пробуждение от сладких грез, – смягчился Мэннинг. – Я тоже прошу у вас извинения. – Он протянул ей руку. – Идемте на палубу.
Пруденс взяла его под руку, и ее смятение понемногу улеглось. Едва оправившись от пережитого, она спросила Мэннинга:
– А что будет с тем матросом, у которого лихорадка?
– Если начнется гангрена – а я боюсь, что так оно и случится, – придется ампутировать ему руку.
– Какой ужас! Бедняга! – Она бросила взгляд на бесстрастное лицо Росса. – Неужели вас это не огорчает?
– Отчего же! Я очень огорчен, что врачи пока не умеют справляться с инфекциями.
Но Пруденс имела в виду совсем другое!
– А что значит «горящий корабль»? – сделала она еще одну попытку.
Росс приподнял брови.
– Вы действительно хотите знать?
– Конечно.
– Матросы называют так шлюх, больных гонореей. Более подробные объяснения нужны?
Пруденс отрицательно покачала головой и не проронила больше ни слова, пока они не поднялись на палубу. Уж не настолько она невежественна. Бетси всегда предохранялась от недугов, сопутствующих ее ремеслу, с помощью разных эликсиров и мазей.
Дождь уже закончился. Воздух был чист и свеж. Плотная пелена облаков стала рассеиваться, и на свинцово-сером фоне показались просветы ярко-голубого неба. Нежные дуновения ветерка, обвевавшего лицо, вливали в Пруденс новые силы. С каждым мгновением в ней все сильнее закипала радость. Над ее головой белели надутые паруса, внизу о борт корабля мягко и ритмично били глянцевитые волны. Она плывет к Джеми!
Пруденс широко раскинула руки, словно хотела обнять весь этот сверкающий мир, и улыбнулась Россу.
– Я как будто заново родилась! Неужели вас не радует такой прекрасный день?
Во взгляде Мэннинга застыло отчаяние.
– Бог мой, как я хотел бы видеть мир вашими глазами!
– Мой выдуманный мир? Кажется, так вы говорили? «И говорили с изрядной долей презрения», – добавила про себя Пруденс.
Росс взял ее за подбородок. Его пальцы были нежными и теплыми. На какое-то мгновение Пруденс почудилось, что он вот-вот поцелует ее, хотя это было бы совершенно невероятно.
– Ваша душа столь же чиста, как очаровательно лицо. Я думаю… будь я похож на вас, возможно, мне удалось бы спасти мир. Или по крайней мере самого себя.
– Росс!.. – прошептала Пруденс, трепеща от его ласковых прикосновений.
Как ему удается тронуть ее сердце? Откуда в нем эта сила?
– Прошу прощения, мистер Мэннинг, леди.
Они обернулись. Рядом стоял Тоби Вэдж, застенчиво переминаясь с ноги на ногу.
– Да, Вэдж. Что случилось? – хмуро спросил Мэннинг. – Ты болен и нуждаешься в моей помощи?
– О нет, сэр. Но моему дружку, Гауки, уж очень хочется посмотреть на вашу леди. Гауки, говорю я ему, она красивая, точно картинка. Оснастка что надо. – Матрос неуклюже поклонился. – Если вы не против, мадам?
– Нет, мне очень приятно, – ответила Пруденс. Этот грубоватый комплимент, как ни странно, показался ей очень трогательным.
Вэдж махнул рукой долговязому, нескладному парню в клетчатой рубахе, который маячил поблизости:
– Эй, Гауки! Давай полный вперед! Иди сюда, поприветствуй леди и скажи свою речь.
Гауки подтянул широкие штаны, сложил губы трубочкой и выпустил за борт целую струю коричневой слюны, смешанной с жевательным табаком. Потом он шагнул вперед и поклонился еще более неловко, чем Вэдж.
– Ваш слуга, мадам. – Гауки переложил кусок прессованного табака за другую щеку. Его загорелое лицо покраснело от смущения. – Мы с Тоби слыхали, – он ткнул пальцем в Вэджа, – будто вы забрались на корабль совсем без вещей… в корзине-то у вас одни безделушки… Ну, мы тут с дружками посовещались…
– Они все отличные канониры, вот что я скажу! – перебил его Вэдж.
Гауки метнул на него свирепый взгляд, очевидно, уязвленный тем, что его прервали на самой середине заранее заготовленного монолога.
– Короче говоря, мадам, решили мы поделиться с вами кто чем может. Всякими вещичками, которые могут вам понадобиться. Мы их оставили в вашей каюте, мистер Мэннинг. Вот и все. Я все сказал. – Гауки вперил глаза в пол, и его длинное лицо покраснело еще сильнее.
Пруденс едва не расплакалась.
– Как вы добры! Спасибо. И поблагодарите от моего имени своих друзей.
– Надеюсь, ты не попался на глаза капитану, Вэдж? – поинтересовался Росс.
Тоби так яростно закивал своей массивной головой, что стал похож на марионетку, которую дергают за веревочку.
– Так точно, сэр! Не попался, мистер Мэннинг. Только слыхал я, что капитан родился при темной луне. Дурное это предзнаменование. Вот. Значит, плавание пройдет плохо. А бедному Тоби Вэджу придется еще хуже. – И он опять ткнул большим пальцем в сторону своего приятеля. – Вот у Гауки с прошлого года остались рубцы – так его капитан отделал.
– Держись от него подальше.
– Так точно. Буду обходить стороной. Уж очень я его боюсь.
Пруденс хотела было выразить свое возмущение неблаговидным поведением Хэкетта, но тут раздался пронзительный звук свистка.
– Это боцман зовет на обед, – пояснил Росс и повернулся к Гауки и Вэджу: – А вы возвращайтесь на бак. И не забудьте передать своим друзьям, что мы благодарим их за доброту. Ну что, жена? – продолжал он, обращаясь к Пруденс. – Идем обедать?
Вэдж и Гауки поспешно направились в свою столовую, а Росс повел Пруденс в кают-компанию.
Там уже толпилась масса народу: и мичманы, и те молоденькие офицеры, с которыми Пруденс познакомилась за вчерашним ужином. Все они сидели за длинным обеденным столом, смеясь и подшучивая друг над другом.
Прислуга сновала туда-сюда, расстилая скатерть и расставляя оловянные тарелки. На корме было много окон, поэтому кают-компания, залитая светом, выглядела очень уютно. Под окнами стоял длинный рундук, застеленный матрасом. Первый лейтенант Сент-Джон и еще один незнакомый Пруденс человек разместились на нем, занятые оживленной беседой. Огромный восьмиугольный стол был придвинут к скамье, которая шла вдоль степы. Пруденс, имевшая некоторое представление о кораблях, знала, что под ней находится верхняя часть руля. На скамье расположился лейтенант Эллиот. Он не участвовал в общем веселье, его лицо по-прежнему выражало страдание. Вспомнив о том, какая беда настигла лейтенанта, Пруденс вновь испытала прилив жалости к нему.
Сент-Джон заметил Пруденс и тут же вскочил на ноги.
– Ба! Да это же миссис Мэннинг. Рад видеть вас! – Он прильнул губами к ее руке. – Однако я предпочел бы остаться с вами наедине, подальше от свирепых взглядов вашего мужа. – Сент-Джон усмехнулся, обращаясь к Россу: – А знаете ли вы, сэр, что ваша жена – обладательница самых прекрасных зеленых глаз в мире! Как она попала на корабль – остается загадкой. Осмелюсь предположить, что миссис Мэннинг – сирена, которую послали сами боги, чтобы околдовать всех нас!
Пруденс вспыхнула, не находя слов от приятного волнения.
Сент-Джон порылся в кармане своего кителя.
– Вчера вечером я заметил, что на ваших туфлях нет пряжек. Надеюсь, вы окажете мне честь и примете этот скромный дар. Я преподношу его как плату за возможность лицезреть вашу красоту во время плавания. – С этими словами он вытащил пару сверкающих серебряных пряжек тонкой работы и протянул их ей.
Пруденс приняла подарок, не сдержав изумленного вздоха.
– Вы очень добры, лейтенант Сент-Джон.
– Зовите меня просто Эдвин, – ответил он с ослепительной улыбкой. – Не будет ли мне позволено обращаться к вам по имени – Марта?
Пруденс опустила глаза. Она так смутилась, что не могла смотреть в лицо лейтенанту. Никогда еще ей не оказывали столь изысканных знаков внимания. Даже Джеми вел себя менее пылко – по крайней мере вплоть до того дня, как признался в своей любви.
– Разумеется, я разрешаю. Да и как может быть иначе! Могу ли я отказать вам, когда вы так любезны со мной?
Росс, стоявший поблизости, кашлянул.
– Идем к столу, – сказал он холодным, напряженным голосом. – Сейчас начнут разносить блюда.
Сент-Джон предложил руку Пруденс.
– Вы позволите, Марта?
Пруденс взяла его под руку и не стала возражать, когда лейтенант сел рядом с ней. Среди офицеров завязался спор: каждый хотел занять место по другую от нее сторону. Но Росс, быстро усевшись рядом с Пруденс, остановил ухажеров суровым взглядом.
Обед прошел оживленно. Пруденс быстро запомнила имена и чины старших уорент
-офицеров: штурмана, командира артиллерийской части, боцмана и старшего интенданта. Здесь был и капитан морской пехоты. Она вежливо кивнула Сликенхэму и поблагодарила его за муслин. Но этот человек ей по-прежнему не нравился. А когда интендант мимоходом упомянул о деньгах, которые Россу пришлось выложить за ткань, Пруденс невзлюбила его еще больше. В Винсли гораздо дешевле стоил самый лучший шелк!
Росс все это время оставался молчаливым и задумчивым, зато Сент-Джон вел светскую беседу, не умолкая пи на минуту, и то и дело восхвалял красоту Пруденс, ее изящество и очарование. Когда обед закончился и офицеры стали расходиться, лейтенант дотронулся до ее руки.
– Подождите, Марта, – взмолился он. – После нашего вчерашнего разговора мне страстно хочется услышать, как вы поете. Иди сюда. – Сент-Джон сделал знак лейтенанту Эллиоту. – Приободрись немного ради этой прелестной леди и настрой-ка свою скрипку.
– Но я знаю только старинные деревенские песни, – нерешительно ответила Пруденс, их после смерти отца ей запрещали петь дома.
Эллиот задумчиво сдвинул брови.
– Вам известна песня «Идем-ка прогуляемся, мадам»?
Пруденс улыбнулась, проигнорировав сердитый взгляд Мэннинга.
– Конечно.
– Но ее надо исполнять дуэтом, – добавил Сент-Джон. – Можно мне спеть с вами?
Пруденс кивнула, и лейтенант махнул рукой Эллиоту, чтобы тот начинал.
Это была изысканная любовная песенка, в виде диалога между страстным поклонником и несговорчивой красавицей – предметом его воздыханий. Пруденс, следуя тексту, старательно изображала кокетку. Сент-Джон тоже вошел в роль: он прижал руку к груди, и в его глазах горел огонь неразделенной любви.
Когда они закончили, публика разразилась аплодисментами и веселым смехом.
– Ваша жена – самая восхитительная женщина из всех, кого я встречал в своей жизни, сэр! – сказал Сент-Джон, поклонившись Россу.
Тот скрипнул зубами.
– Моя жена, сэр, – это моя жена! – Он схватил Пруденс и закрыл ей рот властным поцелуем.
Она прильнула к нему, отвечая на страстные движения его губ. Испуганная и беспомощная, она растворялась в сладостном блаженстве, чувствуя, как пол уходит из-под ног.
– Неужели нам предстоит постоянно наблюдать за проявлением ваших супружеских чувств, мистер Мэннинг?
Пруденс резко обернулась: на пороге стоял капитан Хэкетт и смотрел на них пристально и сурово.
Росс несколько натянуто приветствовал его, склонив голову.
– Я только хотел показать этим джентльменам, что у миссис Мэннинг есть муж.
– И притом ревнивый, – заметил капитан, скривив губы. – Но это ничего. – Он пожал плечами. – Я пришел лишь засвидетельствовать свое почтение очаровательной леди. – Хэкетт поднес руку Пруденс к губам. В его глазах появилось какое-то странное выражение. – Хорошо ли вам спалось, миссис Мэннинг? Ведь это было в первый раз? Я имею в виду, это была ваша первая ночь на борту корабля.
Пруденс только моргнула в ответ. Ее голова все еще кружилась от поцелуя. Но она достаточно быстро сумела взять себя в руки и сообразить, на что намекает капитан. Он явно подозревает их в обмане.
– Да, капитан, – сказала Пруденс с трудно давшейся ей улыбкой. – Только кровать узковата. У нас дома она гораздо шире.
Не забыть бы спросить Мэннинга, где находится их «дом»!
Хэкетт ответил ей улыбкой, весьма напоминавшей гримасу.
– О да. Я тоже тоскую по домашнему очагу и уюту. По своей кровати. Мне недостает здесь очень многих удобств. – Он бросил неприязненный взгляд на Мэннинга. – Но что делать! Приходится мириться с этим. По крайней мере большинству из нас. Не так ли, мистер Мэннинг?
Улыбка Росса получилась не менее фальшивой.
– Всего через несколько недель мы будем в Виргинии, сэр. Там пас ждут все удовольствия, какие только можно найти на суше.
– Да, по пока я терплю лишения. Правда, я надеюсь, что вы, мистер Мэннинг, найдете средство облегчить мои страдания.
– Увы, сэр. Это не в моей власти.
– Значит, вы ничем не сможете помочь?
– Нет, сэр. Я уверен.
Пруденс в изумлении уставилась на их напряженные лица. Господи помилуй, сейчас-то из-за чего они злятся? Капитан жаждет домашнего уюта. Вполне понятное желание, с ее точки зрения.
К счастью, назревающую ссору прервал боцман:
– Ваш приказ остается в силе, капитан? Хэкетт нахмурился:
– Разумеется. Мне не нравится, что на корабле собралось столько насильно завербованных матросов. Сборище слабаков и нескладех! Идиоты! Не выношу этих ленивых, ни к чему не способных выродков! – Тут он опомнился и поклонился Пруденс: – Прошу прощения, миссис Мэннинг. Эти плуты ведь ни на что не годятся, кроме как пожирать казенное продовольствие. А поскольку я здесь командую… – Хэкетт поманил к себе Сент-Джона. – Среди младших офицеров и гардемарин есть немало грязнуль. Это отвратительно! Отдайте приказ, чтобы они не смели появляться на палубе в клетчатых рубахах, а их белье было бы чистым. Пусть выполняют новый указ короля и носят только форму. Я не допущу вокруг себя беспорядка и безобразий! Понятно?
– Так точно, сэр!
– Кстати о безобразиях. Доктор Мэннинг, кажется, вы стояли на палубе и разговаривали с этим типом, пародией на человека? С Вэджем. Так, кажется, его зовут?
– Да, капитан. – Росс так свирепо сжал челюсти, что стал похож на кулачного бойца, который готовится нанести удар противнику. Пруденс доводилось видеть их на деревенских ярмарках.
– Поверьте, капитан, – быстро вставила Пруденс, дотронувшись до рукава Хэкетта, украшенного галунами, – Вэдж оказал мне маленькую услугу. И разговаривала с ним я, а не муж. Нужно было поблагодарить его, только и всего. – Она улыбнулась, представив взору Хэкетта очаровательные ямочки на щеках. Пруденс надеялась таким образом смягчить его гнев.
Капитан с улыбкой посмотрел на тонкие пальчики, вцепившиеся в его рукав, и его напрягшееся тело расслабилось.
– Что ж, дорогая леди, на этот раз придется простить наглость Вэджа. Но только ради вас. Как я могу отказать столь прелестной защитнице? – Он поцеловал руку Пруденс, долго не отрывая от нее губ. – Я и сам готов оказать вам любые услуги. Если обстоятельства позволят. – Хэкетт поклонился. – Ваш покорный слуга, мадам. Идемте, Сент-Джон, нам надо кое-что обсудить.
«А мне наконец пора заняться шитьем», – подумала Пруденс.
– Ты проводишь меня в каюту, Росс? Или мне пойти одной?
Мэннинг решительно взял ее под локоть.
– Я думаю, тебе понадобится эскорт, – проворчал он.
Они вышли на палубу. Голубое небо уже совсем расчистилось, ветер разогнал облака. Яркое летнее солнце стояло в зените.
Но у Пруденс по коже подирал мороз: она ощущала волну холодной ярости, исходящую от Росса, который крепко держал ее под руку. Иногда таким же бывал папа: он как будто сердился на нее, но непонятно, по какой причине. Неужели Мэннинг разозлился за то, что она любезничала с капитаном, и собирался затеять ссору?
Весь путь до каюты они проделали молча. А когда открыли дверь, Пруденс улыбнулась от радости, и мрачные мысли тут же вылетели у нее из головы. На полу лежали подарки, преподнесенные Вэджем и другими канонирами. Она подскочила к изрядно обшарпанному рундуку, опустилась на колени и начала изучать его содержимое, сопровождая осмотр восторженными восклицаниями. Подношения были весьма скромные, но для людей, которые отдали их Пруденс, они, несомненно, имели огромную ценность. Связка лука, небольшой кусок соленой свинины, завернутой в промасленную бумагу; баночка с маслом, от которого уже шел прогорклый запашок; два гребня грубой работы, вырезанные из китовой кости, голубая лента, крошечное зеркальце, облупленное и поцарапанное, и раковина на шнурке, которую можно было носить на шее, как кулон.
– О! – воскликнула Пруденс. – Как мило! Какая прелесть!
И она улыбнулась Россу в надежде, что он разделит ее радость.
Но Мэннинг только пожал плечами:
– Женщина на корабле – редкость. Вот они и расщедрились по такому случаю.
– Ну, если вам нравится вести себя как собака на сене… – обиженно отозвалась Пруденс.
Раздосадованная тем, что Росс испортил ей все удовольствие от подарков, она подошла к скамье и взяла отрез муслина.
– Вы только представьте! Шесть шиллингов за ярд! Этот мистер Сликенхэм просто грабитель!
– Я в жизни не видал пи одного торговца, который не хотел бы набить свой карман, – фыркнул Мэннинг. – А уж как он отмеряет и взвешивает… Я не поставил бы и фартинга на его честность.
– Как бы то ни было, я прослежу, чтобы лорд Джеми вернул вам деньги.
– Это не обязательно.
– О нет! Он должен сделать это. Глаза Росса вспыхнули.
– Нет!
Да, он явно пребывал в отвратительном настроении. А Пруденс не собиралась вступать с ним в бой из-за нескольких фунтов стерлингов.
– Очень хорошо, – пробормотала она. – Спасибо вам за муслин.
Он кивнул в ответ и указал на рундучок, стоявший на полу.
– Вэджу и его друзьям я заплачу, разумеется. А вот это достойный повод для ссоры.
– Ни в коем случае!
Росс уставился на нее в полном недоумении:
– Господи, почему же?
– Неужели вы не понимаете, что такое доброта? – с упреком воскликнула Пруденс. – Как можно унижать этих людей, расплачиваясь с ними за подарок? Милостивый Боже! Ведь вы стали хирургом для того, чтобы помогать людям!
– Нет, – сказал Росс с циничной улыбкой. – Мне было интересно. Я рассматривал занятия медициной как своего рода развитие интеллекта. – И, не дав ей возможности ответить, направился к двери. – Меня ждут дела.
– А я займусь шитьем, – бросила Пруденс, надеясь, что ее голос звучит так же холодно.
Росс, потянувшийся было к задвижке, приостановился.
– Кстати, раз уж речь зашла о подарках… Извольте вернуть Сент-Джону его пряжки.
– Ни за что!
Нет, он зашел слишком далеко! Только и делает, что командует!
Росс круто повернулся.
– Будь я проклят! Вы что, совсем ослепли? Разговаривая с ним, вы жеманитесь, краснеете, кокетничаете! И думаете, что дело ограничится этим? Ей-богу, если вы и дальше собираетесь заигрывать с Сент-Джоном, да еще так бесстыдно, мы будем обедать здесь. В одиночестве! Я не позволю вам компрометировать себя ради пары каких-то там дурацких пряжек или пошлого комплимента!
Пристыженная Пруденс молчала. Подарок в обмен на твое сокровище – так говорила Бетси. Неужели Сент-Джон хочет добиться ее благосклонности? А сама она настолько наивна и глупа? И, как утверждает Росс, совсем не понимает мужчин? Нет! Это он неправильно смотрит на жизнь.
– Вы считаете, что любой восхищенный взгляд – прелюдия к… – Она не смогла выговорить это ужасное слово.
– К прелюбодеянию? – усмехнулся Росс. – Нет. Но я полагаю, что это может произойти в ближайшие дни, ибо своим поведением вы подаете определенные надежды.
– Почему вы так говорите? Лейтенант Сент-Джон – да и капитан тоже! – ведут себя как истинные джентльмены. Они добры ко мне, предупредительны. И вовсе не похожи на развратников, хотя вы меня этим и пугаете. Они – нет. А вот вы… Вы пользуетесь любой возможностью, чтобы… поцеловать меня… самым непристойным образом.
Лицо Мэннинга, полное холодного безразличия, стало похоже на маску.
– Эти поцелуи ничего для меня не значат. Я всего лишь хотел напомнить окружающим, что вы – замужняя женщина. Сами вы не в состоянии это запомнить. Если бы я не поцеловал вас, то, боюсь, за дело принялся бы капитан или Сент-Джон!
– Чепуха! Они ведут себя любезно, и мне кажется только вежливым – платить им той же монетой. Как вы могли вообразить себе нечто большее? – Пруденс с трудом сглотнула, чувствуя, что сердце сжалось в ее груди. – Неужели вы не понимаете? Я люблю лорда Джеми. Только его! Я с нетерпением жду того дня, когда состоится наша свадьба! – Она с вызовом взглянула на Росса. – И если вы полагаете, что ваши поцелуи мне очень нужны, что для меня это не только способ одурачить капитана…
– Ну да, конечно. Этот таинственный лорд Джеми совсем вскружил вам голову, если вы пошли на такой риск, чтобы встретиться с ним. И вы действительно надеетесь, живя в своем мире грез, что знатный человек снизойдет до вас и захочет жениться?
Пруденс отвернулась, из глаз ее брызнули слезы. Милый Джеми! Неужели, поставив на карту все, она проиграет? Что ей приходится выносить… Этот нелепый обман, общество холодного, бесчувственного человека…
– Вы сказали, что у вас есть дела, – глухо промолвила Пруденс. – А мне нужно заняться шитьем. Пожалуйста, уходите.
Теплые сильные руки Росса легли ей на плечи. Повернув Пруденс лицом к себе, он смахнул слезу с ее щеки. Теперь его синие глаза стали теплыми и мягкими, как летнее небо.
– Пруденс, вы – наивное дитя. Я только хотел предостеречь вас. Не возлагайте слишком больших надежд на эту встречу. Неизвестно, что ждет вас в Америке. Я… – Тут он запнулся и нахмурился: по всему кораблю разнеслась гулкая барабанная дробь. – Проклятие! – выругался Росс и направился к двери.
– Что там такое?
– Это сигнал всем выйти на палубу. Я приказываю вам остаться здесь.
– Будет сражение? Здесь, в этих водах? Мне хочется посмотреть.
– А я запрещаю! – закричал Росс. – Сидите внизу! – И он вышел, громко хлопнув дверью.
«Запрещаю?» Пруденс закипала от ярости, словно горшок на огне. Она участвует в этой нелепой игре в мужа и жену на равных! Она Россу не служанка! Пруденс взялась было за шитье, продела нитку в иглу и сделала первый стежок, но почувствовала, что руки ее дрожат. В конце концов кусок материи полетел на пол. Нет! Нельзя позволять Мэннингу то и дело отдавать приказы!
Пруденс вихрем выскочила из каюты и стала подниматься вверх. На трапе не было ни души; ритмичная барабанная дробь становилась все громче. Добравшись до юта, она вышла на солнечный свет и в недоумении оглянулась вокруг. На палубе собрался весь экипаж. Матросы стояли на сходнях и толпились на баке. Росс и другие офицеры выстроились по стойке «смирно» на ютовой надстройке.
Росс тут же сбежал вниз по ступенькам и грубо схватил Пруденс за руку.
– Черт, я же велел вам оставаться внизу!
– Но почему? – заикаясь от удивления, спросила она. – Почему мне нельзя?..
И тут Пруденс увидела его. Увидела человека, привязанного к линю. Его рубашка была разодрана, спину испещряли красные, кровоточащие полосы. Пруденс застыла от ужаса. А в это время помощник боцмана поднял обтрепанную веревку и с размаху ударил ею по спине несчастного, оставив еще один багровый след. Раздался страдальческий вопль.
– Боже милосердный!.. – прошептала Пруденс и, потеряв сознание, рухнула в объятия Росса.
Глава 8
Пруденс зевнула и открыла глаза. Каюта, погруженная в полумрак, освещалась всего одним фонарем, стоявшим на столе, за которым работал Росс. Казалось, он что-то писал, целиком уйдя в свои мысли.
– Сколько сейчас времени? – спросила Пруденс странно хриплым голосом.
Росс поднял голову и улыбнулся:
– Скоро пробьет шесть склянок. Приближается время ужина. Семь вечера, – пояснил он, видя ее удивление.
– Долго же я спала…
– Гораздо дольше, чем вам кажется. Уже два дня вы не вставали с кровати. Думаю, это последствия сотрясения мозга.
Пруденс протерла глаза.
– Два дня? А как же вы?.. Росс улыбнулся еще шире:
– Вы меня ничем не побеспокоили.
На языке у Пруденс уже вертелись резкие слова, но она вовремя сообразила, что лежит у самой спинки кровати. Каким бы ни был Росс Мэннинг, но он умел держать обещания.
– Что вы делаете? – спросила она, заметив огромный фолиант, лежавший на столе.
– Рисую. Для меня это лучший способ убить время.
– Покажите.
Он с явной неохотой поднял тяжелый альбом и отнес его Пруденс. Она привстала и оперлась на локоть, чтобы получше рассмотреть рисунки. Первая страница была испещрена набросками рук – очевидно, рук самого Росса, догадалась Пруденс. Их изображение поразило ее своим мастерством.
– Но это же великолепно! – воскликнула она, восхищенная его талантом, о котором и не подозревала.
– Мне хочется посмотреть еще, – заявила Пруденс и потянулась, чтобы перевернуть страницу, но Росс захлопнул альбом.
– Нет.
Пруденс хихикнула.
– Там есть что-то непристойное?
У Бетси была такого рода книжка, которой она, по ее словам, «подбадривала» некоторых своих клиентов. Столь загадочное объяснение подруги заинтриговало Пруденс. Однажды она заглянула в книжку и тут же отбросила ее, содрогаясь от отвращения.
– Конечно, нет, – смущенно отозвался Росс. Потом он пожал плечами и убрал руку, разрешив таким образом Пруденс смотреть дальше.
К немалому удивлению Пруденс, в альбоме оказалось полным-полно рисунков, изображавших ее: несколько набросков рук, овал щеки, лицо в профиль, ее тело, раскинувшееся на постели. И даже брови: Росс, видимо, не раз пытался уловить их особый изгиб. Пруденс подняла на него глаза и тут же стыдливо отвернулась. Значит, Мэннинг внимательно разглядывал ее, пока она спала. Она ощутила странное волнение.
– Это очень… лестно для меня, – пробормотала наконец Пруденс с запинкой.
Росс холодно и отчужденно рассмеялся, еще раз подчеркнув, как глупо ждать от него изъявления романтических чувств!
– Не подумайте, ради Бога, – сухо заявил он, – что я поддался вашим чарам, как те молодые щеголи из кают-компании. Просто вы – отличная модель для художника. К тому же приятно рисовать женщину, когда находишься в обществе одних мужчин.
Мужчины. Это слово напомнило Пруденс о сцене, которую она хотела бы забыть.
– А тот бедный матрос, которого секли?..
Росс проворно захлопнул альбом и снова уселся за стол.
– Он выздоровеет.
У Пруденс задрожали губы.
– Но почему?..
– Это был один из насильно завербованных. Капитан Хэкетт решил преподнести остальным урок.
– Но это же варварство! И вы смолчали?
– А что мне оставалось делать? – проворчал Мэннинг. – Это военный корабль. В Королевском флоте такие вещи случаются часто. – В его глуховатом голосе зазвучали нотки гнева. – Но я ведь просил вас остаться внизу.
– Насколько я помню, вы запретили мне выходить! – сердито возразила Пруденс. – Словно маленькому ребенку.
– А разве ваше непослушание не ребячество? – Росс укоризненно покачал головой. – И ко всему прочему вы упали в обморок, чуть не сбив меня с ног…
– Марта, наверное, была в восторге от того, как вы ею командовали… Могу себе представить!.. – дерзко выпалила Пруденс.
И тут же пожалела об этих словах, нечаянно сорвавшихся с языка. Росс замер, сжав челюсти.
– С этой минуты я постараюсь вести себя так, чтобы мои приказы выглядели как просьбы, – сказал он и посмотрел на Пруденс, обдав ее холодом. – Вы сможете одеться и поужинать в кают-компании? Или принести вам еду сюда?
Пруденс горько раскаивалась в своей глупой выходке. – Нет, я сейчас встану, – кротко сказала она, слегка приподнялась и чуть не ахнула, опустив глаза вниз: вместо ночной сорочки на ней была мужская рубаха. Конечно же, это рубашка Росса, надетая прямо на голое тело. – Что вы сделали с моей одеждой?
– Поскольку вы были явно не в состоянии шить, я отдал ваши сорочки Томпсону. Он выстирал их, а заодно – платье и фартук, в котором вы появились на корабле. Даже дыры заштопал.
– О, но ведь это моя работа…
– Большинство матросов неплохо орудуют иглой. Им то и дело приходится шить паруса.
Пруденс сползла с кровати. Ноги плохо слушались ее. Она не осмеливалась думать о том, как Росс снимал с нее сорочку. Слава Богу, все это время она была без сознания! И тем не менее Пруденс чувствовала себя очень неловко. Интересно, какие еще рисунки можно отыскать в альбоме Росса? Уж слишком поспешно он его забрал.
Росс положил на кровать свежевыстиранную сорочку и платье Марты, а потом отвернулся, не дожидаясь просьбы Пруденс.
Одеваясь, Пруденс улучила минутку, чтобы рассмотреть свои раны. Огромный синяк на плече был по-прежнему черного цвета, но начал желтеть по краям. Это хороший признак. С бедром дело обстояло еще лучше: красное пятно почти исчезло, хотя надавливать на него было больно. Пруденс, наклонив голову, уставилась в зеркало. Порез на голове заживает, через неделю-другую Росс наверняка снимет швы.