К входу вели поросшие мхом потрескавшиеся ступени. Двери, как и ворота ограды, были закрыты. Легко, как легко угасает бриз, ее страх прошел. Она опять вспомнила Мелроуза, его опасения и предостережения по поводу часовни святого Иуды. Ребекка покачала головой.

— Нет, — прошептала она себе, — нет, теперь я сама.

Там, внутри, были мемуары лорда Байрона, которые ее мать так долго искала и которые она, Ребекка, скоро будет держать в руках. Почему она стоит в нерешительности? Ребекка снова покачала головой и повернула ключ.

Внутри часовни тьма была непроглядная. Ребекка специально не взяла с собой фонарик. Держась в темноте за стенку, она наткнулась на какие-то полки. Она пошарила пальцами, нашла спички и, на полке ниже, коробку свечей. Ребекка взяла свечу и зажгла ее. Затем обернулась, чтобы осмотреть внутренность часовни.

Там было пусто. Только в конце помещения находилось распятие. Оно было резное и расписанное в византийском стиле. На нем был изображен Каин, осуждаемый Ангелом Господним. Внизу под ними, изображенный более ярко, притаился Дьявол. Ребекка всматривалась в распятие. Ее поразило изображение Каина. Лицо его было прекрасно, но искажено ужасной агонией, однако не от клейма, выжженного на лбу, а от более глубокой муки, вызванной страшной утратой. С губ его стекала струйка крови.

Ребекка повернулась и пошла. Ее шаги гулко отдавались в пустом зале. В дальнем конце часовни она увидела надгробие, возвышающееся над полом; оно было украшено древними каменными колоннами. Ребекка встала на колени, чтобы рассмотреть надпись на надгробии, но никакой надписи не увидела, только полоску полустершегося металла. Она взглянула на могильную плиту, свеча задрожала в руке, и тени заплясали над нечеткими узорами и письменами. Ребекка поднесла свечу ближе. На вершине камня был вырезан тюрбан, пониже, едва разборчиво, были начертаны какие-то слова. Ребекка всмотрелась в них. К ее удивлению, надпись была арабская. Она перевела ее — стихи из Корана, оплакивающие умершего. Ребекка поднялась и в недоумении покачала головой. Мусульманская могила в христианском храме? Неудивительно, что здесь никогда не проходили службы. Она снова опустилась на колени возле надгробия и попробовала надавить на него — никакого результата Порыв ветра задул свечу.

При свете зажженной спички она увидела ковер, раскинутый позади надгробия. Он был великолепен, турецкой работы (как решила она) и, вероятно, такой же древний, как и могильная плита. Она откинула его край, сначала осторожно, а затем порывисто, с внезапным волнением. Под ковром обнаружился деревянный люк, крышка которого была прикреплена к полу навесным замком. Ребекка отбросила в сторону ковер и вставила в скважину замка третий, последний, ключ. Он повернулся. Она сдернула замок и глубоко вздохнула Затем ухватилась за крышку люка, и та медленно отвалилась. В зияющую пустоту вели две ступеньки. Набрав в карман побольше свечей, Ребекка осторожно сделала первый шаг, но внезапно задержала дыхание. Страх вернулся, он заполнил собой все тело, делая ее легкой, почти невесомой; страх был таким чувственным и приятным, не похожим ни на одно наслаждение, которое она когда-либо испытывала. Он овладел ею, он звал ее. Повинуясь этому зову, она стала спускаться вниз; вид часовни сквозь квадрат люка уходил от нее все дальше и вскоре совсем исчез.

Ребекка достигла последней ступеньки, остановилась и подняла свечу. Пламя свечи запрыгало и увеличилось, заполнив все вокруг желтыми, оранжевыми и золотыми бликами, куда бы ни посмотрела Ребекка. Склеп был удивительным, он не был похож на место упокоения, скорее — на комнату удовольствий в восточном гареме, украшенную множеством красивых вещей: гобеленами, коврами, серебром, золотом. Из утла доносилось тихое журчание. Ребекка обернулась и увидела крошечный фонтан с двумя изысканно вырезанными кушетками по бокам.

— Что это за место? — прошептала она. — Зачем это все здесь? И где мемуары?

Она подняла свечу выше и осмотрела комнату. Бумаг она нигде не видела. Она стояла как вкопанная, не зная, с чего начать. И вдруг ей послышался шорох.

Ребекка замерла, стараясь не дышать. Кровь внезапно застучала в ушах, но она, затаив дыхание, напрягла слух, чтобы еще раз услышать звук. Ведь он был, она точно его слышала. Стук ее сердца был таким громким, что, казалось, заполнил всю комнату. Вокруг стояла тишина. Она жадно глотнула воздуха и в этот момент опять услышала шум. Ребекка замерла. Она зажгла вторую свечу и подняла обе свечи над головой. В дальнем конце помещения возвышалось, подобно алтарю в церкви, изящное каменное надгробие. За ним находилась дверь — арка в арабском стиле.

Ребекка медленно приблизилась к надгробию, держа обе свечи перед собой. Звук возобновился, она напрягла слух. Он был похож на слабое царапанье. Ребекка остановилась. Сомнений не было. Звук доносился из могилы.

Не веря в реальность происходящего, она приблизилась к надгробию. Царапанье, похоже, усилилось. Ребекка внимательно осмотрела крышку надгробия. Там, похороненные под слоем пыли, были начертаны слова. Она смахнула пыль рукой и прочла открывшуюся ей надпись.

В объятиях вечных их сердца срослись, Но смерти нет, они живут в веках, — Придет ли час, чтоб вздох их разлучить?

Байрон. Ребекка сразу же узнала его стихи. Да, это Байрон. Она еще раз прочла строки, тихо произнося их вслух, как вдруг скрежет усилился, и свет свечи начал дрожать от спертого воздуха в склепе. Внезапный страх, подобно тошноте, подступил к ее горлу. Шатаясь, она подошла к надгробию, уперлась в него и с остервенением стала толкать могильную плиту, приготовившись к самому худшему. Крышка слегка подалась и начала понемногу сдвигаться. Ребекка толкнула ее сильнее, и та наконец слетела. Девушка опустила свечи и заглянула в могилу.

На нее кто-то смотрел, Ребекке хотелось закричать, но в горле у нее пересохло. Существо лежало неподвижно, только живые глаза желтым светом мерцали из глазниц, а все тело было высохшим, вытянутым, невообразимо древним. Существо начало подергивать носом, вернее лоскутком кожи над треснувшей переносицей. Оно оскалило рот. Презрительно фыркнуло и — зашевелилось, его руки-кости, покрытые сморщенными кусками мертвого мяса, простерлись к краям могилы, его острые когти скребли камень. Тварь села, стуча зубами. Когда она пошевелилась, облако пыли, вылетевшей из складок ее кожи, повисло в воздухе. Ребекка чувствовала эту пыль во рту, на глазах; хлопья мертвой кожи кружились в воздухе, ослепляя ее, вызывая приступ удушья и головокружения. Она протерла глаза.

Что-то прикоснулось к ней. Она вгляделась. Это была тварь. Существо прикоснулось к ней снова, его лицо подергивалось, а рот был подобен глубокой ране, зияющей между челюстями. Ребекка услышала собственный крик. Хлопья мертвой кожи попали ей в горло. Она поперхнулась. Склеп завертелся перед глазами, и она упала на колени.

Когда Ребекка очнулась, существо, подобно стервятнику, сидело на краю надгробия, презрительно фыркая на нее носом и щеря пасть. Оно крепко вцепилось в края надгробия и, казалось, дрожало, словно сопротивляясь падению вниз. Ребекка заметила, что на впалой грудной клетке колыхались ссохшиеся груди, подобно двум мозолям. Неужели это когда-то было женщиной? А теперь? Чем оно стало теперь?

Ребекка внезапно осознала, что ее страх прошел. Она еще раз взглянула на существо, но лишь на мгновение, потому что веки ее налились свинцом. Ей показалось, что все происходящее — сон. Она попыталась встать, но не могла даже пошевелиться, голова, тяжелая, как после опиума, медленно упала на грудь. Чьи-то руки подхватили Ребекку. Тупая боль пронзила ее горло. Кровь теплой струйкой потекла по коже. Чей-то палец поглаживал ее шею. Получаемое от этого удовольствие было восхитительно. «Чей это палец?» — спрашивала она себя. Нет, не существа — оно все еще нависало над нею туманной тенью. И вдруг Ребекка услышала голос, самый прекрасный голос, который она когда-либо слышала.

— Это она, — прошептал голос. — Ты обещал ее мне. Это она! Посмотри, посмотри, ты видел ее лицо?

Ребекка попыталась сбросить оковы сна, чтобы продлить очарование этого голоса, но слова уже затихали во тьме. Чернота была атласная и приятная на ощупь. При этом Ребекка полностью осознавала происходящее. Она ощущала, как кровь пульсирует в венах,

чувствовала жизнь своего тела и души. Она не знала, сколько пролежала в этом месте. Вскоре она встала на ноги, поднялась по ступенькам, пересекла часовню, но вспомнила все только тогда, когда холодный ветер лондонской ночи подул ей в лицо. Она шла по бесконечным темным улицам. Кто-то был рядом с ней. Она начала дрожать от внутреннего холода, но кожа ее была горячей, и рана на шее жгла, как расплавленное золото. Девушка остановилась и долгое время неподвижно стояла.

Она наблюдала, как силуэт в длинном черном пальто удаляется от нее. Ребекка осмотрелась по сторонам. Справа текла темная и холодная Темза. Ненастье утихло, и воцарилась неестественная тишина. Ничто живое не нарушало спокойствия.

Ребекка обхватила себя руками и задрожала. Она видела впереди фигуру, шедшую вдоль набережной. Человек хромал, в руках у него была трость. Ребекка нащупала свою рану. Боль уже начала стихать. Девушка снова поискала глазами человека с палкой. Он исчез. Затем Ребекка увидела его еще раз, пересекающего мост Ватерлоо. Силуэт достиг противоположного берега и пропал.

Ребекка бесцельно блуждала по безлюдным улицам Лондона. Она потеряла все представления о времени и пространстве. Кто-то попытался остановить ее, указывая на ее рану и предлагая помощь, но она отстранила прохожего, даже не взглянув на него. Начиналось утро, а Ребекка все продолжала идти. Она стала различать шум уличного движения и тихое пение птиц. Алые лучи солнца озарили восток. Ребекка заметила, что вновь идет вдоль реки. В первый раз за эту ночь она посмотрела на часы. Шесть утра. «Какая же я легкомысленная!» — поразилась Ребекка. Боль пронзила ее шею. Девушка прислонилась к фонарному столбу, поглаживая Шею рукой, чтобы унять боль.

Впереди, на берегу реки, она увидела толпу людей. Ребекка пошла туда Все смотрели в воду. Ребекка увидела среди них полицейских с баграми. Вскоре они подцепили добычу — истекающая водой куча тряпья висела на багре. Ее перекинули через парапет набережной, и она с глухим стуком упала на мостовую. Полицейский склонился над кучей, разгребая тряпье.

— Что это? — спросила Ребекка человека, стоявшего перед ней.

Он не ответил. Она взглянула на утопленника. Глаза мертвеца смотрели на нее. На его мертвенно-бледном лице застыла улыбка, шею пересекала ужасная рана.

— Нет, — тихо произнесла Ребекка, — нет.

Подобно звуку падающего в колодец камня до нее медленно дошел смысл увиденного. Но понять то, что кто-то мог сделать такое с ней и с этим трупом, она была не в состоянии. Она почувствовала себя уставшей и больной. Повернувшись, Ребекка пошла прочь. Она инстинктивно подняла воротник пальто, чтобы никто не заметил рану на ее шее. Она начала подниматься по мосту, ведущему на Черинг-кросс.

— Ребекка!

Опять этот голос, который она слышала у часовни святого Иуды. Она в ужасе обернулась. Незнакомец, окликнувший ее, с ухмылкой смотрел на нее.

— Ребекка! — Он еще раз усмехнулся. — Вы удивлены? Помните меня?

Ребекка повернула лицо. От незнакомца исходил отвратительный кислый запах. Она незаметно поморщилась, взглянув на человека еще раз, Он был молод, хорошо одет, почти с шиком, но его длинные волосы были грязными и спутанными, и он странно держал шею, словно она была перекручена. Да, она вспомнила его. Силуэт на Мэйфейр-стрит. Увидев его при дневном свете, она поняла, почему он показался ей знакомым даже тогда.

Букинист, — прошептала она. — Вы приносили письма, одно из которых было письмом Томаса Мура.

— Отлично, — гнусаво произнес он. — Я вижу, все опять возвращается. Для молодого человека весьма неприятно быть забытым хорошенькой девушкой. — Он снова ухмыльнулся.

Ребекка в очередной раз отвернула голову, спасаясь от его зловонного дыхания. Молодой человек казался безобидным. Он схватил Ребекку за руку, и когда она попыталась освободиться, он так крепко сжал ее руку, что ногти глубоко вонзились ей в кожу.

— Давайте, — прошептал он, — двигайте своими хорошенькими ножками!

— Зачем?

— Я всего лишь ничтожный червь, я слушаю и повинуюсь.

— Повинуетесь чему?

— Всем невысказанным желаниям моего хозяина и господина.

— Господина?

— Господина! — выпалил он, брызгая слюной. — О да, мы все любим господина, не так ли?

Ребекка уставилась на него. Молодой человек что-то бормотал про себя, его лицо, казалось, было искажено злобой и отвращением. Он заметил ее взгляд и обнажил зубы в ухмылке.

— Я говорю вам сейчас как врач, — внезапно сказал он — На вашем горле довольно-таки занятная рана.

Он остановил ее, взял за волосы и запрокинул ее голову. Увидев рану, он фыркнул и провел по ней языком.

— Ммм, — он вдохнул. — Соленое с кровью — превосходное сочетание!

Он хихикнул и опять схватил ее за руку.

— Ну, поспешим же, пойдем! Люди могут заметить.

— Заметить что?

Молодой человек опять тихо забормотал что-то про себя, брызгая слюной.

— Я спросила, заметить что?

— О Господи, вы, глупая сука, неужели не видите? — вдруг пронзительно выкрикнул он, показывая на толпу возле трупа. — Ваша рана, — закричал он, вытирая слюну с губ, — это то же самое. Ублюдок, чертов ублюдок, он убил его, но не вас, ублюдок, он не убил вас.

Его голова нервно задергалась и закачалась на кривой шее.

— Ублюдок, — не переставая бормотал он, — ублюдок… — И его голос утих. Ребекка остановилась.

— Вы знаете, кто совершил эту ужасную вещь? — спросила она, кивнув на другую сторону моста.

— О да, — он начал напевать. — О да, о да, о да!

— Кто?

Молодой человек подмигнул.

— Вам следует знать. Вам лучше знать. Ребекка машинально поглаживала шею.

— Лорд Рутвен? Вы его имеете в виду? Лорда Рутвена?

Молодой человек захихикал своим мыслям, затем остановился, и его лицо исказилось гримасой ненависти. Ребекка стала сопротивляться и попыталась освободиться.

— Оставьте меня в покое, — велела она, отступая.

Он повел своей кривой шеей.

— Я уверен, что он хотел бы видеть вас еще.

— Кто?

— Вы знаете.

— Я не знаю. Нет. Это невозможно. Он снова взял Ребекку за руку и пристально вгляделся в ее лицо.

— Черт побери, — прошептал он. — Черт побери, как вы великолепны. Великолепнее всех, которых я когда-либо посылал.

Он потянул ее по мосту.

— Ну же, ну же, не сопротивляйтесь, а то на вашей нежной коже останутся синяки.

Ребекка в оцепенении следовала за ним.

— Лорд Рутвен, — прошептала она, — кто он? Молодой человек закудахтал.

— Вы меня удивляете, такая образованная девушка!..

— Что вы имеете в виду?

— Лучше бы вы не знали, кем был лорд Рутвен.

— Я знаю, что лорд Рутвен был…

— Да? — Он одобрительно усмехнулся.

— Он был персонажем, э…

— Да?

— Небольшого рассказа. Букинист кивнул и захихикал.

— Очень хорошо. И как он назывался? Ребекка сглотнула.

— «Вампир». Но… но это был всего лишь рассказ…

— Правда? Рассказ? Так ли это? — Его рот искривила зловещая ухмылка. — И кто написал его, этот рассказ?

— Его звали Полидори. Он еще раз усмехнулся.

— Какая слава! Какая великая посмертная слава! — Он вплотную приблизил к Ребекке лицо, обдав ее едким запахом. — И этот Полидори, — прошептал он, — кем он был?

— Личным врачом…

— Ну? Ну?

— Байрона. Лорда Байрона. Он медленно кивнул.

— Он, должно быть, знал, о чем писал, как вы думаете? — Он взял ее за подбородок. — Во всяком случае, так думала ваша мать.

Ребекка пристально посмотрела на него.

— Моя мать? — прошептала она. Букинист притянул ее за руку так сильно, что она чуть не упала.

— Да, ваша мать, конечно же, ваша мать. Пойдемте, — он бормотал, — какая же вы дура, пойдемте.

Ребекка снова стала сопротивляться, и ей удалось вырваться. Она побежала.

— Куда вы? — кричал он вслед.

Ребекка не отвечала, но смех этого странного человека преследовал ее даже на мосту. Вокруг не было ничего, кроме машин и бессмысленных зевак. Она поймала такси.

— Вам куда? — спросил водитель. Она сглотнула. Ничего не приходило на ум, и вдруг ее осенило.

— Мэйфейр, — прошептала она, забираясь в машину. — Фейрфакс-стрит, тринадцать.

Такси тронулось. Ребекка сидела, обхватив плечи руками, чтобы унять дрожь.