ОТ АВТОРА

В 999 году король Минстера Брайан Бору заманил армию датских захватчиков и ирландских мятежников в теснину Гленмамы и истребил их. Предводителем побежденных ирландцев был Мелмордха, король Лейнстера; Лейнстер и Минстер были вековыми врагами, и датчане напали на Брайана по приглашению Мелмордхи. Сам Мелмордха избежал смерти у Гленмамы, укрывшись на тиссовом дереве, с которого его лично стащил старший сын короля Брайана Мурчад. В соответствии с хрониками, в том, что датчане попали в западню, был виноват Мелмордха.

После этой победы престиж и власть Брайана стали таковы, что он смог провозгласить Королевство всей Ирландии. По традиции Верховный король Ирландии был главой одной из двух ветвей семейства О'Нилл, и в 999 году им был Мелсечлэйн, король Тары. Мелсечлэйн передал Верховный трон Брайану, но остался могущественной и важной фигурой. Быть Верховным королем никогда не означало командовать в Ирландии: в конце концов Брайан мог полагаться только на свой собственный клан Далдж Каис.

Мелмордха оставался королем Лейнстера. В знак примирения между Лейнстером и Минстером король Брайан женился на сестре Мелмордхи Гормфлэйт. Она уже была до того замужем за датским королем Дублина, и ее сын от него Сигтругг Силкберд был теперь королем этого города, и некоторое время Гормфлэйт была женой Мелсечлэйна. Ее брак с Брайаном длился достаточно долго, чтобы возыметь огромную ненависть к нему.

Через несколько лет после того, как Брайан стал Верховным королем — в 1011 году или около того — Мелмордха доставил ему дань — сосновые деревья для корабельных мачт. По пути из Лейнстера к дому Брайана в Кинкоре Мелмордха помогал нести деревья и потерял пуговицу от своей рубашки. Когда он явился в дом, он понес рубашку Гормфлэйт, чтобы она починила ее. Вместо этого она швырнула ее в огонь и стала упрекать, что он служит королю Минстера.

На это Мелмордха, очевидно, не сказал ничего обидного. Однако на следующий день он натолкнулся на Мурчада, сына короля, игравшего в шахматы, и подсказал ему сделать какой-то ход. Мурчад послушался и проиграл партию.

— Это ты дал тогда совет датчанам, и они потерпели поражение, — сказал Мурчад.

— Я снова дам им совет, — сказал Мелмордха, — и они не будут уже побеждены.

— В таком случае ты снова должен готовить себе тиссовое дерево, — сказал Мурчад.

С этим Мелмордха вылетел из Кинкоры.

В последующей за этим войне король Брайан все пустил на самотек. Он уже был стар, но его энергия и влияние привлекли к нему мужчину в расцвете сил. И Мелсечлэйн помог ему.

За год, или около того, Мелсечлэйн и Брайан разбили мятежников — Мелмордху и его союзников, среди них О'Руэйрк из Брефни — из всей Ирландии. Датчане, которые жили во всех городах побережья, помогали обеим сторонам.

В конце концов Мелмордха запросил помощи у своего племянника — Сигтругга, короля Дублина, и тут ход событий внезапно изменился.

Призыв Мелмордхи о помощи привел на его поддержку не только датчан в Ирландии, но викингов и воинов со всех северных морей — «Чужеземцев из Западного мира», как называл их летописец. Самыми великими среди них были Сигурд, ярлnote 1 Оркнейский, и Бродир, перебежчик, чьим родным портом был Остров Мэн. Это было уже не восстание, это было вторжение. И на своем пиру на Святки, в нашем 1013 году, ярл Сигурд ясно сказал, что эта экспедиция была предпринята не просто ради грабежа, но с целью захватить и удержать всю Ирландию.

Датчане должны были собраться в Дублине к Пасхе 1014 года. Король Брайан прослышал об этом и призвал всех своих людей собраться вблизи Дублина в Вербное воскресенье.

Это исторический фон данной истории. Сам Мюртах, его семья и наследственная междоусобица являются моим сочинением.

СЕСИЛИЯ ХОЛЛАНД

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Мюртах натянул поводья. Один из посланных вперед верховых скакал к нему, размахивая над головой рукой, этот сигнал означал, что в их направлении движется крупное вооруженное войско. Когда он заметил, что Мюртах видит его, всадник указал назад на крутой гребень, лежащий перед ними.

Сирбхолл находился рядом с Мюртахом, он прикрыл глаза, чтобы лучше разглядеть всадника и, указывая на гребень, сказал:

— Давай, по крайней мере, займем этот холм, тогда мы сможем сдержать их, если это окажутся датчане.

Мюртах взглянул назад на своих людей и, по-прежнему оставаясь на месте, ответил:

— Холм за нами ближе.

— Но зачем нам идти назад, если мы можем идти вперед?

— А зачем подниматься, чтобы встретить их? Сирбхолл нахмурился. Мюртах тронул своего пони и рысью направился к своим солдатам назад.

— Возвращайтесь на гребень этого склона и выстраивайтесь, на случай, если это окажутся датчане.

Его люди поднялись и трусцой направились на возвышенность со своими мешками на плечах. Стадо только-только поднялось на вершину холма, и по сигналу Мюртаха гуртовщики остановили его. Мюртах быстро оглянулся через плечо. Первый верховой был почти рядом с ним, двое других приближались, размахивая руками. Развернув своего пони, Мюртах рысцой затрусил вдоль линии своих людей и вокруг стада.

Верховые уже присоединились к нему, первым Лайэм:

— Их много, все верхом. Они похожи на ирландцев, и они несут символ Верховного короля.

— Мы подождем их здесь. Где мой брат?

— Здесь. — Сирбхолл направил свою высокую лошадь между пони Лайэма и Мюртаха. — Ирландцы, и так близко к стране датчан?

— Пф… Это же не пустыня. Лайэм, направляйся к концу строя и жди моего сигнала.

Когда неизвестные поднялись на длинный холм перед ними, Мюртах и его люди уже надежно собрались напротив широкой долины. Мюртах, довольный, поздравил себя. Другая группа была больше, чем его собственная, но они не станут атаковать столь решительно изготовившихся к отпору. Он слез с пони и натянул свой лук. За ним Сирбхолл спокойно ждал, держа свой меч на холке лошади. Один из незнакомцев на прекрасном гнедом, с белой мордой пони, легким галопом направился к ним, подняв руку.

Мюртах выбрал одну из своих длинных, с совиным оперением стрел и прижал ее к тетиве.

— Остановись там, — сказал он.

— Я Кир мак Эода, — сказал передовой всадник. — Вы можете разобрать мою эмблему?

— В такой близости от Дублина их никто не разбирает, — сказал Мюртах, опуская конец своего лука на землю. — Подходи.

Кир мак Эода рысью подъехал ближе, продолжая крепко держать поводья своего пони. Он смотрел на Мюртаха и Сирбхолла, который спокойно сидел на своем коне позади Мюртаха, он высоко держал свою крупную голову, взгляд был изучающий. Кир был молодой мужчина, он выглядел озадаченным.

— Я ищу О'Каллинэн, — сказал он с вопросительной интонацией.

— Мы здесь, — сказал Мюртах. — Я Мюртах-лучник. Это мой брат Сирбхолл.

— Сирбхолл-Убийца Датчан, — сказал Кир. — Да.

Он чопорно поклонился им обоим.

— Во имя Господа, привет от короля. Он слышал, что вы должны прибыть с добычей, и он послал меня и мой отряд позаботиться, чтобы у вас не случился плохой конец.

Мюртах засмеялся. Он опустил свой лук, вложил его в чехол и положил на спину своего пони.

— О, все придем к плохому концу, раньше или позже. Мы встретили датчан, мы только что охотились южнее Дублина, и они пришли к своему плохому концу быстрее, чем ожидали, я думаю. Конечно, ваши послания от короля не сводятся лишь к этому?

Юноша облизал губы, резко повернулся, чтобы взглянуть на восток, и сказал:

— Мы должны уйти отсюда, в случае, если вы оставили кого-нибудь в живых, они могут сказать, в каком направлении вы направились.

Мюртах дал сигнал Лайэму. Его люди вышли из строя, быстро и спокойно разбили скот на гурты и погнали его вперед. Трех лошадей, которых увели от датчан, вели рысцой за поводья. Мюртах следил за всем, пока последний из его людей и скота не достиг подножья холма. Кир мак Эода ждал. Потом они снялись с места, чтобы встретиться с эскортом Кира. Сирбхолл скакал рядом с Мюртахом.

— Это, конечно, необычно, что отрезанная от дерева ветвь стала такой же сильной, как сам глава клана.

— Нет, если это клан О'Каллинэн, — Мюртах оглянулся на свою следующую за ним группу. — Их так много только благодаря милости Божьей. Двадцать лет назад…

Он перекрестился. Двадцать лет его клан не покидал своих собственных холмов, и теперь они впервые вышли оттуда, и это навлекло неудовольствие Верховного короля на них. Он должен быть более доволен успехом рейда.

— Скольких датчан вы победили? — спросил Кир. Сирбхолл потер крыло своего носа.

— Столько, сколько нас, и еще половину столько. У молодого человека поползли вверх брови.

— Вы похоронили своих мертвых в земле датчан? Мюртах взглянул на великолепную тунику юноши.

— Мы не потеряли ни единого человека.

— Вы достойны восхваления за свою доблесть. Это хороший рассказ, я уверен.

— Там не было никакой доблести, — быстро сказал Мюртах. — Мы окружили их ночью и перебили, как стадо диких животных. С их стороны было глупостью разбить лагерь на открытом месте, но они думали, что находятся в безопасности.

— Ваш брат скромен, — сказал Кир Сирбхоллу. Сирбхолл, улыбаясь, немного наклонился вперед:

— Мой брат, как говорит его имя, не воитель. Он стоит на холме со своим луком и говорит нам, что делать, а если кто-нибудь нападает на него, он хладнокровно убивает его стрелой.

— Если бы Кухулэйн делал так, дожил бы до старости, — сказал Мюртах.

— Мой кузен, король… — начал Кир.

Мюртах острым локтем толкнул Сирбхолла под ребро.

— Это объясняет и эскорт, и красивое платье. Я мог бы сразу сказать тебе, что этому есть объяснение. — Он повернулся и улыбнулся Киру.

Кир вспыхнул и зарделся:

— Мой кузен попросил, не сопровожу ли я вас в Кэтхейр-бай-Тара. Он и Мелсечлэйн находятся там и хотят обсудить вещи, касающиеся датчан, и поскольку ваш клан расположен так близко от Датского королевстваnote 2, он счел правильным, чтобы вы присоединились к нему.

— Мелсечлэйн, — сказал Мюртах. Он повернулся, чтобы бросить взгляд на горизонт. Это имя, даже произнесенное собственными устами, немного пугало его. Он так внезапно натянул поводья, что все остальные должны были остановиться, так что образовался клубок брыкающихся лошадей.

— Лайэм, — сказал он, — ты и все остальные могут спокойно отправляться отсюда домой. Нам не потребуется такая масса скота. — Он сделал паузу на мгновение, задумчиво глядя на Сирбхолла, и сказал:

— Они обслужат нас, черт побери, подобно тому, как служат самому королю. — И он улыбнулся Сирбхоллу.

— О, конечно, — сказал Кир и не закончил слова. Отряд Мюртаха уже двинулся прочь, перейдя на быстрый, размашистый шаг горных жителей. Мюртах подтолкнул слегка своего пони, и, к очевидному изумлению Кира, они все тронулись с места, всадники тоже, как если бы Мюртах, маленький среди них, отпустил за всех поводья.

Глубоким голосом Сирбхолл произнес:

— Мелсечлэйн, королевский кузен, старый союзник клана мак Махон, а клан мак Махон и клан О'Каллинэн доходили в прошлом до столкновений.

Мюртах понимал, что Сирбхолл будет смотреть на него. Он взглянул на красивую тунику Кира:

— Это убило моего отца, это разорило мой клан, и Мелсечлэйн нисколько не вмешался в это.

— Конечно, мой кузен знает об этой междоусобице, — сказал Кир, — трудно поверить, чтобы Верховный король свел бы вместе кровных врагов.

За двадцать лет до этого Мелсечлэйн был Верховным королем. И он свел их вместе.

— Мой брат не доверяет этому миру, — говорил Сирбхолл. — Он слишком верит в Бога, чтобы ему нравилось обычное обращение с нами. Но когда вы узнаете его, у вас появится расположение к нему. — Он положил ладонь на плечо Мюртаха: — Говори помягче с этим рыцарем, Мюртах.

— Вы должны простить меня, сударь, — сказал Мюртах, — если я резок или груб в моей речи, но я бедный человек и не обладаю вашими преимуществами по рождению.

Он поставил своего пони против лошади Сирбхолла и сказал тихо:

— Помни, кто здесь главный. Я и без того достаточно маленький, чтобы ты обрезал меня.

Сирбхолл выглядел изумленным. Мюртах немного посторонился, зная, что Сирбхолл никогда не остается спокойным.

— А мак Лэйги в Кэтхэйре? — спросил Сирбхолл.

— Думаю, что да, — сказал Кир.

— Ну-ну! Это должно успокоить тебя.

А Киру он сказал:

— Он помешан на арфистах. Любой странник в Ирландии, если у него есть хоть одна струна на арфе и он присвистывает, когда поет, имеет место за нашим столом, и Мюртах рассуждает с ним очень серьезно о поэзии.

Мюртах закрыл глаза на мгновение, примирительно.

— Это сохраняет пальцы, которыми я натягиваю тетиву, настроенными, — сказал он, коснувшись чехла с луком, притороченного у его колена.

Они проехали некоторое расстояние. Наконец Кир сказал:

— Это редкость, видеть в наши дни человека с луком. Мюртах снова огляделся, обозрев горизонт:

— А как бы вы полагали, мужчина моих размеров должен был бы сражаться с мужчиной, таким большим, как мой брат? Клинок на клинок?

— Это достойный способ, — сказал Кир.

Мюртах взглянул на него: юноша был стройным, не намного выше, чем сам Мюртах, и опрятный в своих дорогих одеждах, словно ювелирное украшение.

— Что ж, — сказал он мягко, — есть такие мужчины, которые могут, но у меня есть более серьезные вещи, которые меня тревожат.

Они ехали дальше. Кир спросил:

— Что?

Мюртах взглянул на него:

— Что-что?

Сирбхолл захохотал, качая головой.

Мюртах прокручивал имя Мелсечлэйна в своем уме — самый хитрый король со времен Кончабара. Мелсечлэйн обладал великолепной памятью и мог забыть, если это служило его целям. Теперь этот король Минстера был Верховным королем, и Мюртах думал, что Мелсечлэйн забыл некоторые определенные вещи.

— Кто еще будет в Кэтхэйре? Кир повернулся к нему:

— Вожди всех великих кланов Мифа…

— Клан мак Махон.

— Да. И некоторые люди из Ольстера. Многие из них уже прибыли туда, когда я выезжал. Дом будет полон.

— Кто из Ольстера? — спросил Сирбхолл, и он вместе с Киром стали обсуждать предводителей. Мюртах взглянул на горизонт. Это была старая игра, и он долго находился вне ее, стыдливо скрываясь в своих холмах: собирание кланов, усаживание предводителей рядом и приманивание по раздельности, так Верховный король ткал из их лояльности свою мантию.

Мне придется ходить среди них, думал он, и улыбаться, и раскланиваться, и разговаривать так вежливо, как Сирбхолл.

А эти мак Махоны могут взять и перерезать его горло и возложить вину на меня. Двадцать лет назад? Может быть, он тоже все забыл. Это не он, это его сын, один из его сыновей. Третий был его Танист, я думаю. Старик умер в своей постели, проклиная Бога. Они могли это сказать мне, чтобы успокоить меня.

Сирбхолл слышал эти известия и стонал, что теперь он не должен был бы убивать старика. Даже тогда, прежде чем он стал достаточно большим, чтобы подбирать подол своей туники из пыли, Сирбхоллом. И сбегал, как только его ударили поясом от меча их отца, сбегал, а их мать визжала вслед ему, оставив поля, и стада, и население Мюртаху, бежал с глазами, горящими от взирания на огонь, в то время, когда рассказывались сказки.

Сейчас, сидя на своей тощей, деревенской лошади, Сирбхолл говорил своим размеренным голосом с кузеном Верховного короля — не мальчик, такой отличный от того малыша, который кричал, чтобы он подождал, но в то же время тем же самым настолько, что Мюртах снова и снова хотел улыбаться от удовольствия, что к нему вернулся обратно его собственный брат. Даже несмотря на приставание к нему Сирбхолла вернуться обратно, чтобы осуществить месть.

— Они украли стадо нашего скота и трех наших лучших лошадей, — на ходу говорил Сирбхолл Киру, — и тогда мы направились за ними, чтобы вернуть стадо. Это не были люди Сигтругга, и, как бы то ни было, Сигтругга сейчас нет в Дублине.

Они, конечно, слышали новости о Сирбхолле, даже там, в холмах — в такой близости к Церкви Св. Кевина они видели много странников. Старик Финнлэйт, отец матери Мюртаха, в первую очередь спрашивал каждого проходящего мимо странника, не слышал ли он что о Сирбхолле, но потом устал от этого.

— Он такой же, как все остальные, — вынужден был признать старик, — может быть, он никогда не вернется домой.

Мюртах как раз выходил в дверь, и он обернулся, удивленный. Старик был боец в свои дни, и даже сейчас, стоя, он был выше и тяжелее, чем многие молодые мужчины.

— Он придет домой, — вынужден был ответить Мюртах, — когда мы снова спустимся вниз.

— Ха, — сказал старик, — с тех пор, как они подняли тебя и сделали вождем, они все время подталкивают и подзуживают тебя снова спуститься вниз. Я лучше останусь здесь, здесь, по крайней мере, мы можем видеть, если кто-нибудь приближается, чтобы убить нас. Куда ты идешь?

— Привести скот.

Помощник, оруженосец, телохранитель вождя клана.

Старик фыркнул.

— В долине стоит лишь заговорить о сражении, как они упустят скот к морю.

… Сирбхолл сказал:

— Молишься, брат? Мюртах огляделся вокруг себя.

— Когда погружаешься в молитву, то ничего уже не видишь.

Он начал петь, и все остальные немедленно присоединились к нему. Они пели всю дорогу до Кэтхэйра.

Когда они добрались до крепости, закат уже давно наступил. Громадный частокол проходил в долине на небольшом удалении от Тары Королей среди полей и пастбищ; он был аккуратен и в полном порядке, как все, что делал Мелсечлэйн. Стражники пропустили их через ворота, и служители суетились вокруг них, чтобы принять их лошадей и пони, принести им воду для умывания и полотенца из чистого полотна, чтобы вытереть руки. Киру слуги кланялись и оказывали величайшее почтение. Они учуяли в Мюртахе и Сирбхолле выходцев с гор и не были с ними столь же учтивы.

Темный фронтон дворца возвышался над ними. Внутри него Мюртах мог слышать громкие голоса и звяканье металла, он скрестил руки на груди, и, окруженные служителями, они прошествовали через дверь в туманный свет факелов.

Здесь на Высоком троне сидел Верховный король, а рядом с ним Мелсечлэйн, в окружении дымных факелов. Запах еды был подобен удару. Герольд выкликнул их имена в гул голосов. Над столами, идущими вниз от Высокого трона к полу, к ним повернулись грубые люди, словно свиные рыла, чтобы взглянуть, кто это явился, дабы разделить с ними пищу.

Сирбхолл рядом с ним напрягся, и Мюртах сжал его кисть, проследил взглядом, куда он смотрит, и увидел мак Махона. Судя по его одежде, он был предводителем, и он наблюдал за ними, набычив голову.

— Пошли, — сказал Мюртах, и они двинулись вперед. Он двигался быстро, оторвавшись от группы, слуг прежде, чем они могли поспеть за ним, и обратил на себя всеобщее внимание. Он прошел прямо к Высокому трону и поклонился.

Верховный король был старше даже его деда, согбенный под тяжестью лет, весь в морщинах, его длинная борода и волосы были совершенно седыми. Под редкими бледными бровями были блеклые глаза. Рядом с ним Мелсечлэйн с его седой бородой и маленьким улыбающимся ртом казался едва ли не юнцом.

— Мюртах, — сказал Верховный король, — значит, ты сын Эда.

Его голос был ниже, чем помнилось Мюртаху, тональность грубее. Мелсечлэйн мог сидеть и улыбаться сколько угодно, от этого ему не получить обратно Верховный трон.

— Господин, — сказал Мюртах, — сын Эда из клана О'Каллинэн.

Старик немного поерзал, его локоть неловко свесился.

— Это приятно — снова слышать старинные имена при моем дворе. Я знаю, это твой брат. — Он кивнул на Сирбхолла.

Мюртах оглянулся и убедился, что Сирбхолл следует за ним.

— Сирбхолл — это мой Танист, — сказал Мюртах.

— Я рад, что ты вернулся в свой клан, Убийца Датчан, — сказал Верховный король, — хотя у нас есть для тебя больше работы на побережье.

Сирбхолл сделал неопределенный жест. Уши его горели. Мюртах посмотрел на Мелсечлэйна и увидел, что король Тары не спускает с него своих темных глаз.

— Я помню скорее маленького мальчика, — сказал Мелсечлэйн, его голос был скрипучим от давних воспоминаний и свежеуслышанного, это был неискренний, слащавый голос. — А сейчас я вижу скорее маленького мужчину.

— Ах, — сказал Мюртах, — но ты не изменился.

Он слишком поздно понял, что должен был придумать какой-то ответ, который должен бы осадить Мелсечлэйна. Верховный король был занят выбором слушателей, чтобы проводить их на места. Он указал им на почетные места на правой стороне. Мак Махон сидел слева среди своих сторонников. При рассаживании Мюртах поднял взор и увидел, что Мелсечлэйн наблюдает за ним, его маленький рот улыбался, длинные пальцы перебирали бороду. Они уселись.

Их немедленно обслужили; жареная свинина, оленина, говядина, лосось и другая рыба, и вино наливали им в чаши. Кир мак Эода сидел сбоку от Верховного короля и брал кусочки с его тарелки.

Вокруг них, словно дворец поглотил их, низким гулом возобновились разговоры.

Глядя вокруг себя, Мюртах припоминал лица, замечал новые. Он посмотрел на огромный кус мяса на своей тарелке, перекрестил его и поддел своим ножом, чтобы разрезать.

Крупный мужчина рядом с ним тяжело развернулся и сказал:

— Этот вождь, он что, монах?

Сирбхолл напрягся, и Мюртах пхнул его локтем в ребро. Он улыбнулся мужчине:

— Я нахожу его, по крайней мере, таким же хорошим, как рог носорога, — сказал он. — Мясо, которое мы сейчас имеем в Ирландии, можно принимать, только веря в Бога.

— Ты боишься быть отравленным? — зарычал мужчина.

Немедленно половина стола перестала есть и начала прислушиваться.

— Только ядом моего собственного языка, — сказал Мюртах. — Именем Божьим, если Христос смог обратить воду в вино в Кане, такой грешник, как я, может обратить хорошее мясо в плохое в Кэтхэйре.

Мужчина с подозрением смотрел на него — у него было лицо с тяжелой челюстью, словно у вола, Мюртах положил свой нож и перекрестил мясо большого мужчины.

— Фальшивый священник может окрестить, разве не так? Кто-то где-то засмеялся. Большой мужчина нахмурился:

— Что-то я не пойму, что ты говоришь.

— Тем лучше для меня. Невыслеженного оленя не убить, ты, должно быть, плохой охотник, если только что промелькнувшее под твоим носом ускользает от тебя. А теперь ешь свое мясо. Благословение грешника длится недолго.

Теперь уже хохотали все люди вокруг, а чтобы не оставаться в стороне, к ним присоединились и те, кто ничего слышать не могли. Большой человек рядом с ним откинулся назад и, бормоча что-то, взял кусок своей пищи. Сирбхолл тихо засмеялся ртом, набитым мясом.

Когда говядина была съедена, кто-то принес баранину и снова наполнил чашу Мюртаха вином. Сирбхолл упорно работал над тем, что казалось Мюртаху целой коровой, овцой и настоящими озерами вина. То же делали и все другие. Когда Мюртах, закончив со своей едой, откинулся, они продолжали есть, хотя большинство из них ели еще и до того, как он и Сирбхолл прибыли. Единственный из них, Верховный король, не дотрагивался до своего ужина.

То и дело кто-нибудь вставал и выходил из зала, но потом возвращался и снова принимался за еду, словно выход наружу и возвращение возобновлял голод.

Мюртах отмахнулся от служителя с кувшином вина, увидел его потрясенное лицо и улыбнулся. Он поискал взглядом тот стол, где сидели мак Махон и его люди. Все они ели, их огромные ручищи лежали удобно на столе. Все они были крупные и сильные, как Сирбхолл, может быть, сказывалась датская кровь, но все они были черноволосыми. Он сидел спокойно, приглядываясь и прислушиваясь, словно просяное зернышко между мельничными жерновами крупных мужчин по обе стороны.

Служители сновали туда и сюда, приносили блюда и кувшины, их каблуки стучали по полу. Вошел арфист, сел у ног Верховного короля и начал играть. Мюртах навострил уши. Через несколько нот он откинулся, оглядывая столы. Это был не мак Лэйг.

Арфист играл некоторые распространенные песни, прилично пел и незаметно удалился. Верховный король сидел боком в своем кресле, постукивая старческими пальцами по своей искривленной руке. Время от времени он говорил что-то Киру мак Эода. Пиршество начало затухать. Тут и там люди вставали, потягивались, выходили наружу и возвращались, чтобы сесть и поговорить с соседом. Остатки еды исчезали в руках служителей. Мелсечлэйн окликнул одного из своих друзей из Мифа, и они начали через половину зала громкими голосами обсуждать какие-то детали охоты, на которой оба были. Мюртах рассматривал лицо Мелсечлэйна. Присутствие Верховного короля успокоило его; неожиданно он осознал, что не боится Мелсечлэйна.

Один из людей клана мак Махон поднял взгляд мимо Мюртаха на Сирбхолла и смерил его сузившимися глазами. Сирбхолл поднял свою крупную голову и уставился немигающими глазами на другого мужчину. Через некоторое время, словно по общему сигналу, они отвели глаза в сторону, и Сирбхолл окликнул слугу, чтобы ему принесли еще вина.

Неподалеку мужчина с ольстерским акцентом упомянул Мелмордху, и это имя пробежало по залу. Кто-то засмеялся и закачал головой. Мелсечлэйн нахмурился: он, конечно, всегда ненавидел Мелмордху. Мюртах пожал плечами мысленно. Мелсечлэйн произнес это имя — Мюртах прочитал его по движению губ — и повернул голову, чтобы взглянуть на Мюртаха. Мюртах сделал знак против Дурного глаза и засмеялся в лицо королю Тары.

— Они сказали мне, что ты арфист, — произнес Верховный король. Он говорил над невнятным гулом других разговоров, но от звука его голоса все умолкли. — Я думал, что все гаэлыnote 3 рассматривают себя либо как поэтов, либо как воинов, но никогда и то, и то одновременно. Мюртах поднялся на ноги.

— Некоторые, не все, господин, как вам хорошо известно. Вот мой брат здесь — он воин, мы позволили это только ему, единственному из сыновей моего отца. А я не поэт, но если это доставит вам удовольствие, я, возможно, смогу немного побренчать.

Старик огляделся по сторонам.

— Я вспомнил, что люди О'Каллинэн обладают ловкими пальцами. Принесите ему арфу.

Сирбхолл схватил рукав Мюртаха, потянул его к себе и прошептал:

— Это работа Мелсечлэйна.

— Пф… Это всего лишь тот маленький щеголь, кузен короля, которому не понравилось, как я глядел на его расшитую золотом тунику.

Мюртах присел на стол и перебросил через края свои ноги, потом взял арфу. Он качнул ее на себя, потом обратно, опробовал немного ее равновесие и пробежал пальцами по туго натянутым струнам.

— Ловкие пальцы в обращении с луком, — сказал он. Он сыграл маленькую джигу, глядя, как дрожат струны арфы. Не было причины глядеть куда-нибудь еще: они все наблюдали за ним. Он играл начальные строфы сказания о Качулэйне, прошел по нему немного и внезапно снова перешел на джигу. Потом сделал глубокий вдох, набираясь уверенности.

— Оллумnote 4 моего отца научил меня этому искусству, — сказал он. — В холмах. Он нуждался в ком-то, чтобы научить, бедняга, потому что он думал, что без этого не сможет умереть. — Он сыграл часть старинной похоронной песни. — Он выбрал меня из-за недостатка более подходящего материала для ученика.

Он перестал играть и снял кольцо со своей правой руки. Сирбхолл протянул руку, чтобы взять его. Мюртах немного поерзал. Все вокруг были спокойны. О, Господи, да, они были спокойны.

— Как вы знаете, — сказал он, снова наигрывая джигу, — все вы, а вы все сообразительные люди, как мало осталось от моего клана. Было еще меньше, когда я впервые стал предводителем, благодаря определенным обстоятельствам, о которых можно не говорить здесь.

Он взглянул на крышу.

— Это умерло и прошло, слава Богу. — Его пальцы на струнах повторили ритм его голоса.

Он обвел взглядом зал, улыбнулся всем им через все еще стиснутые зубы. У него болела спина, где-то глубоко. Он задержал взгляд в конце зала, на короле Тары. Потом снова посмотрел на арфу.

— Песни холмов отличаются от песен долин. Вот одна. Мой отец должен был научить меня песням Мифа, но оллума нет, и мой отец умер двадцать лет назад, как вы все знаете.

Как вы все знаете, арфа пела. Она легко перешла в ту часть песни Дьердр, которая предостерегала сыновей Уснеча от возвращения в Ирландию. Мак Махон сидел неестественно прямо, среди всей своей родни.

— Мы не должны говорить об этом, — сказал Мюртах, — если это обеспокоит вас.

Он промурлыкал мелодию про себя немного и снова перешел на джигу.

— Ты поешь? — спросил старый король.

— Нет, господин, я играю на арфе.

Он сыграл самое трудное место из сказов Кучулэйна, чтобы доказать это. Его сердце прыгало в груди, словно колесница в песне. На середине он снова перешел на джигу и увидел, что все они дрожат.

— Это было тогда, летней ночью, делом короля, то, что такой смиренный человек, как я, не мог понять. — Арфа весело пела под его пальцами. — Было что-то вроде клятвы. Я слышал — великая, полностью произнесенная клятва, сделанная при лунном свете. Сам я мало что знаю о клятвах, потому что принял только одну.

Джига становилась все быстрее и быстрее, выгнув бровь, он огляделся вокруг:

— Разве никто не хочет танцевать?

Мак Махон смотрел на Верховного короля, стараясь уловить его взгляд, но Верховный король смотрел куда-то в сторону.

— Быть может, и не стоит теперь перетряхивать все это, — сказал Мюртах, — после двадцати лет. Мои братья никогда не слышали об этом, будучи в нежном возрасте. Но, может быть, вы можете напомнить это.

Струны вызвенели первые звуки военной песни О'Каллинэнов. Все мужчины, наполнявшие зал, вздрогнули. Песня дрожала, замедлялась, затихала. Мюртах непроизвольно содрогнулся. Он оглянулся и увидел вокруг напряженные, побледневшие лица.

— Никто не пел о том, что в ту ночь ты убил моего отца. Ты дал нам тогда другую музыку. Убийцы и сраженные обнаженные мужчины, и убитые женщины, и убитые дети, и окровавленные ноги, убегающие за холмы, да, напуганные, голодные, замерзшие, но теперь все это прошло, и двадцать лет восстановили Иуд в хорошем обществе в эти дни. Разве это не так, господа?