— Ты же не хочешь, отец, чтобы она подложила тебе в тарелку крысиный хвост, — добавил второй.

— О, она и не на такое способна. Эта женщина обожает мучить меня. Вы слышали, она обещала выбросить мою кровать в ров? — Сэр Уильям снова повысил голос: — Элизабет, дорогая моя женушка, скажи, неужели мне придется сегодня спать во рву?

Ларк высунулась из-за камня:

— Тише, отец, молю тебя!

— Кажется, это голос моей Голубки?

Седрик и Гарольд вели отца под руки, и сейчас, когда он всем телом подался в ту сторону, откуда слышался голос дочери, близняшки, которые и сами не слишком твердо держались на ногах, едва не рухнули под тяжелой ношей.

— Эй вы, поосторожнее! — Эвел поддержал падающего отца, и близнецам удалось сохранить равновесие.

— Не кричи, отец, и сейчас же ступай в замок. — Ларк опасалась, как бы на шум не вышла леди Элизабет, и очень надеялась, что отец послушает ее. Обычно сэр Уильям охотнее прислушивался к словам дочери, нежели к доводам ее братьев.

— Ну-ка, покажись, Голубка. Почему я вижу только одну твою голову? Нет, не одну… Черт, сколько же голов я вижу? Две? Нет, три.

Сэр Уильям зажмурился, помотал головой, после чего снова посмотрел на дочь.

— Я не могу выйти.

— Почему? — одновременно спросили Гарольд и Седрик. Ларк ощутила в сердце укол суеверного страха, который она испытывала всякий раз, когда близнецы говорили в унисон.

— Дело в том, что я… хм… не одета.

Сэр Уильям сурово взглянул на близнецов:

— Ваши штучки? Снова вздумалось подшутить над сестрой?

— Ну что ты, отец, — кротко сказал Гарольд.

— Ты же знаешь, мы были в таверне, — добавил Седрик. — А теперь ведем тебя домой, чтобы тебе не досталось от матери.

— Точно. Как это я не подумал? — Сэр Уильям качнулся на нетвердых ногах и взглянул на Ларк: — Где же твое платье, дочка?

Девушка на мгновение задумалась, как бы так соврать, чтобы ложь выглядела поубедительнее.

— После занудливого урока вышивания, которого я терпеть не могу, а мать обожает, я пошла искупаться в пруду. Балтазар же, эта пушистая бестия, схватил мое платье и убежал.

— А что это у тебя на личике, Голубка моя? — Сэр Уильям закрыл один глаз, чтобы сократить количество голов, маячивших перед его взором. — Уж не грязь ли? Не похоже, что ты купалась.

— Я упала, когда погналась за Балтазаром. Пусть он только вернется в замок — уж я задам ему перцу! — Решив сменить тему, девушка обратилась к Эвелу: — Одолжишь мне свой плащ?

— Могу предложить тебе свой — за умеренную плату, — засмеялся Гарольд, которому тут же стал вторить брат.

Ларк смерила братцев недобрым взглядом: близнецы вечно над ней подшучивали, и от их насмешек ей порой приходилось солоно.

— Если не хотите помочь мне, помогите отцу — проводите его до постели… И не позволяйте шуметь.

— Чего это ты раскомандовалась, а? — огрызнулся Седрик.

— Делайте, что вам сестра говорит, — удовлетворенно кивнув, промолвил сэр Уильям.

Близнецы просверлили Ларк одинаковыми голубыми глазами и потащили сэра Уильяма к подъемному мосту.

Ларк взглянула на Эвела.

— Держи, это то, что тебе нужно. — Старший брат швырнул ей плащ.

— Спасибо. — Девушка поймала плащ на лету и быстро запахнулась в него. — По крайней мере один рыцарственный брат у меня есть, — лукаво улыбнулась Ларк и зашагала бок о бок с Эвелом.

Заметив в волосах сестры тину, Эвел спросил:

— Ну, что с тобой приключилось на этот раз?

— Это долгая история, которую мне бы хотелось поскорее забыть. — Ларк сменила тему: — Спасибо, что довел отца до дому.

— А что было делать? Оставь мы его в таверне, мать бы нас со свету сжила.

Издали, со стороны дороги, до слуха Ларк долетел знакомый тяжелый топот копыт огромного скакуна. Девушка схватила брата за руку.

— Если я тебе дорога хоть чуточку, скажи рыцарю, который скачет сюда, что ты меня знать не знаешь. Он уедет, как только поймет, что меня здесь нет.

— Но…

Ларк припустила к подъемному мосту и исчезла в воротах замка.

Эвел же, приоткрыв от удивления рот, некоторое время смотрел сестре вслед. В глазах у него застыл немой вопрос.

В фигуре стоявшего у подъемного моста одинокого человека было что-то на удивление знакомое. Стоук де Брейси придержал коня и уже протянул руку, чтобы схватить человека за шиворот, как вдруг на лицо незнакомца упал лунный свет, и рыцарь увидел красивые, но отнюдь не женственные черты и длинные, ниспадавшие на плечи черные волосы. Стоук хмыкнул и отдернул руку.

— Тут не пробегала, часом, высокая девчонка-блондинка — скорее всего совершенно голая?

— Если бы подобная особа и впрямь пробегала здесь, у меня нашлось бы занятие поинтереснее, нежели стоять тут и болтать с тобой. — Нелюбезный тон молодого человека никак не вязался с добродушным выражением лица.

— Мне показалось, она направлялась к замку.

— Ты ошибся. А зачем тебе эта девчонка?

— Она была среди тех, кто напал на меня.

— Не видел я ее. — Ответ молодого человека последовал слишком быстро. По этому признаку и по тому, что парень, не удержавшись, бросил мимолетный взгляд на ворота замка, было ясно, что он соврал.

Стоук де Брейси пристально взглянул на парня.

— Лжешь, ты знаешь, где ее искать! Негодница, должно быть, ходит тут у вас в прислугах. Она мне нужна. Отвечай, где ты прячешь ее?

— Порукой моему слову — моя честь, — ощетинился молодой человек. — Я — Эвел Мэндвил, наследник рода Сент-Вейль. Если ты, рыцарь, не хочешь встретиться со мной в поединке, тебе придется поверить мне на слово.

В погоне за бродяжкой Стоук совсем упустил из виду, куда приехал. Поэтому он сменил тон и любезно осведомился:

— Так леди Элен — твоя сестра?

— Именно так. — Эвел от неожиданности приоткрыл рот: появившийся у ворот замка Черный Рыцарь не мог быть никем иным, как…

— Я — Стоук де Брейси, граф Блэкстоун. Меня здесь ждут.

Казалось, Эвел потерял дар речи. Снова нервно взглянув на ворота, он громко спросил:

— Так ты, стало быть, какое-то время пробудешь у нас?

— Как же иначе мне познакомиться с твоей сестрой?

Молодой человек кивнул.

— Ты прав, милорд. Моя мать ожидает тебя.

Стоук окинул будущего шурина хитрым взглядом, после чего, пришпорив коня, поскакал по подъемному мосту к воротам.

Беглянка была где-то здесь, в Сент-Вейле. Стоук не сомневался в этом. Оставалось только найти девчонку прежде, чем кончится ночь. А для этого нужно было лишь проследить за Эвелом, который наверняка приведет его прямо в ее теплую постель.

Не выпуская из поля зрения Эвела, Черный Рыцарь мельком оглядел замковый двор и спешился. В освещенном факелами внутреннем дворике метались длинные тени. Залитая лунным светом, чуть поодаль стояла небольшая часовня, крышу которой венчал острый шпиль. Рядом с часовней отливала серебром соломенная крыша конюшни. Ни одно стойло не укрылось от внимательного взгляда гостя. Девушки там не было. Стоук видел одних только лошадей, сонно отгонявших хвостами мух. Возле конюшни на фоне ночного неба чернел стог сена. Две охотничьи собаки вынюхивали что-то в свежей куче навоза. За конюшней тянулся ряд крытых соломой мастерских, где, без сомнения, можно было найти кузнеца, оружейника и плотника. Но проклятой девчонки нигде не было видно.

— А кто это к нам приехал? Гость? — спросил заплетающимся языком какой-то поклонник Бахуса.

Стоук посмотрел на дверь, ведущую в большой зал замка. Рядом с ней, покачиваясь, стояли трое мужчин. Те, что помоложе, поддерживали под руки широкоплечего рыцаря.

Эвел подошел к Черному Рыцарю.

— Это мой отец и братья. Пойдем, я представлю тебя. Прошу извинить, отец немного перебрал сегодня. Оставь коня. Я распоряжусь, чтобы о нем позаботились.

Стоук молча последовал за Эвелом и остановился перед будущим тестем. Это был мужчина средних лет, но без типичных для его возраста брюшка и залысин. Его круглую голову, плотно сидевшую на мощной шее, покрывали густые белокурые волосы с рыжеватым отливом, а виски серебрились сединой.

— Отец, позволь представить тебе графа Блэкстоуна. Лорд Блэкстоун, это мой отец, сэр Уильям Мэндвил. И мои братья — Гарольд и Седрик.

Стоук кивнул молодым людям. Каждый из них был точной копией другого, их белокурые волосы в лунном свете отливали золотом. Согласно поверью, близнецы приносили несчастье, и их обычно топили при рождении. Интересно, как эти двое избегли столь печальной участи?

— Так, так, так… Стало быть, мы сподобились увидеть знаменитого Черного Дракона. — Сэр Уильям держался неестественно прямо. — Как же, наслышаны. Твою доблесть и прочие достоинства воспевают все менестрели Англии. Но, насколько я понимаю, летать ты все-таки не умеешь, не так ли?

— Не верь всему, что болтают обо мне.

Стоук вглядывался поверх головы сэра Уильяма в сводчатое пространство коридора, надеясь обнаружить хоть какие-то признаки беглянки.

— В любом случае рад приветствовать тебя в стенах замка Сент-Вейль.

Уильям хотел по-дружески хлопнуть рыцаря по плечу, но промахнулся.

— Ты уверен, что у тебя нет крыльев? Я бы дорого дал, чтобы посмотреть, как ты летаешь. Такому старому вояке, как я, очень пригодился бы летающий зять.

Старик запрокинул голову и от души расхохотался. Мощное раскатистое эхо вторило хозяину замка, веселясь вместе с ним.

И без того хмурое лицо Стоука помрачнело еще больше.

— Пойдем, милорд. Узнав, что ты приехал, моя жена придет в восторг. — Сэр Уильям привалился к Стоуку и зашептал: — Я не скажу ей, что у тебя нет крыльев, поскольку у нее имеются на твой счет кое-какие планы. К тому же она уверена, что все графы умеют летать, так что не будем расстраивать женщину… — Оттолкнувшись от рыцаря, сэр Уильям привалился к Эвелу. — А где моя Голубка? Я хочу, чтобы она вылетела из своего гнездышка и приветствовала Летающего Дракона. Голубка, лети к нам! — взревел он.

— Я приведу ее, отец, хочешь? — предложил Эвел.

Стоук де Брейси недоуменно оглядел Эвела и сэра Уильяма. Граф был наслышан о причудах барона Мэндвила, но не знал, что тот разводит голубей. Еще больше его поразило желание барона непременно показать гостю этих голубей.

Стоук дождался момента, когда близнецы повели отца в зал, и спросил у Эвела:

— Твой отец держит голубей?

— Вовсе нет.

— Почему же тогда он хотел, чтобы я взглянул на голубку?

— Дело в том, что у нас недавно умерла свинарка. Ее прозвали Голубкой. Это была большая потеря для отца. Кажется, он все еще не может поверить, что ее больше нет.

Эвел о чем-то задумался и замолчал. Стоуку оставалось слушать пьяное бормотание Уильяма Мэндвила.

Внезапно почувствовав на себе чей-то взгляд, Стоук оглянулся и стал осматривать постройки для слуг. В густой тени мелькнул силуэт женщины. Или ему это только показалось? Стоук не был уверен, что видел женщину. Луна в этот момент спряталась за облаками, и замковый двор накрыла ночная тьма.

Рыцарь нахмурился и вновь подумал о девушке-бродяжке. Ее образ неотступно преследовал его. С чего бы это? Хорошенькой ее не назовешь, да и костлява она невероятно — как больной мул. И грудь у девчонки такая крошечная, будто ее и нет вовсе. Ясное дело, такая грудь не может волновать мужчину. Зато язычок у беглянки острый как бритва. Этого у нее не отнимешь.

Рыцарь толкнул дверь и вошел в зал. По стенам в железных канделябрах горели факелы. Одну стену украшал гобелен, изображавший изобилие цветов и плодов, другую — тканый ковер с восточным орнаментом, привезенный предком сэра Уильяма из крестового похода. Стоук держался рядом с Эвелом, поскольку мысль о том, что молодой человек приведет его к беглянке, превратилась в настоящее наваждение. Рыцарь так погрузился в размышления о дерзкой девице и о том, как ее отыскать, что поначалу не обратил ни малейшего внимания на поднявшийся в зале переполох.

— Нет, Элизабет, ради святых мучеников, только не мой кубок! — завопил сэр Уильям.

Гарольд и Седрик, разгадав намерение матери, повалились на пол.

— Берегись! — крикнул Эвел, отступая в стенную нишу.

Стоук вскинул глаза и недоуменным взглядом обвел зал, пытаясь определить, какая опасность угрожает мужской половине семейства Мэндвил. Увы, летевшего в его сторону тяжелого золотого кубка он не заметил и догадался о его существовании лишь в тот момент, когда тот поразил его в лоб. Из глаз гостя посыпались искры. Он потерял сознание.

Стоук почувствовал, как к его лицу прикоснулось что-то холодное, и открыл глаза. Прямо перед собой он увидел женщину, которая расправляла у него на лбу смоченное в воде полотенце. Компресс освежал и успокаивал. Неумолчный гул, стоявший у него в голове, стал затихать. Стоук пригляделся к женщине. Она была миловидна, с правильными чертами лица и ярко-синими глазами, окруженными паутинкой тонких морщинок. Рыцарь предположил, что женщине слегка за сорок и она страдает от какой-то душевной боли.

Стоук уже видел такое выражение глаз, свидетельствовавшее о нескончаемой внутренней борьбе, разъедавшей душу и подтачивавшей силы. Так же примерно смотрела на него покойная Сесиль, брак с которой не принес ему счастья, а обернулся трагедией, оставившей в сердце Стоука саднящую, незаживающую рану. Так какой же тайный ад носит в себе эта женщина? Что ее гложет? Уж не тот ли самый грех, который доконал Сесиль?

— Не могу выразить, милорд, как я сожалею о своей несдержанности. Злость ослепила меня, и я никого, кроме Уильяма, в ту минуту не замечала. Клянусь, рыцарь, я не хотела причинять тебе боли. Весь мой гнев обращен только на мужа.

Стоук поморщился и ощупал шишку на лбу.

— Так это ты сбила меня с ног?

— Увы, милорд, я, Элизабет, супруга лорда Мэндвила. Повторяю, я стыжусь содеянного и знаю, что моему проступку нет оправдания. Ах, если бы я только знала, что за спиной моего супруга стоишь ты, я бы никогда не швырнула в него кубком. Тем не менее прошу тебя, милорд, проявить снисхождение к бедной женщине. — Элизабет вспыхнула как маков цвет и закрыла лицо руками.

Стоук пробормотал в ответ нечто невразумительное. Теперь он точно знал, что сэр Уильям Мэндвил глуп как пробка. По мнению Стоука, всякому, кто не в силах сладить с собственной женой, следовало напялить на голову шутовской колпак с бубенцами.

— Ну, как ты? — На кресле в ногах кровати развалился Роуленд. Как только выяснилось, что Стоуку ничего не угрожает, обеспокоенное выражение его лица сменилось ироническим, а губы искривились в язвительной усмешке.

Стоук посмотрел на приятеля.

— Считай, этот удар я пережил.

— Удар, нанесенный кубком, — хмыкнул Роуленд и склонил голову в притворной скорби. В его серых глазах мелькнула ехидная искорка. — Надеюсь, слух об этом не разнесется по городам и весям. Мне было бы крайне неприятно услышать от какого-нибудь менестреля балладу о том, как Черный Дракон пал наземь, сраженный столь несерьезным метательным снарядом.

Стоук привык к остротам Роуленда, но сейчас его шутки показались ему неуместными, и он остановил приятеля взмахом руки.

— О, сэр Роуленд, мы будем молчать как рыбы, и никто ничего не узнает! — воскликнула леди Элизабет, всплеснув руками. — Репутация графа не пострадает. — Хозяйка Сент-Вейля чарующе улыбнулась и со значением посмотрела на Стоука. — Мы ожидали тебя к ужину, милорд. Но время шло, а ты все не ехал, и нам пришлось сесть за стол в обществе одного только сэра Роуленда. Элен была очень разочарована. Правда, сэр Роуленд сказал нам, что тебя задержали важные дела. Но дела, надеюсь, не лишат нас твоего общества, прежде чем ты примешь окончательное решение относительно Элен.

Стоук заметил, как алчно при этих словах полыхнули глаза леди Элизабет, и на него вдруг повеяло ощущением близкой опасности, готовящейся захлопнуться ловушки. Помолчав, он сказал:

— Ничего не могу утверждать с полной определенностью, миледи. Дела мои не терпят отлагательств, и, возможно, мне все-таки придется уехать из замка.

— О дорогой граф, боюсь, ты все еще гневаешься на нас.

— Как только он увидит леди Элен, так сразу же сменит гнев на милость, — усмехнулся Роуленд.

Подумав, что шутки Роуленда заходят слишком далеко, Стоук сурово посмотрел на приятеля, да так и застыл с открытым ртом. То, что он увидел, заставило его позабыть обо всем на свете.

На стене, за спиной у Роуленда, в беспорядке висели боевые топоры, палицы, булавы и мечи всевозможных форм и размеров. На полу валялись предметы женского туалета, а рядом с ними — к большому удивлению Стоука — детали воинского снаряжения и боевые доспехи. У противоположной стены располагался стол, на котором рядом с толстенными фолиантами стояли склянки и бутыли с разноцветными жидкостями. Подушки и обивка на стоявшем у стола стуле носили отчетливые следы глубоких ранений, нанесенных колющим и режущим холодным оружием.

— Прошу тебя, милорд, — вскричала леди Элизабет, прижимая к груди руки, — не обращай внимания на этот бедлам! Это комната моей дочери Ларк. Она совсем не похожа на Элен. Элен такая аккуратная, опрятная, а Ларк вечно все разбрасывает. Горе, а не девчонка!

— Опрятная… — как эхо повторил вслед за хозяйкой замка Стоук, задаваясь вопросом, куда же он все-таки попал — в камеру пыток, оружейную мастерскую или в спальню леди.

Рыцарь вспомнил, сколь совершенно была устроена комната Сесиль, какие яркие гобелены и затейливые вышивки висели у нее на стенах, до чего хрупки и изящны были стулья в ее спальне… Стоук избегал садиться на них — боялся, что они развалятся под его тяжестью.

Потом он попытался представить себе неизвестную ему Ларк, живущую в этой комнате. Без сомнения, эта особа обожает беспорядок и, должно быть, имеет ярко выраженную склонность к насилию. Тут память Стоука услужливо воскресила образ полуночной бродяжки — распутной девки, замыслившей убить его. Характер юной разбойницы странным образом соответствовал обстановке в комнате дочери леди Элизабет.

Голос хозяйки Сент-Вейля вернул его к реальности.

— При иных обстоятельствах, милорд, я бы не позволила сыновьям принести тебя сюда, но так уж вышло, что покои Ларк ближе к залу, нежели все остальные. — Леди Элизабет тяжело вздохнула. — Я бы сама давно навела здесь порядок, но Ларк никому не позволяет переступать порог своей комнаты. Не понимаю почему…

Элизабет брезгливо поджала губы и с недовольным видом оглядела увешанные оружием стены.

— Должно быть, она не любит, когда вмешиваются в ее дела, — пробормотал Стоук, а потом спросил: — Скажи, миледи, а как выглядит леди Ларк?

— Высокая, худенькая, с длинными белокурыми волосами. Но почему ты спрашиваешь о ней? — Леди Элизабет озадаченно посмотрела на Стоука.

— Всего лишь любопытствую. Скажи, миледи, а где сейчас твоя дочь?

— Честно говоря, милорд, не знаю. У Ларк множество разных дел, и она вечно где-то пропадает. Сколько раз я внушала ей, что юным леди нельзя надолго отлучаться из замка, да все без толку. Мой благоверный потакает дочери буквально во всем! Господь знает, где она сейчас бродит.

Стоук внимательно выслушал слова Элизабет, придав лицу самое доброжелательное выражение.

Леди Элизабет заискивающе заглянула рыцарю в глаза:

— Подожди, милорд, кажется, я что-то припоминаю… По-моему, Ларк пошла в деревенский трактир, чтобы привести домой моего муженька. Впрочем, когда мой благоверный с сыновьями вернулись в замок, ее с ними не было. — От внимания женщины не укрылось, как помрачнел Стоук, и она добавила: — Не хмурься, милорд. Элен на подобные безрассудства не способна и бродить ночью по лесу не станет. Она — полная противоположность Ларк.

— Смею надеяться на это, миледи.

— О, прошу меня простить. Я тут намолола всякой чепухи и утомила тебя своей болтовней. Я заварю тебе чаю. Думаю, у тебя по моей милости до сих пор голова раскалывается от боли. Чай облегчит боль и поможет тебе уснуть. Завтра тебе станет лучше, и ты, милорд, сможешь встретиться с моей Элен. О, я уверена, что ты согласишься на брак, как только увидишь ее. — Леди Элизабет поднялась и направилась к двери.

Стоук хотел остановить хозяйку, сказав, что пить чай не станет, но лишь повернулся на девичьем ложе и тут почувствовал, как ему в ребра уперлось что-то твердое.

Стоук сунул руку под тощий тюфяк и извлек оттуда кинжал-дагу с широким и острым лезвием.

— Еще одно сокровище из волшебной пещеры леди Ларк. — Роуленд улыбнулся и картинным жестом обвел рукой комнату, предлагая Стоуку полюбоваться на предметы воинского снаряжения, висевшие на стенах.

— Баронам Мэндвилам не следовало бы разрешать дочери играть с оружием.

Стоук ткнул пальцем в дубовую дверь, сплошь истыканную каким-то острым оружием. Судя по всему, достопочтенная леди Ларк чрезвычайно любила метать в дверь кинжал, возлежа при этом на постели.

Стоук размахнулся и швырнул кинжал Ларк в дверь. Клинок наполовину вошел в дерево и задрожал.

Роуленд пристально смотрел на кинжал.

— У меня такое ощущение, что у вас с леди Ларк много общего.

— Верно, черт побери. — Стоук спустил длинные ноги на пол и, поморщившись, сел на краю постели. В следующую минуту он свесил голову на грудь и обхватил ее руками: головокружение, следствие меткого броска леди Элизабет, не проходило.

— Слушай, а ведь эта пресловутая леди Ларк и наша бродяжка — одно и то же лицо, — заметил Роуленд. — Стало быть, девушка не соврала, что она леди.

— Ясное дело. Только вот леди из нее получилась какая-то сомнительная. — Стоук поморщился. — А какова, интересно знать, ее сестра?

— Ей-богу, другой такой красавицы тебе не сыскать. Она нежна, послушна и обходительна. Уверен, ты не разочаруешься, когда увидишь ее.

— Сесиль тоже была обходительна и послушна… поначалу.

— Да, но по ее поступкам нельзя судить обо всех женщинах.

— А по-моему, можно. Признаться, я уже начинаю жалеть, что согласился на эти смотрины.

— Почему же? Тебе ведь нужна женщина, которая растила бы твоего сына? А поскольку парню уже три года, с выбором жены стоит поторопиться.

— Ты твердишь мне о женитьбе вот уже целый год, но я все еще не вижу в этом особой надобности.

— Повторяю, стоит тебе только взглянуть на леди Элен, и ты женишься как миленький. Все, что мы слышали о ней при дворе, — истинная правда. Красотой и манерами леди Элен затмит любую придворную даму. В жизни не встречал такой чаровницы. — Роуленд мечтательно закатил глаза.

— Достойные качества, что и говорить, но мне нужно от нее другое: она должна знать, как управлять замком, быть хорошей матерью Варику и уметь пробуждать у меня желание.

Стоук очень надеялся, что все эти качества у леди Элен есть. Любви он от нее не требовал, да и сам любить ее не собирался. После смерти Сесиль ни любить женщин, ни доверять им Стоук не мог.

— Поверь, она годится не только в няньки и домоправительницы, — многозначительно улыбнулся Роуленд.

Стоук хмуро покосился на приятеля. Вообще-то он не сомневался, что леди Элен ни красотой, ни любезными манерами не уступит Сесиль. Одно было плохо: жизненный опыт научил Стоука настороженно относиться к безупречным манерам и внешности женщин, поскольку он считал, что ложь и предательство отлично уживаются с красотой.

— Ухаживая за Элен, — продолжал Роуленд, — помни об одном: тебе на время нужно забыть, что ее сестричка Ларк пыталась тебя убить.

— С леди Ларк я как-нибудь объяснюсь.

— И что ты намерен делать? — не выдержал Роуленд очередной паузы.

— Прежде всего найти ее.

— Слушай, а как ей удалось улизнуть от тебя?

— Не спрашивай. — Лицо Стоука потемнело.

— Кажется, это была не самая удачная для тебя ночь.

— Удача переменчива, — процедил Стоук. — Рано или поздно леди Ларк вернется домой.

Глаза Черного Рыцаря затуманились. Он вспомнил исходивший от тела и губ леди Ларк жар, ее длинные ноги, худую мальчишескую фигурку и понял, что ему не терпится снова прижать ее к себе. На сей раз Стоук не отпустил бы ее так легко.

По бесконечному, освещенному огнем факелов коридору Ларк на цыпочках пробиралась в зал. Рядом с ней бесшумно двигался верный Балтазар.

Ларк вымылась в бочке с дождевой водой, а потом отправилась в людскую и одолжила у служанок платье, платок и башмаки. Высокомерный Черный Рыцарь никак не шел у нее из головы. Рыцарь все еще был здесь, в замке, — она видела, как он последовал за отцом в зал. И ночной гость, и отец, и братья Ларк находились от нее слишком далеко — она пряталась за углом караульной и не слышала, о чем они говорили. Потом, когда отец стал громко звать ее, Ларк поспешила убраться подальше.

Девушка опять подумала о Черном Рыцаре, о его черных, похожих на агат, глазах. Его взгляд был исполнен силы, казалось, не знавшей преград. Повинуясь магнетической силе этого взгляда, Ларк потянулась губами к рыцарю, хотя делать этого ей, разумеется, не следовало. Как она могла пасть так низко? Ведь она любит Эвенела… Поняв, что находиться рядом с Черным Рыцарем опасно, девушка решила избегать встреч с ним.

Утвердившись в своем решении, Ларк вошла в зал. Длинные полосы лунного света, проникавшего сквозь прорубленные в каменных стенах узкие оконца, упирались в черные, покрытые столетней копотью балки, которые поддерживали сработанный из еловых досок потолок. На стенах висели красочные гобелены. Многие из них были вышиты руками матери и сестрицы Элен. Во всю длину зала тянулись массивные столы с толстыми дубовыми столешницами. У противоположной от входа стены зала находился каменный очаг.

За одним из столов над шахматной доской склонились Эвел и старый оруженосец отца Гован. В серебристых волосах Гована играли отблески полыхавшего в очаге пламени. Время от времени старик дергал себя за бороду и хмурил кустистые брови, решая вопрос, как спасти от шаха своего короля. Сэр Гован был самым преданным из вассалов отца, и Ларк почитала старого слугу как близкого родственника. Старик никогда не оставлял замка без присмотра и следил за его безопасностью, тогда как ее отец частенько искал удовольствий в деревенской таверне. Ларк жалела Гована. Десять лет назад старый рыцарь потерял жену и с тех пор почти не улыбался.

Мужчины услышали тихую поступь Ларк и разом вскинули головы. Сжимая вырезанную из слоновой кости фигурку короля, Гован кивком указал Эвелу на девушку.

Эвел вскочил:

— Где ты пропадала? Нам необходимо серьезно поговорить!

— Принимала ванну… — ответила Ларк и уже готова была добавить «и искала одежду», но, заметив подозрительный взгляд Гована, сменила тему. — Где близнецы? — спросила она, стараясь избежать каверзных вопросов о том, как она оказалась у ворот замка в чем мать родила.

— Матушка наивно полагает, что они видят третий сон. На самом же деле близнецы убежали в деревню и снова засели в таверне.

— Хорошо бы они вернулись до восхода солнца. В прошлый раз, когда близнецы делили ложе с Атвид и Мордрид, мне пришлось, глядя в глаза матери, врать и убеждать ее, что они еще на рассвете отправились на охоту. (Атвид и Мордрид, дочери трактирщика, были последним увлечением Гарольда и Седрика.)

— Ты лучше бы о себе побеспокоилась. Не дай Бог, леди Элизабет тебя увидит, прямо и не знаю, что тогда будет. — Гован наконец поставил своего короля и, ухмыльнувшись, добавил; — Когда выяснилось, что к ужину ты не выйдешь, хозяйка до того разозлилась, что, окажись ты рядом, содрала бы с тебя кожу.

Долго не раздумывая, Ларк метнулась к винтовой лестнице, ведущей в спальни на втором этаже. Увы, как назло в этот момент из кухни с подносом в руках вышла леди Элизабет, и Ларк, конечно же, наскочила на нее. Прежде чем девушка успела подхватить поднос, леди Элизабет от неожиданности вскинула вверх руки, поднос взлетел в воздух, кувшин грохнулся на пол, горячий дымящийся чай залил матери платье, а блюдо с закусками для гостя, будто пущенное из катапульты, полетело в Эвела и Гована. Эвел поспешил сестре на выручку.

— Ларк не виновата. Просто так уж получилось.

— Я несла ужин лорду Блэкстоуну. И Ларк все это подстроила, чтобы досадить мне. А этот зверь, — леди Элизабет ткнула пальцем в Балтазара, — сожрал моего последнего цыпленка. Что, спрашивается, будет теперь есть лорд Блэкстоун? Цыпленка я припасла специально для него. Господи, что только он о нас подумает? — Леди Элизабет схватилась за голову.

— Так лорд Блэкстоун приехал? — Ларк удивленно подняла бровь и нагнулась, чтобы собрать с пола черепки разбитого кувшина.

— Да, приехал… Не понимаю, о чем вы с отцом думаете? Уильям напился как сапожник, едва стоял на ногах и, уж конечно, не мог должным образом приветствовать графа. Ты куда-то запропастилась, ну а я… Я тоже провинилась. Такое сотворила, что и говорить-то стыдно… — Леди Элизабет тяжело вздохнула и добавила: — Боюсь, он уже сожалеет о том, что согласился приехать в Сент-Вейль. Если это так, его можно понять.

— Что же ты с ним такое сотворила? — Ларк собрала черепки и с любопытством посмотрела на леди Элизабет. — Уж чего-чего, а умения угодить знатному гостю у тебя не отнимешь.

На щеках у матери проступил пунцовый румянец. Она открыла было рот, чтобы рассказать дочери о случившемся, но вместо этого, стыдливо потупившись, начала теребить дрожащими руками залитый чаем подол.

Ларк решила на нее не давить, а потому, опустив собранные черепки в подол, миролюбиво сказала:

— Увидев Элен, он забудет обо всем на свете. Кстати, где она?

— Спит у себя в комнате, что следовало бы делать и тебе, вместо того чтобы шляться ночью по лесу. Взгляни на себя! Ты вопреки моей воле снова купалась и теперь похожа на мокрую крысу. А твои волосы… — Грозный взгляд матери уперся во взлохмаченную светлую копну. — Да их в два дня не расчесать! Господи, столько несчастий на мою бедную голову!

Внимание леди Элизабет отвлек Балтазар. Сожрав цыпленка и облизываясь, он вернулся к Ларк.

— Тьфу! Сейчас же убери вон из моего дома это блохастое дикое животное!

Услышав сердитый голос Элизабет, Балтазар опустил голову и на всякий случай спрятался за юбкой Ларк.

— Не ругай его. — Девушка заслонила Балтазара от Элизабет.

— Я еще и не то с ним сделаю! — Леди Элизабет заметила, что Балтазар, почувствовав себя за спиной у Ларк в безопасности, уже стал примериваться, как половчее стянуть булку, валявшуюся на полу рядом с подносом, и снова зашлась в крике: — Только дотронься до хлеба, зверюга, и я велю изжарить тебя на вертеле! Не посмотрю, что ты волк!