- А чем они так страшны, как бойцы? - продолжал интересоваться Дэниел.
      Вот тут я мог бы много чего объяснить, но Рейвен успел раньше.
      - Ну, представь себе воина, примерно такого же умелого, как и ты, но только не испытывающего страха, не устающего и не обращающего внимания на мелкие раны.
      Ральф сказал:
      - Тогда получается, что эти двадцать семь рыцарей могут и без помощи остальных город взять. От них же разбегаться будут, как от чумы.
      - Да, примерно так, - согласился Рейвен. - Только несколько поправок: во-первых, их теперь на одного меньше, что весьма критично, во-вторых, люди теперь будут знать, что они, в принципе, убиваются. В-третьих, существуют такие варианты, как дротик из баллисты, или котел кипящей смолы на голову. Если мне, например, внезапно вылить на голову котел кипятку, я тоже помру, каким бы магом я не был.
      Возможно, Рейвен решил так пошутить, только шутке его почему-то никто не засмеялся. Тогда он подождал немного и выдал:
      - Гельмунд, видимо, рассчитывает использовать их помощь, чтобы справиться с воротами. Подозреваю, что, если трандальцы соединят свою магическую мощь ритуалом, то смогут открыть войскам проход в город. Уж не знаю, через ворота или сквозь стену.
      Услышав такое, я не удержался от совершенно дурацкого вопроса:
      - И что же теперь делать? Неужели никакого выхода нет?
      Рейвен посмотрел на меня.
      - Выход есть даже из бутылки, хотя горлышко и узкое. Есть один способ уничтожить всех этих гадов разом, или, по крайней мере, всех измененных, то-есть, как раз наиболее могущественных и опасных.
      По-моему, вздох облегчения вырвался у нас троих одновременно. И так же в один голос мы задали вопрос:
      - Как?
      Рейвен помрачнел.
      - Как - это мое дело. Другой вопрос, что для этого нужно.
      Ожидая продолжения, мы безмолвствовали.
      - Для этого нужна девушка. Молодая девушка, с совершенно неженским желанием: отстоять город от врагов во что бы то ни стало.
      Дэниел смущенно кашлянул:
      - Ну почему же неженским? Каждая женщина мечтает защитить свой дом, семью, детей...
      - Я сказал - девушка.
      Воцарилась тишина. Потом Ральф спросил:
      - А вы уверены, что ей ничего не будет угрожать?
      Рейвен посмотрел на него.
      - Вы говорите о своей дочери?
      Видимо, в последнее время сама судьба предназначила мне постоянно удивляться. А я-то думал, что знаю о капитане все.
      А капитан покраснел, смущенно оглядел нас и снова обратился к Рейвену:
      - Так вы можете это гарантировать?
      Рейвен тяжело вздохнул.
      - В том-то и дело, что ничего я не могу гарантировать. Пойдемте лучше побеседуем отдельно. А вы, господа командующие, ложились бы спать. Завтра к обеду прибудет Гельмунд, и тогда-то вы как раз и понадобитесь.
      И они оба встали. Но я, наверное, не смог бы не только заснуть, но и успокоиться, уж слишком мучил меня один вопрос:
      - Скажите, - обратился я к Рейвену, - кто таки убил трандальца: я или вы?
      Рейвен посмотрел на меня и ответил:
      - Его убила судьба. А от судьбы никто не уходит - ни живые, ни мертвые, ни полумертвые.
      Так я впервые узнал, что судьба бывает сильнее смерти.
      6.
      Штурмовать крепости надо вовремя. То-есть, либо сходу, либо после достаточно длительной осады. В первом случае союзником нападающего является внезапность. Подойди Гельмунд пораньше, например, в день приезда Дэниела с Рейвеном, у него было бы гораздо больше шансов на успех. Впрочем, он не торопился, явно ожидая, что его письма к горожанам возымели действие, и дело придется иметь только с цитаделью. И, наверное, очень удивился, когда парламентеров не только не пустили в крепость, но и в прямом смысле засыпали комьями грязи. Я, конечно, такого приказа не отдавал, вряд ли стоило дразнить бешеного волка. Но городским мальчишкам не указ был ни я, ни их собственные родители. К тому же, они сумели таким оригинальным образом передать настроение, царившее в городе.
      По всем расчетам, Гельмунд должен был атаковать еще позавчера утром, но он медлил и тянул время, дожидаясь подхода остальных войск. Мы не возражали, потому что время работало на нас. Каждый прошедший день приближал королевскую армию к Кариссе, а Гельмунда к поражению.
      Наши лесорубные работы оказались крайне полезны. То ли что-то у нападавших не заладилось с первоначальным планом, то ли мы этот план неверно поняли, потому что осадные машины им, все-таки, понадобились. Но за каждым потребных размеров бревном приходилось посылать целую экспедицию, и из-за этого воздвигавшееся посреди вражеского лагеря сооружение выглядело довольно хило. Ворота Кариссы, сделанные из мореного дуба, должны были выдержать не один десяток ударов этим тараном. Правда, на следующее утро приволокли пару катапульт, но они, похоже, были сняты с башен Аррехта и мало годились для наступательного боя. Мы в этом убедились уже к середине того же дня. Сначала посылаемые ими снаряды били куда-то в середину стены или вовсе не долетали. Через десяток выстрелов до нападавших наконец дошло, что эти длинношеие орудия надо переместить на новые позиции. В результате одна из катапульт оказалась на довольно удобном месте, в небольшой лощинке, полностью недосягаемая для нас, но только и пользы с нее почти не было. Камни ударяли либо в Стражницу, одну из башен цитадели, на которую опиралась также городская стена, либо перелетали-таки стену, грохаясь на пустынной площади. За прочность Стражницы мы не опасались. В свое время ее сложили из обтесанных и хорошо пригнанных друг к другу валунов, которые от времени чуть не срослись. Пододвинуть катапульту ближе, чтобы обстреливать саму цитадель, было нельзя, она сразу попадала под меткий огонь лучников на Стражнице, так что все причиненные ей разрушения свелись к проломанным крышам двух небогатых домов. Вторую катапульту поставили на возвышении и стали пристреливать. Первый же камень попал в ремесленные кварталы и мы, было, забеспокоились, зная наверняка, что зажигательные снаряды у осаждающих тоже имеются. Но тут выяснилось, что до этого удобного холма прекрасно долетают арбалетные стрелы. В результате, через час катапульту оттащили обратно за холм, а его верхушка украсилась добрыми двумя десятками трупов. Когда попробовали стрелять из-за холма, выяснилось, что камни опять долбят стену. Ральф предложил выпустить с башен пару-тройку каменных ядер в ответ, а заодно и проверить пристрелку. Но тут Рейвен решительно воспротивился. Он заявил, что пристрелки не потребуется, и уже сейчас можно назвать поражаемые различными катапультами площади, набросав, в качестве доказательства, чертеж прямо на столе. Сопровождавших рисование заумных рассуждений, изобиловавших цифрами, никто, конечно, не понял, а чертеж был на всякий случай скопирован Сэфертом чернилами на какую-то тряпку. Аккуратностью мой оруженосец не отличался сроду, и на месте башни Альсток на этом ценном документе значилась жирная клякса.
      Ночью наш главный ослушник и лучший добытчик новостей Эргис, командир разведчиков, отколол очередную лихую штуку. Нацепив на плащ черно-елый значок покойного ландвальского рыцаря и намалевав на спине орла, он нагло заявился в один из вражеских лагерей и всю ночь шатался по кострам. Новостей он и вправду принес немало и большинство из них обнадеживало. Оказалось, например, что в войске уже сейчас вспыхивали мелкие раздоры. Большинство пришедших на помощь Гельмунду баронов не позаботились о съестных припасах для своих отрядов, надеясь на грабеж. Но в добрых десяти лигах вокруг грабить было уже нечего. Все съестное либо вывезли в Кариссу, либо оно досталось более расторопным гельмундовским фуражирам, а сам главный предводитель делиться запасами не торопился. До настоящего голода было еще далеко, но причина для недовольства появилась весомая. Еще в лагере поговаривали, что Гельмунд всерез озлился на союзников, которые привели меньше народу, чем обещали, и не доставили никакой осадной техники. Из-за этого его воинам приходилось ночью играть в землекопов, сооружая бруствер для прикрытия второй катапульты. Судя по его положению, обстреливать собирались воротную башню. Первую же катапульту, весь день простукивавшую стены Стражницы, готовились перетащить к южной стене города, самой низкой и хуже всего укрепленной. Там же готовили штурмовые лестницы.
      Войско слегка изменило состав. Пять копий Ордена и с ними около двух тысяч воинов под знаменем Эдвина ушли на Илвит, зато подтянулись северяне, обитатели болотистых равнин в низовьях Лейна. Говорили, что северная конница плоха, но хороши лучники. Это следовало учесть особенно.
      Разумеется, никто не знал точных планов. Однако все досужие языки отводили главную роль в штурме Ордену, несмотря на малочисленность его отрядов. При этом большинство боялось трандальцев до жути и выражало искреннюю надежду оказаться от них подальше.
      Однако в целом сборное войско Гельмунда выглядело куда лучше, чем могло бы. Большую роль сыграло то, что практически ко всем командирам союзных отрядов приставили в качестве советников вирденских и саргольских гвардейцев для лучшей связи и контроля. При Эдмунде и вовсе состояли двое орденских, а при Эде де Барне - один. Но было очевидно, что если Гельмунд не поторопится со штурмом, то половина народу просто разбежится в поисках пропитания: мечтами о карисских запасах сыт не будешь.
      К утру войска начали выдвигаться на позиции. Орлиное знамя реяло напротив главных ворот, окруженное целым лесом копий. Рядом с ним полоскался на ветру черный орденский штандарт. Впереди, у сооруженного за ночь бруствера, стояло несколько десятков прикрытых большими деревянными щитами повозок, предназначенных, видимо, для засыпания рва. Впрочем, никаких надежд на ров мы и не возлагали. Он давно уже превратился в сточную канаву, а как раз напротив ворот обмелел так, что можно было перейти в брод, не особо замочив сапоги. За повозками скрывался тоже прикрытый щитами таран. Вокруг рассыпались лучники вперемешку со щитоносцами. Расставлены они были весьма грамотно.
      С южной стены города картина открывалась тоже впечатляющая. Здесь были уже готовы переносные мостики, фашины и лестницы. На тележные остовы поставили пару легких баллист. За ними покачивала лебединой шеей укрепленная за ночь катапульта. Рядом с ней поднималось знамя с таким же, как у Гельмунда, орлом, но помещенным в серебряный ромб на алом поле, знамя Эдмунда. Воины здесь собрались в основном пешие, много было наемных меченосцев. Среди них мелькали зеленые куртки северных лучников.
      Именно за южную стену-то мы больше всего и беспокоились. Хотя главный удар явно должен был прийтись на ворота, здесь у нападающих шансов было не меньше. Правда, и народ подобрался толковый: Валдон, младший сын бедной рыцарской семьи из Тааля, поступивший на службу короны и державший от нее небольшой надел близ Марны, гвардейский лейтенант Ривальт, Эргис со своими легкими лучниками и старшина оружейного цеха мастер Олтон, один из руководителей городского ополчения. Однако задача перед ними стояла немалая. Нужно было любой ценой сдержать атаку, пока разворачиваются главные события, и в случае нашей неудачи отвести войска через полгорода к цитадели. Ральф долго порывался возглавить тамошнюю оборону и его еле убедили занять место на воротной башне. Этим он, впрочем, вполне удовлетворился. Я, подумав, избрал наблюдательным пунктом башню Альсток, донжон цитадели. С нее открывался наилучший обзор и особенно хорошо были видны северо-западная и западная стены, между которыми находились ворота. Альсток соединялся со Стражницей подъемным мостом на высоте третьего этажа, а от Стражницы до воротной башни вел прямой путь по стене.
      План обороны был прост, как вареное яйцо. Мы удерживали город до тех пор, пока это было возможно, обращая особое внимание на ворота, и ждали осуществления рейвеновского замысла. Если он не оказывал желаемого действия, войска отступали с уличными боями в цитадель, стараясь нанести врагу наибольшие потери. Добровольцы готовились перекрыть главные улицы в течение нескольких минут, не дав развернуться вражеской коннице. За каждого нашего воина Гельмунд должен был заплатить двумя-ремя своими.
      К полудню войска были уже готовы, но Гельмунд явно решил разыграть последнюю комедию. Под вой рогов к воротам выехали парламентеры с белым знаменем. Мне пришлось выйти на воротную башню, чтобы с ними переговорить. Там же уже присутствовали Рейвен и Ральф с какой-то невысокой девушкой. Девчонка показалось мне очень красивой, хотя лица я не запомнил. Но как же дико она смотрелась в легком платьице среди закованных в броню мужчин! Тут я заметил, что Рейвен тоже расстался со своей знаменитой кольчугой и не имеет при себе оружия. Как ни странно, меня это не удивило, видимо потому, что все мое внимание занимали подъезжающие.
      Всего их было человек пятнадцать, но большинство явно присутствовало для мебели. Для себя я сразу отметил только двоих: Эда-Смутьяна, гордого, как король, и рослого рыцаря в черном, на плече которого извивалась белая орденская гадина. Последний был весьма похож на моего противника и повадкой, и снаряжением, только вместо меча его пояс украшала секира. Я даже слегка содрогнулся при мысли, что под вороненой маской шлема скрывается полубезжизненное лицо. Не знаю, почему, но я решил, что в этой парочке главный - он, и даже удивился, когда заговорил Эд.
      Речь Эда явно была заучена наизусть и хорошо отрепетирована. Произносил он ее с выражением, как актер, старался на совесть. Впрочем, ничего нового в содержании я не уловил. Всем благородным рыцарям предлагалось принести присягу новому герцогу Каринтии и занять не последние места в рядах доблестного воинства. Лично мне обещали ни много ни мало, все северо-западные равнины до самого моря, вместе с таальским пограничьем. Потом последовало обращение к благоразумию горожан. В заключение, Эд помянул о страшной участи, ожидающей ослушников, и предложил на размышление три часа. Тут я задумался, стоит ли потянуть время. Конечно, при получении отрицательного ответа посередь дня, они могли отложить атаку на завтра, и тогда у нас получались сутки передышки. Но для нас эти сутки обернулись бы мучительным ожиданием неотвратимого, а для них - временем для подготовки. К тому же, за ночь до Кариссы могла добраться пара-тройка блудных баронов с несколькими сотнями, что едва ли нас порадовало бы. Значит, ответ был ясен. Я поправил голубой с серебром плащ и подошел к проему между зубцами. Сэферт начистил мне кольчугу и шлем до блеска, и это добавляло к моему облику воинственности и изящества. Во всяком случае, Эда мне удалось удивить. И пока удивление не прошло, я пустил в ход вульгарное хамство. То-есть просто объяснил, в каком направлении следует отправляться господину дипломату, а так же подверг сомнению законность его происхождения, различные достоинства и вообще право вести переговоры с потомком королевского рода от имени кого бы то ни было. В заключение этой блистательной речи я смилостивился и позволил господину послу передать герцогу Каринтийскому глубочайшие соболезнования по поводу будущей встречи со столь любимыми им, герцогом, арестантской каретой и королевским тюремщиком. Сказать, что Эда перекосило - значило бы не сказать ничего. Он приходил в себя в течение нескольких минут и потом враз охрипшим голосом осведомился:
      - Это ваше последнее слово?
      В ответ я издевательски помахал перчаткой.
      Эду ничего не оставалось, кроме как развернуться и поехать обратно. И тут случилось неожиданное. Когда они немного отъехали от ворот, рыцарь жестом фокусника извлек из воздуха зазубренный дротик, по размеру годный в снаряды для арбаллисты, повернулся в седле и метнул его в меня. Дальше я увидел стремительно летящий навстречу каменный пол, потом лязгнул тетивой спускаемый арбалет.
      Когда я поднялся, в ушах шумело и завывало, видимо, приложился головой об зубец. Дротик отсутствовал, как будто его и не было. Рядом со мной стоял Дэниел, держа в руках арбалет, а рыцарь, пропустив вперед остальных, удалялся чуть ли не парадным шагом, и торчащая в плече стрела вовсе ему не мешала. Я пытался сказать что-нибудь осмысленное, но смог только крепко выругаться. Так крепко, что стоявшие вокруг солдаты оглянулись с одобрением. Рейвен негромко, словно про себя, сказал:
      - Красиво сделано, но подловато. Вот этот фокус я им еще припомню.
      И очень недобро улыбнулся. А потом добавил так, что услышали только мы с Дэниелом:
      - Кажется, мои худшие опасения начинают сбываться, - и снова продолжил вслух: - Я на Стражнице. До сигнала не беспокойте.
      И ушел вместе с девчонкой, про которую я совершенно забыл.
      Только сейчас я сообразил, что Дэниела не было все утро, и не мешало бы узнать, чем он занимался. Но времени на это не хватило. В поле затрубили рога, и весь людской муравейник разом зашевелился. Дэниел хлопнул меня по плечу:
      - Отправляйтесь в Альсток, маршал, я останусь здесь.
      Мне стоило большого труда уйти без поддержки Сэферта, и, уходя, я заметил на лице Дэниела новое выражение, с которым не сталкивался еще никогда. Это была неподдельная ненависть.
      7.
      Теперь от меня мало что зависело, особенно в начале боя. Войска уже заняли позиции, командиры знали свое дело и мне оставалось только наблюдать за ходом событий и пытаться вмешаться только тогда, когда они пойдут плохо или как-то вовсе неожиданно. Но неожиданностей пока не предвиделось. К воротам медленно поползли повозки, прикрытые щитами, за ними чуть в отдалении следовал таран. За ним клином двинулась пехота. В середине клина, среди небольшой группы всадников, реяло знамя Эда. Ударила башенная катапульта и один из щитов разлетелся в щепки. Все укрывавшиеся за ним разбежались, как тараканы из-под веника. Несколько убитых осталось лежать у осевшей телеги. Катапульта иэ-эа бруствера ответила ей, но неудачно: камень пролетел высоко над башней и упал где-то в городе.
      Сверху вся эта картина была на удивление нереальной. Казалось, что ты смотришь на толпу сереньких муравьев, разыгрывающих потешное сражение. Это заставляло меня нервничать еще больше. Так хотелось оказаться среди происходящего, чтобы ощутить его страшную настоящесть!
      А события развивались своим чередом. Наши катапульты с воротной башни и Стражницы проиэвели немалое опустошение в рядах нападавших. Когда расстояние сократилось, за дело взялись лучники и арбалетчики. Последние с одной стрелы сбивали даже тяжело вооруженного всадника. Стрелы нападавших, похоже, летели в основном впустую. Катапульта их продолжала пристреливаться и удачным попаданием частично своротила один из башенных зубцов. Уцелевшие повозки уже добрались до рва и сложеных в них фашин вполне хватило, чтобы обеспечить тарану свободный проход. Правда, из добрых трех сотен передовых воинов под прикрытие щитов тарана отбежало едва ли три десятка. Бой только начинался, а Гельмунд уже понес первые потери.
      Таран неуклонно приближался к воротам. Тут я впервые заметил, что за ним едут и конные: девять всадников с черными флажками. Не к добру они, гады, там появились в таком количестве, и не просто так! Я всерьез забеспокоился.
      Южную стену мне со своего наблюдательного пункта видно было много хуже. Мешал дурацкий купол городской ратуши. Но и там, похоже, ничего критического пока не происходило. Во всяком случае, бой наверх еще не перекинулся.
      Пока я отвлекся от ворот, таран уже добрался до них, и раздался первый гулкий удар, неожиданно сильный для такого хлипкого, сделанного на скорую руку сооружения. И тут же сверху сверху пролился дождь кипящей смолы. Повалил черный дым. Когда он развеялся, оказалось, что таран цел и невредим, а на место погибшей обслуги встают новые воины. Из орденских никто не пострадал. Я начал подозревать, что пока они рядом, таран невозможно будет поджечь, даже если облить земляным маслом полностью. Удары, тем временем, зазвучали снова. Я послал одного из пажей к воротам, а другого - на южную стену и стал ждать подробных сообщений. Раньше, чем оба они вернулись, появился гонец, прибывший по собственному почину, и рассказал, что у южной стены первая атака захлебнулась. Более глубокий там ров удалось закидать фашинами только до половины, а меткая стрельба со стен окончательно смутила нападавших. Правда, и потеряли они всего порядка сотни человек, а у нас выбыло из строя десятка четыре. Северные лучники экономили стрелы, но били прицельно и очень точно. Отсылая гонца обратно, я приказал отправить раненых в цитадель и напомнил, что радоваться успеху рано: за первой атакой обязательно последует вторая, а потери и так непозволительно велики. Делалось это скорее для очистки совести, потому что для Валдона все было очевидно и без меня.
      Вернувшийся от ворот паж принес новости не столь радужные. Конечно, Гельмунд потерял около четырехсот человек, но это еще ничего не значило. При штурме, особенно в начале боя, нападающие всегда отдают за одного убитого врага пять-шесть своих. Зато успехов он добился немалых. Под ударами легкого с виду тарана ворота уже дали первые трещины. Сама же проклятая конструкция упорно не желала гореть, а метко брошенные камни почему-то падали вокруг нее. Орденские тоже были неуязвимы, как заговоренные. Кроме того, лучники непрерывно стреляли по стенам, а вражеская катапульта осыпала верхушку башни градом щебня.
      Я был практически уверен, что рыцари защищают и себя и таран магией, и не мог ничего придумать. Оставалось только надеяться, что загадочный рейвеновский план по их уничтожению подействует в ближайшее время. Но вот если не подействует, и рыцари останутся живы... Пока я ломал голову над их уничтожением, явился второй посланец. Естественно, южную стену атаковали второй раз. Притом, Эдмунд, в сопровождении двоих орденских рыцарей, гарцевал на белом коне посреди нападающих, повышая боевой дух, и стрелы его не брали. Вполне понятно, почему. Вот ведь бесовщина какая...
      От ворот раздался грохот и радостные вопли. Похоже, люди Гельмунда достигли желаемого. Однако, даже от меня было видно, что произошла неприятная для них заминка: рама, на которой был подвешен таран, не проходила по высоте в коридор под башней, и потому внутренние ворота оказались недосягаемы. Обычно в таких случаях берутся за молоты и топоры, но здесь они едва ли помогли бы. Благодаря усилиям кузнечного цеха, внутренние ворота были укреплены и окованы железом.
      Нападающие слегка растерялись, и наши не замедлили этим воспользоваться. Сверху обрушился целый град камней и стрел. Один из камней сбил трандальского рыцаря с лошади, другой переломал ноги коню его соседа. Однако, Эд оказался толковым полевым командиром. Рога мгновенно протрубили отход. Таран медленно покатился назад и замер на расстоянии чуть больше полета стрелы от башни. К нему сразу подтащили щиты, которых заготовлено было явно достаточное количество, и рядом закипела какая-то деятельность. Я понял, что Эд приказал расклепать цепи и внутренние ворота будут выбивать тараном с рук. В этом случае воинам придется крепко постараться, но успех останется только вопросом времени и потерь.
      Стрельба с обоих сторон почти прекратилась, и я присел, воспользовавшись передышкой, чтобы дать отдохнуть глазам. Судя по солнцу, штурм продолжался уже около двух часов. Я понял, что, если события пойдут тем же путем, то к вечеру враги ворвутся в город.
      ¤ * *
      Убедившись, что в его сторону никто не смотрит, Дэниел стащил шлем и обтер мокрое от пота лицо. Неизвестно, старость брала свое или слишком тяжелы оказались камни, но он ощущал немалую усталость. Передышка в бою случилась весьма вовремя. Как это ни смешно, но Дэниел впервые участвовал в защите осажденного замка в роли рядового солдата или, максимум, сержанта. Раньше ему случалось попадать в осаду только дважды, и оба раза он сам руководил обороной. И даже не представлял, что такой бой больше похож на тяжелую работу под летящими стрелами. Все предыдущие два часа как-то слились в один непрерывный поток. Он то крутил вместе с другими ручку подъемника, то устанавливал между зубцов камни, то кидал уголь в жаровню под котлом, в котором грелась смола. А воздух был просто полон звенящей и летающей смертью. То и дело башню осыпало великанскими пригоршнями мелких снарядов. Какой-то парень-рбалетчик, оставивший на секунду свое оружие, чтобы помочь Дэниелу скинуть очередной камень, пошутил:
      - Здесь два щита надо, один спереди, другой сверху.
      И вдруг осел, получив в шею стрелу. После этого Дэниел наблюдал нападающих уже в прицел арбалета. Дважды он пускал стрелы в нагло гарцевавшего рыцаря, но те отклонялись, будто сдутые каким-то волшебным ветром. А когда Дэниел присел перезарядить арбалет, парень, занявший его место, вдруг выронил оружие и полетел вниз со стены, как будто сдернутый невидимой веревкой. На Дэниела пахнуло холодом.
      Сейчас маршал, да нет, пожалуй, уже не маршал, а просто Дэн Свободный воин, решил поберечь силы перед рукопашной. И внутренние ворота и стоящая за ними наспех выкованная железная решетка едва ли долго будут выдерживать удары заколдованного тарана. А когда все преграды падут, потребуется сдерживать толпу нападающих клинками, чтобы прикрыть отход. Добровольцы на это дело уже вызвались, и Дэниел знал, что, каковы бы ни были приказы юного маршала, он встанет рядом с ними. Черные рыцари были, конечно, неуязвимы для стрел, но железо их брало, и Дэниел хотел противопоставить свое умение силе. Почему-то он был уверен, что смерть каждого трандальского гостя будет большим шагом к победе, чем гибель сотни других воинов.
      На равнине опять взвыли рога. На этот раз вслед за шедшими на приступ пехотинцами двинулась конница. Расчет Эда был вполне ясен: он собирался сразу же, как только будет расчищен штурмовой коридор, ворваться в город и отрезать отступающих от цитадели. Ральф тоже это понял и послал человека вниз с приказом готовить баррикады. Теперь, если не случилось бы какого нибудь чуда, всадники окажутся заперты на площади перед воротами, как в ловушке. Конечно, для такой толпы пеших разобрать завалы - дело недолгое, но за это время всадников легко можно было расстрелять с башни и из окон домов. Тут Дэниел сообразил, что снова рассуждает как маршал и взялся за арбалет.
      После первого же удара тарана стало ясно, что ворота долго не выдержат. Дэниел забросил за спину колчан со стрелами и, отыскав взглядом Ральфа, крикнул ему:
      - Я вниз!
      Потом он набрал полные легкие воздуха, заорал, срывая голос:
      - Добровольцы, за мной! - и побежал вниз по лестнице.
      Когда внутренние ворота наконец упали, гельмундовских воинов, уже считавших себя победителями, ждал очень неприятный сюрприз. Конец прохода перекрывала неведомо откуда взявшаяся решетка, за которой выстроились арбалетчики. Выстрелили они одновременно, безо всякой команды, и крики убитых и раненых эхом отдались внутри каменного коридора. Брошенный таран с грохотом упал. Уцелевшие, вовсе не желая сдаваться, бросились к решетке, чтобы успеть ударами копий перебить арбалетчиков раньше, чем те перезарядят свое оружие. Повел их в сумасшедшую атаку уже знакомый Дэниелу трандалец с секирой, тот самый, который получил утром стрелу в плечо.
      Между внутренними воротами и решеткой, пристроенной здесь совсем недавно, расстояние было слишком невелико, и это стоило жизни доброму десятку воинов. Остальные просто рассыпались по площади, натягивая арбалеты. Бояться было нечего: среди нападающих не было ни одного стрелка. Они тоже поняли этот очевидный факт и откатились назад мгновенно. Остался только орденский, зачем-то присевший перед решеткой на колени. Дэниел сначала не понял смысла этого действия, но потом увидел под решеткой какой-то дымящийся железный горшок. Трандалец, пристроивший его, удирал обратно в коридор с нерыцарской резвостью, и Дэниел понял, что сейчас произойдет. Он успел сообразить, что оттолкнуть горшок подальше в коридор нет ни возможности, ни смысла, и бросился за угол башни, закричав, чтобы предупредить остальных.
      От взрыва, казалось, содрогнулась вся крепость. Впрочем, башня выдержала, а вот решетку вывернуло из пазов и отбросило, поломанную и искривленную, чуть ли не на середину площади. Вслед за этим из-за стены раздался хоровой вопль. "Сейчас полезут." - подумал Дэниел и, обнажив меч, приготовился к бою.
      Уже после штурма он не мог толком ни вспомнить, ни описать эту жуткую и кровавую кашу. Проход был такой ширины, чтобы пропускать троих всадников в ряд, и это помогло сдержать первый суматошный натиск. За это время умница Ральф догадался спустить на подъемнике десяток щитов. Когда проход перекрыли щитники, стало полегче. Остальные, встав за ними, орудовали копьями или в упор посылали стрелы. Арбалетный болт на таком расстоянии прошивал двоих сразу, а иногда стрела с вощеным древком, пройдя насквозь тела двух жертв, находила себе третью. Внезапно нападающие откатились и Дэниел убедился, что выражение "гора трупов" не является поэтическим преувеличением. На выходе из воротного коридора вал из тел был ему уже выше колена. Тут раздался стук лошадиных копыт. Дэниел бросил трофейное копье, подхватил чей-то арбалет и колчан с оставшимися стрелами и побежал к дому, чтобы занять удобную позицию где-нибудь на первом этаже. Только в комнате брошенного хозяевами дома он понял, что за всю схватку не получил ни единой царапины, хотя из сотни добровольцев уцелело не более десятка.
      А в воротах уже показались первые ряды тяжеловооруженных всадников с орлами на щитах. Сверкали кольчуги, солнце играло на наконечниках копий. Казалось, что остановить движение этой лавины невозможно. Казалось... Но как только первые десятка два рядов скрылись из поля зрения, движение вдруг застопорилось. Всадники начали бестолково рассыпаться по площади, тыкаясь в поисках проходов в узкие щели между домами. А сзади напирали все новые и новые. Это значило, что ополченцы успели завалить оставленные проходы в баррикадах в человеческий рост вышиной и, скрываясь за ними, встречали сейчас горделивое войско, готовые к бою. Дэниел встряхнул головой, как проснувшись, и вскинул арбалет.
      За несколько мгновений площадь превратилась в настоящую бойню. Отчаянные гвардейцы прыгали со стены на крыши, чтобы вернее доставать противника. Рыцарей осыпали камнями, досками, кусками черепицы и любыми подручными предметами.