- Окончен бал, - расстроенным голосом сказал Рейвен и, переложив оружие в правую руку, подошел к Дэниелу, повернувшись спиной к дому.
      В следующий момент он толчком сбил Дэниела с ног и резко развернулся на месте. По кольчуге проскрежетала стрела, а сам стрелок, высунувшийся из-за сарая, выронил оружие и медленно опустился на землю. Метательный нож попал ему прямо в лицо.
      Дэниел, поднимаясь с земли, злобно поинтересовался:
      - Форсишь, засранец?
      Рейвен невинно улыбнулся.
      - Какой высокий стиль, сударь. Я за этим гаденышем уже минуты три наблюдал и вон тем падшим героем от него закрывался. Хорошо, что он в тебя не выстрелил, прицелиться, видать, не успел, руки сильно тряслись.
      - Так какого же... ты стреле спину подставляешь?
      - Риск - благородное дело, маршал. А ты что, хотел бы за ним полночи по лесу гоняться? Был бы у тебя в заднице целый букет перьев, да только не павлиньих.
      Дэниел ничего не сказал. Да и что тут говорить: победителей не судят.
      - Тебе большое спасибо. Тот, с секирой, мне бы жару устроил. А эти красавцы только с утками хорошие бойцы.
      - Ага, пока я с ним одним разбирался, ты, никак, четверых уложить успел.
      Рейвен мрачно хмыкнул.
      - Трофеями считаетесь, сэр? Шли бы вы... коня своего ловить, а то мы и так вдвоем на нем поедем. А я наш трофей говорящий от дождичка спрячу и осмотрю тут все: вдруг какой умник в сарае засел? Да и самострел приберу заодно: ни к чему он покойнику.
      - С рукой у тебя что? - озабоченно спросил Дэниел. Рейвен отмахнулся левой:
      - Ерунда. Синяк от дубины. - Вложил оружие в ножны и, покрепче ухватив оглушенного за шкирку, поволок его к дому, приговаривая: - Бедненький ты мой, невезучий, все подохли, а ты к злому Ворону в лапы попал, вытрясет он из тебя, засранца недобитого, всю душу, ничего не оставит.
      Прежде, чем отправиться на поиски коня, Дэниел оглядел склон, и почувствовал, как у него отвисает челюсть и волосы под шлемом встают дыбом: из семи лежащих на склоне людей трое не имели ни одной царапины и, судя по посиневшим лицам, умерли мучительной смертью от удушения. Да и четвертый, лицо которого мешал рассмотреть труп коня, загнулся явно не от колотой раны в руку. Несколько мгновений маршал стоял, абсолютно ничего не понимая, потом плюнул и отправился к озеру.
      К счастью, гнедой мирно стоял, запутавшись брошенными поводьями в ветвях корявой ивы. Появившегося хозяина он приветствовал тихим ржанием.
      Дэниел заботливо осмотрел животное. Везение продолжалось - конь отнюдь не ослеп, факел только подпалил ему гриву с правой стороны. Дэниел облегченно вздохнул, пожалел, что не знает никаких лошадиных богов, которых можно было бы поблагодарить, и, распутав повод, вскочил в седло. Когда он вернулся, все покойники были аккуратно сложены в одну кучу посреди двора, а Рейвен сидел на крыльце, рядом с прислоненным к бочке для дождевой воды связанным пленником. Возле него валялась кучка трофеев: горсть мелких монет, дешевое кольцо из поддельного золота и хороший кинжал в ножнах. Рейвен поднял его и протянул товарищу.
      - Держи, пригодится.
      Дэниел привязал коня, поймал брошенный кинжал и закрепил его на поясе.
      - Что здесь?
      - Тихо и пусто, одни мыши, - ответил Рейвен. - Хозяева отсюда как с пожара драпанули. А эти, видать, нашли брошенное жилье и пристроились на дневку. А потом дорвались до бочонка с пивом и заночевать решили. Самое приятное, что мы появились во-время, они еще не все сожрали и вылакали.
      Дэниел помедлил, как бы лучше задать вопрос.
      - Слушай, а ты что, персонального палача себе завел, или голыми руками их поодиночке давил?
      Рейвен слегка помрачнел.
      - Да в том-то и дело, что не руками. Если здесь поблизости хоть один орденский есть, я ему сейчас хорошо просигналил, как фонарем.
      - В смысле? - озадаченно спросил Дэниел.
      В ответ Рейвен прогнусил, как клерик, читающий ученый трактат:
      - Любой маг, вполне искусством своим овладевший, способен на некотором расстоянии ощутить применение сил как подвластных ему, так и враждебных, и чем более глубоко знаком он с искусством, тем больше будет то расстояние.
      Дэниел немало опешил. Он не то, чтобы не верил в магию, но считал, что она, равно как, впрочем, и любая религия, оказывает воздействие на человека только лишь через собственную его убежденность, потому что человек - существо от природы суеверное. Но что же такое сказал Рейвен, чтобы четверо здоровых мужиков задохнулись на месте? Нет, наверное, даже известие, что противники Рейвена убиты стрелами Митры, вызвало бы у него меньшее удивление. Но раньше, чем он успел задать хоть какой-то вопрос, пленник, очнувшись, замычал и задергался.
      Рейвен радостно потер руки:
      - Так, теперь начинается самое интересное! У нас ведь есть живые новости.
      И с сожалением добавил:
      - Конечно, если бы мы того, с секирой, взяли, он бы побольше рассказал.
      Дэниел проглотил вертевшийся на языке ядовитый ответ и спросил:
      - Может, водой его окатить, чтоб оклемался быстрее?
      - Ни в коем случае, - заявил Рейвен. - Обойдемся без воды. Смотри.
      Он стащил с левой руки перчатку, повернул на среднем пальце перстень и коротко приказал:
      - Факел сюда!
      Дэниел подобрал затоптанный уже факел, заново поджег его и вернулся к крыльцу.
      - Встань у него за спиной и держи.
      Дэниел замер в роли живого подсвечника и стал с немалым душевным волнением ждать, что последует дальше.
      Тем временем Рейвен поймал в металлически поблескивающий камень отблеск факела и стал водить им туда-сюда перед мутными глазами пленника, повторяя какую-то ритмичную тарабарщину. Это действо, напоминавшее чтение заклинания, показалось Дэниелу очень долгим. Потом Рейвен внезапно замолчал и медленно потянул руку с кольцом на себя. Парень потянулся за ней, словно привязанный невидимой ниточкой. Рейвен удовлетворенно хмыкнул и вернул руку в прежнее положение, после чего спросил:
      - Ты слышишь меня?
      - Да, - каким-то загробным голосом ответил пленник. Дэниела пробрал легкий озноб. Рейвен продолжал:
      - Ты будешь говорить мне правду и только правду. Ты слышал мой приказ?
      Последние слова ударили, как хлыстом. Пленник вздрогнул и монотонно ответил:
      - Я буду говорить правду.
      - Как тебя зовут?
      - Мар из Трех Лесин.
      - Кому ты служишь?
      - Господину Гельмунду, герцогу Каринтийскому, защитнику обиженных.
      "Вот как" - подумал Дэниел. - "Гельмунд, значит, уже герцог."
      - Как давно ты служишь?
      - С прошлой осени.
      В голове Дэниела пронеслось: "Гельмунд же осенью сидел в тюрьме!"
      - Ты участвовал в войне?
      - Да.
      - Расскажи.
      - Я Аррехт брал весной. То-есть, они сами ворота открыли.
      - Кто был твоим командиром?
      - Гел. Его этот, в сером, убил. Рейвен досадливо поморщился:
      - Кто командовал взятием Аррехта?
      - Сэр Эд. У него на щите две перевязи синие.
      " "Эд де Барн," - мгновенно вспомнил Дэниел. - "Две синие перевязи на серебре и красная башенная корона в правом верхнем углу. Казне задолжал дорожный налог за два года и срочную десятину."
      - Союзники в городе были? - продолжал Рейвен.
      - Про них слыхали только. Говорили, конница их за Лейном ждет.
      - Что делал сэр Эд, когда подошла армия принца?
      - А он ее и не дожидался. Как узнал, сам с дружиной в замок уехал, а остальным приказал уходить кучками и ждать где подальше.
      - Где вы ждали?
      - Да за озером, на ландах.
      - Куда сейчас направляетесь?
      - Приказано под Кариссу идти, господину герцогу на подмогу.
      Дэниел подскочил на месте, и не удержавшись, спросил сам:
      - Какие силы у принца в Кариссе? - и тут же подумал: "Нашел кого спрашивать." Ответ поразил его:
      - Так принц и не там вовсе. Он в каком-то замке помирает. И вся свита при нем. А в Кариссе маршал самозваный, этого, бывшего, любимчик. Говорят, герцог с ним без труда сладит. Он после штурма каждому, кто выживет, по горсти монет обещал в награду.
      - Откуда ты знаешь?!
      - Люди говорят.
      Чуть остыв, Дэниел заметил, что речь парня стала менее монотонной и более осмысленной. Тут Рейвен показал маршалу кулак и снова спросил:
      - Кто приказал идти к столице?
      - Гел приказал.
      - А ему кто?
      - Господин Эд, наверное.
      - Понятно, - Рейвен положил руки на колени и задумался. Потом встал и подошел к Дэниелу.
      - Да брось ты этот светильник. Ничего он больше не знает. Итак многовато слухов набрался, повезло нам.
      Дэниел растерянно спросил:
      - И что ты теперь думаешь делать?
      - А у нас выбор есть? Нужно ехать в Кариссу. Они наверняка все так тащатся, так что у нас есть время. Даже если осада уже началась, найдем способ прорваться.
      - Думаешь, он будет дожидаться всего этого сброда? - Дэниел кивнул в сторону убитых.
      Рейвен прищурился.
      - А ты когда-нибудь видел штурм, где благородные господа сами лезли первыми на стену, а не шли по телам такого вот сброда? Гельмунда ты лучше меня знаешь.
      Дэниел вспомнил давний несостоявшийся штурм и кивнул:
      - Ну, что, тогда едем по очереди?
      - Ага, один едет, второй за стремя держится. Тебе ехать первому.
      - Это почему? - взвился Дэниел, считавший себя гораздо более выносливым.
      - Потому, что это тебя башкой об землю приложили, а не меня, - отрезал Рейвен. А потом добавил: - Не волнуйся, я спешу первого же, кто мне попадется, или добуду любую клячу, хоть украду. Мы должны успеть как можно быстрее.
      Дэниел шагнул к коновязи и вдруг обернулся, хлопнув себя по лбу:
      - Погоди, а с ним чего делать?
      Рейвен стукнул кулаком по ладони.
      - Кончать.
      - Слушай, - Дэниел слегка запнулся. За долгую службу ему отдавать приказы о казни приходилось весьма редко, а чтобы своей рукой убить безоружного пленника... - Может, его в подпол засунем и сверху закроем?
      Рейвен злобно рассмеялся:
      - Мы не на турнире, Дэн. И не в доброй сказке. Ты сам знаешь, что войска под барабанный бой, с развернутыми знаменами, в чистом поле встречаются только в романах. И только в романах пленники послушно исполняют волю победителей. И то благородные. Война есть война.
      Дэниел напряженно думал.
      - Слушай, если ты его мог колдовством допросить, может, ты ему все забыть прикажешь? Сможешь?
      Глаза Рейвена сузились.
      - Может, и смогу. Но проверять не буду. Иди седлай, я сам.
      Дэниел отошел к коню и уткнулся лицом в гриву, стараясь ничего не слышать. Так плохо ему было только после первого самостоятельно убитого врага. В себя маршала привел странно резкий, надтреснутый голос Рейвена.
      - А этот допрос вовсе не магия. Есть на юге такое искусство - расспрашивать человека во сне. Придумали его, чтобы безумцев лечить. Так что он, когда помер, даже не проснулся. - И добавил с какой-то тоской: - Почти из каждого лекарства можно приготовить яд. Вот и думай теперь, есть-таки магия, или нет.
      Но Дэниел, вскакивая в седло, не думал о магии.
      2.
      Третий час после полуночи - самое гнусное время. За окнами хоть глаз коли, от горящей в комнате одинокой свечи тьма вокруг еще гуще. И глаза слипаются, как будто веки налились свинцом. А спать нельзя. В такое время, если что случится, важнее всего командир, способный отдать приказ и предотвратить панику. И копейщик, и лучник, увидев командира на стенах сразу после тревоги, поймут, что все идет как положено. А это значит, что бой уже наполовину выигран.
      Да нет, не пойдет Гельмунд на ночной штурм. Побоится. Конница на стены не полезет, а пехота рановато собираться начала. Уже добрых трех сотен недосчитается самозваный герцог. Пришли, как к себе домой, и встали лагерем чуть не напротив ворот. Первыми, значит, осаду начали. Одни. А к ночи, как положено, напились: начальствующие - дешевым вином, наверное, а остальные - кислой местной брагой. Браге этой на базаре цена медяк за ковш, а голова с нее мутная и дурная. И до чего обнаглели, мерзавцы: даже рогатки вокруг стана поставить поленились, как будто в городе вовсе войск нет. А в полночь лязгнул подъемный мост и пошла потеха. Семь десятков конных пограничников все хмельное воинство изрубили, как крестьянин - капусту и ошметки кровавые в землю втоптали. Дворянчик, что привел его, даже знамя распускать не мог. Добыли только его гербовой щит. Правда, на герб-то и посмотреть стыдно: какой-то жалкий зеленый пояс на железе. Ни фигур, ни корон. Это вам не серебряные на лазури леопарды Валинов, такие же, как у королей островного Эвеленда. Только те поддерживают золотой скипетр, а эти - золотую же звезду, увенчанную графской короной. Правда, мои леопарды держат тонкий серпик растущей луны, но это уж так положено - младший.
      А как брюзжал капитан Ральф, когда я приказал расставить часовых по всей городской стене, а не только у ворот и в цитадели. И понял мой замысел только тогда, когда изловили ночью неприметного человечка с письмом. От Гельмунда письмо, к городским синдикам и цеховым мастерам. Он, видать, клериком заделался: за две недели трижды пергамент портил. Да только все письма не по адресу попали. А если и дошло хоть одно, толку с того оказалось немного, потому что первое из них читали глашатаи вслух на торговой площади вчера утром, ровненько после ночного веселья. И под копыта коней брошен был давешний трофей - серенький щит рыцаря-торопыги.
      Нет, не полезет Гельмунд на ночной штурм. Побоится. Один раз он уже обломал зубы о карисские стены. Приехал на коне и со свитой, а уехал на повозке и под стражей. Правда, тогда за этими стенами было воинов раза в два побольше. И возглавлял оборону Дэниел. Дэн Железная Рука. Маршал Дэн. А я - вовсе не Учитель, хотя и похитрее буду, да и циничнее намного. И Гельмунду уже не тридцать. Вот он и остерегается теперь, надеется, что Карисса сама откроет ворота. Зря надеется.
      Ладно, пес с ним, с Гельмундом. Можно хоть предположить, что у него на уме. А вот что будут делать рыцари Ордена? Говорят, что они неживые. Говорят, что они Не-мертвые. Говорят, что под шлемами у них звериные морды. Или черепа. Говорят... Говорят... И наплывает из темноты что-то, похожее на закованного в латы человека с головой не то собаки, не то волка. Э, нет, так не пойдет. Только не спать!
      Едва ли столичные красавицы узнали бы своего любимца. Ну и рожа смотрит из тазика с водой, и не поверишь, что отражение. Точеное лицо осунулось - ну точь-в-точь вурдалак, ночью увидишь - испугаешься. Голубые глаза стали еще красивее - оттенены не сходящими уже с неделю синяками. Светлые кудри свалялись, как войлок, причесывай, не причесывай - все едино. И шлем уже начал лысину протирать. А мне всего двадцать четыре. Нет, хорошо что это не настоящее зеркало. Поди-ка, расколи бронзовый лист. А так зачерпнул воды, побежала рябь - и рожа исчезла, как не было. Холодная, зараза! Но сон смывает хорошо.
      Вот вернусь в столицу, первым делом пойду к цирюльнику. К самому лучшему. Потом на Суконную, к Рэду-портному, пьянице рыжему. Пусть за одну ночь сочинит платье по последней моде, да такое, чтобы все придворные щеголи рты поразевали. Втрое заплачу. А потом - в загул. Всех перепробую, от служанок кабацких до графских дочек. И обязательно навещу Линду. Плевать мне, что ей уже под тридцать и слывет старой девой. Если надо, опять полезу в окно, как тогда. И пускай Рудольф Де Брас, братец ее, за меч хватается. Теперь он мне не противник. И вышибут меня обратно в Кариссу, ровно по папенькиной просьбе - поближе к герцогу Таалю, родовому нашему врагу. Да куда уж ближе!
      Только блажь все это. Дорога в столицу мне теперь закрыта. До победы, по крайней мере. А там уж как кости лягут. Это только поговорка такая, что победителей не судят. Судят, да еще как. Как маршала Дэна. Простодушный ты мой учитель, как мне тебя не хватает!
      Интересно, а когда все это, собственно, началось? Когда кончились силы терпеть всю эту дурацкую карусель и созрел нарыв из злобы и обиды, готовый прорваться в любой момент? Не тогда ли, когда высокомерно отмахнулись от меня на военном совете, а старого Ральфа, который три десятка лет командует карисской гвардией и уже четырех королевских наместников здесь повидал, и вовсе в зал не пустили - неблагородный, мол? Или раньше, когда Его Высочество, сопляк рыжий, смотрел на меня, белый от злости, будто хотел отправить на конюшню пороть? Смотрел, а сказать ничего не мог - мешало брошенное к его ногам бело-черное, в шахматную клетку знамя Ральфа Ландваля, рыцаря винделандских кровей, нашедшего свой конец в мутном Лейне. Да, наверное, уже тогда. Хотелось плюнуть на все и просить отставки. Капитан Ральф удержал. Ральф и виконт Деррик. Жаль виконта. Погиб, прикрывая отступление. Просто остался на том берегу. Как на другом берегу реки, отделяющей этот мир от мира теней. А все по вине сопливого мальчишки и придворных блюдолизов.
      И когда уехал умница Герберт... Эх, слишком осторожен стал знаменитый рыцарь, а ведь его слово тогда могло оказаться решающим... Неужели и я когда-нибудь стану таким же? Не знаю. Но Дэн же не стал! Ага, вот и сидит в своем поместье. И хорошо, что в поместье, а не в тюрьме вместо Гельмунда. Так, что-то я опять засыпаю. Воды и немедленно....
      И прорвалось оно в тот день, когда новый командующий, сэр Андольф, придворный до мозга костей, объявил перед построенными во дворе цитадели войсками новый приказ. "Для охраны здоровья и благополучия Его Королевского Высочества..." Короче, бросить Кариссу на произвол судьбы, "оставив гарнизон численностью в три сотни человек под командованием благородного сэра Эдреда" и запереть все оставшееся войско в крошечном, но якобы неприступном замке Илвит, где и расквартировать-о его как следует негде, и разместить припасы на случай осады... Неприступный, как же... Да его и брать никто не будет. Обложат, как в мышеловке, и через две-три недели придется самим выходить сдаваться. Да и колодец в Илвите поганый, вода мутная. И раздались голоса: "Никуда не уйдем!", "Измена это!", "Эдред? Это который так от переправы драпал, что Их Высочество обогнал?" Капитан Ральф рявкнул на загомонивших солдат, вышел вперед и твердо сказал:
      - Этот приказ я исполнять не буду.
      А я и не заметил, как шагнул вслед за ним. Сэр Андольф побагровел.
      - Вы арестованы! Отдайте оружие!
      А Ральф так же спокойно ответил:
      - Нет.
      Тут новоявленный командующий понял, в каком положении находится. Половину своей армии Его Сопливое Высочество положил на переправе. Часть оставшихся стояла не в Кариссе, а в том самом трижды неладном Илвите. А здесь были люди Дэна: гвардия, пограничники, ополченцы. Те, кого в этот позорный поход не взяли. А королевских против них - впятеро меньше. А гул нарастал и уже ни я, ни Ральф его бы не остановили.
      - А пусть катится в Илвит!
      - Да хоть бы и на...
      - Будем Кариссу держать!
      - Пусть Ральф командует!
      - С ума сошел? Рыцаря надо!
      Это был натуральный бунт. Только бунт за королевство. И тут кто-то из гвардейцев, будь он трижды проклят, рявкнул басом:
      - Сэра Лайонела в маршалы!
      И все подхватили. По-моему, я попытался сесть на булыжник. Не успел. И взглянул на сэра Андольфа сверху, поднятый на руки солдатами.
      Нет, пора идти обходить посты на городской стене. У любого, даже самого нерадивого, лучника весь сон испаряется, когда он понимает, что вместе с ним не спит его маршал, даже если этот маршал - обычный самозванец.
      3.
      Лайонел застегнул пояс с мечом, набросил на плечи плащ и решил удовлетвориться этим, сочтя кольчугу излишней роскошью. Он уже предвкушал, как ударит в лицо холодный и влажный ночной ветер, и сон исчезнет сам собой, но тут в дверь тихо поскреблись. Ругнувшись, Лайонел дернул ее на себя, и в комнату буквально упал наполовину непроснувшийся мальчишка-аж.
      - Сударь, там сейчас дворянин какой-то из столицы приехал. Хочет вас видеть.
      Сон исчез мгновенно. Лайонел пригладил спутанные волосы, неосознанно подражая этим жестом маршалу Дэниелу, и резко спросил:
      - Где он?
      - В караульной ожидает, у городских ворот.
      - Грамоты какие-нибудь предъявил?
      - Нет, сударь, у него золотой медальон, а на нем корона и роза.
      Ох, час от часу не легче! Такие медальоны носят только принцы да особо доверенные лица, вроде барона Герберта. Это-то кто, интересно?
      - Свита при нем велика?
      Паж протер слипающиеся глаза.
      - Да он, сударь, вроде как и без свиты, один охранник с ним, да и тот наемный, из бродячих, вроде.
      - Проводить немедленно. Я его приму прямо здесь.
      Оставшись один, Лайонел еще раз ополоснул лицо, причесался, потом критически оглядел себя. Да, хороши сапоги, как глину месил. Будить никого из пажей не хотелось, и Лайонел для приблизительной чистоты сам прошелся по ним щеткой. Потом сменил обычный плащ на парадную накидку, вышитую серебром и отороченную полинявшим уже мехом куницы, и счел приготовления законченными.
      В голове царила полная каша. Ну ничего же себе событие - не пойми откуда взялся эмиссар короны, притом, похоже, проскакавший всю бурлящую Каринтию в сопровождении одного телохранителя. Да еще и с медальоном. А значит, с такими полномочиями, что вполне может не только сместить самозваного маршала, но и самого принца от командования отстранить. Только вот с чего его принесло в Кариссу, а не в Илвит? Или еще не знает о произошедшем расколе? Тогда нам повезло, первому рассказчику всегда доверия больше. Только рыпаться нельзя ни в коем случае: "Слушаюсь, ваша светлость", или кто он там? Ну, ладно, пускай будет "светлость". "Готов отдаться на справедливый королевский суд и понести любое наказание, только после победы. Потому что передовые отряды мятежного Гельмунда в количестве около тысячи конных, коими командует Эдмунд фон Вирден, гельмундов племянник, уже Лейн перешли. А за ними идет и сам мятежник вместе с Орденом."
      Нет у этого Эдмунда тысячи конников, хорошо, если пять сотен есть. Имея надежный тыл, один Лайонел с пограничниками в два счета бы его обратно за реку вышиб, и мосты бы уцелевшие разрушил к той матери. Только вот нет надежного тыла. Красавица-Карисса в тылу, скрытая стенами, как устрица панцирем, и под тем каменным панцирем такая же мягкая и уязвимая.
      В дверях снова появился сонный паж.
      - Господин посол здесь, сударь.
      Господин посол, не дожидаясь особых приглашений, отодвинул пажа и прошел в комнату. А за ним протиснулся и телохранитель в нордмарском шлеме и кольчуге и молча занял место в углу. Лайонел поднялся навстречу важному гостю, и они замерли, изучая друг друга.
      Нет, чего-то Лайонел в происходящем не понимал. Ну не может придворный хлыщ пересечь полстраны без кучи воинов и слуг, в сопровождении одного только человека. Не выдержит. А боевой рыцарь, ветеран, никогда не нацепит на пояс по-дурацки длинный клинок, в котором легче легкого запутаться, и не будет он сразу, с дороги, бриться до блеска и завивать волосы.
      Рейвен тоже окинул Лайонела взглядом. Красавчик, хоть портрет пиши... был. И явно бабник. Еще бы, с такой-то внешностью. Только потрепала красавчика невеселая военная жизнь, последний раз переспал он, судя по глазам, неделю назад с какой-нибудь кухонной девкой, да и то в перерыве между полуночной и рассветной стражами. Но умен. Вон какая дума на лице. Ладно, сейчас мы тебя заставим мозгами скрежетать.
      Посланец изящным жестом перебросил Лайонелу золотой медальон на тонкой цепочке. Да, сомнений никаких, такое не подделаешь. С одной стороны корона и роза, с другой - корона и солнце. Чрезвычайный эмиссар, особо доверенный. Расположился, гад, в кресле, как хозяин.
      - Рей, виконт Корвилль. А вы, если я не ошибаюсь, Лайонел, виконт Освик, третий сын графа Альреда, удельного властителя северного Приморья.
      - Да, ваша светлость. - Пускай-таки будет "светлость". Сочтем, что золотой медальон делает из виконта полноценного графа. Ладно, теперь пора радовать посланца. - Если вы с поручением к Его Высочеству, то он ныне, в связи с болезнью, квартирует в замке Илвит. А я здесь готов принять вас, как старший по должности и высший по происхождению.
      А посланец крутит пальцами темный локон:
      - Я в курсе. И решил навестить сначала вас, маршал.
      Ох! Вот это номер! Откуда знает?.. И что теперь делать? Вот тебе и хлыщ придворный. Погоди-ка, Корвилль... Нет, не помню. В мои времена при дворе это имя не произносили. Значит, либо новый выдвиженец, либо кто-то из старых, из опалы возвращенный. Интересно, сколько ему лет?
      - Только не оправдывайтесь, виконт. Что слышно о Гельмунде?
      - Идет сюда. Эдмунд, его племянник, позавчера занял мосты. Так что ждем со дня на день.
      - А вы знаете, что сюда сползается шваль со всей Каринтии? Ополчение, так сказать.
      Знаем, знаем. А вот ты-то откуда знаешь, змеев сын? Этого тебе в столице сказать не могли.
      - Да, ваша светлость. Один, особо ретивый, уже дополз. Щит вы могли видеть на городской площади. А мятежным сбродом кишат все окрестности. Однако мастер Ральф, капитан гвардии, уже позаботился об охране обозов с продовольствием.
      - Обозы - это ваше дело.., Маршал!
      А высокомерия у посланца на троих хватит. Прямо ненаследный принц. Ладно, принц ты или не принц, а готовься получить хороший пеньковый фитиль.
      - Клянусь Митрой, я безмерно рад вашему появлению. Могу ли я надеяться, что теперь оборону возглавит истинно достойный рыцарь, облеченный доверием Его Величества?
      В твоем, собственно, лице. Ну что ж ты в этом лице не меняешься? И улыбка чуть не до ушей.
      - Боюсь, виконт, что вы неправильно поняли мои замыслы. Я, несмотря на то самое высочайшее доверие, прибыл сюда, как частное лицо. У меня совсем другие задачи, и я вовсе не собираюсь отнимать у вас заслуженное положение.
      Нижние боги! А он еще и издевается! Нет, не спроста появилась здесь эта столичная штучка, ох, неспроста! Но что ему на самом деле надо? Попробуем выяснить...
      - Я осознаю шаткость своего положения, ваша светлость.
      Улыбается. Так улыбается, как будто готовится сказать какую-то пакость.
      - Что-то у вас эта "светлость", маршал, в зубах вязнет. Оставьте. Можете называть меня "ваше высочество". Или просто Рейвен.
      Так. Медленно, в два приема, поднимаем с пола челюсть. Так, чтобы было незаметнее. Взгляд должен быть устремлен на переносицу. Да не себе, а собеседнику! Делаем вид, что ничего не произошло. Интересно, это потолок опускается, или просто небо перевернулось? Рейвен-маг, первый бастард королевства, сидит передо мной! И голову наклоняет, как настоящий ворон.
      Дверь отворилась, и вошел капитан Ральф, как всегда подтянутый и удивительно аккуратный в штопаной форменной тунике.
      - Сударь, я... - и остановился. Тоже, видать, в себя приходит. Только смотрит почему-то на застывшего в углу наемника. И кинулся вдруг к нему так, что чуть кресло с господином бастардом вместе не своротил.
      - Дэн!!! - и они с наемником обнялись. Шлем с лязгом на пол свалился. А под ним... маршал Дэниел собственной персоной. Только стриженый, и весь дикой щетиной оброс.
      Может, я это во сне вижу? Во сне часто то, чего сильно хочешь, существующим представляется. Надо себя ущипнуть. Ох, мать, перестарался! Значит, не во сне. Нет, это просто бедлам какой-то!
      * * *
      А когда первый шок от встречи прошел и мы все немного успокоились, по-солдатски лихо опустошив рейвеновскую фляжку, стало ясно, что поводов для радости особых-то и нет. Я слушал весьма художественный рассказ Рейвена, сжимая кулаки. Значит, "проданная война". Война, в которой одна из сторон заранее обречена на поражение. И этой стороной предназначено быть нам. Ну уж нет! Потом пришло время рассказывать нам с Ральфом. Теперь Дэн сжимал голову руками и стонал: "Идиоты! О Митра, какие идиоты!" Рейвен же прокомментировал все это одной ехидной фразой: "На дураках земля держится. С дураков, значит, и падает." Мы подсчитали силы. Получалось не так уж плохо: семь сотен дэновских пограничников, да к ним почти шесть - гвардии, притом, все - опытные воины, спину врагу не покажут. Способны драться и на конях, и пешими. А многие гвардейские офицеры еще помнят почти четырехлетней давности штурм. Двенадцать сотен городского ополчения, вооруженного за счет цехов - эти, конечно, уже похуже, но командиры у них подобраны толковые, да и сражаться они будут за собственный дом, не за что-нибудь. Да еще сотен пятнадцать довольно сбродных воинов, приведенных каринтийскими рыцарями. Эти, пожалуй, хуже всего. Полный набор: от замковых стражников чуть ли не до крестьян с вилами. Ну, с оружием мы им, конечно, помогли, кольчуг не раздавали, но без кожаного дублета и тесака или осадного ножа не остался никто. Да вот с дисциплиной у них плохо, даже самые опытные привыкли повиноваться только своим баронам, а как поведут себя под единым командованием - и вовсе неизвестно. Итого - четыре тысячи. В другое время с такой армией можно было бы и в поле выходить, но вот какая незадача: у Гельмунда столько же одной кавалерии, а вместе с отрядами мятежных баронов, наемниками и прочим разномастным сбродом - и все пятнадцать будет. Это - вовсе не считая Ордена. В общем, шансы есть. Но какие - кто его знает?
      Пока говорили и считали, Дэн молчал. Не узнать маршала - стал какой-о тихий и смотрит, как больной. Зато этот самый Рейвен, неприятная, все-таки, личность, сразу узурпировал обязанности главнокомандующего, и стал вещать:
      - Ваша основная задача - любой ценой держать Кариссу. Притом, держать не меньше месяца. А потом подойдет Герберт с армией, по крайней мере, осаду снимет.
      Тут я не выдержал.
      - А какая у вас задача, ваше высочество?
      Он как-то криво улыбнулся и ответил:
      - А моя задача - выяснить, что у нас понадобилось Ордену, и какими силами он владеет.
      Ральф ему говорит:
      - Да что нужно - и так понятно. Клянусь Камнем Саргола, воюют всегда за одно: за земли, за деньги, за власть. А сколько у них сил, разведчики на переправе подсчитают.
      Рейвен рассмеялся, как будто капитан какую-нибудь глупость сказал, а потом вдруг замер. Посидел немного с открытым ртом, вскочил и начал материться. Ругался он такими словами, что я половины и не слышал. Даже на ярмарке.