Глава 14. ИЗ ДНЕВНИКА

4 сентября 2084.

Первый учебный день привести расписание на четверть:

Пн/Ср Менеджмент (темы)

Пн/Ср/Пт Американская литература (семинар) История Америки Бизнес Религия Америки

Вт/Чт Американские диалекты и креольский

10.00-12.00 Линдси 7837 Индустрия Развлечений (семинар)

15.00-17.00 2099 Линдси

Сб Индустрия развлечений по обстоятельствам (практика)

«Индустрия развлечений (практика)» — это меня заинтриговало. Что на деле — выясним завтра. Думаю, какое-то шоу. Или знакомство с бродвейскими шлюхами.

Учебныи день. Стоит верть:

19.00-21.00 138 Расселл 09.00 4579 Линдси 11.00 447 Расселл 13.00 8006 Линдси

5 сентября. Вчера вечером я с компанией ходила во вьетнамский ресторан. Такой удивительной еды я никогда не пробовала: сквид (моллюски), ветчина и ещё что-то со специями, не имеющими аналогов. Из всего предложенного мне была знакома только уха. Ветчина мне напоминала блюдо, которым Джон угощал меня в прошлом году, но вьетнамский вариант оказался намного вкуснее. Без малейшего страха я перепробовала все, что подавали.

Они почти никогда не едят здесь козлятину и крольчатину, ни здесь, ни где-нибудь в другом районе страны. Едят в основном рыбу, свинину, курятину и говядину. Долорес Броди с Митцубиши — она проучилась здесь уже две четверти — рассказала, что как-то им подали жареную говядину, а мясо отдавало тухлятиной. Наверное, я перестану подмечать такого рода высказывания, когда сама стану попахивать тухлятиной. Завтра попробую натуральный бифштекс. Такой черный, и чтоб кусина был зажарен на решетке… И, может, повару удастся приготовить мясо получше, чем его приготовили для Долорес.

В свое дневное меню американцы включают две «мясных» еды, рыбу они за мясо не считают, — утром и в полдень. Потребляют крахмала больше, чем я привыкла. Высматриваю рис и мамалыгу.

Семинар по развлечениям не имел ничего общего ни с индустрией, ни с развлечениями. Преподаватель Марле Гвинн напустила на себя такой серьезный вид, какой обычно напускают учителя, когда пытаются возвести свой предметишко в ранг академических наук, тем самым возвышая и себя. Я написала ей грустную работу, в которой сравнивала секс на Земле с сексом в полях с пониженной гравитацией. Разве секс не развлечение? Практические занятия, наверное, будут поинтереснее — спектакли, старые кинофильмы, танцы, спортивные игры, концерты, много чего. И надо постоянно помнить: развлекая и развлекаясь, не расслабляйся! Ведь это дело серьезное?

Что касается курса «Диалекты» (креольский, ей-богу, не знаю…), представляет ли он какуюто ценность? Курс для историков? В основном для воинствующих гуманитариев и неучей.

Из всей группы на семинаре по менеджменту я единственный представитель Миров. А также единственная женщина. Пока решила не нажимать — демократия так демократия! — и не маккиавелльничать, хотя, насколько я знаю, сам дух управления диктует жесткий принцип подчинения единой власти. Но все же я взяла инициативу в свои руки и «завела» группу, раскрутив дискуссию по вопросу об управлении Мирами. Тема заинтересовала всех, включая руководителя семинара. Здесь я, однако, для того, чтоб изучать модели землян. Ошибки землян.

Не знаю, что и сказать о курсах «Бизнес» и «Религия Америки». Оба включают в себя обширные лекции. Первый день был посвящен разным формальностям: нам на уши вешали всякую собачью лапшу про успеваемость и посещаемость. Посещаемость! Что мы — дети?

Любопытен семинар «Американская литература». Его ведет немец — герр доктор Шауманн. Угасающий дедок, он сумел сохранить чувство юмора — так старые вояки до самой своей смерти держат порох сухим. Чем-то Шауманн напоминает Джона, глубиной, упрятанной в подкорку интеллигентностью, что ли. По отношению к нашей аудитории Шауманн вел себя весьма агрессивно, активно используя сократовскую методу оболванивания собеседника. Он закидывает вам самый простенький вопрос, но на закидушке — уйма крючков. Так поднимем же тост за систему образования, принятую в НовоЙорке!

На этом семинаре я не встретила ни одного человека с орбиты. А семинар был прелюбопытнейший, и аудитория его в корне отличалась от той, группы, что слушает, скажем, «Бизнес-курс» или «Теорию управления». Один из студентов, посещающий класс Шауманна, поэт-бородач Бенни Ароне, сразу же привлек мое внимание. Я даже задумалась, не пофлиртовать ли с ним.

Дэниел хотел, чтобы я сразу, как прилечу на планету, с головой окунулась в земную, «нормальную», со всеми её перипетиями и сексом, жизнь. Но это для меня чертовски сложно. Пока предпочитаю вспоминать тело Дэна, нежели спать с кем-то другим. А сколько ещё предстоит перелопатить дел! Поэтому я и не завела интрижку с Бенни, хотя мне и доставило удовольствие то, как он смотрит на меня, полагая, что я не чувствую его взгляда. Впрочем, быть может, он глазеет на меня просто из интереса, из-за того, что я явилась из космоса, и мои роковые чары тут ни при чем.

Миссис Норрис поведала мне, что женщины Миров пользуются на Земле репутацией дам, которых легко «завоевать». Право, часть американцев, да и не только американцев, весьма странно относится к сексу. Они воспринимают секс не как любовь или игру, но как соревнование или испытание. Женщины для мужчин здесь одновременно — и партнеры, и призы. До сих пор не знаю, как поступить: принять предложенные правила игры или и далее держаться неприступной. Чтобы узнать землян получше, следовало бы, конечно, принять их правила. Но я не большой любитель компромиссов. Можно, естественно, и немножко попритворяться, сказав себе: сейчас ты — актриса. Понаблюдать за американскими женщинами со стороны, поизучать их бессознательные рефлексы.

Ну, не знаю. Лучше всего — плыть по воле волн. И если тебя хотят — уступить, даже если у мужчины весь интерес к тебе ограничивается интересом к твоей, гм, канализационной системе. Но это ещё та дорожка! К тихому омуту, который, не исключено, кишмя кишит чертями. Можно запросто нарваться — изнасилуют. А то вспомни, Марианна, что ты — владелец роскошной собственности. Вот и начни приторговывать ею. То есть своим телом.

Не разумнее ли начать с поэта? Сознавая, что движет тюбой один лишь холодный расчет.

6 сентября. Сегодня позвонил Джон; Дэниел подсоединился к линии, и мы коротко, но очень непринужденно поболтали. Они ещё не получили мои письма. Парадоксально, но дешевле переслать письмо из Нью-Йорка во Флориду самолетом, чем передать текст из того же Нью-Йорка в космос по радиолучу. Вероятно, письма застряли на сортировке. Или их отправили в Рим. Чокнутая планета.

Собралась попробовать мясо. Пусть вот только закончится менструация. Меня все время подташнивает. Но это ерунда. Лучше спазмы в горле, чем вроде бы такое привычное, но такое обильное на этот раз кровотечение — никогда прежде не вытекало из меня столько крови. Я обратилась к врачу, и мне ответили, что это периодически случается с каждой женщиной, вне зависимости от того, прилетела ли она с орбиты, где пониженный уровень гравитации, или всю жизнь провела на Земле. У меня якобы менструация протекает нормально. Посоветовали мне принимать препарат железа, о чем я и без них догадалась. Я уж совсем перестала обращать внимание на тошноту, внимание сконцентрировано на ином — все силы уходят на борьбу с Землей, с её притяжением, и все бблит, ноги, спина и плечи. Каждое утро просыпаюсь в синяках и шишках. Долорес, живущая по соседству со мной, сказала, что у неё период адаптации занял пару недель, а на Митцубиши уровень гравитации тот же, что и у нас — 0,8 от. земного. Каждое утро заставляю себя заниматься ритмической гимнастикой, а потом ползу в душевую и стою под горячей струей так долго, сколько удается выстоять. Кубометры израсходованной тобой воды здесь никто не подсчитывает, хоть залейся ими, но сама вода — серая, нью-йоркский вариант рециркуляции. Пить её нельзя, и, кроме того, она с запахом: слегка попахивает вареной человечиной и очень сильно галоидами и мылом. Ванн ни у кого нет. Да и понятно: кто захочет купаться в супе?

Готовилась к семинару, читала Готорна и По. Эдгар — и полегче, и позанимательнее Готорна, а Готорн, как стилист он сильнее По, весь окутан религиозной мистикой — до сути добраться трудно. Легче всего я воспринимала литературу двадцатого столетия. Кстати, мы потратили на неё довольно много времени, ибо она — конек Шауманна.

Курсы «Бизнес» и «Религия» — вотчина НАО (Национальной ассоциации образования). Лекции рассчитаны на не посвященных в предмет и носят обзорный характер. В принципе задумано неплохо: за каждую тему отвечает отдельный лектор, который полностью отрабатывает её со студентами, являясь при этом одним из ведущих в мире специалистов в данной области. От специалиста требуются не только глубокие знания и наличие авторитетного имени в мире науки, но и умение доходчиво преподносить свой материал аудитории. Добиться звания профессора НАО — мечта чуть ли не каждого ученого Земли, ибо лучшего места, в смысле высокой заработной платы и страховки, на планете просто не существует. Мы также удостоились чести видеть живого проктора, предположительно живого, — если следовать теории, которую сам же проктор развивал на семинаре по религии. И у него была своя метода: последние десять минут лекции он уделял подведению итогов, обобщению материала и ответам на вопросы. Конечно, мы имели возможность получить ответы на любые вопросы, подключившись к компьютерной сети НАО в библиотеке или общежитии, но это стоило денег.

Ужасно раздражает, что, находясь в аудитории, вы можете заткнуть вещающего с экрана лектора только одним способом — швырнув в экран кирпич. Швыряя кирпич в «предположительно живого» проктора, стоящего на кафедре, вы рискуете сделать его однозначно мертвым.

Через десять минут после начала сегодняшней лекции по «Бизнесу» из класса испарилась добрая половина студентов. Характеризуя меркантилизм как экономическое учение старой Европы, профессор тараторил со страшной силой, и я подумала, что уследить за его скороговоркой человеку, не изучавшему историю Европы, необычайно тяжело.

Почитаю-ка ещё Готорна. Хочется «устроить цирк» на семинаре по литературе доктору Шауманну. Или Бенни?

7 сентября, Сегодня между парами «Диалекты» и «Развлечения» я заглянула в «Космос-клуб». Там кто-то по какому-то поводу устраивал завтрак. Разговор показался мне занятным. Решила, что останусь до конца, если только мне опять не испортят настроение. Я уже ученая и, с тех пор как один деятель, ведущий программу, прицепился к нам, новичкам, в контакт на подобных мероприятиях лишний раз стараюсь не вступать. Но вскоре я ушла из клуба — толпу интересовала в основном дармовая жратва: старая знакомая крольчатина. Противно было смотреть. Противно об этом даже говорить… Ладно, сходим на следующее мероприятие. Вечером во вторник.

Университет меня доконает. Кажется, что в основу учебного процесса здесь положен принцип «масло масляное», и пора уже награждать университет памятной медалью с этим изречением. На оборотной стороне надо отчеканить формулу «deja vu2» (в квадрате). С утра мы мусолили «Розовое лисьмо», после чего слушали лекцию о пуританизме. Курс, «Диалекты» обогатил нас сказочкой про Елизавету Английскую, которая якобы спаслась, выжила и сбежала в один из анклавов в Аппалачских горах. На паре «Развлечения» нас потчевали фольклорным гарниром: на экране в течение получаса умирала и никак не могла умереть старуха, терзающая гитару и бубнящая себе под нос нечто невероятно нудное, в то время как за кадром вкрадчивый женский голос фантазировал на тему: как же спаслась Елизавета. И так без конца. Я догадалась где собака зарыта. Тайный заговор! Они основали свой университет, дабы убедить меня, что я — умалишенная.

8 сентября. Неудачный день. Вчера вечером я решилась наконец отведать жареное мясо и присоединилась к группе студентов, направляющихся в супермодный ресторан «Сэм и Педро ТексМекс салун». Все было просто потрясающе — декор, мебель, костюмы обслуживающего персонала. От всего веяло киношным девятнадцатым веком, Диким Западом, каким его любили изображать режиссеры в классических ковбойских лентах в двадцатом столетии. Я долго изучала меню. Единственным блюдом, которое отвечало моим представлениям о натуральном бифштексе, оказался стейк «чили» — добротный, хорошо прожаренный ломоть мяса, залитый ароматной и острой приправой. К подобным соусам я привыкла с детства. Короче — то, что надо… Как выяснилось позже: то, да не совсем. Это я поняла в шесть часов утра.

Все утро я металась между постелью и унитазом да изредка отвечала на телефонные звонки. Врач посоветовал мне посидеть дома, не выходить на улицу до тех пор, пока дело не пойдет на поправку. Смешно, не правда ли? Еще он посоветовал мне попить водички. Я позвонила доктору Шауманну, узнала задание на понедельник — Билли Бадд и Том Сойер. Это я уже читала. Затем я связалась с библиотекой и заказала на дом, на экран телекуба, лекции по «Бизнесу» и «Религии». Я попыталась заказать на дом и две следующие лекции из этих курсов, но мне ответили, что они выдаются «только в связи с особыми обстоятельствами и по специальному разрешению». Абсурд. Они боятся, что ты можешь затребовать сразу все лекции, восемнадцать часов, и за пару дней прослушать весь курс. Не переступив порог аудитории. Но что в этом плохого? В Ново-Йорке твои знания и твои способности оцениваются по тому, как ты сдал экзамен или по результатам твоей курсовой работы. За кого они здесь нас принимают?

К полудню моя пищеварительная система справилась наконец с отравлением. Я, правда, все ещё валялась в постели. Праздновать мое выздоровление было ещё рановато, а то соседи по этажу наверняка бы обрадовались. Я немного позанималась. Потом написала письма Джону и Дэниелу. Посмотрела по телекубу половину идиотского порнофильма. Дешевый фарс.

Лишь одно приятное событие произошло за сегодняшний день — позвонил Бенни Ароне. Он сообщил, что готов принести мне конспекты пропущенных мною лекций, и предложил вместе пообедать. Я объяснила Бенни, в каком я нахожусь состоянии — в разобранном и горизонтальном, — и мы решили перенести эксперимент — наш первый поход в ресторан — на следующий день. Мы выбрали ресторан, построенный на территории зоопарка.

Я описываю разговор с Бенни так, словно он буквально навязал мне свидание, но в действительности он вел себя очень скромно, если не сказать застенчиво. Мне Бенни нравится все больше и больше.

Немного погодя я спустилась в музыкальную гостиную общежития, стала играть гаммы и неожиданно почувствовала, что здорово проголодалась. Я поспешила на улицу, во вьетнамский ресторан, попросила рис под рыбным соусом, вьетнамцы называют его «ньок мэм», и два стаканчика рисовой водки. Поужинав, я вернулась домой и засела за дневник. Теперь ложусь спать.

9 сентября. Зоопарк большой, животных — море, но порядка и ухоженности в нем, недостает. Он расположен в Бронксе, в районе с дурной репутацией. Ездить сюда желательно только днем. Естественно, меня сопровождал Бенни. Он прихватил с собой нож. Этот нож болтался у него на поясе, на ремне. Вообще-то большинство ньюйоркцев ходят в зоопарк вооруженными. Территория зоопарка — место относительно безопасное, как объяснил мне Бенни, но всякое может случиться на станции в подземке или на улице. Я, конечно, сильно усомнилась в том, что лезвие сможет отпугнуть от нас банду подростков, но все же сам факт, что у нас есть нож, немного успокаивал меня. Какая-никакая, а защита, пусть и символическая. Станция подземки в Бронксе выглядела ничуть не благообразнее платформы под 195-й улицей.

Носить оружие в Нью-Йорке противозаконно, но что есть закон? Законы принимаются постфактум. А полицейские — народ недоверчивый. Заприметив у вас в руках кинжал или пистолет, они скорее подумают, что вы — бандит, нежели примут вас за добропорядочного Человека, готогого с оружием в руках отстаивать свои честь и достоинство. Бенни заявил, что никогда ни на кого не собирался нападать и никогда не пускал нож в дело, разве что занимался резьбой по дереву. Но пару лет назад один бродяга проломил Аронсу череп, и с тех пор, собираясь покинуть пределы Манхэттена, Бенни берет с собой нож. Аронс и мне предложил последовать его примеру, но для меня это уж слишком… Я лучше убегу.

В зоопарке масса самых разнообразных видов животных. Большинство из них отловлены в далеких странах, в таких экзотических биооазисах, как пустыни и джунгли. В зоопарке мне встретились звери, которых прежде я не видела даже на картинках или на фото. Например, муравьед. Или садовая летучая мышь, очень большая! Меня удивила прирученная «домашняя» зебра. Таких зебр люди используют на фермах наряду с обычными лошадьми. Я приласкала корову — огромное, неуклюжее сентиментальное животное. Встреча с ней, живой, несколько поколебала мою уверенность в том, что я когда-нибудь все-таки выучусь есть жареную говядину. Но не позволим эмоциям влиять на наш рацион! Не позволим, хотя прожить, в принципе, можно и на булочках с изюмом. Кстати, очень вкусно.

Земные козы покрупнее, чем наши. А я считала, что они должны быть мельче, поскольку притяжение на Земле очень сильно. Джон ввернул бы в мою фразу словечко «коэффициент». Земные кролики и куры — точь-в-точь как наши. Бенни удивился тому, что я знаю о них так много. Кротяры думают, что Миры — это сплошь большие города, летающие по небу. Я посоветовала Бенни поставить над собой эксперимент и в течение хотя бы десяточка лет по четвергам, ровно в полдень ставить перед собой тарелку с тушеным кроликом. И съедать свою порцию до последнего кусочка. Здорово закаляет волю!

Увидела я и настоящего крота. Бенни не понял, отчего вдруг я так расхохоталась. Я сказала, что крот напомнил мне одного моего знакомого.

Бенни совсем не похож на типичного мужчину-землянина. Он относится к женщинам вежливо, но не снисходительно. За исключением одного эпизода у клетки с резвящимися обезьянами, здесь Бенни позволил себе пошутить, но ни разу за всю нашу прогулку не коснулся темы секса. А поводов в зоопарке было предостаточно. Он не обронил ни одной двусмысленной фразы даже тогда, когда после прогулки мы заглянули в его квартирку. Официальная версия — за конспектами лекций. Конечно, это мог быть хитрый тактический ход, но что-то мне не верится. Бенни производит впечатление открытого, простого парня. Чем-то он мне напомнил Домиана, тот тоже писал стихи, да и многих других мужчин из НовоЙорка. С Бенни я превосходно чувствую себя, мне уютно и спокойно.

Аронс живет в крошечной квартирке рядом с площадью Вашингтона. Его комнатушка даже меньше той, что я занимаю в университетском общежитии. По размеру комната Аронса — как моя в Ново-Йорке. Она заставлена стеллажами, полки которых забиты книгами и подшивками газет и журналов. У Бенни есть телефон, но нет телекуба. Кровать поднята к стене, как спальная полка в купе. Когда Аронс опустил свою кровать, в комнатенке стало совсем тесно. Мне некуда было девать колени. Оставалось — либо устроиться на кровати, либо на стуле за письменным столом. Бенни стоял и ждал, пока я принимала решение.

Мы бегло просмотрели конспекты, и я попросила Бенни показать мне что-нибудь из его стихов. Он ответил, что стихи показывать мне ещё не время, — надо ближе узнать друг друга. Когда-то он публиковал свои подборки в журналах, но затем пришел к мысли, что печататься — глупо. Вот и вся информация, которую я получила. Теперь Аронс пишет нечто другое. Что? Он вежливо уклонился от разговора. Потом он заявил, что звучащее слово на бумаге умирает. Умирает чересчур красивое слово, добавила я про себя. Бенни показал мне несколько своих рисунков. Никогда бы не подумала, что они вышли из-под пера поэта. Скорее из-под пера инженера: уличные сценки, прорисованные тщательнейшим образом, тоненькие штришки — мельчайшие детальки. Техника: жесткое перо, черная тушь и акварель, где каждое цветовое пятно живет обособленно; оно обведено, как в детских альбомчиках «Раскрась сам». Бенни признался, что рисует в основном для себя и исключительно по вдохновению. Но несколько работ он продал иностранцам.

Аронс прожил всю жизнь в Нью-Йорке. В данной квартирке обитает с шестнадцати лет. Деньги тратит в основном на книги. Многие из них — настоящие книги, в твердых обложках и отпечатанные типографским способом. Но есть у Бенни и копии, сделанные на библиотечной множительной аппаратуре. Одну из полок стеллажа занимали раритетные издания в кожаных переплетах.

Деньги Аронс зарабатывал тем, что занимался репетиторством, изредка продавал картины, приглядывал за маленькими детьми из семей, живущих в том же доме, а кроме того, преподавал в скромной Городской школе.

Я уже упоминала, что Бенни обладает врожденным чувством юмора. Помимо того, он умеет жонглировать сразу четырьмя монетками. Что ещё он умеет? Затронуть потаенную струнку в вашей душе и мягко поигрывать ею, словно веревочкой, которую ради забавы наши предки надевали себе на пальцы. Думаю, Бенни безошибочно угадывает чужую боль. Он длинный и тощий, кожа да кости, никогда не расстается со шляпой и никогда не открывает рот, улыбаясь. А улыбается он часто.

Я благодарна ему за то, что с его губ не слетают сальности, и, за то, что он не кружит вокруг меня, как павлин, распустивший хвост. Если бы он настаивал на нашей близости, я, вероятно, уступила бы ему и потом сожалела об этом. Или отказала, а потом тоже сожалела. А ещё позже и вовсе не находила бы себе места.

10 сентября. Перечитала отдельные страницы из Твена и Мелвилла и пошла в фонотеку слушать образцовый креольский и учить креольский алфавит. Господи, я ведь легко могла отказаться от этого курса, несмотря на то, что мой кураторконсультант буквально навязала мне его. На родине мне такие знания не пригодятся.

За обедом я съела гамбургер и бифштекс. Потом долго ждала, как отреагирует на мясо мой организм. Ничего не случилось. Впрочем, нет. Случилось. По-моему, мне всю ночь снились глаза той чертовой коровы.

Пока была в библиотеке, сделала нотную копию «Концерта для кларнета» Брамса. Жаль, что мое расписание составлено таким образом, что на регулярные занятия музыкой времени не остается. Но сегодня перед ужином я выкроила пару часов и поиграла. Сказывается и то, что за две недели космического полета мои губы ни разу не дотронулись до инструмента. Я посетила музыкальный магазин и купила бамбуковый инструмент — всего десять долларов! После него во рту остается горький привкус, но звук зато более мелодичный, чем тот, что я извлекаю из пластика.

11 сентября. На семинаре по менеджменту прямо передо мной сидит полицейский из федеральной службы (ФБР). Вчера он явился на занятия в «полевой» форме, в легком бронежилете и в зеркальном шлеме.

Нам он объяснил, что сразу после университетских занятий он отправится в школу ФБР, а оттуда — на ночное патрулирование, это у них практика. Он учится в полицейской школе и одновременно посещает семинар по менеджменту для того, чтобы всегда можно было, оставив службу, переключиться на другой род деятельности и, чем черт не шутит, открыть свое дело.

Прежде я почти наверняка влюбилась бы в него. А теперь — вряд ли. По натуре это очень спокойный человек, но когда он одет по форме, это сочетание — ледяное спокойствие и экипировка — создает какой-то жутко-устрашающий эффект. Раскаленный уголь под мягким слоем остывшего пепла. Кстати, вот что полицейский рассказал о зеркальном шлеме: он защищает глаза, когда в лицо стреляют из лазерного оружия. Конечно, если не стреляют в упор. Мне же кажется, шлем — это ещё и средство психологического воздействия на людей. Человек-невидимка, невозмутимый робот…

Его зовут Джефф Хокинс. Внешне он похож на Чарли Девона. Косая сажень в плечах, очень короткая стрижка — глянешь со стороны: череп словно выбрит наголо. Джефф даже крупнее Чарли; да и сложен получше. А образован — с Чарли не сравнить. Однако интуитивно я чувствую, что это один и тот же тип человека.

Меня это раздражает. Никому не известно, где он родился. Ну, ладно. Никто не имеет права лезть к нему в душу. Никто. Но я уже ощутила: у Джеффа очень мощное биополе. Мощное и активное. Оттого-то я и переполнена информацией: да, сейчас он невозмутим, но как только я, О'Хара, дрогну и от желания у меня закружится голова и помутится рассудок — простыня будет наготове, и ещё одна, чтоб укрыться, и как только Джефф почует, что я «созрела», сам сделает шаг навстречу, сам сорвет спелое яблочко.

Держи себя в руках, О'Хара! После трех недель воздержания каждый мужчина — самец. Позаботься о себе. Нет, не в этом плане, это слишком просто. Пора понять, что все люди — разные, и все мужчины на Земле — тоже разные.

Да и всегда под боком такая отдушина, как «Космос-клуб». Ради Бога, загляни в глаза какому-нибудь девониту и будь спокойна…

12 сентября. Явилась на вечер в клуб. Никакой официальщины. Все раскованны и благодушны. Мы собрались в дальнем зале ресторана «Река Лиффи». Заведение оформлено под старинный ирландский паб, и подают черную форель из бочки; Джон бы знал — у него б слюнки текли. После короткой и не очень внятной торжественной части мы разбрелись по ресторану, разбились на группы: фон-браунцы, машаллахцы, ново-йоркцы…

Нас было десять человек из Ново-Йорка. Я на Земле совсем недавно, присоединилась к компании ново-йоркцев последней — свежая информация из первых рук. Меня засыпали вопросами: какие новости, какие слухи-сплетни? Никто из нас не мог принять участие в голосовании, но все равно всем интересно, что за ситуация складывается в Мирах перед выборами. Я думаю, что Маркус будет переизбран. Слишком много кандидатов на пост Инженера-Координатора. Поэтому никто из кандидатов не наберет нужного числа голосов. Правда, Джон считает, что основная масса инженеров выступит за Гудмана, руководителя проекта «СС». Ну, получит он одиндва процента голосов, и что?

Мы встречаемся в клубе вечером во вторник, именно в это время Миры передают на Землю очередную программу своих еженедельных новостей. Полчаса у экрана, на котором блистает очаровательная Джулис Хаммонд, для моих соотечественников — словно глоток родниковой воды для путника, затерявшегося в пустыне. Боже, неужели и меня когда-нибудь охватит эта жуткая ностальгия?

С одним из парней, околачивающихся в «Космос-клубе», мы учились в одной школе в НовоЙорке и вместе играли в детском оркестре. Парень окончил школу на год раньше меня. В ресторане он стоял в противоположном конце зала. Я никак не могла припомнить его имя и поэтому так и не решилась с ним заговорить. А меня тут все окликали просто: «Новенькая!»

Неожиданно я поняла, что большинству из моих соотечественников абсолютно неведомо, что творится за дверями клуба, на улице. Наверное, это своего рода перестраховка. Там, за стенами, — неизвестность, чужая Земля и опасности на каждом шагу, а здесь, среди своих, — покой, уют, душевный комфорт. Одна ли я такая дура затесалась среди них? Я жаждала узнать о землянах как можно больше, особенно об американцах.

Отделение Миров от планеты, обретение ими независимости совершится на моем веку. Я смутно предугадываю свою судьбу, чувствую, что скоро окажусь в эпицентре событий и, то ли как член административной команды, а то и как политик, вероятно, повлияю на их ход. Не сомневаюсь в том, что процесс обретения Мирами независимости будет тяжелым.

Внезапно я вспомнила о Бенджамине Франклине, который чуть ли не костьми ложился, пытаясь предотвратить назревающую Гражданскую войну. И так продолжалось целых двадцать лет. В ту пору Франклин большую часть времени проводил в Англии, употребляя все свое красноречие на то, чтобы примирить колонии с Британией, Британию с колониями. Он был ярчайшим гением и, кроме того, обаятельнейшим мужчиной, который никогда не лез за словом в карман, — и чем кончилось? У Франклина ничего не вышло. Чего же я могу достичь? Что я должна свершить? Иногда, здесь, на Земле, я просыпаюсь — за окном раннее темное утро — и совершенно точно ощущаю (о мистика!): очень скоро я окажусь в точке пересечения исторических путей цивилизаций. И чем больше я черпаю для себя из истории, тем меньше мне хочется оказываться в этой точке.

В ресторане я слегка перепила и поэтому рискнула прогуляться по ночному Нью-Йорку пешком. От клуба до общежития — около трех километров. Правда, я пошла не одна, а в сопровождении двух женщин: Шерил Маркхэм из Ново-Йорка и Клэр Освальд с Фон Брауна. На морозце я быстро протрезвела и даже почувствовала прилив бодрости. Морозец на Земле — не просто понижение температуры воздуха. Это неповторимый, изысканный холодок. Наши конструкторы совершили ошибку, когда определяли, каким быть климату Ново-Йорка. Теперь в Ново-Йорке постоянно, и век назад, и день назад, одна и та же «погода». За образец взят в меру сухой и теплый денек в субтропическом поясе планеты. Сейчас слишком поздно что-либо исправлять. Изменение климатических условий повлечет за собой серьезное нарушение экологии парка, а следовательно — практически его гибель.