Компьютер на шлюпке мог бы сказать мне срок с точностью до тысячной доли секунды, но пока был нем. Я начал набрасывать уравнения на снегу, пытаясь определить минимальное и максимальное время охлаждения близлежащей местности до 500 градусов. Ангелов, имевший более современную подготовку по физике, тоже делал вычисления по другую сторону шлюпки.
У меня получилось что-то от шести часов до шести дней (шесть часов — это если местная скала обладает теплопроводностью меди), у Ангелова — от пяти часов до четырех с половиной дней. Я проголосовал за шесть Дней, никто не стал возражать.
Почти все время мы спали. Чарли с Дианой играли в шахматы, рисуя фигурки на снегу. Я несколько раз проверял вычисления, и все время получалось шесть дней.
Я проверил вычисления Ангелова, ошибки в них не нашел, но остался при своем мнении. Ничего страшного, если мы лишний день просидим в боекостюмах. Мы с ним добродушно спорили, царапая реплики на снегу.
Шесть дней спустя я опустил руку на выключатель генератора. Что нас ждет снаружи? Бомбы уничтожили всех тельциан поблизости, но они могли оставить где-нибудь резерв. Теперь они терпеливо ждут у гребня кратера. Правда, мы уже зондировали обстановку с помощью палицы, она возвращалась обратно целой и невредимой.
Я велел людям рассыпаться по всей площади купола, чтобы они не накрыли нас одним выстрелом. Потом, готовый снова включить поле в случае опасности, я повернул выключатель.
ГЛАВА 8
Коммуникатор у меня был включен по-прежнему на общую частоту, и после недели тишины меня оглушило счастливое тарахтенье в телефонах.
Мы стояли в центре кратера почти километровой ширины и глубины. Стены его покрывала сверкающая белая корка, местами ее пересекали красные трещины. Было горячо, но в пределах безопасности. Полушарие грунта, входившее в сферу поля, погрузилось в дно кратера метров на сорок. Теперь мы стояли на своего рода пьедестале.
Нигде не было следа тельциан.
Мы бросились в шлюпку, задраили люки, наполнили кораблик прохладным воздухом и расстегнули боекостюмы. Я не стал требовать первой очереди на посещение единственного душа. Просто сидел на противо-перегрузочной койке и дышал чистым воздухом, который не отдавал регенерированным выдохом Манделлы.
Корабль был рассчитан максимум на двенадцать человек, поэтому мы по очереди выходили наружу, чтобы не перегружать систему жизнеобеспечения. Я посылал сообщения второму штурмовику, который был все еще в шести неделях пути. Сообщалось, что мы находимся в хорошей форме и ждем, чтобы нас подобрали. Я знал, что у него найдется семь свободных мест, обычно боевой экипаж составляет три человека. Хорошо было снова ходить и разговаривать. Я приказал оставить всю армейскую рутину до прибытия на Старгейт. Несколько человек из выживших были раньше в команде Брилл, но они не выказывали никакой враждебности по моему адресу.
Мы придумали грустную игру, называемую ностальгия, — сравнивали родные эпохи и пытались представить, какой будет Земля через 700 лет после нашего отбытия, когда мы наконец туда доберемся. Никто не упомянул факта, что нам дадут, в лучшем случае несколько месяцев передышки, а потом — новый оборот колеса. Мы будем назначены в новые ударные группы.
Колесо. Чарли в один из дней спросил, из какой я страны, моя фамилия казалась ему очень странной. Я сказал, что происходит она от отсутствия словаря под рукой, и если бы ее написали правильно, она показалась бы ему еще более странной.
Я убил добрые полчаса, объясняя ему все детали. Родители мои, стало быть, принадлежали к числу хиппи (нечто вроде субкультуры, существовавшей в Америке второй половины двадцатого века, не признававшей материализма и основанной на множестве экзотических учений) и жили с другими хиппи в сельской коммуне. Когда мать забеременела, они, естественно, и не подумали пожениться — это повлекло бы изменение фамилии женщины на фамилию мужа, подразумевая, что она становится якобы его собственностью. Они решили оба изменить фамилию на одну. Они поехали в ближайший город и всю дорогу спорили, какое имя лучшим образом будет символизировать связывавшую их любовь, — я едва не получил куда более краткую фамилию, — и остановились на Манделле. Манделла — это такой знак вроде колеса, его хиппи заимствовали у одной заграничной религии, означал он вселенную, вселенский разум, бога или все, что им было угодно. Ни мать, ни отец не знали, как это слово правильно пишется. Чиновник магистрата написал его так, как ему послышалось.
Назвали меня Уильямом в честь богатого дядюшки, который, к несчастью, не оставил после смерти ни цента.
Шесть недель миновали в приятном времяпрепровождении — чтение, отдых, разговоры. Потом рядом опустился второй корабль. У него было девять свободных мест. Мы разделили людей таким образом, чтобы на каждом корабле имелся специалист на случай, если подведет заложенная в компьютер программа возвращения на Старгейт. Я перевелся на второй корабль, надеясь, что там найдутся новые книги. А их там не оказалось.
Мы залезли в резервуары и одновременно покинули планету.
Чтобы не надоедать друг другу в переполненных шлюпках, мы много времени проводили в резервуарах. Добавочное время ускорения помогло нам добраться до Старгейта за десять месяцев бортового времени. Для стороннего наблюдателя это составляло 340 лет (минус семь месяцев).
На орбите вокруг Старгейта кружились сотни крейсеров. Плохо дело: могут не дать нам отпуска вообще.
Я опасался, что скорее всего попаду под трибунал. Я потерял 88 процентов людей, многих потому, что они мало мне доверяли и не подчинились прямому приказу во время землетрясения. И на Сад-138 мы успеха не добились — там по-прежнему не было ни тельциан, ни базы.
Мы получили разрешение на посадку и пошли непосредственно вниз, без пересадки. Еще один сюрприз — на посадочном поле стояло несколько десятков наших крейсеров (раньше этого никогда не делали, опасаясь нападения на Старгейт) и два пленных тельцианских крейсера. Нам никогда не удавалось до сих пор взять один целиком.
Семь столетий могли принести нам решающее преимущество. Возможно, мы побеждали.
Над воздушным шлюзом имелась надпись «Для вновь прибывшего состава». Когда давление воздуха достигло нормы и мы раскрыли костюмы, очень красивая женщина вкатила тележку с одеждой, предложила нам на идеальном английском одеваться и следовать в лекционный зал по коридору и налево.
Одежда была странная, почти невесомая, но теплая. Я почти год не носил ничего, кроме боекостюма.
Зал для лекций был метров на сто, слишком большой для нашей групки в 22 человека. Та же самая женщина попросила нас садиться поближе. Что-то не клеилось. Я готов был поклясться, что она пошла по коридору в другую сторону — я это точно знал, потому никак не мог оторваться от этого зрелища.
Черт, наверное, у них появились передатчики материи. И она решила сэкономить несколько секунд.
Через минуту вошел мужчина, на нем была такая же простая, без украшений, куртка, как и на всех, включая женщину. Он поднялся на сцену, в каждой руке у него была пачка толстых тетрадей. За ним шла женщина, она тоже несла тетради.
Потом я обернулся, и женщина по-прежнему стояла в проходе. К тому же мужчина явно был их брат-близнец.
Мужчина полистал одну из тетрадей и кашлянул, прочищая горло.
— Эти книжки — для вашего удобства, — сказал он, тоже с идеальным акцентом. — Если не хотите, то можете их не читать. Вы теперь можете делать то, что хотите… Потому что вы теперь свободные люди. Война кончилась.
Все молчали — никто не верил.
— Как вы узнаете из этих книг, война кончилась 221 год тому назад. Соответственно сейчас 220 год. По старому стилю — 3138 от рождества Христова.
— Вы последняя группа возвращающихся солдат. Когда вы покинете базу, я ее тоже покину. Сейчас это только место встречи возвращающихся солдат, а также памятник человеческой глупости. И позора. Обо всем сказано в книгах.
Он замолчал, и без паузы начала говорить женщина:
— Мне очень больно за вас всех, я понимаю, сквозь что вы прошли, и мне хотелось бы сказать вам, что жертвы были не напрасны, но, как вы прочтете, это не так.
Даже накопившаяся за века ваша оплата не имеет теперь цены, так как я больше не пользуюсь деньгами или чеками. Не существует даже такая система экономики… где используют эти вещи.
— Как вы уже, наверное, догадались, — снова заговорил мужчина, — я, мы, — клоны одной индивидуальности, одного отдельного человека — примерно двести пятьдесят лет назад меня звали Кан. Теперь меня зовут Человек.
В вашей группе находился мой прямой предок, капрал Ларри Кан. Мне очень грустно, что он не вернулся.
Другие люди больше не производятся, потому что я — идеальный генетический образец.
— Меня составляют более миллиарда отдельных индивидов, но я одно сознание, — сказала она. — Позже я постараюсь объяснить подробней, пока это затруднительно.
Но на некоторых планетах люди по-прежнему рождаются старым естественным путем. Если мое общество покажется вам слишком непривычным и чужим, вы можете отправиться на одну из таких планет. Многие ветераны просили меня изменить их сексуальную полярность, чтобы они могли войти в общество на этих планетах. Это можно сделать очень легко.
Ладно, Человек, об этом не волнуйся, выдай только мне билет.
— Я приглашаю вас быть моими гостями здесь, на Старгейте, десять дней, после чего вас доставят в любое место по вашему выбору, — сказал он. — Пожалуйста, познакомьтесь с этой книгой. Можете задавать любые вопросы и просить о любых услугах. — Они встали и покинули сцену.
Рядом со мной сидел Чарли.
— Я не верю, — сказал он. — Они разрешают… поощряют… мужчин и женщин делать это? Друг с другом?!
Человек-женщина, стоявшая в проходе позади нас, ответила прежде, чем я придумал в разумной степени уклончивый ответ:
— Я не хочу осуждать ваше общество, — сказала она, — но я думаю, что это необходимая предохранительная мера. Если что-то случится с нашим генетическим образцом или вообще клонирование окажется ошибкой, то у человечества сохранится богатый выбор новых генетических матриц, чтобы начать все сначала.
Она похлопала его по плечу.
— Конечно, вам не обязательно отправляться на эти планеты. Оставайтесь у меня — я не делаю различий между способами половой игры.
Она поднялась на сцену и долго рассказывала нам, где мы будем жить, питаться и так далее, находясь на Старгейте.
— Компьютер меня еще в жизни не соблазнял, — пробормотал Чарли.
Война, длившаяся 1143 года, началась без какого-то реального повода и продолжалась только потому, что две расы не могли общаться друг с другом.
Едва такая возможность возникла, первым вопросом было: «Зачем вы это начали?» И вторая сторона ответила: «Я?»
Цивилизация тельциан тысячелетия тому назад покончила с понятием войны, и человечество тоже к двадцать первому веку, казалось, начало перерастать этот институт. Но старые вояки еще жили, и многие из них находились у власти. Они управляли и Группой Исследования и Колонизации при ООН, которая начала только-только использовать преимущества недавно открытого коллапсарного прыжка. Многие из первых кораблей не возвращались назад. Бывшие генералы начали подозревать недоброе. Они вооружили корабли колонистов и, едва встретив корабль тельциан, уничтожили его.
После этого они отряхнули пыль с медалей и орденов. Все остальное — наша история. Виноваты не только военные. Доказательства виновности тельциан в исчезновении первых кораблей были до смешного неубедительны. Некоторые люди обращали внимание на этот факт, но их игнорировали.
Война требовалась земной экономике — вот в чем дело, и такая война была бы идеальной. Она давала возможность вкладывать кучи денег, но одновременно объединяла человечество, а не разделяла.
Тельцианам пришлось заново учиться воевать. Хорошими солдатами они так и не стали и в конце концов проиграли бы войну, наверное. Тельциане не могли найти общий язык с людьми, говорилось в книжке, потому что они вообще не имели понятия отдельной личности. Миллионы лет они были натуральными клонами. Когда в экипажи крейсеров Земли вошли Канклоны, расы наконец вступили в контакт.
В книге это давалось как готовый факт. Я спросил Человека, как объяснить особенность коммуникации клона и «лона», и он сказал, что я априорно не в состоянии усвоить концепцию. Для этого нет понятий в моем языке, а если бы и нашлись понятия, мой мозг не справился бы с идеей.
Ну и ладно. Я не был удовлетворен, но готов поверить. Пусть белое будет хоть черным, главное — войне конец.
Человек оказался весьма гостеприимным хозяином. Только для нашей группы был устроен небольшой ресторан-таверна, где подавали еду круглые сутки. Я не видал, чтобы Человек ел или пил, — наверное, он изобрел новый способ питания. Однажды вечером я сидел в ресторане, пил пиво и читал выданную нам книгу.
— Я решил попробовать, — сказал Чарли без предисловий.
— Что именно?
— Женщину, — он вздрогнул. — Только без обиды… но меня что-то не слишком тянет. Но иначе… А ты уже пробовал?
— Э-э… нет, пока. — Женские клоны казались чем-то вроде прекрасной статуи или картины, я просто не мог представить, что это живые люди.
— Правильно. — Он не стал вдаваться в подробности. — Кроме того, она… он… оно… говорит, что можно будет переделать все обратно, если мне не понравится.
— Понравится, Чарли, вот посмотришь.
— Ну да, они тоже так говорят. — Он заказал стаканчик крепкого. — Просто это так неестественно… Но поскольку я решил повернуть переключатель… почему бы нам не отправиться на одну планету?
— Конечно, Чарли, великолепная мысль. — И я не шутил. — А ты уже выбрал название?
— Черт, мне все равно, лишь подальше отсюда.
— Интересно, как там сейчас на Небесах?
— Нет. — Чарли ткнул пальцем в сторону бармена. — Он там тоже живет.
— Тогда не знаю, нужно посмотреть список. В таверну вошел человек, толкая тележку, груженную папками.
— Майор Манделла? Капитан Мур?
— Это мы, — сказал Чарли.
— Вот ваши послужные списки. Думаю, вам будет интересно их посмотреть. Их перепечатали на бумагу, когда из невернувшихся осталась только одна ваша группа. Чтобы не загружать информационную сеть.
Как всегда, он предугадал вопрос, даже если я и не думал задавать его.
Моя папка была раз в пять толще, чем у Чарли. Наверное, самая толстая вообще, потому что я, кажется, единственный, кто прошел всю войну. Бедная Мэригей. Интересно, что там настрочил про меня собака Скотт? Я раскрыл папку на первой странице.
К первой странице была прикреплена маленькая карточка. Она уже пожелтела, и углы у нее раскрошились.
Почерк был знакомый, очень знакомый, несмотря на время. Дата на записке была 250-летней давности. Я вздрогнул, и глаза вдруг застлали слезы. Не было причины подозревать, что она жива. Но я не знал наверняка, что она уже мертва, пока не увидел эту дату.
— Уильям, что с тобой?
— Оставь меня, Чарли, на минутку. — Я вытер слезы и закрыл папку. Не стоило даже читать проклятую записку.
Пусть призрак прошлой жизни останется позади.
Но письмо из могилы — тоже все-таки письмо. Я снова раскрыл папку.
«11 октября 2878 г.
Уильям,
Все это будет в твоем досье, но ты можешь в него и не заглянуть, поэтому я позаботилась, чтобы ты узнал.
Я жива, как видишь. Может, и ты вернешься. Найди тогда меня.
Я знаю, что ты у Сад-138 и не вернешься еще лет двести. Это не беда. Я лечу на планету под названием Средний Палец, это пятая планета системы Мицара. Два коллапсарных прыжка, десять месяцев субъективного времени. Средний Палец — это что-то вроде Ковентри для гетеросексуалов.
Неважно. Мы, я и еще пятеро «стариков», сложили наши накопления и купили у ИСООН крейсер. Мы используем его как машину времени. Итак, я в субсветовом челноке и жду тебя Челнок уходит на пять световых лет от Среднего Пальца и возвращается обратно Очень быстро За десять лет я старею на месяц. Если ты вернешься в срок, мне будет всего двадцать восемь Поспеши!
Мне никто не нужен, кроме тебя. И мне все равно, девяносто тебе лет или тридцать. Если я не смогу быть тебе женой, я буду твоей сиделкой Мэригей»
— Бармен, простите, на минутку…
— Слушаю вас, майор.
— Вы знаете такое название — Средний Палец? Планета еще существует?
— Конечно, куда же она денется? — Логичный вопрос — Очень приятное место. Планета-сад. Некоторые считают, что там скучновато
— А зачем ты спрашиваешь? — поинтересовался Чарли Я протянул бармену свой пустой стакан.
— Я понял, куда мы с тобой полетим.