3

— «Маркиз X., давно известный как покровитель искусств, вчера вечером превзошел самого себя, появившись на сцене театра собственной персоной!» Проклятие! Что позволяет себе этот мальчишка! — Леди Дороти отшвырнула в сторону газету и нервно зашагала по роскошному абиссинскому ковру, устилающему пол гостиной.

Элизабет Гренвилль, молодая компаньонка леди Дороти, поднесла к губам чашечку с дымящимся чаем и молча наблюдала за своей хозяйкой, кружащей, словно шаман у ритуального костра, вокруг низенького стола, заваленного газетами. Маленькое тело леди Дороти казалось переполненным энергией. Складки ее платья, широкого, сшитого по последней моде, развевались на каждом шагу.

— «Он появился на сцене во время необъявленного заранее номера вместе с дебютанткой лондонской оперы, прекрасной Изабель!» — Леди Дороти с хрустом смяла очередную газету. — Изабель! Что за дурацкий псевдоним! Мерзость!

— А может, это ее настоящее имя? — предположила Элизабет, прихлебывая из чашки.

— Нет, это невозможно! — Леди Дороти яростно рассекла воздух смятой в руке газетой — ни дать ни взять индеец с томагавком. — К тому же эта женщина не умеет играть! И петь совершенно не умеет! «Белокурая пташка выпускала свои трели, не попадая в музыку голоском, едва долетавшим до первого ряда!» О-о! — Леди Дороти швырнула и эту газету на пол, придавив ее каблуком. — Эта девчонка не умеет петь, а Терри появляется вместе с ней на сцене!

— Говорят, что он спас этим весь спектакль, — заметила Элизабет с кроткой улыбкой.

— Спас? Да, спас — эту бездарную певичку от торта, которым ей непременно залепили бы в лицо! И от гнилых помидоров, которыми ее следовало бы закидать! — возбужденно воскликнула леди Дороти — Нет, клянусь, я удавлю этого негодяя! Удавлю! Собственными руками! Крутить любовь с актрисками — это ладно, понятно. Но появляться вместе с ними на сцене — это, согласись, со всем другое дело. Да еще с такими бездарными, как эта!

— Мадам, — раздался в дверях ровный низкий голос. Это был Стилтон, дворецкий леди Дороти, как всегда невозмутимый и серьезный. На серебряном подносе он держал газету и письмо. — Доставили еще одну газету!

— И послание!

Леди Дороти воинственно подбоченилась.

— От кого на этот раз?

— От графини Ливен. — Он приподнял затянутой в перчатку рукой письмо с таким видом, словно имел дело с дохлой крысой.

— Ну-ка, что там?

Леди Дороти стремительно схватила письмо, оставив Стилтона стоять с подносом, на котором сиротливо белела газета. Она быстро распечатала конверт и впилась глазами в строчки. Брови ее нахмурились.

— «Поскольку я не уверена, моя дорогая, что вы можете получать в Лондоне газеты, которые выходят в Девоне, посылаю их тебе. Уверена, что тебе просто необходимо с ними познакомиться!» Старая корова! — Леди Дороти небрежно швырнула письмо через плечо. — Положите это вместе с остальными, Стилтон!

Дворецкий с достоинством приблизился к столику, заваленному газетами, и положил поверх этой кучи еще одну — ту, что до сих пор держал в руках.

— До чего же много у меня милых, добрых и отзывчивых друзей, которые так любят писать письма! — сказала леди Дороти. — Сегодня вечером у нас будет большой костер, Стилтон!

— Слушаюсь, миледи, — кивнул дворецкий. — Я отправлюсь предупредить слуг.

Он поклонился и вышел.

— Что вы собираетесь предпринять? — поинтересовалась Элизабет, покончив наконец со своим чаем.

— Предпринять? — Леди Дороти подошла к дивану и принялась сбрасывать на пол лежавшие на нем газеты. — Пожалуй, поеду в город и…

Она остановилась и задумалась.

— Нет! — Леди Дороти прошуршала по газетам и присела возле стола. — Нет, я не поеду к нему! Я притащу этого дрянного мальчишку сюда! И желательно с этой… Изабель! Пусть лучше сыграют на моем поле!

Она мечтательно улыбнулась.

— Мой Терри всегда был отчаянным храбрецом. Отлично! Сейчас мне это его качество будет очень кстати!

Леди Дороти скинула на пол еще одну газету и поморщилась, потирая кисть:

— Я, кажется, слегка перетрудила сегодня руку! Ну ничего, впредь этого не будет, уж я постараюсь!

— Что я еще могу сделать для вас… э-э… милорд? — произнесла Изабель, не отрывая глаз от листка с ролью.

Сцена, на которой она стояла, была уставлена неуклюжей разномастной мебелью: драный диван, кособокий стол, продавленное кресло. Все это в целом должно было изображать роскошную гостиную в доме «знатного лорда». Сама же Изабель должна была изображать «шаловливую горничную». Играющий знатного лорда Ральф, ведущий актер труппы, тоскливо нахмурился. Пауза затягивалась. Изабель внимательно всмотрелась в листок.

— Ах да! — спохватилась она. — Тут еще есть ремарка: «хихикает».

Изабель скорчила странную гримасу и глупо захихикала.

М-да. Издаваемые ею звуки напоминали что угодно, но только не кокетливое хихиканье горничной.

Она увидела, как перекосилось лицо Ральфа, и вновь уткнулась в свой листок.

— Хозяйка послала меня узнать, не нужно ли вам еще чего-нибудь, милорд Реверанс… — Изабель запнулась и нахмурила лоб. — Нет, не так. Опять я ошиблась.

Ральф скорбно закатил к небу глаза.

— Да, дорогая, я это заметил.

Изабель еще раз сверилась с текстом и сделала быстрый реверанс.

— Хм-м-м… Вы действительно можете кое-что для меня сделать, моя крошка, — сказал Ральф, бегло скользнув глазами по тексту своей роли. Затем с важным видом подошел вплотную к Изабель — совсем вплотную.

Эй, что это он вознамерился сделать? Изабель нервно вчиталась в текст. Глаза ее быстро пробежали по строчкам и выхватили страшное слово: «поцелуй».

— Поцелуй! — воскликнула она и молниеносно приблизила свое лицо к лицу Ральфа.

Тот взвыл и отпрянул, прижимая ладонь к прокушенной губе.

— О, простите, — растерянно пробормотала Изабель.

— Моя губа! — визгливо заорал Ральф. Высокий тенор совсем не походил на вальяжный баритон, которым он разговаривал, будучи «знатным лордом». — Смотрите все! Кровь!

— Стоп! Стоп! — раздался крик Антонио из зала.

Он вскочил из-за режиссерского столика и принялся бегать по проходу между рядами, наполняя воздух итальянскими проклятиями и бешено жестикулируя.

— Мадонна миа порко, Изабель! В чем дело? Ты должна была поцеловать его, а не калечить!

— И-извините, — покосилась она на струйку крови, стекающую по подбородку Ральфа. — Я… Я опять перепутала!

— Так не пойдет, Терри, — завопил Антонио, поворачиваясь к стоящему рядом Терренсу. — Она не может играть. Я поставил ее в программу на эту неделю, а она совершенно не может играть! Мадонна миа! Весь Лондон придет смотреть на твою протеже, а она… Это конец!

— Успокойся, — сказал ему Терри. — Ну ошиблась она, с кем не бывает? Тем более, у нее это первая роль…

— Наверное, вместо «поцелуя» она прочитала «покусай»!

— Что еще за «покусай»? — неожиданно возмутилась Изабель. — Нет там такого слова. И вообще нет такого слова! «Покусай»! Мы же не японцы…

— О-о-о! — взмолился Терренс и воздел к небу ладони. — Ну, ладно, Изабель, ладно. Не нужно его целовать. Пусть лучше Ральф тебя целует!

— Что-о? — сдавленно промычал Ральф сквозь прижатую ко рту ладонь. — Да она же меня укусила! Не-ет! Увольте!

— Все, что ей нужно, — это немного практики, — примирительно сказал Терри.

— Вот уж это — без меня. По мне, так лучше с коброй целоваться! — скривился Ральф.

Он отшвырнул листок с ролью и нервным шагом покинул сцену.

— Ральф, мальчик мой! — застонал Антонио, протягивая вслед ему руки. Затем обернулся к Терренсу: — Вот до чего она довела моего лучшего актера! Теперь я должен как-то попытаться успокоить его. А ты уж тут сам решай, что делать дальше с твоей сумасшедшей протеже!

Он проворно вскочил на сцену и с жалобным криком: «Ральф, Ральф!» скрылся во тьме.

— Прости, — сказала Изабель, смущенно переминаясь с ноги на ногу. — Но, Терри… Я на самом деле не могу целовать его… да еще на глазах у всех…

— Сможешь. — Терри поднялся на сцену. — Тебе просто не хватает практики.

— Откуда ты знаешь, сколько у меня было этой самой практики, — проворчала Изабель.

— Прежде всего ты должна понять, что это не настоящий поцелуй, — начал Терренс. — Это игра, притворство, имитация поцелуя, а не настоящий поцелуй.

— Хорошо, пусть это будет не настоящий поцелуй, — кивнула Изабель.

— Вот и славно, — улыбнулся Терренс. — А теперь повторим эту сцену.

Он поднял брошенный Ральфом листок и быстро пробежался глазами по строчкам.

— Начни отсюда: «Не могу ли я для вас…» Договорились?

— Да, — смиренно кивнула Изабель и уставилась в свой текст. — Могу ли я для вас еще что-нибудь сделать, милорд?

Она криво ухмыльнулась и глупо захихикала. О боже, опять это лошадиное ржание!

— Нет, нет, — покачал головой Терренс, — не так. Ты же флиртуешь с этим лордом. Ты что, никогда не видела, как горничные дают понять джентльменам, что они не прочь… ну… что они хотели бы…

— Нет, — отрезала Изабель и покраснела. — Я уже говорила: мой отец был профессором истории, и в доме у нас никогда не было прислуги. Кроме Рут, естественно.

— Ради всего святого! — взмолился Терренс. — Только не копируй Рут. Подражай кому угодно, только не ей. И не привязывайся к тексту — слова ничего не значат. Дай понять, что ты хочешь меня, не словами, а телом, взглядом, интонацией…

Изабель присмотрелась к Терренсу. Его рыжие волосы растрепались, одна прядь свесилась на лоб, прикрывая глаз. Взгляд его был напряженным и серьезным. Теплое чувство шевельнулось в груди Изабель, и она негромко хихикнула.

— Отлично! — просиял Терри.

Изабель продолжала смеяться, не сводя глаз со стоящего перед нею мужчины. Ей по-настоящему нравилось смотреть на него — высокого, широкоплечего, элегантного. Она вздохнула и произнесла низким вибрирующим голосом:

— Могу я для вас еще что-нибудь сделать, милорд?

Терренс застыл с вытаращенными глазами. Изабель искоса взглянула в текст и продолжила:

— Моя хозяйка послала меня узнать, не нужно ли вам еще чего-нибудь, милорд.

Она вовремя вспомнила про реверанс, и на сей раз он получился весьма грациозным.

Терренс улыбнулся, опуская листок с ролью.

— Хм-м-м, — протянул он, подходя вплотную к Изабель и не сводя с нее глаз. — Да, есть кое-что…

Он осторожно отвел в сторону руку Изабель с зажатым в ней листком.

— Есть кое-что, чего я хотел бы от вас…

Он наклонил голову и осторожно прижался губами к губам Изабель. Она закрыла глаза и напряглась всем телом. «Так нужно по роли», — мысленно напомнила она себе.

— Милая, — негромко прошептал Терренс.

Его губы были нежными, теплыми. Для Изабель это был первый в ее жизни поцелуй, и она целиком отдалась во власть новых, неведомых ей ранее ощущений. Соприкосновения одних только губ ей показалось недостаточно, и она потянулась всем телом к Терренсу, прижалась к его груди. Губы ее, поначалу напряженные, стали отвечать его губам со все возрастающей страстью. По телу Изабель пробежала легкая дрожь.

Терренс в ответ крепко обнял ее. Их поцелуй становился все глубже, все горячей. Изабель прильнула к Терренсу, ощущая силу его тела, жадно вдыхая запах его кожи, и таяла, словно воск, в крепких мужских объятиях.

Ее руки сами собой обвились вокруг его шеи. Медленно, нежно она скользнула ладонью вверх и погрузила пальцы в его волосы. О боже! Шелк! Нежный, струящийся шелк!

Неожиданно Терри глухо застонал. Слегка дрожащими пальцами он оглаживал, ощупывал спину Изабель. Затем сделал шаг вперед, и Изабель послушно и синхронно шагнула назад. Так они и двинулись — нога в ногу — по вытертым, щербатым доскам сцены к манящей темноте кулис. Театр, свет, люди — весь мир перестал существовать для них.

Так они достигли стены, и Терри прижал к ней Изабель всей тяжестью своего тела. Какой же приятной показалась ей эта тяжесть! И первый поцелуй Изабель все длился, и длился, и длился…

Внезапно Терри оторвался от ее губ и откинулся назад.

— О боже! — смятенно прошептал он.

Изабель широко раскрыла глаза и очнулась от сладкого наваждения. Господи, да что же она делает! Стоит на виду у всех, прижатая спиной к стене, и целуется с мужчиной! Да еще как целуется!

Что происходит? Они репетировали, и все это должно было быть только игрой! А то, чем они сейчас занимаются, — разве игра?

— Терри! — раздался голос Антонио.

— Чтоб тебя… — буркнул Терренс, размыкая объятия и отступая от Изабель.

Он отошел, и ей сразу стало зябко и одиноко.

— Ральф согласился! — радостно воскликнул Антонио, быстрыми шагами пересекая сцену. — Разве я не молодец? Я тонкий дипломат! Мне удалось-таки уговорить его! Он обещал мне, что сам поцелует Изабель!

— Не нужно, — рявкнул Терренс.

— Что-о? — изумился ничего не понимающий Антонио.

— Ему не нужно целовать ее.

— Да ничего, ничего, он сможет. Губа скоро заживает — ранка оказалась небольшой. Так что все в порядке, сейчас он придет и поцелует Изабель!

— Нет! — в один голос воскликнули Изабель и Терренс.

Антонио подпрыгнул на месте, словно резиновый мячик.

— Что-о-о?

— Он не будет целовать Изабель, — с угрожающим видом произнес Терренс.

— Я не хочу целоваться с Р-Ральфом, — заикаясь от волнения, подтвердила Изабель.

Если она станет целоваться с Ральфом так же, как только что целовалась с Терренсом, это будет ужасно!

И безнравственно! Если так уж необходимо поцеловаться еще раз, пусть это будет снова Терри, а не Ральф! И вообще два раза подряд — многовато для неопытной девушки!

— Дитя мое! Миа белла донна! — сложил брови домиком Антонио. — Прости меня, если я был несдержан! Это все мой проклятый итальянский темперамент! Не обращай на меня внимания. Сейчас мы поучим тебя целоваться, и…

— Ее не нужно учить целоваться, черт побери! — Терри не мог сдержать своего раздражения. — И вообще она не будет играть с Ральфом эту идиотскую сцену!

— Д-да, я не буду, — покачала головой Изабель. — Я не могу это играть…

Она покраснела и умолкла.

— Она… она не может это играть, — подтвердил Терри. — Сними ее с пьесы.

Антонио закатил глаза.

— Порко дьябло, ты понимаешь, что ты говоришь? Я поставил ее в афишу! Весь Лондон сбежится посмотреть на твою новую актрису! Ты сам этого хотел! Ты требовал этого! Не я! А теперь ты говоришь, что она не будет играть! Терри, опомнись! — Он замахал руками словно ветряная мельница. — Мальчик мой, да ролька-то у нее крохотная! Чего ж тут не сыграть! Тут и делать-то нечего! И кошка справится!

— Там есть что сыграть, — парировал Терри.

— Она должна появиться в спектакле. — Лицо Антонио стало наливаться краской в нарастающей гамме: морковка — помидор — свекла. — Она должна. Публика ждет. Публика требует.

— Тогда дай ей другую роль.

Антонио сжал кулаки в бессильной ярости.

— Ладно. Ладно. Но какую? Дать ей спеть? Она уже спела разок, и я этого никогда не забуду. В драме она играть не может. Так что же я ей дам? Что она вообще умеет делать?

Терренс схватил Антонио за воротник и сильно встряхнул.

— Э-эй, — захрипел тот. — Ты что?

— Прости, Тони, — сказал Терренс, отпуская руки.

— Ну и парочка, — криво усмехнулся Антонио. — Одна бьет режиссера, второй его душит. Да-а, докатились!

Он внимательно посмотрел на них обоих и вдруг рассмеялся.

— Что смешного? — мрачно поинтересовался Терренс.

— Ничего, — быстро ответил Антонино, на всякий случай отступая от него. — Ничего. Кстати, а что ты скажешь, если я предложу Изабель потанцевать в кордебалете?

— Меня-то ты зачем спрашиваешь? — огрызнулся Терренс. — Ее спроси!

Антонио направил свои глазки-буравчики на Изабель.

— Дорогая, ты умеешь танцевать?

— Думаю, что могу, — кивнула Изабель.

Антонио удовлетворенно потер руки и вновь обратился к Терренсу:

— Значит, договорились. Поставим ее в кордебалет. Надеюсь, что с парой танцевальных па она как-нибудь справится. А что касается публики… Они же, в конце концов, придут смотреть на нее, а не на то, как она играет, верно?

— Отлично, — сказал Терренс. — Просто отлично! Он повернулся и пошел со сцены в зал.

Изабель проводила его смущенным взглядом. Перехватив ее взгляд, Антонио мягко заметил:

— Не смущайтесь, моя девочка, и не смотрите так. Да, вам не дано быть драматической актрисой, и с этим нужно смириться. Такой дар дан не каждому!

Изабель прикусила нижнюю губу. Проблема вовсе не в том, что она не может играть. Напротив, она, судя по сегодняшней репетиции, может сыграть распущенную женщину — да еще как может! Только пусть это останется тайной для всех. Тайной, в которую посвящены только двое — она и Терренс.

Изабель сидела, задумчиво рассматривая свое отражение в зеркале. Какая же это странная штука — жизнь! Сколько неожиданных поворотов таит она! Как круто меняет все вокруг!

До чего не похожа эта девушка в зеркале — в декольтированном платье, с распушенными по плечам белокурыми волосами — на прежнюю Изабель. На ту Изабель, которой она всегда была и, как ей казалось, навсегда останется.