С большим трудом вывожу МиГ из этого положения. Невероятно быстро бежит навстречу земля. Я уже ясно вижу хорошо знакомые сопки и крутые скалы. Куда же посадить истребитель? К счастью, в длинном извилистом ущелье мелькнуло небольшое замерзшее озеро. Скорее туда!.. Не выпуская шасси, осторожно сажаю самолет на лед. Пробороздив в снежной целине глубокую рытвину, он остановился. В кабину ворвался горячий пар из водяного радиатора, который был порядком помят во время приземления.
      Открыв колпак кабины, я с удовольствием глубоко вдохнул чистый морозный воздух и тут же услышал рокот мотора - над озером на бреющем полете пронесся самолет Дмитрия Соколова.
      - Спасибо, друг!
      Дмитрий старался подбодрить меня, давая одну за другой короткие пулеметные очереди. А может быть, он предупреждал о чем-то? Соколов не оставлял меня до тех пор, пока не разыгралась сильная снежная пурга. Тогда, покачав крыльями, он улетел за сопки. Я долго еще смотрел в том направлении, хотя, кроме вихрей снежной колючей пыли, ничего уже не видел.
      Теперь я остался один рядом с покалеченной машиной... Что предпринять? Пурга неожиданно утихла, словно оборвалась по мановению волшебной палочки.
      ...Надо идти...
      Я добрался до незамерзающей горной речки, которая впадала в озеро, покрытое льдом. Машинально ступил на лед, прошел несколько шагов. Не успел опомниться, как очутился по пояс в студеной воде. Ну, теперь все - погиб!
      ...С трудом выбрался на берег. Бурки и брюки промокли и отяжелели... Решил развести костер. Собрал кучу сухого валежника и выпустил в нее последние ракеты (спичек не было). Валежник не загорелся, все старания были напрасны. Пришлось идти дальше, дрожа от холода.
      ...На шестые сутки я услышал отдаленный звук сирены боевого корабля. Из последних сил взбираюсь на вершину сопки... Я увидел широкую, темную полосу, Кольского залива и вдали - дымок корабля.
      Все-таки дошел до моря!
      На берегу залива стояла небольшая избушка. Возле нее прохаживался какой-то человек. Я вынул пистолет и, зажав его в правой руке, пополз к домику. Все ближе, ближе... Возле самого домика я сделал "попытку подняться. Человек в полушубке повернулся ко мне, вскинул автомат.
      - Стой! Кто идет?
      Я увидел в разрезе башлыка часового бескозырку, на которой прочел горевшие золотом слова "Северный флот", и тут же упал без чувств.
      Как я потом узнал, меня внесли в дом, и командир зенитного дивизиона дал мне глотнуть спирта.
      - Я летчик-истребитель Сорокин, - пролепетал я, очнувшись. - Вот вернулся... Позвоните Сафонову.
      - Знаем, знаем, - перебил меня артиллерист. - Вас долго искали. Несколько поисковых партий отправляли в тундру за вами... Сейчас сообщу о вашем возвращении в штаб флота, надо как можно скорее отправить вас в госпиталь...
      Я опять потерял сознание и очнулся уже на операционном столе в городе Полярное.
      Весть о моем возвращении быстро облетела весь Северный флот. Первым навестил меня Борис Сафонов.
      - Здравствуй, Захар, - сказал командир полка, захватив в свои широкие ладони мою руку. - Дошел все-таки! Ну и характер у тебя! Сибирский!
      Хотелось о многом расспросить Бориса Феоктистовича, но врач запретил мне говорить.
      - Выздоравливай да поскорей к нам возвращайся, - сказал мне на прощание Сафонов.
      Не успел он уйти, как в палату вошли еще гости. Белые халаты, наброшенные на плечи, не скрывали обилия золотых нашивок на синих кителях, эмаль орденов на груди.
      - Флот гордится вами, Сорокин, - сказал командующий Северным флотом адмирал А. Г. Головко, присаживаясь на табурет около койки.
      Каждый вечер кто-нибудь из боевых друзей приходил в госпиталь... Я был в курсе всех дел эскадрильи.
      - Ты ведь скоро вернешься к нам! - говорили они, и каждый еще обязательно спрашивал:
      - А ноги как? Заживают?
      - Ноги как ноги. Врачи вылечат. На то они и врачи...
      Мысль о ногах не давала покоя. Не то чтобы они болели, я их почти не чувствовал, и в этом-то был весь, ужас!
      Ноги не заживали, хотя врачи делали все от них зависящее.
      Случайно я услышал разговор моего лечащего врача с главным хирургом флота профессором Араповым.
      - Дмитрий Алексеевич! А ступни Сорокину, очевидно, придется ампутировать.
      - Не дам! Не дам! Что хотите делайте, а резать не дам! - заорал я и в отчаянии заметался на койке.
      - Соглашайтесь, Сорокин, на операцию, это необходимо, - мягко сказал мне Арапов. - Сегодня отрежем немного. Учтите, что через неделею придется отнимать по колено, а может, и выше...
      - Как же я буду летать?
      Арапов смотрел куда-то мимо меня, в угол комнаты.
      - А разве обязательно нужно летать? В жизни есть много путей-дорог, выберете какую-нибудь себе по сердцу.
      - Я летчик... Я должен летать...
      - Голубчик, - еще мягче сказал профессор, - разве я не хочу, чтобы вы летали? Может, и добьетесь своего. Все от вас зависит...
      И вот я лежу на узкой и жесткой госпитальной койке, и у меня болят ноги... которых нет...
      Я почти ничего не ем, не разговариваю и мрачнею чуть ли не с каждым часом.
      Товарищи по-прежнему часто навещают меня... И никто из боевых друзей уже не заикается о том, что меня ждут в полку, ставшем на днях гвардейским.
      ...Культи ног заживают медленно и плохо. Поэтому меня отправляют в тыловой госпиталь, в город Киров, где, говорят, могут как следует подлечить.
      В просторной палате № 15 много народа. Не успел я осмотреться, как меня зовут:
      - Захар!
      Я поворачиваю голову в сторону своего соседа.
      - Борька!
      На меня смотрят веселые светлые глаза давнишнего друга по летной школе в Ейске. Вот где довелось встретиться с Щербаковым!
      Через минуту-другую я уже знаю, что летчик-истребитель Борис Иванович Щербаков был ранен в воздушном бою разрывным снарядом. У него началась газовая гангрена. Выхода не было, чтобы спасти ему жизнь, ногу ампутировали выше колена. И вот, странное дело, я замечаю, что Борис немного завидует мне.
      - Ты счастливчик, Захар, по сравнению со мной. Сделают тебе протез, и полетишь. А вот мне уже никогда не придется взять штурвал в руки. Отлетался я...
      - Чудак ты, Борис, безногий летчик все равно что скрипач без пальцев рук или слепой художник...
      - Будешь летать, Захар, и за меня отомстишь!..
      Как я благодарен Борису за то, что он мне говорит, хотя не очень верю в то, что снова буду летать. Все-таки это большое счастье, что встретил участливого друга! Мне хочется еще и еще спорить с ним, чтобы он возражал, доказывал мне, что я вернусь в авиацию.
      Борис так и делает.
      И профессор Дженалидзе вселяет в меня веру. Профессор делает мне уже седьмую по счету пересадку кожи.
      - Будете летать, молодой человек, - говорит он. - Сначала ходить, а потом и летать. Только терпите и слушайтесь врачей...
      После семимесячного лечения в Кирове медицинская комиссия в госпитале решила меня демобилизовать. Я попросил бумаги и чернил и тотчас же написал протест. Помогло, меня признали "ограниченно годным к военной службе" и направили в Москву.
      ...Я пишу рапорт. Зачеркиваю и снова пишу... Наконец останавливаюсь на такой редакции:
      "Разрешите мне отомстить за те раны, которые нанесли фашисты нашему народу и мне. Уверен, что смогу летать на боевом самолете и уничтожать фашистов в воздухе..."
      И вот мой рапорт отдан дежурному офицеру Наркомата Военно-Морского Флота. За ответом я должен явиться на следующий день.
      В наркомате мне сразу же вручили пропуск... Адъютант сразу же докладывает обо мне наркому. Волнение усилилось - сейчас решится моя судьба.
      - Товарищ старший лейтенант, можете войти, - приглашает адъютант.
      Я стараюсь держаться ровно и идти молодцеватой походкой, ведь от этого многое зависит.
      Нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов поднимается мне навстречу:
      - Как себя чувствуете, товарищ Сорокин?
      - Спасибо, хожу вполне устойчиво...
      - Хорошо, присаживайтесь.
      Я шагнул к креслу и пошатнулся. Чтобы не упасть, пришлось схватиться за край письменного стола. Адмирал заметил это и улыбнулся.
      - Не волнуйтесь, товарищ Сорокин... Скажите, что же вас заставляет так упорно стремиться вновь сесть на истребитель?
      - Хочу мстить врагу... За Сафонова, за боевых друзей, за свои раны.
      Подумав немного, Кузнецов снял телефонную трубку и попросил связать его с генерал-лейтенантом Жаворонковым.
      - У меня старший лейтенант Сорокин, - сказал нарком. - Думаю направить его в наш центральный госпиталь... Пусть там определят его годность к летной службе. Если признают годным, вновь пошлем на Север, в сафоновский полк. Вы не возражаете? Очень хорошо.
      Кузнецов обернулся ко мне:
      - Вот что, товарищ Сорокин. Придется вам пройти комиссию. Если комиссия не обнаружит никаких физических недостатков, кроме неполноценных ног, разрешим летать...
      Через несколько минут я уже ехал на легковой машине наркомата в центральный военно-морской госпиталь.
      Здесь меня продержали около двух недель. Наконец я получил драгоценный документ, в котором говорилось:
      "В порядке индивидуальной оценки Сорокин 3. А., старший лейтенант, признан годным к летной работе на всех типах самолетов, имеющих тормозной рычаг на ручке управления".
      И вот Захар Сорокин снова на Севере, в своем родном, сафоновском полку, 'командиром звена первой эскадрильи, в которой служил раньше, до ранения.
      После нескольких тренировок начал полеты на боевое патрулирование. Самолет послушен его воле, его рукам.
      В феврале 1943 года, летая с протезами, сбил первый самолет противника - МЕ-110. А к 19 марта 1944 года на счету гвардии капитана Сорокина было 13 сбитых самолетов врага.
      Конец августа 1944 года. Возвращаясь с боевого задания, Сорокин услышал по радио голос своего командира полка:
      "Гвардии капитан Сорокин Захар Артемович! Поздравляю с присвоением вам высокого звания Героя Советского Союза!"
      Радостно и гордо ответил Сорокин в микрофон: "Служу Советскому Союзу!"
      В том же году Сорокин был назначен старшим штурманом 2-го гвардейского истребительного авиационного полка.
      Как-то я проверял готовность этой части на прикрытие конвоя наших союзников, идущего в Мурманский порт. Все время меня сопровождал гвардии капитан Сорокин. И я не мог не заметить, с каким уважением обращается к своему штурману летный состав части. Много раз слышал я относившиеся к нему теплые слова: "Наш Захар".
      Захар Сорокин был настоящим вожаком авиаторов во всех их ратных делах.
      Кончилась война, и он уволился в запас. И до конца своих дней (умер он в 1979 году) активно работал по военно-патриотическому воспитанию молодежи.
      Среди летного состава разведывательной авиации флота большой популярностью пользовался командир эскадрильи 118-го РАП Герой Советского Союза Леонид Ильич Елькин"
      Воздушная разведка на Севере сопряжена с большими трудностями. Все побережье Северной Норвегии изрезано фьордами, заливами, островами. Берега глубоководных фьордов имеют скалистый, горный рельеф, сопки дают на воде резкие тени, позволяющие противнику тщательно маскировать свои корабли и транспорты. Хорошо развитая аэродромная сеть позволяла противнику базировать значительные силы истребительной авиации для прикрытия важных военных объектов на побережье Северной Норвегии и особенно своих конвоев на прибрежных коммуникациях Нарвик - Киркенес - Петсамо.
      Л. И. Елькин прибыл служить на Север в 1937 году, после окончания авиаучилища. С большим упорством он овладевал искусством воздушного разведчика, действиями по принципу: все видеть у противника, оставаясь незамеченным. И эти старания авиатора не пропали даром. Елькин умел в любую погоду вылетать на разведку в глубокий тыл противника, постоянно держать под наблюдением сильно прикрытую с воздуха военно-морскую базу гитлеровцев в Альтен-фьорде, где базировались крупные боевые корабли. На разведку Елькин вылетал на истребителях и бомбардировщиках, в зависимости от удаленности разведываемого объекта и средств его противовоздушной обороны.
      В числе истребителей в разведполку было и несколько самолетов типа "Спифайр", имеющих и большой радиус полета, и значительную скорость. Один из этих самолетов по предложению Л, И. Елькина был переоборудован. С него сняли все вооружение, но поставила дополнительный бензобак и смонтировали несколько фотокамер, позволявших вести плановое и перспективное фотографирование. Большой радиус действия, значительная скорость, хорошая маневренность самолета служили ему защитой от истребителей противника. И Елькин творил прямо-таки чудеса на этой машине. Проникал в самые, казалось бы, недоступные точки вражеских объектов и доставлял в наши штабы ценнейшие разведывательные материалы.
      В сентябре 1943 года на Север прилетел один из лучших отрядов разведчиков Королевского воздушного флота Англии, имея перед собой задачу произвести аэрофотосъемки Альтен-фьорда, в котором укрывались немецкие линкоры "Тирпиц" и "Шангорст". Англичане несколько дней летали над Альтен-фьордом, но так и не сумели выполнить задания. И тогда вылетел капитан Елькин. Спустя пять часов он приземлился на своем аэродроме. Фотографии, которые он доставил, четко запечатлели военно-морскую базу Альта и в ней - крупные боевые корабли "Тирпиц" и "Шангорст". Произвести такие снимки можно было только на малой высоте. И Елькин пошел на бреющий полет. Его фотокамеры запечатлели даже вспышки залпов на палубах линкоров. Когда англичанам передали фотоснимки Елькина, их недоумение сменилось восхищением. Они признали, что советский воздушный разведчик совершил невозможное. Такими вот отважными и опытными морскими летчиками славился Северный флот.
      К моему прибытию на Северный флот его соединения и части, в том числе и авиационные, вместе с войсками Карельского фронта вступили в полосу подготовки к операции по освобождению Советского Заполярья от немецко-фашистских захватчиков. В связи с этим предстояло провести много больших подготовительных мероприятий в частях и соединениях. Преображенский в первой же беседе со мной сказал:
      - Времени остается немного. Берись за дело. Внимательно изучай район боевых действий, особенности метеоусловий и одновременно принимайся за самые неотложные дела.
      Одним из таких мероприятий он назвал отработку среди летного состава топмачтового способа бомбометания по кораблям противника, хорошо знакомого мне по Балтике и Черноморью.
      - Подберите место для полигона в Кольском заливе, оборудуйте его, укомплектуйте полигонную команду, составьте программу и график обучения летного состава, - сказал Преображенский. Он придавал особо важное значение этой задаче и подробно объяснял, как приступить к ее осуществлению: Следует отобрать хороших летчиков, обучить их этому способу бомбометания, а затем сделать их инструкторами.
      На другой день мы с Преображенским вышли на катере в Полярное - к командующему Северным флотом. Адмирал А. Г. Головко сразу же принял нас. Он знал, что я долгое время работал вместе с Преображенским на Балтике, вместе летал на Берлин, и, видно, поэтому, не задавая никаких вопросов, пожелал мне новых успехов в боевой работе на Северном флоте.
      Я встретился также с заместителем командующего ВВС флота по политической части генерал-майором авиации Н. С. Александровым, которого хорошо знал по работе в 8-й авиабригаде ВВС Балтийского флота. Прямой и открытый, он всегда говорил правду в глаза, находил нужные слова, чтобы воодушевить человека. Таким увидел его и теперь. Николай Сергеевич человек, обладающий проницательным умом, прекрасно знающий и авиационную технику и, конечно, специфику партийно-политической работы, - в трехчасовой беседе со мной высказал столько разумных, добрых советов и пожеланий, что я вышел из его кабинета окрыленным.
      Подыскивать водную акваторию для полигона мы отправились вместе с Преображенским. И, надо сказать, это оказалось не простым делом. Мы шли на катере по Кольскому заливу. По центру его от Мурманска до самого Баренцева моря пролегает основной фарватер, по которому круглосуточно шло движение боевых кораблей, транспортов - наших и союзнических.
      Единственным, на наш взгляд, местом, где мог быть оборудован полигон, оказалась губа Грязная. В центре бухты - небольшой скалистый продолговатый островок. Он мог быть хорошей мишенью для сбрасывания бомб.
      Преображенский, внимательно осмотрев акваторию, спросил:
      - Какие максимальные отклонения бомб от мишени надо ожидать при учебных бомбометаниях со штурмовиков ИЛ-2 и истребителей "Киттихаук" на малых высотах?
      Я сказал:
      - Триста - максимум четыреста метров.
      - А до жилых домов сколько метров?
      - Шестьсот, - ответил я, прикинув расстояние на глаз.
      - Так чего же нам бояться? Подберите наиболее безопасный боевой курс захода самолетов на мишень и проверьте все облетом.
      Всю ночь я вычерчивал схему полигона, а утром мы с Преображенским шли на катере в Полярное. Требовалось согласие начальника штаба флота на создание полигона.
      Просмотрев схему, начальник штаба сказал:
      - Без разрешения командующего моего согласия не будет. Ведь в 500 метрах от мишени полигона проходит фарватер, по которому днем и ночью следуют корабли и транспорты.
      - Ночью производить бомбометание не будем, - ответил Преображенский. А днем в часы работы на полигоне через оперативного дежурного флота будем давать запрет на проход плавсредств в этом районе.
      Головко внимательно просмотрел нашу схему, выслушал пояснения и наложил свою визу, сказав при этом:
      - Без определенного риска на войне ничто не решается. Наши авиаторы аккуратный народ, надеюсь, у них все пройдет нормально.
      Когда мы на катере возвращались в губу Грязную, Преображенский высказал мысль:
      - Неплохо бы для руководителя полетов оборудовать место повыше. Оттуда все видно как на ладони, да и средства связи позволяют надежно управлять самолетами, держать контакт с командирами летных частей и опердежурным по флоту.
      Мысль была правильная, и я передал ее начальнику связи ВВС флота.
      В течение пяти дней все было готово. В соединения и части авиации флота направлена инструкция о мерах безопасности при бомбометании. Руководителем на полигоне во время полетов должен быть командир летной части вместе со штурманом.
      Организация засечек падающих бомб была налажена четко и надежно. Облет полигона со сбрасыванием боевых бомб дал хорошие результаты. Целый месяц шла интенсивная подготовка летного состава частей.
      Суть топмачтового бомбометания такова. Под самолет подвешиваются одна или две бомбы, чаще всего ФАБ-250, со взрывателями замедленного действия. Летчик, подойдя к полигону на высоте 400-500 метров, затем снижается до 15-20 метров и ложится на боевой курс. Когда цель (корабль) вписывалась в специальные отметки на смотровом стекле, производилось сбрасывание. Бомбы почти плашмя ударялись о воду, рикошетили от нее на высоту 1-2 метра и летели вперед. Они попадали в борт корабля, пробивали его и внутри взрывались.
      Поскольку такое бомбометание ведется на предельно малой высоте самолет едва не задевает топ-мачту корабля, - этот метод бомбометания и вошел в обиход как "топмачтовый", а самолеты, применявшие его, стали называться "топмачтрвиками".
      Полигон работал почти каждый день в две смены. Сначала - отработка техники пилотирования над полигоном, затем - полный комплекс бомбометания.
      Евгений Николаевич Преображенский часто поднимался на пункт управления полетами, наблюдал за ходом бомбометания и определял готовность экипажей к боевой работе.
      Действия самолетов-топмачтовиков значительно повысили эффективность бомбоударов. Так, 26 сентября 1944 года штурмовики-топмачтовики во время налета на порт Вадсе потопили там шесть самоходных барж и 27 мотоботов, повредили три баржи и несколько мелких кораблей.
      Топмачтовый способ бомбометания получил более широкое, чем прежде, применение в авиации Северного флота. Мне удалось выполнить и ряд других заданий
      командования, указаний Преображенского, которые он дал, когда я прибыл на флот. Я успел многое узнать о метеорологических особенностях Заполярья, которые требовали постоянного тщательного анализа, изучил сложный район боевых действий нашей авиации и все внимание, как требовал Преображенский, обращал на контроль за подготовкой летных частей к выполнению боевых заданий, особенно перед наступательной операцией.
      Совершенствовалась система связи как внутри аэродромов, так и между ними. Устанавливались приводные радиостанции, радиопеленгаторы и радиомаяки. Средства наземного обеспечения самолетовождения сыграли огромную роль - они, не будет преувеличением сказать, спасли жизнь десятков летных экипажей.
      Большую работу проводили в это время мой помощник по радионавигации капитан В. И. Осадчий и инженер по средствам земного обеспечения самолетовождения капитан М. 3. Гурвич. Оба они имели высшее образование, в совершенстве изучили все поступившие к нам на Север технические средства, со знанием дела помогали их устанавливать и использовать в боевой работе.
      Готовясь к предстоящей наступательной операции, части и соединения ВВС совместно с другими силами флота выполняли различные боевые задачи, вели постоянную разведку в обширном районе боевых действий - от параллелей острова Надежды и острова Медвежий на севере до Тромсе и Нарвика на юге.
      Основной разведывательной частью ВВС флота являлся 118-й авиаполк, базировавшийся на побережье залива.
      Генерал-майор авиации Е. Н. Преображенский, которому непосредственно был подчинен этот полк, уделял ему много внимания и времени. От меня, как от главного штурмана, требовал, чтобы я постоянно помогал полку обучать летный состав самолетовождению и разведке. Евгений Николаевич всегда напоминал мне, что хорошо проведенная разведка - половина успеха.
      Командование и весь личный состав РАП знали, что за их боевой работой внимательно следит начальник штаба ВВС флота, и стремились быть на высоте, проявляя смелость, применяя разумные тактические приемы.
      Истребительные части и соединения прикрывали объекты флота с воздуха, переходы своих конвоев на внутренних морских коммуникациях и конвоев союзников на море и в местах их разгрузки - в портах Мурманск и Архангельск. Прикрывали авиаполки ударной авиации флота во время их действий в море и над сушей. Часть истребителей, оборудованных бомбодержателями, наносила удары по кораблям, транспортам и военно-морским базам.
      Минно-торпедная и штурмовая авиация в основном действовала на морских коммуникациях вдоль норвежского побережья.
      Нарушение морских коммуникаций противника в Баренцевом море составляло одну из основных задач ВВС флота. Северные районы Норвегии и Финляндии располагали весьма ограниченной сетью шоссейных и совсем не имели железных дорог. И понятно, для немецких войск первостепенное значение имели морские перевозки. Их лапландская группировка на севере снабжалась боеприпасами, продовольствием, техникой и живой силой только морским путем.
      С другой стороны, немцы добывали на севере Финляндии и Норвегии никелевую руду, которой покрывали 75 процентов всей потребности в никеле германской промышленности. С рудников она отправлялась в порты Линахамари и Киркенес, где .грузилась на транспорты и вывозилась морским путем в Германию. Значение морских перевозок на коммуникации Линахамари - Киркенес Нарвик было велико.
      Вот почему боевые действия авиации Северного флота во взаимодействии с кораблями и авиацией 7-й воздушной армии Карельского фронта на морских коммуникациях противника приобрели исключительно важное значение.
      В 1944 году авиация Северного флота стала одной из основных его ударных сил. Авиаторы широко применяли крейсерские полеты торпедоносцев, а также наносили комбинированные удары по портам, базам и конвоям на всем протяжении от Нарвика до Киркенеса.
      Это вынудило противника осуществлять перевозки только конвоями. Они формировались, как правило, в портах Норвегии - Тромсе и Нарвике, а затем следовали через промежуточные порты Хаммерфест, Варде, Киркенес и Линахамари. Вражеский конвой обычно состоял из двух-трех транспортов, охраняемых большим количеством эскортных боевых кораблей и значительными силами истребительной авиации. По мере приближения конвоев к Варангер-фьорду их эскорты дополнительно
      усиливались. Но ничто не спасало гитлеровцев. Совместно с кораблями наши авиаторы держали под неусыпным контролем морские дороги и то и дело наносили мощные бомбо-торпедные удары.
      При одном из таких налетов на порт Киркенес, где ведущим группы топмачтовиков был командир эскадрильи 78-го истребительного авиаполка капитан В. П. Стрельников, потоплены две крупные самоходные баржи и более десятка мелких судов, находившихся на рейде.
      Летчики, уклоняясь от зенитного огня, прижимали свои самолеты настолько низко к воде, что один из них консолью плоскости снес мачту баржи. Летчик с большим трудом довел поврежденный самолет до своего аэродрома. А летчик лейтенант А. Я. Швайлах при противозенитном маневре задел правой плоскостью за водяной столб, образовавшийся при разрыве снаряда береговой батареи. Летчик получил ранение и все же добрался до аэродрома.
      Морские авиаторы постоянно бомбили военно-морские базы Варде и Вадсе, где в основном формировались конвои противника. В иные дни в налетах участвовали до двухсот и более самолетов всех типов. В результате было потоплено много вражеских транспортов и боевых кораблей, разрушены портовые сооружения, взорваны склады топлива и боеприпасов.
      Наиболее успешно действовали на морских коммуникациях офицеры торпедоносной авиации - гвардии подполковник Б. П. Сыромятников, гвардии майоры А. И. Скнарев, В. В. Пирогов, Ю. П. Качалаевский, А. И. Фокин, гвардии капитаны К. Ф. Шкаруба, И. Т. Во-лынкин, В. П. Рукавицын, гвардии старший лейтенант Е. И. Францев; штурмовой авиации - майоры Г. В. Павлов, С. А. Гуляев, Д. В. Осыка, А. П. Синицын; истребительной авиации - гвардии подполковник А. А. Коваленко, гвардии майоры А. П. Рассадкин, А. П. Шипов, гвардии капитаны П. И. Сахаров, В. П. Стрельников, А. К. Тарасов, 3. А. Сорокин, Е. В. Петренко, П. Л. Ко-ломиец, П. Д. Климов, Н. А. Бокий, В. А. Бурматов, гвардии старший лейтенант Н. М. Диденко; разведывательной авиации - капитаны М. К. Вербицкий, П. И. Селезнев, Р. М. Суворов, Н. Я. Турков, старший лейтенант М. И. Шамаев...
      Крупными победами Советских Вооруженных Сил ознаменовался 1944 год на всем советско-германском фронте. Ломая яростное сопротивление врага, советские войска зимой и весной 1944 года разгромили крупные стратегические группировки врага под Ленинградом и Новгородом, на Правобережной Украине и в Крыму. Летом и осенью была освобождена огромная территория Белоруссии, Украины, Советской Прибалтики.
      Восстановив государственные границы Родины, Советские Вооруженные Силы развернули широкие наступательные операции за рубежом с целью освобождения Румынии, Польши, Болгарии, Югославии, Чехословакии, Венгрии, Норвегии. Их освободительная миссия явилась ярким выражением ленинской интернациональной политики, проводимой Коммунистической партией и Советским правительством.
      Героические подвиги, славные победы советских войск в этих операциях вдохновляли личный состав Северного флота, воинов Карельского фронта, которым предстояло нанести сокрушительный удар по врагу в Заполярье.
      В сентябре вышла из войны Финляндия и 15 числа истекал срок вывода фашистских войск из этой страны. Однако гитлеровцы не собирались добровольно уходить с севера Финляндии. По сведениям, которые доставляла наша разведка, было ясно, что немецко-фашистское командование рассчитывает во что бы то ни стало удержать за собой район Петсамо - Никель - Киркенес. В то же время гитлеровцы намеревались сохранить за собой базы своего флота и авиации и в Северной Норвегии и Северной Финляндии.
      Противник к тому времени имел в северных портах и на аэродромах до 150 боевых кораблей разных типов, в том числе линкор "Тирпиц", 12 эсминцев, до 30 подводных лодок и около 200 самолетов.
      Сухопутный фронт в Заполярье оставался, п общем, стабильным на протяжении первых трех лет войны. И все это время войска противника укрепляли и совершенствовали свои оборонительные рубежи, создавали мощные железобетонные укрепления. Одновременно совершенствовалась оборона военно-морских баз Петсамо и Киркенес.
      В конце сентября командующий Северным флотом поставил авиации флота следующие задачи:
      - вести воздушную разведку противника над сушей и морем, прикрывать с воздуха объекты флота и корабли в море;
      - прикрыть с воздуха и поддержать войска Северного оборонительного района при прорыве ими обороны противника и действиях в ее глубине, а также высадку морских десантов;
      - препятствовать эвакуации войск и вывозу никелевой руды противником;
      - подавлять артиллерийские батареи врага в прибрежной зоне;
      - во взаимодействии с кораблями флота и авиацией Карельского фронта обеспечить проводку конвоев союзников в Архангельск и Мурманск, а также действия наших конвоев на внутренних коммуникациях.
      В соответствии с этим командующий ВВС флота определил боевые задачи соединениям и отдельным частям авиации.
      Началась всесторонняя подготовка личного состава и авиационной техники. Изучались и уточнялись объекты ударов и определялась тактика действий. Детально отрабатывалось взаимодействие с войсками, кораблями и авиацией Карельского фронта. Проводились встречи летного состава с прославленными летчиками, штурманами, зарекомендовавшими себя как мастера высокого класса при выполнении боевых заданий. Плодотворными были и встречи авиаторов флота с летчиками и штурманами воздушной армии Карельского фронта.
      В первых числах октября штаб ВВС флота организовал и стал проводить разведку и аэрофотосъемку переднего края обороны противника и полосы наступления наших войск. Армейские и флотские штабы получили более двухсот различных фотосхем с подробными описаниями, а также фотоснимки дорог на Титовку, Линахамари, Киркенес. Чтобы выполнить эту работу, 118-й РАП флота совершил более ста самолетовылетов.
      Для непосредственной поддержки и прикрытия войск Северного оборонительного района по приказанию генерала Преображенского была создана авиагруппа в составе десяти ИЛ-2, десяти истребителей-бомбардировщиков "Киттихаук" и десяти истребителей ЯК-1 с дислокацией на передовом аэродроме.