Дао Винни-Пуха

И он стал тучей, проливавшейся дождем и затоплявшей поля и деревни. Опять все посылали ему проклятия. И тут он почувствовал, что некая сила относит его в сторону. Это был ветер. «Вот у кого настоящее могущество! — подумал он. — Хочу быть ветром!»

И он стал ветром, срывавшим черепицу с крыш и вырывавшим с корнем деревья. Люди ненавидели его и прятались. Но вскоре он налетел на какое-то препятствие, не поддававшееся ему, с какой бы силой он ни дул. Это был огромный камень, целая скала. «Вот у кого настоящее могущество! — подумал он. — Хочу быть скалой!»

И он стал мощной скалой, обладавшей самой большой силой на свете. Но через некоторое время он услышал стук молотка, забивавшего зубило в тело скалы, и почувствовал, как в нем что-то меняется. «Кто может быть сильнее меня?» — удивился он. Поглядев вниз, он увидел у своего подножия фигуру каменотеса.

Ага, вот и почта.

— Пух, смотри, тут что-то для тебя.

— Для меня?

— Да. «Мистеру Пуху, Медведю».

— Мистеру Пуху?

— Да, так написано на конверте.

— Мистеру... Пуху... Медведю... — продекламировал Пух потрясенно.

— А что там внутри? — спросил он, забираясь на письменный стол и заглядывая через мое плечо.

— Это от фирмы «Финчли». «Извещаем об открытии Третьей Ежегодной Распродажи Обуви. Все размеры и фасоны, на любой вкус». Интересно, тебе-то зачем они это прислали?

— Там внизу еще что-то приписано, — сказал Пух.

— «К вашим услугам бесплатный кофе». Тем более не стоит посещать эту распродажу.

— Дай-ка я рассмотрю это приглашение как следует, — сказал Пух, отходя с листком к окну.

Если мы хотим стать хозяевами собственной жизни и оставить след на земле, нам не обойтись без Веры. Это вовсе не означает, что надо переложить ответственность на плечи некоего духовного Сверхчеловека или сидеть сложа руки и ждать, пока Судьба постучится в дверь. Нужно верить в силу, скрытую внутри нас, и управлять ею. Когда человек поверит в эту силу, перестанет подражать другим и драться с ними за место под солнцем, все у него и пойдет на лад.

Рассмотрим пару примеров.

В 1927 году некий тридцатидвухлетний житель Чикаго, стоя на берегу пруда в Линкольн-парке, собирался нырнуть в темные воды и уже не выныривать обратно. Его единственная дочь только что умерла, его фирма обанкротилась, его репутация была погублена, а сам он был близок к тому, чтобы стать хроническим алкоголиком. Глядя на воду, он спросил себя, что может сделать маленький человек, оказавшийся в таком положении. И тут вдруг он получил ответ. Ему больше нечего терять, он может смело идти на риск, открыть собственное дело и помочь другим людям. Он вернулся домой и посвятил себя работе, для которой, по его собственному убеждению, природа и создала его, вместо того чтобы продолжать делать то, чему его учили другие. Он внимательно изучил законы природы и стал им следовать, со временем в корне изменив свою жизнь. Всеобщие естественные законы вдохновляли и поддерживали его во всех начинаниях. Но если бы он не верил в них и в собственные силы, не взял судьбу в свои руки, не было бы всех тех достижений, коими ему обязано человечество, и теперь никто не произносил бы с уважением имя Бакминстера Фуллера.

Другой пример. В 1854 году в городе Порт-Гурон, штат Мичиган, одного из учеников местной школы исключили за «недостойное поведение». Он проучился в школе три месяца, и на этом его формальное образование закончилось. Спустя некоторое время его взяли лаборантом в химическую лабораторию, которую он тут же по неосторожности взорвал. Хозяин лаборатории, естественно, выбросил его на улицу, сказав, что из него никогда не выйдет ничего путного. Но у юноши в голове созрел четкий план, и подобные мелкие неприятности не могли помешать его осуществлению. Его целью было найти практическое применение естественным законам механики. Он стал самым знаменитым изобретателем за всю историю Америки и запатентовал более тысячи трехсот изобретений по всему миру, а его имя — Томас Эдисон — стало синонимом гения, которому по плечу любые задачи.

Пессимисты, которые решаются предпринять определенные шаги лишь после того, как надежно обезопасят себя со всех сторон, никогда не совершают ничего выдающегося. Они не изучают внимательно ситуацию и не просчитывают вариантов, не верят в собственные способности и боятся кинуть вызов даже малейшей опасности. Что сделал, к примеру, нытик Иа-Иа, когда во время знаменитой Искпедиции на Северный Полюс Крошка Ру упал в реку? Ру давно уже унесло потоком бог знает куда, а Иа-Иа все продолжал сидеть на берегу, свесив в воду хвост, — якобы для того, чтобы Ру мог за него ухватиться, а на самом деле лишь для видимости, чтобы показать, что он тоже принимает участие в спасении. Сам Иа, разумеется, прекрасно понимал, что никакой пользы это не принесет.

Кто же спас Ру? Пятачок в панике прыгал на берегу и создавал шумовой фон; Сова давала полезные советы — вроде того, что надо держать голову как можно выше над водой; Кенга то и дело спрашивала малыша, как он себя чувствует, а Командир Кролик беспрестанно подавал команды... И лишь один Пух трезво оценил обстановку, прикинул, что можно сделать, и действительно сделал то, что было необходимо.

Он схватил длинную палку и перебросил ее на тот берег. Туда сразу же перескочила Кенга и схватила другой конец; они спустили палку к самой воде, и вскоре Ру, который продолжал радостно булькать: «Смотрите, как я плаваю!» — ухватился за нее и выкарабкался на берег.

— Вы видели, как я плаваю? — пищал Ру в восторге, пока Кенга вытирала его. — Пух, ты видел, как я плаваю? Вот это называется плавать! Кролик, ты видел, что я делал? Я плавал! Эй, Пятачок! Пятачок, слышишь? Как ты думаешь, что я сейчас делал? Я плавал! Кристофер Робин, ты видел, как я...

Но Кристофер Робин не слышал, он смотрел на Пуха.

— Пух, — сказал он, — где ты нашел эту ось?

Пух посмотрел на палку, которую он все еще продолжал держать.

— Ну, просто нашел, — сказал он. — Разве это ось? Я думал, это просто палка и она может пригодиться. Она там торчала в земле, а я ее поднял.

— Пух, — сказал Кристофер Робин торжественно, — экспедиция окончена. Это — Земная Ось. Мы нашли Северный Полюс.

Если мы правильно оцениваем ситуацию и видим, что надо делать, то остается только использовать для этого все наличные средства — Пух в этом убедился в случае с Северным Полюсом. Чаще всего то, что нам нужно, оказывается прямо у нас под рукой.

Еще один пример — спасение Пятачка, застигнутого наводнением.

— Да, немножко страшновато, — сказал он сам себе, — быть Очень Маленьким Существом, совершенно окруженным водой! Кристофер Робин и Пух могут спастись, забравшись на дерево, Кенга может ускакать и тоже спастись, Кролик может спастись, зарывшись в землю, Сова может улететь, а Иа может спастись — ммм... если будет громко кричать, пока его не спасут. А я вот сижу тут, весь окруженный водой, и совсем-совсем ничего не могу сделать!..

И вдруг он вспомнил историю, которую рассказывал ему Кристофер Робин, — историю про человека на необитаемом острове, который написал что-то на бумажке, положил ее в бутылку и бросил бутылку в море; и Пятачок подумал, что если он напишет что-нибудь на бумажке, положит ее в бутылку и бросит в воду, то, может быть, кто-нибудь придет и спасет его.

Так он и сделал.

И бутылка с запиской доплыла до Пуха, и он выловил ее. Но чтобы прочитать записку, надо было добраться до дома Кристофера Робина.

Для этого Пух закупорил самый большой из своих горшков из-под меда, бросил его в воду и сам прыгнул вслед за ним... Поупражнявшись некоторое время в управлении своим судном, он наконец отплыл к дому Кристофера Робина, где записку прочитали. Был составлен План Спасения Пятачка. Требовалось, правда, какое-то плавучее средство покрупнее горшка. И тут Пуху пришла в голову блестящая идея:

...Самое подходящее — зонтик Кристофера Робина!

В результате этих удивительных приключений Пятачок был спасен не кем иным, как самим Мистером Пухом, Медведем, Открывателем Северного Полюса.

— Сова, ты не видела Пуха?

— У меня сложилось впечатление, что я видела недавно, как он прячет что-то в стенном шкафу, — сказала Сова. — Но, по правде говоря, я не обратила на это особого внимания.

— В шкафу? Интересно, что же там такое?.. О!..

— Ну, и что там? — полюбопытствовала Сова.

— Сова, откуда здесь все эти коробки?

— Коробки?—переспросила Сова.

— Да. И во всех коробках... туфли!

— Туфли?

— Ты только посмотри: мокасины, размер 37; сандалии, размер 40; полуботинки, размер 42...

— Все размеры и фасоны, на любой вкус, — прокомментировала Сова.

— Знаешь, Сова, я, конечно, не берусь утверждать наверняка, но определенные подозрения у меня имеются.

— Похоже на то, что тут приложил лапу Пух, — проницательно заметила Сова.

— Если увидишь его, то передай, пожалуйста, что мне надо поговорить с ним, ладно?

— Непременно, — ответила Сова.

Два вышеупомянутых Бесстрашных Спасателя напоминают нам об одном из важнейших понятий даосизма — «Цзы», которое передается иероглифом, обозначающим сердце, и может быть переведено как «забота» или «милосердие». В шестьдесят седьмом чжане «Дао дэ цзин» Лао-цзы называет «Цзы» своей самой большой драгоценностью и пишет, что оно порождает «способность к мужеству». И мудрость, добавили бы мы. Представляется не случайным, что люди, лишенные милосердия, не бывают мудрыми. Да, они могут быть умными и знающими, но мудрыми — нет. Большой Ум не заменяет сердца. Знание, в отличие от мудрости, ни к чему не проявляет особой заботы. Недаром латинское слово «cor» (сердце) служит корнем английского слова «courage» (мужество, храбрость). Пятачок так отзывается о Кенге: «Она не такая уж и умная, Кенга-то, но она так заботится о Ру, что делает все, что нужно, не думая об этом». «Цзы» не только помогло спасти Ру, открыть Северный Полюс и вызволить из беды Пятачка, оно также придало Пятачку храбрости, когда опрокинулся совиный домик и надо было позвать кого-то, чтобы помочь Пуху и Сове.

Всем известно, что Пятачок — Очень Маленькое Существо и далеко не самое храброе из всей компании, но данный случай показал, что храбрости у него все-таки больше, чем он думал.

— Здравствуй, Сова, — сказал Пух, — я надеюсь, мы не опоздали к... Я хочу сказать — как ты поживаешь, Сова? Мы с Пятачком решили тебя навестить, потому что сегодня Четверг.

— Садись, Пух, садись, Пятачок, — сказала Сова радушно. — Устраивайтесь поудобнее.

Они поблагодарили ее и устроились как можно удобнее.

— Понимаешь, Сова, мы очень спешили, чтобы поспеть вовремя к... ну, чтобы успеть повидать тебя до того, как мы уйдем.

Сова с достоинством кивнула головой.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — сказала она, — но не права ли я, предполагая, что на дворе весьма бурный день?

— Весьма, — сказал Пятачок, который грел свои ушки у огня, мечтая лишь о том, чтобы целым и невредимым вернуться домой.

— Я так и думала, — сказала Сова. — И вот как раз в такой же бурный день, как ныне, мой дядя Роберт, чей портрет ты видишь на стене по правую руку, Пятачок, — мой дядя Роберт, возвращаясь в поздний час с... Что это? Раздался страшный треск.

— Берегись! — закричал Пух. — Осторожно, часы! Пятачок, с дороги! Пятачок, я на тебя падаю!

— Спасите! — закричал Пятачок...

— Пух, — сказал нервно Пятачок.

— Что? — сказало одно из кресел.

— Где мы?

— Я не совсем понимаю, — ответило кресло.

— Мы... мы в доме Совы?

— Наверно, да, потому что мы ведь только что собирались выпить чаю и так его и не выпили.

— Ох, — сказал Пятачок. — Слушай, у Совы всегда почтовый ящик был на потолке?

После того как Пух был освобожден от кресла, он огляделся, и у него созрел План. Сова должна взять в клюв конец веревки, подлететь с ним к почтовому ящику и продеть через решетку, а потом спуститься с веревкой вниз. Пятачок ухватится за один конец веревки, Сова и Пух потянут за другой, и...

— А если она оборвется? — спросил Пятачок с неподдельным интересом.

— Тогда мы возьмем другую веревку, — утешил его Пух.

Пятачка это не очень обрадовало, потому что, хотя рваться будут разные веревки, падать будет все тот же самый Пятачок; но, увы, ничего другого никто не мог придумать... И вот, мысленно попрощавшись со счастливым временем, когда его никто не подтягивал к потолкам на веревках, Пятачок храбро кивнул Пуху и сказал, что это Очень Умный Ппп-ппп-ппп, Умный Ппп-ппп-план.

И в результате...

Пятачок протискивал себя и протаскивал себя, и, наконец, совершив последний натиск на щель, он оказался снаружи. Счастливый и взволнованный, он на минутку задержался у выхода, чтобы пропищать пленникам слова утешения и привета.

— Все в порядке! — закричал он в щель. — Твое дерево совсем повалилось, Сова, а дверь прижата большим суком, но Кристофер Робин с моей помощью сможет его отодвинуть, и мы принесем канат для Пуха, я пойду и скажу ему сейчас, а вниз я могу слезть легко, то есть это опасно, но я не боюсь, и мы с Кристофером Робином вернемся приблизительно через полчаса. Пока, Пух! — И, не ожидая ответа Пуха: «До свидания, Пятачок, спасибо», — он исчез.

— Полчаса, — сказала Сова, устроившись поудобнее. — Значит, у меня как раз есть время, чтобы закончить повесть, которую я начала рассказывать, — повесть о дяде Роберте, чей портрет ты видишь внизу под собой, милый Винни. Припомним сначала, на чем я остановилась? Ах да! Был как раз такой же бурный день, как ныне, когда мой дядя Роберт...

— Сова сказала, что ты хочешь со мной поговорить, — сказал Пух.

— Да-да. Пух, скажи, пожалуйста, что значат все эти коробки с обувью в шкафу?

— Я ничего не мог с собой поделать, — сказал Пух.

— Что ты хочешь сказать?

— Ну... во-первых, это письмо, в котором было написано «Мистеру Пуху, Медведю». И потом, когда я зашел в магазин — просто так, чтобы взглянуть...

— Да?

— Продавец был так вежлив... Он сказал: «Разрешите, я помогу вам, сэр» и все такое... Я почувствовал, что я Очень Важное Лицо.

— Но ведь тебе не нужны туфли!

— Я отнесу их обратно, — сказал Пух.

— Вот и правильно.

— Я думаю, другие тоже много чего понесут обратно.

— Почему?

— Там было много народа, и все накупили кучу вещей, которые им на самом деле не нужны.

— Очень может быть, — согласился я.

— Так что я не один был такой, — сказал Пух.

— Конечно, Пух, — сказал я. — Я понимаю. Очень многие пытаются таким образом купить счастье, положение в обществе и тому подобное. Но ты-то ведь и без этого можешь быть счастливым и чувствовать себя значительным.

— Они тоже могут, — сказал Пух.

Совершенно верно. Это может любой. Вопреки тому, что сказал однажды по этому поводу Иа-Иа, все мы можем жить в полную меру и быть довольными жизнью, но не все, по-видимому, хотим этого по-настоящему.

Сколько-то лет назад некий Мудрый Человек, сидя на берегу Уолденского озера, заметил: «Множество людей постоянно пребывают в тихом отчаянии». Возможно, тогда отчаяние и было тихим. Теперь же оно стало оглушительным. Что заставляет нас пребывать в этом состоянии? Что мешает нам перестать отчаянно цепляться за пустые суррогаты жизни и начать жить свободно?

Стоит лишь сделать первый шаг, и процесс пойдет сам собой.

В связи с этим уместно вспомнить принцип «Тирли-пом», которым проникнута одна из Пуховых песенок:

Чем больше снега

(Тирли-пом),

Тем он сильнее

(Тирли-пом),

Тем он сильнее

(Тирли-пом),

Сильнее сыплет.

Иначе этот принцип называют Эффектом Снежного Кома. Вы наверняка помните те времена, когда вам нравилось лепить большие комья из снега. Однажды вы слепили такой большой ком, что с ним трудно было справляться, и он покатился под горку и катился все быстрее и быстрее до самого низа, где сплющил в лепешку соседский автомобиль, и потом все долго вспоминали Огромный Снежный Ком, с которым вы не справились... Так что выражение «Принцип Тирли-пом», пожалуй, предпочтительнее.

Следует учесть, что действие этого принципа бывает как негативным, так и позитивным. Он может повергнуть вас в уныние и вселить в вас надежду, породить закоренелых преступников и отважных героев, тупых вандалов и блистательных творцов. Важно заставить его работать на вас и на других людей, в противном же случае ничего приятного ожидать не приходится.

Из принципа «Тирли-пом» следует: чем больше уважения вы оказываете людям, тем более достойными уважения они становятся. Чем больше снега, так сказать, тем сильнее снегопад.

И Пух спел ему Хвалебную песню (Кричалку) — все семь строф. Пятачок ничего не говорил — он только стоял и краснел. Ведь никогда еще никто не пел Пятачку, чтобы он «Славился, славился на века!» Когда песня кончилась, ему очень захотелось попросить спеть одну строфу еще раз, но он постеснялся. Это была та самая строфа, которая начиналась словами:

«О Храбрый, Храбрый Пятачок». Пятачок чувствовал, что начало этой строфы особенно удалось!

— Неужели я правда все это сделал? — сказал он наконец.

— Видишь ли, — сказал Пух, — в поэзии — в стихах... Словом, ты сделал это, Пятачок, потому что стихи говорят, что ты это сделал. Так считается.

— Ой! — сказал Пятачок. — Ведь я... мне кажется, я немножко дрожал. Конечно, только сначала. А тут говорится: «Дрожал ли он? О нет, о нет!» Вот почему я и спросил.

— Ты дрожал про себя, — сказал Пух. — А для такого Маленького Существа это, пожалуй, даже храбрее, чем совсем

не дрожать.

Пятачок вздохнул от счастья. Так, значит, он был храбрым!

И позже, когда Некомпетентный Иа-Иа нашел новый дом для Совы, а оказалось, что это домик Пятачка...

— Самый подходящий дом для Совы. Как ты считаешь, маленький Пятачок? — спросил он.

И тут Пятачок совершил благородный поступок. Он совершил его как бы в полусне, вспоминая обо всех тех чудесных словах, которые спел про него Пух.

— Да, это самый подходящий дом для Совы, — сказал он великодушно. — Я надеюсь, что она будет в нем очень счастлива. — И он два раза проглотил слюнки, потому что ведь и он сам был в нем очень счастлив.

— Что ты думаешь, Кристофер Робин? — спросил Иа не без тревоги в голосе, чувствуя, что тут что-то не так.

Кристоферу Робину нужно было задать один вопрос, и он не знал, как его задать.

— Ну, — сказал он наконец, — это очень хороший дом, и ведь если твой дом повалило ветром, ты должен куда-нибудь переехать. Правда, Пятачок? Что бы ты сделал, если бы твой дом разрушил ветер?

Прежде чем Пятачок успел сообразить, что ответить, вместо него ответил Винни-Пух.

— Он бы перешел ко мне и жил бы со мной, — сказал Пух. — Правда, Пятачок?

Пятачок пожал его лапу.

— Спасибо, Пух, — сказал он. — С большой радостью.

Вы хотите быть счастливы по-настоящему? Тогда прежде всего разберитесь в себе самом: что вы собой представляете, каковы ваши возможности. Хотите быть по-настоящему несчастны? Для этого достаточно быть вечно всем недовольным. Как говорил Лао-цзы, «из одного маленького семени вырастает дерево толщиной с человека, вершиной достигающее звезд; путешествие в тысячу миль начинается с первого шага». Мудрость, Мужество и Счастье не ждут нас где-то за горизонтом, они — часть непрерывного жизненного цикла, в котором и мы участвуем. Они не только конечная цель, но и начало пути. Чем больше снега, тем сильней снегопад... О том же писал и Чжуан цзы:

Хорошо известно, что храбрость одного воина может вдохновить на победу многотысячную армию. Но если на это способен человек, поставивший перед собой небольшую задачу, то неизмеримо больше может сделать тот, кто стремится к великой цели.

(Аплодисменты.) Тост! Тост в честь Храброго Пятачка и Бесстрашного Пуха!

Так славься, Храбрый Пятачок!

Так славься, Пятачок!

и

Так славься, Пух,

Бесстрашный Пух,

Так славься, Винни-Пух!

Когда Все-Все-Все славно угостились (и почти закончили), Кристофер Робин постучал ложкой по столу; разговоры сразу прекратились, и все затихли, за исключением Крошки Ру, который только что справился с приступом икоты и теперь старался сделать вид, что это совсем не он, а кто-то из Родственников и Знакомых Кролика.

— Этот Пиргорой, — сказал Кристофер Робин, — Пиргорой в честь того, кто что-то сделал, и мы все знаем, кто этот Кто-то, и это — его Пиргорой, в честь того, что он сделал, и у меня есть для него подарок — вот он.

Тут он пошарил вокруг и шепотом спросил:

— Где же он?

А пока он осматривался в поисках, Иа-Иа внушительно прокашлялся и заговорил.

— Друзья, — начал он, — друзья мои... включая прочих! Для меня большая радость — во всяком случае, до настоящей минуты было большой радостью — видеть вас на моем Пиргорое. То, что я совершил, — просто пустяк. Каждый из вас — конечно, за исключением Кролика, Совы и Кенги — на моем месте сделал бы то же самое. Ах да , и кроме Пуха. К Пятачку и Крошке Ру мои замечания, естественно, не относятся — оба они слишком малы. Словом, любой из присутствующих мог бы так поступить. Чисто случайно героем оказался я. Думаю, нет нужды упоминать о том, что я поступил так не ради того, что Кристофер Робин сейчас ищет...

Тут Иа-Иа поднес ко рту переднюю ногу и страшным шепотом произнес:

— Посмотри под столом! — и продолжал: — Нет. Я совершил то, что совершил, исключительно из чувства долга, то есть поступил так, как обязан, мне кажется, поступать любой из нас, без всяких исключений, — делать все, что в наших силах, чтобы помочь... И мне кажется, что все мы...

О да, конечно, конечно. Однако...

— Вот он! Нашел! — радостно крикнул Кристофер Робин. — Передайте, пожалуйста, Винни-Пуху. Это для Пуха.

— Для Пуха? — сказал Иа-Иа.

Разумеется, для Пуха. Потому что он совершенно исключительный Медведь.

— А что такого, собственно, в Пухе исключительного? — негодующе спросил Иа-Иа.

— Это можно выяснить в следующей главе.

— Можно-то можно, да нужно ли? — проворчал Иа-Иа.

Нигде и ничто

— Куда мы идем? — спросил Пух, стараясь поспеть за ним и одновременно понять, что им предстоит — Искпедиция или еще какое-нибудь Я не знаю что.

— Никуда, — сказал Кристофер Робин.

Что ж, они пошли туда, и, после того как они прошли порядочный кусок, Кристофер Робин спросил:

— Пух, что ты любишь делать больше всего на свете?

(Естественно, больше всего на свете Пух любил ходить в гости к Кристоферу Робину на завтрак и на обед, но, поскольку об этом уже говорилось, вряд ли имеет смысл повторяться.)

— Это все я тоже люблю, — сказал Кристофер Робин, — но что больше всего я люблю делать — это...

— Ну, ну?

— Ничего.

— А как ты это делаешь? — спросил Пух после очень продолжительного размышления.

— Ну вот спросят, например, тебя, как раз когда ты собираешься это делать: «Что ты собираешься делать, Кристофер Робин?», а ты говоришь: «Да ничего», а потом идешь и делаешь.

— А, понятно! — сказал Пух.

— Вот, например, сейчас мы тоже делаем такое ничевошное дело.

— Понятно! — повторил Пух.

— Например, когда просто гуляешь, слушаешь то, чего никто не слышит, и ни о чем не заботишься.

Вот как та же идея изложена у Чжуан-цзы:

Сознание направилось на север, в Землю Темных Вод, и забралось на Незаметный Склон, где встретило Бездеятельного Молчуна.

— У меня к тебе три вопроса, — сказало Сознание. — Первый: какие мысли и поступки помогут нам постичь Дао? Второй: куда нам надо пойти и что надо сделать, чтобы найти покой в Дао? И третий: откуда именно следует отправиться и какой дорогой идти, чтобы прийти к Дао?

Бездеятельный Молчун ничего ему не ответил.

Сознание побрело на юг, в Землю Блестящего Океана, и забралось на Гору Уверенности, где увидело Страстного Говоруна. Оно обратилось к нему с теми же тремя вопросами.

— Нет ничего проще! — сказал Страстный Говорун. Однако, начав свою речь, он тут же запутался и забыл, о чем собирался говорить.

Сознание вернулось во дворец и задало вопросы Желтому Императору.

— Первый шаг к постижению Дао, — ответил Желтый Император, — не иметь никаких мыслей и не совершать никаких поступков. Первый шаг к тому, чтобы найти покой в Дао, — никуда не ходить и ничего не делать. Первый шаг, который приведет к Дао, — не отправляться ни откуда и не идти никакой дорогой.

То, что имеют в виду Чжуан-цзы, Кристофер Робин и Винни-Пух, — это и есть Большой Секрет, нечто вроде ключа, открывающего доступ к мудрости, истине и счастью. Что же такое это таинственное магическое нечто? Ничто. Для даоса Ничто и есть «нечто», а нечто такое, что многие считают важным, на самом деле ничто. В даосизме существует понятие «Тай сюй», что означает «Великое Ничто». Попытаемся объяснить, что это такое, с помощью одной из историй, рассказанных Чжуан-цзы:

Возвращаясь с гор Куньлунь, Желтый Император потерял черную жемчужину Дао. Он послал на поиски Знание, но Знание было неспособно распознать черную жемчужину. Тогда он послал Дальнозоркость, но Дальнозоркость была неспособна разглядеть ее. Он послал Красноречие, но Красноречие было неспособно описать ее.

Наконец император послал Пустой Ум, и Пустой Ум вернулся с жемчужиной.

Кто нашел хвост, потерянный Иа-Иа? Умный Кролик? Ничуть не бывало. Он был слишком занят Умными и Важными делами. Ученая Сова? Тоже нет. Всезнайка Иа? Он даже не имел понятия о том, что потерял хвост, пока Винни-Пух не сказал ему об этом. И даже после этого потребовалось немалое время, чтобы убедить его, что хвоста НЕТ.

На поиски хвоста отправился Пух. Сначала он зашел к Сове, и Сова в каких-нибудь двадцати с небольшим тысячах слов, зевая, выразила мнение, что прежде всего следует... назначить вознаграждение за... это самое... ну, за нахождение хвоста, и... значит... написать об этом объявление... м-да... и, значит... развесить его... да... Так на чем мы остановились?.. Ах да! Развесить его по всему Лесу...

Они вышли наружу, и Пух посмотрел на звонок и на объявление под ним и взглянул на колокольчик и шнурок, который шел от него, и чем больше он смотрел на шнурок колокольчика, тем больше он чувствовал, что он где-то видел что-то очень похожее... Где-то совсем в другом месте, когда-то раньше...

— Красивый шнурок, правда? — сказала Сова. Пух кивнул.

— Он мне что-то напоминает, — сказал он, — но я не могу вспомнить, что. Где ты его взяла?

— Я как-то шла по Лесу, а он висел на кустике, и я сперва подумала, что там кто-нибудь живет, и позвонила, и ничего не случилось, а потом я позвонила очень громко, и он оторвался, и, так как он, по-моему, был никому не нужен, я взяла его домой и...

Все ясно. Таким образом, Пух вернул хвост владельцу, и после того, как хвост опять занял полагающееся ему место, Иа-Иа почувствовал себя вполне довольным жизнью.

На какое-то время, по крайней мере.

Пустой ум гораздо лучше приспособлен к отысканию жемчужин, хвостов и прочих вещей, потому что он ясно видит то, что находится у него под носом. Ум же, до отказа набитый информацией, сделать это не в состоянии. Пока ничем не замутненный ум слушает, как поет птичка, ум, напичканный Знаниями и Ученостью, старается определить, как эта птичка называется. И чем больше он всем напичкан, тем меньше он способен слышать собственными ушами и видеть собственными глазами. Сбитый с толку переизбытком ненужной информации и абстрактным теоретизированием, Большой Ум постоянно устремляется в погоню за чем-то, не имеющим никакого значения или вообще не существующим, вместо того чтобы осмотреться и разобраться в том, что находится рядом.

Отвлечемся на минуту и подумаем, что такое, в принципе, Пустота. Пейзажи даосских художников производят на людей необычное — как глоток свежего воздуха — впечатление именно своей пустотой, свободным пространством. Это все равно что свежий снег, чистый воздух, прозрачная вода. Или хорошая музыка. Клод Дебюсси говорил, что музыка — это пространство между нотами.

«О Бэби трах Бэби тра-та Бэби БАМ ТРАМ! Выбери меня Бэби ВЫБЕРИ МЕНЯ Бэби Выбери меня БЭБИ АХ БАХ ТРАХ»

(Стоп.) И сразу — тишина... — как чистое, прохладное озеро в душный и жаркий день. Пустота прочищает замусоренный ум и заряжает энергией аккумуляторы духа.

Между тем многие боятся Пустоты, потому что отождествляют ее с одиночеством. Им кажется, что все в мире должно быть заполнено: календарь деловых встреч, земля на приусадебном участке, поросший травой склон. Они не понимают, что, когда все вокруг заполнено и забито до предела, тогда-то и наступает подлинное одиночество. Тогда люди разбиваются на группки, записываются в кружки и посещают магазины «Выбери себе подарок сам». Одиночество заползает во все щели, заполняя дом. Чтобы прогнать его, вы включаете телевизор. Но оно не уходит. Тогда некоторые уходят сами и, оставив позади пустоту Огромных Удушающих Скоплений, познают полноту Ничто.

Одним из наиболее ярких примеров, демонстрирующих ценность Ничто, может служить эпизод из жизни японского императора Хирохито. А надо сказать, что пост императора в стране, преданной конфуцианству до самозабвения, — далеко не синекура. Вся жизнь императора, с раннего утра и до позднего вечера, расписана буквально по минутам. Встречи, аудиенции, инспекции, поездки и так далее, и тому подобное. Император, наподобие большого океанского лайнера, должен уверенно скользить по гребню всех этих больших и малых дел, столь плотно нанизанных одно на другое, что по сравнению с ними каменная стена и та кажется не такой уж непроницаемой.