Глава 4

КТО-ТО БАЛУЕТСЯ С ПАРУСОМ

Была пятница, когда второй помощник загнал ночную вахту на реи искать человека под клотиком[11] гротмачты; в течение пяти дней почти все разговоры на корабле крутились вокруг этого случая; хотя никто, за исключением Вильямса, Тамми и меня, казалось, не воспринимал происшедшее всерьез. Возможно, не стоит исключать из их числа и Квойна, который при малейшей возможности продолжал настаивать, что у нас в трюме прячется «заяц». Что же касается второго помощника, то он, по-моему, тоже начал понимать, что дело было куда более серьезным и менее понятным, чем ему поначалу казалось. Я знал, что ему приходится держать при себе догадки и предположения, касавшиеся природы случившегося, поскольку Старик и первый помощник безжалостно высмеяли его, услышав историю про «домового» на борту. Я узнал об этом от Тамми, который подслушал, как они изводили его насмешками в течение всей второй полувахты вечером следующего дня. Так, он поведал мне не одну еще вещь, которая доказывала, на" только второй помощник обеспокоен своей неспособностью донять загадочное появление и исчезновение человека, увиденного им на вантах мачты. Он заставил Тамми подробнейшим образом пересказать все, что тот мог вспомнить о фигуре, которую мы видели около кормовой лебедки. Самое интересное, что в его поведении не было ни тени насмешки, ни намека на какое-либо недоверие словам Тамми; он крайне серьезно все выслушал, а потом задал массу вопросов. Я более чем уверен, что в его голове рождалось единственно возможное объяснение. Хотя, видит Бог, выглядело оно совершенно невероятным и абсолютно невозможным.

В среду вечером, после пяти дней, наполненных бесконечными разговорами, о которых я упоминал, произошло событие, вселившее еще больший страх в тех, включая и меня самого, кто уже все понял… Однако я вполне допускаю, что те из матросов, которые не знали ничего о тенях, не увидели особых причин для беспокойства в событии, о котором я собираюсь сейчас рассказать. Хотя и они были в достаточной степени удивлены и озадачены, а возможно, даже и испытали легкий мистический ужас. Слишком много необъяснимого было в том происшествии, несмотря на всю его заурядность и естественность. Суть его сводилась всего лишь к тому, что один из парусов неожиданно распустился, правда этому сопутствовали поистине значимые детали — значимые в свете того, что знали Тамми, я и второй помощник. Семь склянок и чуть позже еще одна были отбиты вахтенным, первой вахты, и нашу смену подняли с коек, чтобы сменить их. Большинство парней спрыгнули уже на пол и, сидя на своих сундучках, натягивали на себя робы.

Внезапно в дверном проеме кубрика появилась голова одного из практикантов сменяющейся вахты. Он сказал:

— Старший помощник хочет знать, кто из вас, парни, закреплял фор-бом-брамсель?

— Зачем это ему? — поинтересовался один из матросов. — Подветренный край распустился и болтается, — сказал практикант. — И он приказывает тому, кто крепил его, сразу, как только он заступит на вахту, лезть наверх и привести все в порядок.

— Приказывает? В любом случае это не я, — ответил матрос. — Спроси других.

— В чем дело? — полюбопытствовал Пламмер, слезая со своей койки.

Практикант повторил вопрос старшего помощника.

Матрос зевнул и потянулся.

— Постой-ка, — пробормотал он, одной рукой почесывая затылок, а второй отыскивая свои брюки. — Кто крепил брамсель, говоришь? — Он засунул ноги в брюки и поднялся. — Да Том, кто же еще?

Получив ответ, посыльный ушел.

— Эй! Приятель! — закричал Стаббинс Тому — матросу второго класса. — Вставай, ленивый дьявол! Первый помощник только что присылал посыльного с тем, чтобы узнать, кто крепил фор-бом-брамсель? Парус весь раздуло, и он говорит, чтобы ты залез наверх и подвязал его.

Том спрыгнул с койки и начал быстро одеваться.

— Раздуло? — сказал он.. — Ветра-то совсем не было, да и потом я хорошо заделал концы, на несколько узлов. — Может, попался гнилой сезень, который и развязался, — предположил Стаббинс. — В любом случае тебе лучше поторопиться, сейчас как раз пробьет восемь склянок.

Через минуту раздались удары рынды, и мы двинулись толпой на ют на перекличку. Как только были зачитаны все имена, старпом наклонился ко второму помощнику и что-то сказал ему. После чего второй помощник крикнул:

— Том!

— Здесь, сэр! — ответил Том.

— Это ты закреплял фор-бом-брамсель во время прошлой вахты?

— Так точно, сэр.

— Как случилось, что парус распустился?

— Не могу знать, сэр.

— Так вот, давай бегом наверх и принайтовь его к рею. И смотри, чтобы на этот раз все было сделано как надо.

— Слушаюсь, сэр, — сказал Том и последовал за остальными матросами на носовую часть. Достигнув фокмачты, он перелез на ванты и начал неторопливо взбираться на нее. Я отчетливо видел его, поскольку луна, хотя и стареющая, была очень ясной и яркой.

Я подошел к наветренному борту, облокотился на поручни, наблюдая за ним, начал набивать трубку. Другие матросы, как палубная вахта, так и подвахтенные, ушли на бак, поэтому на какое-то время мне показалось, что я один остался на главной палубе. Однако через минуту выяснилось, что я ошибаюсь; продолжая раскуривать трубку, я вдруг заметил Вильямса, лондонского парня, он появился из-за рубки, поднял голову и посмотрел на Тома, который поднимался все выше и выше. Я несколько удивился его поведению, поскольку знал, что у него и еще трех матросов шла в полном разгаре «покерная баталия» и Вильямс выиграл уже больше шестидесяти фунтов табаку. Насколько помнится, я открыл уже было рот, чтобы окликнуть его и спросить, почему он бросил играть, но вдруг мне на память пришел наш самый первый разговор с ним. Я вспомнил его слова о том, что паруса всегда раздувало по ночам. Я вспомнил, с каким особенным и абсолютно непонятным мне тогда ударением произнес он эти два слова; и вспомнив это, я ощутил страх. Мне сразу же стала ясна абсурдность ситуации: парус, пусть даже плохо закрепленный, не раздулся бы при той ясной и тихой погоде, что стояла в ту ночь. Меня удивило, что я не сразу понял это. Паруса не раздуваются в безветренную погоду при спокойном море. Я отошел от поручня и двинулся навстречу Вильямсу. Он знал или, по крайней мере, догадывался о каких-то вещах, мне абсолютно неизвестных тогда. Том поднимался все выше — что ждало его там?

Вильямс повернулся и, заметив меня, сказал:

— Бог мой, опять это началось!

— Что? — спросил я, хотя и уже догадывался о том, что он имеет в виду.

— Опять эти паруса, — ответил он, показывая в направлении фор-бом-брамселя.

Я бросил быстрый взгляд на фок-мачту. Весь подветренный край верхнего паруса трепыхался по воздуху, от мачты до конца рея. Чуть ниже был виден Том, он как раз перебирался на ванты брам-стеньги.

Вильямс снова заговорил:

— Вот так мы потеряли двоих. Все чудовищно схоже.

— Двоих матросов? — воскликнул я.

— Вот именно, — выдавил он из себя.

— Что-то не понимаю, — продолжал я. — Ничего подобного мне слышать не приходилось.

— А кто тебе мог об этом рассказать? — спросил он.

Я оставил его вопрос без внимания, так как мои мысли были заняты немного другим, а именно — что же мне предпринять?

— Я все-таки лучше пойду на ют и расскажу второму помощнику все, что знаю, — сказал я. — Он и сам видел кое-что, чему не нашел объяснения и… И в любом случае что-то надо делать в такой ситуации. Если б второй помощник знал обо всем…

— Чушь! — оборвал меня Вильямс. — Он обозвал бы тебя круглым идиотом.

Не лезь на рожон, лучше помалкивай.

Я стоял в нерешительности. То, что говорил Вильямс, было чистой правдой, и я не знал, что делать. Я был убежден, что там наверху таится какая-то опасность; однако, если б у меня потребовали представить доказательства тому, мне было бы это трудно сделать. Хотя сам я был абсолютно уверен в их существовании! Я вдруг подумал, а не смог бы я, не представляя себе формы, которую примет опасность, предотвратить ее, присоединившись к Тому на рее? Эта мысль пришла мне в тот момент, когда я смотрел на клотик фок-мачты. Том уже достиг паруса. Он перегнулся через рей, стараясь дотянуться до провисшего края парусины. И тут я увидел, как фор-бом-брамсель резко вздулся и опал, как будто поймав внезапный сильный порыв ветра.

— Разрази меня гром… — возбужденно произнес Вильямс, но затем резко осекся. На наших глазах парус выгнулся рывком в другую сторону и, очевидно, сбил Тома с рея.

— О боже! — воскликнул я. — Он исчез!

На мгновение мои глаза застлало пеленой; я слышал, как кричал Вильямс, но что он кричал, я не понимал. Затем, так же неожиданно, пелена спала, и я снова мог видеть происходящее.

Вильямс показывал пальцем куда-то вверх, и, подняв глаза, я увидел что-то черное, раскачивающееся под реем. Вильямс еще что-то выкрикнул и бросился к фокмачте. Я уловил лишь окончание фразы:

— … Сезень… Я тут же сообразил, что Тому удалось, падая, ухватиться за конец крепежного сезня, и кинулся следом за Вильямсом, к нему на помощь.

Я уловил звук топающих ног внизу на палубе и затем голос второго помощника. Он спрашивал, какого черта здесь происходит, но в тот момент не счел нужным отвечать ему. Нельзя было терять ни секунды. Я помнил, что некоторые сезни[12] были совсем ветхими, и если Том не ухватится за что-нибудь на рее под собой, он в любой момент рискует сорваться. Я добрался до марса и быстро залез на него. Вильямс был чуть впереди меня. Менее чем за полминуты я добрался до брам-рея. Вильямс находился выше, на бом-брам-рее. Я продвинулся по своему рею, пока не оказался прямо под Томом; затем я крикнул ему, пусть разожмет руки, я подхвачу его. Он не отвечал, и я заметил, что он висит как-то странно: тело обмякло, сезень сжат только одной рукой.

С бом-брам-рея донесся голос Вильямса. Он кричал, чтобы я перебирался к нему и помог подтянуть Тома наверх. Когда я дополз до него, он сообщил, что сезень захлестнулся петлей на запястье парня. Я перегнулся через рей и посмотрел вниз, напрягая зрение. Все было именно так, как описал Вильямс, и я представил себе, что еще бы чуть-чуть, и парень нашел бы свою смерть. Вам, наверно, это покажется странным, но даже в тот момент меня не оставляла мысль о том, насколько слабым был ветер. Я помнил, с какой неистовой силой обрушился парус на беднягу.

Все это время я без остановки работал руками, разматывая бык-гордень, потом взял конец каната, завязал его булинем вокруг сезня и стал опускать петлю, пока она не охватила плечи парня. Затем я потянул за канат, затягивая петлю у него под мышками. Еще минута, и он был поднят на рей. В неровном лунном свете я разглядел большой синяк у него на лбу — очевидно, след от удара нижней кромки паруса, сбившего Тома с рея.

Мы стояли, с трудом переводя дыхание, и тут до нас донесся откуда-то снизу голос второго помощника. Вильямс глянул вниз, затем повернулся ко мне и издал короткий хриплый смешок.

— Ну-ну! — сказал он.

— В чем дело? — быстро спросил я.

Он дернул головой, показывая вбок и вниз. Я развернулся, ухватившись одной рукой за штаг и придерживая второй рукой потерявшего сознание матроса. Только тогда я смог посмотреть вниз. Сначала я ничего не увидел. Затем снова раздался голос второго помощника:

— Эй, кто там на рее? Какого черта вас туда занесло?

Теперь я видел его. Он стоял там, где начинались ванты брам-стеньги, с наветренной стороны, лицо его было обращено вверх — он оглядывал оснастку и реи. В лунном свете оно виделось мне расплывчатым, бледным овалом.

Он повторил свой вопрос.

Я отозвался:

— Здесь Вильямс и я, сэр. С нами Том, он сорвался с рея.

Я замолчал. Он начал подниматься. С вант подветренной стороны донесся неясный гул — переговаривались матросы.

Вскоре второй помощник присоединился ь нам.

— Ну, так что стряслось? — зло поинтересовался он. — В чем дело?

Он нагнулся, вглядываясь в лицо Тома. Я начал было объяснять, но он остановил меня:

— Он что — мертв?

— Нет, сэр, — сказал я. — Думаю, что нет, но бедняга едва не разбился. Он висел на сезне, когда мы добрались сюда. Парус сбил его с рея.

— Что? — сказал он резко.

— Ветер надул парус, и тот сбросил его…

— Какой ветер? — прервал он меня. — Что ты несешь? Ветра и в помине нет. — Он перенес тяжесть тела на другую ногу. — Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что вы уже слышали. Ветром швырнуло низ паруса по рею и сбило Тома. Вильямс и я, мы оба видели, как это произошло.

— Что ты несешь, такое возможно только при очень сильном ветре!

Мне показалось, что в его голосе, помимо всего прочего читается растерянность; что-то вызвало в нем подозрение, я явно чувствовал это.

Он взглянул на Вильямса и, похоже, собирался чтото спросить у него, затем, точно передумав, повернулся и закричал одному из матросов, следующих за ним, чтобы тот спустился вниз и притащил сюда бухту нового трехдюймового манильского каната и блок.

— Только живо! — приказал он в завершение.

— Слушаюсь, сэр, — сказал матрос и начал быстро спускаться.

Потом второй помощник обратился ко мне:

— Когда спустите Тома на палубу, я жду от вас более убедительных объяснений, нежели те, что вы плели тут мне сейчас. Со мной такое не проходит!

— Слушаюсь, сэр, — ответил я. — Только другого объяснения не будет.

— Что ты хочешь сказать? — заорал он на меня. — Я тебе покажу «не будет», я не потерплю дерзости ни от тебя, ни от кого другого!

— Я и не думал дерзить, сэр. Я только хотел сказать, что это единственное возможное объяснение, другого нет.

— А я тебе говорю, не морочь мне голову! — повторил он. — Что-то в этом деле чертовски много неясного. Придется доложить обо всем капитану. Не могу же я пересказывать ему весь этот бред… — Он вдруг замолчал.

— Разве это первый раз, когда чертовски все непонятно? — спросил я. Вам-то это прекрасно известно.

— Что ты имеешь в виду? — резко спросил он.

— Бросьте, сэр, давайте начистоту, как насчет того парня, которого мы по вашему приказу ловили на днях? Довольно странный вышел случай, разве не так? Сегодняшнее происшествие будет куда легче объяснить, если…

— Хватит, Джессоп! — приказал он сердито. — Я не хочу больше об этом слышать. Ты понял? — Однако чтото в его голосе подсказывало мне, что я отыграл одно очко в этой стычке. Мне было абсолютно ясно, что он уже не столь уверен в себе.

После этого он, наверно, с минуту молчал, когда же заговорил снова, это уже касалось того, как помочь пострадавшему.

— Одному из вас, видимо, придется спускаться по вантам другого борта и страховать его канатом.

Он посмотрел вниз и закричал:

— Эй, скоро вы там? Где блок и тали?

Я услышал, как один из матросов откликнулся:

— Уже несу, сэр!

Через секунду я увидел, как голова этого матроса появилась над марсом. Блок был перекинут у него на шее, а конец каната через плечо.

Мы быстро установили блок и тали и опустили Тома на палубу. Затем мы отнесли его в кубрик и уложили на койку. Второй помощник велел принести бутылку с коньяком и начал большими дозами вливать его Тому в рот. Одновременно с этим двое матросов растирали Тому руки и ноги. Через несколько минут он стал приходить в себя, и вскоре, после внезапного приступа кашля, открыл глаза. Он смотрел на нас с удивленным, озадаченным видом. Затем он ухватился за край койки и приподнялся. Один из матросов поддерживал его; помощник капитана отступил на шаг и осмотрел его критическим взглядом. Том поднял руку и потрогал голову.

— Давай-ка еще один глоток, — сказал ему второй помощник.

У Тома перехватило дыхание, он закашлялся, затем заговорил:

— В голове гудит, точно колокол!

Он снова поднял руку и пощупал шишку на лбу. Затем, наклонившись вперед, он уставился на матросов, сгрудившихся вокруг его койки.

— В чем дело? — спросил он растерянно и с таким видом, будто видит нас не совсем четко. — В чем дело? — повторил он.

— Именно это и я хотел бы узнать! — сказал второй помощник.

Том встревожился:

— Я что, вахту проспал?

Он оглядел матросов; у него был жалкий вид.

— Сдается мне, ему начисто отшибло память, — сказал громко один из матросов. — Нет, — сказал я, отвечая на вопрос Тома. — Ты…

— Молчать, Джессоп! — быстро сказал второй помощник, прерывая меня. Я хочу услышать, что парень скажет сам, без подсказок.

Он снова повернулся к Тому, приглашая к разговору:

— Ты полез закреплять фор-брам-брамсель…

— Может быть, и так, я не знаю, сэр, — сказал Том.

Я видел, что он не понимает, о чем говорит второй помощник.

— Но ты поднимался туда! — сказал второй помощник с некоторой досадой. — Парус развязался, его раздуло, и я отправил тебя, чтобы ты привязал его к рею.

— Раздуло ветром, сэр? — тупо переспросил парень.

— Да, раздуло! Разве я непонятно говорю?

Неожиданно Том встрепенулся — память возвращалась к нему. Он сказал: — Так все и было, сэр. Чертов парус надуло, он рванулся и ударил меня прямо в лицо.

Он замолчал на секунду, потом снова начал:

— Мне кажется… И снова пауза.

— Продолжай! — потребовал второй помощник. — Выкладывай все, как было!

— Я ничего не знаю, сэр, — сказал Том. — Я не понимаю… — Он явно пребывал в нерешительности. — Это все, что я могу сказать, — пробормотал он, трогая синяк на лбу, как будто пытаясь что-то припомнить. Последовавшее за этим молчание было нарушено Стаббинсом.

— Ветра-то не было, — сказал он озадаченным тоном.

В толпе поднялся гул: матросы подтверждали его слова.

Второй помощник молчал, и я с любопытством посмотрел на него. Мне было интересно: уж не начинает ли он понимать, что искать разумное объяснение всему случившемуся — занятие совершенно бесполезное? Возможно, он связал наконец последние события с тем подозрительным происшествием, когда мы искали человека на грот-мачте? Теперь я склонен думать, что так все и было, потому что, посмотрев еще раз на Тома, второй помощник вышел из кубрика, сказав, что дальнейшее расследование откладывается до утра. Однако, когда утро наступило, никакого расследования не последовало. Что касается того, доложил ли он капитану о происшествии, я сильно в этом сомневаюсь. Если и доложил, то упомянул, скорее всего, как бы между прочим, поскольку вопрос об этом больше не поднимался; но между собой мы, конечно, обсуждали это очень долго.

Что же касается второго помощника, то я до сих пор не нахожу объяснения его поведению по отношению к Вильямсу и ко мне, когда мы оказались вместе на рее. Иногда мне кажется, что он заподозрил нас в желании сыграть с ним какую-то злую шутку; возможно, в тот момент он действительно подозревал, что, по крайней мере, один из нас как-то связан с предыдущим случаем. Или же он пытался, как и до этого, закрыть глаза на очевидные факты, обрушившиеся на него и доказывающие, что нечто по-настоящему странное и неладное творится на борту этой старой посудины. Конечно, это только мои догадки.

А затем, вскоре после случая с парусом, произошло еще нечто в этом же роде.

Глава 5

СМЕРТЬ ВИЛЬЯМСА

Как я уже сказал, среди матросов только и разговоров было, что о странном случае с Томми. Никто из парней не знал, что Вильямс и я видели, как все это произошло. Каждый из них высказывал свои предположения. Стаббикс, например, считал, что Том поскользнулся спросонья и потерял опору под ногами. Том, естественно, пылко опровергал его. Однако ему было некого призвать в свидетели, поскольку в то время он еще не знал, что мы с Вильямсом видели удар паруса по рею.

Стаббинс настаивал на том, что ссылки на ветер не выдерживают никакой критики. Ветра не было совсем, говорил он, и остальные матросы поддакивали ему.

— Послушай, — сказал я Стаббинсу, — я не во всем разобрался, но все же считаю, что рассказ Тома — это правда.

— О чем ты говоришь? — спросил Стаббинс недоверчиво. — Ветра-то совсем не было!

— А как насчет шишки у него на лбу? — спросил я в свою очередь. — Как ты объясняешь ее появление?

— Наверное, он ударился головой, когда поскользнулся, — ответил он.