Утро было в самом разгаре. Рваные грозовые облака катились по небу впереди, давая место сверкающим, но холодным лучам осеннего солнца. Мокрые листья малиновыми и золотыми кучками лежали вдоль дороги. С голых ветвей деревьев блестящими набухшими почками свисали дождевые капли.

Харн обернулся взглянуть на дорогу:

– Странно. Я думал, что Каинрон к этому времени уже будет наступать нам на пятки. Едва ли мы ускользнули из Тентира незамеченными.

– Высокорожденные не имеют привычки скакать в любую погоду, как какие-то оборванцы в кожаных рубахах, – процитировал Торисен. – Теперь, когда мы вырвались из его рук, полагаю, Каинрон подождет сбора своего войска и нагрянет в Готрегор где-нибудь завтра поутру во всей красе и со всеми силами.

– Думаешь, он устроит осаду?

– О Трое, конечно же нет, не теперь, когда в крепости собрались все лорды. Этот человек не настолько идиот. Он просто хочет произвести впечатление на остальных. Унизить Норфа на глазах прочих лордов для него отраднее, чем тихое убийство тут, на дороге. Он, должно быть, очень уверен в себе. Зная Калдана, можно догадаться, что он наверняка уже убедил себя в том, что ты увез меня, безумного, бредящего маньяка, привязав за руки и за ноги к седлу Урагана.

– Это еще можно устроить. Ты должен добраться до этого подлого червяка прежде, чем он и вправду настигнет тебя; но все-таки ты дай мне знать, если решишь упасть.

– Не надейся, я стойкий. Харн вопросительно посмотрел на него, неуверенный, насколько лорд серьезен. Торисен усмехнулся:

– Харн, я терплю твои сомнения и догадки уже добрых пятнадцать лет. Не пришло ли время остановиться?

Дородный кендар в ответ только прорычал что-то неразборчивое.

Они поскакали дальше легкой рысью, сменив лошадей в Фалькире, и после полудня Готрегор уже показался на горизонте. Крепость была воздвигнута на ровном плато у отрога горы, нависающем над равниной Заречья на высоте ста пятидесяти футов. Внешний двор и ближайшие поля кишели воинами. Приблизившиеся всадники увидели волчий флаг Холлена, лорда Даниора, свисающий с ветви яблони во фруктовом саду у северной башни. Люди Даниора, числом примерно с тысячу, уютно расположились под деревьями среди паданцев. Торисен осадил коня.

– Лорд Даниор… кузен Холли!

Молодой человек в кожаных охотничьих одеждах, сидящий у костра, резко повернул голову. Он поднялся и, улыбаясь, направился к приехавшим.

– Торисен! Неплохое время ты показал! Мы не ожидали тебя раньше завтрашнего утра.

– Мне помогли. Объявишь о моем прибытии?

– С удовольствием! – И он отбежал, зовя свою лошадь.

– Это действительно необходимо? – проворчал Харн.

– После прошлой ночи? Да. Холли вернулся, понукая норовистую гнедую кобылу.

Он галопом прискакал к башне и громко протрубил в охотничий рог. Вздрогнувшая лошадь чуть не сбросила его.

– Норф идет! – прокричал он стражникам.

– Ты, дурак, ворота уже открыты, – заорал в ответ кендар, наверняка не разобравший, что сказал Холли, и не узнавший высокорожденного в одежде деревенщины.

– Норф! – завопил лорд Даниор.

– Милостивые Трое, – вполголоса проговорил Торисен. – Думаешь, уже поздно тихонько прокрасться внутрь после такого рева?

Только сейчас охранник увидел его:

– М-м-милорд! Готрегор! – Он развернулся и закричал во внутренний дворик: – Готрегор!

Даниор первым проехал через внешние укрепления, Торисен следовал за ним, остальные выстроились цепочкой за Верховным Лордом. Широкий двор, казалось, закачался и кинулся к ним – столько кендаров собралось там, и все они разом встали. Вот развеваются символы: горящее пламя на штандарте Брендана и сутулый ястреб Эдирра, облетевшее дерево Ярана и обоюдоострый меч Комана – остальные будут ждать в Замке Крага вниз по реке, у Ардета в Омироте и близнецов Эдирр в Кестри. Значит, считая людей Торисена, сейчас здесь собралось около десяти тысяч кенциров.

– Норф! – выкрикнул один, и остальные подхватили: – Норф! Нор-р-рф! Нор-р-рф!..

– И кто на кого пытается произвести впечатление? – пробормотал Харн под покровом ора.

– Пытается, сэр? – переспросил Бур.

Бывший военачальник кивнул на запад, через реку:

– Но есть тут один, который не купится.

Над развалинами Часовни, замка-близнеца Готрегора, реял флаг Кенана, лорда Рандира: растопыренная пятерня в перчатке, хватающая солнце. Кенан привел за собой восемь с половиной тысяч бойцов, и никто из них, выглядывающих из-за крошащихся заграждений и наблюдающих с заросшего сорняками двора, не присоединился к хору приветствий вернувшемуся домой Верховному Лорду.

Торисен на Урагане прошествовал сквозь ревущую толпу по мощеной дорожке к воротам замка. Участок среднего двора был так крут, что ступени прорубались когда-то прямо в скале. Впереди две округлые башенки сторожки у ворот головокружительно взмывали к небесам. Кендар Торисена, крича, склонился над ограждением. За стенами лежал внутренний двор, широкий, зеленый, окруженный казармами, учебными манежами, сараями, отхожими местами – высотой в три этажа, встроенными в толщу внешней стены.

Торисен спешился, поморщившись. Ногу, укушенную вирмой, свело от долгой езды верхом. Он секунду постоял, покачиваясь, около Урагана, тихонько ругаясь, потом отпустил его, когда навстречу, прихрамывая, заспешила по траве Рябина, его домоправительница. Она тоже была в Уракарне, и на ее лбу были выжжены руны с именем бога карнидов.

– Мой лорд! Мы не ожидали тебя так скоро.

– А я вот собрался. Все готово к завтрашнему Совету?

– Да, лорд. Все кроме лорда Каинрона уже здесь.

Торисен подхватил седельную сумку, и грумы увели коня. Подземные конюшни Готрегора были в четыре раза больше стойл Тентира, но на зиму гарнизонных лошадей размещали в переоборудованных казармах на поверхности. Кендарам они все равно были не нужны целиком. Торисен и две тысячи слуг болтались в этой огромной крепости, как высохшие горошины в пустом котле, даже если все они сидели дома. Сейчас же, как обычно, сотен пять служили в Южном Войске или еще где-нибудь – эту обязанность все исполняли по очереди, зарабатывая Готрегору деньги на существование. Можно было бы легко набрать вчетверо больше угонов и наполнить Часовню мужчинами и женщинами, рвущимися восстановить крепость голыми руками лишь за невысказанную возможность примкнуть к регулярному войску. Каинрон с сыновьями именно таким способом сколотили себе огромную армию. Ардет побуждал Торисена принимать угонов; но как он мог давать обещания, не будучи уверенным, что выполнит их? Даже с двумя тысячами было нелегко, он чувствовал нагрузку. Каждый раз, когда он привязывал к себе кендара, он отдавал этому человеку частицу себя. Скоро просто ничего не останется.

– Лорд Яран спрашивал о тебе, милорд, – сказала Рябина, когда они приблизились к замку. – Или, скорее, он осведомлялся о Сером Лорде Гансе.

– У старика совсем размякли мозги?

– Угу, как гнилой персик.

Трижды проклятие. В свои сто шестьдесят Яран уже явно перезрел, но не лучшее он выбрал время, чтобы окончательно спятить. Если он не сможет держать себя в руках завтра и поддержать Верховного Лорда, за него будет говорить его праправнук, а мальчишка наполовину Рандир.

– Бедный старый Яран. Размести его поудобнее, но гляди, чтобы это было как можно дальше от лорда Ардета. Адрик думает, что старческая дряхлость заразна.

Рябина взглянула испуганно и удивленно:

– А это так?

– Как знать… Так что будь благодарна, что чистокровные кендары вроде тебя никогда ее не подцепят.

– Да, лорд, – и, кстати, либо я шатаюсь больше, чем обычно, либо ты тоже хромаешь?

– Последнее. Ты и не поверишь, какие огромные червяки завелись в Тентире этой осенью. Да, лорд Ардет, где он?

– В твоих покоях, лорд, и, как всегда, чувствует себя как дома. Он просил, чтобы ты зашел к нему, как только прибудешь, – ну, понимаешь, это его слова, а не мои, – добавила она кисло.

– Естественно. Тогда лучше в первую очередь повидать его, а?

Рябина и Бур переглянулись.

– Милорд, может быть, вначале пообедаешь?

– Бур может занести еду ко мне. – Он уже направился к замку, быстро, но неестественно расставляя ноги, все еще держа в руках седельную сумку.

– А все мой слишком длинный язык, – уныло сказала Рябина.

Очертания замка совпадали с крепостью – прямоугольник со сторожевыми башнями по углам. Первый, лишенный окон этаж был темен. Здесь лорд Норф вершил правосудие над домашними под горящими факелами и мрачными, мертво висящими флагами своего рода. Второй этаж – более светлый и богаче обставленный, также предназначался для судилищ, – но тут решались споры между домами.

А когда Торисен шагнул с винтовой лесенки на третий этаж, у него, как обычно, перехватило дыхание. Все четыре стены искрились витражами. Здесь собирался Высший Совет, под эмблемами всех девяти главных домов, сияющими на свету, – по три на каждой стене. На четвертой, обращенной к востоку, была выложена карта Ратиллена, – все, конечно, работа кендаров: высокорожденные были настолько бездарны в искусстве, насколько это возможно для разумной расы.

Торисен несколько мгновений вглядывался в карту, ожидая, когда восстановится дыхание, потом повернулся. На западной стене, ловя последние лучи заходящего солнца, блистал его собственный герб – раторн, с полной луной Ардета с одной стороны и голым, искривленным деревом Ярана с другой. Они были старейшими сторонниками его дома – во многом. Если он близок к тому, чтобы потерять Ярана, то браниться сейчас с Ардетом равносильно самоубийству, как бы провокационно тот себя ни вел.

Он ступил на лестницу и начал медленно, жалея ногу, подниматься в верхнюю комнату северо-западной башни, служившую ему кабинетом.

Адрик, лорд Ардет, сидел у огня в единственном удобном кресле и читал книгу. Когда Торисен вошел, он с улыбкой поднял глаза:

– Мой дорогой мальчик, как чудесно вновь тебя увидеть.

– И тебя, милорд.

И это действительно было приятно, несмотря ни на что, а давние скрытые обиды придавали даже некоторую пикантность. Потом Торисен увидел, что книга в руках лорда – его собственный дневник. Ардет заметил, как изменилось его лицо.

– Память надежнее, – безмятежно сказал он. – Никогда не понимал стремления все записывать.

Торисен положил сумку на стол и вытянул книгу из рук Ардета.

– Не так уж и все.

– Да ладно. После стольких лет у нас с тобой наверняка нет никаких секретов друг от друга.

«По крайней мере нет того, что бы ты не попытался разнюхать, старая ищейка», – подумал Торисен.

– Не жадничай, оставь мне хоть пару крошек личной жизни, – спокойно проговорил он.

– Мой милый мальчик, разве я когда-нибудь что-нибудь жалел для тебя?

Торисен вздрогнул от смеха:

– Я только сейчас понял, где Каинрон достал свои столь… э-э-э-э… примечательные манеры, – ответил он на вопросительный взгляд Ардета. – Это попытка подражать тебе.

Гримаса отвращения перекосила лицо старого лорда.

– Ох ты! Каинрон… – Он задумался. – С этим человеком могут быть проблемы.

– Но ты-то согласен, что Войско должно выступить?

– Ну конечно. Ты забыл, что я тоже служил в Южном Войске еще тогда, когда прадед Кротена нанимал воинов, и мой сын Переден командует им сейчас. Мы видели Рой. Жаль, что Каинрон не был там и что ты дал ему такое дурацкое обещание. Я еще тогда говорил, что это ошибка.

– Возможно. Но если бы я этого не сделал, то Харна-Удава не было бы сейчас здесь и он не стал бы моим помощником, заместителем командующего.

– Ты восстановил связь с ним? Но он же берсерк, он же не отвечает за себя в бою.

– Я, в нем уверен.

– Что ж, тебе лучше знать. Может, он перережет горло Каинрону, если никто больше не постарается. Он однажды уже продал свое согласие за твое обещание; может, если назначить правильную цену…

Молодой лорд фыркнул:

– И что я могу предложить ему на этот раз, уж не само ли место Верховного Лорда?

– Внука.

Торисен нетерпеливо отмахнулся:

– Мы уже обсуждали это раньше. По твоему совету я взял дочку Каинрона временной женой, что спасло мою спину от ее отца примерно на год. Калистина была уверена, что я продлю контракт и включу в него детей. Она и сейчас так думает. Но если у Каинрона в руках будет законный внук от Норфа, я могу запросто сам перерезать себе глотку, чтобы у него не было лишней мороки. Видят Трое, после ночи с Калистиной я частенько подумывал об этом.

– А я все еще утверждаю, что она очень красива.

– Как скользящая по песку гадюка.

– И тем не менее ты должен заключать более долговременные соглашения. Взгляни на Каинрона. У него дети и внуки от матерей почти из каждого дома Кенцирата.

Торисен еще раз прыснул:

– Как будто я не знаю. Он плодовит, как жеребец, да производит все больше мулов.

– Не спорю. Калдан любит воображать о себе. Я мог бы порассказать тебе о его подвигах в Каркинароте двадцать лет назад, но… не важно. Суть в том, что кровь его законных детей создает мощную сеть, которой Калдан когда-нибудь может опутать и уничтожить тебя. А вот если бы ты заключил контракт с одной из моих правнучек и у меня было бы право мстить за тебя при необходимости, то он заколебался бы.

– Может быть, – сухо ответил Торисен, – но это не заставит его согласиться с тем, чтобы Войско выступило послезавтра.

– Да, – кивнул Ардет.

Он сплел свои тонкие холеные пальцы и задумчиво уставился на них. Огонь в камине высекал искры из глубин сапфира в его перстне-печати и полуприкрытых голубых глаз, все еще острых, несмотря на пятнадцать десятилетий хозяина.

– Я и сам бы выдернул несколько нитей из его сети. Что ж, если Каинрон завтра намерен единственным высказаться против, ему придется тяжеловато. Его заботит, что думают о нем люди, – до тех пор, пока это будет уже неважно. С Рандиром будет труднее всего. Они с Каинроном командуют третьей частью Войска Заречья. Даниор и Яран за тебя, я, конечно, тоже. У близнецов Эдирр все зависит от настроения, а у Брендана – от чувства ответственности. А что до Комана, то с ним проблем не будет, как только ты провозгласишь Демота лордом.

– Я еще не решил, – ответил Торисен.

Ардет недоуменно взглянул на него:

– Несомненно, ты утвердишь Демота. Его мать – моя правнучка.

– И за это я должен отдать Коман полному идиоту?

– Он, может, и идиот, но поддерживает тебя, и в нем моя кровь. А коли ты забыл, то альтернатива лишь Кори, а у него мать из Каинронов. Это же совершенно неприемлемо. Но оставим эти бесполезные споры, – добавил он, поднимаясь. – Дело решенное. Завтра на Совете ты провозгласишь Демота.

– Нет, – ответил Торисен.

Впервые с тех пор, как он стал Верховным Лордом, Торисен отказал Ардету в более чем серьезной «просьбе» – он чувствовал, что так будет правильнее. Лорд ожидал, что сейчас в нем закипит старое негодование, но вместо этого ощутил лишь изнеможение и тупую боль в ноге. Он нагнулся над каминной решеткой, вглядываясь в огонь, ловя на себе холод острых глаз Ардета.

– Я сейчас Верховный Лорд, Адрик, а не один из твоих младших полевых офицеров, – сказал он, не отрываясь от языков пламени. – Я делаю то, что считаю нужным для блага Кенцирата, вне зависимости от твоих или моих личных желаний. Большее, что я могу, – это пообещать защищать твои интересы всегда, когда смогу. Я обязан тебе многим, если не всем. А что до Комана, я просто не слишком хорошо знаю Демота и Кори, чтобы выбирать между ними.

– Ты молодой дурак. Как думаешь, сколько у тебя осталось времени?

Шаги на винтовой лестнице заставили обоих мужчин резко обернуться. В комнату, держа прикрытый поднос, вошел Бур.

– Ужин, милорд.

– О черт. – Голос Ардета изменился, и он тяжело рухнул в кресло, прижав ладони к лицу.

– Адрик? – Торисен склонился над ним. – С тобой все в порядке?

– Вот на что у нас и правда нет времени, – глухо сказал Ардет, – так это на глупые перебранки. – Он позволил рукам упасть. Все сто сорок девять лет жизни глубоко отпечатались на его лице и сейчас были как никогда заметны. – Особенно тогда, когда Южное Войско уже в пути. Ты правда думаешь, что Переден готов взять на себя командование?

– Надеюсь, – осторожно ответил Торисен. – У него был почти год тренировки в качестве моего заместителя, а всю настоящую работу делал Харн.

Ардет откинулся на спинку, прикрыв глаза.

– Он поздний ребенок, последний мой сын. Остальные погибли в Белых Холмах, сражаясь за твоего отца. Иногда я жалею, что не остался там с ними. – Он снова встал, на этот раз куда медленнее. – Подумай о Комане. А впрочем, кого бы ты ни выбрал, другой всегда может подкрасться к тебе сзади с ножом, и ты в конце концов обнаружишь, что я был прав, как всегда.

Он взглянул на дальнюю стену и моргнул, по лицу пробежала тень испуга.

– Адрик?

– Ничего, ничего… – Ардет тряхнул седой головой, словно пытаясь очистить разум. – Поешь что-нибудь и поспи. По тебе не скажешь, что прогулка на север была таким уж отдыхом. – Он задержался на лестнице. – Переден, знаешь ли, очень высокого мнения о тебе, а я тем более.

– Угу, высокого, как мой левый башмак, – проворчал Бур, когда высокорожденный скрылся. – Этот избалованный сосунок плевал бы на твою тень, если бы осмелился.

Торисен вздохнул:

– Знаю. Проследи, чтобы Ардет благополучно добрался до своих покоев, хорошо?

– Да, лорд… Ты не рассказывал ему о Тентире?

– Трое! Нет, ни слова. Бур хмыкнул:

– Он скоро все равно услышит об этом предостаточно. – Он направился к лестнице и вышел, прикрыв за собой дверь.

Почему же он ничего не сказал о Тентире? Это вовсе не было сознательным решением, а какой-то инстинктивной неохотой рассказывать Ардету больше, чем требуется. Торисен поднял дневник и перелистал его. Имена, даты, события… Анар, старый учитель, завел такую книгу, когда почувствовал, что разум начинает покидать его. Анар, замок, Ганс… Ардет верил, что Серый Лорд умер до ухода сына.

То, что это было не так, – секрет, о существовании которого лорд из Омирота никогда не должен заподозрить.

– Память надежнее, – пробормотал Торисен и кинул дневник в огонь.

Когда страницы охватило пламя, он отвернулся и увидел детскую тень на стене – она будто сидела на столе и качала ножками. Так вот что напугало Ардета. Кстати, а что он собирается делать с ней? Что сделать в первую очередь? Ответ лежал где-то на поверхности, но он отмахнулся от простейшего. Хоть один раз он может поступить так, как ему хочется, не задавая себе вопросов? Он подхватил сумку и уселся у камина, крепко обхватив ее.

– А как же быть с Каинроном? – спросил он пустоту. Нет ответа. Он слишком устал и не может думать ни о чем, кроме внука. Да, его можно пообещать Калдану – как последнее средство спасения. Войско отправится на бой, и – кто знает? – он ведь может и погибнуть, сражаясь с Роем. А если нет, и Калистина понесет, Каинрон наверняка двинется против него во имя его же ребенка. Он еще сможет контролировать происходящее, а если нет, то хотя бы предотвратить гражданскую войну, убив себя. Тогда Каинрон станет Верховным Лордом во всем, кроме звания, а уж за этим-то дело не постоит.

«Его заботит, что думают о нем люди, – до тех пор, пока это будет уже неважно».

Торисен вспомнил крики Киндри. Какой же запас жестокости скопился у Трех Народов? Неужели этого хочет от них холодное, загадочное божество Кенцирата?

Торисен сидел, глядя на огонь, вновь и вновь прокручивая в голове одни и те же мысли, пока далекий звук рога не разорвал цепочку. Он очнулся у потухшего камина, с удивлением обнаружив, что уснул. Кто, во имя Порога, может трубить вызов в столь поздний час? Он вскочил и толчком распахнул ставни. С этой высоты внешний двор казался звездным небом – столько костров пылало на нем, но они не шли ни в какое сравнение с рекой факелов, стекающей с севера, – воины шли в боевом порядке. Повелительный рог зазвучал снова.

– Рестомир! – раздался вопль стража с башни. – Рестомир!

Итак, Каинрон прибыл и привел за собой двадцать тысяч готовых к битве людей. Как его, должно быть, поразили незапертые внешние ворота и голые стены. Может ли он быть столь глуп, чтобы напасть на спящий лагерь? Торисену хотелось бы, чтобы это было так, тогда месть остальных лордов пала бы на Калдана.

Факелы приблизились к воротам: два, шесть, двенадцать – к Готрегору направлялась делегация.

Торисен накинул камзол. Держа седельную сумку, он открыл южную дверь и шагнул на узкую платформу – мостик, соединяющий две башни замка, качающийся под ногами при дуновении ветра.

Внизу Каинрон въезжал во внутренний двор. С ним были три его законных сына и маленькая, жалкая фигурка – это мог быть только Донкерри. Герольд протрубил еще раз, пробудив нескончаемое эхо, заметавшееся между каменных стен.

– Потише! – прокричал им Торисен сверху. – Здесь люди спать пытаются!

Каинрон задрал голову и вздрогнул. Торисен вдруг вспомнил и тайком позлорадствовал – лорда из Рестомира так же тошнило от высоты, как и Бура. Он незаметно переместил свой вес так, чтобы узкий мостик зашатался еще сильнее.

– Верховный Лорд! – провопил ему Каинрон. – На твоих руках кровь моего сына. Я требую правосудия!

– Я тоже! – Торисен тоже не жаловался на голосовые связки. – Но утром.

Лесенка качалась взад-вперед, в двадцати футах над плоской крышей замка, в семидесяти над мощеным двором.

– Звание не защитит тебя от последствий грязного деяния! – ревел Каинрон, отчаянно бросаясь формулами официального вызова, который он не предполагал совершать на повышенных тонах, да еще и обращаясь к движущейся цели. – Если ты отречешься и не признаешь вину, я скажу, что ты лжец, и… и… да остановишь ты это когда-нибудь?!

– Остановить что? – закричал Торисен. Мостик превратился в качели, возносящие его к звездам и опускающие обратно, ветер разметал черные волосы, пряди упали на лицо. – Калдан, иди в постель! Твои покои готовы, я назначил сбор Совета на девять утра. А если ты слишком возбужден, чтобы спать, пожалей хоть нас. Спокойной ночи!

Каинрон, казалось, был расположен поспорить, но, насколько мог разглядеть Торисен, ему уже определенно становилось нехорошо. Он позволил сыновьям уговорить себя зайти внутрь дома.

Торисен подождал, пока мостик успокоится, и вернулся в юго-западную башенку, где размещалась его спальня. Прекрасно. Кто-то, наверное Бур, развел большой огонь в камине. Он разделся при мерцающем свете пламени и прилег рядом. Завтрашний день больше не тревожил лорда. Каинрон раньше уже не раз спотыкался, стремясь к убийству, и уж как-нибудь это случится опять. Их бог, может, и любит жестоких, но не дураков. Он уснул почти сразу и во сне видел себя вновь ребенком, толкающим качели, стоящие на краю пропасти, на которых сидела его сестра.

Звук трубы, высокий и ясный. Еще одна процессия направляется к воротам. Утренний свет сверкнул на малиновом бархате и белых мехах, на стали и кости. Пламенный стяг Брендана трепетал над его головой, и пляшущая тень, падая на его лицо, обостряла и без того резкие черты. Свиты меньших домов – Данира, Эдирр, Комана, Ярана – ожидали во внутреннем дворе, выкликая воинственные приветствия, и люди Брендана отвечали им. За Бренданом следовали Рандир, Ардет и Каинрон – в нарастающем порядке значимости лордов.

– А я говорю, что тебе нужно было как-то заявить о себе, – ворчал Бур, наводя блеск на сапоги Торисена, прежде чем подать их лорду.

– Ты имеешь в виду, тайком выбраться на рассвете через заднюю дверь и возвратиться через главную, стуча в 6арабаны? Нет уж, спасибо. Пусть они идут ко мне. – Он натянул сапоги, стараясь не морщиться, когда голенище правого соприкоснулось с икрой.

– Все еще болит, да?

Торисен устало взглянул на кендара:

– Ерунда, не о чем говорить. – И правда, сегодня укус червяка выглядел как расплывчатое кольцо синяков, не больше.

Бур держал на вытянутых руках черный камзол с длинными рукавами, пока Торисен влезал в него. Высокий воротник ощущался непривычно без заткнутых за него метательных ножей, но если бы они даже и пережили битву с перевратом, в данной ситуации все равно не стоило брать их. Жаль, оружейник наверняка не успеет сделать новые до выступления на юг, а вернуть старые не получится – особенно учитывая то, где засел один. Вот так, все готово, за исключением одного пункта.

– Надеюсь, ты не забыл о Кентиаре, – сказал он Буру. Тот засопел:

– Я надеялся, что ты не вспомнишь. Здесь он.

Он открыл железный футлярчик. Внутри лежал – узкий серебряный ошейник, причудливо расписанный рунами, значение которых забылось в веках, усыпанный драгоценными камнями, меняющими цвет. Его нашли в незаконченном храме в Котифире, когда Кенцират впервые пришел в Ратиллен. Одни считали, что это подарок загадочных Строителей, другие – что его просто случайно забыли там. В любом случае, во времена сомнений после падения Мастера, Кентиар стал и эмблемой, и проверкой законности власти – предположительно, лишь истинный Верховный Лорд мог спокойно носить его. Многие ставили эту веру под сомнение, но у того, кто пожелал бы надеть эту вещь, должен был иметь крепкие нервы.

Бур мрачно извлек ошейник из футляра. Те, кто неосторожно касались внутренней поверхности украшения, рисковали остаться без пальцев или того хуже. После того как Ганс снял с себя Кентиар и титул, ошейник двадцать лет лежал в кресле – вызов и насмешка над претендентами. Однажды подвыпивший высокорожденный в шутку надел его во время обеда. В следующую секунду аккуратно отрезанная голова упала на стол и, подпрыгнув, шлепнулась в супницу. После этого никто больше не осмеливался прикасаться к вещице, пока еще через десять лет не явился сын Ганса.

Сам Торисен совершенно не доверял Кентиару. За его долгую историю ошейник обезглавил трех Верховных Лордов, чьи претензии на власть, насколько всем казалось, были вполне обоснованными и законными. Неудивительно, что за прошедшие столетия немногие решались так рисковать. Если Каинрон захватит господство, он наверняка отвертится и никогда не наденет Кентиар; но Торисен, пришедший на место отца без Кольца и Меча, чувствовал, что должен сделать широкий жест, чтобы доказать, кто он такой. Теперь придется начинать почти сначала.

– Все готово, лорд.

– Ты уверен, что хочешь подвергнуть опасности еще один хороший камзол? Ладно, ладно… начинай.

Бур поднес серебряный ошейник к горлу своего лорда. Петельки по обеим сторонам обруча выпрямились и со зловещим щелчком сомкнулись. Торисен замер, не дыша. Ничего.

– Полный порядок, – улыбнулся он Буру. – Никакой приправы к супу сегодня не будет. Вот и славно.

Поднявшись из Зала Совета, беспорядочный гомон достиг ушей Верховного Лорда.

Лорды Кенцирата обернулись и замолкли при его появлении. Они сгрудились в дальнем конце комнаты под картой Ратиллена, залитой сейчас утренним светом. Промелькнула мысль, что все они сторонятся его, но тут он почувствовал гнилостный запашок поблизости. Куча мехов в кресле слева от его собственного подняла голову. Это был Ядрак, лорд Яран. Зеленый свет от витража падал пятнышками на его лысую голову так, что она казалась покрытой плесенью. Его беззубый рот растянулся в кривой, но приветливой улыбке.

– Ганс!

Торисен поспешил вперед и подхватил тонкую руку, больше похожую на птичью лапку, протянутую ему старым лордом. Кто-то на той стороне комнаты сдавленно закашлялся.

– Нет, не Ганс, – мягко сказал он. – Торисен. Помнишь?

В мутных глазах Ярана проскользнуло смущение и ужас.

– Торисен? – Он что-то вспомнил и расслабился. – Тори! Ну да, конечно. Как глупо с моей стороны. А это мой праправнук, Кирен.

Аккуратно одетый юноша, которого Торисен до сих пор не замечал, выступил вперед и чуть склонился перед Верховным Лордом. Черты его лица были необычайно правильны и тонки, а их выражение – непроницаемо. Торисен поклонился в ответ и повернулся к остальным. Итак, начинается.

– Полагаю, вы все уже знаете, что прошлой ночью в Тентире был убит Нусар и что милорд Каинрон думает, что это сделал я.

Каинрон негромко фыркнул:

– «Думает»!

– Вероятно, он также довел до вашего сведения, что я окончательно сдался безумию, бегущему в крови Норфов.

Ардет тихонько простонал. Сумасшествие, как и дряхление, считалось не только наследственным, но и заразном, о нем даже упоминать было небезопасно.

– Очевидно, этот вопрос надо урегулировать до того, как мы перейдем к решению более важных проблем. Дабы сберечь время, будем считать, что вызов уже оглашен. Ответ таков – нет, я не убивал Нусара. Решение за тобой, милорд Каинрон: назови меня лжецом, если можешь.

Он уселся во главе стола, сложил руки и стал ждать.

Долгую секунду собравшиеся лорды молча взирали на него. К этому времени все они наверняка уже знали о том, что случилось в Тентире, но никто, и меньше всех – Каинрон, не ожидал, что Верховный Лорд вот так прямо возьмет быка за рога. Ардет занял место по правую руку от Торисена, метнув через стол полный неприкрытого ужаса взгляд на Ярана. С невозмутимым видом сел Даниор, суетливо пристроился на стуле Демот из Комана, поспешил и Брендан, нашедший это наиболее приличным. Близнецы Эдирр обменялись вопросительными взглядами и усмехнулись. Один сел, другой стоял – они уравновешивали друг друга. Каинрон, элегантный Рандир и Кори из Комана сердито глядели из угла.

– Итак, милорд? – поторопил Торисен.

Каинрон кисло посмотрел на него. Он действительно убедил себя в том, что Верховный Лорд уже переступил грань, и был оскорблен, видя его таким хладнокровным, таким… разумным. Но даже безумцы могут быть хитры и коварны – вот и лорд таков. Он принялся ходить взад-вперед, быстро выкладывая свои доводы: