– Это убийство стало кульминацией давнишней вражды и не было столь уж неожиданным. Лорд Норф никогда не любил моего сына.
– А кто любил? – пробормотал Даниор, и Ардет шикнул на него.
– Он намекал, что Нусар пытался покушаться на него, один раз посредством змеи, а один раз (да уберегут нас предки) – обрушив стену.
– Так вот что случилось в Тиглоне, – с глубокомысленным видом сказал Эссен, сидящий близнец, не скрывая насмешки.
– А мы-то всегда удивлялись, – подхватил стоящий Эссир в том же тоне.
Каинрон одарил их обоих яростным взором. Но, усилием воли взяв себя в руки, он принялся описывать спор в Тентире, последующее обнаружение обнаженного обезображенного тела Нусара и золотую монету, зажатую у него во рту.
– Да, все это выглядит как работа сумасшедшего, – задумчиво сказал Брендан, – или как если бы кто-то симулировал безумие, чтобы бросить тень на Верховного Лорда, – извини, Торисен, – но сами по себе факты еще ничего не доказывают – ни вины, ни невиновности.
– Что ж, гиблое твое дело, милорд, – рассмеялся Даниор.
– Не совсем, не совсем. Есть у меня еще одно, последнее, неопровержимое доказательство. Не стоило тебе так спешить клясться честью, дорогой Норф, потому что теперь ты обесчещенный клятвопреступник. Ты не только лишил жизни моего сына – тебя видели за этим делом! Ха! Я все-таки встряхнул тебя под конец, а?
– Да, я в замешательстве, другого слова не нахожу. Как мог кто-то видеть то, чего я никогда не совершал?
– Кто видел, Калдан? – вмешался Рандир. – Если не ты, то можешь только повторить сказанное – не ручаясь за достоверность. Лучше тебе привести своего свидетеля.
Каинрон сперва будто заколебался, а потом позволил себя уговорить. Наблюдая за ним, Торисен подумал: «Они с Рандиром отрепетировали сцену. Каким бы грязным не был сюрприз Каинрона, вряд ли он стал бы ждать, чтобы бросить его мне в лицо».
– Ну что ж, – сказал наконец лорд из Рестомира с притворной неохотой. – Хотелось бы, конечно, пощадить мальчика, но, к сожалению, сейчас это уже невозможно. Иди сюда, Донкерри!
Донкерри выскользнул из тени, выглядя чрезвычайно несчастным.
– Норф, полагаю, ты не ставишь под сомнение правдивость моего внука?
– У меня не было для этого повода – до сих пор.
– Прекрасно, прекрасно. Говори, мальчик, расскажи им все, что ты видел.
Донкерри сглотнул:
– Я… я в-видел…
– Громче, дитя, громче.
– Я в-видел, как Торисен, лорд Норф, убил моего отца.
Даже Ардет выглядел обескураженным. Все они инстинктивно чуяли правду, и мальчик, казалось, произнес ее. Торисен наклонился вперед:
– Донкерри, как я его убил?
– Н-ножом в спину…
Каинрон недоуменно поднял глаза.
– А комендант Харн оторвал ему руку, и-и п-потом я упал в-в обморок.
– Это очень странно, – сказал Брендан. – Сегодня утром Калдан показал мне тело Нусара. Я не видел его спину, но у бедного юноши обе руки были целы, это точно.
Торисен поборол рвущийся из него смех:
– Каинрон, а не кажется ли тебе, что глупо посылать мальчика шпионить за мной и даже не выслушать потом его полный отчет?
Калдан затряс головой, словно пытаясь отогнать надоедливое, зудящее насекомое:
– Чушь. Наверняка тот чертов берсерк не имеет привычки расчленять Каинронов.
– Нет.
Голос раздался из-за спины Торисена. В тени винтовой лестницы стоял Киндри, в руках у него был длинный тонкий сверток.
– Что ты здесь делаешь? – гаркнул на него Каинрон. – Я приказал тебе оставаться в Тентире!
– Связь между нами разорвалась позапрошлой ночью, – выговорил молодой шанир тусклым голосом. – Ты это знаешь.
Он шагнул вперед, под разноцветные лучи, падающие от окна, двигаясь так, словно ни одна часть его тела не желала сгибаться. Когда он, покачнувшись, положил на стол свою ношу, и Ардет, и Торисен заметили на его спине проступившие сквозь белую рубаху кровавые полосы. Ардет развернул полотно.
– Ты видел, как отрывали эту конечность? – спросил он Донкерри.
– Да! – выдохнул мальчик. На его лицо набежала тревога. – Да…
Любопытный Эссен приподнял руку за запястье. Она, лишенная кости, изогнулась, как мертвая змея. Лорд поспешно выпустил ее:
– О боже! Что это?
– Это, милорды, рука переврата, – произнес Торисен. – Вещица пореальнее выдумок из песен, а, Калдан? Полагаю, именно эта рука убила твоего сына. Против нее я дрался в огненной комнате Тентира, куда потустороннее создание заманило меня, приняв облик Нусара, и именно ее оторвал Харн. Этому бою и был свидетелем твой внук. Больше я ни в чем не принимал участия.
– Я не верю… – Каинрон выплеснул гнев, но заставил себя остановиться – еще миг, и он нанес бы Верховному Лорду смертельное оскорбление. – Проклятие, почему ты ничего не рассказал мне раньше?
– А ты дал кому-нибудь из нас такую возможность? – Ответ Киндри прозвучал так же бесцветно.
– Переврат, – изумленно выговорил Даниор. – После стольких лет. Но почему? Зачем он пришел?
Торисен встал из-за стола, отступив от живого шанира и мертвой руки.
– Он намеревался убить меня, – сказал он, – а если не получится – втянуть в кровную вражду с Каинроном как предполагаемого убийцу его сына.
– Опять же – почему? – выкрикнул Брендан. – И почему сейчас?
– Мне на ум приходит только одно: чтобы не позволить Войску выступить. Смейся, если хочешь, Каинрон, но учти: впервые за многие века Рой двинулся на север; одновременно с этим переврат пытается убить или дискредитировать того, кто может повести Войско на юг. Может, это и вправду всего лишь случайное стечение обстоятельств. Может, кто-то еще замышляет что-то, о чем мы не знаем… – Он вспомнил, как переврат сплюнул при имени Мастера. – … Но можем ли мы полагаться на случай? Калдан, в Тентире ты спрашивал, есть ли у меня веские основания бояться. Что ж, теперь я их получил. – И он указал на руку.
– И мы не должны забывать о Южном Войске, – произнес Ардет, настойчивость звенела в его голосе. – Со стороны короля Кротена было бы безумием приказать броситься в бой, но он на это способен. Мы должны поддержать наших людей, пусть далее – да простят меня праотцы – это и означает лишь собрать их останки для погребального костра.
– К тому же, – сказал Рандир, изучая свои ногти, – я так понял, что принц Одалиан из Каркинарота просил о помощи.
Торисен, удивленный, вскинул на него глаза:
– Не через меня, Калдан?
– Да, да, – бросил Каинрон, угрожающе взглянув на своего временного союзника. – Гонец прибыл поздно ночью. Одалиан просил меня, как отца своей жены, вынести его вопрос на Высший Совет. Он говорит, что созовет всех своих боеспособных людей и желает присоединиться к Войску у Каскада, прямо перед Водопадами.
– Конечно, это можно устроить, – сказал Ардет. – Ты же не откажешь собственному зятю.
– Захочу и откажу, – упрямился Каинрон. – В брачном контракте нет пункта о взаимозащите. Я сказал ему, что это не обязательно.
– О имена бога, – с отвращением простонал Торисен. – С помощью словесных уловок выторговывать лучшие условия сделки – и это теперь называется честью?
Каинрон резко вскочил, его губы презрительно искривились.
– Еще одна нотация, мой юный лорд? Ты всегда любил твердить, в чем заключаются мои обязанности, ты, который еще не родился, когда я возглавил свой дом, тогда как твой отец довел свой до полного унижения, до бестолковой бойни в Белых Холмах. Не беспокойся, я сам позабочусь о своей чести…
– И расплатишься со слугами – с опозданием, но сполна. Каинрон вздрогнул при звуках безучастного голоса
Киндри.
– Что ты тут изображаешь из себя привидение! – рявкнул он. – Ты когда-нибудь уберешься отсюда?
– Возможно, тебе и правда стоит уйти, Киндри, – мягко сказал Ардет. – Милорда Каинрона, кажется, тревожит твое присутствие… почему-то. – Острый взгляд его голубых глаз встретился с блеклыми глазами шанира. Киндри едва заметно поклонился и начал поворачиваться, первый раз мельком показав Каинрону спину.
– Ладно, ладно, не будем так спешить, – заторопился тот. – Оставайся, оставайся. Разорванная связь еще не означает рухнувшей дружбы.
«А как насчет рассеченной кожи», – подумал Торисен. Если бы остальные увидели эту кровавую рубаху, Каинрону пришлось бы объяснять свою достойную уважения систему «платы с опозданием» всю дорогу до Тир-Ридана.
– Милорды, – обратился он к Совету, – кажется, у вас три причины разрешить Войску выступить. Во-первых, поддержать Южное Войско. Как сказал лорд Ардет, там наши люди, и мы не можем просто так их бросить. Во-вторых, оказать помощь принцу Одалиану, нашему ближайшему союзнику в Ратиллене. И, в-третьих, успокоить вашего бедного, помешанного Верховного Лорда, который до сих пор считает, что Рой движется перегрызть нашу общую глотку. Подумайте, лорды, и сделайте выбор, но, ради всех имен бога, не медлите. Итак, мы выступаем или нет? Ардет?
– Да.
– Рандир?
– Да, как ни прискорбно.
– Брендан? Эдирр? Даниор?
– Да.
– Да.
– Да.
– Коман… Проклятие, совсем забыл. Демот, Коман твой, по крайней мере на ближайшее время. Я вынесу окончательное решение позже.
– Да, лорд, – угрюмо сказал Демот. Он ожидал полного утверждения.
– Яран? – Ответом был скрежещущий храп. – Ядрак? Праправнук старого лорда осторожно потряс его за плечо – безрезультатно.
– Извини, милорд. Когда он вот так впадает в спячку, это может продолжаться долгие часы, если не дни.
Каинрон рассмеялся, как каркнул.
– Однако, – бесстрастно продолжал юноша, не обращая внимания на то, как грубо его перебили, – я уполномочен говорить от его имени.
– И?
– Я говорю «да». Что же еще?
– Итак, Калдан, – произнес Ардет, – кажется, от твоего слова зависит решение – твой голос против восьми наших. Так что ты скажешь?
Каинрон сверкнул на него глазами. Все его планы рухнули, и он выглядел так, словно готов сейчас бросить вызов всем эдакой дурной шуткой. В этот момент в зал вошел Бур. Каинрон, рыча, обернулся к нему, но выражение лица кендара заставило его стихнуть.
– Что такое, Бур? – требовательно спросил Торисен.
– Вести, милорд. Южное Войско вступило в бой с авангардом Роя.
– О мой бог. И каков результат?
– Был не ясен, когда посылали гонца. Но он сказал, что все обстоит плохо, очень плохо.
– Переден, – выдохнул, почти простонал Ардет. – Будь ты проклят, Кротен, бог проклянет тебя и осудит на вечные муки… – В следующую секунду он уже был на ногах, вплотную подступив к Каинрону, – яростный старик, несгибаемый, как обнаженный клинок. – Ты проголосуешь сейчас, милорд, и ты скажешь «да», или и вправду начнется война, мой дом против твоего. Договорились?
– Да, – выдавил Каинрон, пятясь. – Да, конечно. Эти новости изменили все. Но, милостивые Трое, нас же здесь пятьдесят тысяч, готовых к походу. Даже если Одалиан пошлет солдат, как обещал, что мы сможем сделать с вражескими тремя миллионами?
– Есть одно место, где мы можем поймать их. – Торисен прошел в дальний конец комнаты, к стене, на которой зеленым, синим и золотым стеклом сверкала и переливалась карта Ратиллена. Он провел пальцем линию от Серебряной через Заречье к матовому пятнышку – мастер здесь специально замутил стекло, чтобы обозначить вздымающееся облако брызг. – Здесь. Водопады. У Одалиана возникла дельная мысль. Если Рой будет придерживаться прежнего курса, он должен пройти тут, по узким Менделевым Лестницам к вершине, откуда сбегают потоки. Мы либо остановим его здесь, либо не остановим вовсе.
– Значит, начинается гонка к Водопадам, – сказал Брендан, глядя на карту и подходя к делу практически. – На глазок где-то две тысячи миль от нас, а от Роя – вчетверо меньше, но они почти ползут. И все-таки Рой слишком близко. Когда мы выходим?
– Сразу же после того, как предадим Нусара погребальному костру. Порядок следования будет зависеть от того, кто будет готов первым, тут споры ни к чему. Вопросов нет? Тогда собираемся.
Лорды, за исключением Ардета, разошлись. Донкерри попытался выскользнуть в тени деда, но Каинрон повернулся к нему и выплеснул на мальчика весь гнев и разочарование:
– Ты, маленький негодяй, приносящий несчастья, прочь с глаз моих! Я не желаю тебя больше видеть! Никогда!
– Дедушка, пожалуйста… Каинрон распрямился в полный рост.
– Я отрекаюсь от тебя! – заорал он. – Плоть от плоти моей, ты мне больше не родня. – Он вырвал из рук Донкерри край своего камзола и удалился, оставив окаменевшего и белого как снег мальчика стоять посреди зала.
«… будь ты проклят, мальчишка, за то, что покинул меня. Проклинаю и отрекаюсь от тебя. Кровь от крови моей, ты мне больше не сын…»
Торисен вздрогнул от вспышки памяти. Если предсмертное проклятие отца несло в себе силу, он был таким же отверженным, как Донкерри или как Киндри, если уж на то пошло. Но то был всего лишь сон. Сейчас все реально.
– Бур, отведи мальчика в мои покои и разыщи врача. У нас на руках пострадавший.
– Да, лорд. – Кендар понизил голос. – Лорд, есть и второе послание, от военачальницы Эспет.
– Да, она была командиром над пятью тысячами. Я слушаю.
– Она сообщает, что король Кротен не отдавал приказа атаковать. Он даже не велел Южному Войску выступать. Это все на совести Передена.
«… приземистые фигуры движутся между трупов… Ох, Переден, дурак ты, проклятый, завистливый дурак…»
– Ардет ни в коем случае не должен узнать. Побережем его. Понимаешь?
Бур кивнул и ушел, забрав с собой оцепеневшего мальчика.
Ардет усадил Киндри в свое кресло. Шанир уронил голову на стол и, казалось, был в обмороке – он даже не пошевелился, когда лорд разрезал на нем прилипшую к телу рубаху.
– Я послал за лекарем, – сказал, подходя к ним, Торисен.
– Не стоило. Гляди.
Ардет осторожно приоткрыл спину шанира. Киндри был болезненно худ, почти истощен. Ребра отчетливо просвечивали под белой, будто прозрачной кожей, иссеченной плетью палача. Но на глазах у высокорожденных кровоподтеки бледнели. Более серьезные раны, открывшиеся, когда Киндри нагнулся положить руку переврата, внезапно закрылись, края кожи сошлись и мгновенно зарубцевались.
Торисен резко отвернулся, чувствуя подступающую тошноту.
– Прекрасно! – воскликнул за спиной Ардет. – Жаль, что мы все так не можем, да? Но такое – редкость, даже среди шаниров. А знаешь ли, мой мальчик, ты обязан этому человеку. Он сотворил великое дело. Какая удача, что он больше не связан с Каинроном. Ты можешь достойно отплатить ему, взяв к себе на службу.
Связать себя с шаниром? Он в долгу у Киндри, и постыдно отказываться, но… но… Он вспомнил о руке переврата, все еще лежащей на столе. Ее пальцы, казалось, тянутся к Киндри, хотят прикоснуться к белым волосам. Еще один шанир…
– Прости, Адрик, – сказал он, не оборачиваясь. – Я н-не могу. Просто не могу.
– Ну что же, – холодно ответил Ардет. – Тогда это сделаю я, а ты можешь возвращаться к своим обязанностям.
Торисен покинул комнату, не промолвив ни слова и не оглянувшись. В Тентире он сказал Харну: «Я могу все, что должен», – и это всегда было его правилом. Сейчас в первый раз лорд изменил себе.
Погребальный костер Нусара был разложен. Церемонией руководили четверо жрецов во внутреннем дворе Готрегора. За несколько дней до этого двоих из них послали в Тай-Тестигон, чтобы они на месте справились с возникшими в храме проблемами, а еще семеро с тремя служками с той же миссией отправились в Каркинарот. Никто не знал, что пошло не так в храмах, но баланс силы в каждом сместился, внезапно и угрожающе. Но это дело жрецов, и данные события народ не удостоил вниманием. Зато все заметили, что один из жрецов Готрегора не слишком сведущ в погребальных рунах. Потому что пока он распевал, пламя охватило не только Нусара, но и четыре сотни цыплят, приготовленных для завтрака в кухне замка. При других обстоятельствах кремацию можно было бы назвать весьма успешной.
Лорд Даниор следовал позади своих солдат и чуть ли не толкал их в спины, в результате чего занял второе место сразу за стягом с раторном. Он со своими охранниками поехал впереди, рядом с Торисеном. За волком Даниора летела полная луна Ардета, но Адрик остался со своими людьми, а чуть позади него, бледный и безмолвный, скакал Киндри. Дальше шли гербы Крага и Кестри, потом Яран, Рандир, Брендан, и замыкал шествие Каинрон. Солдаты Калдана за последние сорок восемь часов уже прошагали сто двадцать пять миль и прибыли к месту сбора едва живые. Несколько часов двара почти восстановили их силы – почти, но не совсем. Той ночью в Омироте все спали глубоко, а поутру был оглашен приказ к выступлению. В тот же день к колонне присоединились силы Эдирра и Комана. Ранним вечером десятого дня зимы Войско численностью около пятидесяти тысяч походным маршем зашагало по Заречью.
Глава 7
ГНЕВ РАТОРНОВ
Безвластия: одиннадцатый – двенадцатый дни зимы
После короткой и нелепой драки, в которой нескольких человек ранили, а одного убили, Черная Банда все-таки перешла камни «туда-обратно», хотя полдюжины разбойников из охотничьих кланов отказались идти. Остальные, однако, чуяли запах крови и рвались вперед – к тому же их подгоняло данное Бортисом в Пештаре обещание щедрой награды. Сам слепой главарь шел впереди с поводырем-оскалом. Иногда он думал, что сделает с беглецами, когда поймает их, особенно с Джейм, сглатывал набегающую слюну и дергал за веревку, заставляя проводника поспешать, а на самом деле лишь мешая тому.
Чащобы привели разбойников в недоумение. Они привыкли к вечнозеленым лесам Хмари, но напряженное безмолвие под сенью этих листьев внушало им благоговейный трепет. Бортису не пришлось приказывать им двигаться тише. Только однажды неподвижность воздуха была нарушена треском упавшего где-то вдалеке дерева.
– Это они! – возбужденно вскрикнул один из бандитов и тут же полетел на землю – кулак Бортиса бил покрепче молота.
– Тише ты, недоумок. Думаешь, они от нечего делать решили немножко поработать лесорубами, чтобы убить время?
Они продолжили путь, добывая на ходу пропитание. Один специалист по метанию пращи уже сбил немало серых птичек, а второй заметил нечто, оказавшееся гигантским грибом-дождевиком – и только потянулся к нему, как заплесневелая шляпка вывернулась наизнанку и ухватила его руку. Крик удивления перешел в вопль боли. Остальные оттащили незадачливого собрата, вызволив руку, покрывшуюся множеством мелких точек, будто ее изжалили осы, но каждый укус окаймляло оранжевое кольцо. Пальцы сразу же начали распухать.
К закату всем, кроме Бортиса, стало ясно, что они заблудились. Надежда была лишь на проводника, который, казалось, иногда еще представлял, куда идет. На ночь они разожгли большой костер и поджарили птиц, насадив тушки на клинки, как на вертел. Потом наломали сучьев и надергали папоротника с ближайшего пригорка, устроив себе постели.
В эту ночь все спали крепко, включая и тех, кто был поставлен на стражу, но в каждый сон пробивался непрерывный чавкающий звук.
Поутру нескольких человек не смогли разбудить, а четверо, лежавших у самого ободранного холмика, попросту исчезли. Число членов Черной Банды сократилось до четырнадцати, включая и того, на кого напал дождевик. Остальные застали его уже проснувшимся, восхищенно, почти жадно наблюдающего за собственной рукой. Пальцы раздулись так, что, казалось, слились воедино, кожа стала отекшей и оранжевой. Он попятился от товарищей, прижимая распухшую руку к груди.
– Вы не получите!.. Это я нашел! Мое, мое!
И он запустил зубы в рыхлую массу, вырвав изрядный кусок.
– Мое! – прорычал он снова, яростно жуя. – Себе найдите сами! – И бросился в глубь леса, унося «добычу». Его не останавливали.
– Поднимайся! – резко бросил Бортис оскалу, дергая его за ногу.
– А как же с ними? – возразил один из разбойников, указывая на шестерых, спящих, будто бы одурманенных.
– Бросим тут, пусть валяются. Мне от них нет больше никакой пользы.
– Вот как? – сказал другой бандит. – А какая польза будет нам от твоей награды, если ни один из нас не выберется отсюда, чтобы получить ее? Надо возвращаться, а если ты не хочешь, – закончил он агрессивно, поглядев на остальных, – то мы уйдем сами.
– Да неужто? – Бортис захихикал. – Ну идите. Я не могу вас остановить. Я вас даже не вижу. Но вы все знаете, кто видит и что он сделает с нарушившим данное мне слово.
Разбойники как один задрали головы к небу, скрытому густой листвой. Со вчерашнего дня переврат не показывался, но никто не сомневался, что он кружит где-то там, наверху, и что он будет так же безжалостен с ними, как и с любым, кто осмеливался оспаривать приказы Бортиса.
Главарь разбойников ждал, презрительная усмешка расплывалась на его губах.
– Что, конец дискуссии? Тогда пошли дальше, висельники. А пока лелейте мечту, какими богатыми вы станете после того, как мы изловим этих кенцирских негодяев.
После тяжелой ночи, полной темных снов, Джейм пробудилась, и в лицо ей брызнул яркий свет – деревья пылали утренним золотом, тени исчезли, лес лучился изнутри. Марк и Жур все еще спали, тихонько похрапывая. Барс разлегся на спине, превратив руку кендара в подушку и перекинув лапы ему на грудь. Когда Джейм запустила пальцы в теплый, густой, белый подшерсток его брюшка, кот томно замурлыкал, но не проснулся. Она снова улеглась, удивляясь своему беспокойству. Ей казалось, что во сне ее предупредили – но кто и о чем? Здесь, рядом с Марком, она чувствовала себя в безопасности, но он часто влиял на нее так – словно у великана-кендара было некое врожденное свойство, отгораживающее его от зла. Даже Земляная Женщина почувствовала это. Но нельзя же всю жизнь провести за его спиной! Вот сейчас – жажда заставила девушку отодвинуться от него и подняться. Где тут был ручей?
Она пошла на журчание, доносящееся совсем с другой стороны, не так, как прошлой ночью. К тому же оно было – или казалось – куда дальше. Она пробралась сквозь кусты и присела на заросшем травой бережку в футе над водой, но когда Джейм потянулась зачерпнуть в пригоршню воду, земля неожиданно провалилась под ней.
Джейм всплыла, отплевываясь. Глубина была всего лишь по грудь, но вода обжигала холодом, а течение валило с ног. Надо ж быть такой неловкой и кривоногой. Она попыталась взобраться на берег – тот осыпался под рукой. В нескольких шагах вниз по течению над ручьем свешивались кусты. Джейм подгребла к ним и ухватилась за ветку – только для того, чтобы тут же с вскриком отпустить. Из глубоких ранок на большом пальце выступила кровь и запятнала перчатку. Теперь девушка увидела, что на конце каждой ветки покачивается корявая слепая зеленая голова с шипами вместо клыков. И все головы повернуты к ней. Вниз по ручью такие же кусты сомкнулись над водой… и вверх тоже. Раньше их наверняка здесь не было, ни тех, ни этих, окруживших ее сейчас. Мороз, не имеющий никакого отношения к ледяной воде ручья, пробрал до костей. Они приближались.
Джейм попятилась на середину протоки, борясь с течением.
– Марк! – она охрипла, но кричала достаточно громко, чтобы разбудить кендара. – Марк! – Нет ответа. Вдруг она вспомнила его глубокое, медленное дыхание. Каким-то образом двар, или нечто похожее, навалилось на него. Он не услышит, как бы она ни надрывалась.
Ветки, шурша, подползали все ближе. Они нависли над головой, давили, прижимали к воде. Она скорее разорвет руки в кровавые лохмотья, пытаясь отодвинуть их, чем сбросит эти на первый взгляд хрупкие оковы.
Серая птица слетела на ближайший сук и распростерла крылья. Два пернатых глаза, не моргая, уставились на Джейм, словно бы целый лес наблюдал за ней. «Безвластия обрекли ее», – мелькнула дикая мысль. Но за что? Она играла по правилам и не принесла никакого вреда. Это может быть только оттого, что она действительно Темная, как говорил аррин-кен, а Безвластия ненавидят все, на чем лежит печать Тьмы. Марк не поможет. И ее бог тоже, даже если его сила распространяется на это странное место – что весьма сомнительно. Неужели ее лишили всякой защиты?
Медленно она повела под водой рукой, вытащила из кармана медальон иму и поднесла его к нарисованным на крыльях серой птицы глазам.
– У м-меня талисман Земляной Женщины.
Крылья встрепенулись, глаза мигнули, раз-другой, – снова и снова. Птица взвилась и полетела между деревьями. Ближайшая слепая голова куста вынула медальон из руки Джейм. Кругляш переходил изо рта в рот по всему кусту, и ветви, поддерживавшие его, отступали. Джейм вскарабкалась на берег. С той стороны ручья протянулся зеленый стебель, возвращая девушке медальон, – она взяла. На губах иму опять была кровь – на этот раз ее собственная, из проколотого шипами пальца. Она повалилась в траву, трясясь от холода и истерического смеха. Спастись благодаря игре слов! Интересно, что матушка Рвагга сделала со своей служанкой, когда обнаружила, что медальон пропал. Взяв наконец себя в руки, Джейм поднялась и отправилась обратно к кольцу брилловых камней.
Марк и Жур все еще спали. Джейм переоделась в сухое и остановилась, глядя на них. Возможно, кендар и впал в двар, но барс?.. Напуганная, она стала трясти их и звать по именам. Друзья начали пробуждаться – медленно, неохотно. Марк потянулся.
– Ох, женщина, надо было разбудить меня пораньше. Теперь придется завтракать на ходу. – Он поднялся и недоуменно огляделся по сторонам. – Странно. Я мог бы поклясться, что вон те деревья были вчера вон там. Все как будто встало вверх тормашками. Эй, что там? – Он резко повернулся, потом, еще сильнее смутившись, потряс головой. – Исчезло.
– Что?
– Что-то серое. Так, промелькнуло. Может, птица. Ну, куда направимся?
Определить было невозможно. Все вокруг было иначе, чем прошлой ночью, и туман так рассеивал утренний свет, что непонятно было даже, откуда восходит солнце. Жур тоже был в недоумении. Джейм обошла с ним поляну, и его нос сообщил, что они и вовсе никогда не входили в круг камней.
– Надеюсь хотя бы, что то же происходит и с нюхом проводника Бортиса. – Джейм снова дернулась. – Вот опять, у лиственницы! Нет, пропало, а было ли? – Когда она смотрела прямо на дерево, там ничего не было, но уголком глаза она видела… что?
– Фигурка в сером плаще с капюшоном, – сказал Марк. Он тоже заметил. – Хм, она ростом с ребенка.
– И она делает нам знаки, манит. Наверное, он хочет, чтобы мы шли за ним. Идем?
Марк не долго думая кивнул:
– Может, оно выведет нас отсюда. В любом случае, попытка не пытка, попробовать стоит.
Они собрали вещи и пошли за призрачным проводником, не представляя, выводит ли он их из Безвластий или тянет еще глубже. Трудно было даже следить за этой серой фигуркой – она иногда вовсе исчезала из виду.
– Я опять его потеряла, – в третий раз за полчаса сказала Джейм. – Подлесок слишком густой.
И действительно, они пробирались через настоящую чащу кустарников, цветущих под склоненными дугами ветвей высоких деревьев. Темно-зеленые листья там и тут перемежались с розовыми и лихорадочно-красными цветами осени, с веток свисали яркие, как капли свежей крови, ягоды. Легкий ветерок шелестел в резном орнаменте зарослей. Тихий шорох, как и все звуки в этом непонятном месте, казалось, доносился со всех сторон сразу, сталкиваясь сам с собой в воздухе. Жур, сморщив нос, принюхивался. Шерсть на его спине медленно вставала дыбом. Теперь и Джейм уловила резкий, незнакомый запах, от которого зачесался ее собственный нос и в мозгу стали возникать летящие обрывки невиданных картинок.
– Что такое? – вполголоса спросил Марк.
– Я… Я не знаю. Что-то очень дикое и очень близко…
И, не дожидаясь ответа, Джейм скользнула в кусты, сама не зная, бежит ли она от неведомого или ищет встречи с ним. Ветви сомкнулись вокруг. Ветер, качая листья, вызывал к жизни множество оттенков зеленого. На секунду Джейм заколебалась, полностью потеряв представление о пространстве. Ветер стих. Она подалась вперед и неожиданно оказалась на краю небольшой опушки. Напротив, рядом с холмиком, с которого была ободрана почти вся растительность, стоял раторн.
Первое впечатление было – вот стоит вороной конь, с ног до головы защищенный роговой броней; потом показалось, что животное – фантастическая помесь лошади и дракона. Создание было высоким и стройным, с тонкими, прямыми ногами и широкой грудью, суживающейся к мощному крупу. Изогнутая, почти витая шея несла маленькую голову, обрамленную костяной маской, из которой вырастали клыки и кривой рог жеребца-раторна. Костяные пластины защищали шею, грудь, брюхо, передние ноги обросли данными природой латами. Белые хвост и грива ниспадали с черной шкуры тяжелыми шелковыми прядями. Он стоял совершенно неподвижно, глядя в упор на девушку. Она попятилась, успев только мельком заметить, что четыре кобылы позади вожака тоже подняли головы и настороженно смотрят на нее. В траве у копыт одной из самок лежал человек со вспоротым животом. Единственное, что двигалось на этой полянке, – струйка крови, стекающая по клыкам кобылы.
Тяжелый запах раторнов висел в воздухе, затуманивая сознание, оглушая чувства. Он тянул за собой – вот Джейм сделала пол шага вперед, вот еще… Дурманящий соблазн заставлял желать мяса, свежего мяса, молодого мяса – но этот голод был не ее.
Вдруг, отовсюду и из ниоткуда, возник жалобный крик, он рос, усиливался, потом споткнулся и распался на хор глубоких всхлипов. Эхо разнесло безнадежные ноты дребезжащего голоса.
Бронированные головы раторнов повернулись как одна. Кобылы мгновенно исчезли, оставив перед глазами лишь черно-белую вспышку. Жеребец попятился, прижав уши к выемкам на костяной маске, потом повернулся одним гибким, изящным движением и полетел вслед за своей семьей.