Путники обычно выезжали через Капенские ворота; там всегда было людно и шумно. Здесь находились конторы по прокату дорожных повозок, мулов и верховых лошадей, здесь располагалось множество киосков и лотков, где можно было купить все, необходимое в дороге, здесь крутились нищие, бродяги, жулики и прорицатели, добывая свой кусок хлеба, была здесь и претория когорты городской стражи, солдаты которой надзирали за порядком и вылавливали всяческих подозрительньх типов, в которых никогда не ощущалось недостатка при Капенских воротах.
Отсюда лежал путь вдоль западного побережья через Террацину, Неаполь, Капую, до самых южных точек Италии — Регия и Бриндизия.
По виа Аппия — царице римских дорог — нескончаемым потоком двигались те, кто решил отдохнуть в своих загородных поместьях, виллах и домиках в Кампании, Кумах или Байях — модных морских курортах, а также те, кто выбирался в более длительную поездку — деловую или туристическую — в Иллирию, Грецию, Сирию или Египет. Но немало среди выезжавших через Капенские ворота было и таких, которые стремились именно в Ариций.
То были паломники, жаждавшие поклониться великой Богине Диане, чей храм — один из самых знаменитых и популярных в то время в мире — находился в этом скромном городке в шестнадцати милях от Рима.
Римская Диана, чьим прообразом являлась греческая Артемида, была родной сестрой Аполлона. Удивительно красивая, она, тем не менее, решила навсегда остаться девственницей и не позволяла мужчинам хотя бы взглянуть на себя.
Когда самоуверенный охотник Актеон однажды дерзнул, затаившись в кустах, полюбоваться прекрасным телом Богини, которая купалась в озере, разгневанная Артемида тут же превратила его в оленя, и беднягу разорвали собственные псы, приняв за животное.
Но и сама Богиня очень любила охоту. С луком и копьем, со сворой быстроногих собак она могла целыми днями носиться по лесам, загоняя зайцев, вступая в единоборства с дикими кабанами и свирепыми волками.
Греки почитали Артемиду как Богиню рождения и смерти одновременно. Ей посвящали реки, ручьи и болота, леса и нивы. Ведь она благословляла и растения, и животных, и детей, помогала матерям при родах.
А как повелительницу смерти ее чтили в Спарте, где ежегодно перед алтарем Артемиды розгами секли мальчиков, так, чтобы кровь их брызгала на статую Богини. В Тавриде же в древности ей вообще приносили человеческие жертвы. Это пришлось сделать и царю Агамемнону перед тем, как отправиться на Троянскую войну, — он посвятил Артемиде свою дочь.
Римская же Диана поначалу была особой серьезной, достойной. Но очень скоро и она отказалась от строгой латинской одежды и набросила на себя короткий легкомысленный хитон, в котором так удобно охотиться в лесах.
Она даже обзавелась быстрой колесницей, чтобы можно было каждую ночь с ветерком промчаться по небу.
И моментально в нее влюбились все поэты и художники, именно Диана стала источником их вдохновения.
Считалась она и покровительницей бедных, голодных, обиженных — им Богиня помогала советом и заботой. Именно поэтому римский царь Сервий Туллий выстроил ей храм на Авентине, который в те незапамятные времена был еще районом бедноты.
Но самое главное святилище великой Богини находилось в Ариций.
Это было довольно уединенное место, со всех сторон окруженное горами, среди которых блестело и переливалось своей кристально чистой водой озеро, называемое «зеркалом Дианы».
Все здесь дышало покоем, ощущалось единение с природой, тихо шумели на ветру зеленые деревья и щебетали в листве птицы, голубело небо и ярко светило солнце.
Но жители Ариция — видимо, из желания быть оригинальными — серьезно утверждали, что их Богиня, — это та самая жестокая Артемида Тавридская, которая так любила человеческую кровь.
Они с пеной у рта доказывали, что когда Орест бежал с берегов Понта Эвксинского, похитив сестру, которая была жрицей, и священную статую Артемиды, то поселился он именно в Ариций и ввел тут древний культ кровавой Богини-охотницы.
Впрочем, честь считаться центром поклонения Артемиде Тавридской оспаривали и Афины, и Спарта, и еще несколько городов в Италии, Греции и Малой Азии.
Однако, в подтверждение своих слов, уроженцы Ариция имели весьма веский аргумент. А именно — обычай, связанный с утверждением царя Неморенского сада, посвященного Диане.
В самом центре священной рощи росло дерево, считавшееся неприкосновенным. Никто из обычных людей не смел срывать с него листья или срезать ветки.
Но если вдруг какой-то безумец решался на это, то затем у него оставался лишь один путь к спасению — он должен был убить верховного жреца, который надзирал за священной рощей, и сам занять его место.
В таком случае, этот человек тоже становился неприкосновенным и получал титул Rex Nemorensis — царь Неморенского сада. Все его прошлые прегрешения и преступления уже не имели никакого значения, вся светская власть заканчивалась возле первого же дерева священной рощи.
Отныне любой злодей, которому посчастливилось убить прежнего жреца, мог чувствовать себя в полной безопасности.
Впрочем, безопасность эта все же была относительная. Да, даже сам цезарь не мог тут ничего поделать, но ведь существовали и другие кандидаты на Неморенского царя. И они только и ждали момента, чтобы наброситься на своего предшественника с мечом в руке, швырнув к его ногам срубленную ветку священного дерева.
Днем и ночью, в зной и в дождь должен был оставаться на своем посту жрец Дианы, один, не могущий рассчитывать ни на чью помощь. И постоянно помнить, что секундная потеря бдительности может принести ему смерть. Быструю и неотвратимую.
Некоторые погибали сразу же, некоторые выдерживали несколько лет. Лишь единицы сумели дожить до старости, но это было их приговором — дряхлого жреца любой мог брать голыми руками.
Беглые рабы, гладиаторы, всевозможные преступники — вот кто стремился в священную рощу. Ведь должность Неморенского царя давала ему возможность — часто единственную — еще хоть немного продлить жизнь, а там видно будет. Авось Богиня Диана не оставит их в беде.
Этот путь выбирали сильные духом, которые не хотели умирать на арене или в каменоломнях. Хоть еще немножко погулять перед смертью, вдохнуть еще раз сладкий воздух свободы...
* * *
Когда Солон произнес слова: Неморенский царь — Феликс невольно вздрогнул. Пойти по этому пути, значило все равно рано или поздно обречь себя на смерть от руки более удачливого претендента на должность жреца священной— рощи.
Но... скоро ли это будет? А может, через некоторое время все изменится, может, его невиновность будет доказана, а проклятый Никомед попадет в тюрьму за лжесвидетельство и убийство?
Нет, нельзя бросаться такими возможностями. Главное сейчас — выжить, а там уж Немезида решит, что делать с его судьбой. Ведь сейчас, по горячим следам, никто не станет слушать бывшего пирата.
Легко отрубить голову, но вот потом вернуть ее на место уже невозможно. Надо тянуть время!
Феликс решился. Он резким движением расправил плечи, высоко поднял голову. В его глазах вспыхнули прежние — смелые и отчаянные — огоньки. Пальцы сжались на рукояти ножа, который пират носил под плащом.
— Ты прав, Солон, — твердо сказал он. — Другого выхода у меня нет.
Глава XXIII
Вилла под Арицием
Феликсу хоть в чем-то повезло — ему удалось незамеченным выбраться из города, хотя и Субурра, и Эсквилин буквально кишели вигилами, разыскивавшими убийцу парфянского посла. Да и все ворота — и Капенские, и близлежащие Квертулианские, и Латинские находились под надзором бдительных стражников из когорт префекта города.
Солон, оставив пирата пока в комнате Амиры, где его в ближайшее время не стали бы искать, побежал организовывать побег: добыть лошадь, немного денег на дорогу и обеспечить безопасный выезд из Рима.
Местные уголовники, знающие всех и вся, охотно согласились помочь. В этой среде солидарность была делом святым и горе тому, кто откажется выручить товарища, попавшего в беду.
Солон вернулся через час и сообщил, что все в порядке. Лошадь ждет, деньги есть — он тут же вручил Феликсу небольшой кожаный мешочек, позвякивавший серебром, а Латон знает место, где можно беспрепятственно преодолеть городскую стену сквозь мало кому известную дыру. Бурр же пока успешно морочит голову вигилам, направляя тех по ложному следу.
Времени терять было нельзя. Феликс обнял плачущую Амиру, поцеловал в губы.
— Не реви, милая, — сказал он мягко. — Все будет хорошо, вот увидишь. Фортуна меня не оставит.
— Я буду молиться за тебя, — всхлипнула девушка.
— Да, да, — нетерпеливо буркнул Солон, — только потом. Сейчас надо шевелить задницей, а то неровен час...
Они вышли из дома старой Тертуллы и быстро двинулись по темной улице. Солон показывал дорогу.
— Скорее, скорее, — беспрестанно повторял он, тревожно оглядываясь по сторонам.
В условленном месте их ждали двое местных бандитов с лошадью. Один из них, Латоний, приказав Солону возвращаться домой, повел Феликса какими-то кривыми переулками через Кливус Малорум, под аркадами Аппийского водопровода к городской стене.
Там — у заросшего густым кустарником пролома — стоял еще один человек. Он быстро оглядел Феликса и махнул рукой.
— Давай, брат. Сейчас свернешь налево и через милю выедешь прямо на виа Аппия. Там уже не будет солдат. Но берегись преторских патрулей — эти волки так и шастают по дороге.
Феликс улыбнулся в бороду. Уж эту публику он знал отлично — часто приходилось встречаться, когда они с дружками подстерегали добычу на пригородных трассах.
— Спасибо, ребята, — сказал он с чувством. — Меркурий не забудет вас, да и я тоже. Авось еще свидимся.
Латоний положил руку ему на плечо.
— Запомни, — сказал он, — в Неморенском саду сейчас правит один здоровый парень из Заречья. Мы выгнали его отсюда, когда он ограбил своего же товарища, и этот ублюдок смылся в Арицию.
Будь осторожен — он дерется нечестно. У него всегда второй нож в запасе. Да, и он левша. Смотри, не попадись.
— Спасибо, — повторил Феликс и обнял Латона. — Ничего, справлюсь. И мы еще погуляем всей нашей компанией. Ну, прощайте.
— Да хранят тебя Боги, — ответил Латоний.
Второй римлянин согласно кивнул.
Феликс взобрался на спину лошади и взял поводья. Он не очень уверенно чувствовал себя в седле — но делать нечего. Надо как можно скорее добраться до Ариция.
* * *
Феликс скакал по неширокой проселочной дороге; мерный стук копыт разносился окрест.
Животное ему попалось не самое резвое, но ведь, дареному коню в зубы не смотрят. Ничего, только бы не наткнуться на патруль, а уж там, в Неморенском саду, он сумеет постоять за себя.
Безвыходная ситуация придаст ему силы, и тот парень, который там сейчас сидит, скоро в этом убедится. Будет знать, как обижать своих же товарищей.
Примерно через милю — как ему и сказали — Феликс выехал на виа Аппия. Топот копыт стал звонче — дорога была вымощена камнем. Луна скупо освещала путь, звезды поблескивали над головой.
Людей видно не было — да ведь поздно уже, какой же путник поедет куда-то на ночь глядя? Если здесь в такое время и можно кого-то встретить, так только солдат претора или коллег-разбойничков. Феликс предпочел бы последних.
В три часа утра он проехал Бовиллы — небольшое сонное местечко, погруженное в темноту. Одинокий сторож у ворот не обратил на него внимания, лишь проводил сонным взглядом и снова задремал на своей скамеечке.
Только в двух или трех домах горели неяркие огоньки — оливковые лампы. У придорожного алтаря Меркурия сидел пьяный, привалившись к нему спиной, и что-то бормотал себе под нос. До Феликса ему тоже не было никакого дела.
Оставив Бовиллы за собой, пират пятками пришпорил коня, который уже изрядно запыхался, Ничего, осталось всего мили две, а там — пробраться в священную рощу, срезать ветку и швырнуть ее под ноги жрецу.
А потом принять бой. В исходе его Феликс не сомневался — он просто не имел права сейчас проиграть.
Внезапно где-то сбоку послышался топот копыт. Пират напрягся. Это еще кто? Едут, судя по шуму, несколько всадников. Неужели патруль? Только его сейчас не хватало, когда цель уже так близка...
Но спрятаться у Феликса не было никакой возможности. Он продолжал свой путь, прислушиваясь и пытаясь взглядом пронизать темноту.
Стук копыт приближался, слышались уже и приглушенные голоса, и лязг металла.
"Солдаты, — мрачно подумал Феликс. — О Боги, в самый последний момент... ".
Он успел проехать поворот, из-за которого доносился этот шум. Повернув голову, пират увидел группу всадников, которые не спеша приближались к виа Аппия.
Феликс крепко сжал зубы, дернул поводья и двинул пятками, заставляя лошадь двигаться быстрее. Но бедному животному уже, похоже, до смерти надоела эта скачка. Оно обиженно встряхнуло мордой и горестно заржало, жалуясь на свою несчастную судьбу.
"Пропал, — подумал Феликс. — Не уйти... ".
И действительно, в темноте, окутывавшей Аппиеву дорогу, прогремел чей-то повелительный голос:
— Стой! Остановись! Здесь стражники претора!
Если бы тот человек сказал: здесь африканские людоеды, может быть, Феликс бы и остановился. Но стражники претора? Нет, с ними пират никак не хотел встречаться.
Он с силой замолотил пятками по бокам лошади, немилосердно дергая поводья и ругаясь на своем сицилийском диалекте.
— Но! Но! Пошла, скотина!
— Держи его! — завопили сзади.
Копыта преследователей застучали быстрее, но и конь Феликса из последних сил бросился вперед, подчинившись насилию. Однако его прыть никак не могла равняться с аллюром раскормленных лошадей преторских стражников. Пират понял, что недолго ему оставаться на свободе. Если чего-нибудь быстро не предпринять...
Недолго думая, он соскочил со спины коня на землю и бросился в сторону от дороги, путаясь в густых кустах и налетая на деревья.
— Стой! Стой! — продолжали орать позади.
— Дайте огня!
— Вон он, я его вижу!
Феликс все бежал, спотыкаясь, ловя пересохшим ртом густой влажный воздух и вытянув вперед руки, чтобы ветки кустов не выкололи ему глаза.
Стражники, похоже, тоже спешились и не думали прекращать погоню. Они наверняка неплохо знали эти места, а вот Феликс передвигался наугад и каждую секунду рисковал угодить в какой-нибудь тупик без выхода. А затем и в руки солдат претора.
Пират с опозданием подумал, что нервы подвели его. Может, стоило остановиться и поговорить с ними? У него ведь на лбу не написано, что он три часа назад убил парфянского посла. А теперь попробуй объясни, почему это он так стремительно удирал, едва завидев патруль. А то, глядишь, и обошлось бы, и отпустили бы... Эх, да чего уж теперь жалеть...
Феликс продолжал бежать, чувствуя, что долго он этого не выдержит. А крики преследователей звучали все ближе и ближе. Его, кажется, пытались окружить.
Словно загнанный заяц, Феликс метался по каким-то полянам, остервенело моля Фортуну помочь. Ну, хоть еще один разок... Последний...
Внезапно он резко остановился, едва не треснувшись лбом о какую-то стену, увитую плющом. Тут же слева мелькнул огонек — кто-то шел прямо на него с факелом в руке.
Феликс собрал весь остаток сил, подпрыгнул, подтянулся на руках и тяжело перевалился через стену. Он упал прямо на цветочную клумбу в большом фруктовом саду. Где-то рядом слышался плеск фонтана.
— Стой, кто идет? — крикнул кто-то за стеной, которую он только что преодолел.
— Патруль претора, — ответил прерывистый голос. — Мы гонимся за человеком, который не остановился на наш окрик. Наверное, какой-то бандит. Мы хотели...
Преторский стражник словно оправдывался.
— Здесь нельзя ходить, — грозно рявкнул первый мужчина. — Разве вы не знали?
— Знали, но...
"О, Боги, куда это меня занесло? — подумал Феликс. — Что за ночь сумасшедшая... "
Он быстро поднялся на ноги, побежал через сад, стараясь шуметь как можно меньше.
"Надо добраться до противоположной стены, — стучало у него в голове, — перелезть и удирать дальше. Тогда те не успеют меня перехватить... ".
Внезапно перед глазами пирата мелькнуло какое-то белое пятно, а в следующий миг он просто сбил с ног неожиданно вышедшего из-за деревьев человека.
Тот глухо выругался, но больше ничего сделать не успел — Феликс молниеносно сжал рукой его шею и приставил к горлу острие ножа.
— Тихо, — прошептал он. — Молчи, если хочешь остаться в живых. Я не шучу...
Мужчина, видимо, не спешил на тот свет. Он не пытался сопротивляться и не произнес ни звука.
Голоса стражников продолжали звучать за стеной. Им кто-то отвечал. Отблеск факелов падал на кусты и деревья.
Феликс выждал еще несколько секунд, а потом наклонился к уху своего пленника и приглушенно спросил:
— Что это за место? Говори, ну...
— Это вилла цезаря Тиберия под Арицием, — спокойно ответил мужчина. — Надеюсь, ты предупредил управляющего о своем визите?
Феликс машинально выпустил его шею. Он был ошеломлен, в голове что-то дико кружилось. О, Фортуна, вот как ты посмеялась... Удирать от стражников и попасть в самое логово волка... Да, видно от судьбы не уйдешь, как ни старайся.
Феликс обреченно сунул нож под плащ и встал на ноги. Теперь уже точно все пропало. Сейчас его найдут и схватят, независимо от того, прирежет он этого человека, который подвернулся ему в саду, или нет. Да уж пусть живет. Он-то ни в чем не виноват.
Мужчина тоже медленно поднялся на ноги. Он не пытался закричать и поднять тревогу, что слегка удивило пирата. Но уже в следующую минуту он перестал удивляться чему-либо. Так много на него всего свалилось в эту проклятую ночь...
Луна вдруг на миг выглянула из-за туч, и свет ее упал на лицо человека, который стоял перед Феликсом. Несколько секунд они смотрели друг на друга. Потом пират отрешенно покачал головой и прислонился к стволу дерева, чувствуя, как у него подкашиваются ноги.
— Да-а, — протянул Гай Валерий Сабин. — Вот уж кого не ожидал здесь увидеть... Или ты специально выбираешь для встреч со мной самые неподходящие моменты?
Глава XXIV
Свидание
В других обстоятельствах Сабин, может быть, и обрадовался бы, повстречав старого знакомого. Но не сейчас. Трибун сказал правду — пират действительно выбрал самый неподходящий момент, да и место, чтобы предстать перед ним.
Феликс все еще не мог вымолвить ни слова. Он тоже никак не ожидал наткнуться в вилле под Арицием именно на бывшего трибуна Первого Италийского легиона.
— Что ты тут делаешь? — быстро спросил Сабин. — Говори скорее, у меня очень мало времени.
Он взглянул на стену, за которой продолжали бушевать стражники, разыскивая беглеца.
— Да и у тебя, наверное, тоже, — с иронией добавил трибун, вновь поворачиваясь к Феликсу.
Тот уже немного пришел в себя и — сбивчиво, торопливо — сообщил Сабину, что с ним произошло.
Трибун покачал головой.
— Царь Неморенского сада? — хмыкнул он. — Это ты здорово придумал. А почему не китайский император?
Но тут же вновь стал серьезным.
— Так ты действительно не убивал посла?
— Нет, — мотнул головой Феликс. — Думаю, это сделал грек, когда я ушел. Он боялся...
— Ладно, — перебил его Сабин. — Если так, то, наверное, я сумею спасти твою жизнь. Известие, которое ты принес, действительно очень важное, и цезарь, надеюсь, оценит твою услугу.
Но решать это, как ты понимаешь, буду не я. Впрочем, Светоний Паулин весьма рассудительный человек и не станет пороть горячку. Если, конечно, весь этот шум не разбудил его и он не появится сейчас здесь, злой, как двенадцать гарпий. Достойный Паулин очень любит поспать...
Послышался какой-то шум, лязгнул засов; несколько человек вошли в сад и двинулись по аллее, освещая Дорогу факелами.
— Это преторианцы, — шепнул Сабин. — Охрана виллы. Спрячься вон там, в кустах.
Феликс молниеносно нырнул в густую листву.
— Кто здесь? — громко крикнул Сабин.
— Прости, господин, — раздался голос. — Стражники претора гнались за каким-то бандитом, но тот исчез. Мы подумали, что может он проник сюда и хотели проверить...
— Я уже час в саду, — раздраженно ответил трибун. — Никого здесь не было. Стражники претора — известные растяпы, они собственные головы могут потерять.
— Да, господин, — виновато сказал рослый преторианец в мундире центуриона, выходя из-за деревьев, — но мы подумали...
— Вы здесь не для того, чтобы думать, — резко бросил Сабин. — Говорю вам — тут никого не было. Немедленно прекратите шуметь и уходите отсюда. Еще не хватало, чтоб вы разбудили Паулина.
К этому, преторианцы, видимо, отнюдь не стремились.
— Кругом марш, — негромко скомандовал центурион своим людям. — И отгоните тех олухов, преторских стражников, подальше от виллы. Пусть ищут своего бандита в другом месте.
— Правильно, — похвалил Сабин. — Так и действуйте. Не забывайте о приказе цезаря.
Солдаты торопливо выбежали из сада. Вновь лязгнул засов на калитке. Сабин и Феликс остались вдвоем.
— Вылезай, — шепотом сказал трибун. — Сейчас я проведу тебя в дом, переночуешь в одной из моих комнат. А утром расскажу о тебе Паулину. Он решит, как поступить. Только не советую тебе пытаться удрать. Тогда или тебя прикончат преторианцы, или нынешний царь Неморенский, или уж я больше не захочу тебе помогать.
— Спасибо, господин, — негромко ответил Феликс. — Я не забуду твоей услуги.
Сабин хотел сказать что-то язвительное, но, взглянув на бледное напряженное лицо пирата, передумал и двинулся к дому, махнув рукой Феликсу.
— Иди за мной. Только никаких вопросов...
Тот послушно последовал за трибуном.
Они вошли в дом, и Сабин провел своего спутника в небольшую комнату в левом крыле виллы. Там горел светильник на бронзовой подставке.
— Останешься здесь, — шепнул трибун. — Кровати тут нет, но ничего — поспишь на полу. Все же лучше, чем в Мамертинской тюрьме. Располагайся и да помогут тебе Боги, если ты попадешься кому-то на глаза. Не смей и шагу сделать из комнаты.
— Хорошо, господин, — послушно ответил Феликс.
Он прошел через помещение и устало опустился на пол у стены. Напряжение все не отпускало его, нервы звенели, как натянутые струны.
— Еды у меня нет, — бросил Сабин, поворачиваясь, чтобы уйти. — Так что придется потерпеть до утра. Я же не могу будить повара и объяснять ему, что внезапно захотел подкрепиться. Да и некогда мне.
Феликс устало кивнул. О пище он сейчас, после всех переживаний, и думать не мог.
— Ладно, я ухожу, — сказал Сабин. — Помни — ни шагу отсюда, пока я не разрешу. Увидимся утром. Моя спальня за стеной, но не вздумай меня беспокоить без крайней необходимости. Спокойной ночи.
И он вышел из комнаты.
Однако в спальню трибун не пошел — он снова направился в сад и остановился под большой яблоней рядом с фонтаном, пытаясь вновь вернуть себе блаженное настроение, из которого его столь неожиданно и резко вывело появление пирата Феликса.
Дело в том, что у Гая Валерия Сабина на эту ночь было назначено свидание...
* * *
Примерно за шесть часов до визита Феликса перед воротами виллы остановилась крытая дорожная повозка. Четверо мужчин, по виду бывшие гладиаторы, которые следовали за ней верхом, спешились и замерли возле своих лошадей. А с козел слез сидевший рядом с кучером невысокий пухлый человечек и с достоинством приблизился к вооруженным преторианцам, которые охраняли вход на территорию поместья цезаря.
А в поместье этом — в полутора милях от Ариция — вот уже два дня находились Марк Светоний Паулин и Гай Валерий Сабин. Именно здесь Тиберий поселил их, дабы никто не смог вступить в контакт с выбранными им для специального задания людьми и каким-либо образом расстроить его планы, связанные с розысками сокровищ Царицы Клеопатры.
Теперь Сабин наблюдал через окно на втором этаже, как подкатила повозка. Уже начинало темнеть, сумерки опускались на землю, и трибун, отложив книгу, сидел у окна с кубком старого вина под рукой, думая об отвлеченных вещах.
Марк Светоний Паулин, плотно поужинав, предавался отдыху в своей комнате. О чем он думал — неизвестно.
Пухлый мужчина подошел к преторианцам и заговорил с ними. Сабин слушал, не проявляя, впрочем, особого любопытства.
— Кто здесь старший? — надменно спросил толстяк.
По его акценту трибун понял, что это грек. Видимо, вольноотпущенник какого-то богача.
— Центурион Корнелий, — ответил один из солдат, — Что ты хотел? Это вилла нашего достойного цезаря Тиберия.
— Я знаю, чья это вилла, — раздраженно ответил мужчина. — Но моей хозяйке нужен ночлег. У нас в дороге вышла поломка, и теперь мы не успеем до темноты попасть в Таберну.
— Ничего себе! — воскликнул преторианец. — Я же сказал — это цезарская вилла, а не гостиница.
— Но и приехала не купчиха из Субурры, — бросил толстяк. — Позови центуриона.
Солдат нахмурился.
— Никого я не буду звать, — резко ответил он. — У меня приказ — никаких посторонних. Центурион скажет вам то же самое. В миле отсюда есть постоялый двор. Там вы найдете ночлег.
Толстяк покраснел от гнева. На его лысине выступили капельки пота. Он, видимо, не привык, чтобы с ним так разговаривали,
И тут вдруг открылась дверца кареты. На землю грациозно спрыгнула девушка в легкой столе, с какой-то сумкой в руках. Она посторонилась, давая выйти еще одному человеку, который находился в повозке.
У Сабина перехватило дыхание.
Он увидел стройную фигурку и золотистые волосы красавицы Эмилии, которая поставила свою очаровательную ножку в изящном сандалии на ступеньку кареты, собираясь выйти.
Преторианцы отсалютовали копьями.
— Ты меня знаешь, солдат? — капризно спросила Эмилия, хмуря подведенные брови.
— Да, госпожа, — ответил караульный. — Я нес службу во дворце...
— Ну, так чего ты ждешь? Или правнучка Божественного Августа не может провести ночь на вилле своего деда цезаря Тиберия, если уж возникла такая необходимость?
— Да, госпожа, — пробормотал преторианец. — Конечно... Одну минуту, сейчас.
Он судорожным движением схватил висевший на шее серебряный свисток и резко дунул в него три раза. Тут же появился центурион, на ходу что-то дожевывая.
При виде Эмилии он едва не подавился и нервным движением поправил шлем, который съехал ему на лоб.
Сердце Сабина билось так, словно он только что пробежал от Марафона до Афин. Трибун вскочил с места и поспешил вниз, в комнату Светония Паулина. Трезво размышлять он теперь был не в состоянии.
Паулин вопросительно взглянул на него, недовольный тем, что ему помешали отдыхать.
— Достойный Светоний, — с трудом хватая воздух, произнес Сабин. — Там прибыла Эмилия, внучка цезаря. Ей нужен ночлег. Но охрана почему-то возражает. Не оставим же мы женщину ночью на дороге?
Паулин несколько секунд размышлял. На его лбу появились две глубокие морщины.
— Достойный Тиберий приказал, чтобы мы ни с кем не общались до отъезда, — сказал он наконец. — Об исключениях речи не было.
— Но ведь это непредвиденный случай, — упирался Сабин, приходя в ужас от того, что суровый Светоний и непреклонные солдаты просто могут не пустить Эмилию на виллу и он не сможет еще раз полюбоваться ею, — Уверяю тебя, цезарь не осудит нас...
— Эмилия, — хмыкнул вдруг Паулин, пытливо глядя на трибуна. — Уж не она ли так хотела видеть тебя в Палатинском дворце, когда мы уходили оттуда? Кажется, это имя назвала благородная Домиция...
Сабин густо покраснел. Значит, его тайна перестала быть тайной. Но если этот патриций посмеет насмехаться над ним...
Паулин доброжелательно улыбнулся.
— Ладно, трибун, — сказал он. — Беру ответственность на себя. Прикажи охране впустить путников.
А теперь Сабин был готов целовать его руки. Но от волнения он не мог и слова произнести...
Паулин видел его состояние и снова улыбнулся.
— Иди, Гай, — мягко сказал он. — А то преторианцы действительно еще арестуют их всех.
— Спасибо, — выдавил Сабин и повернулся к двери.
— Еще одно слово, трибун, — остановил его Светоний. — Прости меня, но скажу откровенно. Надеюсь, ты понимаешь, что она — правнучка Августа, а ты пока лишь простой всадник?
Сабин повернул к нему голову. В его глазах блеснули упрямые огоньки.
— Пока, — с нажимом сказал он.
— Да, конечно, — ответил Паулин. — Что ж, желаю удачи. Любовь ведь не знает преград. Как это там у Овидия...
Но Сабина сейчас меньше всего интересовал Овидий. Он бросился к двери, выбежал из комнаты и поспешил вниз.
Но оказалось, что его вмешательство уже не нужно. Разозленная неуступчивостью охраны Эмилия устроила преторианцам разнос в лучших традициях своего деда, и те не посмели больше противиться.
На лестнице Сабин столкнулся с центурионом, который как раз шел доложить о прибытии правнучки Августа, и о том, что ему пришлось впустить ее на территорию виллы.
— Я знаю, — махнул ему рукой Сабин. — Где управляющий?
Тут же неизвестно откуда возник Апулей — управляющий виллы. На его лице читалась озабоченность.
— У нас гости, — коротко сказал ему Сабин. — Дама. Приготовь все, как положено.
— Но господин... — начал Апулей.
— Это распоряжение Светония Паулина, — бросил трибун и двинулся вниз по ступенькам, чтобы встретить каким-то чудом появившуюся в этой глуши женщину своих грез.
А Эмилия уже поднималась ему навстречу. За ней семенил пухлый мужчина и шла служанка с небольшой сумкой в руках.
При виде Сабина девушка удивленно встряхнула своими прекрасными волосами и улыбнулась.
— Трибун? — спросила она. — Так вот кто гостит на вилле цезаря. Это из-за тебя меня не хотели впускать?
Сабину показалось, что удивление ее деланное, но он так смутился, что тут же позабыл обо всем на свете.
— Я... Мы рады приветствовать тебя, достойная Эмилия, — пробормотал он. — Да, цезарь пригласил нас провести несколько дней на своей вилле, но не будем говорить об этом. Ты, наверное, устала с дороги? Я уже распорядился. Сейчас все будет готово...