- Ну, товарищ Энвер, - сказал он, - вы утверждаете, что положение в Албании хорошее, но факты говорят о другом. Поэтому послушайте наши констатации.
      И посыпались их замечания о нашем положении и наших делах. Откуда у них такие "сведения" мы этого не знаем, но это факт, что они до странности преувеличивали и утрировали дела. В мою память врезались особенно два их "замечания".
      Первое касалось нашего государственного аппарата.
      - Ваш аппарат, - "констатировал" советское руководство, - настолько большой и раздутый, что даже Рокфеллер и Морган не осмеливались бы держать его!
      И сразу же после того, как сделали нас Рокфеллерами и морганами, своим вторым замечанием они ударились в другую крайность:
      - У ваших крестьян не хватает хлеба насущного, у них нет волов, нет скота, нет ни одной курицы (они сами знают, как им удалось подсчитать кур в Албании!), не говоря уже о других предметах первой необходимости.
      И Рокфеллер, и гол как сокол! Как мне понимать такую логику?!
      Однако голос Микояна не дал мне долго думать. Будучи цифроманом, Микоян говорил на языке процентов, цифр, сравнений, таблиц. Далее он сказал:
      - Экономическое положение у вас плохое, ваше сельское хозяйство в плачевном состоянии, скота у вас меньше чем до войны, 20 процентов хлеба вы ввозите из-за границы, коллективизация движется медленно, крестьянство не верит в преимущества коллективного хозяйства. Вы эксплуатируете крестьян. С финансами у вас дела обстоят плохо. Вы не умеете торговать, -болтал армянин.
      При всем уважении к советским руководителям, я не мог больше молчать:
      - Мы ведь не танцуем и не пируем, - ответил я.-- Мы трудимся, потеем, однако все сразу нельзя исправить. Вы тоже прошли через такую стадию, так что не забывайте о ней.
      -Забывать-то не забываем, - сказал
      он, - но мы сами трудились.
      -Мы тоже сами трудимся, - продолжал я, - так как в нашей стране нет колонов. Мы не выпрашиваем, а просим у вас интернационалистической помощи.
      Мои реплики заставили его кое-как сбавить тон. Тем не менее он продолжал:
      - Ваши планы постоянно не выполняются. Возьмем строительство. Вы развертываете колоссальное для вашей страны строительство, однако ваши строительные планы не осуществляются, а это, во-первых, потому, что у вас не хватает рабочей силы и вы не создали подходящих для этого условий, во-вторых, потому, что вы заняты строительством многих ненужных вам фабрик и заводов. Вы предпринимает такое строительство без учета реальных условий Албании. Вы строите гидростанцию на Мате (Речь идет о гидростанции им. Карла Маркса на реке Мат в Северной Албании. Ее строительство было завершено в январе 1958 года.) Мы спрашиваем: где будете употреблять электроэнергию? Мы не видим, где вы ее будете употреблять, вы не нуждаетесь в таком количестве электроэнергии.
      Его рассуждения показались мне очень странными, и я возразил ему:
      - Гидростанция на реке Мат, когда закончится будет давать около 25000 киловатт. Вы что, такое количество находите большим и излишним?! Учтите, товарищ Микоян, что мы уже теперь нуждаемся в электроэнергии;
      более того, плановое развитие нашей экономики в будущем не может Дыть гарантировано без заблаговременного принятия мер по обеспечению нужной электроэнергии.
      - Вы неточны в планировании. Гидростанция обойдется вам исключительно дорого, к тому же вам некуда будет девать электроэнергию, - продолжал он настаивать на своем. - Вы планируете строительство ненужных вам фабрик и заводов, таких как сталепрокатный и деревообрабатывающий заводы, бумажная фабрика, стекольный завод, льнозавод, хлебозавод и др. На что Албании все эти фабрики и заводы? На что вам нефтеперегонный завод? (Речь идет о нефтеперегонном заводе, который строился тогда в Церрике.) Есть ли у вас достаточно нефти или же вы строите этот нефтеперегонный завод для того, чтобы он простаивал? Хорошенько рассмотрите эти вопросы и отмените лишние стройки. Сельское хозяйство у вас в очень критическом положении, так что вам надо уменьшить капиталовложения в промышленность и взять крен в сторону подъема сельского хозяйства!
      Я слушал, как он говорил, и на миг мне показалось, что передо мною не член Президиума Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза и советский зам-премьер, а Кидрич, посланец Тито, который 7-8 лет до этого вместе со своими друзьями из кожи вон лез, чтобы убедить нас отказаться от промышленности, не строить ни одного промышленного предприятия. "Сельское хозяйство, сельское хозяйство", - настаивали люди в Белграде. "Сельское хозяйство, только сельское хозяйство" - советовали мне теперь, в 1953 году, и в Москве...
      Вся эта встреча, на которой должны были рассматриваться наши экономические проблемы, именно в таком духе продолжалась до конца.
      Несколько дней спустя мы снова уселись с Микояном и двумя другими советскими служащими за "обсуждение" экономических вопросов. Видя нерасположение друзей, мы сами поставили большой крест на многих из наших запросов. Мы ограничились некоторыми самыми необходимыми объектами, но, несмотря на их "советы" я настаивал и добился незначительного кредита на развитие индустрии, особенно нефтяной и горнорудной промышленности.
      Я не могу забыть тот момент, когда мы встретились с Маленковым и Микояном для заключительной беседы.
      -По вашим советам, - сказал я, - я обсудил вопросы с товарищами, и из прежних запросов мы решили перенести на будущую пятилетку бумажную фабрику, стекольный и сталелитейный заводы, как и хлебозавод.
      - Правильно, - сказал Маленков, а Микоян тут же поставил на списке крест своим толстым карандашом.
      - Перенести сооружение Матской гидростанции на 1957 год!
      - Правильно! - повторил Маленков, а Микоян сразу поставил крест.
      - Снять с плана строительство железной дороги, битумной установки ...
      -Правильно! Правильно! ... Вот так закончилась эта встреча.
      - Приезжайте опять! - сказали они нам на прощание, - тщательно взвесьте дела и напишите.
      Мы поблагодарили друзей и за то, что они нам дали, и вернулись в Албанию.
      Хотя назвать нехорошими впечатления от этой поездки в Советский Союз было бы мало, мы опять-таки продолжали хранить чувства дружбы и любви к великой стране Советов, к родине Ленина и Сталина. То, что звучало плохо в их действиях и поступках, мы утаивали и с тревогой беседовали об этом друг с другом, однако наши сердца не хотели, чтобы дела там приняли дурной оборот. Мы говорили между собой, что у самих советских товарищей большие экономические трудности в стране; утрата Сталина, несомненно, до некоторой степени расстроила их, им не так легко полностью взять в свои руки бразды правления, и мы надеялись и желали, чтобы все это было преходящим явлением и чтобы со временем было устранено.
      Однако несколько месяцев спустя снова имело место что-то неприятное и некорректное с их стороны.
      22 декабря 1953 года мы направили Центральному Комитету Коммунистической партии Советского Союза длинное письмо, в котором отметив принятые нами меры по укреплению народной власти, развитию народного хозяйства, улучшению жизни в деревне и подъему сельского хозяйства, излагали также ряд проблем в порядке консультации, как и ряд скромных запросов о помощи и кредитах в связи с нашим будущим пятилетним планом. Это письмо мы составили по их совету, после тщательного изучения дела целыми месяцами, и считали, что наши запросы были вполне обоснованными и точно рассчитанными.
      Это мнение разделяли и те советские специалисты и советники, которые работали у нас в рамках помощи и сотрудничества между обеими странами.
      5-6 дней спустя после отправления нашего письма в Москву, в Тирану поступил ответ Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза. Всего строк 15 или 20. "Неточно рисуете положение", "вы поспешно рассмотрели вопрос", "вы не вникли в дело", "с вашей стороны не приняты надлежащие меры", "лучше подготовьтесь и напишите снова". Вот и все содержание их письма и нескольких строках, подписанного Центральным Комитетом Коммунистической партии Советского Союза. Мы не могли не быть задеты пренебрежительным и оскорбительным тоном нового советского руководства, мы не могли не спрашивать с удивлением: "Откуда знать им в Москве правильно или неправильно представляли мы наши проблемы, ведь в Албании не они, а мы живем и трудимся?"
      Однако прежние встречи, особенно с Микояном, научили нас тому, как делать, чтобы наше письмо было приемлемым для советских: мы сняли многие из запросов, сняли из проекта будущего плана часть наметок и предложений, особенно в области индустрии, и направили им также второе, "отредактированное", или, вернее, искалеченное письмо. И мы не ошиблись: они сообщили нам, что ждали нас в Москве "для консультаций и оказания помощи".
      Первая встреча с советскими руководителями состоялась 8 июня 1954 года. Это была как раз та встреча, на которой Хрущев, оттого, что был еще "плохим албанцем", как он сам выразился, не хотел говорить о наших экономических проблемах, а произнес нам речь о роли первого секретаря партии и премьер-министра.
      Тем не менее в заключение своей речи Хрущев якобы вообще, якобы в виде ориентировок и советов, остановился и на экономических вопросах и особенно на том, какую линию должны были проводить мы в области экономической политики.
      -Развивая свою экономику, - сказал он. - занимайтесь подсчетами. - Вот возьмем, например, нефть. Выгодно ли вам вкладывать так много на нефть?!спросил он.
      Я сразу понял, в чем дело. Несмотря на их прежние "наказы" отказаться от разведки и добычи нефти в Албании, мы и во втором письме настаивали на наших мнениях и просили их помочь нам в этом деле. И теперь, раз он спросил, я нашел подходящий случай снова изложить наше мнение.
      - Как вам известно и из нашего письма - сказал я, - Правительство и Центральный Комитет нашей партии, оказавшись перед серьезной экономической и политической проблемой, пришли к выводу, что нам надо во что бы то ни стало продолжать добычу и разведку нефти, хотя для нашей экономики это есть тяжелое бремя и будет оставаться таким еще некоторое время, если не будет увеличена добыча нефти. Нам надо продолжать поиски и добычу нефти, - сказал я далее, -ибо это сырье огромного стратегического и экономического значения для нашей страны и для нашего лагеря. Однако разведочные и эксплуатационные буровые работы у нас пока что совершенно недостаточны. Производительность существующих скважин постоянно снижается, а это не только вызывает значительные дефициты в производстве и обременяет нашу экономику, но и является причиной больших колебаний в графике нашего экспорта.
      - Уверены ли вы, что ваши недра нефтеносны? - задал вопрос Хрущев.
      - Позвольте мне сказать, что экспедиция, руководимая советскими специалистами, которая занимается геологическими поисками в области нефти с 1950 года, настроена оптимистически и полагает, что в нашей стране нефть имеется во многих пунктах, помимо существующих полей. Однако для подтверждения наличия новых запасов, как в существующих полях, так и в новых, требуются капиталовложения. В эту отрасль мы вложили крупные средства, сооружаем нефтеперегонный завод; в нефтепромышленности сосредоточена самая боевая часть рабочего класса; мы вырастили кадры нефтяников. Мы, -сказал я далее,- не можем не признаться честно, что во всем этом процессе имеется много ошибок и недостатков в постановке работы, но мы всеми силами боремся за их устранение. Однако мы продолжаем неуверенно идти относительно запасов нефти. Известные до сих пор запасы - минимальны, к тому же они могут иссякнуть в течение 2-3 лет в случае, если мы не усилим поиски.
      -Это не должно вас беспокоить,-- вмешался Хрущев.- Нефти у нас в обилии, так что мы дадим вам и нефть.
      - Да, - ответил я, - мы вынуждены были в период 1948-1953 годов ввозить переработанную нефть и смазочные масла на сумму в несколько миллионов рублей. А вы ведь понимаете, для нас это было и остается очень тяжелым бременем; подумайте, сколько средств высвободится, если мы найдем и будем использовать нефть наших недр.
      - Помимо всех этих столь веских причин,- продолжал я,- необходимость заниматься нефтяным делом объясняется еще одним веским обстоятельством: в случае, если над нашей страной нависнет опасность и у наших друзей не будет практических возможностей поставлять нам горючее, мы окажемся без капли нефти, и тогда все в нашей стране будет парализовано.
      - Учитывая все эти обстоятельства, - сказал я Хрущеву, - мы решили продолжать работу по добыче нефти, как и ее разведку. Но для этого нам нужна ваша помощь. По данным советских и албанских специалистов, если мы будем продолжать эксплуатацию и производить поиски имеющимися в настоящее время средствами и в тех пунктах, где таятся известные небольшие запасы, то у нас нефти хватит только на два-три года. После этого периода мы снова окажемся перед огромными трудностями.
      Вот почему, исходя из этой обстановки, мы просим советское правительство изучить нашу просьбу о предоставлении нам кредита на нефтепромышленность на .предстоящие три года. Мне хочется еще добавить, что для использования имеющегося оборудования, как и того. которое мы получим, у нас есть свои собственные кадры и понадобится еще совершенно незначительное количество советских инженеров.
      - Ладно, ладно, - взял слово Хрущев, - но дело в том, что надо все тщательно рассчитать с карандашом в руке и учесть выгодность. Мне известно, что ваша нефть не пользуется предпочтением, в ней много посторонних веществ, особенно битума, как и высокий процент серы, так что при переработке она становится еще менее выгодной. Я приведу вам пример о том, что произошло у нас с бакинской нефтью. Мы там вложили миллиарды рублей. Для развития нефтепромышленности в Баку Берия все время просил у Иосифа Виссарионовича капиталовложений, поскольку Сталин в прошлом сам работал в Баку и знал, что там имелась нефть. Однако наши поиски в других краях нашей родины, как и произведенные анализы показывают, что эксплуатация бакинской нефти невыгодна.
      Прочтя мне целую изобиловавшую цифрами лекцию о "выгодности" и "невыгодности" добычи нефти, с тем чтобы я "не ошибся" как Сталин(!), Хрущев, наконец, принялся за существо дела:
      - Итак, когда речь идет об экономических вопросах, как мы, так и вы должны вести подсчеты карандашом, и, если у вас будут выгодные источники нефти, мы предоставим вам кредиты. Но, ведя подсчеты именно так, получается, что выгоднее будет давать вам из нашей нефти ...
      - Во всем надо исходить из выгодности, - продолжал Хрущев. - Возьмем индустрию. Я разделяю ваше мнение о том, что Албания также должна иметь свою индустрию. Но какую? Я думаю, что вы должны развивать пищевую - консервную промышленность, промышленность по переработке рыбы, фруктов, масел и т.д. Вы хотите развивать и тяжелую промышленность. Над этим надо хорошенько подумать, - сказал он, отметив, что можно строить какой-либо механический завод для ремонта запасных частей, добавил:
      -Что касается промышленности по переработке минералов, по производству металлов, то это вам невыгодно. Металлы есть у нас, так что мы можем давать вам сколько угодно. Если мы дадим вам продукцию одного только дня, этим вы можете удовлетворить все ваши потребности.
      - То же самое и с сельским хозяйством. Вам, - продолжал он, - надо выращивать те культуры, которые больше всего произрастают и которые более выгодны. У нас тоже были ошибки в этом направлении. Так, например, когда-то мы приняли решение выращивать в Грузии зерновые, на Украине - хлопок и т.д. Однако, по подсчетам, в Грузии надо выращивать цитрусовые, виноград, фрукты и т.д., а на Украине - зерновые. Мы уже приняли другие решения и как в Грузии, так и в других республиках сняли те культуры, которые не произрастают. Так что и в Албании надо развивать те культуры, которые больше всех произрастают и дают более высокий урожай, какими являются хлопок, цитрусовые, маслины и другие. Таким образом Албания станет красивым садом и мы будем удовлетворять и потребности друг друга.
      -Для нашей страны, - сказал я ему,
      -одним из главных направлений развития земледелия является наращивание производства хлебных злаков. Хлеб всегда был и остается для нас серьезной проблемой.
      - О выращивании хлебных злаков не беспокойтесь, - тут же вмешался Хрущев. - Хлеб мы можем давать вам, сколько угодно; перевыполнение плана на один день в Советском Союзе даст столько хлеба, что хватит Албании на три года. Мы, - отметил он, - быстрыми шагами идем вперед в области сельского хозяйства. Приведу вам некоторые статистические данные о выполнении у нас плана весеннего сева: план этот выполнен на ... процентов, засеяно ... миллионов га больше чем в прошлом году, ... миллионов га сверх плана ... - и он завалил нас цифрами, которые быстро приводил одну за другой, чтобы дать нам понять, что мы имели дело не с заурядным руководителем, а с таким руководителем, который знал положение как свои пять пальцев.
      Что касается его цифр, то нам незачем было ставить под сомнение их точность, поэтому мы радовалась и желали, чтобы Советский Союз как можно дальше шел вперед. Но что касается его соображений и "ориентировок" относительно нашей экономики, то мы никак не могли согласиться с Хрущевым. Этим я не хочу сказать, что еще на этой первой официальной встрече с ним, в июне 1954 года, нам удалось понять, что перед нами будущий лидер современного ревизионизма. Нет, это мы поняли позже, однако на вышеупомянутой встрече мы заметили, что его соображения как относительно нефти, так и относительно направления развития промышленности и сельского хозяйствам нашей стране, не были правильными, не соответствовали ни потребностям нашей страны, ни основным принципам строительства социализма, ни положениям и опыту Ленина и Сталина. Поэтому мы решили отвергнуть их и отстоять наши взгляды.
      Однако на этой встрече Хрущев не оставил места для дебатов.
      - Я высказал эти мысли, - закончил он,- чтобы вы имели их в виду. Что же касается обсуждения выдвинутых вами здесь конкретных вопросов, связанных с развитием вашего народного хозяйства, мы с нашей стороны назначили с этой целью группу товарищей во главе с Микояном. Потом мы снова встретимся и порешим вместе.
      Несколько дней подряд мы здорово спорили с Микояном, который уже держал в руках большие ножницы. Чтобы отклонить наши скромные, но решительные запросы, связанные с развитием промышленности, он и его товарищи, как обычно, заводили шарманку:
      - На что вам промышленность! - говорили они. -Не видите, в каком положении у вас деревня?
      Мы, конечно, гораздо лучше их знали положение нашей деревни, нам была известна унаследованная от прошлого отсталость сельского хозяйства и как раз потому, что хорошо знали все это, мы уделяли особое внимание подъему сельского хозяйства и росту жизненного уровня в деревне. Мы производили очень большие по сравнению с нашими возможностями капиталовложения на мелиоративные и ирригационные сооружения, освоение новых земель и т.д.; мы помогали крестьянству отборными семенами и сельскохозяйственными орудиями и машинами, создали ряд государственных сельскохозяйственных предприятий, у нас благополучно шло дело с коллективизацией, мы систематически принимали меры, облегчавшие и способствовавшие увеличению сельскохозяйственного производства и росту жизненного уровня в деревне и т.д. Но всего нельзя было добиться сразу. К тому же мы прекрасно понимали подтвержденную также нашей каждодневной практикой марксистско-ленинскую истину о том, что сельское хозяйство никак не может идти вперед без развития индустрии, без создания и укрепления тех основных отраслей, которые способствовали бы гармоничному развитию нашего народного хозяйства в целом. Вот почему и на этих встречах с советскими руководителями мы настаивали на наших соображениях и запросах.
      - Наша промышленность, - сказали мы им в частности, - несмотря на осуществленные сдвиги, выпускает ныне только ограниченное Количество ассортиментов и не может удовлетворять потребности трудящихся. К тому же выпуск продукции в нашей стране нередко зависит от поступления извне многих видов товаров, таких как горючее, сталь, прокат, автопокрышки, химикаты, минеральные удобрения, запасные части, инструменты и многие другие.
      Итак, наша страна в значительной степени зависит от импорта. Наша индустрия выпускает еще очень мало товаров и, поскольку мы находимся далеко от дружеских стран, зачастую целые отрасли существующей промышленности простаивают из-за отсутствия какого-либо сырья, вспомогательных материалов или оборудования. Наше государство никогда не располагало ни малейшими запасами каких-нибудь товаров, начиная от хлеба и вплоть до карандашей. Нам приходится ввозить не только основные товары, такие как хлеб, горючее и др., но и все виды машин и оборудования, инструменты, запасные части, шерстяные ткани, обувь, нитки, иголки, гвозди, стекло, веревку, шпагат, мешки, карандаши для школ, бумагу, лезвия, спички, медикаменты и т.д.
      Такое трудное положение, товарищи, - сказали мы далее, - не вызывает у нас пессимизм, но реальная действительность такова. Нам надо приложите все силы, чтобы преодолеть трудности, чтобы изменить такое положение. Однако как добиться этого?
      Центральный Комитет партии и наше правительство думают, что существующее положение, - отметили мы, -изменить можно только путем развития наряду с сельским хозяйством и индустрии, той индустрии, которая позволит нам шаг за шагом освободиться от той большой тяжести импорта, которую мы вынуждены нести на плечах в настоящее время.
      Наконец, Микоян и его группа отступили.
      - Ладно, -сказал он, -то, о чем мы не договорились, сообщим руководству и порешим совместно во время заключительной встречи.
      На последней за время этого визита встрече, состоявшейся два-три дня до нашего отъезда в Албанию, Хрущев вел себя теплее, откровеннее. Он уступил нашим настояниям (по всей вероятности, Микоян проинформировал его о дебатах с нами), показал себя "щедрее", несколько раз повторил: "мы поможем маленькой Албании" и согласился удовлетворить часть наших запросов о кредитах и помощи.
      На этой встрече он хорошо отозвался о нашей партии, ее Центральном Комитете и обо мне лично, и, как обычно, не скупился на "громогласные обещания". Впрочем мы вскоре должны были понять, почему он так вел себя: это было еще начало подъема его самого, как и его группы, поэтому он нуждался в популярности, в хорошей репутации, в том, чтобы в самом Советском Союзе и за его пределами думали, что имели дело с руководителем-добряком и теплосердным, проворным и умным, с человеком, умеющим и возражать, но и отступать, не скупым, но зато знающим меру, с совершенным бухгалтером.
      Следовательно, было такое время, когда Хрущев "инвестировал" в пользу своей тайной акции и поэтому ему нужно было, смотря по обстоятельствам, показаться и "шедрым", и "отзывчивым", и "человечным". Однако за этой якобы красивой, "дружественной" наружностью интенсивно орудовала гвардия микоянов и других работников торговли, которые во время переговоров по экономическим вопросам обращались с нами и другими как настоящие купцы. Именно эти люди Хрущева с его ведома и по его указанию во время "деловых встреч", "при конкретном рассмотрении вопросов" прибегали ко всякого рода давлению и ухищрениям, чтобы урезать наши запросы и так "сгладить" дела, чтобы, когда мы, наконец, встретимся с Хрущевым, ему оставалось бы лишь улыбаться, льстить и поднимать тосты.
      Однажды мы долго спорили с Микояном в связи с нашей просьбой отпустить нам кредит на товары широкого потребления. Здесь не место говорить о том, какое тяжелое положение переживали мы в те годы относительно такого рода товаров, и о том, какую острую нужду испытывала наша страна в этом направлении. Советскому руководству было известно это положение, но тем не менее мы, в подкрепление нашей просьбы об упомянутом выше кредите, направили ему и письмо, в котором рисовали в общих чертах картину того, как мы удовлетворяли потребности населения. Однако еще не началось рассмотрение нашей просьбы, как Микоян бросил нам обвинение:
      - Вы, - сказал он, - тратите не по назначению кредиты, которые мы вам отпустили на развитие народного хозяйства. Вы на них покупаете товары широкого потребления.
      - Мы, - ответил я ему, - испытывали и испытываем очень большую нужду в потребительских товарах, однако я ничего не знаю о том, о чем сказали вы. Мы никогда не позволяли, чтобы кредиты, отпущенные на развитие сельского хозяйства, шли на приобретение ширпотреба.
      - Да, да! - повторил Микоян. - Вами затрачено... миллионов рублей, - и он назвал цифру, которую я точно не припомню, но превышала она 10 миллионов.
      - Я впервые слышу об этом, - ответил я, - но тем не менее мы посмотрим, как обстоит дело.
      -Я заверяю вас! - сказал Микоян угрюмо и полный гнева, и отдал распоряжение сидевшему рядом с ним работнику принести ему документы.
      Через несколько мгновений он вошел бледным и положил перед Микояном фактуры.
      - Нарушений нет, - сказал он, - албанская сторона упомянутые вами товары купила на кредит, который наша сторона предоставила ей именно на потребительские товары.
      Оказавшись в неловком положении, Микоян что-то пробормотал сквозь зубы и затем, в связи с нашей просьбой о новом кредите на потребительские товары, ответил нам:
      - Мы не можем больше предоставлять таких кредитов, ибо такие товары являются предметом торговли: Дадите- дадим.
      - Мне, - ответил я ему, - жаль, что вы ставите вопрос так, хотя вы хорошо знаете, что наша страна переживает трудности и что мы находимся в окружении итальянских, югославских и греческих врагов, составляющих против нас заговоры. Чего вы еще хотите от нас? Хром, нефть, медь, которые мы добываем, даем вам и странам народной демократии. Не хотите ли вы, чтобы мы давали вам и хлеб насущный, которого у нашего народа и так не хватает? Я не нахожу уместными ваши соображения, -говорю я армянину, - и прошу вас пересмотреть вопрос.
      Они пересмотрели вопрос, но наши запросы приняли, значительно урезав их. Предоставили нам какие-то ограниченные кредиты, но зато нимало не скупились на самовластную критику и "советы".
      Они продолжали так обращаться с нами в наших взаимоотношениях вплоть до московского Совещания 81 партии, состоявшегося в ноябре 1960 года.
      За это время мы имели с советскими руководителями много двусторонних встреч, на которых обсуждали с ними экономические проблемы и просили какую-либо помощь и кредиты; мы имели с ними также многочисленные контакты на совещаниях и встречах, проводившихся в рамках Совета Экономической Взаимопомощи.
      Тот факт, как устраивались эти встречи и как друзья обращались с нами, как они относились к выдвигаемым нами проблемам, к нашим заботам, все более и более побуждал нас задаваться вопросом: С марксистами-ленинцами имеем мы дело или же с купцами-перекупщиками? Грызись друг с другом Ульбрихт, Новотный, Охаб, Деж, Кадар, Гомулка, Циранкевич, Живков и другие; каждый из них жаловался на то, что еле сводит концы с концами и призывал друзей "увеличить помощь" ему, так как "на нас оказывают давление снизу"; подставляли ножку друг другу, выдвигали всякого рода "аргументы" и приводили всякого рода цифры; старались освободиться от обязательств и урвать побольше за счет других. Между тем вставали Хрущев или его посланцы, читали лекции о "социалистическом разделении трудам, поддерживали того или иного в зависимости от интересов и ситуаций и призывали к "единству" и "взаимопониманию" в "социалистическом содружестве". При всем этом Албания совершенно не упоминалась, будто она вовсе и не существовала.
      Два, три или четыре дня длились встречи и совещания, целые папки заполнялись речами, запросами, решениями, итогами, но с социалистической Албанией другие обращались с пренебрежением, как будто мы сели им на шею. Мы прекрасно знали наше положение, отдавали себе отчет в том, что наш экономический потенциал не шел ни в какое сравнение с потенциалом других стран; мы понимали также, что у этих стран свои большие заботы и проблемы, но все это никоим образом не должно было служить, причиной того, чтобы нас недооценивали и игнорировали. Огромными усилиями, после многочисленных встреч и переговоров иной раз нам удавалось, наконец, вырвать у них какой-либо кредит или помощь. Мы от всего сердца благодарили их и за то, что они давали нам, мы благодарили в первую очередь братские народы, но мы, в свою очередь, также не только корректно, до единого, погашали кредиты, но, по мере наших сил, честно выполняли все другие наши обязательства по отношению к друзьям. У них отсутствовали как раз искренность, подлинный интернационалистский дух. Когда дело касалось выполнения на практике соответствующих обязательств о. помощи нашей стране, каждый отходил в сторону.
      -- Мы сами во многом нуждаемся, -говорил Ульбрихт.- На нас оказывает давление Федеративная Германия, поэтому мы не можем помочь Албании.
      - Нам нанесла урон контрреволюция, - оправдывался Кадар. - Мы не можем выполнить обязательства о помощи.
      Так поступали все по очереди. И, наконец, "решение":
      - Совет Экономической Взаимопомощи рекомендует албанским товарищам выдвинутые ими здесь проблемы разрешать на двусторонних встречах с советским правительством.
      Из многих таких встреч стран СЭВ у меня врезалась в память встреча, состоявшаяся в июне 1956 года в Москве. Хрущев уже галопом пустился по пути измены, что впрочем делали и другие. XX съезд КПСС, на котором я остановлюсь ниже, брал свое. Однако спутниками ревизионизма являются его естественные порождения- отсутствие единства, раскол, противоречия.
      Все это заявило о себе еще на этой встрече, 3-4 месяца спустя после XX съезда.
      Встал Охаб, ставший к тому времени первым секретарем Польской объединенной рабочей партии, и заявил:
      - Мы не выполняли и не выполним возложенные на нас обязательства по углю. Мы не можем выполнить плана, он перегружен, надо сократить его. Углекопам живется плохо, они переутомляются.
      Как только закончил он, слово один за другим взяли Герэ, Ульбрихт и Деж, которые чего только не наговорили на поляков. Атмосфера сильно накалилась.
      - Если вы хотите кокса, производите капиталовложения в Польше. возражал Охаб.
      - Мы должны улучшить жизнь. Дело дошло до того, что польские рабочие объявляют забастовки и покидают шахты ...