Сомнений быть не может: перед нами два разных родословия. Мы имеем дело с родословиями двух людей.

Едва ли богословы апостольских времен и первых веков христианства и сами евангелисты, наконец, не замечали, по крайней мере, таких несоответствий, как различие имен деда. Это совершенно исключено, если учесть, какую важность в Древнем мире, особенно в течениях, непосредственно продолжающих ветхозаветную традицию, придавали происхождению из определенного рода.

Ясно, что люди той эпохи отдавали себе отчет в этих противоречиях и уживались с ними. Значит, у них наверняка были на сей счет какие-то соображения. Если бы речь шла о каких-либо семейных списках предков, о которых евангелисты имели лишь туманные и разрозненные сведения, то противоречия и несообразности еще можно было бы как-то понять. Но родословие, с которого начинает Евангелие от Матфея, касается отнюдь не какого-то неизвестного рода: с точки зрения ветхозаветного народа это – родословие из родословий.

Можно смело утверждать, говорит В. Мишаков, что в еврейском народе не было никого, кто не знал бы этот список наизусть, ибо перед нами династический царский список, содержащий имена всех Иудейских царей, представителей самого знатного рода. Каждое имя здесь одновременно означает важный отрезок истории Иудейского царства.

Если рассматривать историю Рождества у Матфея вместе с приводимым в начале Евангелия родословием, то в ней, помимо трех восточных царей-волхвов и четвертого – фальшивого – царя Ирода, выступают еще и 15 коронованных Иудейских царей. Последние лишь названы по именам, но кругу людей, к которому первоначально обращалось Евангелие от Матфея, достаточно было лишь услышать эти имена – и перед их внутренним взором не только представала вся вереница царей, но и оживала вся история древнего завета с Богом. Такая генеалогия ни в коем случае не могла стать предметом путаницы и смешения: это совершенно исключено. Напротив, здесь в сознании встают и другие вопросы.

С продолжением царского рода Иудеи связывались напряженные мессианские ожидания. Что будущий Мессия должен происходить из рода сынов Давида, ни для кого сомнению не подлежало. Более того, в кругах официального иудаизма, в особенности среди его вождей в Иерусалиме, бытовало убеждение, что будущий Мессия должен происходить из царской, берущей начало от Давида, ветви, ибо мессианское будущее представлялось политически как восстановление Давидова царства во всем его прежнем блеске и славе. Стало быть, родословие, включающее всех Иудейских царей, было мессианским, и нельзя даже помыслить, чтобы сын, родившийся в семье с такой родословной, какую приводит Матфей, не привлек внимания руководителей известных иерусалимских кругов.

Неверно было бы представлять себе рождение Иисуса из Евангелия от Матфея как событие тихое и незаметное. Не вызывает сомнения, что помимо трех пришедших с Востока царей-жрецов, младенцу, отпрыску мессианского рода, тайно или, может быть, даже открыто изъявили почтение также и некоторые высокопоставленные лица из кругов иерусалимского священства. Уже благодаря своему происхождению этот младенец, о рождении которого повествует Матфей, должен был снискать на всю дальнейшую жизнь высочайшее благоволение ведущих лиц храма. Все эти факты получают еще больший вес, если сделать предположение, которое выглядит отнюдь не таким беспочвенным и маловероятным, как кажется на первый взгляд.

С Иехонией, пятнадцатым царем, родословие, приводимое Матфеем, перестает быть списком царей. И не потому, что царская ветвь прерывается. С Иехонией Иудейское царство внешне перестает существовать. В его царствование народ потерял свободу и был уведен Навуходоносором в вавилонский плен. Но разве те, кто ожидал рождения Мессии из царского рода Давида и связывал с ним надежды на восстановление царского достоинства и царской власти, не должны были позаботиться о скрытом продолжении царского рода?

Нет сомнения, что после Иехонии, во время плена и в следующие за ним годы, сохранялась преемственность некоронованных Иудейских царей. Всегда было лицо, которое, быть может, и не выдвигалось в центр общественного внимания, однако же оставалось в поле зрения людей осведомленных, смотревших на него как на потенциального претендента на престол, а значит, носителя мессианской надежды. И к рождению, и к дальнейшему развитию каждого такого претендента эти люди относились с самым пристальным вниманием. Продолжение линии, идущей от Давида и Соломона, не могло не быть для определенных кругов прямо-таки требованием подступающего все ближе мессианского грядущего. Есть целый ряд внутренних причин допустить, что родословие, приводимое Матфеем, было списком мессианских претендентов не только до Иехонии, но и вплоть до Иосифа и Иисуса. В списке у Луки, напротив, перечислены сплошь неизвестные имена. Он вводит нас в совершенно другую среду – в тихий укромный мир неприметных, безвестных людей, среди которых именно поэтому часто повторяются одни и те же имена.

Само место действия в двух историях Рождества предстает далеко не одинаковым. На протяжении столетий история Рождества у Луки, повествующая о хлеве, так выдвинулась на передний план, что ее образы невольно были перенесены и на историю Рождества в Евангелии от Матфея.

Однако в последнем идет речь вовсе не о хлеве, но о доме (Мф. 2:9-11), и местом жительства родителей Иисуса назван, как мы уже видели, Вифлеем.

Пещерный хлев вполне под стать тому миру, который предстает в Евангелии от Луки, с родителями-назареянами, происходящими из рода безымянных, и пастухами, чья жизнь протекает в тиши и безвестности. В Евангелии же от Матфея речь идет о семье, которая происходит из самого знатного рода и должна представляться нам почтенной и занимающей достаточно высокое социальное положение. Иосиф, о котором говорит Матфей, происходит из "дома Давида". Это проливает свет и на сам "дом", где, согласно Евангелию, родился младенец и куда пришли поклониться три царя. Ведь в Вифлееме стоял когда-то и дом Иессея, в котором родился и вырос Давид, так называемый дом Давидова рода. Сохранялся ли физически, скажем, на месте дома Иессея "дом Давида" как родовой дом и средоточие политически окрашенных мессианских надежд и использовался ли он как жилище "сынов Давида" – этот вопрос В. Мишаков оставляет открытым, хотя многое говорит в пользу такого допущения.

Как бы то ни было, важно, что Иосиф из Евангелия от Матфея живет в Вифлееме, откуда начался его царский род. Таким образом, его дом оказывается в непосредственной близости от исторического "дома Давида", из которого он происходит. Параллельное существование двух столь различных родословий, если отбросить мысль о необходимости их согласования, вновь станет стимулом и источником разнообразнейших сведений о подоплеке ветхозаветной истории.

Особенную перспективу в этом направлении открывает исследование загадочного античного документа, оставшегося совершенно незамеченным. Речь идет о "Breviarium de temporibus" ("Очерк времен"), произведении, которое приписывалось Филону Александрийскому, современнику апостолов.

Монах Анний из Витербо в начале XVI столетия опубликовал это латинское сочинение, которое нашел в Мантуе. Никто толком не знал, что с ним делать, поэтому его сочли поздней подделкой в пользу родословия, приводимого Лукой, и за ненужностью отодвинули в сторону. Однако же подделкой, сфабрикованной на основании существующего текста Евангелия от Луки, оно, как считает В. Мишаков, не является. Убедительные доказательства тому приводит в середине XIX столетия историк Леви Херцфельд в своей книге "История народа израильского". И. Эрнст, опираясь на Херцфельда, говорит, что «Breviarium» фактически содержит подлинную внебиблей-скую и внехристианскую, причем дохристианскую, традицию родословия из Евангелия от Луки. Оставаясь в пределах истории израильско-иудейского народа, «Breviarium» устанавливает связь между двумя ветвями рода Давида, которые берут начало от его сыновей Соломона и Нафана, и описывает, как Давид, чтобы предупредить возможные споры между своими потомками, отдает мудрое распоряжение. Он назначает своим наследником Соломона, то есть передает ему и его потомству царскую власть.

Но поскольку Вирсавия родила Соломона, когда у Давида уже были другие сыновья, царь до некоторой степени уравнивает в правах и положении старшего сына Нафана и его потомство: они будут носить княжеский титул ajascharim и называться "братьями правителя". Более того, в случае обрыва царско-соломоновой ветви род Нафана должен был вступать в род царей и продолжать его. «Breviarium» описывает, как с течением времени не раз возникала необходимость вступления Нафа-новой ветви в Соломонову, что в конце концов привело к тесному переплетению обеих Давидовых ветвей.

Вопреки традиционной точке зрения, пишет В. Мишаков, Евангелия содержат вполне определенные свидетельства о дате рождения каждого из Иисусов. Согласно Евангелию от Матфея, первый Иисус родился не позднее 4 года до н. э. (последнего года царствования Ирода):

"Когда же Иисус родился в Вифлееме Иудейском во дни царя Ирода, пришли в Иерусалим волхвы с востока, и говорят: "Где родившийся Царь Иудейский? Ибо мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему" (Мф. 2:1, 2).

Существует несколько вероятных объяснений описанной Матфеем Вифлеемской звезды: это могла быть комета, вспыхнувшая сверхновая звезда или подошедшая на близкое расстояние к Земле планета. В период царствования Ирода I (37– 4 г. до н. э.) комета Галлея, возвращающаяся к Земле каждые 75 или 76 лет, должна была сиять в ночном небе над Вифлеемом примерно в 10 году до н. э. Меньше вероятность появления сверхновой звезды, которая поначалу вспыхивает ярким светом, а затем в течение нескольких месяцев бледнеет и гаснет. В рукописях древних китайских астрономов зафиксировано появление сверхновой звезды в 5 году до н. э.

Но наибольший интерес представляют следующие космические феномены. В мае 7 года до н. э. Юпитер и Сатурн – две самые крупные планеты Солнечной системы – выстроились почти на одной линии, и при наблюдении с Земли их совместное сияние могло выглядеть как свет одной большой звезды. "Столь необычное звездное явление (соединение Сатурна и Юпитера в созвездии Рыбы, к которым в 6 году до н. э. примкнула планета Марс) имело важное астрологическое значение. Оно могло сказать волхвам, что рождение «мессии» свершилось и что он родился в Иудее". Итак, делает вывод В. Мишаков, с высокой степенью вероятности можно утверждать, что первый Иисус родился в 6 или 7 году до н. э.

В Евангелии от Луки содержатся вполне определенные указания на то, что второй Иисус родился в 6 году н. э., то есть 12 лет спустя после первого.

"В те дни, – говорится в Евангелии от Луки, – вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею. И пошли все записываться, каждый в свой город. Пошел также и Иосиф из Галилеи, из города Назарета, в Иудею, в город Давидов, называемый Вифлеем, потому что он был из дома и рода Давидова, записаться с Мариею, обрученною ему женою, которая была беременна. Когда же они были там, наступило время родить Ей" (Лк. 2:1, 6).

Как свидетельствует еврейский историк I века н. э. Иосиф Флавий, такая перепись действительно имела место в 6 году н. э.: "Владения Архелая были обращены в провинцию, и в качестве правителя послано было туда лицо из сословия римских всадников, Колоний. Одновременно с Копонием послан был императором в Сирию сенатор и бывший консул Квиринии для производства переписи имущества").

В. Мишаков отмечает, что впервые загадку двух Иисусов затронул в цикле лекций о Евангелии от Луки Рудольф Штай-нер. По его предположению, "в начале нашего летосчисления живут два Иосифа, один в Вифлееме, другой в Назарете. Жены обоих носят имя Мария. Оба Иосифа происходят из Давидова рода, вифлеемский – из царской ветви, которая восходит к Соломону, назаретский – из священнической ветви, восходящей к Нафану, другому сыну Давида.

У той и у другой супружеской пары рождается в Вифлееме мальчик; обоих младенцев нарекают именем Иисус. Первым рождается мальчик из царского, Соломонова, рода, и с которым родители бегут затем в Египет, спасая его от Ирода. Когда опасность со стороны Ирода уже миновала, возвратившаяся из Египта семья Соломонова Иосифа, которая раньше жила в Вифлееме, поселяется в Назарете. По прошествии какого-то времени рождается мальчик у галилейской супружеской пары. Это происходит также в Вифлееме, куда Мария с Иосифом приходят на перепись населения; их мальчик рождается в хлеве. Родители с новорожденным возвращаются в Назарет. Оба семейства, соединенные глубинным родством судеб, живут теперь в одном и том же месте. У старшего мальчика рождаются еще братья и сестры, младший растет единственным ребенком в семье".

Штайнер (и Бок) полагает, что старший Иисус умер, когда младшему исполнилось лет 12. Правда, в подтверждение своей идеи оба приводят довольно слабый аргумент.

По мнению же В. Мишакова, происходит вот что. Умирают отец младшего Иисуса и мать старшего Иисуса. Иосиф из Вифлеема берет к себе овдовевшую Марию из Нафановой ветви. Младший Иисус живет теперь со своей родной матерью Марией, отчимом Иосифом и сводными братьями и сестрами. Сводные братья живут-поживают (и, надо сказать, проживут еще долго и след в истории – не только еврейской – оставят приличный. Что автор и берется доказать ниже).

Мог ли считаться Мессией проповедник Иисус? – задается вопросом В. Мишаков и сам же отвечает: нет, не мог, ибо "в первые века нашей эры слово Мессия имело другое значение, чем сегодня. Современные верующие обычно думают о мессии как о чисто духовной фигуре. Но тогда это означало военного вождя, который освободит евреев от иноземного (т. е. римского) владычества".

Более того, сам Иисус неоднократно запрещал именовать себя Христом-Мессией, причем делал это вовсе не из скромности. Просто он считал себя Богом.

Думаете, это шутка? – спрашивает В. Мишаков. Вовсе нет. Слово – самому Иисусу: "Прежде нежели был Авраам, Я есмь" (Ин. 8:58). Очень даже недвусмысленное заявление, ибо изо всех персонажей еврейской Библии, живших до Авраама, в полном здравии оставался только один – Господь Бог. Как-то раз Иисус открыл своим ученикам "великую тайну": "Я и Отец одно" (Ин. 10:15), что значит: "Я есмь Он", "Ani we-Hu". "В этом "Ani we-Hu" – то неизреченное имя Божье, которое, как верили иудеи, Бог откроет людям тогда, когда придет Мессия". Кстати, тот же Талмуд подтверждает, что Иисус выкрал из Иерусалимского храма "неизреченное имя" Бога.

"Когда же собрались фарисеи, Иисус спросил их: "Что вы думаете о Христе? Чей он сын?" Говорят ему: "Давидов". Говорит им: "Как же Давид, по вдохновению, называет Его Господом, когда говорит: "Сказал Господь Господу моему: сиди одесную меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих? Итак, если Давид называет Его Господом, как же Он сын ему?" И никто не мог отвечать Ему ни слова; и с того дня никто уже не смел спрашивать Его" (Мф. 22:44, 45). А чего спрашивать: и так все яс-н0 _ человек явно не в себе, если сам себя называет Господом. Дальше – больше. Первосвященнику Каиафе (Мф. 26:63) Иисус уже без обиняков заявляет: "Это Я – Я есмь (Сущий)", святотатствуя в очередной раз, ибо вновь и всуе изрекает неизреченное имя Бога – это Я – Я есмь. Полностью фраза звучит так: "Я есмь Бог твой, Израиль" ("ani hu Jahwe, Isreel"), ani hu. Неизъяснимая тяга Христа величать себя именем еврейского Бога приобретает и вовсе двусмысленный оттенок, если учесть, что это имя (Иегова) считалось неизреченным потому, что означало фаллос (мужской член)2. Сие тем более странно по отношению к человеку, который пропагандировал безбрачие и самооскопление, и потому величать себя Иеговой, то есть "Большим Членом", Иисусу было как бы даже не с руки.

Непомерная мания величия накладывает свой отпечаток на все «деяния» самозваного Бога. Он имеет наглость отпускать грехи. Так во всеуслышание и заявляет: "Сын человеческий имеет власть на земле прощать грехи" (Мф. 9:6).

Можно себе представить ужас евреев, ведь по канонам "иудаизма только сам Бог прощает грехи" (Фома 8:9).

Кстати говоря, отмечает В. Мишаков, вера, что Иисус может прощать все грехи, чревата нешуточными моральными коллизиями. Так, спустя почти 1500 лет после смерти Христа протестантский реформатор Мартин Лютер учил: "Будь грешником и греши сильно, но еще сильнее верь и восхищайся Христом, победителем греха, смерти и мира. Достаточно, если мы будем признавать через богатство славы Божьей Агнца, который принимает на себя все грехи мира; поэтому грех не угрожает нам, даже если тысячи, тысячи раз в день мы будем прелюбодействовать и убивать" (письмо Филиппу Меланхтону, 1 августа 1521 г.).

Мог ли считаться Мессией другой Иисус – Варавва-бун-товщик? Да, утверждает Мишаков, и вот почему.

Прозвище Варавва (Ваг Abba) значит по-арамейски: "Сын Отца", то есть "Сын Божий". А словосочетание "Сын Божий" часто используется в Библии по отношению к помазанному царю Израильскому (2 Сам. 7:14, Псалмы 2:7, 89:27). Поэтому прозвище Варавва вполне могло быть синонимом титула "Царь Иудейский".

Не только прозвище Варавва, но и само имя Иисус несло большую смысловую нагрузку. «Иисус» – греческая транслитерация имени Иешуа, что означает "Спаситель". В Ветхом Завете Иисус – вождь Израиля во времена покорения Ханаана. Было бы вполне естественно дать это имя тому, кто призван спасти Израиль от римского владычества. И действительно, мы имеем свидетельства, что так оно и было.

В одном из антиримских пророчеств Сивиллы, что распространялось около 80 года, и в котором нет ни единого следа христианского авторства, мы находим строки: "Тогда снова появится с небес прекрасный герой, тот, который простер руки на древе, несущем дивный плод, лучший изо всех иудеев, который однажды остановил солнце". Тут распятый Мессия вполне определенно отождествляется с легендарным Иисусом Навином, который остановил солнце.

В "Апокалипсисе Эздры", другом антиримском сочинении, грядущий Мессия прямо назван Иисусом, хотя в остальном книга не носит христианского отпечатка.

Очевидно, многочисленные иудейские патриоты I века надеялись на возвращение Иисуса, который должен был установить новый миропорядок на развалинах Римской империи. Фраза "Мессия Иисус" или, по-гречески, "Христос Иисус", несомненно, была революционным политическим лозунгом еще до того, как ее начали связывать с определенным историческим лицом. Для любого настоящего претендента на роль Мессии имя Иисус стало бы сильным козырем. Для бунтовщика Вараввы оно им и стало.

Имя Иисус Варавва, что по-еврейски означало "Мессия – Царь Иудейский", было революционным псевдонимом борца за свободу евреев. Его настоящее имя – Иаков. Да-да, тот самый Иаков, сводный брат проповедника Иисуса. Вот какие аргументы приводит В. Мишаков.

Принадлежность братьев Иисуса к царскому роду Давида ни для кого секретом не была. Именно с ними, прямыми потомками великого царя, народ связывал свои мессианские надежды.

Не случайно "император Домициан (81-96), напуганный пророчеством о Мессии, великом царе, сыне Давидове, "который низложит сильных с престолов" (Лк. 1:51), велел умертвить всех потомков Давидова рода. Когда же донесли ему на двух оставшихся в живых внуков брата Иисуса, Иуды, Зокера и Иакова, послал за ними в Батанею, где скрывались они, и, когда привезли их в Рим, спросил их, чем они живут.

"Полевою работою", – отвечали те и показали ему свои мозолистые руки. Видя их простоту и ничтожество, Домициан отпустил их на свободу". Внимание римского императора к родственникам Иисуса весьма симптоматично. Значит, тому были веские основания, например участие одного (или нескольких) членов семьи в повстанческом движении против Рима. Понятно, что проповедник Иисус с явными пацифистскими настроениями на роль вождя бунтовщиков не тянул. А вот сводный брат его Иаков – вполне.

Иаков-Иисус-Варавва соответствовал критериям, которые традиция утверждает относительно Мессии. Их пять: Мессия "будет происходить из рода царя Давида, завоюет суверенитет над землей Израиля, соберет евреев с четырех сторон света, восстановит полное соблюдение Торы и, наконец, принесет МИР МИРУ".

Варавва действительно происходил из рода царя Давида и, будучи вождем повстанцев, вполне мог рассчитывать на выполнение остальных требований – освобождение Иудеи от иноземного ига, установление еврейского теократического государства и прочее. Нет никаких сомнений: увенчайся восстание Вараввы успехом, и он был бы тут же провозглашен долгожданным Мессией.

Читатель, естественно, может спросить: а где же факты? Где исторические свидетельства, которые подтверждают наличие мощного повстанческого движения евреев во главе с потомком царя Давида? Такие факты приводит В. Мишаков. "Партия, – пишет участник Первой Иудейской войны Иосиф Флавий, – которая сделалась душой революции и причиняла римскому государству больше тревог и хлопот, чем галлы и германцы, партия, известная под именем ревнителей, зилотов (канаим), зародилась в иудейской среде еще при первом прокураторе, одновременно с тем, как Иудея была превращена в римскую провинцию. Зилоты обладали необузданной любовью к свободе. Одного только Бога они признавали своим господином и царем. Никакая смерть не казалась им страшною и никакое убийство (даже родственников и друзей) их не удерживало от того, чтобы отстоять принципы свободы. Основателями партии ревнителей были Иуда из Галилеи, поднявший оружие против римлян еще в первом году царствования Архелая, вместе с фарисеем Цаддоком".

Тогда, после смерти Ирода Великого в 4 году до н. э., "вспыхнуло во всей Иудее, Галилее, Идумее и Заиорданской области восстание против Рима". Главное "гнездо повстанцев было в соседней с Назаретом столице Нижней Галилеи, Сепфо-рисе, где, ограбив царскую казну и овладев оружейными складами, Иуда засел – и откуда, делая вылазки, грабил, жег, убивал своих и чужих, воспевая Осанну Господу и проповедуя наступающее царство Мессии.

Римский проконсул Публий Квинтилий Вар во главе Сирийских легионов подавил восстание, разрушил и сжег дотла Сепфорис, продал жителей в рабство и, преследуя рассеянные шайки мятежников, две тысячи их распял на крестах.

Второе восстание вспыхнуло через 10 лет, в 6 году н. э., когда в Иудее, присоединенной, по низложению царя Архелая, к римской провинции Сирии, объявлена была проконсулом Публием Квинтилием всенародная перепись для счета вносимых в казну податей".

"Иуда Галилеянин объявил позором то, что иудеи мирятся с положением римских данников и признают своими владыками, кроме Бога, еще и смертных людей. Он побуждал своих соотечественников к отпадению".

"Даже самые умеренные фарисеи негодовали против этой податной системы, высасывавшей все соки населения. Но те с терпением и смирением переносили это унижение; ревнители же, ставшие под знаменем Цаддока и Иуды, считали такую покорность позором для отечества и религии и начали сеять семя революции в народе".

"Иуда Галилеянин грабил, жег, убивал и проповедовал царство Божие. "Нет царя, кроме Бога!" – повторял он святой клич Маккавеев и молился святейшей молитвой Израиля: "Господи, царствуй над нами один!" "Если мы победим, – говорил он, – то царство Божие с нами придет; если же погибнем, то Господь, воскресив нас из мертвых, как первенцев, возлюбленных Своих, для дней Мессии, дарует нам нетленной славы венец. Римскими легионами проконсула Колония подавлено было и это второе восстание. Так же пылал Сепфорис; так же распяты были на крестах мятежники".

Впрочем, зачинщики бунта на этом не угомонились. Около 47 года, как упоминает историк Иосиф Флавий, прокуратор "Ти-берий Александр приказал распять на кресте двух сыновей Иуды Галилеянина, Иакова и Симона, повинных в мятеже".

Вам не кажется странным, говорит В. Мишаков, что Иисусовых братьев также звали Иаков и Симон? "Случайность", – скажете вы? А если нет?

В. Мишаков сравнивает факты.

В 4 году до н. э. в галилейский город Назарет из Египта переселяется со всей семьей прямой потомок царя Давида, олицетворение мессианских чаяний народа, словом, "без пяти минут Царь Иудейский" Иосиф.

Вскоре после этого в Сепфорисе, то есть в непосредственной близости от местожительства Иосифа, вспыхивает антиримское восстание под откровенно мессианскими лозунгами. Руководит восстанием (надо же такое совпадение!) тоже выходец из Иудеи, что видно по нехарактерному для языческой Галилеи имени (или кличке?) Иуда. Этот Иуда организовывает мятеж совместно с фарисеем Цаддоком, хотя хорошо известно, что фарисей, да еще с таким благочестивым именем ("Цаддок" значит "праведный"), скорее удавится, чем подаст руку нечестивому язычнику из Галилеи!

Вывод может быть только один: Иуда – вовсе не галилеянин, а чистокровный иудей. Так что правильнее будет вождя мятежа называть не собственным, а нарицательным – иуда, то есть чистокровный иудей, причем лицо самого "высокого полета", потому как с простыми людьми славившиеся своею чопорностью фарисеи якшаться и уж тем более бунты затевать не стали бы.

Далее. Смущает невиданный размах мятежа, который приобрел поистине общенациональный характер, причем, напомню, такое удавалось Иуде провернуть дважды (в 4 году до н. э. и в 6 году н. э.). Ну не мог никому не известный поселянин из языческой Галилеи заварить "такое", да еще заручившись поддержкой религиозной верхушки Израиля! Это могло быть по плечу только негласному вождю всего народа, прямому потомку Давидова рода, некоронованному "Царю Иудейскому", то есть Иосифу из Назарета. Отсюда – следующая версия.

Иуда Галилеянин, он же Иосиф (Мф. 1:16), прямой потомок царя Давида по царственной, Соломоновой линии, и потому явный претендент на титул еврейского "Мессии", поселяется после смерти Ирода Великого в Галилее, создает "партию войны" и разжигает пламя всенародной войны против Рима.

Его «дело» продолжает первенец и тоже претендент на громкий титул военного вождя Иаков, взявший революционный псевдоним "Иисус Варавва", то есть "Мессия – Царь Иудейский". Не случайно Цельс, философ-платоник, в сочинении "Правдивое слово" (178 год) называет Иисуса "вождем мятежа".

Гиерокл, наместник императора (конец III века), изображает Иисуса как разбойника с девятью-десятью соратниками.

Избежав заслуженного наказания при Понтии Пилате, бунтарь Иаков-Иисус с новыми силами берется за «старое» и даже лет десять спустя, при императоре Клавдии (41-54 год н. э.), по-прежнему будоражит Рим. В отместку за это цезарь, как сообщает римский историк II века Гай Светоний Транквилл, обрушивает на евреев репрессии: "Иудеев, постоянно волнуемых Христом, он изгнал из Рима. Распятие Иакова и его брата-соратника Симона в 47 году не охлаждает боевой пыл остальных членов (остались в живых Иуда и Иосия) буйной семейки, и еще в 90-х годах их по подозрению в мятеже отлавливает римский император Домициан.

Есть основания утверждать, пишет В. Мишаков, что не только террорист Иаков-Иисус, но и другой Иисус, проповедник, пережили Голгофу. На такой вывод наводят следующие соображения. По общепринятой версии деятельность младшего «Христа» началась не раньше 28 года н. э., "В 15-й год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее" (Лк. 3:1), и завершилась его казнью на Голгофе никак не позже 36 года н. э. – последнего года прокураторства Понтия Пилата. Нет сомнений, что он таки был распят. Но умер ли? Вот в чем вопрос. Имеются некоторые факты, что позволяют усомниться в этом. Начнем с Талмуда. Здесь мы находим, что Элиезер бен-Гирканос, известный равви, деятельность которого проходила в 90-130 годах рассказывает своему современнику, выдающемуся равви Акиве, следующее:

"Как– то я бродил верхней улицей Сепфориса и встретил одного из учеников Иисуса Назарянина по имени Иаков из Ке-фар-Сехании. Он сказал мне: "В вашем законе записано: "не внеси платы блудницы в дом Господа Бога твоего". А можно ли использовать эти деньги на отхожее место для первосвященника?" Я не знал, что ему ответить. Тогда он мне сказал: "Вот чему учил меня Иисус Назарянин: "Из заработанного блудницею собрала она это, и на плату блуднице они это и потратят: из нечистот пришло и в нечистое возвратится" (Авода Зара, 16в -17а). Отвлечемся от весьма пикантного предмета диспута и зададимся вопросом: мог ли человек (если, конечно, он не абхазский долгожитель, перешагнувший 100-летний рубеж) именовать себя прямым учеником Христа, ведь, если верить евангельской хронологии, Спаситель погиб лет за 70 до исторической встречи бен-Гирканоеа и Иакова из Кефар-Сеха-нии? Могло ли такое быть в те неспокойные времена, когда отбушевала Иудейская война, которая «выкосила» и разметала по миру добрую половину еврейского народа? Вот и я считаю, что вряд ли.

Не менее интригующее сообщение оставил нам Иосиф Флавий. "Еще более злым бичом для иудеев, – пишет он, – был лжепророк из Египта. В Иудею прибыл какой-то обманщик, который выдал себя за пророка и действительно прослыл за небесного посланника". "Он собрал вокруг себя около 30 000 за-блужденных, выступил с ними из пустыни на так называемую Масличную гору, где обещал одним своим глаголом разрушить иерусалимские стены" и этим чудом воочию убедить их в божественности своего послания.

Как это похоже на Иисуса-проповедника! Тем более что историк особо подчеркивает, что это был "самый популярный изо всех пророков, появившихся в последнюю эпоху падения Иудеи". На подобные эпитеты вправе был претендовать только Христос. Кстати говоря, смутные факты, подтверждающие «египетский» период жизни Христа, сохранились у Цельса и в Талмуде. Оба источника говорят о том, что Иисус был поденщиком в Египте, где преуспел в неких магических науках, коими египтяне славились. На этом основании он, вернувшись домой, провозгласил себя Богом.

Что самое удивительное, Флавий относит эти деяния ко времени правления императора Нерона (54-68 годы н. э.)!

Возникает вполне резонный вопрос: как мог проповедник Христос, распятый году в 35-м, спустя тридцать лет все еще "жечь глаголом" людей? А вот как, объясняет Мишаков.