- Это не так, - тихо заверил его Баррич. - Дайте ему время. Я не думаю, что травы помогут ему. До того, как он... переменился, он стал слишком увлекаться травами. После них он всегда был или болен, или слишком уж заряжен энергией. Если он не предавался отчаянию, то был совершенно изможден битвой или своими обязанностями человека короля или приближенного принца Верити. А потом, вместо того чтобы отдыхать, он пил эльфовую кору. Он совсем забыл, что можно просто расслабиться и дать своему организму восстановиться. В эту последнюю ночь вы дали ему семена карриса, правда ведь? Фоксглов говорила, что никогда не видела ничего подобного. Я думаю, больше людей могли бы прийти ему на помощь, если бы не были так напуганы тем, как он себя ведет. Бедный Блейд решил, что мальчик спятил. Он так и не простил себя за то, что повалил его. Эх, если бы он узнал, что мальчик на самом деле жив!
      - Не было времени выбирать и раздумывать. Я дал ему то, что было под рукой. И не предполагал, что он взбесится от семян карриса.
      - Вы могли отказать ему, - тихо сказал Баррич.
      - Это бы его не остановило. Он все равно пошел бы, в полном изнеможении, и его бы немедленно убили.
      Я подошел и сел у очага. Баррич не следил за мной. Я лег, перекатился на спину и потянулся. Это было приятно. Я закрыл глаза и почувствовал на своей спине тепло очага.
      - Встань и сядь на табуретку, Фитц, - сказал Баррич. Я вздохнул, но подчинился. Баррич возобновил разговор:
      - Его нужно постоянно подогревать, как на медленном огне. Ему нужно время, чтобы сделать это самому. Он вспоминает. Иногда. А потом отгоняет это. Не думаю, что он хочет вспоминать, Чейд, что на самом деле хочет снова стать Фитцем Чивэлом. Может быть, ему нравилось быть волком. Возможно, так сильно, что он никогда больше к нам не вернется.
      - Он должен вернуться, - тихо сказал Чейд. - Мы нуждаемся в нем.
      Баррич выпрямился. Его ноги лежали на связке хвороста, но теперь он поставил их на пол и наклонился к Чейду:
      - Вы получили известие?
      - Не я. Пейшенс, надо полагать. Иногда это очень противно - быть крысой за стеной.
      - Так что вы слышали?
      - Только Пейшенс и Лейси, которые говорили о шерсти.
      - И что из того?
      - Им нужна была шерсть, чтобы соткать очень мягкую ткань - для новорожденного или совсем маленького ребенка. "Он родится в конце жатвы, но сейчас в горах начало зимы, так что пусть она будет плотной", - сказала Пейшенс. Возможно, речь шла о ребенке Кетриккен.
      Баррич казался ошеломленным:
      - Пейшенс знает о Кетриккен?
      Чейд рассмеялся:
      - Понятия не имею. Кто может сказать, что знают женщины? Пейшенс изменилась в последнее время. Она прибрала к рукам баккипскую гвардию, и лорд Брайт даже ничего не заметил. Наверное, нам следовало поставить ее в известность о нашем плане с самого начала. А может быть, и нет.
      - Для меня это могло бы быть легче. - Баррич не отрывал взгляда от огня. Чейд покачал головой:
      - Мне очень жаль. Она должна была верить, что ты отказался от Фитца, потому что он использовал Уит. Регал мог бы что-нибудь заподозрить, если бы ты пришел за телом Чивэла. Регал должен был считать, что она единственный человек, которому хотелось его похоронить.
      - Теперь она ненавидит меня. Она говорит, что я не имею представления ни о преданности, ни о мужестве. - Баррич говорил, глядя на свои руки. Голос его напрягся. - Я знаю, что она перестала любить меня много лет назад, когда отдала свое сердце Чивэлу. Это я принял. Он был достоин ее. А я отошел в сторону с самого начала. И я смог смириться с тем, что она меня не любит, потому что чувствовал ее уважение ко мне как к мужчине. Теперь она презирает меня. Я... - Он покачал головой, затем крепко зажмурился. Мгновение все молчали. Потом Баррич медленно выпрямился и повернулся к Чейду. Его голос был спокойным, когда он спросил: - Итак, вы думаете, Пейшенс знает, что Кетриккен добралась до гор?
      - Это бы меня не удивило. Официального сообщения, разумеется, не было. Регал послал весть королю Эйоду и потребовал сообщить, там ли Кетриккен, но Эйод ответил только, что она была королевой Шести Герцогств и ее действия никак не касаются Горного Королевства. Регал был настолько рассержен этим, что распорядился полностью прекратить торговлю с горами. Но Пейшенс, по-видимому, многое знает о том, что происходит за пределами замка. Возможно, она слышала и о том, что случилось в Горном Королевстве. Что до меня, то я очень хотел бы знать, как она собирается отправить в Джампи одеяльце. Это долгий и тяжелый путь.
      Баррич долго молчал. Потом он сказал:
      - Мне следовало бы найти способ пойти с Кетриккен и шутом. Но у меня было только две лошади, и запасов хватило бы только для двоих. Я не мог достать больше. Вот и вышло, что они пошли одни. - Он посмотрел в огонь, потом спросил: - Кто-нибудь слышал о будущем короле Верити?
      Чейд медленно покачал головой.
      - О короле Верити, - мягко напомнил он Барричу. - Если бы он был здесь! - Чейд смотрел вдаль. - Если бы все было в порядке, думаю, он был бы уже здесь, - тихо сказал старик. - Еще несколько таких мягких дней, как этот, и во всех бухтах будут стоять красные корабли. Я больше не верю в то, что Верити вернется.
      - Тогда Регал истинный король, - кисло проговорил Баррич, - по крайней мере до тех пор, пока не родится и не подрастет ребенок Кетриккен. И не за горами гражданская война, если он потребует корону. Если только к тому времени еще останутся Шесть Герцогств, которыми можно будет править. Верити. Лучше бы он не ходил на поиски Элдерлингов. Тогда у нас была бы хоть какая-то защита от пиратов. А теперь, когда Верити нет, а весна вот-вот придет, между нами и красными кораблями нет ничего...
      Верити. Я содрогнулся от холода. И отогнал этот холод. Он вернулся, но я снова прогнал его. Я не подпускал его к себе. Через несколько мгновений я глубоко вздохнул.
      - ...Значит, только вода? - спросил Чейд Баррича, и я понял, что они разговаривали, а я не слушал. Баррич пожал плечами:
      - Чему это повредит? Вообще-то, он когда-нибудь видел что-то в воде?
      - Я никогда не испытывал его. Но подозревал, что он мог бы, если бы попробовал. Он владеет Уитом и Скиллом. Наверное, может и гадать?
      - Если человек может делать что-то, это вовсе не значит, что он будет это делать.
      Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом Чейд пожал плечами:
      - Возможно, мое ремесло не позволяет мне быть таким разборчивым, как ты, - проговорил он напряженным голосом.
      Через мгновение Баррич сказал:
      - Прошу прощения, сир. Все мы служили нашему королю в меру своих способностей.
      Чейд кивнул. Потом он улыбнулся и убрал со стола все, кроме миски с водой и нескольких свечей.
      - Иди сюда, - тихо сказал он мне, и я вернулся к столу. Он посадил меня в свое кресло и поставил передо мной миску. - Посмотри на воду и расскажи мне, что увидишь.
      Я видел воду в миске. Я видел голубое дно. Ни один из моих ответов не сделал его счастливым. Он просил меня посмотреть еще раз, но я видел те же самые вещи. Он несколько раз передвигал свечи и каждый раз просил посмотреть еще. Наконец он сказал Барричу:
      - Что ж, теперь, по крайней мере, он отвечает, когда с ним разговариваешь.
      Баррич кивнул, но выглядел разочарованным.
      - Да. Может быть, со временем, - сказал он.
      Я понял, что они закончили со мной, и расслабился.
      Чейд спросил, можно ли переночевать у нас. Баррич сказал: "Конечно". Потом он принес бренди и налил две чашки. Чейд подвинул к столу мою табуретку и опустился на нее. Я сидел молча и ждал, но они снова начали разговаривать друг с другом.
      - А мне? - не выдержал я. Они замолчали и посмотрели на меня.
      - Что тебе? - спросил Баррич.
      - Мне не дадут бренди?
      Они переглянулись, и Баррич осторожно спросил:
      - Ты хочешь? Я думал, он тебе не нравится.
      - Да, он мне не нравится. Никогда не нравился. - Я немного подумал. Но он был дешевый.
      Баррич уставился на меня. Чейд слегка улыбнулся, глядя на свои руки. Потом Баррич достал еще одну чашку и плеснул мне немного. Некоторое время они сидели и смотрели на меня, но я ничего не делал. Наконец они продолжили свой разговор. Я сделал глоток бренди. Он, как всегда, обжег мне рот и нос, но внутри стало тепло. Я знал, что больше не хочу. Потом подумал, что хочу, и выпил еще немного. Это было так же неприятно, как что-то, что силой заставляла меня выпить Пейшенс. Нет. Я отогнал это воспоминание и поставил чашку.
      Баррич не глядел на меня, продолжая разговаривать с Чейдом.
      - Когда охотишься за оленем, часто можно подойти очень близко, если притвориться, что не видишь его. Он будет стоять неподвижно и смотреть на тебя, и даже ухом не шевельнет, пока ты не уставишься прямо на него. - Он взял бутылку и подлил мне бренди. Я фыркнул и почувствовал, как в моей голове возникла чья-то мысль. Я позвал своего волка.
      Ночной Волк?
      Брат мой? Я сплю, Изменяющий. Еще не время охотиться.
      Баррич яростно зыркнул на меня. Я прекратил. Я знал, что не хочу больше бренди. Но кто-то другой думал, что я хочу. Он заставил меня поднять чашку, просто чтобы подержать ее. Я взболтал жидкость. Верити обычно взбалтывал так вино и смотрел на него. Я посмотрел в темную чашку.
      Фитц.
      Я поставил чашку, встал и прошелся по комнате. Мне хотелось выйти наружу, но Баррич не выпускал меня одного, и вообще не выпускал по ночам. Так что я походил еще немного, вернулся к своему стулу и снова сел. Чашка с бренди была все еще здесь. Через некоторое время я поднял ее, просто чтобы избавиться от желания поднять. Но когда она оказалась в моих руках, он изменил мое желание и заставил меня подумать о том, что бренди нужно выпить, и о том, как тепло от него будет у меня внутри. Просто выпить, а неприятный вкус быстро пройдет, и останется только тепло.
      Мне не нравилось, что он делает, и я начинал сердиться.
      Тогда сделай один маленький глоток. Голос в моей голове звучал успокаивающе. Просто чтобы расслабиться, Фитц. Огонь такой теплый. Ты поел. Баррич защитит тебя. Чейд тоже здесь. Тебе не нужно все время быть настороже. Просто еще один глоток. Еще глоток.
      Нет.
      Сделай крошечный глоток. Просто смочи рот.
      Я сделал глоток, только для того, чтобы он перестал заставлять меня хотеть этого, но он не перестал, и я глотнул еще раз, набрал полный рот и проглотил. Сопротивляться было все труднее и труднее. Он утомил меня. И Баррич подлил мне бренди.
      Фитц. Скажи: "Верити жив". Вот и все. Скажи только это.
      Нет.
      Разве от бренди у тебя в животе не стало теплее? Выпей еще капельку.
      - Я знаю, что вы пытаетесь сделать. Вы хотите, чтобы я напился и не мог сопротивляться вам. Я вас не пущу. - Мое лицо было мокрым от пота.
      Баррич и Чейд оба уставились на меня.
      - Он никогда не напивался до такого состояния, - заметил Баррич, - по крайней мере в моем присутствии.
      По-видимому, они сочли это интересным.
      Скажи это. Скажи: "Верити жив". А потом я отпущу тебя, обещаю. Только скажи это. Хотя бы раз. Хотя бы шепотом. Скажи это. Скажи.
      Посмотрев на стол, я тихо промолвил:
      - Верити жив.
      - О? - Голос Баррича звучал слишком спокойно. Он быстро наклонился, чтобы подлить в мою чашку бренди, но бутылка была пуста. Он налил мне из своей чашки.
      Внезапно мне захотелось выпить, самому захотелось. Я поднял чашку и выпил все. Потом встал и сказал:
      - Верити жив. Ему холодно, но он жив. И это все, что я должен сказать.
      Я подошел к двери, отпер замок и вышел. Они не пытались меня остановить.
      Баррич был прав. Все это было со мной, как песня, которую слышишь слишком часто и не можешь выкинуть из головы. Это все время оставалось в моем сознании и окрашивало все мои сны, давило на меня и не давало мне покоя. Весна перешла в лето. Старые воспоминания начали перекрывать мои новые ощущения. Мои жизни начали соединяться. В этих соединениях были складки и дыры, но становилось все труднее и труднее отказываться от воспоминаний. Имена снова обрели значение. Пейшенс, Лейси, Целерити и Суути теперь были не просто словами. Они звонили, как колокола, воспоминаниями и чувствами.
      - Молли, - сказал я себе вслух в конце концов. Баррич внезапно посмотрел на меня, когда я произнес это имя, и чуть не выронил тонкие силки, сплетенные из кишок. Я услышал, как он задержал дыхание, как будто собирался заговорить со мной, но продолжал молчать, ожидая, что я скажу что-нибудь еще. Но я молчал, закрыв лицо руками, мечтая о забвении.
      Я проводил много времени, стоя у окна и глядя на луг. Смотреть там было не на что. Но Баррич не окликал меня и не заставлял вернуться к моей работе, как сделал бы раньше. Однажды, глядя на буйную траву, я спросил его:
      - Что мы будем делать, когда сюда придут овцеводы? Где мы тогда будем жить?
      - Подумай об этом. - Он растянул на полу кроличью шкурку и выскабливал ее. - Они не придут. Нет больше скота, который надо было бы вести на летние пастбища. Хорошие стада ушли внутрь страны вместе с Регалом. Он ограбил Баккип и вывез все, что мог. Готов биться об заклад, что все овцы, которые остались в Баккипе, за зиму превратились в баранину.
      - Наверное, - согласился я. И потом что-то обожгло мою память, что-то более ужасное, чем все, что я знал, но не хотел вспоминать. Это было то, чего я не знал, бесчисленные вопросы, которые некогда остались без ответа.
      Я отправился прогуляться по лугу и дошел до реки. Ее болотистые берега заросли рогозом. Я собрал зеленые ростки, чтобы добавить их в кашу. Теперь я снова знал названия растений. Я не хотел этого, но знал, какое из них может убить человека и как приготовить яд. Все старые знания были здесь, ожидая, что я воспользуюсь ими, хочется мне того или нет. Когда я вернулся, Баррич готовил кашу. Я положил зелень на стол и набрал в котелок воды из бочки. Помыв и очистив ростки, я наконец спросил:
      - Что случилось? Той ночью?
      Он очень медленно повернулся и посмотрел на меня, как будто я олень, которого можно спугнуть внезапным движением.
      - Той ночью?
      - Той ночью, когда король Шрюд и Кетриккен должны были бежать. Почему ты не приготовил лошадей и носилки?
      - О! Та ночь. - Он вздохнул, словно вспомнив старую боль. Он говорил очень медленно и спокойно, боясь испугать меня. - Они следили за нами, Фитц. Все время. Регал знал все. Я не мог утащить ни зернышка из конюшни в тот день, не говоря уж о трех лошадях, носилках и муле. Повсюду были гвардейцы из Фарроу, которые делали вид, что просто пришли проверить пустые конюшни. Я не смел прийти и сказать тебе. Так что в конце концов я дождался начала праздника, когда Регал решил, что победил. Тогда я выскользнул и пошел за теми двумя лошадьми, которых мог забрать в любой момент. Суути и Радди. Я спрятал их в кузнице, чтобы быть уверенным, что Регал не продаст и их. Еду я стянул из караульной. Больше мне ничего в голову не пришло.
      - И королева Кетриккен и шут уехали?
      Эти имена постоянно вертелись у меня на языке. Я вовсе не хотел думать о них и вспоминать. Когда я в последний раз видел шута, он плакал и обвинял меня в убийстве короля. Я настоял на том, чтобы он бежал из дворца ради спасения его жизни. Это не самое подходящее воспоминание о прощании с тем, кого я называл своим лучшим другом.
      - Да. - Баррич отнес котелок с кашей на стол и оставил там, чтобы она подоспела. - Чейд и волк отвели их ко мне. Я хотел поехать с ними, но не мог. Я только задержал бы их. Моя нога... Я знал, что не смогу долго идти рядом с лошадьми, а двоих ездоков сразу в такую погоду ни одна лошадь не выдержала бы. Мне пришлось просто отправить их одних. - Он помолчал, а когда заговорил, его голос был глубже волчьего рыка. - Если я когда-нибудь узнаю, кто предал нас Регалу...
      - Я предал.
      Его глаза впились в мои, на его лице отразились ужас и недоверие. Я посмотрел на свои руки. Они начинали дрожать.
      - Я был глупцом. Это была моя вина. Маленькая горничная королевы, Розмэри. Все время рядом, все время под ногами. Она, вероятно, была шпионкой Регала. И слышала, как я сказал королеве, чтобы она была готова и что король Шрюд поедет с ней, слышала, как я велел Кетриккен тепло одеться. Регал легко догадался, что та собирается бежать из Баккипа. Он понимал, что ей понадобятся лошади. А может быть, Розмэри не только шпионила. Возможно, это именно она отнесла старой женщине корзинку с отравленной едой. Может быть, это она смазала жиром лестницу, по которой, как она знала, скоро будет спускаться ее королева. - Я заставил себя поднять голову и встретил убитый взгляд Баррича. - А то, чего не подслушала Розмэри, доложили Джастин и Сирен. Они впились в короля, высасывая из него силу Скилла, и имели доступ ко всем мыслям, которые он посылал Верити или получал от него. Когда они узнали, что я делал, будучи человеком короля, они начали шпионить и за мной. Я не знал, что такое возможно. Но Гален нашел способ и обучил ему своих учеников. Помнишь Уилла, сына Хостлера? Члена группы? Он лучше всех преуспел в этом. Он мог заставить человека поверить даже в то, что его нет там, где он находится. - Я покачал головой, устав даже от легкого прикосновения к моим страшным воспоминаниям об Уилле. Это воскресило тени подземелья, о котором я до сих пор отказывался вспоминать. Я подумал, убил ли я его. Вряд ли. Скорее всего, он вдохнул недостаточно яда. Я поднял глаза и увидел, что Баррич пристально наблюдает за мной. - В ту ночь, в самый последний момент, король отказался ехать, - тихо сказал я ему. - До тех пор я думал о Регале только как о предателе. Я забыл, что Шрюд всегда будет видеть в нем сына. Регал присвоил корону Верити, отлично зная, что его брат жив... Когда король Шрюд понял, что Регал на это способен, он не захотел жить дальше. Он просил меня быть человеком короля и одолжить ему мою силу, чтобы Скиллом попрощаться с Верити. Но Сирен и Джастин ждали. - Я помолчал. Новые куски головоломки занимали свое место. - Мне следовало знать, что все получилось слишком легко. Никаких стражей в покоях короля. Почему? Потому что Регал не нуждался в них - Сирен и Джастин цепко держали Шрюда. Регал покончил со своим отцом. Он получил титул будущего короля, и больше ему ничего не было нужно от Шрюда. И они опустошили короля, лишив его силы Скилла, убили его, не дав даже попрощаться с Верити. Наверное, Регал велел им проследить за тем, чтобы король больше не связывался Скиллом с сыном. Так что после этого я убил Сирен и Джастина. Так же, как они убили моего короля. Я не дал им шанса защититься и не испытывал ни малейшей жалости.
      - Спокойнее, спокойнее. - Баррич быстро подошел, положил руки мне на плечи и толкнул в кресло. - Ты дрожишь, как будто у тебя сейчас будет припадок. Спокойнее.
      Я не мог говорить.
      - Вот об этом мы с Чейдом так и не догадались, - сказал мне Баррич. Мы подозревали всех. Даже шута. Некоторое время мы боялись, что поручили Кетриккен предателю.
      - Как вы могли подумать такое? Шут любил короля Шрюда как никто другой.
      - Мы не могли вычислить больше никого, кто знал бы все наши планы, просто сказал Баррич.
      - Не шут был повинен в нашем поражении, а я. - И это, полагаю, было то мгновение, когда я полностью стал самим собой. Я произнес вслух непроизносимое, осознав самую страшную реальность: я предал их всех. - Шут предупреждал меня. Он сказал, что я буду Смертью Королей, если не научусь оставлять вещи в покое. Чейд предупреждал меня. Он пытался заставить меня обещать не приводить в движение никаких колес. Но я не послушался. Так что мои действия убили моего короля. Если бы я не помогал ему в Скилле, он не был бы так открыт своим убийцам. Я раскрыл его, когда искал Верити, но вместо принца в его сознании оказались эти два клеща. Королевский убийца. О, сколько смыслов у этих слов! Я так сожалею, так сожалею. Если бы не я, у Регала не было бы никакой причины убивать короля.
      - Фитц. - Голос Баррича был твердым. - Регалу никогда не нужна была причина, чтобы убить своего отца. Что ему нужно было, так это множество веских причин, чтобы оставлять его в живых. И ты тут ни при чем. - Внезапно он нахмурился. - Почему они убили его именно тогда? Почему они не подождали, пока у них в руках не окажется и королева?
      Я улыбнулся ему:
      - Ты спас ее. Регал думал, что она у него в руках. Они считали, что остановили нас, не дав тебе забрать лошадей из конюшен. Регал даже хвастался этим, когда я был в подземелье, говорил, что ей пришлось уйти пешком, без зимней одежды.
      - Кетриккен и шут взяли вещи, которые были приготовлены для Шрюда, и двух лучших лошадей, которые когда-либо выходили из конюшен Баккипа. Бьюсь об заклад, что они благополучно добрались до гор, мальчик. Суути и Радди наверняка уже пасутся на горных пастбищах.
      Это было жалкое утешение. В эту ночь я вышел и бегал с волком, и Баррич не упрекал меня. Но мы не могли носиться быстро и умчаться достаточно далеко, и кровь, которую мы пролили в ту ночь, была не той кровью, которой я жаждал, а горячее свежее мясо не могло заполнить пустоты внутри меня.
      Итак, я вспомнил свою жизнь и то, чем я был. Мало-помалу мы с Барричем снова стали разговаривать открыто, как друзья. Он перестал командовать мной и насмешливо об этом сожалел. Мы вспоминали, как раньше вели себя друг с другом, как смеялись вместе и спорили. Но когда все между нами утряслось, мы оба еще острее почувствовали, чего лишились.
      Днем работы для Баррича было явно недостаточно. Это был человек, имевший полную власть над конюшнями Баккипа и всеми лошадьми, собаками и ястребами, обитающими в них. Я видел, как он хватается за любую работу, чтобы убить время, и понимал, как сильно он тоскует по животным, за которыми ухаживал так долго. Мне не хватало замка, но больше всего я скучал по Молли. Я придумывал длинные беседы, которые вел бы с ней, собирал душистые луговые цветы, потому что они пахли, как она, и вспоминал по ночам о ее прикосновениях к моему лицу. Но об этом мы не говорили. Мы складывали наши куски головоломки, чтобы вместе составить единое целое. Баррич рыбачил и охотился, и у нас были шкуры, которые надо было скоблить, рубашки, которые надо было стирать и чинить, и вода, которую нужно было приносить. Это была жизнь. Однажды он попробовал заговорить со мной о том, как он пришел ко мне в темницу и принес яд. Его руки дрожали, когда он говорил о том, как ему трудно было уйти и оставить меня в подземелье. Я не мог позволить ему продолжать.
      - Пойдем ловить рыбу, - внезапно предложил я. Он глубоко вздохнул и кивнул.
      В тот день мы больше не разговаривали. Но все мои мысли были о том, как меня заключили в тюрьму, морили голодом и избивали до смерти. Время от времени, когда он смотрел на меня, я знал, что он видит только шрамы. Я побрил бороду вокруг отметины на моей щеке и обнаружил белую прядь волос над моим лбом, там, где кожа на голове была рассечена. Мы никогда не говорили об этом, и я отказывался об этом думать. Но ни один человек не может пройти через нечто подобное, не изменившись.
      Мне начали сниться сны. Жуткие сны наяву - леденящее мгновение огня, обжигающего клинка, безнадежного ужаса. Я просыпался, волосы мои слипались от холодного пота, меня тошнило от страха. Ничего не оставалось от этих снов, когда я садился в темноте, не было даже тончайшей ниточки, дернув за которую я мог бы размотать их. Только боль, страх, ярость, крушение надежд. Но больше всего страх. Сокрушительный страх, который оставлял меня дрожащим и жадно хватающим воздух. Глаза мои слезились, тошнота подступала к горлу. Когда я в первый раз сел в постели с бессловесным криком, Баррич скатился с кровати и положил руку мне на плечо, собираясь спросить, все ли со мной в порядке. Я отбросил его в сторону с такой силой, что он врезался в стол и чуть не упал. Страх перешел в мгновенную вспышку ярости от того, что он был слишком далеко и я не мог его достать. В это мгновение я отвергал и презирал себя настолько сильно, что хотел уничтожить все, что было мной или касалось меня. Я свирепо оттолкнул весь мир, почти вытеснив собственное сознание.
      Брат, брат, брат! - отчаянно скулил волк внутри меня, и Баррич, шатаясь, отступил назад с нечленораздельным криком. Через мгновение я сглотнул и пробормотал:
      - Сон, вот и все. Прости. Я еще не проснулся. Просто ночной кошмар.
      - Я понимаю, - сказал он отрывисто, и потом более мягко: - Я понимаю, и вернулся в свою постель. Я знал, что он понял только, что не может ничем помочь мне в этом, вот и все. Кошмары приходили не каждую ночь, но достаточно часто, чтобы я боялся ложиться в постель. Баррич делал вид, что спит, в мои тяжкие ночи, но я знал, что он бодрствует и лежит молча, пока я выдерживаю свои ночные битвы. Я даже не запоминал эти сны, только выворачивающий душу ужас, который они приносили мне. Я чувствовал страх и раньше. Часто. Я испытывал его, когда сражался с "перекованными", бился с пиратами красных кораблей, когда выступил против Сирен. Этот страх предостерегал, понуждал к действию и доводил до самой грани сознания. Но ночной страх был ужасом, лишавшим мужества, когда остается надеяться только на то, что смерть придет и покончит с ним. Я был сломлен и знал, что отдам все, чтобы не испытывать больше боли.
      Ничем нельзя облегчить такой страх, так же как и стыд, который приходит после него. Я пробовал ярость, я пробовал ненависть. Ни слезы, ни бренди не могли смягчить его. Он преследовал меня, как отвратительный запах, и окрашивал все мои воспоминания, затуманивая мое представление о том, кем я был. Ни одно мгновение радости, страсти или мужества, которое я мог вспомнить, теперь уже не представлялось таким, каким оно было, потому что мое сознание всегда предательски добавляло: "Да, так было некоторое время, но потом пришло это, и этим ты сейчас стал". Этот изнуряющий страх постоянно терзал меня. С болезненной уверенностью я знал, что, если меня прижмут, я превращусь в ничто. Я больше не был Фитцем Чивэлом. Я был тем, что осталось после того, как страх изгнал меня из собственного тела.
      На второй день после того, как у Баррича кончился бренди, я сказал ему:
      - Со мной ничего не случится, если ты сходишь в Баккип.
      - У нас нет денег, чтобы купить еды, и не осталось ничего, что можно было бы продать. - Он произнес это безжизненно, как будто в этом была моя вина. Он сидел у огня, сложив руки и зажав их между колен. Они дрожали, правда совсем немного. - Нам придется справляться самим. Здесь много дичи. Если мы не сможем прокормиться, значит, заслуживаем голодной смерти.
      - А с тобой будет все в порядке? - ровно спросил я. Он посмотрел на меня, прищурившись:
      - Что ты имеешь в виду?
      - Я имею в виду, что бренди кончился, - сказал я так же прямо.
      - А ты полагаешь, что я уже не могу обойтись без него? - Он начинал сердиться. Это стало происходить гораздо быстрее после того, как у нас закончилось спиртное. Я едва заметно пожал плечами:
      - Я просто спросил. Вот и все. - Я не смотрел на него и сидел спокойно, надеясь, что он не взорвется.
      Но после недолгой паузы он снова заговорил, очень тихо:
      - Думаю, нам обоим придется это выяснить. Я ждал довольно долго.
      Потом спросил:
      - Что мы будем делать?
      Он раздраженно взглянул на меня:
      - Я сказал тебе. Охотиться, чтобы прокормить себя. Это ты вполне способен понять.
      Я отвел взгляд и коротко кивнул:
      - Я понял. Я имел в виду... после этого.
      - Что ж. Некоторое время мы протянем таким образом. Рано или поздно мы захотим того, чего не сможем достать сами. Кое-что для нас сможет сделать Чейд, если у него будет возможность. Баккип обглодан до кости. Мне придется пойти в город и наняться на работу. Но пока...
      - Нет, - сказал я тихо, - я имел в виду... мы не сможем вечно здесь прятаться, Баррич. Что будет потом?
      На этот раз была его очередь помолчать. Наконец он сказал:
      - Я еще не думал об этом. Сперва это было просто место, где тебя можно спрятать, пока ты поправишься. Потом некоторое время казалось, что ты никогда...
      - Но теперь я здесь. - Я помедлил. - Пейшенс...
      - Считает, что ты мертв, - перебил меня Баррич, возможно, немного грубее, чем намеревался. - Только мы с Чейдом знаем правду. Пока мы не вытащили тебя из гроба, мы ни в чем не были уверены. Если бы доза была слишком сильной, если бы ты действительно умер от нее или просто замерз в могиле? Я видел, что они сделали с тобой. - Он замолчал и несколько мгновений смотрел на меня. Баррич казался загнанным в угол. Потом он слегка покачал головой. - Я не думал, что ты сможешь выжить после этого, а ведь еще добавился яд... Так что мы не хотели никому давать никакой надежды. А потом, когда мы тебя вытащили... - Он снова потряс головой. - Ты был весь изранен... Ран было так много... Я не знаю, что заставило Пейшенс промыть и перевязать раны мертвеца, но если бы она этого не сделала... А потом... это был не ты. После первых нескольких недель я был в ужасе от того, что мы сделали с тобой. Мне казалось, что мы просто запихнули душу волка в человеческое тело.
      Он снова посмотрел на меня, словно не веря собственным воспоминаниям.
      - Ты пытался вцепиться мне в горло. В первый же день, едва встав на ноги, ты хотел убежать. Я не пустил тебя, и ты бросился на меня. Я не мог показать Пейшенс это рычащее и кусающееся существо, не говоря уж о том...
      - Ты думаешь, Молли...
      Баррич отвел глаза.
      - Вероятно, она слышала, что ты умер. - Через некоторое время он, замявшись, добавил: - Кто-то зажег свечу на твоей могиле. Снег был расчищен, и восковой огарок все еще стоял там, когда я пришел выкапывать тебя.
      - Как собака кость.
      - Я очень боялся, что ты не поймешь.
      - Я и не понял. Я просто поверил слову Ночного Волка.
      Это было все, что я мог выдержать на тот момент. Мне хотелось прекратить этот разговор. Но Баррич был неумолим.
      - Если ты вернешься в замок или в город, они убьют тебя. Они повесят тебя над водой и сожгут твое тело. Или расчленят его. Во всяком случае, люди убедятся, что на этот раз ты останешься мертвым.
      - Они так ненавидят меня?
      - Ненавидят тебя? Нет. Они даже любят тебя - те, кто тебя знал. Но если вдруг человек, который умер и был похоронен, начнет снова разгуливать среди живых, они станут бояться его.