Робин Хобб Странствия убийцы (Сага о Видящих - 3) Пер. с англ. М. Юнгер Фитц Чивэл, королевский убийца, возвращается к жизни. Перед ним стоят две задачи - отомстить Регалу, ценой предательства захватившему власть в Шести Герцогствах, и отыскать Верити, законного наследника престола. Фитц отправляется в долгий и опасный путь в Горное Королевство. Пролог СТРАНСТВИЯ УБИЙЦЫ Каждое утро я просыпаюсь с пятнами чернил на руках. Порой я обнаруживаю, что сижу, уткнувшись лицом в стол с грудами бумаг и свитков. Когда мальчик-слуга входит с подносом, он иногда осмеливается упрекнуть меня за то, что я так и не лег в постель накануне. Но чаще он лишь молча смотрит мне в глаза. Я не пытаюсь объяснить ему, почему поступаю именно так. Это не та тайна, которая может быть ему открыта; он должен все понять сам. Теперь я знаю: у каждого человека должна быть цель в жизни. Но чтобы понять это, мне потребовались два десятка лет. И в этом плане я ничем не отличаюсь от других людей. Тем не менее урок, раз выученный, остался со мной навсегда. И теперь, когда у меня осталась лишь моя боль, я нашел себе цель, обратившись к делу, о котором давно просили и леди Пейшенс и писец Федврен. Я взялся за перо, пытаясь изложить связную историю Шести Герцогств, но обнаружил, что не могу подолгу сосредоточиваться на одной теме, и поэтому развлекаюсь маленькими отступлениями. Я пишу о моей теории магии, о политике, размышляю о других культурах. Когда боль усиливается и мои мысли начинают путаться, я работаю над переводами или делаю четкие копии старых документов. Я стараюсь занять свои руки и тем самым отвлечься от гнетущих мыслей. Моя работа служит мне, как составление карт некогда служило Верити. Когда человек поглощен важным делом, он забывает и тягу к наркотикам, и боль от того, что некогда пользовался ими. Он может погрузиться в работу и забыть о себе. Или, напротив, в его памяти всплывет множество воспоминаний о собственной жизни. Слишком часто я замечал, что вместо истории герцогств излагаю историю Фитца Чивэла. Потому что воспоминания оставляют меня наедине с тем, кем я когда-то был, и тем, кем я стал. Удивительно, сколько подробностей может вспомнить человек, глубоко погруженный в изложение каких-либо событий. Не все мои воспоминания причиняют боль. У меня было достаточно хороших друзей, и они оказались гораздо надежнее, чем я мог предположить. Я познал любовь и радость, которые испытывали силу моего духа точно так же, как боль и горести. И все же, я думаю, на мою долю выпало намного больше страданий, чем на долю других; немногие могут вспомнить собственную смерть в темнице или внутренность гроба, погребенного под снегом. Сознание уходит от деталей таких событий. Одно дело просто вспоминать, что Регал убил меня. Другое - сосредоточиваться на подробностях дней и ночей, в течение которых он морил меня голодом, а потом приказывал избивать до смерти. Когда я это вспоминаю, то, несмотря на все прошедшие годы, сердце мое леденеет. Я почти вижу глаза человека и слышу звук, с которым его кулак сломал мой нос. Во сне я все еще возвращаюсь в темницу и снова сражаюсь за то, чтобы остаться па ногах, стараюсь не думать о том, что хочу сделать последнюю попытку убить Регала. Я снова ощущаю его удар, рассекший распухшую кожу и оставивший на моем лице шрам, который я ношу до сих пор. Я никогда не прощу себе того триумфа, который подарил ему, приняв смертельный яд. Но самую сильную боль причиняют мне воспоминания о тех, кого я потерял навсегда. Когда Регал убил меня, я умер. Никто больше не знал меня как Фитца Чивэла, я никогда не восстанавливал связей с людьми из Баккипа, которые знали меня с шестилетнего возраста. Я никогда больше не посещал замок Баккип, не прислуживал леди Пейшенс и не сидел на камнях очага у ног Чейда. Ниточки жизней, переплетенные некогда с моими, были для меня разорваны. Некоторые из близких мне людей умерли, некоторые женились; рождались и взрослели дети - но ничего из этого я не видел. Хотя прошло много лет и я уже не тот здоровый молодой человек, каким был раньше, многие из моих прежних друзей живы. Иногда мне все еще хочется посмотреть на них и коснуться их рук, чтобы избавиться от многолетнего одиночества. Я не могу. Все эти годы их жизни потеряны для меня, так же как и все будущие. Я потерял их в тот период - немногим больше месяца, но показавшийся мне бесконечным, - когда был заключен в темнице, а потом в гробу. Мой король умер у меня на руках, но я не видел, как он был похоронен. Я не присутствовал на совете после моей смерти, на котором меня признали виновным в использовании магии Уита и заслуживающим той участи, которая меня постигла. Пейшенс пришла к Регалу и потребовала, чтобы он отдал ей мое тело. Жена моего отца, некогда так потрясенная тем, что он зачал бастарда до их свадьбы, забрала меня из подвала. Ее руки омыли мое тело для погребения и завернули его в саван. Странно, но эксцентричная леди Пейшенс так бережно перевязала мои раны, как будто я все еще был жив. Она распорядилась вырыть мне могилу и проследила за тем, как в нее опустили гроб. Она и Лежи, ее служанка, оплакивали меня, когда все остальные - кто из страха, кто из отвращения к моему преступлению - меня покинули. Тем не менее она ничего не узнала о том, как Баррич и Чейд, мой учитель-убийца, несколькими ночами позже пришли к месту погребения, разрыли снег и сбили комья земли с крышки моего гроба. Один лишь Чейд видел, как Баррич вытащил мое тело, а потом использовал магию Уита и вызвал волка, которому было доверено хранить мою душу. Они вырвали ее у волка и заточили назад, в мое разбитое тело, которое она покинула, когда я умер. Они снова вернули мне человеческий облик, заставив вспомнить, что значит иметь короля и быть связанным клятвой. До сего дня я не знаю, благодарен ли им за это. Может быть, как считает шут, у них не было выбора. Может быть, нельзя говорить ни о благодарности, ни об упреках, а только о могущественных силах, от которых всецело зависят наши судьбы. 1 РОЖДЕНИЕ В МОГИЛЕ В Чалси держат рабов. В этой стране они выполняют тяжелую работу. Это шахтеры, рабочие на мехах, гребцы на галерах, мусорщики, пахари и проститутки. Как ни странно, рабы также нянчат и учат детей, готовят обеды и великолепно строят корабли. Своей высокой цивилизацией - от великих библиотек Джепа до легендарных фонтанов и купален Суньона - Чалси обязана своим рабам. Торговцы Бингтауна являются главным источником пополнения их рядов. В свое время рабами становились захваченные на войне пленники, и до сих пор в Чалси официально утверждают, что это так. Однако в последние годы войны уже не могли обеспечить нужное количество образованных рабов. Поэтому торговцам живым товаром приходилось изыскивать другие способы их приобретения, в связи с чем часто упоминается буйное пиратство на Торговых островах. Впрочем, рабовладельцы в Чалси не очень интересуются тем, откуда рабы поступают, лишь бы они были здоровы. Рабство так никогда и не смогло привиться в Шести Герцогствах. По закону человек, совершивший преступление, должен был служить тому, кому нанес ущерб, но обязательно существовал срок наказания, и на такого человека всегда смотрели всего лишь как на искупающего свою вину. Если преступление было слишком ужасным, чтобы его можно было искупить работой, виновный расплачивается своей жизнью. Никто никогда не становится рабом в Шести Герцогствах, и наши законы не поддерживают системы рабства. По этой причине многие рабы из Чалси, которые тем или иным путем освобождаются от своих владельцев, часто ищут прибежища в Шести Герцогствах. Они приносят с собой традиции и фольклор своей далекой родины. Одна такая история, которую я запомнил, рассказывает о девушке Веччи - или, как мы говорим, владеющей Уитом. Она хотела оставить дом своих родителей, чтобы последовать за человеком, которого любила, и стать его женой. Но родители сочли, что он недостоин ее руки, и отказались дать дочери разрешение на брак. Они не позволили ей уйти, и она была слишком послушным ребенком, чтобы не подчиниться им. Но, кроме того, она была слишком пылкой женщиной, чтобы жить без своего возлюбленного. Она слегла и вскоре умерла от горя. Родители похоронили ее, рыдая и упрекая себя за то, что не позволили ей последовать велению своего сердца. Но втайне от них она была связана Уитом с медведицей. И когда девушка умерла, медведица взяла под свою охрану ее дух, чтобы он не покинул этот мир. Через три ночи после того, как девушку похоронили, медведица раскопала могилу и вернула дух девушки в ее тело. Девушка восстала из гроба другим человеком, не имеющим никакого долга перед своими родителями. Так что она оставила разбитый гроб и ушла искать своего возлюбленного. У этой истории грустный конец, потому что, пробыв несколько дней после смерти медведицей, девушка так и не смогла снова стать человеком и ее возлюбленный отказался от нее. Но у Баррича не было другого способа освободить меня из тюрьмы принца Регала. Зная о моей связи Уитом с Ночным Волком, он заставил меня принять яд. Комната была слишком жаркой. И слишком маленькой. Я тяжело и часто дышал, но это не приносило облегчения. Встав из-за стола, я подошел к ведру с водой в углу, снял крышку и напился. Сердце Стаи поднял глаза и оскалился: - Пользуйся чашкой, Фитц. Я не сводил с него глаз. Вода бежала по моему подбородку. - Вытри лицо. - Сердце Стаи посмотрел на собственные руки. На них был жир. Он втирал этот жир в какие-то полоски. Я принюхался и облизал губы: - Я голоден. - Сядь и закончи свою работу. Тогда мы поедим. Я попытался вспомнить, чего он хочет от меня. Он показал рукой на стол, и я вспомнил. Много кожаных полосок на моем конце стола. Я вернулся и сел на твердый стул. - Я голоден сейчас, - объяснил я ему. Он посмотрел на меня, и хотя он не показал зубов, это все равно был оскал. Сердце Стаи умеет скалиться глазами. Я вздохнул. Жир у него на руках пах очень хорошо. Я сглотнул, потом посмотрел на кожаные полоски и кусочки металла, лежавшие на столе передо мной. Я не знал, что с ними делать. Сердце Стаи положил свои полоски и вытер руки тряпкой. Он подошел и остановился рядом со мной, так что я должен был повернуться, чтобы видеть его. - Вот, - сказал он, коснувшись кожи передо мной. - Ты чинил это здесь. - Он стоял надо мной, пока я не взял кожу. Я нагнулся и понюхал ее, а он ударил меня по плечу. - Не делай этого! Мои губы приподнялись, но я не оскалился. Если на него скалиться, он делается очень-очень сердитым. Некоторое время я держал полоски. Потом получилось так, как будто мои руки вспомнили что-то, чего уже не помнило мое сознание. Я смотрел, как мои пальцы работают с кожей. Когда дело было сделано, я поднял сбрую и сильно потянул, чтобы показать, что она выдержит, даже если лошадь откинет голову. - Но здесь нет лошади, - вспомнил я. - Лошадей больше нет. Брат. Я иду. Я встал со стула и пошел к двери. - Вернись и сядь, - сказал Сердце Стаи. Ночной Волк ждет, сказал я ему. Потом я подумал, что он не может меня слышать. То есть он смог бы, если бы попробовал, но он не хотел пробовать. Я знал, что, если я снова заговорю с ним так, он толкнет меня. Он не разрешает мне общаться таким образом с Ночным Волком. Он даже толкает Ночного Волка, если тот слишком много разговаривает со мной. Это кажется очень странным. - Ночной Волк ждет, - сказал я ему вслух. - Я знаю. - Сейчас хорошее время для охоты. - И еще лучшее время, чтобы оставаться здесь. У меня есть для тебя еда. - Мы с Ночным Волком можем найти свежее мясо. - Я проглотил слюну, подумав об этом. Разорванный кролик, все еще дымящийся зимней ночью, вот чего я хотел. - Ночному Волку придется охотиться одному этой ночью, - сказал мне Сердце Стаи. Он подошел к окну и чуть-чуть приоткрыл ставни. Холодный воздух ворвался внутрь. Я чуял Ночного Волка, а еще дальше снежную кошку. Ночной Волк заскулил. - Уходи! - приказал ему Сердце Стаи. - Уходи сейчас же, иди охотиться. У меня здесь не хватит еды для тебя. Ночной Волк скрылся в тень, подальше от света, который падал из окна. Но он не отошел далеко. Он ждал меня, но я знал, что он не станет ждать долго. Как и я, он сейчас был голоден. Сердце Стаи подошел к огню, от которого в комнате было слишком жарко. Там стоял котел, и Сердце Стаи отодвинул его от огня и снял крышку. Оттуда вырвался пар, а вместе с ним запахи. Зерно и корни, и немного мяса, совсем вываренного. Но я был так голоден, что принюхался и начал скулить. Сердце Стаи снова оскалился глазами, поэтому я вернулся на твердый стул, сел и стал ждать. Ожидание заняло очень много времени. Сначала он убрал со стола всю кожу и повесил ее на крюк. Потом унес горшок с жиром и принес горячий котелок. Затем поставил две миски и две чашки и наполнил чашки водой. Он положил на стол нож и две ложки. После этого достал из буфета хлеб и маленький горшок с джемом. Он поставил передо мной миску с рагу, но я знал, что не могу прикоснуться к нему. Я не должен был есть, пока он не отрежет кусок хлеба и не даст мне. Я мог держать хлеб, но не мог откусить его, пока Сердце Стаи тоже не усядется за стол со своим хлебом и рагу. - Возьми ложку, - напомнил он мне. Потом он медленно опустился на стул, прямо напротив меня. Я держал ложку и хлеб и ждал, ждал, ждал, не отводя от него глаз, но не мог удержаться, чтобы не шевелить ртом. Это рассердило его. Я тут же закрыл рот. Наконец он сказал: - Теперь мы будем есть. Но ожидание на этом не закончилось. Мне было позволено откусить один раз. Это надо было разжевать и проглотить, прежде чем я возьму еще, а иначе он ударил бы меня, и я мог подцепить ровно столько рагу, сколько помещалось в ложке. Я поднял чашку и попил из нее. Он улыбнулся мне: - Хорошо, Фитц. Хороший мальчик. Я улыбнулся в ответ, но потом откусил слишком большой кусок хлеба, и он нахмурился. Я старался жевать медленно, но был очень голоден, а еда стояла прямо передо мной, и я не понимал, почему он не может позволить мне просто быстро проглотить ее. Я ел очень долго. Он нарочно сделал рагу чересчур горячим, чтобы я обжег рот, если возьму слишком много. Некоторое время я думал об этом. Потом сказал: - Ты нарочно сделал еду слишком горячей, чтобы я обжегся, если буду есть быстро. Он снова медленно улыбнулся и кивнул мне. Я все равно закончил есть раньше него. Я должен был сидеть на твердом стуле, пока он не доест. - Что ж, Фитц, - произнес он наконец, - неплохой денек выдался, а, мальчик? Я смотрел на него. - Скажи что-нибудь в ответ, - предложил он мне. - Что? - спросил я. - Что угодно. - Что угодно. Он сердито посмотрел на меня, и мне захотелось оскалиться, потому что я сделал то, что он велел. Через некоторое время он встал, достал бутылку, потом налил что-то в свою чашку и протянул ее мне. - Хочешь немного? Я отпрянул. Даже запах этого напитка жег мои ноздри. - Отвечай, - напомнил он. - Нет. Это плохая вода. - Нет. Это плохой бренди. Черносмородиновый бренди, очень дешевый. Я терпеть его не мог, а ты любил. Я фыркнул: - Мы никогда не любили его. Он поставил бутылку и чашку на стол, встал, пошел к окну и снова открыл его: - Иди охотиться, я сказал! Я почувствовал, как Ночной Волк подпрыгнул и убежал. Ночной Волк боится Сердца Стаи, так же как и я. Один раз я напал на Сердце Стаи. Я долго болел, но потом поправился и хотел пойти на охоту, а он не пускал меня. Он стоял перед дверью, и я прыгнул на него. Удар его кулака сбил меня с ног. Он не сильнее меня, но злее и умнее. И знает много способов, как заставить подчиниться себе, и большинство из них болезненные. Я лежал на спине, а мое горло было открыто его зубам долгое, долгое время. Каждый раз, когда я шевелился, он бил меня. Ночной Волк рычал снаружи, но не слишком близко к двери и не пытался проникнуть внутрь. Когда я заскулил, прося пощады, Сердце Стаи ударил меня снова. - Молчи! - приказал он. Когда я замолчал, он сказал мне: - Ты младше. Я старше и знаю больше. Я дерусь лучше тебя и охочусь лучше тебя. Я во всем выше тебя. Ты будешь делать все, что я захочу, все, что я тебе прикажу. Ты понимаешь это? Да, сказал я ему. Да, да. Это стая. Я понимаю, я понимаю. Но он снова ударил меня и держал на полу, показывая зубы, пока я не сказал ему вслух: - Да. Я понимаю. Когда Сердце Стаи вернулся к столу, он налил бренди в мою чашку и поставил ее перед моим носом. Я фыркнул. - Попробуй это, - убеждал он меня, - хоть чуть-чуть. Раньше тебе нравилось. Ты пил это в городе, когда был моложе и не должен был ходить в таверны без меня. А потом жевал мяту и думал, я не узнаю, что ты делал. Я покачал головой: - Я бы не сделал того, чего ты мне не велел. Я понимал. Он издал звук, как будто подавился, и чихнул. - О, раньше ты очень часто делал то, чего я тебе не велел. Очень часто. Я снова покачал головой: - Не помню. - Пока нет. Но вспомнишь. - Он снова указал на бренди. - Попробуй. Самую малость. Это может тебе понравиться. И поскольку он велел мне, я попробовал. Бренди обжег мой рот и нос, и я долго не мог избавиться от его вкуса. Я вылил то, что оставалось в чашке. - Что ж... То-то Пейшенс была бы довольна! - Вот все, что он сказал. А потом он заставил меня взять тряпку и убрать то, что я разлил, вымыть тарелки и вытереть их досуха. Иногда я дрожал и летел вниз. Причины этому не было. Сердце Стаи пытался удержать меня. Иногда эта дрожь заставляла меня заснуть, а когда я просыпался, у меня все болело, и грудь и спина. Иногда я прикусывал язык. Мне это не нравилось, и это пугало Ночного Волка. А иногда с Ночным Волком и со мной бывал кто-то еще. Он вторгался в наши мысли. Очень, очень маленький, но он был с нами, и мне это не нравилось. Я никогда не хотел быть ни с кем, кроме Ночного Волка. Он знал это и старался стать таким крошечным, что большую часть времени я его не замечал. Позже пришел человек. - Идет человек, - сказал я Сердцу Стаи. Огонь почти погас, и мы сидели в полумраке. За окном тоже было темно, и лучшее время для охоты уже миновало. Скоро Сердце Стаи заставит нас спать. Он не ответил мне, быстро, бесшумно встал и взял большой нож, который всегда лежал на столе. Сделав мне знак отойти в угол с его дороги, он подошел к двери и стал ждать. Я слышал, как снаружи человек идет по снегу. Потом я почуял его. - Это Седой, - сказал я, - Чейд. Тогда он очень быстро открыл дверь, и Седой вошел. Я чихнул от его запахов. Порошок из сухих листьев, вот чем он всегда пах, и разными дымами. Седой был худым и старым, но Сердце Стаи всегда вел себя с ним так, как будто Чейд был выше рангом. Сердце Стаи подкинул в огонь дров, и в комнате сразу стало светлее и жарче. Седой откинул капюшон и некоторое время смотрел на меня своими светлыми глазами, как будто чего-то ждал. Потом он заговорил с Сердцем Стаи: - Как он? Лучше? Сердце Стаи пошевелил плечами: - Когда он унюхал вас, то назвал ваше имя. Целую неделю не было припадков, а три дня назад он занимался починкой сбруи. И хорошо поработал. - Не пытается больше жевать кожу? - Нет. По крайней мере, когда я слежу за ним. Кроме того, это работа, которую он знает очень хорошо, и она может пробудить в нем какие-нибудь воспоминания. - Сердце Стаи коротко хохотнул. - На худой конец, починкой сбруи можно неплохо заработать. Седой подошел к огню и протянул к нему руки, которые были все в пятнах. Сердце Стаи достал свою бутылку, и они налили бренди в чашки. Он заставил меня держать чашку с бренди, но не приказывал пробовать его. Они говорили долго-долго о вещах, которые не имели никакого отношения к еде, сну или охоте. Седой слышал что-то о некой женщине. Это может быть решающей, объединяющей точкой для герцогств. Сердце Стаи сказал: - Не буду говорить об этом в присутствии Фитца. Я обещал. Седой спросил его, неужели он думает, что я понимаю. А Сердце Стаи ответил, что это неважно, он дал слово. Я хотел спать, но они заставили меня сидеть с ними. Когда старик собрался уходить, Сердце Стаи сказал: - Для вас очень опасно приходить сюда. И такой долгий путь! Вы сможете добраться до дома? Седой улыбнулся: - У меня есть свои пути, Баррич. Я тоже улыбнулся, вспомнив, что он всегда гордился своими тайнами. В один прекрасный день Сердце Стаи ушел и оставил меня одного. Он не стал привязывать меня, а только сказал: - Здесь немного овса. Если захочешь есть, пока меня не будет, тебе придется вспомнить, как его приготовить. Если ты выйдешь, даже если ты только откроешь дверь или окно, я узнаю об этом. И убью тебя. Ты понял? - Да. - Похоже, он очень сердится на меня, но я не мог вспомнить, чтобы я делал что-то такое, чего он не велел. Он открыл ящик и достал из него вещи. По большей части это были металлические кружки. Монеты. Одну вещь я помнил. Она была блестящая и изогнутая, как месяц. И она пахла кровью, когда досталась мне. Я сражался за нее с другим, но не помню, что хотел ее получить. Тем не менее я сражался и победил. Теперь она мне не нужна. Он поднял ее, чтобы посмотреть, потом положил в кошелек. Мне было все равно, когда он ее унес. Я очень-очень проголодался, пока его не было. Когда он вернулся, мой нос почуял незнакомый запах. Запах женщины. Несильный, смешанный с запахами луга. Но это был приятный запах, и от него чего-то хотелось - чего-то, что не было едой, водой или охотой. Я подошел к нему и принюхался, но он этого не заметил. Он сварил кашу, и мы поели. А потом он сидел у огня и был очень, очень грустный. Я достал бутылку с бренди и принес ее вместе с чашкой. Он взял их у меня, но не улыбнулся. - Может быть, завтра я научу тебя прислуживать, - сказал он, - может быть, хоть этому ты научишься. После этого он выпил весь бренди из бутылки и открыл вторую, а я сидел и смотрел на него. Когда он лег спать, я взял его плащ с остатками запаха, положил его на пол и лег, и нюхал, пока не заснул. Мне привиделся сон, но в нем не было смысла. Снилась женщина, которая пахла, как плащ Баррича, и я не хотел, чтобы она уходила. Это была моя женщина, но когда она ушла, я за ней не побежал. Больше я ничего не смог вспомнить. Вспоминать так же плохо, как быть голодным или хотеть пить. Он держал меня в комнате долгое, долгое время, и все, чего я хотел, это выйти. Но потом шел дождь, очень сильный, такой сильный, что почти весь снег растаял. Внезапно мне показалось, что я не хочу выходить. - Баррич, - сказал я, и он быстро посмотрел на меня. Я подумал, что он собирается меня укусить, так быстро он повернулся. Я постарался не съежиться, потому что он иногда сердился, когда я сжимался в комок. - Что, Фитц? - спросил он, и его голос был ласковым. - Я хочу есть. Сейчас. Он дал мне мяса, вареного, но это был большой кусок. Я ел его с жадностью, а он смотрел на меня, но не прикрикнул и не стукнул меня на этот раз. Под бородой мое лицо чесалось. В конце концов я пошел, встал перед Барричем и начал скрести лицо перед ним. - Мне это не нравится, - сказал я ему. Он выглядел удивленным, но дал мне горячую воду, мыло и острый нож, потом протянул круглое стекло с человеком внутри. Я смотрел туда очень долго и задрожал. Его глаза были как у Баррича, только еще темнее. Не волчьи глаза. Его шкура была тоже как у Баррича, но на подбородке торчали неровные и грубые волосы. Я потрогал свою бороду и увидел свои пальцы на лице этого человека. Это было странно. - Брейся, но будь осторожен, - предупредил Баррич. Я не мог вспомнить, как это делается. Запах мыла, горячая вода на моем лице. Но острое-острое лезвие оставляло маленькие порезы, которые жгли кожу и кровоточили. Я посмотрел на человека в круглом стекле и вдруг подумал: "Фитц. Почти как Фитц". - У меня идет кровь, - сообщил я Барричу. Он засмеялся: - У тебя всегда шла кровь после бритья. Ты всегда слишком спешил. - Он отобрал у меня нож. - Сиди тихо, - сказал он мне. - Ты пропустил некоторые места. Я сидел очень тихо, и он не порезал меня. Было трудно сидеть неподвижно, когда он подошел ко мне так близко. Закончив, он приподнял мой подбородок и пристально посмотрел на меня. - Фитц? - сказал он и улыбнулся, но потом улыбка погасла, потому что я просто смотрел на него. Он дал мне щетку. - Тут нету лошади, чтобы чистить, - удивился я. Он казался почти довольным. - Причешись, - сказал он и взъерошил мои волосы. Он заставил меня приглаживать их, пока они не легли ровно. В некоторых местах к моей голове было больно прикоснуться. Баррич нахмурился, когда увидел, что я вздрагиваю. Он забрал щетку и заставил меня стоять смирно, пока смотрел и ощупывал мою голову. - Ублюдок! - выругался он и, когда я сжался, добавил: - Не ты. - Он молча покачал головой и потрепал меня по плечу - Боль уйдет со временем. Он показал мне, как зачесать волосы назад, и завязал их кожаной бечевкой. Они уже были достаточно длинные. - Так-то лучше, - сказал он. - Теперь ты стал похож на человека. Я проснулся, извиваясь и взвизгивая. Он подошел ко мне: - Что случилось, Фитц? С тобой все в порядке? - Он забрал меня у моей матери! - плакал я. - Он забрал меня у нее! Я был слишком молод, чтобы уходить от нее. - Я знаю, знаю, но это было давно. Теперь ты здесь и в безопасности. Он казался почти испуганным. - Он пустил дым в логово, - продолжал я, - убил мою мать и братьев и взял их шкуры. Лицо его изменилось, и голос больше не был добрым: - Нет, Фитц, это была не твоя мать. Это был сон волка. Ночного Волка. Это могло случиться с Ночным Волком. Но не с тобой. - Нет, случилось! - Я рассердился. - Случилось! И я чувствовал то же самое. То же самое! Я слез с кровати и стал ходить по комнате, и ходил долго, долго, пока наконец не успокоился. Баррич сидел и смотрел на меня и выпил невероятное количество бренди. Однажды весной я стоял и смотрел в окно. Мир казался ожившим и новым. Я потянулся и услышал, как мои кости щелкают. - Хорошее утро, чтобы прокатиться верхом. - Я повернулся и посмотрел на Баррича, который мешал кашу в котле над огнем. Он подошел и встал рядом со мной. - В горах все еще зима, - промолвил он тихо. - Интересно, добралась ли Кетриккен до дома? - Если нет, это не вина Суути, - заметил я. И вдруг внутри меня что-то перевернулось, и мне стало так больно, что я не мог отдышаться. Я пытался понять, что же это, но оно убегало от меня, и я не мог догнать его, но знал, что должен за этим охотиться. Это было все равно что охотиться на медведя. Когда я подошел к этому ближе, оно пошло мне навстречу и попыталось причинить мне боль, но что-то заставляло меня идти. Я глубоко вздохнул и оттолкнул это и еще раз вздохнул. Баррич рядом со мной не двигался и молчал. Он ждал. Брат, ты волк. Вернись, беги от этого, оно причинит тебе боль, предупредил Ночной Волк. Я отпрыгнул. Тогда Баррич стал топать по комнате и сыпать проклятиями. Каша сгорела. Нам все равно пришлось съесть ее. Ничего другого не было. Баррич без конца приставал ко мне. - Ты помнишь? - то и дело спрашивал он. Он не оставлял меня в покое, называя мне имена и пытаясь заставить сказать, кто это такие. Иногда я кое-что знал. - Женщина, - сообщил я ему, когда он назвал Пейшенс - Женщина в комнате с травой. Я старался, но он все равно сердился на меня. Если я спал по ночам, то видел сны. Сны о дрожащем свете на каменной стене и о глазах в маленьком окне. Эти сны давили на меня и не давали дышать. Если мне удавалось набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы закричать, я просыпался. Иногда для этого нужно было много времени. Баррич тоже просыпался и хватал со стола большой нож. - В чем дело? В чем дело? - спрашивал он, но я не мог ему рассказать. Безопаснее было спать днем, снаружи, вдыхая запах травы и земли. Тогда сны о каменных стенах не приходили. Вместо этого приходила женщина, которая нежно прижималась ко мне. Она пахла так же, как полевые цветы, а на губах у нее был вкус меда. Боль от этих снов приходила, когда я просыпался, зная, что она исчезла навеки, что другой забрал ее у меня. По ночам я сидел и смотрел в огонь. Я пытался не думать о холодных каменных стенах, о плачущих темных глазах и о сладости губ, которую унесли горькие слова. Я не спал. Я не смел даже лечь. Баррич не заставлял меня. Однажды вернулся Чейд. Он отрастил длинную бороду и носил шляпу с широкими полями, как у бродяг, но я все равно узнал его. Баррича не было дома, когда он появился, но я впустил его. Я не знал, почему он пришел. - Хотите бренди? - спросил я, думая, что, возможно, он для этого пришел. Он пристально посмотрел на меня и почти улыбнулся. - Фитц? - сказал он и заглянул мне в лицо. - Как поживаешь? Я не знал ответа на этот вопрос и поэтому только смотрел на него. Через некоторое время он поставил чайник и развязал свой сверток. Там были чай со специями, немного сыра и копченой рыбы. Он взял наши пакеты с травами и положил их на стол, потом вынул кожаный кошелек, в котором лежал большой желтый кристалл величиной с его ладонь. На дне пакета была большая мелкая миска, покрытая изнутри синей глазурью. Он поставил ее на стол и наполнял чистой водой, когда вернулся Баррич. Я понял, что Баррич ходил на рыбалку. Он принес веревочку с шестью маленькими рыбками. Это была речная рыба, не морская. Рыбешки были скользкими и блестящими, и он уже выпотрошил их. - Ты оставляешь его одного? - спросил Чейд Баррича, после того как они поприветствовали друг друга. - Приходится. Надо где-то брать еду. - Так что ты доверяешь ему теперь? Баррич отвел глаза: - Я выдрессировал уйму животных. Заставить кого-то выполнять приказы это совсем не то же самое, что научить доверять человеку. Баррич поджарил рыбу, и мы стали есть. Еще у нас был сыр и чай. Потом я мыл тарелки и сковородку, а они сидели и разговаривали. - Я хочу попробовать травы, - сказал Чейд Барричу, - или воду, или кристалл. Что-нибудь. Что угодно. Я начинаю думать, что на самом деле он... не в себе.
