Белая прядь в волосах напоминала, в каком месте солдаты Регала рассекли кожу. Я ощупал новую форму своего носа. Кроме того, на правой щеке, под глазом, там, где кулак Регала разбил мне лицо, был большой шрам. Никто не вспомнит Фитца, глядя на человека с такими шрамами. Я могу отпустить бороду. А если к тому же сбрею волосы на лбу, как делают писцы, этого может быть достаточно, чтобы обмануть взгляд случайного встречного. Но я не стал бы рисковать и встречаться с теми, кто знал меня.

Я пойду пешком. Мне никогда еще не приходилось столько ходить.

Почему мы не можем просто остаться здесь? — сонно спросил Ночной Волк. Ловить рыбу в реке, охотиться в лесах за хижиной. Что нам еще нужно? Зачем нам куда-то идти?

Я должен. Я должен сделать это, чтобы снова стать человеком.

Ты действительно веришь в то, что хочешь снова стать человеком?

Я чувствовал, что он не верит мне, но не возражает против моей попытки. Он лениво потянулся, вставая, растопырив пальцы передних лап.

Куда мы идем?

В Тредфорд. Туда, где Регал. Далекое путешествие вверх по реке.

Там есть волки?

Вряд ли в самом городе. Но в Фарроу волки есть. И в Бакке тоже, только не здесь.

Кроме нас, заметил он и добавил: Я хотел бы найти волков там, куда мы пойдем.

Потом он вытянулся и снова заснул. Это была часть того, что значит быть волком. Он не будет беспокоиться до тех пор, пока мы не тронемся в путь. Тогда он просто пойдет за мной и вверит свою жизнь нашим способностям. Но я уже был слишком человеком для того, чтобы поступать так, как он.

Я начал собирать провизию на следующий день. Несмотря на возражения Ночного Волка, я убивал больше добычи, чем нам требовалось для еды. И когда охота была успешной, я не позволял ему объедаться, а оставлял часть мяса и коптил его. Я достаточно хорошо умел обращаться с кожей, после того как Баррич без конца заставлял меня чинить упряжь, и смог сделать себе мягкие летние сапоги. Я как следует смазал жиром старые сапоги и отложил их в сторону до зимы. Днем, когда Ночной Волк дремал на солнце, я собирал травы. Некоторые из них были обычными лечебными, которые я хотел иметь под рукой, — ивовая кора от лихорадки, малиновый корень от кашля, подорожник от инфекции, крапива от кровотечения и тому подобное. Остальные были не такими безобидными. Я сделал маленький кедровый ящичек и наполнил его. Я собрал и заготовил яды, как учил меня Чейд: водяной болиголов, бледная поганка, сердцевина бузины, вороний глаз и сердечная схватка. Я старался выбирать те, которые не имели вкуса и запаха и которые можно было использовать в виде тонких порошков или прозрачных жидкостей. Кроме того, я собрал эльфовой коры — могущественного стимулятора, которым пользовался Чейд, чтобы помочь Верити во время работы Скиллом. Регал будет окружен и защищен своей группой. Больше всего я боялся Уилла, но не мог недооценить ни одного из них. Я помнил Барла большим сильным мальчиком, а Каррод был очень популярен среди девушек замка благодаря своим манерам. Но эти дни давно прошли. Я видел, что работа Скиллом сделала с Уиллом. Прошло много времени с тех пор, как я встречался с Карродом и Барлом, так что я не мог ничего сказать о них. Все они были обучены Скиллу, и, хотя мой природный талант когда-то был гораздо сильнее, я на своей шкуре убедился, что они знали способы использования Скилла, которых не понимал даже Верити. Если они атакуют меня Скиллом и я выживу, мне потребуется эльфовая кора для восстановления сил.

Я сделал сумку, достаточно большую, чтобы в нее помещался ящичек с ядами, но в остальном похожую на те, что носят писцы. Это должно было стать еще одним штрихом к придуманному мной портрету. Сумка заявит обо мне таким образом случайному знакомому. Перья для письма я выдрал у выслеженного нами гуся. Я приготовил костяные трубочки с затычками, чтобы хранить в них порошки для красок. Волк неохотно, но позволил мне выдрать у него клок шерсти для грубых кистей. Более тонкие кисти я попытался сделать из шерсти кроликов, но они получились неважными. Это было плохо. Люди предполагают, что у настоящего писца должны быть чернила, кисти и перья. Я неохотно признал правоту Пейшенс, которая говорила, что почерк у меня хороший, но считать себя писцом я все-таки не могу. Я надеялся, что моих запасов будет достаточно для любой работы, которую я смогу найти по дороге в Тредфорд.

И вот все необходимое было собрано. Я знал, что должен поскорее отправиться в путь, чтобы использовать для путешествия летнюю погоду. Я жаждал отмщения, и тем не менее мне не хотелось оставлять эту хижину и эту жизнь. Впервые на моей памяти я вставал, когда просыпался, и ел, когда был голоден. У меня не было никакой работы, кроме той, которую я задавал себе сам. Конечно, не повредило бы потратить немного времени и поправить свое здоровье, хотя синяки, полученные мною в темнице, давно уже прошли, и о том времени теперь напоминали только всевозможные шрамы, а иногда по утрам я все еще чувствовал себя странно скованным. Временами мое тело пронзала боль, когда я прыгал или слишком резко поворачивал голову. После особенно напряженной охоты я часто дрожал и опасался приступа судорог. Я подумал и решил, что было бы разумнее полностью поправиться, прежде чем я уйду.

И мы задержались на некоторое время. Погода была хорошая, мы удачно охотились. По мере того как летели дни, я начал лучше владеть собственным телом. Я не был физически крепким воином, как предыдущим летом, но я мог бежать вровень с Ночным Волком во время ночной охоты. Когда я прыгал, чтобы убить, мои действия были точными и уверенными. Тело налилось силой. Я оставил позади прежние страдания, помня о них, но не сосредоточиваясь на прошлом. Кошмары, терзавшие меня, постепенно проходили, я избавлялся от них, как Ночной Волк от остатков зимней шубы. Я никогда не знал такой простой жизни. Я наконец был в мире с самим собой.

Но ничто в мире не длится вечно. Пришел сон, чтобы разбудить меня. Мы с Ночным Волком поднялись до рассвета, охотились и вместе убили пару кроликов. Холм был пронизан их норами, так что охота для еды быстро превратилась в дурацкую игру из прыжков и копания. Уже рассвело, когда мы перестали играть. Мы скатились со склона в пестрые тени берез, снова поели и задремали. Что-то — возможно, неровный свет, падавший на мое лицо, — вызвало этот сон.

Я снова был в Баккипе. В старой караульной я распростерся на холодном каменном полу в круге злобных мужчин. Пол под моей щекой был липко-скользким от стынущей крови. Пока я тяжело дышал, раскрыв рот, ее запах и вкус слились, чтобы наполнить всего меня. Они снова пришли за мной — не только человек в кожаных перчатках, но и Уилл, ускользающий, невидимый Уилл, бесшумно пролезающий сквозь мои стены защиты, чтобы оказаться в моем сознании.

— Пожалуйста, подождите, пожалуйста, — молил я их. — Стойте, умоляю вас. Я совсем не то, чего вам нужно бояться и ненавидеть. Я волк, просто волк, и ничем вам не угрожаю. Я не причиню вам никакого вреда, только отпустите меня. Я ничто для вас, и никогда больше не буду мешать вам, я всего лишь волк. — Я поднял морду к небу и завыл.

Мой собственный вой разбудил меня. Я перекатился на четвереньки, встряхнулся и встал на ноги. «Сон, — сказал я себе, — всего лишь сон». Страх и стыд нахлынули на меня. Во сне я умолял о пощаде, чего никогда не делал в реальности. Я сказал себе, что я не трус. Так ли это? Мне казалось, что я до сих пор ощущаю вкус и запах крови.

Куда ты? — лениво спросил Ночной Волк. Он лежал в тени, и его шкура достаточно хорошо его скрывала.

Вода.

Я подошел к реке, смыл липкую кроличью кровь с лица и рук и жадно напился. Потом снова вымыл лицо, царапая ногтями бороду, чтобы очистить ее от крови. Внезапно я почувствовал, что не могу выносить этой бороды, и, поскольку не собирался идти туда, где меня могут узнать, вернулся в пастушью хижину, чтобы побриться. В дверях я наморщил нос от затхлого запаха. Ночной Волк был прав: жизнь в доме притупила мой нюх. Я едва мог поверить, что выносил это.

Я неохотно вошел, фыркая от человеческих запахов. Несколько ночей назад прошел дождь. Часть копченого мяса заплесневела от сырости, в некоторых кусках копошились черви. Я разобрал его, морща нос.

Прошло много дней с тех пор, как я был здесь.

Возможно, недель.

Я не имел ни малейшего представления о времени. Я смотрел на испорченное мясо, на пыль, которая покрывала мои разбросанные вещи. Я ощупал свою бороду и был поражен тем, как она выросла. С тех нор как Баррич и Чейд оставили меня, прошли недели. Я подошел к двери хижины и выглянул наружу. Там, где раньше были тропинки через луг к речке, теперь высоко поднялась трава. Весенние цветы давно увяли, на кустах зеленели ягоды. Я посмотрел на свои руки, на грязь, въевшуюся в кожу, засохшую кровь под ногтями. Когда-то пожирание сырой плоти вызвало бы во мне отвращение. Теперь мысль о приготовлении мяса казалась странной и чуждой. Мое сознание ушло в сторону, и я не хотел противостоять самому себе. Я умолял себя заняться этим завтра, позже, а пока пойти и найти Ночного Волка.

Ты озабочен, маленький брат?

Да. Я заставил себя добавить: Ты не можешь мне помочь в этом. Это человеческая забота. То, что я должен решить сам.

Просто будь волком, посоветовал он лениво. У меня не было сил отвечать. Я пропустил предложение мимо ушей и посмотрел на себя. Моя одежда была покрыта грязью и засохшей кровью, штаны ниже колен стали похожи на тряпки. С содроганием я вспомнил «перекованных» и их разорванную одежду. Во что я превратился? Я дернул себя за воротник рубахи и вздрогнул от собственного запаха. Волки были гораздо чище. Ночной Волк вылизывался каждый день. Я сказал это вслух, и мой хриплый голос еще больше напугал меня:

— Как только Баррич оставил меня одного, я превратился в нечто худшее, чем просто животное. Ни чувства времени, ни потребности в чистоте, ни дела, ни заботы о чем-либо, кроме еды и сна. Вот чего он пытался не допустить все эти годы. Со мной произошло именно то, чего он всегда боялся.

С большим трудом я разжег огонь в очаге. Я несколько раз ходил к реке, чтобы набрать воды столько, сколько смог. Пастухи оставили в хижине тяжелый котел для вытапливания сала, и в него входило воды достаточно, чтобы наполнить большое деревянное корыто, стоявшее снаружи. Пока вода грелась, я собрал мыльного корня и осоки. Никогда раньше я не бывал таким грязным. Грубая осока соскребала целые пласты кожи вместе с грязью, впитавшейся в нее, пока я наконец не счел себя вполне чистым. В воде плавало множество блох. Кроме того, я обнаружил клеща у себя на шее и сжег его тлеющей палкой из очага. Когда мои волосы высохли, я расчесал их и снова завязал сзади в хвост воина. Я брился перед зеркалом, которое оставил мне Баррич, и с изумлением вглядывался в свое отображение. Загоревший лоб и бледный подбородок. К тому времени, когда я согрел еще воды и постирал одежду, я начал понимать фанатическую чистоплотность Баррича. Чтобы спасти то, что осталось от моих штанов, мне пришлось обрезать их до колена. Даже после этого они выглядели ужасно. Потом я принялся отстирывать постельное белье и зимнюю одежду, смывая запах плесени. Мышь позаимствовала часть моего зимнего плаща, чтобы сделать себе гнездо, и я кое-как залатал дырку. Я поднял глаза от собственных мокрых гамаш, висящих на кусте, и обнаружил, что за мной наблюдает Ночной Волк.

Ты снова пахнешь, как человек.

Это хорошо или плохо?

Лучше, чем пахнуть, как добыча прошлой недели. Хуже, чем пахнуть, как волк. Он встал и потянулся, растопырив пальцы передних лап. Так. Ты действительно решил быть человеком. Мы скоро отправимся в путь?

Да. Мы пойдем на запад. Вверх по Оленьей реке.

О! Он внезапно чихнул, потом упал на бок и стал кататься на спине, как разыгравшийся щенок. Он весело извивался, втирая пыль в шкуру, а потом встал на ноги и как следует встряхнулся. Мое решение его обрадовало, и это было тяжело для меня. Во что я его втянул?

К ночи вся моя одежда и постельное белье были еще сырыми. Я отослал Ночного Волка охотиться. В чистом ночном небе горела полная луна. И я знал, что он вернется не скоро и поймает много дичи.

Я пошел в хижину и разжег огонь, чтобы испечь лепешки из остатков муки, большую часть которой испортил жучок. Лучше съесть ее сейчас, чем терять таким образом. Простые лепешки с засахарившимся медом из горшка были невероятно вкусными. Я знал, что лучше бы мне включить в мою диету что-нибудь, кроме мяса и пригоршни зерна каждый день. Я приготовил чай из дикой мяты и свежих ростков крапивы, и это тоже было вкусно. Потом я принес одеяло, которое почти высохло, и расстелил его перед очагом. Я лег на него и стал глядеть в огонь. Я поискал Ночного Волка, но он отказался присоединиться ко мне, предпочитая свежее мясо и мягкую землю под дубом на краю луга. Я был один и чувствовал себя человеком впервые за многие месяцы. Это было немного странно, но хорошо.

Я перевернулся на бок и заметил оставленный на стуле пакет. Я знал наизусть каждый предмет в хижине. Этого в ней не было, когда я приходил сюда в последний раз. Я поднял его, обнюхал и обнаружил слабый запах Баррича и мой собственный.

Это был небольшой сверток. Я развернул его. Одна из моих рубашек, которую каким-то образом достали из моего старого сундука с одеждой, — мягкая, коричневая, я всегда очень любил ее. Пара гамаш. Маленький глиняный горшочек с мазью Баррича от порезов, ожогов и синяков. Четыре серебряные монетки в маленьком кожаном кошельке. Хороший кожаный пояс. Он вышил на нем оленя. Я сидел и смотрел на рисунок. Это был олень с опущенными рогами, готовый к драке, так же как на гербе, избранном для меня Верити. На поясе олень отгонял волка. Трудно было не понять этого послания.

Я оделся перед огнем, в отчаянии, что пропустил его визит, и тем не менее испытывая облегчение. Зная Баррича, я мог сказать, что он, вероятно, чувствовал примерно то же самое, когда пришел сюда и обнаружил, что меня нет. Может быть, он принес все это, чтобы убедить меня вернуться к нему? Или чтобы пожелать мне счастливого пути? Я попытался не думать о его намерениях и о его реакции, когда он увидел брошенную хижину. Снова одетый, я почувствовал себя в гораздо большей степени человеком. Я повесил кошелек и нож на пояс и туго затянул его. Потом подвинул стул к очагу и сел, уставившись в огонь.

Теперь наконец я позволил себе задуматься о своем сне. Я чувствовал странное напряжение в груди. Я трус? Не уверен. Я собирался отправиться в Тредфорд и убить Регала. Так бы поступил трус? Может быть, подсказывала мне предательская память, может быть, именно так, если это легче, чем искать своего короля. Я пытался отогнать эту мысль, но снова и снова возвращался к ней.

Нужно ли было убивать Регала, или мне просто этого хотелось? Почему это имело значение? Потому что имело. Может быть, вместо этого я должен был бы идти искать Верити.

Глупо думать об этом, пока я не знаю, жив ли он. Если бы я мог связаться с ним Скиллом, это было бы нетрудно выяснить. Но я никогда не владел Скиллом в совершенстве. Тут уж Гален постарался. Он хитростью и давлением отнял мой естественный сильный талант к Скиллу и превратил его в нечто непостоянное и ненадежное. Можно ли это изменить? Мне бы нужно как следует овладеть Скиллом, если я хочу проскользнуть мимо группы Регала и добраться до его горла. Но можно ли научиться этой магии самостоятельно? Как может человек научиться чему-то, если он даже не совсем понимает, как это действует? Все способности, которые Гален либо вбил, либо выбил из меня, все знания, которые у Верити никогда не было времени мне передать, — как я мог научиться этому сам? Невозможно.

Я не хотел думать о Верити. Это, как и многое другое, напоминало мне о моем долге. Верити. Мой принц. Теперь мой король. Связанный с ним кровью и Скиллом, я начал понимать его как никакого другого человека. Быть открытым Скиллу, говорил он мне, это значит просто не быть закрытым для него. Война Скилла с пиратами стала его жизнью, отбирая его юность и жизненные силы. У него никогда не было времени научить меня контролировать мой Скилл, но он преподал мне все уроки, какие только мог. Сила его Скилла была такова, что он мог прикоснуться ко мне и быть со мной единым существом на протяжении многих дней или даже недель. А однажды, когда я сидел в кресле перед рабочим столом в башне моего принца, мне удалось связаться с ним Скиллом. Я смотрел на инструменты, которыми он рисовал свои карты и которые были разбросаны на столе, и мне захотелось, чтобы он был дома и управлял своим королевством. И тогда, в тот единственный раз, я просто потянулся и достиг его. Так легко, без подготовки и даже без такого намерения. Сейчас я пытался привести себя в то же состояние духа, хотя передо мной не было ни стола Верити, ни беспорядка на нем, который помог бы мне вспомнить о Верити. Но если я закрою глаза, то смогу увидеть своего принца. Я набрал в грудь воздуха и попытался вызвать его образ.

Верити был шире меня в плечах, но немного ниже ростом. У моего дяди, как и у меня, были темные глаза и темные волосы династии Видящих, но его глаза были посажены глубже, чем мои, а непокорную шевелюру и бороду тронула седина. Когда я был мальчиком, это был плотный мужчина с прекрасной мускулатурой, обращавшийся с мечом так же легко, как с пером. Последние годы иссушили его. Он был вынужден проводить слишком много времени в физическом безделье, когда использовал силу своего Скилла, чтобы защищать от пиратов нашу береговую линию. И в то время, когда его мышцы ослабевали, сила его Скилла возрастала, и в конце концов в его обществе я чувствовал себя так, словно стоял перед пылающим очагом. В такие мгновения я гораздо сильнее ощущал его Скилл, чем его тело. Чтобы приблизиться к нему, я вызвал в памяти цветные чернила, которыми он рисовал свои карты, запах пергамента и эльфовой коры, слишком часто присутствовавший в его дыхании.

— Верити, — тихо сказал я вслух и почувствовал, как это слово эхом отдается внутри меня, отскакивая от моих защитных стен.

Я открыл глаза. Я не смогу пробиться к нему, пока не опущу свои стены. Образ Верити ничем мне не поможет, пока я не открою дорогу своему Скиллу, чтобы он мог рвануться вперед и впустить в мое сознание Скилл Верити. Очень хорошо. Это не так уж трудно. Расслабиться. Смотреть в огонь и наблюдать за крошечными искрами, которые вылетают из огня. Танцующие легкие искры. Ослабить напряжение. Забыть, как Уилл ударил силой своего Скилла по моей стене и чуть не разрушил ее. Забыть, что только эти стены сохранили мое сознание, пока люди Регала сокрушали мою плоть. Забыть болезненное ощущение насилия в тот раз, когда ко мне пробивался Джастин. Забыть, как Гален разрушил мой талант к Скиллу, использовав свое положение мастера Скилла и силой завладев моим сознанием.

Так ясно, словно Верити снова был рядом со мной, я услышал слова моего принца: «Гален испугал тебя. У тебя есть стены, которые не могу пробить даже я, а я силен в Скилле. Ты должен научиться опускать их. Это трудно». Эти слова были сказаны много лет назад, до вторжения Джастина, до атаки Уилла. Я горько улыбнулся. Знали ли они, что преуспели в своем стремлении лишить меня Скилла? Они, вероятно, не думали об этом. Кто-то где-то должен это записать. Когда-нибудь одаренный Скиллом король может найти полезной эту информацию: если вы сильно повредите сознание одаренного Скиллом, опять-таки при помощи Скилла, вы можете замкнуть его в самом себе, так что он полностью утратит свою силу.

У Верити не было времени научить меня опускать стены. По грустной иронии он улучил момент показать мне, как укрепить их, чтобы я мог скрыть от него свои личные мысли, если не хотел ими делиться. Похоже, этому я научился слишком хорошо. Я подумал, будет ли у меня когда-нибудь время разучиться делать это.

Время, не время, устало вмешался Ночной Волк. Время — это то, что придумали люди для собственного беспокойства. Ты думаешь об этом, пока у меня не начинает кружиться голова. Зачем ты вообще идешь по этим старым следам? Вынюхай новый, там, может, найдешь немного мяса. Если хочешь получить добычу, ты должен охотиться, вот и все. Ты не можешь сказать: охотиться — это слишком долго, я просто хочу есть. Все это одно. Охота — это начало еды.

Ты не понимаешь, сказал я ему устало. В дне слишком много часов, и слишком много дней, в которые я могу это сделать.

Зачем ты рубишь свою жизнь на кусочки и даешь этим кусочкам имена? Часы, дни. Это как с кроликом. Если я убил кролика, я ем кролика. Он сонно, недовольно фыркнул. Когда ты получаешь кролика, ты разрубаешь его на куски и называешь это костями, мясом, шерстью и потрохами. И тебе всегда мало.

Так что же мне делать, о мудрый учитель?

Перестань скулить и просто сделай то, что хочешь. Дай мне спать.

Он слегка толкнул меня мысленно, как можно толкнуть локтем в ребра, когда сосед по столу в таверне подсаживается к тебе слишком близко. Я внезапно осознал, каким тесным был наш контакт в последние несколько недель. Было время, когда я упрекал его за то, что он все время находится в моем сознании. Я не хотел его общества, когда бывал с Молли, и пытался объяснить ему, что такие мгновения должны принадлежать мне одному. А этот его толчок сделал для меня ясным, что теперь я привязан к нему так же тесно, как он ко мне, когда был еще щенком. Я отбросил желание схватить его, устроился поудобнее в кресле и уставился в огонь.

Я опустил стены и сидел некоторое время с пересохшим ртом, ожидая атаки. Когда ничего не произошло, я осторожно снова поднял их. «Они считают меня мертвым, — напомнил я себе. — Они не будут всю жизнь сидеть в засаде, чтобы напасть на мертвого человека». Все равно было трудно заставить стены опуститься. Гораздо легче широко открыть глаза днем, когда на воде ярко блещет солнце, или не дрогнув ждать удара. Когда я наконец сделал это, я ощутил, как Скилл плывет, обтекая меня, как будто я был камнем на дне реки. Мне нужно было только окунуться в эту реку, и я мог найти Верити. Или Уилла, или Барла, или Каррода. Я содрогнулся, и река отступила. Я успокоился и вернулся к ней. Долгое время я стоял, колеблясь, на берегу, понуждая себя окунуться. В Скилле нельзя попробовать воду. Или туда, или оттуда. Туда.

И я крутился и кувыркался и чувствовал, что распадаюсь на части, как кусок сгнившей веревки. Медленно река смывала с меня все покрывала, которые делали меня мной. Воспоминания, эмоции, глубинные мысли, которые имели значение, вспышки поэзии, которые переживает человек, ленивые воспоминания обычных дней, все это лохмотьями отпадало. Это было так хорошо! И все, что мне нужно было сделать, это отступить.

Но тогда Гален окажется прав.

Верити?

Ответа не было. Ничего. Его здесь нет.

Я вынырнул и вернулся в свое сознание. Я обнаружил, что могу сделать это. Я мог держаться в потоке Скилла и не терять самого себя. Почему это всегда было так трудно раньше? Я отмел этот вопрос и стал обдумывать дальнейшее. А дальнейшим было то, что Верити жив и разговаривал со мной всего несколько коротких месяцев назад. «Скажи им, что Верити жив. Вот и все». Так я и сделал, но они не поняли, и никто не предпринял никаких действий. Однако чем могло быть это послание, если не мольбой о помощи? Зов моего короля остался без совета!

И неожиданно это оказалось совсем просто, и крик Скилла вырвался из моей груди, он тянулся и искал.

ВЕРИТИ?

…Чивэл?

Не больше чем шепот, коснувшийся моего сознания, легкий, как мошка, бьющаяся в оконную занавеску. На этот раз была моя очередь тянуться, хватать и останавливать. Я ринулся к нему и нашел его. Его присутствие мерцало, как пламя свечи, угасающей в собственном воске. Я знал, что он скоро исчезнет. У меня была тысяча вопросов. Я задал самый важный.

Верити. Вы можете взять у меня силу, не касаясь меня?

Фитц? — прозвучало более слабо, медленно. Я думал, Чивэл вернулся… Он колебался на краю тьмы. Чтобы взять у меня эту ношу…

Верити, будьте внимательны. Думайте. Вы можете, взять у меня силу? Вы можете сделать это сейчас?

Я… нет. Я не могу дотянуться. Фитц?

Я вспомнил Шрюда, берущего у меня силу, чтобы попрощаться со своим сыном, и то, как Джастин и Сирен вцепились в него. И он умер — как лопнувший мыльный пузырь. Как погасшая искра.

ВЕРИТИ!

Я ринулся к нему, окутал и остановил его, как часто он останавливал меня во время наших контактов Скиллом.

Возьмите! — скомандовал я и раскрылся ему. Я заставил себя поверить в реальность его руки на моем плече, пытался вспомнить, что испытывал в те мгновения, когда он или Шрюд брали у меня силу. Пламя его присутствия во мне внезапно взметнулось и снова загорелось сильно и ясно.

Довольно! — предостерег он меня, и потом, с большей силой: Будь осторожен, мальчик!

Нет, со мной все в порядке, я могу это сделать, заверил я его и направил ему мою силу.

Довольно! — настаивал он и отодвинулся от меня. По ощущениям это было примерно так же, как если бы мы слегка отошли друг от друга и рассматривали один другого. Я не мог видеть его тела, но чувствовал ужасную усталость. Это была не та здоровая усталость, которая приходит в конце дневной работы, но ужасная, пробирающая до костей, когда один тяжелый день наваливается на другой и все время не хватает еды и отдыха в промежутках между ними. Я дал ему энергию, но не здоровье, и он быстро сожжет то, что заимствовал у меня, потому что это была не настоящая сила, как чай из эльфовой коры не был питательной едой.

Где вы? — спросил я его.

В горах, сказал он неохотно и добавил: Больше говорить небезопасно. Мы вообще не должны пользоваться Скиллом. Есть уши, которые попытаются услышать нас.

Но он не прекращал контакт, и я знал, что он жаждал задавать вопросы, так же как и я. Я пытался сообразить, что можно сказать ему. Я не ощущал никого, кроме нас двоих, но не был уверен, что почувствую шпиона. Долгие мгновения наш контакт продолжался просто как чувство общности. Потом Верити строго предупредил меня:

Ты должен быть осторожнее. Ты навлечешь на себя неприятности. Тем не менее это придало мне мужества. Я слишком долго не чувствовал прикосновения друга.

Тогда для меня это стоит любого риска. Я помедлил, потом обнаружил, что не могу закрыть в себе эту мысль. Мой король. Я должен кое-что сделать. Но когда это будет сделано, я приду к вам.

Тут я почувствовал что-то от него. Благодарность.

Надеюсь, я все еще буду здесь, если ты появишься. Потом жестко прозвучало: Не называй имен. Пользуйся Скиллом только при крайней необходимости. Потом мягче: Береги себя, мальчик. Будь очень осторожен. Они безжалостны.

И вдруг он исчез, резко оборвав контакт Скилла. Я надеялся, что там, где он находится, он использует данную мной силу, чтобы найти немного еды и безопасное место для отдыха. Я чувствовал, что он живет в постоянном страхе перед преследованием, все время настороже, все время голодный. Добыча, как и я. И что-то еще. Рана или лихорадка? Я откинулся на стуле, слегка задрожав. Я знал, что вставать нельзя. Простой Скилл отнял у меня много сил, а я к тому же открылся Верити и позволил ему забрать еще больше. Немного позже, когда дрожь пройдет, я встану и заварю чай из эльфовой коры. А пока я просто сидел и думал о Верити. Он покинул Баккип прошлой осенью. Казалось, с тех пор прошла вечность. Когда Верити уезжал, король Шрюд был еще жив, а жена Верити Кетриккен беременна. Он отправился в долгое путешествие. Пираты с Внешних островов истязали наши берега три года, и нам никак не удавалось выгнать их. Так что Верити, будущий король Шести Герцогств, отправился в горы, чтобы найти там наших полулегендарных союзников Элдерлингов. Традиционно считалось, что много поколений назад король Вайздом позвал их и они спасли Шесть Герцогств от бесконечных нападений пиратов. Легенды гласили, что они обещали вернуться, если нам снова понадобится их помощь. Итак, Верити оставил трон, жену и королевство, чтобы отыскать Элдерлингов и напомнить об их обещании. Его престарелый отец король Шрюд остался дома, так же как и его младший брат принц Регал. Почти немедленно после отъезда Верити Регал организовал заговор против него. Он поддерживал внутренних герцогов и не обращал внимания на нужды Прибрежных Герцогств. Я подозреваю, что именно он был источником слухов о том, что Верити погнался за химерой и был недееспособным дураком или сумасшедшим. Группа Скилла, которая присягнула Верити, на самом деле давно работала на Регала. С их помощью он объявил о том, что Верити умер на пути в горы, и сам получил титул будущего короля. К этому моменту он уже полностью контролировал своего дряхлеющего отца Шрюда. Регал решил перевезти двор внутрь страны и бросить Баккип, во всех смыслах, которые имели значение, на милость красных кораблей. Когда он заявил, что король Шрюд и жена Верити Кетриккен должны будут поехать с ним, Чейд решил, что настало время действовать. Мы знали, что ни тот, ни другая не будут долго стоять между Регалом и троном. И мы составили план, согласно которому оба они должны были бежать в тот самый день, когда Регал объявит себя будущим королем.

Но все пошло наперекосяк. Прибрежные герцоги были близки к тому, чтобы восстать против Регала. Они пытались привлечь меня на свою сторону. Я согласился помочь им в надежде сохранить Баккип для Верити. Прежде чем мы успели вывезти короля, члены группы Скилла убили его. Убежала только Кетриккен, и хотя я расправился с убийцами Шрюда, но сам был схвачен, подвергнут пыткам и обвинен в занятиях магией Уита. Пейшенс, жена моего отца, безуспешно ходатайствовала за меня. Если бы Баррич не передал мне яд, я был бы повешен над водой и сожжен. Но с помощью отравы мне удалось убедительно имитировать смерть. Пока мой дух пребывал в теле Ночного Волка, Пейшенс забрала мой труп из тюрьмы и похоронила его. Втайне от нее Баррич и Чейд вырыли меня.

Я моргнул и отвел глаза. Огонь еле тлел. И вся моя жизнь была сейчас такой — пройденный мною путь покрывал пепел. Не было никакой надежды вернуть женщину, которую я любил. Молли верила, что я мертв, и, безусловно, испытывала ко мне отвращение из-за того, что я использовал магию Уита.