Я рассчитывал на поддержку Спинка, но, лишившись союзника, вынужден был сдаться, и мы сыграли еще три партии. Во время второй к нам заглянул дядя. Эпини тут же принялась приглашать его обратно в игру, но он категорически отказался, мотивировав это тем, что ему еще нужно поработать с кое-какими бумагами. Перед тем как покинуть гостиную, он напомнил, что завтра Шестой день, поэтому нам нужно лечь пораньше, чтобы не проспать утреннюю службу.
– Еще несколько партий, – елейным голосом заверила его Эпини.
Я по-настоящему ужаснулся, поскольку больше всего мне хотелось поскорее закончить игру и отправиться на боковую. Дядя удалился, и мы закончили очередную партию. Собрав фишки, чтобы вновь расставить их на доске, кузина спросила:
– А кто-нибудь из вас участвовал в сеансе?
– В сеансе? – с недоумением переспросил Спинк. – У нас в Академии нет такого предмета.
– Нет, учеба тут ни при чем. – Эпини продолжала расставлять фишки на доске, бросая на нас внимательные взгляды из-под ресниц. – Я имею в виду спиритический сеанс. Вызов духов через медиума. Например, через меня.
– Какой еще медиум? – не понял я.
Эпини рассмеялась.
– Я медиум. Во всяком случае, я в это верю, поскольку именно так сказала медиум королевы, когда я в прошлый раз участвовала в сеансе вместе с моей матерью. Я начала развивать свой талант всего несколько месяцев назад. Медиум – это человек, обладающий способностью приглашать для беседы духов. Они на непродолжительное время как бы вселяются в его тело и получают таким образом возможность говорить. Иногда духи оказываются призраками умерших, желающих сообщить важные сведения живым. Иногда духи – высшие существа, возможно, старые боги, которых почитали до того, как пришел добрый бог, чтобы вывести нас из тьмы. А иногда…
– Ах, вот ты о чем. Я слышал об этом. Люди садятся в кружок в темноте, держатся за руки и пугают друг друга. Нечестивое занятие, девушке не следует интересоваться подобными вещами, – сурово заявил я.
На самом деле мне ужасно хотелось узнать об этом побольше, но я опасался, что кузина может себя скомпрометировать.
– Неужели? – Эпини бросила на меня презрительный взгляд. – Возможно, тебе следует повторить эти слова моей матери – сегодня она принимает участие в еженедельном спиритическом сеансе по личному приглашению ее величества. Быть может, сама королева пожелает узнать, что общение с духами – это «нечестивое занятие» для девушек. – Она повернулась к Спинку. – Ее величество считает, что спиритизм, которым «не следует заниматься женщинам», является наукой, ведущей к власти. А ты как думаешь?
Спинк посмотрел на меня, но я ничем не мог ему помочь. Разговор показался мне довольно странным – все это было совсем не похоже на легкомысленную Эпини. Мой друг втянул в себя воздух, и на его лице появилось такое же выражение, как в тот момент, когда кто-нибудь из преподавателей вызывал его к доске.
– У меня не было возможности поразмыслить на эту тему, но на первый взгляд ваша мысль кажется мне верной. Женщинам не рекомендуется заниматься точными науками и инженерным делом. Им запрещено читать полный текст Священного Писания – они изучают только отдельные части, предназначенные для женщин. Считается, что искусства и военная наука также недоступны представительницам слабого пола… Если рассматривать все это как дорогу, ведущую к власти, то тогда да, женщинам она закрыта.
– Какое это имеет значение? – Я развел руками. – Если науки, о которых идет речь, признаны неподходящими для девушек, то естественно предположить, что приобретение этих знаний, а затем еще и применение их на практике ни к чему хорошему не приведет. Зачем отцу разрешать дочери тратить время на учебу, если в результате она останется несчастной, обездоленной и разочарованной?
Эпини перевела взгляд на меня.
– Но почему женщина, обладающая знаниями, а следовательно, могущественная, должна чувствовать себя обездоленной или разочарованной?
– Потому что… ну, у такой женщины не будет ни дома, ни семьи, ни детей. У нее просто не останется времени на те вещи, которые делают ее женщиной.
– Однако у могущественных мужчин все это есть.
– Только потому, что у них есть жены, – парировал я. – Именно, – кивнула головой она, словно мои слова послужили доказательством какого-то важного факта. Я с трудом сдержал зевок.
– Мне уже совсем пора спать. Я пошел.
– И оставишь меня одну со Спинком? – недоверчиво спросила она.
Эпини сделала вид, будто шокирована, но я заметил, что она с надеждой посмотрела на моего друга. Он огорченно покачал головой.
– Нет, не оставлю, – спокойно ответил я. – Спинк тоже пойдет спать. Ты же слышала, что сказал твой отец. Нам нужно рано встать, чтобы присутствовать на утренней службе.
– Если добрый бог всегда с нами, зачем почитать его в такой ранний час? – осведомилась Эпини.
– Потому что таков наш долг. Он просит нас о малой жертве, чтобы мы могли продемонстрировать уважение к нему.
– А это был риторический вопрос, – насмешливо заявила она. – Мне известен общепринятый ответ. Но, полагаю, нам всем стоило бы подумать об этом. Сначала добрый бог требует от мужчин выполнения странных вещей, а потом мужчины предъявляют такие же требования к женщинам. И детям. Ты действительно намерен лечь спать?
– Да.
– И не останешься со мной на спиритический сеанс?
– Я… конечно нет! Это нечестивое занятие. Так поступать не следует! – Мне с трудом удалось задушить любопытство – ужасно хотелось узнать, получится ли что-нибудь у Эпини.
– А почему оно представляется тебе нечестивым?
– Ну, все это обман и ложь.
– Хм-м. Ладно, если это действительно обман, а точнее, игра, значит, в нем не может быть ничего грешного. Если только… – Эпини замолчала и серьезно посмотрела на меня, словно ее охватила тревога. – Как ты думаешь, мимы, выступающие на Старой площади, совершают грех? Они постоянно изображают, будто поднимаются по лестницам, или лезут по стенам, которых нет. Они тоже кажутся тебе нечестивыми?
Спинк расхохотался. Я даже не посмотрел в его сторону.
– Спиритические сеансы нечестивы из-за того, что вы пытаетесь вызвать призраков или только делаете вид, будто пытаетесь, а вовсе не потому, что это обман. Юные леди так не поступают.
– Но почему? Из-за того, что нужно держаться за руки в темноте? Но королева так поступает.
– Невар, королева не станет вести себя недостойно. И это говорит Спинк!
Я глубоко вздохнул, решив рассуждать хладнокровно и логично. Меня уязвило, что они объединились.
– Спиритические сеансы нечестивы потому, – заговорил я, – что люди пытаются присвоить себе власть бога. Или только делают вид, что наделены ею. Я кое-что слышал о подобных сеансах: глупые люди сидят в темноте, держась за руки, и прислушиваются к шорохам, стукам и шепоту. Почему во время таких сеансов полагается сидеть в темноте, Эпини? Почему все происходящее покрыто завесой тайны? Остается лишь невнятное бормотание и загадки. Мы верим в доброго бога, Эпини, и нам следует избавиться от суеверий, навсегда отбросить обман и магию старых богов. Если мы забудем о них, то очень скоро они исчезнут вместе со всей своей магией. И мир станет лучше и безопаснее, когда в нем не будет старых богов.
– Понятно. Именно по этой причине вы со Спинком делаете такое особенное движение пальцами всякий раз, когда затягиваете подпругу у своих лошадей?
Я с удивлением уставился на Эпини. Заклинанию «Держись крепко» для надежности подпруги я научился у сержанта Дюрила, когда начал сам седлать своего коня. А до тех пор под упряжью моей лошади его делали отец или сержант. Такова традиция каваллы, крошечная частичка старой магии, которую мы себе оставили. Однажды я спросил у сержанта, откуда взялось это заклинание, а он небрежно ответил, что мы научились ему от покоренных жителей равнин.
Потом Дюрил добавил, что существуют и другие заклинания – заклинание шнура, позволяющее находить воду, а также заклинание, придающее лошади силу, но теперь они уже не действуют так же эффективно, как прежде. По его мнению, все дело было в железе, из-за которого уходит магия. А потом сержант добавил, что солдатам каваллы не следует слишком часто пользоваться магией врага. Человек, который так поступает, может «стать дикарем». В то время я был еще слишком мал, чтобы до конца понять смысл его слов. Но совершенно очевидным было одно – «стать дикарем» ужасно. Вот почему разговоры Эпини о магии вызвали у меня активное неприятие и порождали чувство стыда.
– Это касается только воинов каваллы! – возмущенно воскликнул я и посмотрел на Спинка, полагая, что он разделяет мои чувства.
Однако он задумчиво проговорил:
– Возможно, в ваших словах, Эпини, что-то есть.
– Вовсе нет! – возмутился я. – Отвечай мне честно, кузина. Разве ты сама не считаешь, что спиритические сеансы оскорбляют доброго бога?
– Почему? Какое ему до них дело?
У меня не нашлось ответа на ее вопрос.
– Мне просто кажется, что этого делать не следует. Вот и все.
Спинк повернулся ко мне, подняв ладони вверх.
– Давай вернемся назад, Невар. Поговорим о заклинании, которое применяем мы. Ты знаешь, что мы используем лишь малую толику магии. И все утверждают, что она действует, хотя предпочитают особенно не распространяться. Значит, либо мы такие же нечестивцы, как Эпини, раз имеем дело с подобными вещами, либо в этом вовсе нет греха.
Спинк вновь встал на сторону Эпини.
– Спинк, ты не можешь не знать, что спиритические сеансы – это ерунда. В противном случае, зачем держаться за руки в темноте и молчать, не имея возможности задавать вопросы? Так поступают для того, чтобы скрыть обман!
– Для человека, впервые участвующего в сеансе, ты слишком много о них знаешь, – с хитрым видом заявила Эпини.
– Мои сестры весной неделю гостили у подруги. Вернувшись, они рассказывали, как кузина их подруги, приехавшая из Старого Тареса, затеяла провести спиритический сеанс. Они выслушали дикую историю о летающих тарелках, невидимых колокольчиках и стуке по столу, поэтому глупые девчонки решили попробовать вызвать духов. Все сидели, взявшись за руки в темноте, и ждали. Ничего не произошло, хотя они сами себя изрядно напугали. А ничего не произошло из-за того, что среди них не было шарлатана, который устроил бы пару фокусов, чтобы изобразить присутствие призраков!
Похоже, мое раздражение обескуражило Эпини, поскольку она опустила глаза и тихо сказала:
– За этим стоит нечто большее, чем летающие тарелки и таинственный стук, Невар. Не сомневаюсь, что шарлатаны существуют, но сеанс, в котором участвовала я, был настоящим. Настоящим и немного страшным. Там со мной происходили странные вещи… Я чувствовала нечто такое, что никто не смог объяснить. А медиум Порилет сказала, что я обладаю способностями, только у меня они еще не развиты. Как вы думаете, почему в этот раз меня оставили дома с отцом? Все дело в том, что я мешала обученному медиуму и она не могла вызвать духов в моем присутствии. Все они хотели прийти ко мне. Я не могу винить вас за то, что вы мне не верите. Я и сама сначала не могла поверить. Довольно долго я пыталась найти разумное объяснение тому, что тогда происходило. Но ничего не получилось.
Последние слова она произнесла едва слышно. И я сдался.
– Мне очень жаль, Эпини. Если бы мог, я бы тебе поверил. Но мой разум восстает против «вызова духов». Извини, но я не могу в них поверить.
– В самом деле, Невар? Правда? – Она расправила плечи, словно цветок, освеженный теплым дождем.
Я улыбнулся.
– Правда, Эпини. Если бы мог, я бы тебе поверил. Она улыбнулась и вскочила на ноги.
– Тогда я делаю тебе предложение. Давай погасим лампы, оставим гореть только две свечи, сядем вокруг них и, взявшись за руки, образуем круг. Быть может, ты прав и ничего не получится. Но если что-то начнет происходить, ты сможешь сказать мне, чтобы я прекратила, и я сразу же остановлюсь. Ну, какой в этом может быть грех?
Эпини не теряла времени: продолжая говорить, моя кузина энергично действовала. К тому моменту, когда она замолчала, в комнате стало темно, лишь на нашем столике остались гореть две толстые желтые свечи. У них были короткие фитильки, и мерцающее тусклое пламя не могло разогнать темноту, обступившую нас. Приятный запах воска наполнил комнату. Эпини села, скрестив под юбкой ноги, и протянула руку Спинку. В первый раз я обратил внимание, какие у нее изящные, хрупкие пальцы. Мой друг без колебаний взял ее ладонь. Свободной рукой Эпини похлопала по лежащей рядом с ней подушке, приглашая меня присоединиться. Я вздохнул, понимая, что теперь отказ невозможен, к тому же мое любопытство разгоралось все сильнее.
Я уселся на подушку рядом с кузиной. После короткой заминки Спинк взял меня за руку. Пальцы Эпини почти коснулись моих, и в этот миг я вновь ощутил, как все мои чувства исказились.
Комната вдруг показалась слишком маленькой и душной, аромат желтых свечей стал таким неприятным, что я с трудом мог дышать. У девушки, которая протягивала мне руку, были настолько глубокие глаза, что я легко мог в них утонуть, а ее жадные пальцы подбирались ко мне, чтобы тут же пустить в моем теле корни. Нечто глубоко сидящее внутри моего существа воспротивилось контакту – опасно касаться руки, ищущей духов, она пытается причинить мне вред.
– Возьми мою руку, Невар! – нетерпеливо проговорила Эпини, но я слышал ее голос как будто очень издалека.
Словно во сне, я потянулся к ее пальцам, но воздух вдруг сгустился, превратившись в нечто плотное и упругое. Оно мешало нам соединить руки, и Эпини тоже ощутила этот барьер.
– Похоже на эманацию, только невидимую! – воскликнула она.
В ее довольном голосе звучало искреннее любопытство, Эпини ничего не боялась.
Она продолжала тянуть ко мне свои тонкие белые пальцы, но кто-то другой внутри меня кричал, что это корни, стремящиеся проникнуть мне в сердце.
– Я… я что-то чувствую, – прошептал Спинк.
Он был заметно смущен, и я понял: поначалу мой друг не сомневался, что «сеанс» – обман, зато дает прекрасную возможность взять Эпини за руку. Однако он никак не ожидал, что будет происходить нечто необычное, и теперь был испуган, но я отметил, что руки моей кузины Спинк не выпустил.
– Прекрати! – резко приказал я. Мой голос прозвучал хрипло, словно принадлежал старухе. – Прекрати, маленькая ведьма! Я связываю тебя корнем!
И моя рука начала делать то, что она не знала и не могла знать, как делать. Я был ошеломлен собственными словами, но еще больше тем, как мои пальцы заплясали в воздухе между Эпини и мной. Я смотрел на свою руку, не в силах ее остановить. Кузина не сводила с меня взора, а глаза Спинка стали большими, точно блюдца. Затем Эпини резко наклонилась вперед и задула обе свечи.
Мы погрузились в темноту. Во всяком случае, глаза Невара Бурвиля перестали различать окружающее, но мои «другие» глаза, те, что видели в Эпини странное и чуждое существо, продолжали смотреть на окружавший меня густой лес. На мгновение я почувствовал сильный запах перегноя и даже ощутил щупальца, притягивающие меня спиной к дереву. Потом кто-то закричал от удивления, ярости и страха.
«Другой» покинул меня. Я вновь сидел на подушке в темноте. Крошечная искорка заплясала во тьме. Она не смогла ничего осветить, но у меня появилась точка, на которой я мог зафиксировать взгляд. Я услышал, как чиркнула серная спичка, и уловил знакомый запах. В маленькой сфере света возникла рука Эпини. Кузина быстро зажгла две свечи и перевела взгляд с меня на Спинка и обратно. Эпини выглядела потрясенной, но в ее словах слышалось лукавство.
– Ну, вы сами все видели. Люди сидят в темноте, держатся за руки и пугают друг друга. Тем не менее это может быть забавным. – На ее бледном лице появилась улыбка. – Пожалуй, ты уже можешь отпустить руку Спинка. Если пожелаешь.
Только тут я обнаружил, что мы со Спинком до сих пор крепко держим друг друга за руки. Мы расцепили пальцы, и я принялся смущенно массировать ладонь.
– С вами все в порядке? – мягко спросил Спинк у Эпини. Она была очень бледной. В тусклом свете свечей ее глаза казались ввалившимися.
– Я устала, – призналась она. – Никогда прежде не чувствовала себя такой усталой. Госпожа Порилет, медиум королевы, часто жалуется на усталость после сеансов. Раньше я думала, что это из-за того, что она такая старая. Но теперь я понимаю, как она себя чувствует. – Затем она повернулась ко мне. – Ты помнишь, что я сказала тебе утром, когда ты уезжал в Академию? Речь шла о том, что я вижу у тебя две ауры. Так и есть. Но только одна из них принадлежит тебе. Внутри тебя, Невар, обитает нечто, причем сильное и очень древнее.
– И злое, – добавил я, уверенный, что так и есть.
Я провел рукой по своей макушке. Когда я коснулся пятнышка, где не росли волосы, меня пронзила острая боль, и я поспешно отдернул руку.
Эпини поджала губы. Я смотрел на нее и думал о том, каким глупым показался бы наш разговор еще несколько минут назад.
– Нет. Я не стала бы называть его злым. Оно отчаянно хочет жить и готово на все, чтобы сохранить свою жизнь. Оно боялось меня. Оно боится даже тебя, но продолжает обитать в твоем теле. И хотя сейчас оно отступило, я знаю, что оно все еще остается в тебе. Я его чувствую.
– Не говори так! – взмолился Спинк.
Я бы и сам произнес те же слова, если бы он меня не опередил.
– Мы не станем говорить о нем сейчас. Но прежде чем ты, кузен, уедешь, нам нужно будет попытаться еще раз. Я должна понять, с чем мы имеем дело. Я никогда не слышала ни о чем подобном, – откровенно призналась Эпини, сжав мою руку.
– Лучше оставить это в покое, – твердо сказал я, но мои слова прозвучали не слишком убедительно даже для меня самого.
– Ты так считаешь? Ну, посмотрим. А сейчас спокойной ночи, милый кузен Невар. Спокойной ночи, Спинк.
Она отпустила мою руку, поднялась с подушки и вышла из комнаты, выпрямив спину и подняв голову, словно настоящая леди.
Наверное, я разинул рот, глядя ей вслед. Потом я посмотрел на Спинка. Он был похож на борзого щенка, который в первый раз увидел фазана, взлетевшего из высокой травы. Спинк пребывал в трансе.
– Пойдем, – раздраженно позвал я своего друга, и он с некоторым опозданием повернулся ко мне.
Мы встали, я направился к двери, и он молча последовал за мной. Я старался идти медленно, осмысливая то, что с нами произошло. Мне требовалось объяснение, которое позволило бы мне жить прежней жизнью. Сейчас я был уверен, что во всем виновата Эпини. Когда мы поднимались по лестнице, Спинк тихо проговорил:
– Я никогда не встречал таких девушек, как твоя кузина.
– Ну, хотя бы в этом тебе повезло, – подавленно пробормотал я.
– Нет. Я хотел сказать… – Неожиданно он вздохнул. – Впрочем, я мало знаком с девушками. И никогда ни с одной не проводил целый вечер в столь непринужденном общении наедине. Она размышляет о таких вещах! Мне и в голову не приходило, что девушка… – Он смолк, не находя слов.
– Можешь сказать это вслух, – пришел я к нему на помощь. – Я и сам не встречал девушек, подобных Эпини.
Мы расстались перед дверями наших спален. День получился утомительным и необычным, но, несмотря на усталость, я опасался, что не смогу заснуть. И еще я боялся темных снов о деревьях и их корнях и старался не смотреть в окутанные тенями углы комнаты. Однако оказалось, что я потратил гораздо больше сил, чем предполагал. Мягкая постель и пуховая подушка с радостью приняли меня, и я погрузился в сон, едва успев закрыть глаза.
ГЛАВА 16
ПРОГУЛКА В ПАРКЕ
Перед рассветом в мою дверь постучал слуга. Мы со Спинком направились в часовню на утреннюю службу. Вел ее дядя. На службу также пришли Эпини и Пурисса, они стояли в алькове для женщин. Я посмотрел в их сторону и с удивлением обнаружил, что Эпини широко зевает, даже не пытаясь это скрыть. Дядя выбрал для чтения отрывок для мужчин – им следует быть отважными, стойкими, они должны неуклонно исполнять свой долг. Подозреваю, что он имел в виду меня и Спинка. Я молился искренне, чего со мной не случалось с тех пор, как я был ребенком, и просил доброго бога никогда меня не покидать.
Поскольку тетя до сих пор не вернулась, Эпини читала отрывки для женщин. Они показались мне слишком короткими, и я не сумел найти общей идеи, связывающей их. Один из них был о том, что жене не следует бездумно тратить средства мужа. В следующем женщин просили не сплетничать о тех, кто занимает более высокое положение. А напоследок Эпини выбрала жуткие строки из Книги Наказаний, где говорилось о карах, которые ждут в загробной жизни своенравных и распутных дочерей. В этот момент на Спинка напал такой приступ кашля, что он с трудом сумел с ним справиться.
После службы дядя, Спинк, я, а также все мужчины, жившие в доме, удалились, чтобы предаться молчаливой молитве и благочестивым размышлениям. Специальное помещение располагалось рядом с оранжереей, и находиться в нем было очень приятно. Здесь было гораздо удобнее, чем в скромной комнате, отведенной для этих целей в доме моего отца, и, несмотря на крепкий ночной сон, я несколько раз едва не задремал.
Мой отец и начальство Академии неукоснительно следовали велению Писания, и в Священный день отдохновения после службы и благочестивых размышлений всегда наступал черед необходимых обязанностей. К нашей со Спинком радости, в доме дяди Шестой день предназначался для отдыха. Даже слуги получали выходной. Завтрак был простым – только холодные закуски. Во время трапезы дядя следил за тем, чтобы разговоры велись спокойные и благочинные. Лишь Пурисса задала несколько вопросов о мимах, выступающих в городе. Есть ли в них зло и оскорбляют ли они доброго бога своими представлениями. Я заметил, как Спинк и Эпини переглянулись, и понял, что это она уговорила сестру поднять эту тему.
После завтрака дядя посоветовал нам со Спинком наведаться в библиотеку и заняться уроками. Я охотно согласился, поскольку надеялся, что мне предоставится такая возможность, и захватил учебники. А Спинк попросил Эпини посмотреть с ним дневники полковника Бурвиля и поискать отрывки, в которых упоминался его отец. Оказалось, что у Эпини превосходная память, и она довольно быстро нашла нужные места. Из любопытства я присоединился к ним, но вскоре мне надоело читать через плечо Спинка. Приступив к домашним заданиям, я довольно быстро сделал два из них.
Обед в тот вечер тоже был простым, «ради наших слуг», сказал дядя, но пища вновь оказалась значительно лучше, чем в Академии. На горячее нам подали только мясо, но на десерт мы получили фруктовый пирог со взбитыми сливками, и я вновь наелся до отвала.
– Ты только представь себе, как бы такой трапезой насладился Горд! – воскликнул я, протягивая руку за вторым куском пирога.
– Горд? – тут же заинтересовалась Эпини.
– Наш друг из Академии. Он при каждом удобном случае норовит попросить добавки. – Спинк вздохнул. – Надеюсь, когда мы вернемся, у него будет хорошее настроение. Последние несколько дней выдались для него очень трудными.
– А что с ним случилось? – осведомился дядя Сеферт. И мы совершили глупейшую ошибку – переглянувшись со Спинком, мы оба промолчали. Я попытался придумать правдоподобное вранье, но, когда оно пришло мне в голову (наш товарищ плохо себя чувствовал!), было уже слишком поздно. Глаза Эпини загорелись, но дядя, предвосхитив ее вопросы, предложил:
– Если вы не возражаете, нам лучше обсудить проблемы вашего друга после обеда в моем кабинете.
Мне кажется, Эпини удивилась не меньше меня, – увидев, как отец закрывает дверь кабинета прямо перед ее носом. Она всю дорогу шла за нами, не сомневаясь, что сможет принять участие в нашем разговоре. Но когда кузина попыталась войти, дядя Сеферт остановил ее на пороге.
– Спокойных тебе снов, Эпини. Увидимся за завтраком. – После чего решительно закрыл дверь.
Спинк поразился, но сумел скрыть свои чувства. Дядя подошел к каминной полке и налил себе бокал бренди. Немного подумав, он взял еще два бокала и, плеснув в них благородного напитка, правда совсем немного, предложил нам со Спинком. Затем он указал нам на кресла, а сам устроился на диване. Пристально посмотрев сначала на меня, затем на моего друга, дядя заговорил с нами так, будто перед ним сидели его собственные сыновья:
– Невар, Спинрек, пожалуй, пришло время рассказать то, что вы хотели от меня скрыть.
– Я не сделал ничего дурного, сэр, – вырвалось у меня.
Безусловно, я хотел успокоить дядю, но едва эти слова сорвались с моих губ, как меня охватило чувство вины. Я видел, как дрались Спинк и Трист, но не доложил об этом. Хуже того, я подозревал, что лейтенанта Тайбера отчислили за проступок, которого он не совершал, однако промолчал. Похоже, дядя почувствовал: мне есть что к этому добавить, и потому продолжал хранить упорное молчание. Я даже вздрогнул, когда Спинк нарушил тишину.
– Трудно выбрать, с чего начать, сэр. Но нам бы очень помог ваш совет. – Голос моего друга звучал не слишком уверенно, а под конец он вопросительно посмотрел в мою сторону.
Дядя перехватил его взгляд.
– Говори свободно, Спинк. Правду можно говорить, не спрашивая разрешения.
Я опустил глаза, ощутив укор. Мне очень не хотелось, чтобы Спинк был откровенен с дядей, но ничего изменить я уже не мог. Без всяких экивоков и попыток оправдаться он поведал о своей драке с Тристом и о том, как потом нам пришлось отправиться в лазарет за Гордом. Спинк заявил: он уверен, что Горда избили старшие кадеты. Так уж получилось, что после истории с Гордом мы, уже вдвоем, рассказали об унижениях и оскорблениях, которым подвергались кадеты в начале года, о массовой драке из-за флага и последовавших за этим исключениях. Я не стал упоминать о Тайбере, но это сделал за меня Спинк:
– Кроме того, Невар опасается, что по отношению к другому кадету из новой аристократии совершена ужасная несправедливость.
Теперь уже говорил я, начав, правда, с того, что у меня есть только подозрения, но нет никаких доказательств. Дядя нахмурился, и я был вынужден признать, что это попытки слабого человека найти оправдание своему молчанию. Дослушав мою исповедь, дядя покачал головой.
– Я не слишком хорошо знаю нынешнего лорда Тайбера, но мне доподлинно известно, что он не пьет, как, впрочем, и его отец. Сомневаюсь, чтобы его брат-солдат оказался пьяницей, следовательно, и сын последнего не станет пить. Безусловно, я могу и ошибаться, но в данном случае это было бы странно. Итак, существует две возможности: либо лейтенант Тайбер нарушил не только правила Академии, но и традиции своей семьи, либо его заманили в ловушку. Тут требуется расследование. Я разочарован, что ты не доложил обо всем увиденном и услышанном до того, как твоего старшего товарища с позором отчислили из Академии. Это необходимо исправить, Невар. Ты и сам понимаешь.
Я склонил голову. Да, действительно, я понимал это и сам, но теперь, когда об этом сказал дядя, вдруг испытал странное облегчение. Мне казалось, что он сразу же начнет ругать нас за нарушение кодекса чести и потребует подать прошение об уходе из Академии. В таком случае я был бы обязан ему подчиниться. И дело не только в том, что он являлся моим дядей – просто он предложил бы единственный выход, в тот момент представлявшийся мне благородным.
Однако дядя лишь продолжал хмуриться, а затем принялся задавать вопросы о различиях в обращении с сыновьями старой и новой аристократии, о том, как полковник Стит руководит Академией, и даже о его сыне Колдере. И чем больше мы рассказывали, тем сильнее мрачнел дядя. А я даже не представлял себе, какое облегчение испытаю, рассказав о несправедливостях, с которыми мне пришлось столкнуться. Я считал, что все кадеты Академии стремятся к высоким идеалам, с гордостью следуя благороднейшим традициям каваллы. Оказалось, это совсем не так. Более того, уже в первый год обучения я не смог соблюсти свою честь, что уж тут говорить об идеалах. Я и сам не понимал, какое разочарование переполняет мое сердце, до тех пор, пока не поведал обо всем дяде.
Мелкие проблемы беспокоили меня ничуть не меньше, чем попрание законов справедливости. Когда я рассказал ему, что, по всей вероятности, мы напрасно привезли в Старый Тарес Гордеца, поскольку до конца обучения я буду вынужден пользоваться лошадью Академии, дядя не улыбнулся, но серьезно кивнул и заметил:
– Для твоего отца Гордец значит многое. Мой брат убежден, что достойный скакун является для офицера каваллы первым рубежом обороны. Он не одобрит новое правило.
И я вновь ощутил огромное облегчение – первый сын, никогда не служивший в армии, способен понять мои беды.
Когда мы со Спинком наконец полностью выговорились, дядя откинулся на спинку дивана и тяжело вздохнул. Несколько минут он не отрываясь смотрел в темный угол, словно обнаружил там нечто заслуживающее самого пристального внимания. Затем перевел взгляд на нас и печально улыбнулся.
– Происходящее в Академии в полной мере отражает процессы, идущие при дворе, – начал дядя. – Король Тровен, создавая новую аристократию и наделив ее равными правами со старой, имел перед собой вполне определенные цели. Он приобрел безоговорочную поддержку сыновей-солдат, ставших по его указу лордами, ибо завоевал их сердца. Старая аристократия не смогла найти оснований для того, чтобы опротестовать решение его величества и не допустить расширения Совета лордов. Старые лорды, так же как и новые, получили титулы за героизм, проявленный на полях сражений, только это было очень и очень давно. К тому же Тровен возводил в дворянское звание исключительно вторых сыновей старых лордов. Никто не посмеет сказать, что в жилах новых аристократов течет недостаточно благородная кровь – в противном случае они должны выдвинуть аналогичное обвинение своим же братьям лордам. Это разделило многие семьи, о чем хорошо известно Спинку. В других семьях… – Тут дядя едва заметно смутился. – Я не случайно пригласил тебя, дорогой племянник, в отсутствие твоей тети. Она из тех, кто считает: возвышение других отрицательно сказывается на нашем положении.