- Уверен?.. - поддразнила она.
      Его синие глаза округлились в наигранной тревоге.
      - Ой, давай лучше про что-нибудь другое поговорим. Мне уже кажется что ни возьми, все будет приятней... Как там продвигается ваша битва с таможней? Согласился уже Совет выслушать вас?
      - Совет торговцев оказалось потрудней одолеть, чем всех сатрапских чиновников. Но куда им деваться? Они будут нас слушать. Причем не далее как завтра вечером. Вот так.
      - Всенепременно приду,- заверила его Альтия.- И помогу, чем смогу. И все сделаю, чтобы мать с сестрой туда затащить!
      - Не уверен, что это поможет... Но хоть выслушают, и то уже хорошо. Не знаю, правда, что собирается делать отец! - Грэйг мотнул головой. - Покамест он упорно отказывается от каких бы то ни было компромиссов. Платить он не желает. И слово давать, что позже заплатит, не соглашается. Так и сидим: груз на борту, купцы ждут не дождутся, таможня не выпускает, отец не платит... и никто из старинных торговцев пока к нам не примкнул. Обидно же, Альтия! Знаешь, как обидно! Если так и будет продолжаться, мы, чего доброго, сломаемся... - И тут Грэйг, в свою очередь, прикусил язык. - Ладно, не буду тебя еще и нашими злоключениями расстраивать, тебе и своих хватает... Но, знаешь, и добрые новости есть! Твоя приятельница Янтарь окончательно разобралась с руками Офелии, и результат, должен тебе сказать, получился весьма впечатляющий! Офелии, бедняжке, правда, пришлось нелегко... Она хоть и уверяет, будто не чувствует такой боли, как мы, но я все равно ощущаю и неудобство, и чувство потери, когда...
      Голос Грэйга постепенно угас. Альтия не настаивала на продолжении. Она понимала: рассуждать о сопереживании со своим живым кораблем - значило до предела обнажать душу.
      Тупая боль, к которой сама она вроде бы притерпелась в долгой разлуке с Проказницей, неожиданно отозвалась острым приступом страдания. Альтия крепко стиснула руки, лежавшие на коленях, решительно пытаясь отстраниться от снедающего чувства тревоги. Она все равно ничего не сможет сделать до тех пор, пока Кайл не приведет судно домой. ЕСЛИ он его приведет... Кефрия клялась и божилась, будто он нипочем не оставит ни ее, ни детей. Альтия была далеко не так в этом убеждена. Мужик заполучил себе в руки поистине бесценный корабль. Причем такой, владеть которым у него не было ни малейшего права. Если он уведет его на юг, то сможет распоряжаться им как полнейший собственник. Этакий богатей без всяких обязательств и обязанностей перед кем бы то ни было, кроме себя самого...
      - Альтия, - негромко окликнул ее Грэйг. Она виновато подхватилась:
      - Извини... задумалась.
      Грэйг понимающе улыбнулся:
      - Я бы на твоем месте тоже места себе не находил. Я, кстати, все время спрашиваю ребят с вновь прибывающих кораблей, нет ли какого известия о "Проказнице". Боюсь, больше я ничего пока сделать не в состоянии... Через месяц мы снова собираемся в Джамелию. Обещаю, что непременно опрошу все встречные корабли...
      - Спасибо! - тепло поблагодарила она. Но, когда его глаза засветились нежностью, попробовала его отвлечь: - Я скучала по Офелии. Если бы мне не пришлось пообещать матери, что я стану степенней в своем поведении, я бы обязательно пришла ее навестить! На самом деле я разок попыталась, так сатрапская стража начала расспрашивать, кто я такая и что там потеряла. Ну, я и убралась несолоно хлебавши. - Она вздохнула и добавила совсем другим тоном: - Так, говоришь, Янтарь удачно поправила ей руки?
      Грэйг откинулся к спинке стула, щуря глаза на послеполуденное солнце.
      - Поправила - не то слово. Ей пришлось их коренным образом переделать, чтобы все пропорции соответствовали. Офелия было забеспокоилась о стружках диводрева, которые приходилось снимать... Так Янтарь приготовила специальную коробочку и каждую щепочку в нее тщательно собирала. И даже с бака эту коробочку никогда не уносила. Офелия, ты понимаешь, очень боялась утерять эти отходы. Я и то поражаюсь, как может человек не из наших коренных так отозваться на беспокойство корабля! А она все сберегла, и не только. Посоветовалась с Офелией, испросила разрешения у моего отца и теперь делает из тех кусочков, что побольше, браслет для Офелии! Она собирается разделить стружки и щепочки на кусочки, а потом хитрым образом составить и соединить воедино. Офелия знай восторгается: "Ни у одного живого корабля нет таких украшений! Изготовленных великим мастером! Сделанных из его собственного диводрева!.."
      Альтия улыбнулась, но все же спросила с некоторым недоверием:
      - Твой отец вправду позволил Янтарь работать с диводревом? Я слышала, это запрещено...
      - У нас не тот случай! - поспешно заверил ее Грэйг. - Это идет как часть починки. Янтарь просто возвращает Офелии как можно большую часть диводрева. Моя семья досконально все изучила и обсудила, прежде чем отец дал разрешение! И должен тебе сказать, что на наше решение сильно повлияла исключительная честность Янтарь. Она не попыталась утаить и присвоить ни единого, даже самого маленького кусочка. Мы, знаешь ли, присматривали за ней, ведь диводрево стоит так дорого, что даже крохотная стружка очень ценна. Но она никоим образом не заставила нас усомниться в себе. А еще она проявила немалую смекалку, с тем чтобы производить всю работу только на борту корабля. Даже браслет она будет делать прямо на палубе, а не у себя в мастерской. Представляешь, сколько инструментов ей приходится таскать то туда, то сюда? И все это - переодевшись потаскушкой-рабыней...
      Грэйг откусил еще кусочек сладкой плюшки и принялся задумчиво жевать.
      Янтарь, между прочим, ни о чем Альтии не рассказывала. Та не особенно удивлялась. Она успела понять: в душе ее подруги-резчицы было множество крепко запертых дверей, пытаться открыть которые было дело бесперспективное.
      - Да. Вот уж личность...- пробормотала она, не столько обращаясь к Грэйгу, сколько себе под нос.
      - Вот и мать то же самое говорит, - кивнул младший Тенира.- И, знаешь, это-то меня удивляет больше всего. Моя мать и Офелия... они всегда были необычайно близки. Они подружились еще прежде, чем мать за отца замуж вышла. Ну, и когда она узнала, что у нас произошла заварушка и Офелия в ней пострадала, она аж похудела! А уж как она переживала о том, что какая-то чужачка будет руки ей исправлять! Чуть с отцом не поссорилась: и как он такое безобразие допустил, у нее сперва совета не спросив!
      Альтия весело улыбалась: Грэйг очень похоже изобразил свою мать, а уж о характере Нарьи Тенира в Удачном, без преувеличения, ходили легенды. Грэйг расплылся в ответной улыбке. Какой он был все-таки красивый. И, сколько бы он ни притворялся добропорядочным торговцем из старинной семьи, за всем этим был веселый и добрый парень-моряк, которого она так хорошо знала по совместному плаванию. Конечно, здесь, в Удачном, ему приходилось все время помнить и о репутации семейства, и о достоинстве крупного собственника. Моряцкие портки сменились белоснежной рубашкой, темными панталонами и камзолом. Примерно так же одевался и Ефрон Вестрит, когда возвращался в Удачный... В "береговом" одеянии Грэйг выглядел старше, серьезнее и солидней. Но, оказывается, на его лице все равно могла возникать все та же проказливая мальчишеская улыбка. У Альтии даже слегка дрогнуло сердце. Грэйг-торговец был респектабелен и, как бы это выразиться... интересен. Грэйг-моряк был...
      Привлекателен.
      Ее тянуло к нему. Вот и весь разговор.
      А он знай рассказывал:
      - Мама даже настояла на том, чтобы присутствовать при починке ладошек нашей Офелии. Янтарь, конечно, вслух не возражала, но, думается, про себя чуток оскорбилась. Оно и понятно, кого ж обрадует недоверие! А потом выяснилось, что, пока она работала, они с мамой болтали. Часами. Ну решительно обо всем. И, как ты понимаешь, Офелия тоже воды в рот не набирала. Помнишь ведь, на баке двух слов нельзя было произнести без того, чтобы Офелия третье не вставила? И в результате этих разговоров знаешь что произошло? Мама заделалась такой противницей рабства, что иной раз страх берет. Тут на днях налетела на улице на одного мужика... Он себе шел, а за ним махонькая девчушка с татуированной мордочкой тащила покупки из лавок. Так мама вырвала тяжелые свертки у ребенка из рук, наорала на мужика, дескать, стыд и срам отрывать от семьи такого маленького ребенка. И увела девчушку к нам домой. - Грэйг передернул плечами, явно чувствуя некоторое замешательство: - Ума не приложу, что нам с ней теперь делать! Бедняжка до того запугана, что из нее клещами слова не вытянешь. Мама, однако, успела выяснить, что родственников в Удачном у нее нет. Ее вырвали из семьи и продали за тридевять земель, словно теленка!
      Голос Грэйга даже охрип от сдерживаемого чувства. Альтия поняла, что открывает для себя какую-то новую сторону его души, доселе ей незнакомую.
      - И что, спросила она, - тот новый поселенец просто так, без слова отдал девочку твоей маме?
      Грэйг вновь ухмыльнулся, но на сей раз в ухмылке присутствовала отчетливая искорка ярости.
      - Ну... не то чтобы совсем уж "без слова". По счастью, с мамой был наш повар Леннел. А он, доложу тебе... в общем, при нем никто не осмелится на его хозяйку не так посмотреть, не то что слово поперек ей сказать. Так что бывший владелец девчонки остался посреди улицы топать ногами и выкрикивать им в спину угрозы, но сделать ничего так и не смог. Да и прохожие знай себе над ним потешались... Куда ему теперь жаловаться? Идти в городской Совет с заявлением, дескать, кто-то отнял у него ребенка, которого он самым законным образом купил, как раба?
      - Да нет, вряд ли, - сказала Альтия. - Если он обратится в Совет, то скорей уж затем, чтобы поддержать сторонников узаконивания рабства...
      - А мама говорит, что, когда в Совете дойдет до слушания наших жалоб на сатрапских чиновников, она и вопрос о рабстве обязательно туда приплетет. И потребует, чтобы наши законы, воспрещающие его, употреблялись во всей полноте власти!
      Альтия с горечью спросила:
      - Каким образом?
      Грэйг долго молча смотрел на нее. Потом тихо проговорил:
      - Я не знаю. Но хотя бы попытку предпринять надо обязательно. Слишком долго все мы отводили глаза. Вот Янтарь утверждает, если бы рабы поверили, что мы готовы вернуть им свободу, они бы отбросили всякий страх и в открытую признали: "Да, мы не какие-то "подневольные слуги", а самые что ни есть рабы!" А то они пока только и слышат от своих господ, что за любое непокорство их будут мучить до смерти и никто не заступится...
      Альтия ощутила, как внутри смерзается ледяной комок. Она подумала о ребенке, которого Нарья Тенира отобрала у владельца. Неужели и эта девочка до сих пор страшилась пыток и смерти? Во что превращается человек, вынужденный расти в постоянной боязни?
      - Янтарь уверена, что, заручившись поддержкой, здешние рабы просто возьмут и раз навсегда уйдут от хозяев. Их ведь намного больше, чем господ. И еще она говорит: если Удачный в ближайшее время ничего не предпримет, чтобы вернуть им свободу, произойдет кровавое восстание, которое город вряд ли переживет.
      - Вот как,- пробормотала Альтия.- Либо мы безотлагательно помогаем им вернуть себе свободу, либо они вернут ее себе сами, а заодно и нас сметут.
      - Что-то вроде того. - Грэйг придвинул к себе кружку пива и задумчиво отхлебнул.
      Альтия ответила тяжелым вздохом. И продолжала потягивать чай, глядя в пространство.
      - Альтия, - сказал он. - Ну не надо так горевать. Мы ведь делаем все, что в наших силах. Завтра мы предстанем перед Советом. Может, наконец заставим их там задуматься и о рабстве в Удачном, и о сатрапских налогах...
      - Будем надеяться, ты прав, - мрачно ответила Альтия. Она не стала ему объяснять, что на самом деле думала вовсе не о рабстве. И подавно не о налогах. Она смотрела на красивого и славного парня, сидевшего по ту сторону стола и... ждала. Ждала напрасно. Да, ее тянуло к нему. Так, как тянет к хорошему и близкому другу. Не более.
      И вздыхала она оттого, что никак не могла понять: отчего присутствие такого основательного и порядочного человека, как Грэйг Тенира, не заставляет ее сердце ухать и замирать, как замирало оно в присутствии Брэшена Трелла?
      ...Он чуть не направился кругом дома к задней двери. Но потом некое воспоминание о былой гордости заставило его подойти прямо к парадному входу и позвонить в колокольчик. Пока длилось ожидание, его так и подмывало еще раз оглядеть себя сверху донизу, но он удержался. Он не был ни оборван, ни грязен. Желтая шелковая рубашка была скроена из отменной материи. Как и шейный платок. На темно-синих штанах и коротком камзоле можно было кое-где отыскать штопку, но стыд и срам моряку, не умеющему как следует обращаться с иголкой и ниткой. Ну а если его костюм больше подходил не сыну старинного торговца родом из Удачного, а, допустим, пирату с Островов, то...
      То он полностью соответствовал нынешнему мироощущению Брэшена Трелла. У него даже можно было высмотреть на губе легкий ожог от циндина (не так давно он заснул со жвачкой во рту), но отросшие усы его успешно скрывали. Он то и дело начинал улыбаться, потом спохватывался и стирал улыбку с лица. Если Альтия увидит эту улыбку, она все равно навряд ли станет гадать, что та означает.
      Наконец острый слух различил в глубине дома шаги приближавшейся служанки. Брэшен снял шляпу.
      Ему открыла хорошо одетая молодая женщина. Она смерила его неодобрительным взглядом, явно не придя в восторг от щегольского наряда, а его приветливая улыбка ее чуть только не оскорбила.
      - Чем могу помочь? - осведомилась она высокомерно. Брэшен подмигнул ей:
      - Я мог бы рассчитывать в этом доме на более теплый прием, ну да ладно уж... Я пришел повидаться с Альтией Вестрит. Если же ее нет дома, я хотел бы переговорить с Роникой Вестрит. Я привез им новости, которых они давно ждут, и хотел бы безотлагательно изложить их.
      - Вот как? Тем не менее придется повременить, поскольку ни той, ни другой в настоящее время нет дома. Всего доброго!
      Голос выдал ее: на самом деле ничего особо хорошего она ему не желала. Брэшен быстро шагнул вперед и придержал дверь, готовую захлопнуться перед его носом.
      - Но Альтия, по крайней мере, вернулась из плавания? - спросил он. Ему было жизненно необходимо увериться хотя бы в этом.
      - Она находится дома вот уже несколько недель... Убери руки немедленно!
      У него отвалился огромный камень от сердца. Итак, она была дома. Живая и здоровая... Дверь тем не менее он отпускать не торопился, и они с девушкой продолжали тянуть ее каждый на себя. "Не время для хороших манер!" - решил Брэшен.
      - Я никуда не уйду,- заявил он.- Не имею права. У меня очень важные новости, которых здесь давно ждут, и меня не выставит вон служанка, вставшая не с той ноги! А ну-ка впусти меня, не то обе твои хозяйки по первое число тебе всыплют!
      Девушка испуганно ахнула и попятилась перед ним. Брэшен, не теряя времени даром, переступил через порог и оказался в прихожей. Он огляделся кругом, и увиденное заставило его нахмуриться. Эта самая прихожая некогда составляла гордость его капитана. Была она в те времена чистой и светлой и вся блестела полированным деревом и латунью. А теперь ни воском, ни маслом для дерева здесь даже не пахло, и в дальнем углу затаилась лохматая паутина.
      Больше ничего рассмотреть ему не удалось. Девушка возмущенно затопала на него ногами:
      - Я тебе не служанка, ты, водоросль незаконнорожденная! Я - Малта Хэвен, наследница этого дома! Убирайся отсюда поживее, вонючка!
      - Уберусь, когда Альтию повидаю. И буду ждать столько, сколько понадобится. Укажи только уголок, и я буду там тихо сидеть...- Тут он наконец присмотрелся к девушке повнимательнее: - Малта, значит? Дико извиняюсь, сразу не признал... Последний раз, когда я тебя видел, ты, помнится, еще в детских платьицах бегала! - Тут ему пришло на ум сказать нечто примирительное, чтобы она не обижалась на его первоначальную резкость, и он улыбнулся: - Какая ты нарядная! Вы с подружками нынче, должно быть, играете в вечеринку?
      Его неуклюжее поползновение изобразить обезоруживающее дружелюбие лишь все испортило. Девчонка оскорбленно вытаращила глаза и даже зубы оскалила:
      - А ты кто такой, швабра морская, чтобы как равный со мной разговаривать? Здесь, в доме моего отца?!
      - Брэшен Трелл, - назвался он. - Бывший старпом у капитана Вестрита. Опять же дико извиняюсь, что не представился раньше. И я принес новости, касающиеся живого корабля "Проказница". Поэтому мне и хотелось бы немедленно повидать твою бабушку или тетку... Или мать. Она-то, я надеюсь, дома сейчас?
      - Нет. Они с бабушкой отправились в город обсудить что-то насчет весенних посадок и вернутся позднее. Альтия... не могу сказать. Развлекается где-то, и одна Са знает, когда ее назад принесет... Но ты можешь и мне свои новости передать! Почему корабль так задержался? И когда он прибудет?
      Брэшен молча проклял собственное тупоумие. Для него-то радость возможного свидания с Альтией успела некоторым образом перевесить горестный смысл известий, которые он собирался доставить в ее дом. Он смотрел на девочку, стоявшую перед ним... Как сообщить ей, что ее семейный корабль захвачен пиратами? Что ее отец... Он ведь не знал даже, жив Кайл Хэвен или погиб.
      В общем, совсем не те вести, которые следует сообщать ребенку, находящемуся в одиночестве дома. Ну почему, почему Малта сама вышла ему открывать, не послав кого-нибудь из служанок? Наверное, потому же, почему у него самого не хватило мозгов подержать язык за зубами, пока не появятся взрослые. Он досадливо прикусил губу и вздрогнул, надавив как раз надставленный циндином ожог.
      - Знаешь что? - сказал он наконец. - Будет лучше всего, если ты пошлешь какого-нибудь мальчика в город и попросишь бабушку вернуться поскорее домой. Дело в том, что мои новости предназначены в первую очередь для ее ушей.
      - Но почему? Что-то случилось?
      В самый первый раз девочка заговорила своим собственным голосом, не обременяя его нарочито женскими интонациями. Странным образом это только добавило ей взрослости. Брэшена в самое сердце поразил страх, отразившийся и в ее голосе, и в глазах. Отчаянный моряк растерялся, не зная, что ей сказать. Лгать ей он не хотел. И подавно не хотел открывать ей правду - до тех пор, пока присутствие матери или тетки не поможет смягчить неизбежный удар.
      Он поймал себя на том, что вертит и мнет в руках свою шляпу.
      - Я все же думаю, будет лучше, если мы подождем старших, - твердо проговорил он в конце концов. - Как, найдешь кого отправить за матерью, бабушкой или тетей?
      Ее губы зло искривились: страх зримо уступал место гневу. Сверкнув глазами, она сухо ответила:
      - Я пошлю Рэйч. А ты жди здесь.
      И с тем она ушла прочь, оставив его стоять на пороге. Он удивился про себя, почему она просто не позвала служанку и не отправила ее в город. Не говоря уж о том, что сама пошла открывать... Брэшен осторожно сделал несколько шагов, пересекая когда-то такую знакомую комнату, и выглянул в коридор. Наблюдательный глаз тут и там заметил мелкие, но очень тревожные признаки запустения. Брэшен поневоле припомнил, как шел сюда из порта... Вспомнил подъездную дорожку, усыпанную обломанными ветками и неубранной листвой, замусоренные ступени... Неужели семейство Вестритов вправду переживало тяжкие времена? Или всему виной была скупость Кайла? Брэшен беспокойно переступил с ноги на ногу. Похоже, плачевные новости, которые они скоро узнают, нанесут им еще более тяжкий удар, чем он предполагал. Захват семейного корабля вполне мог стать для них поистине приговором.
      "Альтия! Альтия!.." - мысленно воззвал он всей силой души. Так, словно вправду надеялся, что она услышит этот зов и тотчас окажется здесь.
      "Канун весны" стоял в гавани Удачного. Прибыл он непосредственно сегодня, и капитан Финни отправил Брэшена на берег едва ли не прежде, чем корабль успел толком ошвартоваться. Предполагалось, что он займется поисками посредника для перепродажи наиболее ценной части их груза. Вместо этого Брэшен отправился прямым ходом к дому Вестритов. На борту "Кануна" лежал тот самый портрет "Проказницы" - немое свидетельство истинности его слов. Брэшен весьма сомневался, что Вестриты потребуют предъявить это доказательство, хотя Альтия, несомненно, захочет картину вернуть.
      В том, какие именно чувства Альтия ныне испытывает к нему, Брэшен отнюдь не был уверен. Но по крайней мере то, что он не лжец, ей отлично известно...
      Стоя в прихожей, он изо всех сил старался отгородиться от мыслей об Альтии. Ничего не получалось. "Что она обо мне думает?.. И почему это для меня так много значит?.. А вот значит - и все. Потому что я хочу, чтобы она думала обо мне хорошо. Расставание у нас с ней получилось довольно скверное, и как же я потом об этом жалел!"
      Правда, он менее всего ожидал, что она вознамерится припомнить ему ту грубую шутку, которую он, помнится, отпустил. Не в ее это духе. Она не из тех склочных баб, которые способны на всю жизнь обидеться из-за одного неловкого слова.
      Брэшен даже закрыл на некоторое время глаза, почти молитвенно желая, чтобы так оно и обернулось на самом деле. Он-то был о ней самого что ни на есть высокого мнения.
      Он засунул руки в карманы и принялся расхаживать по коридору.
      Альтия стояла в мастерской Янтарь, рассеянно перебирая бусы в корзинке. Вытаскивала попадавшиеся и рассматривала. Вот яблоко. Вот миниатюрная груша. А вот кошечка, уютно обернувшаяся хвостом. У дверей Янтарь провожала покупателя, обещая назавтра снизать избранные им бусины в ожерелье.
      Закрыв за ним дверь, она со стуком высыпала дюжину бусин в корзинку поменьше и принялась расставлять по полкам свои изделия, которые были сняты с них для осмотра. Альтия подошла помочь подруге, и Янтарь продолжила прерванный разговор:
      - Так, стало быть, Нарья Тенира собралась поднять на Совете вопрос насчет рабства? Это ты пришла мне сообщить?
      - Я думала, тебе захочется узнать, насколько убедительными показались твои доводы ей самой.
      Янтарь ответила с довольной улыбкой:
      - А я знаю. Сама Нарья мне рассказала. И сама тут же чуть не полетела с катушек, когда я заявила, что хотела бы при этом присутствовать.
      Альтия возразила:
      - Но собрания предназначены только для сословия старинных торговцев.
      - Вот и она то же самое мне сказала, - не обидевшись, кивнула Янтарь.Ты поэтому сюда прибежала так поспешно?
      Альтия пожала плечами:
      - Вообще-то я тебя давненько не видела. А тащиться обратно домой, чтобы заниматься амбарными книгами, сидя нос к носу с Малтой... Бр-р. Нет, Янтарь, честно, когда-нибудь я просто ухвачу эту девчонку и буду трясти ее, пока у нее зубы не начнут клацать! Знала бы ты, как она меня достает!
      - В действительности она здорово похожа на тебя саму,- сказала Янтарь. Альтия аж задохнулась, и резчица поправилась: - На тебя такую, какой ты стала бы, если твой отец не взял тебя в море.
      Альтия неохотно заметила:
      - Иногда я задаюсь вопросом: то, что он сделал, было к худу или к добру...
      Настал черед удивляться хозяйке мастерской.
      - А ты бы хотела, чтобы этого не было? - спросила она, помолчав.
      - Не знаю.
      И Альтия нервно провела пятерней по волосам. Янтарь наблюдала за ней, посмеиваясь про себя.
      - Знаешь, - сказала она, - ты же больше не притворяешься парнем. Так что лучше причеши то безобразие, которое только что устроила на голове!
      Альтия застонала и пригладила волосы ладонью, обойдясь без расчески:
      - Теперь я притворяюсь светской дамой из торговой семьи, а это будет покруче... Ну? Лучше теперь?
      Янтарь потянулась к ней, чтобы уложить на место непослушную прядь.
      - Вот так... Что ты имеешь в виду - "покруче"?
      Альтия задумчиво прикусила губу. Потом замотала головой:
      - Да потому! Я в этом тряпье, как в кульке каком-то: ни тебе двигаться как следует, ни вздохнуть! И ходить надо определенным образом, и сидеть... Тьфу! Даже руку не поднять голову почесать - того гляди, рукава лопнут! А от этих шпилек затылок каждый день ноет! И с людьми запросто не поговоришь, все с подходом-отходом. Чуть что не так - сразу скандал! Даже из-за того, что мы тут с тобой... никого вроде не трогаем, просто разговариваем наедине... и то можно сплетен дождаться! Но что самое скверное, я должна притворяться, будто очень желаю того, от чего меня на самом деле воротит...- Она помолчала, потом продолжила: - Иногда я пробую себя убедить, что мне вправду хочется именно этого. - И добавила уже совсем путано: - Насколько проще станет жизнь, если у меня получится...
      Резчица не стала отвечать сразу. Она взяла маленькую корзинку бус и пошла с нею в альков в задней части мастерской. Альтия последовала за подругой. Янтарь опустила занавеску, сплетенную из нитей все тех же бус, вполне укрывавшую от праздного любопытства. Она пододвинула к верстаку высокий табурет и села на него. Альтия опустилась на стул. Судя по состоянию его подлокотников, Янтарь иногда строгала их от нечего делать.
      - А что это такое? - участливо спросила резчица, раскладывая бусины перед собою на верстаке. - То, чего ты должна была бы желать, но не желаешь?
      - Ну... то, чего по идее должна хотеть всякая настоящая женщина. Кстати, именно ты заставила меня об этом задуматься. Я не мечтаю о собственном уютном домике и младенцах. Я не хочу устоявшегося быта и растущей семьи. Я даже не уверена, нужен ли мне муж... Малта сегодня бросила мне - я, мол, "странная". И меня это обидело больше, чем все остальное, что она мне наговорила. Наверное, потому, что так оно и есть. Кажется, я впрямь странная. Я ни в грош не ставлю все то, что должна ценить женщина. - И она потерла виски. - Вот Грэйг... Мне следовало бы желать его. А я... Нет, то есть я желаю его. В смысле, он нравится мне, я люблю с ним разговаривать...Она уставилась на дверь и добавила совсем откровенно: - Когда он касается моей руки, идет такое тепло... Но когда я думаю о том, чтобы выйти за него замуж... и обо всем, что это будет означать... Ох! - И она в который раз мотнула головой: - Прямо с души прочь! Может, выйти за него было бы для меня самым хорошим и правильным делом... Но больно уж дорого оно мне обойдется!
      Янтарь долго молчала, раскладывая на верстаке металлические и деревянные промежуточные звенья для ожерелья. Отмерила несколько лоснящихся шелковых нитей и принялась плести из них шнурок.
      - Ты не любишь его, - рассудила она наконец.
      - Хотя могла бы полюбить, - ответила Альтия. - Я как бы сама себе запрещаю это сделать. Это... ну, вроде как хотеть нечто такое, на что у тебя все равно денег не хватит. У меня вроде и нет причины не полюбить его... если бы за ним столько всего не тянулось. Его семья. Наследство. Корабль. Положение в обществе... - Альтия вздохнула, вид у нее сделался совсем несчастный. - Сам-то по себе он парень что надо. Но чтобы его полюбить, мне надо принести в жертву все, что у меня есть... а я не могу.
      - Вот как,- проговорила Янтарь. Надела на шнурок первую бусину и закрепила узелком.
      Альтия водила пальцем по старому рубцу на подлокотнике.
      - У него ведь тоже есть какие-то надежды и ожидания. И меня за штурвалом живого корабля в них нет. Он захочет, чтобы я сидела дома и управлялась со всеми делами. Блюла дом, куда он возвращался бы с моря, растила детей и держала в порядке хозяйство... - Альтию передернуло. - В общем, я должна буду все делать, чтобы у него оставалась одна забота корабль. - В ее голосе явственно зазвучала горечь. - Все для того, чтобы он мог жить той жизнью, которую избрал для себя... - И совсем уже грустно докончила: - Так что, если я решусь полюбить Грэйга и стать его женой, это будет значить - прости-прощай все остальное. Все, чем я сама хотела бы в жизни заниматься. Все это ради любви к нему...
      Янтарь спросила:
      - А ты, значит, хотела бы распорядиться своей жизнью иначе?
      Губы Альтии скривились в невеселой улыбке:
      - А то... Я не хочу быть ветром у него в парусах. Я бы предпочла, чтобы кто-то другой стал им для меня. - И она выпрямилась на стуле: - Я, пожалуй, скверно выразилась. Трудно объяснить...
      Янтарь подняла голову от работы и усмехнулась:
      - Да нет, мне, наоборот, представляется, что ты выразилась яснее некуда. Тебе нужен спутник, который пойдет туда же, куда и ты. Следом за твоей мечтой. Потому что свою собственную ты кому бы то ни было под ноги бросать не намерена.
      - Наверное, так оно и есть,- согласилась Альтия неохотно. А через мгновение потребовала объяснений: - Но почему все считают, что это неправильно?
      - Правильно,- заверила ее Янтарь. И добавила насмешливо: - Если ты мужчина.
      Альтия упрямо скрестила на груди руки:
      - Ну а я все равно с этим ничего не могу поделать. Это то, чего я от жизни хочу. - Янтарь молчала, и Альтия спросила почти рассерженно: - Только не надо мне в сто первый раз этих разговоров о том, что, мол, любовь - это когда не жалко все другому отдать!
      - Кое для кого это именно так и есть, - неумолимо кивнула резчица. Вставила еще бусину в ожерелье, подняла свою работу и стала критически рассматривать: - А другие - все равно что пара лошадей в одной упряжке. Вместе тянут к общей цели.
      - Такое для меня более приемлемо,- согласилась Альтия. Правда, насупленные брови говорили о том, что до конца она в это так и не поверила. Она вдруг спросила: - Но почему люди не могут любить друг друга и при всем том оставаться свободными?
      Янтарь потерла утомленные работой глаза. Потом задумчиво потянула висевшую в ухе серьгу.
      - И такое бывает,- произнесла она с сожалением.- Правда, такая любовь обычно дается труднее всего... - Она подбирала и нанизывала слова так же тщательно, как перед этим - бусины. - Чтобы любить человека подобным образом, надо прежде всего признать, что его жизнь так же важна, как и твоя. Это нелегко. Еще тяжелее уяснить, что у него, может быть, имеются нужды, которые ты не можешь удовлетворить. И что у вас обоих могут найтись дела, которые приведут к долгой разлуке. Тут тебе и одиночество, и сомнения, и неутоленная страсть...
      - Но почему любовь непременно "дается", "стоит", "обходится"? Почему, где любовь - там долг и необходимость? Почему люди не могут любить подобно мотылькам, которые встречаются солнечным утром и расстаются, когда до вечера еще далеко?