Теперь в доме снова воцарилась тишина, но эта тишина не давала Виктору белого ощущения, как это бывало всегда. Красное мельтешило вокруг его мозга, словно рой назойливых мух.
      Мама не спала, как Маркус думал. Она ушла. Она была их матерью, но иногда она ею не была. Виктор пытался сказать об этом Маркусу, но брат его не услышал.
      Виктор стоял прямо за дверью и смотрел в комнату. Он чувствовал, как мимо него текло время, как делает очередной поворот земля под ногами. Маркус лежал на полу возле Секретжш Двери. Спит и в то же время не спит. Маркус перестал существовать. Его глаза были открыты, но он не видел Виктора. Его рубашка стала совсем красной от крови. Очень красное.
      Виктор неуверенно вошел в комнату, не глядя на других людей. Он встал нв колени рядом с Маркусом, коснулся пальцами крови, но не дотронулся до дыр в груди. Дыры - это всегда плохо. Там бактерии и личинки. Красные дыры - это очень плохо.
      - Не сейчас, Маркус, - нежно сказал Виктор. - Выход не сейчас.
      Маркус не пошевелился. Виктор пытался рассказать ему о матери и Женщине - Элейн, и Памеле, и Анни, - но Маркус его не услышал. Сегодня вечером он хотел рассказать ему о Мужчине, Который Ждет, но Маркус его не услышал. Очень, очень красное.
      - Не сейчас, Маркус, - прошептал Виктор. - Выход не сейчас.
      Медленно он поднял руку, снял с себя маску из перьев и положил ее на лицо брата.
      Ник с тяжелым сердцем наблюдал за печальным, странным ритуалом. Он впервые подумал о том, где же пропадает мать Ренара, почему она не прибежала на звук выстрела. И тут раздался рев мотора мощной машины. Ник рванулся к выходу из дома, а потом побежал, когда металл ударился о металл.
      Около дома "Кадиллак" протаранил "Вольво" архитектора. Когда Ник вышел на веранду, дверца автомобиля открылась, и водитель вывалился на лужайку. Ник спрыгнул на землю и пустился бежать. Знакомая волна страха обрушилась на него, когда он увидел голубую форму и гриву темных волос.
      - Туанетта! - закричал он, преодолевая последние несколько шагов.
      Он рухнул на землю рядом с ней, взял дрожащими руками ее лицо, попытался нащупать пульс на шее, читая про себя молитву.
      Анни открыла глаза и посмотрела на него. Ник. Как приятно в последний раз увидеть его, и неважно, что он ей только мерещится.
      - Долл, - словно во сне прошептала Анни. Ее тело сотрясла судорога. Долл убила Памелу. И меня она тоже убила.
      ГЛАВА 49
      Анни оказалась между жизнью и смертью, где сходились тьма и свет, звук и тишина. Она задержалась там, переходя из одного мира в другой и обратно.
      Анни видела выцветший, спокойный ландшафт, последствия страшной катастрофы, на земле лежат тела, над ними нависло тяжелое, мрачное небо, и все освещено сумрачным светом ночного кошмара. Там была Памела. И Долл Ренар. И Маркус. Их души возносились над ними, словно дым от угасающего костра, и плыли над залитым кровью полем. А Анни стояла с краю и наблюдала за ними.
      - Там холодно? - шепотом спросил Фуркейд.
      - Где?
      - В стране теней. - Ник осторожно коснулся ее волос, нежно провел кончиками пальцев по щеке. - Не оставляй меня, Туанетта, - прошептал он, и его темные глаза наполнились печалью. - Я так долго был одинок.
      Анни протянула к нему руки, но не смогла дотянуться. И когда она почувствовала, что ее затягивает все глубже, заставляя пересечь черту между жизнью и смертью, паника охватила ее. Она не верила, что у нее хватит сил, чтобы вырваться. Она так ослабела, так устала. Но ей не хотелось умирать. Она не готова была умереть.
      Ее начала засасывать темнота, плотная и густая, словно масло. Призвав на помощь остатки сил, о существовании которых она и не подозревала, Анни вынырнула на поверхность и постаралась выбраться из омута.
      Когда Анни открыла глаза, то сразу же увидела Фуркейда. Он сидел у кровати и не сводил с нее глаз, как будто, отвернувшись, он обрубит ее связь с миром живых.
      - Привет, - прошептала Анни.
      Ник нагнулся ближе, по-прежнему не отводя взгляда.
      - Я уже думал, что потерял тебя там, chure, - негромко сказал он.
      - Где?
      - В стране теней.
      Он поднес руку Анни к губам и поцеловал в ладонь.
      - Ты напугала меня, Туанетта. А я терпеть не могу это чувство. Это выводит меня из себя. - Уголки его губ чуть дрогнули.
      Анни сонно улыбнулась.
      - Да, в этом мы похожи.
      Ник нагнулся еще ниже и прижался губами к ее губам, и Анни заснула со вздохом глубокого облегчения. Когда она снова проснулась, Фуркейд уже ушел.
      - Вы слушаете радиостанцию "Кейджун". В эфире самые свежие новости. Хантер Дэвидсон, отец убитой Памелы Бишон, будет сегодня днем предан суду по обвинению в убийстве архитектора Маркуса Ренара. Заседание состоится в зале суда округа Парту.
      Новый адвокат Дэвидсона Ревон Тэллант предполагает, что в этом случае речь идет о невменяемости его подзащитного, и ожидает, что признание, сделанное Дэвидсоном рано утром в воскресенье, не будет признано в суде.
      Дэвидсона совсем недавно выпустили из окружной тюрьмы, после того как стороны пришли к соглашению по поводу его обвинения в нападении на Маркуса Ренара. Мы не смогли получить никаких комментариев от окружного прокурора Смита Пртчета. Официальное заявление ожидается сегодня утром.
      Анни выключила радио. В эти два дня, что она провела в больнице, происшедшая трагедия не оставляла ее ни на минуту. Телевидение, радио, газеты, все твердили только об одном. Ее осаждали просьбами об интервью, но Анни отказала всем. Все кончено. Настало время для всех попытаться залечить полученные раны и двигаться дальше.
      Доктор Вэн Аллен очень неохотно согласился ее выписать. Против наркотика, которым ее "угостила" Долл Ренар, нашли действенное противоядие. Потерю крови восстановили. Раненое бедро болело не переставая, но терпеть эту боль было можно. Какое-то время Анни еще будет хромать, но, учитывая все обстоятельства, ей чертовски повезло.
      Повезло, что она осталась в живых. Но вот повезет ли ей получить обратно свою работу, это еще вопрос.
      Гас навещал ее в воскресенье, чтобы лично взять у нее показания по поводу Долл Ренар. Он слушал, никак не комментируя, пока Анни излагала события последних десяти дней, но, когда она поглядывала на его лицо, ей становилось не по себе.
      Анни много думала обо всем, что случилось. Что приобретено и что потеряно благодаря этим событиям? Убийца обнаружен и изобличен. Анни осознала собственные силы и способности. Но потери казались намного тяжелее. Она увидела уродливые души людей, с которыми ей предстояло работать и на которых она должна была полагаться. Сколько жизней было исковеркано, а некоторые просто разрушены.
      Анни, прихрамывая, вышла из больницы. День выдался холодным и серым, все предвещало дождь. Она неловко села в патрульную машину, которую Ноблие любезно прислал за ней. За ней приехал помощник шерифа Фил Прежан. Он ерзал на водительском сиденье, словно пятилетний ребенок, которому невтерпеж в туалет.
      - Я... Гм... Мне жаль, что все так вышло, Анни, - наконец произнес он. - Я надеюсь, что ты примешь мои извинения.
      - Ну разумеется, - кивнула Анни и уставилась в окно.
      Они выехали со стоянки, и в машине повисло тяжелое, напряженное молчание.
      Все телевизионные станции Луизианы прислали свои съемочные группы, и теперь их фургоны запрудили все подступы к зданию суда, хотя до слушания дела оставалось еще больше часа. Парковка была забита машинами. Анни подумала о том, как репортеры, называвшие Хантера Дэвидсона народным героем десять дней назад, назовут его теперь, когда он убил ни в чем не повинного человека.
      Прежан остановил машину на стоянке недалеко от заднего входа в управление. Хукер подозрительно оглядел ее с ног до головы и нахмурился, когда она прохромала мимо стойки дежурного, словно Анни Бруссар была шпионом, разоблаченным в его подразделении. Приблизительно так же на нее прореагировал и Майрон, когда Анни прошла мимо его отдела. Валери Комб по-прежнему смотрела на нее как на протухший кусок мяса.
      Шериф облачился в свой угольно-черный в тонкую полоску костюм для похорон исключительно ради встречи с прессой, но он не слишком хороша смотрелся на его раздобревшей фигуре. Гас уже успел развязать галстук и расстегнуть воротничок рубашки. Он показался Анни старше, чем неделю назад.
      - Как дела, Анни? Готова?
      В мозгу Анни зазвенел сигнал тревоги.
      - Все зависит от того, к чему я должна быть готова, сэр.
      - Присядь. - Гас указал ей на кресло для посетителей. - Врач отпустил тебя?
      - Да, сэр.
      - Он подписал выписку? Прости мне мою подозрительность, но в последнее время у тебя появилась плохая привычка не выполнять приказы.
      - Они не дали мне копию. - Она устроилась на краешке кресла. - Мне выдали только счет.
      Указав ей на нарушение дисциплины, Ноблие не стал придираться к бумажкам. Он сел в кресло и долго, внимательно смотрел на Анни. Та ответила ему ничего не выражающим взглядом.
      - В эти выходные мы получили ордер на обыск в доме Ренаров, - наконец заговорил шериф, открывая ящик стола. - Среди предметов, найденных в рабочем кабинете Маркуса Ренара, мы обнаружили вещи, принадлежавшие, как ним известно, Памеле Бишон. И еще мы нашли вот это. Он бросил через стол пластмассового аллигатора. Анни подобрала крокодильчика, чувствуя смущение из-за этой игрушки с ее улыбкой и красным беретом. Но смущение тут же сменилось брезгливостью. Ренар взял эту безделушку, и она стала для него фетишем. Он ласкал ее, держал в руках и, думая о ней, запятнал ее.
      - Помощник шерифа Прежан опознал эту вещицу. Мы подумали, что ты захочешь вернуть ее.
      - Благодарю вас, сэр. - Анни опустила крокодильчика в карман куртки, понимая, что немедленно выбросит его, как только выйдет из кабинета шерифа.
      - В спальне Долл Ренар был обнаружен девятидюймовый разделочный нож. Он лежал у нее под матрасом, - продолжал Ноблие. - Мы его не нашли раньше, потому что ордер на обыск никогда не включал в себя спальню миссис Ренар. Нож послали на экспертизу.
      - Она его вымыла?
      Ноблие мгновение обдумывал свой ответ, потом решил, что Анни заслужила честный ответ.
      - Нет.
      При мысли об этом Анни замутило.
      - Это значит, что в лаборатории смогут сравнить образцы крови и тканей.
      - Я на это надеюсь.
      - Хорошо.
      Шериф снова замолчал, нахмурился, глядя на Анни. "Плохой признак", подумала она.
      - Я много размышлял обо всем последние дни, Анни, - снова заговорил Гас. - Я не могу, позволить помощникам шерифа вести самостоятельную работу и расследовать дела, которые им никто не поручал.
      - Никак нет, сэр, - пробормотала Анни.
      - Ты всегда совала свой нос туда, куда не следовало.
      - Так точно, сэр.
      - От тебя одни неприятности. Ты сеешь раздор, не выполняешь приказы.
      Анни молчала. Да и что она могла на это ответить?
      - С другой стороны, твои поступки говорят о твоей инициативности, силе духа, амбициозности... - Маятник качнулся в противоположную сторону. - Скажи честно, Анни, почему ты остановила Фуркейда в тот вечер?
      - Потому что так следовало поступить.
      - А почему взялась сама за дело Ренара?
      Теперь пришла очередь Анни как следует взвесить свой ответ. Она могла сказать, что не доверяла способностям Стоукса, но это было бы не совсем верно. В ее душе перевешивало другое.
      - Потому что я чувствовала, что обязана это сделать ради Памелы. Я была первой, кто увидел, что сотворил с ней убийца. В этом было что-то... очень личное. У меня возникло ощущение, что я перед ней в долгу. Я нашла ее тело, я хотела добиться для нее справедливости.
      Гас кивнул головой, поджал губы.
      - Ты еще не говорила с прессой?
      - Нет, сэр.
      - На пресс-конференции сегодня днем я скажу, что ты работала под прикрытием, чтобы помочь раскрыть это убийство. Твой следующий чек в день зарплаты учтет переработку.
      Глаза Анни широко раскрылись. Это прозвучало как явная взятка.
      Ноблие читал по ее лицу как в открытой книге. Он нахмурился:
      - Я не хочу, чтобы кто-то усомнился в моей власти, Анни. Мои помощники работают на меня, а не за моей спиной. Оплата сверхурочных - это премия. Договорились?
      - Да, сэр.
      - Тебе придется еще чертовски много учиться, чтобы понять, как вращается этот мир, Бруссар. - Шериф уже был готов отпустить ее, его внимание переключилось на записи, которые он готовил для пресс-конференции. - Поскорее выздоравливай и выходи на работу... детектив Бруссар.
      "Детектив Бруссар". Анни произнесла это несколько раз, пока ковыляла обратно к выходу. Звучало это очень хорошо. Она вынула из кармана крокодильчика в красном берете и кинула его в мусорную корзину, когда проходила мимо стола сержанта.
      Фуркейд ждал ее на улице. Он прислонился к стене здания, скрестив ноги, засунув руки в карманы куртки. Его глаза смотрели на нее с тревогой.
      - Ноблие перевел меня в детективы, - объявила Анни, все еще боясь поверить в это.
      - Я знаю. Я тебя рекомендовал.
      - Ах вон оно что!
      - Там твое место, Туанетта. Ты хорошо работаешь. Глубоко копаешь. Ищешь правду, сражаешься за справедливость, именно так и должно быть.
      Анни едва заметно пожала плечами и отвернулась. Ей стало не по себе от похвалы Ника.
      - Что ж, я лишилась формы и возможности гонять на машине.
      Фуркейд не улыбнулся. Анни удивилась. Ник выпрямился и дотронулся до щеки Анни.
      - Как ты себя чувствуешь, Туанетта? Все в порядке? На Анни столько навалилось, что она только тяжело вздохнула.
      - Не совсем.
      Ей хотелось сказать, что за последние десять дней она стала совсем другим человеком, но предвидела ответ Ника. Он скажет, что она просто не удосужилась поглубже заглянуть в себя. Интересно, что же видит сам Фуркейд, когда заглядывает так глубоко в себя.
      - Погуляешь со мной? - спросила Анни. - Вдоль затона?
      Ник нахмурился, оглядел бульвар, стоянку, улицу.
      - Ты уверена?
      - Я два дня пролежала в постели. Мне необходимо двигаться. Пусть медленно, но я должна ходить. - И Анни пошла вперед одна. Фуркейд пристроился рядом. По дороге к затону никто из них не произнес ни слова. Когда они подошли к берегу, стайка диких уток взлетела с громким шумом, потом птицы снова опустились на шоколадно-коричневую воду и, словно поплавки, закачались среди тростника.
      Анни осторожно села на край садовой скамейки и вытянула вперед раненую ногу. Фуркейд занял другой конец скамьи. Место между ними занимал Маркус Ренар.
      - Он ни в чем не был виноват, Ник, - негромко сказала Анни.
      Фуркейд мог бы поспорить. Маниакальное увлечение Маркуса Памелой Бишон стало катализатором для поступка его матери. Но Ник понимал, что это бессмысленно.
      - А если бы он был виновен, что это бы нам дало?
      Анни задумалась на мгновение.
      - По крайней мере, было бы легче все объяснить.
      - Ты права, - пробормотал Ник. - Он не был виноват. Я совершил грубый промах. Я ошибся, а человек из-за этого погиб. Это останется со мной до конца жизни.
      - Не ты же спустил курок.
      - Но ведь именно я зарядил револьвер, верно? Дэвидсон ни секунды не сомневался, что именно Ренар убил его дочь, и частично потому, что я так сильно верил, что Маркус Ренар убил ее. Моя точка зрения стала его точкой зрения. Ты должна знать, как это бывает... Я ведь пытался и тебя перетянуть на свою сторону.
      - Только потому, что в этом был смысл. Никто не может упрекнуть тебя в отсутствии логики, Ник.
      Его лицо вдруг озарилось мимолетной улыбкой, но губы сохранили горькую складку.
      - Нет, но моя ошибка лежит глубже. Я верю, что лучше все делать со страстью, чем предаваться апатии.
      Он слишком отдавал себя делу, работа стала его жизнью, воздухом, которым Ник дышал. Все остальное ушло на второй план. Окунувшись в эту манию, он вдруг понял, как легко потерять перспективу и человечность. Ему нужен был якорь, второе "я", голос, который задавал бы ему вопросы, противовес его целеустремленности. Ему нужна была Анни.
      - Я слышала, что Притчет собирается снять выдвинутые против тебя обвинения, - сказала она.
      - Да. Итак, я не только явился косвенной причиной смерти Ренара, но еще и получил от нее выгоду.
      - И я тоже. Мне не придется давать показания. А это большое облегчение, - призналась Анни, мысленно приказывая Нику посмотреть на нее. Фуркейд повернул голову и взглянул ей в глаза. - Я не хотела этого делать, Ник, но мне бы пришлось.
      - Я знаю. Ты женщина строгих убеждений, Туанетта. - Он улыбнулся ей нежно и печально. - И с чем же я остаюсь?
      - Я не знаю.
      - А я уверен, что знаешь.
      Анни не стала с ним спорить. Ник не ошибся. Он был сложным, трудным по характеру человеком. Насколько легче ей было бы вернуться к Эй-Джею, принять то, что он ей предлагает, и жить простой жизнью. Жизнь будет спокойная, но удовлетворения она Анни не даст.
      - Ты не слишком легкий человек, Ник.
      - Это правда, - признал он, не отводя взгляда. - Но ведь ты поможешь мне с этим справиться, chure! Ведь ты попробуешь?
      Он напряженно ждал ее ответа и хотел, чтобы Анни приняла вызов.
      - Я не знаю, что есть во мне такого, что я смогу предложить тебе, Туанетта, - негромко признался Фуркейд. - Но мне хотелось бы попытать счастья и выяснить это.
      Анни смотрела на него, разглядывала суровые черты лица, темные горящие глаза. Ник Фуркейд был слишком горяч, слишком гоним, слишком одинок. Но Анни отчетливо ощущала, что он именно тот мужчина, которого она ждала. Ее самым большим желанием было дотронуться до него.
      - Мне тоже, - прошептала Анни, протягивая руку, преодолевая расстояние между ними, чтобы положить ладонь на его руку. - Если мы партнеры...
      Ник повернул руку, и их пальцы переплелись в теплом, крепком пожатии.
      - То мы партнеры во всем.
      ЭПИЛОГ
      Виктор сидел за маленьким столиком в своей комнате, вырезая что-то из бумаги ножницами с тупыми концами. Этот дом не был его родным домом. "Ривервью" - странное место, полное незнакомых ему людей. Некоторые были добры к нему, другие нет.
      Здесь была большая лужайка, обсаженная деревьями, ограниченная высокой кирпичной стеной, и красивый сад. Хорошее место, чтобы наблюдать за птицами, хотя их здесь не так много, как было у Виктора дома. В общем, по большей части жизнь Виктора на новом месте текла спокойно и размеренно. Где-то между белым и красным. Серое, решил он. Очень часто Виктор чувствовал себя очень серо. Словно спал с открытыми глазами. Он часто вспоминал о Маркусе, ему так хотелось, чтобы брат не переставал существовать. Он часто думал и о матери.
      Мама перестала существовать, сказал ему Ричард Кадроу, хотя Виктор сам этого не видел и не знал наверняка, правда ли это. Иногда ему представлялось, что мать входит к нему в комнату, как она это часто делала, садится к нему на кровать, гладит его по волосам и говорит с ним особым Ночным Голосом.
      Напряжение завибрировало в нем на низкой ноте, стоило ему только вспомнить Ночной Голос. Ночной Голос говорил о красных вещах. Ночной Голос говорил о чувствах. Счастлив тот, кто ничего не чувствует.
      Любовь, страсть, желание, гнев, ненависть. Их власть очень красная. Люди, к которым они прикасаются, перестают существовать. Как отец. Как мать. Как Маркус. Как Памела.
      Иногда Виктору снится та самая ночь. Очень красное. Мама, и в то же время не мама, делает вещи, о которых говорил Ночной Голос. Эти воспоминания парализуют его, как и в ту ночь. Он стоял, окоченев, возле того дома много часов, укрытый темнотой, неспособный ни двигаться, ни говорить. Наконец он вошел внутрь, чтобы посмотреть, что там случилось.
      Памела, и в то же время не Памела. Ему не понравилось, как изменилось ее лицо. Медленно он снял с себя маску и прикрыл его.
      Любовь, страсть, желание, гнев, ненависть. Эмоции... Им лучше не поддаваться. "Лучше носить маску", - подумал Виктор, надевая только что изготовленную маску на себя и подходя к маленькому окошку взглянуть на мир, раскрашенный яркими красками дня и нежными тенями сумерек.
      Ненависть, гнев, желание, страсть, любовь.
      Их разделяет только тонкая темная линия.