- Я не собирался с тобой спорить, - угрюмо заметил Эй-Джей. Он взял Анни за руку и удержал, когда женщина попыталась вырваться. - Всего одну минуту, Анни, прошу тебя.
      - Я на дежурстве.
      - У тебя личное время, ты сама сказала. А это и есть личное дело.
      Анни набрала было в легкие воздуха, собираясь запротестовать, но Эй-Джей приложил ей палец к губам. Его лицо казалось удивительно серьезным в рассеянном свете уличного фонаря.
      - Я должен тебе это сказать, Анни. Я люблю тебя и не хочу, чтобы кто-то причинил тебе боль. Я не хочу, чтобы ты рисковала собой. Я хочу заботиться о тебе, защищать тебя. Я не знаю, кто этот другой парень...
      - Эй-Джей, прошу тебя, не надо...
      - Я не знаю, что такого есть у него, чего не было бы у меня. Но я люблю тебя, Анни, и не хочу тебя терять...
      Это признание ошеломило Анни, последнее время они были не настолько близки. Было время, когда она ждала от Эй-Джея этих слов, но он так и не произнес их. А теперь он ожидал того же от нее, но напрасно. Да, она любила его, но только как брата, как друга. Ирония судьбы. Эй-Джей хотел от нее того, чего она не могла ему дать. А Анни хотела мужчину, которого сама могла отправить в тюрьму меньше чем через неделю.
      - Я люблю тебя, Анни, - прошептал Эй-Джей. - Я не отдам тебя без борьбы.
      Он опустил голову и поцеловал ее, медленно, нежно, глубоко. Эй-Джей притянул Анни к себе, не обращая внимания на залитую пивом форму.
      - Ты какая-то чужая, Анни, - потрясение прошептал Эй-Джей, поднимая голову. - Неужели все кончено?
      В его глазах появилась такая боль, что Анни чуть не заплакала.
      - Прости меня, Эй-Джей.
      Он покачал головой:
      - Ничего не кончено... Я этого не допущу.
      "Вылитый Донни Бишон", - подумала Анни. Та же решимость удержать женщину, хотя она уже прислала ему документы на развод. Вылитый Ренар. Видит то, что хочет видеть, подгоняет действительность под желаемый результат. Но к Эй-Джею она испытывала только жалость, досадовала на его упрямство и совсем его не боялась. Он не перешел черту между упорством и одержимостью.
      - Я тебя честно предупреждаю, - продолжал Эй-Джей. Отойдя от Анни на шаг, он взял с капота джипа свои устрицы и пиво. - Еще увидимся.
      Прислонившись к машине, Анни смотрела ему вслед.
      - Только этого мне и не хватало для полного счастья, - пробормотала она с горечью.
      Мысль о том, что она оказалась частью любовного треугольника, показалась ей абсурдной. Чтобы отвлечься от нее, Анни попыталась сосредоточиться на окружающем ее мире - грохоте ансамбля, треске бесконечных петард, теплом влажном воздухе, серебристом свете уличного фонаря и темноте вне его круга.
      Ее охватило ощущение, что за ней наблюдают. Анни вдруг осознала, что уже не одна в этом темном безлюдном переулке. Она напряженно застыла, вглядываясь в темноту. В конце темной аллеи в воздухе, казалось, плыло белое лицо.
      - Маркус? - нерешительно окликнула Анни, отходя от машины.
      - Вы поцеловали его, - ответил ей голос Ренара. - Этого адвокатишку! Вы поцеловали его! - Его голос вибрировал от гнева. Он сделал шаг к ней.
      - Да, он меня поцеловал, - подтвердила Анни. На всякий случай она положила руки на пояс, поближе к дубинке, баллончику с газом и револьверу. Ее средний палец наткнулся на стебель розы, преподнесенной ей Ренаром, и шип глубоко впился в кожу. Анни вздрогнула от неожиданной, резкой боли. - Это вас огорчило, Маркус? Что я позволила ему поцеловать меня?
      - Он... Он один из них! - резко бросил Ренар. - Он настроен против меня, как и Притчет. Как Фуркейд. Как вы могли так поступить, Анни?
      - Я тоже одна из "них", Маркус, - просто ответила она. - Я все время напоминала вам об этом.
      Он покачал головой, не желая в это верить. Его улыбающаяся маска составляла зловещий контраст с исходившими от него волнами ярости.
      - Нет, вы пытаетесь мне помочь. Вы спасли мне жизнь - дважды!
      - И я снова говорю вам, Маркус, я только выполняю свою работу.
      - Нет, вы помогли мне, когда вам не следовало этого делать. Вы не хотели, чтобы кто-нибудь узнал об этом. Я думал...
      Маркус замолчал, не в силах заставить себя произнести эти слова. Анни ждала, пораженная той легкостью, с какой Маркус все подгонял под свои желания. Это сумасшествие, и все-таки он рассуждал совершенно здраво. Любой мужчина разговаривал бы с ней точно так же, если бы считал, что она завлекла его, и теперь злился из-за этого.
      - Что вы думали? - подбодрила его Анни.
      - Я думал, что вы не такая, как все, что вы особенная.
      - Вы и Памелу считали особенной?
      - Да, вы оказались такой же, как она, - пробормотал Ренар, роясь в заднем кармане широких черных брюк.
      Рука Анни метнулась к кобуре, она расстегнула ее. Тысяча людей веселится совсем рядом с ними, а она тут наедине с возможным убийцей.
      - Что вы хотите этим сказать? - поинтересовалась Анни, пока ее мозг лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации. Неужели он достанет нож? Неужели ей придется пристрелить его прямо здесь и прямо сейчас? Она никогда не думала, что такое может произойти. Теперь Анни уже и не знала, чего, собственно, она ожидала. Признания, записанного на пленку? Или того, что убийца без борьбы отдаст оружие?
      - Памела приняла мою дружбу, - сказал Маркус. - Она взяла мое сердце. А потом отвернулась от меня. И вы поступаете так же.
      - Памела боялась вас, Маркус. Ведь это вы звонили ей и дышали в трубку, ходили ночами вокруг ее дома, подсматривая в окна, перерезали телефонный кабель, верно?
      - Я бы никогда не причинил ей вреда. - Анни не поняла, что значат его слова. Ренар все отрицает или признает свою вину? - Памела принимала мои подарки. Мне казалось, ей нравится мое общество. Но Памелу настроили против меня. Она не могла понять, насколько дорога мне. Я пытался доказать ей это.
      - Кто настроил ее против вас?
      - Ее муж и еще Стоукс. Они оба хотели Памелу и настроили ее против меня. А вы как станете оправдываться, Анни? - с горечью поинтересовался он. - Вы хотите этого адвоката? Он использует вас, чтобы вы сделали за него всю черную работу. Как вы этого не понимаете?
      - Он не имеет к этому никакого отношения, Маркус. Я хочу найти убийцу Памелы. Я с самого начала говорила вам об этом.
      - Вы еще об этом пожалеете, - голос Ренара звучал совершенно спокойно. - В конце концов вы горько об этом пожалеете. - Он начал медленно вынимать руку из кармана. С неистово бьющимся сердцем Анни достала свой револьвер и направила его в грудь Ренара.
      - Спокойно, Маркус, - приказала она. - Никаких резких движений.
      Он медленно вынул руку из кармана и отвел сжатый кулак в сторону.
      - Что бы это ни было, бросьте на землю.
      Пальцы Ренара разжались, и на тротуар упало что-то маленькое. Левой рукой Анни отстегнула от пояса фонарик и сделала шаг вперед, не опуская оружия. Ренар отступил назад, к выходу из переулка.
      - Стойте на месте!
      Анни направила свет фонарика вниз и увидела золотую цепочку с медальоном в виде сердечка.
      - Я считал вас особенной, - повторил Маркус. Анни убрала револьвер в кобуру и подняла украшение.
      - Этот медальон вы подарили Памеле?
      Ренар посмотрел сквозь нее пустыми глазницами улыбающейся маски и отступил еще на шаг.
      - Я не обязан отвечать на ваши вопросы, помощник шерифа Бруссар, холодно произнес он. - И я полагаю, что могу уйти. - С этими словами Маркус развернулся и скрылся в темноте переулка.
      - Отлично, - пробормотала себе под нос Анни, разглядывая медальон.
      У пояса ожила рация, и Анни чуть не подпрыгнула на месте.
      - Бруссар? Где тебя черти носят? Ты возвращаешься или как?
      - Уже иду, сержант. Отбой.
      Посасывая уколотый палец, Анни пробралась сквозь толпу к уличному телефону-автомату, набрала номер Фуркейда и, слушая гудки, промокала платком мокрую рубашку. Автоответчик объявил о себе короткой фразой: "Оставьте сообщение".
      - Это Анни. У меня только что состоялся разговор с Ренаром. Это долгая история, но если коротко, то мне удалось довести его до края. Я дежурю на улице Франции, потом поеду домой. Завтра у меня выходной. Увидимся.
      Она повесила трубку, ощущая внезапный приступ тошноты. Вполне возможно, что она заставила убийцу перейти черту, отделяющую любовь от ненависти. И что же дальше?
      Анни наблюдала за праздником, но ей казалось, что ее отделяет от веселящихся людей стеклянная стена. Она не слышала ни звуков музыки, ни гомона толпы.
      "Она не могла понять, насколько дорога мне. Я пытался доказать ей это". Как именно Ренар пытался это доказать? Присылая подарки или проявляя участие после того, как сам напугал женщину до полусмерти? Точно так же Ренар сочувствовал Анни, когда она рассказывала, что кто-то стрелял в нее.
      Анни выудила из кармана медальон и смотрела, как золотое сердечко качается на цепочке туда-сюда. Ренар пытался подарить такое же сердечко Памеле в день ее рождения за две недели до того, как ее убили.
      - Офицер Бруссар?
      Негромкий голос нарушил задумчивость Анни. Она сжала медальон в кулаке и обернулась. Рядом с ней стояла Долл Ренар и нервно теребила завязки изящной маски в форме бабочки, покрытой блестками. Элегантная красота маски, казалось, контрастировала с женщиной, стоящей перед Анни, - безликая, нелюбимая, губы сжаты в горестную линию.
      - Здравствуйте, миссис Ренар. Могу я вам чем-то помочь?
      Долл отвела глаза, в ее взгляде читалась тревога.
      - Даже не знаю, можете ли вы помочь. Я и сама не понимаю, зачем я здесь. Это просто ночной кошмар, ужасный ночной кошмар.
      - Что случилось?
      Глаза пожилой женщины наполнились слезами.
      - Я не знаю. Я не представляю, что мне делать. Все это время мне казалось, что нам причинили зло по ошибке. Все эти недели. Мои сыновья - это все, что у меня есть. Вы же это знаете...
      Анни ждала. Миссис Ренар показалась ей в прошлую встречу склонной к мелодраме и противной, но теперь стресс придал голосу пожилой женщины искренность. Кончик ее маленького остренького носа и глаза покраснели от слез.
      - Я считала, что материнство - это счастье, - продолжала миссис Ренар, промокая платочком под новом. - Но на мою долю выпал только кошмар. - Слезы градом покатились по худым, бледным щекам. - Я так боюсь.
      - Чего вы боитесь, миссис Ренар?
      - Маркуса, - призналась Долл. - Я боюсь, что мой сын совершил чудовищную ошибку.
      ГЛАВА 45
      - Не могли бы мы пойти куда-нибудь в спокойное место и поговорить? спросила Долл, с тревогой оглядываясь по сторонам. - Маркус где-то рядом. Я не хочу, чтобы он увидел нас вместе. Вчера вечером между нами произошла ужасная ссора. Я едва поднялась с кровати сегодня, мне было так плохо. Я просто не знала, что делать. Вы были так добры к нам, так хорошо к нам отнеслись, и я подумала...
      Женщина замолчала, борясь с подступившими слезами. Анни положила руку ей на плечо. Ее раздирали противоречивые чувства - чисто человеческая жалость и профессиональное возбуждение.
      - Боюсь, что ничего не получится, я на дежурстве... - начала она.
      - Я бы не стала просить вас... Я не хотела... О господи... - Долл закрыла глаза, стараясь взять себя в руки. - Ведь он мой сын, - трагическим шепотом продолжала она. - Я не могу вынести даже мысли о том, что он мог... - Снова замолчав, миссис Ренар покачала головой. - Мне не следовало сюда приходить. Простите меня.
      Она повернулась, чтобы уйти. Плечи ее были понуро опущены.
      - Подождите, - остановила ее Анни. Если у матери Маркуса Ренара есть хоть что-то, что могло бы доказать его причастность к убийству, она не может оставаться в стороне. Совершенно очевидно, что в жесточайшей внутренней борьбе чувство долга Долл взяло верх над материнской любовью. И также не вызывает сомнений, что сию же секунду женщина может развернуться и броситься спасать своего сына.
      - Где вы оставили машину?
      - Дальше по улице. Около ресторана.
      - Встретимся там через пять минут. Вам это подходит?
      Долл чуть заметно кивнула, она вся дрожала.
      - Я не знаю. Думаю, что я совершаю ошибку. Мне не следовало...
      - Миссис Ренар, - Анни прикоснулась к ее руке, - прошу вас, не отступайте сейчас. Если Маркус задумал что-то плохое, его надо остановить.
      Она затаила дыхание, когда Долл снова опустила веки, словно искала в своей душе ответ.
      - Нет, - негромко сказала она, как будто обращаясь к самой себе. - Это не может дальше продолжаться.
      - Я подойду к вашей машине, - напомнила ей Анни. - Мы выпьем по чашке кофе и обо всем поговорим. Какая у вас машина?
      Долл шумно высморкалась.
      - Серый "Кадиллак". - В ее голосе слышалась покорность неизбежному.
      Анни никак не мбгла найти сержанта Хукера в этом людском море, но это было и к лучшему. Не стоит ему видеть, как она двинется в противоположном от участка направлении. Нырнув в переулок, Анни вызвала его по рации и сообщила, что внезапно заболела.
      - Что, черт возьми, с тобой творится, Бруссар? Ты что, напилась?
      - Никак нет, сэр. Это, вероятно, кишечный грипп, сейчас многие им болеют. Это просто ужасно, сержант. Отбой.
      Хукер, как обычно, замысловато выругался, но отпустил ее. Помощник шерифа, блюющий в общественном месте, только испортит имидж управления.
      - Если я только узнаю, что ты напилась, я отстраню тебя от службы! Отбой.
      Выбросив его угрозу из головы, Анни подошла к своему джипу и отключила рацию, боясь, что переговоры полицейских испугают или отвлекут Долл. Схватив миниатюрный диктофон, Анни сунула его в карман брюк и быстрым шагом направилась по темному переулку к ресторану.
      Долл Ренар водила серый "Кадиллак". Если краска со стороны пассажира повреждена, значит, именно Маркус преследовал Анни на шоссе в ту ночь. Выброс адреналина, как только забрезжила возможность распутать весь клубок, взбудоражил кровь. Анни летела как на крыльях. Собственная мать собирается сдать сына властям. Ей, Анни Бруссар. И все потому, что она работала над делом. Да, Анни потеряла доверие Маркуса, но это больше не имеет значения.
      Торопливо идя по тротуару мимо припаркованных машин и закрытых контор, она настораживалась при виде каждой тени, внимательно оглядывала переулки, мимо которых проходила. Где-то здесь бродит Маркус, уязвленный, рассерженный ее предательством.
      Одному богу известно, на что он может решиться, если увидит ее вместе со своей матерью. Их отношения слишком запутаны, слишком глубоки, и лишь очень тонкая линия отделяет любовь от ненависти. Какие чувства приведет в движение в душе Маркуса Ренара тот факт, что его мать готова совершить самое страшное предательство, - ярость, боль?
      Анни видела, что его ярость сделала с Памелой Бишон.
      Машина была припаркована у тротуара совсем рядом с рестораном "У Ришара". Долл Ренар нервно расхаживала взад-вперед. Даже в неярком свете, падающем из окон ресторана, Анни увидела глубокие царапины на боку машины.
      - Вы попали в аварию, миссис Ренар? Долл посмотрела на нее, как будто ничего не понимая, потом взглянула на машину.
      - Ах, это. - Она снова принялась ходить. - Это, должно быть, Маркус постарался. Я редко сажусь за руль. Это такая большая машина. Понять не могу, зачем он мне купил именно "Кадиллак". Он настолько заметный. Это просто вульгарно, честное слово. И его очень трудно припарковать. Мне эта машина только действует на нервы. Вы не можете себе представить, каково мне пришлось. Я все сомневалась, не хотела верить... И тут вчера вечером... Я не могу это больше держать в себе.
      - Почему бы нам не присесть и не поговорить об этом? - предложила Анни.
      - Да, да, - закивала Долл. - Я взяла на себя смелость и заказала кофе.
      Перед рестораном были расставлены пластиковые столы. Долл уселась за один из них, разглаживая юбку, словно дебютантка на своем первом балу. Анни села тоже, помешала свой кофе, попробовала. Темный и горький, как всегда. Горячий, но пить можно. Она сделала большой глоток, чтобы кофеин прогнал усталость последних бессонных ночей. Под столом она нажала кнопку на диктофоне.
      - Мне нечем гордиться, - начала Долл. Одна ее рука лежала на столе, пальцы сжимали носовой платок, который мог в любую секунду понадобиться. Он мой сын. И я должна быть верной семье. - Она замолчала, отпила немного кофе.
      Анни сделала еще глоток, терпеливо ожидая продолжения. Она сидела спиной к ресторану и видела всю улицу. Маркуса нигде не было видно, но ему так легко удавалось оставаться неузнанным. Анни представила, как он наблюдает за ними сейчас, его ярость приближается к точке взрыва.
      - Я воспитывала мальчиков одна, - наконец заговорила Долл. - Особенно тяжело с Виктором, но он мое дитя, моя ноша, которую я должна нести. Я родила его, выпустила в этот мир таким, каков он есть. Я винила себя в его состоянии, хотя доктора и говорили, что в этом никто не виноват. Но откуда нам знать, что именно передается от одного поколения к другому?
      Анни промолчала, но подумала о своей матери и об отце, которого она никогда не видела.
      - А что случилось с мистером Ренаром?
      Лицо Долл стало суровым.
      - Клод предал нас много лет назад. И вот я сижу тут с вами и собираюсь предать моего сына.
      - Вы не должны так думать, миссис Ренар. Маркус нуждается в помощи, но вам одной справиться с этим не по силам.
      - Я не знаю, с чего начать. - Долл опустила глаза, взглянула на смятый платочек.
      - Вы сказали, что вчера вечером поругались с Маркусом. Из-за чего вы поссорились?
      - Боюсь, это все из-за вас.
      - Из-за меня?
      - Маркус очень увлекся вами. Видите ли, с ним всегда так. Он вобьет себе что-нибудь в голову, и его уже не свернуть. И я вижу, что теперь все повторяется. На этот раз с вами. Он убежден, что между вами может быть что-то... личное.
      - Я говорила ему, что это невозможно.
      - Это не имеет значения, и никогда не имело.
      - Такое случалось и раньше?
      - Да, с этой Бишон. И до нее... Мы тогда жили в Батон-Руже...
      - Элейн Ингрэм?
      - Да. Любовь с первого взгляда, так он это называл. Спустя неделю, после того как они несколько раз встретились, Маркус уже был влюблен по уши. Он везде ходил за ней, звонил ей днями и ночами, осыпал ее подарками.
      - Я полагала, что девушка разделяла его чувства.
      - Какое-то время так и было, но потом ей это показалось чрезмерным. Точно так же Маркус вел себя и с Памелой Бишон. Ему вдруг пришло в голову, что они обязательно будут вместе, хотя ей он был ни к чему. И теперь я вижу, как все повторяется в отношении вас. Я сказала ему об этом.
      - И что сын вам ответил?
      - Маркус вышел из себя, бросился к себе в кабинет. Он не любит, чтобы туда входили, но я пошла за ним. У меня было дурное предчувствие. Я наблюдала за Маркусом от двери. Он меня не видел. Сын подошел к стене и достал кое-какие вешицы, и я поняла. Я просто все поняла.
      - Что за вещицы?
      Долл нагнулась к плоской сумочке, лежавшей у нее на коленях. Ее пальцы нырнули туда, что-то достали. Женщина помедлила немного, потом нехотя вынула руку.
      Когда она протянула маленькую рамку с фотографией, Анни сразу догадалась, что это. На какое-то мгновение все расплылось перед глазами, потеряло четкость. Справившись с внезапным приступом головокружения, Анни сосредоточилась на снимке. Именно эта фотография пропала из кабинета Памелы Бишон в "Байу риэлти". Одна из улик, которые детективы безуспешно искали, чтобы доказать причастность Ренара хотя бы к угрозам в адрес Памелы.
      Анни взяла снимок и стала разглядывать его в рассеянном свете, лившемся из витрины ресторана. Филигранная работа, старинное серебро, стекло треснуло. Фотография оказалась крошечной, всего два дюйма на три, но портрет удался. Снимок стал воплощением любви матери и ее ребенка. Джози, которой было не больше пяти, сидела у Памелы на коленях и смотрела на нее с ангельской улыбкой. А Памела, обнимая дочку, не сводила с нее глаз с улыбкой, полной обожания.
      Маркус Ренар украл эту фотографию и разрушил отношения, запечатленные на ней. Он отнял у ребенка мать. Он убил душу женщины, которая любила сама и была любима многими.
      Сердце в груди Анни стало тяжелым, как камень. Она едва нашла в себе силы, чтобы остаться на месте, а не убежать прочь от всего этого кошмара. Фуркейд во всем оказался прав. Следы, логика, все вело к Ренару.
      - Маркус украл это, верно? - спросила Долл.
      - Да.
      - Там были и другие веши, но я побоялась их брать. Я знаю, что он украл и вещи, которые принадлежали мне, - призналась Долл. - Например, камею, это семейная реликвия, ее мне оставила моя мать. Медальон, который я носила многие годы, с момента рождения Виктора. Одному богу известно, где они теперь.
      "Богу и мне", - подумала Анни, внутренне содрогнувшись. И Памеле Бишон. И, возможно, Элейн Ингрэм. Дрожь пронизала Анни. Она старалась вдохнуть поглубже сырой ночной воздух. Анни смотрела на снимок, но тот начал расплываться у нее перед глазами, и голова снова закружилась.
      - Я не могла поверить, что он еще раз решится на такое, - продолжала Долл. - Навязчивая идея и все такое прочее.
      - Вы полагаете, миссис Ренар, что Маркус убил этих женщин? - Анни задала вопрос, с удивлением отметив, что язык едва повинуется ей. Она сделала еще глоток кофе, чтобы стряхнуть наваждение.
      Долл закрыла лицо рукой и начала всхлипывать.
      - Маркус... мой мальчик! Он все, что у меня есть. Я не хочу его потерять!
      И все-таки она принесла улику.
      - Мне очень жаль, - негромко сказала Анни. - Но нам придется отнести это шерифу.
      Она отодвинула стул, встала и покачнулась, земля ушла у нее из-под ног, голова закружилась, в ней будто поселился пчелиный рой. Анни казалось, что она сейчас оторвется от земли и полетит, и ее тело ей совершенно не подчиняется.
      - О боже! - Голос Долл Ренар прозвучал откуда-то издалека. - С вами все в порядке, помощник шерифа Брусcap?
      - У-у м-меня немного закружилась голова, - вынуждена была признаться Анни.
      - Может быть, вам лучше присесть?
      - Нет, сейчас все пройдет. Просто слишком много кофеина, вот и все. Нам необходимо найти шерифа.
      Анни попыталась сделать еще шаг и тяжело рухнула на колено. Рамка с фотографией выпала у нее из руки.
      - О господи! - выдохнула Долл. - Позвольте помочь вам!
      - Мне так неудобно, - держась за пожилую женщину, Анни кое-как встала на ноги. - Простите меня.
      Долл втянула носом воздух и поморщилась:
      - Вы пили, помощник шерифа?
      - Нет, нет, эт-то п-просто так получилось... - Анни не узнала звук собственного голоса. Она говорила, как пьяная, запинаясь, нечетко выговаривая слова, растягивая их. Ее тело вдруг стало необыкновенно тяжелым, словно она двигалась в киселе. - Я просто плохо себя чувствую. Сейчас мы поедем в участок. Со мной все будет в порядке.
      Они медленно двинулись к "Кадиллаку". Долл Ренар шла справа от Анни и поддерживала ее. "Она куда крепче, чем кажется", - подумала Анни. Или это потому, что у нее самой вдруг совсем не осталось сил? В ногах и руках началось какое-то странное покалывание. Укол от шипа розы пульсировал, как открытое сердце.
      Яд. Господи, этого она никак не ожидала. Но это определенно поэтично дар любви стал орудием смерти, когда любовь была отвергнута. Именно так Ренар все себе и представлял, псих, ненормальный сукин сын.
      - Миссис Ренар? - Анни буквально рухнула на сиденье машины. - По-моему нам следует ехать сразу в больницу. Мне кажется, я сейчас умру.
      Ему хотелось убить ее, обхватить руками шею Анни Бруссар и смотреть ей в лицо, пока он будет душить ее. Она выставила его дураком. Но смеяться последним будет он. Жестокая фантазия рисовала дьявольские картины, пока Маркус Ренар проталкивался сквозь толпу.
      Ритмичная танцевальная музыка казалась ему какофонией. Свет и краски стали вдруг слишком яркими, слишком кричащими на фоне темной ночи и его мрачного настроения. Ему улыбались лица, смеющиеся губы и уродливые маски. Он натолкнулся на "Рональда Рейгана", и мужчина расплескал пиво на тротуар.
      - Пьянь чертова! - проорал "Рейган". - Смотри, куда идешь!
      В отместку мужчина сильно толкнул его, и Маркус отлетел к другому весельчаку в маске Зорро и соломенной шляпе. Это был Стоукс.
      Детектив неловко покачнулся, оступился и полетел на землю, увлекая Маркуса за собой. Ренар рухнул на Стоукса, их окружал лес чужих ног. Маркусу отчаянно захотелось, чтобы у него был нож. Он представил, как вонзает его в Стоукса, пока они падают, а потом встает и уходит, пока никто ничего не понял.
      - Проклятый ублюдок! - рявкнул Стоукс, вставая.
      Прежде чем Маркус успел подняться, Чез влепил ему ногой по ребрам. Ренар сдержался, ухитрился встать и двинулся вперед, согнувшись пополам. Он смешался с толпой, свернул за угол и пошел по переулку к зданию фирмы "Боуэн и Бриггс".
      Плотный влажный воздух обжег ему легкие. Маркусу казалось, что грудь сковал железный обруч, давя на сломанные ребра. Каждый глоток воздуха сопровождался острой болью. Лицо у него горело. Ренар сорвал с себя маску и бросил в сточную канаву. Разве этой маске сравниться с той, что все это время носила Анни? Она предала его с адвокатом, и это было наименьшим из ее преступлений. Шлюха. Он все время находил ей оправдания, уверенный, что Анни наконец поймет, какие прекрасные отношения могли бы сложиться между ними. Она заслуживает наказания за то, что сделала с ним. Маркус мысленно наказывал ее, а эмоции бурлили и рвались наружу. Любовь, ярость, ненависть. Она еще пожалеет. В конце концов она горько пожалеет.
      Ему казалось, что с него содрали кожу. Почему с ним всегда так происходит? Почему женщины отвергают его любовь? Почему чувства охватывают его с такой силой и никак не хотят отпускать? Любовь, страсть, желание. Желание. Он ведь нормальный мужчина. Умный, талантливый, у него хорошая работа. Так почему же желание все время с новой силой поглощает его?
      Маркус сел за руль своей "Вольво", от стыда и боли по его щекам катились слезы. Его тело окаменело от ярости. От напряжения заболели старые раны, и физическая боль только еще больше унизила его. Ну что же он за человек такой? Другие мужчины его бьют и презирают, женщины избегают его. В его ушах все время звучал язвительный голос матери, говорящий, что он просто смешон.
      Он на самом деле был смешным. Правда вдруг обрушилась на Маркуса Ренара всей своей тяжестью.
      Проезжая мимо дома, где убили Памелу, Маркус рыдал. Ее смерть тенью пройдет рядом с ним до конца его дней.
      Что за жизнь он вел? Подозреваемый в убийстве, вызывающий смех бедолага, живущий вместе с матерью. Его снова и снова отвергают женщины, которых он любит. Он всегда будет смешным, одиноким, нежеланным. Тогда ради чего ему жить?
      "Вольво" свернула к дому, и Маркус выключил мотор. Им овладела настойчивая потребность действовать, присоединившись к другим чувствам, свившимся в тугой клубок в его душе. Он громко хлопнул дверцей машины и вошел в дом.
      Виктор сидел на площадке лестницы, примеряя одну из изготовленных матерью масок и раскачиваясь из стороны в сторону. Он мгновенно вскочил на ноги и пробежал мимо Маркуса, пронзительно визжа:
      - Красное! Красное! Красное!
      - Прекрати! - прикрикнул на брата Маркус. - Ты разбудишь маму.
      - Мама, выход. Красное! Очень красное!
      - О чем ты говоришь? - Маркус прошел через столовую. Против воли он все-таки взглянул на стену. Разумеется, краска не подошла. - Уже поздно. Мама давно в постели.
      Виктор отчаянно замотал головой:
      - Мама, выход. Красное!
      - Я не понимаю, о чем ты говоришь, - нетерпеливо ответил Маркус. - Куда она могла пойти? Ты же знаешь, что мама не водит машину по ночам.
      Виктор забеспокоился еще больше, когда они подошли к двери в комнату Маркуса. Он прижался головой к стене и запричитал.
      Маркус схватил его за плечи.
      - Виктор, прекрати! Иди в свою комнату и успокойся. Посмотри свои книги.
      Маркус подавил вздох. Ему было очень жаль брата. Бедный Виктор, пленник собственного мозга. Но, может быть, Виктору-то как раз и повезло.
      - Пойдем со мной, - спокойно сказал Маркус. Взяв Виктора за руку, он повел его наверх, успокаивая по дороге.
      - Красное! Красное! - шептал Виктор.
      - Нет ничего красного, Виктор. - Маркус привел его в спальню и включил лампу.
      Виктор сел на краешек кровати и стал раскачиваться из стороны в сторону. Петушиные перья, украшавшие углы его маски, шевелились, как антенны. Он выглядел... абсурдно.
      - Я хочу, чтобы ты просчитал до пяти тысяч по шестнадцать, - попросил брата Маркус. - А когда закончишь, скажешь мне. Сможешь это сделать?
      Виктор стеклянными глазами смотрел мимо брата. Вполне вероятно, что, когда он досчитает до пяти тысяч, он забудет о том, что его так расстроило.
      Маркус вышел из спальни брата и остановился, поглядывая на дверь в комнату матери. Разумеется, она там, паучиха в своем гнезде. Есть только один способ убежать от них всех.
      Маркус целеустремленно спустился к себе в комнату, закрыл за собой дверь и подошел к ящику, где лежал "Перкодан". Доктор выписал ему семьдесят пять таблеток, вероятно, в надежде, что Ренар выпьет их все сразу. Маркус принял много после того, как Фуркейд избил его, но оставалось еще достаточно. Более, чем достаточно.
      Но пузырька в ящике не оказалось. Виктор? Нет. Если бы Виктор принял слишком много "Перкодана", то результатом стало бы не возбуждение. Он бы заснул или умер, что было бы еще лучше.
      Маркус отошел от тумбочки и прошел в рабочий кабинет. Он уже все убрал после вчерашнего приступа безумия. Все снова стояло по местам, кругом царили чистота и порядок. Карандашный набросок Анни стоял на мольберте. Маркус погладил пальцем испачканный угол. Он представил, что это кровь Анни на портрете.
      Он повернулся к рабочему столу и разложенным на нем с хирургической точностью инструментам, разглядывая острое лезвие рабочего ножа. Маркус взял его в руку, провел пальцем по острию и стал смотреть, как из пореза выступила алая кровь. Он снова заплакал, но не от физической боли, а от огромной эмоциональной тяжести того, что собирался совершить. Маркус отложил в сторону нож, посчитав его непригодным для дела. Нож мясника подойдет лучше, и буквально, и символически. Но прежде всего ему необходимо найти таблетки.