- Я знаю, но не могу этого доказать. Я пытался, но каждая моя попытка оборачивалась против меня. Теперь я не подкладывал улики и не терял отчеты экспертов.
      - Никому не показалось странным такое количество ошибок в одном деле?
      - Всем было плевать. Что такое еще одна убитая шлюха? И потом все не выглядело таким уж нарочитым. Просто кое-какая мелочь пропала здесь, чего-то не досчитались там.
      - Но ты же не один расследовал это дело? А как же твой напарник?
      - У него ребенок болен лейкемией. Как ты думаешь, что его волновало больше - его сын или какая-то мертвая потаскуха? Я оказался один на один с Маркотом, и он сломал меня, будто былинку, а я не смог ничего доказать. Чем больше я поднимал шума, тем большим кретином выглядел.
      Фуркейд поморщился, протянул руку и достал из кармана куртки сигареты и зажигалку.
      - Дюваль Маркот сделал такое ради какого-то хмыря вроде Зандера. Как ты думаешь, на что он способен ради Вика Ди Монти?
      Анни присела на край ванны и опустила глаза. Фуркейд не рассказал ей ничего особенного. Просочившиеся из Нового Орлеана слухи утверждали, что он параноик, сумасшедший, пьяница, грубиян.
      - Ты веришь мне, Туанетта? - спросил Ник.
      Какое-то мгновение было слышно только жужжание мухи, бившейся о лампу дневного света рядом с аптечкой. Ника уже давно не волновало, верят ли ему. Не фактам и уликам, а лично ему. Он забыл об этой потребности, а тут вдруг странная надежда затеплилась у него в груди. Чужие, пальцы прикоснулись к нему, и это стало вмешательством и соблазном. Эта ситуация совершенно сбивала его с толку.
      - Впрочем, это неважно. - Он затушил окурок о край раковины.
      - Нет, важно, - не согласилась с ним Анни. - Конечно же, это имеет значение. - Она провела рукой по волосам, откинула их назад, вздохнула: - Ты должен был пройти через ад. Могу себе представить, что это такое. Теперь и я на собственной шкуре испытала, каково это - оказаться не на той стороне.
      - И это все по моей вине? - Фуркейд протянул руку, чтобы коснуться ее подбородка. Улыбка у него вышла горькая и печальная. - Да, хорошенькая из нас с тобой парочка, верно?
      - Действительно, кто бы мог такое представить?
      - Никто. Но, знаешь, это правильно. Ведь мы хотим одного и того же... Нам нужно одно и то же...
      Голос Ника упал до шепота, и он вдруг осознал, что они говорят уже совсем о другом и что их тянет друг к другу. Он хотел, он жаждал Анни. И она знала об этом. Ник прочитал это в ее глазах - удивление, предвкушение.
      Его пальцы скользнули в ее волосы, он нагнулся к ней и дотронулся губами до ее губ. Их губы слились, Фуркейд ощутил легкий привкус виски и какой-то давно забытый им вкус свежести. Его рука легла на затылок Анни, поцелуй стал глубже, он больше не сдерживался, его язык скользил по ее языку.
      Анни застыла на краю ванны, парализованная нахлынувшими на нее чувствами и ощущениями, выпущенными на свободу поцелуем Ника. Ее обдало жаром, ей стало страшно, и она испытала потребность в нем, опасное возбуждение. Она хотела его. Ее язык шевельнулся в ответ, и Ник застонал.
      В ней нарастало ощущение собственной власти, страсть захлестнула Анни, и она пришла в ужас. Фуркейд был человеком, полным секретов и демонов. Если бы он захотел чего-то большего, чем секс, значит, ему потребовалась бы ее душа.
      Анни отпрянула от Ника, отвернулась и почувствовала, как его губы скользнули по ее щеке.
      - Я не могу, Ник, - прошептала она, - ты меня пугаешь.
      - Что тебя пугает? Ты считаешь меня сумасшедшим? Или думаешь, что я опасен?
      - Я просто не знаю, что думать.
      - Нет, знаешь, - пробормотал Ник. - Ты просто боишься это признать, дорогая. Я думаю, что ты боишься самой себя. - Он коснулся ее подбородка. Посмотри на меня. Что такого ты видишь во мне, что тебя пугает? Ты понимаешь, что чувствую я, и не решаешься сама отдаться этим чувствам. Тебе кажется, если ты опустишься так глубоко, то утонешь, потеряешь себя... как я.
      По телу Анни пробежала легкая дрожь. Она передернула плечами, прогоняя это ощущение, резко встала, встряхнулась, чтобы разум не покинул ее окончательно.
      - Тебе следует лечь в постель... И не со мной, - заметила Анни, вытаскивая затычку из раковины. Ее пальцы дрожали, и она уронила затычку на пол. - Тебе нужен аспирин и холодный душ. Вероятно, тебе не следует слишком много пить на тот случай, если у тебя...
      Ник схватил ее за руку. Анни осеклась, умолкла и с подозрением посмотрела на Фуркейда. Она позволила ему перейти черту, и вот он уже позволяет себе прикасаться к ней. Раз прикоснувшись, он сможет привлечь ее к себе в прямом и в переносном смысле. Ей с ним не справиться, она даже не знает, можно ли ему верить. Мысленно она снова оказалась на темной парковке и видела, как Ник с ожесточением избивает Маркуса Ренара.
      - Я должна ехать, - сказала Анни. - После вчерашнего одному богу известно, что может меня ждать на этот раз.
      - А что случилось вчера вечером? - Фуркейд медленно встал.
      Анни очень не хотелось описывать события прошлой ночи. Она коротко, без всяких эмоций, рассказала обо всем Нику, как если бы писала воображаемый рапорт. Фуркейд остановился в дверях ванной комнаты с почти пустым стаканом виски в руке. Казалось, он, словно губка, впитывает каждое ее слово.
      - Что говорит лаборатория по поводу внутренностей?
      - Пока ничего. Результат будет готов завтра. Питр считает, что это были внутренности свиньи. Вероятно, он не ошибается. Возможно, этот ублюдок Маллен со своими недоумками пытаются меня запугать, но...
      - Но что? - Голос Фуркейда звучал требовательно. - Если у тебя есть какие-то сомнения, скажи мне. Не стесняйся, выкладывай.
      - Кто-то, как предполагается, Ренар, оставил изувеченный труп животного у порога Памелы в октябре.
      - Ты думаешь, что это мог проделать он?
      - Не знаю. Какой в этом смысл? Архитектор начал преследовать Памелу только тогда, когда она его отвергла. Женщина его отвергла, Ренар ее наказал. А меня он считает своей героиней. Зачем же ему пугать меня? Но кто бы это ни сотворил, я бы с удовольствием свернула ему шею, - пробормотала Анни. - Меня это напугало. А я ненавижу пугаться. Меня это выводит из себя.
      Ник чуть было не улыбнулся. Она так старалась казаться крутой, быть настоящим полицейским. Но он заметил в ее глазах неуверенность.
      - Позвони, когда доберешься домой, партнер, - приказал ей Фуркейд.
      Анни взглянула на его избитое лицо и почувствовала, как в ее душе шевельнулась жалость. И еще - нежность. Только этого не хватало! Через десять дней ей придется давать против него показания.
      - Я должна идти... - Она шевельнула рукой в сторону двери.
      Ник кивнул:
      - Понимаю.
      Уходя из дома Фуркейда, Анни вдруг отчетливо поняла, что в их отношениях что-то изменилось.
      Когда Анни подъехала к дому, в магазинчике еще горел свет, хотя он закрылся почти час назад. Вдалеке мягко светились приглушенным светом окна в гостиной в доме Дусе. Тетя Фаншон уже устроилась перед телевизором, чтобы посмотреть вечерние новости.
      Анни выключила мотор и сидела, глядя на окна своей квартиры, мысленно возвращаясь в свое детство. Прекрасная Мари Бруссар, такая погруженная в себя, такая сложная, такая загадочная, такая... непостижимая. Ее переживания оказались настолько бездонными, что она утонула в них сама, смытая в пучину силой собственных эмоций.
      Ничего плохого не было в том, что Анни не хотела повторить судьбу матери. Она тяжело вздохнула, чувствуя себя глупо из-за того, что слишком бурно на все отреагировала. Она едва знала Фуркейда. Он ее случайно поцеловал. Подумаешь, большое дело.
      Но она сама хотела его, а это все меняет.
      Анни заперла машину, перебросила рюкзак через плечо и направилась к дому. На пороге появился дядя Сэм.
      - Эй, малышка, что это ты не спишь в такой час? - с улыбкой поинтересовался он. - У тебя роман?
      - Могу спросить тебя о том же, - парировала Анни, подходя к веранде.
      - Вот уж нет! - дядя рассмеялся. - Ты ошиблась, дорогая. Твоя тетушка Фаншон неусыпно меня блюдет. Сама знаешь. Ты ужинала с Андре?
      - Нет.
      - Почему нет? Как же ты выйдешь замуж за этого парня, если ты с ним не встречаешься?
      - Дядя Сэм... - Анни совсем не хотелось начинать дискуссию на эту тему.
      Сэм Дусе сошел со ступенек, его каблуки застучали по камням.
      - Послушай, детка, - сказал он негромко. Узловатые пальцы коснулись щеки Анни. - Вы с Андре снова поругались?
      - У тебя только один Эй-Джей на уме. Я просто устала, только и всего.
      Дядя недоверчиво хмыкнул и подтолкнул Анни к лестнице.
      - Давай-ка садись здесь рядом с твоим дядюшкой Сэмом и рассказывай обо всем.
      Анни села на ступеньку рядом с ним, прислонилась к его плечу. Ей так хотелось обо всем рассказать Сэму, чтобы он все расставил по своим местам, как это всегда случалось в детские годы. Но жизнь взрослого человека намного сложнее, чем у десятилетней крохи. Сэм и Фаншон всегда приходили ей на помощь, но сейчас Анни не хотела вовлекать их в свои неприятности.
      - Из тебя приходится все клещами вытаскивать. Ты всегда была такой, даже в детстве. Ты не хотела никого беспокоить. Сколько раз я повторял тебе, дорогая, что как раз для этого и нужна семья?
      Анни закрыла глаза.
      - Это все работа, дядя Сэм. Мне сейчас приходится нелегко.
      - Потому что ты не дала детективу Фуркейду убить того человека, которого все считают виновным?
      - Угадал.
      - Что ж, мне тоже приятнее было бы, - признался Сэм, - знать, что этого мерзавца нет на свете, но это не значит, что ты поступила неправильно. Эта ослиная задница Ноблие не заслужил, чтобы ты у него работала, малышка. Ты всегда можешь начать работать на твоего дядю Сэма. Дам тебе четвертак, если пойдешь со мной на рыбалку.
      Анни невесело улыбнулась в ответ на шутку, повернулась к дяде и крепко обняла его:
      - Я люблю тебя.
      Сэм похлопал ее по плечу и чмокнул в макушку.
      - Я тоже тебя люблю, дорогая. Сегодня тебе надо выспаться. Оставь негодников мне. Я как раз перезарядил мой дробовик.
      - Да, это утешает, - сухо заметила Анни.
      Она поднялась в свою квартиру. На площадке ее ждал маленький сверток, завернутый в красивую бумагу с фиалками и перевязанный голубой ленточкой. Анни сразу насторожилась, осторожно подняла его, "прислушалась, слегка встряхнула и только потом внесла в дом.
      Красный глаз автоответчика сердито мигал. Она нажала на кнопку и стала прослушивать сообщения, одновременно разворачивая бумагу.
      - Это я, - раздался голос Эй-Джея. - Где ты пропадаешь? Я думал, может, сходим сегодня вечером в кино, но, как видно, не получится. Ты все еще на меня злишься? Позвони мне, пожалуйста.
      Его смущенный голос тронул Анни.
      - Говорит Линдсей Фолкнер.
      Руки Анни застыли, сжимая белую подарочную коробку.
      - Некоторые ваши вопросы до сих пор не выходят у меня из головы. Прошу меня простить, если я показалась вам не слишком любезной. Я этого не хотела. Пожалуйста, позвоните мне, как только сможете.
      Анни взглянула на настенные часы в кухне - половина одиннадцатого. Еще не слишком поздно. Она оставила коробку на столе, перелистала телефонный справочник и набрала номер Линдсей. Трубку сняли после четвертого гудка.
      - Здравствуйте, миссис Фолкнер, это...
      - Говорит Линдсей Фолкнер. Я не могу поговорить с вами сейчас, но, если после сигнала вы сообщите свое имя, номер телефона и кратко изложите суть дела, я перезвоню вам, как только смогу.
      Услышав автоответчик, Анни в досаде закусила губу, дождалась гудка, назвала себя и оставила номер телефона. Она так ждала этого разговора, и теперь разочарование с новой силой нахлынуло "а нее. Анни с самого начала казалось, что эта женщина что-то от нее скрывает. Но когда она читала показания миссис Фолкнер, это ощущение пропадало. Стоукс нигде не оставил пометок о неискренности Фолкнер или каких-то своих подозрениях. Во время расследования Чез имел с ней дело больше, чем Фуркейд, потому что он уже познакомился с Линдсей в то время, когда работал с Памелой Бишон и ее заявлением о преследовании со стороны Ренара. Но не могла же Анни поинтересоваться его мнением теперь!
      Отказавшись от мысли дождаться откровений Линдсей Фолкнер, она снова принялась прослушивать свой автоответчик. Последовал поток брани, разбавленный гнусными предложениями. Анни тяжело вздохнула и поклялась самой себе, что больше никогда не покажется перед телекамерой.
      Ее внимание снова привлекла коробочка на столе. Она осторожно сняла крышку, готовясь к неприятному сюрпризу. Но на нее никто не бросился, и запаха разложения тоже не чувствовалось. В упаковке лежал изящный шелковый шарф цвета слоновой кости с рисунком из мелких голубых цветов.
      Анни нахмурилась, вынула шарф, пропустила его между пальцами холодная, скользкая ткань. На карточке было написано: "Красивый шарф для красивой женщины. С благодарностью от Маркуса".
      Среди подарков, присланных Ренаром Памеле Бишон, был и шелковый шарф. Судя по всему, он проглотил наживку, которую Анни вовсе не собиралась ему бросать.
      Она отложила шарф в сторону и стала звонить Фуркейду.
      ГЛАВА 27
      - Двойные стандарты системы правосудия - такова сегодня тема нашего ток-шоу. Вы настроились на волну радиостанции "Кейджун", где разыгрывается внушительный денежный приз. Сегодня нам стало известно, что Хантер Дэвидсон, отец погибшей от рук убийцы Памелы Бишон, был выпущен из тюрьмы после беспрецедентного закрытого слушания. Дэвидсона приговорили к общественным работам за покушение на жизнь подозреваемого в убийстве Маркуса Ренара. Что об этом думаете вы, наши радиослушатели? Вам слово, Кертис из Сент-Мартинвилла.
      - Разве это двойной стандарт? То есть я хочу сказать, раз они отпустили Ренара, почему им было не отпустить и Дэвидсона?
      - Но виновность Ренара еще предстоит доказать в суде. А Дэвидсон довершил свое преступление на глазах у толпы свидетелей. А мы превращаем его в героя и обращаемся с ним как со знаменитостью.
      Линдсей с отвращением слушала передачу по дороге в Байу-Бро. Трудно объяснить, почему она так часто настраивалась на волну именно этого ток-шоу, когда возвращалась из Лафайетта с ежемесячных собраний Ассоциации женщин-риэлтеров. У нее сразу подскакивало давление, и это мешало ей уснуть за рулем.
      После смерти Памелы Линдсей начала испытывать страх перед этими регулярными поездками. Раньше по пути домой они всегда говорили по душам. Такие разговоры лучше удавались в полумраке салона. Памела называла такие моменты "временем чистосердечных признаний".
      Миссис Фолкнер взглянула на пустое место рядом, и у нее снова защемило сердце. В эти ночные часы, когда не светилось ни одно окно, когда все подчинялось только законам природы, молодая женщина не могла, не думать о Памеле, оставшейся наедине с убийцей в заброшенном доме.
      Линдсей было просто необходимо выплеснуть свой гнев, и она нажала кнопку быстрого набора на телефоне в машине.
      - Радиостанция "Кейджун". Ток-шоу в прямом эфире.
      - Это Линдсей из Байу-Бро.
      - Линдсей из Байу-Бро, что вы нам хотите сказать?
      - Я хотела бы напомнить, что между психопатом, совершившим жестокое убийство на сексуальной почве ради удовлетворения своих животных инстинктов, и законопослушным человеком, доведенным до отчаяния несовершенством нашей системы правосудия и решившимся на отчаянный шаг, существует большая разница.
      - Следовательно, вы недовольны бдительностью правоохранительных органов?
      - Нет, это не так. Я просто пытаюсь объяснить, что эти два преступления нельзя сравнивать. Было бы смехотворно, если не сказать жестоко, отправить Хантера Дэвидсона в тюрьму. Ведь ему не удалось убить Маркуса Ренара. И разве отец Памелы недостаточно выстрадал? Он и так осужден пожизненно вспоминать об ужасной гибели своей дочери.
      - Над этим стоит подумать. Спасибо за звонок, Линдсей.
      Линдсей повесила трубку и переключилась на другую волну. Она свое слово сказала, еще раз защитив Памелу. Ей оставалось только гадать, когда это кончится, когда ее оставят боль и гнев, пропадет желание ответить ударом на удар. Линдсей думала о том, как долго еще будет она считать подобное состояние нормальным, сколько еще времени будет за него цепляться. Она боялась, что без страданий и возмущения в ее душе останется лишь пустота. Такое будущее ее пугало.
      Возможно, ей следовало бы продать свой бизнес, переехать в Новый Орлеан и начать все сначала. Что держит ее в этом городке, кроме воспоминаний и гнева? Воспоминания и друзья. И еще Джози, ее крестница. Она не смогла бы с ней расстаться.
      Когда Линдсей Фолкнер подъехала к дому, часы показывали 0:24. Не стоило ей так долго задерживаться после собрания. Линдсей все равно было не до радостного щебета и светских любезностей, и все-таки она никак не могла встать и уйти, все откладывая долгое одинокое возвращение домой. Она подумала, что теперь уже слишком поздно еще раз звонить помощнику шерифа Бруссар. Но, впрочем, торопиться и незачем. Вполне можно отложить этот разговор до утра. Ей известны лишь какие-то пустяки. Просто у нее возникла мысль, даже ей самой показавшаяся абсурдной. И все-таки Линдсей чувствовала себя виноватой из-за того, что утаила ее.
      Женщина нажала на кнопку пульта, чтобы открыть дверь гаража. Войдя в дом, Линдсей, бросила портфель на стол в столовой и сразу прошла в спальню, не обращая внимания на мигающий сигнал автоответчика. Она валилась с ног от усталости и мечтала о том, чтобы поскорее забраться в кровать.
      Но сон не приходил к ней. Она лежала в полной темноте, боль пульсировала в висках. На кровать вспрыгнула кошка и пушистым клубком устроилась у ее ног.
      Линдсей знала по опыту, что без снотворного она не уснет. Врач прописал ей лекарство после гибели Памелы, и она уже третий раз просила у него новый рецепт. Во время последнего визита он ясно дал Линдсей понять, что следующего раза не будет. А она даже подумать не могла, что станет делать без спасительных таблеток.
      Линдсей сбросила одеяло, и кошка громко, недовольно мяукнула.
      Она держала все лекарства в шкафчике на кухне, так как прочла в журнале статью о том, что влажность в ванной комнате портит таблетки и капсулы. Линдсей даже в голову не пришло включить свет, когда она шла по небольшому коридору в кухню. Женщина оставила включенной лампу над рабочим столом, и этого было достаточно. Линдсей замерла на месте, увидев мужчину, входящего в дом со стороны внутреннего дворика.
      Он повернул голову и взглянул прямо на Линдсей, и та разглядела украшенную перьями маску. В долю секунды определились их отношения хищника и жертвы, и сразу же все закружилось в водовороте движений и звуков.
      Линдсей схватила первое, что подвернулось под руку, и метнула в незваного гостя. Это оказался увесистый оловянный подсвечник. Но мужчина отбил его рукой и рванулся к ней, опрокинув по дороге стул. Линдсей бросилась бежать. Если бы только добежать до парадной двери, выскочить из дома... Ну и что? Кто придет к ней на помощь? Дома соседей далеко, она сама продала им эти просторные участки. И потом, все давно спят. Если она закричит, услышит ли ее кто-нибудь?
      Линдсей вспомнила о Памеле, закричала, стала звать на помощь.
      Мужчина ударил ее сзади, она упала на пол. Линдсей попыталась подняться и схватить хоть что-то, что могло послужить оружием. Ее пальцы вцепились в край изящного столика. Нападавший снова ударил ее, и столик отлетел прочь, с него посыпались семейные фотографии в рамках, с тяжелым стуком упал телефонный аппарат.
      Линдсей схватила его и неловко повернулась навстречу врагу. Он сжал ее запястье и грубо вывернул руку. Женщина отбивалась изо всех сил, стараясь дотянуться до маски. Она боролась и выкрикивала только одно слово "нет!". В этом коротком возгласе для нее самой слились и возмущение, и желание жить.
      Преступник извернулся, пытаясь схватить женщину за обе руки, и отпрянул назад, получив сильный удар коленом в пах.
      - Долбаная сука!
      Освободившись от тяжести его тела, Линдсей снова попробовала встать. Если ей только удастся добраться до двери...
      Ее рука почти дотянулась до ручки, когда что-то тяжелое ткнуло ее в спину между лопатками. Линдсей упала лицом вниз, зубы клацнули от удара о твердый пол. Второй удар со страшной силой обрушился ей на затылок. После третьего удара Линдсей Фолкнер потеряла сознание. Она полетела в раскрывшуюся перед ней бездну, и последняя ее мысль была о том, что она скоро снова увидит Памелу.
      ГЛАВА 28
      Шелковый шарф стягивал ее запястья, прикосновение ткани казалось разгоряченной коже холодным поцелуем. И никак не вырваться. Кто-то завел руки ей за голову. Она лежала обнаженная, чувствуя себя уязвимой, выставленной напоказ, но не могла убежать, не могла бороться.
      Фуркейд нагнул голову и прикоснулся губами к ее груди, легкими поцелуями прокладывая дорожку к животу. Она застонала и выгнулась, ощущая, как лихорадка желания захлестывает ее, заставляя учащенно биться сердце. Ей некуда бежать. И нет смысла бороться.
      Его язык добрался до сокровенного бутона ее женственности, и огненная лава побежала по ее венам. Мужчина поднял голову. На нее смотрел Маркус Ренар.
      Анни тут же проснулась и села в кровати. Она запуталась в сбившихся простынях, футболка, в которой она спала, промокла от пота. Анни нажала на кнопку будильника на ночном столике, заставляя его замолчать и подавляя в себе желание вышвырнуть его в окно. Она выбралась из постели и прошлепала босиком в ванную, плеснула холодной водой в лицо, пытаясь прогнать картины сна из своей памяти.
      Ее зарядка на этот раз полностью соответствовала этому слову. Она ощущала все движения каждой клеточкой своего тела. И все-таки не могла отделаться от неприятных мыслей. Живи правильно, соблюдай диету, занимайся зарядкой, и все равно умрешь. Зачем следовать правилам в жизни или на работе, если от этого только боль и страдания? И тут Анни вспомнила о Фуркейде, безнаказанно нарушавшем все, что угодно. Ему еще повезет, если этим утром он вообще сможет встать с кровати. В конце концов, может, господь бог не делает различий между послушными и непослушными?
      Анни вспомнила ту историю, что рассказал ей Фуркейд о Дювале Маркоте. Она решила, что это не имеет отношения к делу, потому что Донни Бишон не говорил с Марко-том до смерти Памелы. Следовательно, продажа бизнеса Маркоту никак не могла стать мотивом для убийства. Но если Маркот сам вышел на Донни? И все разговоры велись из телефона-автомата? А что, если Донни умнее, чем кажется? Кто знает, на что он способен? Анни не могла представить, как муж проделывает такое со своей женой, но если учесть, как отделали Фуркейда "ребятишки" Ди Монти, то возникает возможная фигура наемного исполнителя.
      Анни направилась к дверям, и тут ее внимание привлек лежащий на кухонном столе шелковый шарф. Чего ради она забирается в какие-то дебри, строя умозаключения, когда человек, подозреваемый в убийстве, присылает ей знаки своей привязанности? Может быть, разговор с Линдсей Фолкнер даст ей какую-то подсказку.
      Анни начала свою утреннюю пробежку. Туман окутывал ее до пояса, словно в старом фильме ужасов. Анни направилась к дороге, ведущей на дамбу. Вдалеке пять голубых цапель поднялись из камышей и, касаясь длинными, тонкими ногами туманной дымки, полетели к стоящим неподалеку ивам.
      Анни пробежала две мили, показавшиеся ей десятью, приняла душ, оделась и отправилась в кафе, чтобы позавтракать вместе с Сэмом и Фаншон.
      - Вчера кто-то оставил для меня сверток, - заговорила Анни, наливая молоко в кофе. - Вы случайно не видели, кто это был? - Неужели таинственный любовник? - Сэм деланно нахмурился, но лукавую улыбку спрятать не смог. Разве это не Андре? Этот парень по тебе с ума сходит, малышка. Послушай своего старого дядюшку Сэма.
      - Это не Андре. - Взгляд Анни был суровым. - Я знаю, кто это прислал. Мне просто интересно, видели ли вы этого человека.
      Сэм насупился и что-то пробормотал себе под нос.
      Фаншон ответила без тени сомнения:
      - Нет-нет, дорогая, был такой наплыв посетителей. А почему ты об этом спрашиваешь?
      - Просто так. Это неважно. - Анни взяла свою кружку с кофе и встала из-за стола. Она по очереди чмокнула Сэма и Фаншон в щеку. - Мне пора.
      - Так что это за парень? - окликнул ее дядя, в котором любопытство взяло верх над досадой.
      Анни прихватила "Спикере" с полки и помахала им на прощание.
      - Просто так, случайный знакомый.
      Действительно, всего-навсего маньяк-убийца.
      Ей не понравилась сама мысль о том, что Ренар появлялся здесь, нарушая ее частную жизнь. Она его никак не поощряла, на самом деле даже пыталась охладить его пыл. Так поступала и Памела... Но Памела Бишон не спасала ему жизнь.
      Машина свернула к восточной окраине городка. Анни надеялась застать Линдсей Фолкнер до того, как та уйдет на работу. Она не могла не думать о том, что ее терпение и настойчивость все-таки начали приносить плоды. Она обратилась к Линдсей как женщина к женщине и вот теперь получит от нее то, что не удалось узнать детективам-мужчинам. Анни позволила себе несколько секунд погордиться собой и свернула на Шеваль-Корт.
      Дверь гаража в доме Фолкнер была закрыта, занавески опущены. Анни подошла к двери, нажала на кнопку звонка и наклонилась, чтобы заглянуть в узкое окно рядом с дверью.
      Линдсей Фолкнер лежала на полу в прихожей, ночная рубашка задрана до подбородка, правая рука протянулась к трубке разбитого радиотелефона. Кровь запеклась у корней ее золотистых волос, залила лицо. А ее рыжая кошка, свернувшись калачиком, спала рядом с хозяйкой.
      Анни выругалась и бросилась назад к джипу, схватила микрофон.
      - Служба девять-один-один округа Парту. Служба девять-один-один округа Парту. Срочно требуется Полиция и машина "Скорой помощи" к дому семнадцать на Шеваль-Корт. Прошу вас, побыстрее. И сообщите детективам. Здесь, вероятно, два-шесть-один. Конец связи.
      Она еще раз повторила информацию, как того требовали правила, сообщила свою фамилию и звание. Потом достала на всякий случай из рюкзака оружие и бросилась к дому.
      Парадная дверь оказалась заперта, но насильник любезно оставил открытыми стеклянные двери, ведущие во внутренний дворик. Анни торопливо сдернула покрывало с кровати и накрыла им тело Линдсей. Потом опустилась рядом с ней на колено и проверила пульс. Он бился едва слышно.
      - Держись, Линдсей, держись. "Скорая" уже едет, - громко сказала Анни. - Ты и оглянуться не успеешь, как мы будем уже в больнице. Ты только держись. Если ты поможешь нам, мы поймаем этого подонка и заставим его заплатить за все. Держись, Линдсей!
      Никакой реакции. Не дрогнули веки, не шевельнулись губы. Казалось, жизнь в ней едва теплится. Анни не сводила глаз с ее лица, которое преступник превратил в нечто неузнаваемое. Если это дело рук серийного насильника, то почему он выбрал именно Линдсей Фолкнер? Потому что она разведенная привлекательная женщина, живущая одна? Но только накануне Линдсей вспомнила нечто такое, что имело отношение к гибели Памелы Бишон. Вполне вероятно, что кто-то попытался заткнуть ей рот, прежде чем она сможет поговорить с детективом.
      Стал слышен приближающийся звук сирен. Первыми в дом вбежали медики, за ними тут же появился Маллен. Он угрюмо покосился на Анни. Она ответила ему таким же "ласковым" взглядом.
      - Какого черта ты здесь сшиваешься, Бруссар?
      - Могу и тебя спросить о том же, - парировала Анни, поглядывая на часы. - В это время ты, как правило, наворачиваешь пончики. Надо же, какое везение! Сегодня ты оказался усердным полицейским, а не усердным обжорой.
      Анни прошла в гостиную, освобождая место для бригады "Скорой помощи".
      - Мне кажется, нападавший ударил ее по голове телефонной базой, - она указала на окровавленные осколки аппарата, валявшиеся среди помятых фотографий, разбитого стекла и изуродованных рамок. - Она сопротивлялась.
      - И это нисколько ей не помогло, - пробормотал Маллен.
      - Ну, если кто-то набросится на меня, я его отделаю так, что он вообще пожалеет, что даже взглянул на меня, - ответила Анни.
      - И так уже многие об этом жалеют, - съехидничал Маллен.
      - Только не начинай! - отрезала Анни. Она свирепо взглянула на него и прошла в столовую. - Преступник вошел из внутреннего дворика через стеклянную дверь. Вероятно, Линдсей Фолкнер услышала это, вышла из спальни и наткнулась на него.
      - Ей надо было оставаться на месте и вызвать девять-один-один.
      - Это бы ей ничем не помогло. Телефон не работает. Я полагаю, что преступник перерезал провода, как и в предыдущих случаях.
      Тем временем Линдсей положили на носилки и понесли к машине. И сразу же появился Стоукс - широкополая серая шляпа сдвинута на затылок, к левой щеке приклеен кусочек туалетной бумаги с пятнышком крови, прикрывающий свежий порез, глаза покраснели.
      - Господи, как же я ненавижу эти ранние вызовы, - проворчал он.
      - И в самом деле, какое неуважение к твоему свободному времени! - не удержалась от колкости Анни. Стоукс хмуро взглянул на нее:
      - А ты что здесь делаешь, Бруссар? Кто-нибудь вызывал полицейского пса Макграфа?
      - Я ее нашла.
      Стоукс помолчал минуту, переваривая услышанное, потом взглянул на нее пристальнее:
      - Я еще раз задаю тот же вопрос: что ты здесь делаешь? Откуда ты ее знаешь? Вы что, вместе играли в "пышки-малышки" или еще во что-нибудь?
      Маллен фыркнул, Анни поморщилась.
      - Знаешь, Чез, неприятно тебе об этом говорить, но если женщина не хочет спать с тобой, это вовсе не делает ее лесбиянкой.
      - Хватит! Ты портишь мои эротические фантазии. - Стоукс кивнул Маллену: - Пойди проверь, что с телефонным кабелем. И взгляни, нет ли пригодных отпечатков во дворе. Здесь мягкая почва. Может, нам повезет на этот раз.
      Маллен отправился выполнять поручение. Стоукс поддернул мешковатые штаны и стал копаться в осколках безделушек, украшавших когда-то столик в прихожей.
      - Ты ответишь на мой вопрос, Бруссар, или нет? - Надев резиновые перчатки, он аккуратно поднял залитый кровью осколок телефонного аппарата.