- Почему я должна вам верить? Поставим вопрос иначе. Почему вы так хотите убедить меня? Вы свободны. У окружного прокурора против вас ничего нет.
      - Пока нет. Сколько времени понадобится Стоуксу или Фуркейду, чтобы сфабриковать новые доказательства? Я ни в чем не виноват. Но моя репутация загублена. Они не успокоятся, пока не доберутся до меня так или иначе. Кто-то должен докопаться до правды, Анни, и пока только вы одна что-то делаете.
      - Я работаю, - холодно подтвердила Анни, - но не могу гарантировать, что вам понравится результат моей работы.
      Маркус придержал для нее дверь и смотрел ей вслед, пока она спускалась по лестнице и выходила из здания. Ее походка была легкой и стремительной. Она была свободнее Памелы в жестах. Свободолюбивая сестра Памелы, родственная душа. Эта мысль придала ему уверенности. Цепь не прервалась.
      Его сердце принадлежало Памеле, но Анни освободит его. Маркус Ренар в этом не сомневался.
      ГЛАВА 17
      Фирма по продаже недвижимости "Байу риэлти" была уже закрыта, когда Анни подошла к парадному входу. А жаль. Ей так хотелось увидеть выражение лица Линдсей Фолкнер в тот момент, когда она расскажет этой высокомерной даме, что Маркус Ренар считает ее лесбиянкой.
      А если это правда? Хотя мотивом для убийства это все равно не стало. Женщины не убивают женщин так, как расправились с Памелой Бишон.
      Анни перешла улицу, села в джип и, поворачивая ключ в замке зажигания, еще раз взглянула на здание. Ренар стоял у окна на втором этаже и смотрел на нее. Она отвернулась и тронула машину с места. Ее джип помчался на другой конец города.
      Донни Бишон с бутылкой пива в руке наблюдал за работой, сидя в конторке большого ангара. Донни так хотел порадовать свою девочку, воплотив ее фантазию в жизнь. Донни ни в чем не мог отказать дочери, и поэтому рабочие сейчас создавали платформу для карнавала на Марди-Гра. Он представлял себе, как Джози будет проводить с ним много часов, пока грузовая платформа станет превращаться в сказочное сооружение. Но Белла Дэвидсон увезла малышку на озеро Чарльза на целый день, чтобы, как она выразилась, "сменить обстановку".
      - Чтобы держать ее подальше от меня, - со злобой пробормотал Донни себе под нос.
      Он опрокинул бутылку и сразу же понял, что она пуста. Донни нахмурился и швырнул ее в бочку, где она присоединилась к своим давно опустевшим подружкам. Звон разбитого стекла был слышен даже сквозь грохот музыки кантри, доносящийся из радиоприемника. Кое-кто из рабочих обернулся и взглянул на него, но никто не произнес ни слова.
      Отношение окружающих к нему очень изменилось после гибели Памелы. Донни казалось, что все за его спиной шепчутся и считают именно его, Донни Бишона, новым пугалом в Байу-Бро. Ему так хотелось, чтобы вся эта история осталась позади.
      - Чертовы копы! - выругался он.
      - Вероятно, мне следует уйти, - раздался голос. Анни нерешительно замерла в дверях.
      Донни метнул в нее яростный взгляд.
      - Разве мы знакомы?
      - Анни Бруссар, из офиса шерифа, - на этот раз она продемонстрировала значок. "Будь упрямой" - ей снова вспомнились слова Фуркейда.
      - О господи, теперь-то что еще? Что-то не в порядке с чеком? Если и так, то мне плевать. Можете отправить этого неблагодарного сукиного сына обратно в кутузку.
      - Почему вы так говорите?
      Донни собрался было рассказать о том, как Фуркейд на него наехал, но потом прикусил язык. Детектива ведь отстранили от дела. Не стоит рассказывать о его подозрениях еще одному полицейскому.
      - Этот парень просто псих, вот и все. - Донни поднялся и теперь стоял напротив нее. - Итак, вы теперь вместо Фуркейда. А что случилось с тем вторым парнем, черным? Стоуксом, кажется?
      - Ничего. Он все еще работает над этим делом.
      - Да мне-то что. - Донни потянулся к старому холодильнику за новой бутылкой пива. - Если хотите знать мое мнение, то этот парень просто лентяй. Мне всегда казалось, что из этих двоих мозги есть только у Фуркейда. Чертовски плохо, что его отстранили. Правда, у него не все дома. - Бишон вскрыл очередную бутылку пива. - Проклятие, жаль, что Фуркейд не докопался до правды. Пива хотите?
      - Нет, спасибо, - Анни чуть тряхнула головой, чтобы пряди волос прикрыли лицо, и Донни не смог ее сразу узнать.
      - Ну да, вы же на службе. - Бишон хохотнул. - Хотя это никогда не останавливало известных мне полицейских, включая и Гаса Ноблие. Вы что, Новенькая?
      - Мне необходимо задать вам пару вопросов.
      - Клянусь честью, ребята, вы только и делаете, что задаете вопросы. У вас теперь больше ответов, чем вам требуется.
      - Сегодня утром я говорила с Линдсей Фолкнер.
      Лицо Донни перекосилось от отвращения.
      - Она сообщила вам, что я воплощение антихриста, так? Эта женщина меня ненавидит. Они с Памелой были так близки. Насколько бывают близки женщины, если они не лесбиянки.
      - Миссис Фолкнер сказала мне, что вы собираетесь продать доставшуюся вам по наследству долю в агентстве.
      - Я сыт по горло своим собственным бизнесом. К тому же у меня нет желания иметь Линдсей деловым партнером.
      - Она говорила, что вы нашли покупателя из Нового Орлеана. Это правда?
      Донни игриво покосился на нее:
      - Хороший бизнесмен никогда слишком не разбрасывается.
      - Вы мне намекаете, что это блеф? - Анни улыбнулась в ответ, словно друг, желающий узнать секрет. - А то может всплыть имя, и тогда мне останется только позвонить и...
      - Какое имя? - Анни даже ощутила, как Донни насторожился.
      - Дюваль Маркот.
      - Это блеф, - спокойно заявил Бишон. - Звоните куда угодно.
      Донни поскреб щетину на подбородке и кивком головы указал на платформу:
      - Что вы думаете об этом произведении искусства?
      Анни повернула голову - дешевый сосновый каркас был обтянут проволокой. Две женщины украшали сооружение голубой гофрированной бумагой, смеялись, разговаривали, и им было не до серьезных мировых проблем.
      - Это замок, - объяснил Донни. - Идея моей дочки. Она выбрала сцену из пьесы "Много шума из ничего". Вы можете в это поверить? Всего девять лет, а она взахлеб читает Шекспира.
      - Джози очень умная девочка.
      - Ей так хотелось помочь, но у ее бабушки другое мнение на этот счет. Еще одна женщина из семьи Дэвидсон устраивает заговор против меня.
      - Разве родители Памелы собираются оспаривать ваше право на опеку?
      Донни сгорбился, он не отводил взгляда от платформы.
      - Даже не знаю. Я думаю, это зависит от того, отправят Хантера в тюрьму или нет. У меня преимущество - я никого не пытался убить последнее время. Он покосился на Анни и добавил: - Это была шутка.
      - Вы хотите, чтобы Джози все время жила с вами?
      - Она моя дочь, и я люблю ее.
      Как будто это так просто и легко. Можно подумать, ему удастся разделить две половины своего существа - Донни-отца и Донни-донжуана.
      - Ходили слухи, что вы пытались отобрать девочку у Памелы.
      - О боже, вы снова об этом! - Бишон поморщился. - Вы же нашли убийцу. Так почему бы вам его не арестовать? Я не убивал Памелу ни ради страховки, ни ради ее доли в бизнесе, ни в приступе ярости, ни по какой-либо еще причине, которая может взбрести вам в голову. Черт меня побери, да в тот вечер я вообще не мог пальцем пошевелить. Я так напился с приятелем, что едва сумел добраться до дома и сразу же отключился.
      - Мне все это известно, - ответила Анни. - Я не рассматриваю вас как подозреваемого, мистер Бишон. - Хотя ей частенько приходило в голову, что, во-первых, состояние опьянения очень легко изобразить, а во-вторых, у Донни было больше мотивов для убийства, чем у кого-нибудь другого.
      Согласно рапорту, Донни Бишон появился в баре "Буду Лаундж" между девятью и десятью часами вечера, и приятель отвез его домой около половины двенадцатого. Памелу видели живой в последний раз около восьми двадцати, а умерла она около полуночи. Так что у Донни была возможность расправиться с женой как до появления в баре, так и после возвращения домой.
      - Я просто не понимаю, на каком основании вы оспаривали право Памелы на опеку.
      - Зачем вам это? Памела мертва. Какая теперь разница?
      - Если у Памелы был роман...
      - Ее убил Ренар! - хрипло прорычал Донни. У него на шее проступили жилы, синие, словно провода. Он изо всех сил шмякнул бутылку о цементный пол, и осколки стекла шрапнелью полетели во все стороны, пиво вспенилось, как перекись на рваной ране. - Он убил ее! А теперь делайте вашу долбаную работу и упрячьте его за решетку!
      Донни прошел мимо Анни к дверям. Рабочие прекратили работу и смотрели на них, разинув рты. Из радиоприемника лилась развеселая песня "Мне обязательно повезет".
      Анни торопливо пошла следом. Яркий солнечный свет почти ослепил ее, когда она вышла из ангара. Женщина моргнула и заслонила глаза рукой. Донни стоял у цепи, ограждающей владения его компании, и смотрел на большегрузные автомобили, бегущие мимо по шоссе.
      - Послушайте, я просто пытаюсь докопаться до истины. - Анни встала рядом с ним.
      - Просто... Вы все копаете и копаете. - Он тяжело глотнул, кадык дернулся вверх-вниз, как поплавок. Донни не отводил взгляда от грузовиков. Почему это никак не кончится? Памела мертва... Я так от этого устал...
      Ему хотелось, чтобы раны зажили и исчезли без следа, не оставив о себе памяти.
      - Я мог бы быть ей лучшим мужем, - прошептал Донни. - И она могла быть лучшей женой. Вот и думайте теперь, что хотите.
      Где-то вдалеке раздался свисток паровоза. Казалось, Донни его не слышал. Он погрузился в воспоминания.
      - Я просто хотел получить то, что мне причитается, - пробормотал он, моргая, чтобы скрыть подступившие слезы. - Я не хотел потерять ее. Я не хотел потерять Джози. Я думал, может, если ее припугнуть... Пригрозить, что отберу ребенка...
      Как он собирался припугнуть жену? Донни угрожал отобрать право опеки, но была ли эта угроза единственной? Анни уже набрала воздуха в легкие, чтобы спросить, что именно он имел в виду, но промолчала, потому что Бишон повернулся к ней.
      - Знаете, вы на нее похожи, - в его голосе появились странные, мечтательные нотки. - Овал лица... Волосы... Губы...
      Он протянул было руку, чтобы коснуться ее щеки, но в последний момент опомнился. Анни не знала, что именно заставило его отступить - здравомыслие или страх испортить очарование воспоминаний. Как бы то ни было, она занервничала. Ей не понравилось сравнение с женщиной, которую постиг такой ужасный конец.
      - Мне ее не хватает, - признался Донни. - Я всегда хотел того, чего не мог получить. Я привык думать, что это лишь мои амбиции, но это была... потребность.
      - А как насчет Памелы? Чего хотела она?
      Снова раздался свисток поезда, ближе, громче.
      - Освободиться от меня, - последовал простой ответ, голос Донни звучал невыразительно. - И она своего добилась.
      Анни смотрела ему вслед, когда Бишон пошел прочь, не к ангару, а к белоснежному "Лексусу" с перламутровым отливом, припаркованному недалеко от боковых ворот. У нее за спиной пронесся южно-тихоокеанский экспресс, постукивая колесами на стыках рельсов.
      Анни работала над этим делом всего несколько часов, но у нее появилось ощущение, что она вступила в лабиринт. Он показался ей сначала обманчиво простым, но оказался на самом деле сложнейшей комбинацией переходов с зеркальными стенами. Ей хотелось вернуться, но пути назад уже не было. Тайна притягивала Анни, манила к себе. Соблазн. Ей показалось, что невидимый сообщник шепнул это слово ей на ухо.
      Фуркейд. Ник был стражем у ворот, и он станет ее проводником, если Анни примет его предложение. У него находится карта лабиринта, и он знает игроков. Анни следовало решить, друг он ей или враг, искренним было его предложение или он заманивал ее в ловушку. И судя по всему, у Анни осталась единственная возможность это выяснить.
      ГЛАВА 18
      Даже при ярком дневном свете дом выглядел зловещим.
      Ник смотрел на него из своей пироги, его зачаровывала мысль, что зло может задержаться на месте словно запах. После трагедии дом оставался заброшенным, печать смерти лежала на нем.
      Ник не собирался заходить внутрь. Многие назвали бы его суеверным, но эти люди никогда не подходили слишком близко к черте, отделяющей добро от зла, и им не была знакома сила дьявола или его возможности. Впрочем, факт отсутствия на берегу рыбаков в воскресный день, когда в других местах Пони-Байу яблоку негде упасть, говорил сам за себя.
      Ник уселся утром в пирогу, намереваясь отделаться от мыслей об убийстве Памелы Бишон. Но его будто магнитом привлекло сюда.
      Даже в это время года Пони-Байу не казался привлекательным местом. Коричневая вода поднялась высоко и подобралась к лесу. Берега покрывали побеги каменного дерева, заросли ежевики и ядовитого плюща. Макушки черной ивы и водяной лжеакации высовывались из воды, как костлявые пальцы, пытающиеся дотянуться друг до друга.
      На деревьях гомонили птицы, разбуженные ранним приходом весны. Их голоса сплетались в какофонию, будоражущую, тревожную, бьющую по нервам. И на каждой подходящей ветке, сучке, полене пригрелись водяные змеи, повинуясь весеннему ритуалу. Весь лес у воды был полон рептилий, напоминавших ожившие куски шланга.
      Отталкиваясь шестом, Ник направил пирогу на северо-запад. Когда протока стала чуть шире, лес на западном берегу немного отступил, открывая взгляду элегантное в своей простоте строение. Это был дом Маркуса Ренара. Скромный дом плантатора из прошлого века. Высокие французские двери выходили на кирпичную веранду, где за столом сидел Виктор Ренар.
      Виктор был чуть выше брата ростом и немного плотнее. И хотя вел он себя как маленький ребенок, старший брат Маркуса Ренара обладал физической силой взрослого мужчины. Его отправили из лечебницы домой, потому что в приступе ярости он разломал кровать. Виктор большей частью не испытывал никаких чувств, но иногда что-то неожиданно приводило его в возбуждение или в ярость. В то же самое время Виктор обладал незаурядными математическими способностями, с легкостью решал сложные уравнения и обладал исключительной памятью; он мог назвать тысячи разновидностей животных и растений и описать их с точностью учебника.
      Местные жители боялись Виктора Ренара, ошибочно считая умственно отсталым или шизофреником. А он не был ни тем и ни другим.
      Ник Фуркейд счел своим долгом выяснить все о Викторе и о его аутизме.
      Но если даже где-то в глубинах его мозга и таился ключ к преступлению младшего брата, то, как подозревал Ник, они об этом никогда не узнают. Если бы даже они и смогли снова привести Маркуса в суд, то Смит Притчет никогда бы не согласился вызвать Виктора в качестве свидетеля. Не считая родства, аутизм Виктора не позволял ему давать показания, а суду принимать их.
      Ник чуть приналег на шест, чтобы остановить пирогу, удерживая ее против слабого течения. Кадроу добился специального определения, строго оговаривавшего расстояние, на которое Ник Фуркейд мог приближаться к Маркусу Ренару. Ирония происходящего и смешила Фуркейда, и вызывала раздражение.
      Он разглядывал дом до тех пор, пока Виктор не ощутил его присутствия и не потянулся за биноклем, лежащим на столе. Он вскочил с кресла, словно кто-то поджег его, стрелой преодолел двадцать ярдов лужайки. Старший Ренар бежал очень странно - выпрямившись, прижав руки к бокам. Потом он остановился и снова поднес к глазам бинокль. Вдруг Виктор выронил бинокль тот повис у него на шее - и стал раскачиваться из стороны в сторону, странно дергаясь, вне всякого ритма, словно сломавшаяся игрушка.
      - Не сейчас! - закричал Виктор, тыча в Ника пальцем. - Красное, красное! Очень красное! Выход!
      Виктор сбежал вниз еще на десяток ступеней, остановился, крепко обхватил себя руками. Из его груди вырывались странные, пронзительные крики.
      В доме распахнулась дверь, и на веранду торопливо вышла Долл Ренар. Она была взволнована почти так же, как и ее сын. Она шагнула было к Виктору, потом передумала и вернулась в дом. Появился Маркус и заковылял через лужайку к брату.
      - Очень красное! Выход! - вопил Виктор, когда Маркус взял его за руку. Потом он вскрикнул еще раз, когда брат отнял у него бинокль.
      Ник ждал, что сейчас начнется крик, потом вспомнил о сломанной челюсти Маркуса, но не почувствовал угрызений совести. Ренар подошел к берегу.
      - Вы нарушаете постановление суда, - заявил он, плотно прижав кулаки к телу. - Мы сейчас вызовем полицию, Фуркейд!
      - Вы и вправду думаете, что полицейские примчатся к вам на помощь? У вас нет здесь друзей, Маркус.
      - Вы ошибаетесь, - стоял на своем Ренар. - И вы нарушаете закон. Вы преследуете меня.
      В нескольких ярдах позади него Виктор упал на колени и продолжал раскачиваться. Его безумные крики вспугнули птиц с ближайших деревьев.
      Ник сделал невинное лицо:
      - Кто, я? Я просто ловлю рыбу. - Он лениво выпрямился и толчком шеста отогнал пирогу от берега. - Этого закон не запрещает.
      Фуркейд дал лодке отплыть назад, пока с его глаз не скрылись дом Ренаров и Виктор, и лишь Маркус остался в поле его зрения. "Сосредоточься, напомнил он самому себе, - запасись терпением. Плыви по течению, и ты достигнешь своей цели".
      Анни сидела в старом кресле, обтянутом недубленой кожей какой-то несчастной давно умершей коровы. С веранды дома Фуркейда открывался прелестный вид на затон.
      Ее не удивило, что Ник Фуркейд живет в таком отдаленном, труднодоступном уголке. Он и сам был таким - далеким и труднодоступным. Но Анни поразила чистота во дворе и то, что детектив явно занимался домом.
      У Анни заурчало в желудке. Она ждала уже больше часа. Машина Фуркейда стояла на месте, но хозяина дома не оказалось. Одному богу известно, куда он отправился. День клонился к вечеру, и решимость Анни исчезала с такой же скоростью, с какой росло чувство голода. Чтобы хоть чем-то занять мысли, она попыталась вспомнить все укромные места в джипе, где мог бы заваляться "Сникерс". Анни уже обшарила отделение для перчаток, заглянула под сиденья и пришла к выводу, что батончик стащил Маллен. Это доставило ей еще несколько приятных минут. Анни провела их в размышлениях о том, как она его за это ненавидит.
      Вдруг Анни увидела узкую лодку, плавно скользящую по воде. Она почувствовала, как натянулись ее нервы, и встала. Фуркейд подогнал пирогу к причалу, неторопливо привязал ее и ступил на берег. На нем была черная футболка, облегавшая тело как вторая кожа, и джинсы, заправленные в охотничьи сапоги. Ник смотрел на нее без улыбки.
      - Как ты нашла это место? - спросил он.
      - Я была бы никуда не годным претендентом на место детектива, если бы не смогла раздобыть твой адрес. - Анни зашла за кресло и положила руки на его спинку. - Я хочу посмотреть то, что есть у тебя по этому делу.
      Фуркейд кивнул:
      - Хорошо.
      - Но прежде ты должен знать, что это никак не меняет моего отношения к тому, что произошло в пятницу вечером. Если ты все устроил ради этого, скажи сразу, и я уйду.
      Ник внимательно посмотрел на молодую женщину. Пальцы одной руки крепко вцепились в полу джинсовой куртки. Вне всякого сомнения, у нее с собой маленький "сигзауэр". И он не винил ее за это.
      Фуркейд пожал плечами:
      - Ты видела то, что видела.
      - Мне придется давать показания. Это тебя не бесит? Это не заставляет тебя... гм... скажем, подложить змею мне в машину?
      Ник наклонился и легонько потрепал ее по щеке.
      - Если бы я решил навредить тебе, дорогая, я бы никогда не доверил это ни одной змее.
      - Мне следует облегченно перевести дух или начинать всерьез опасаться за свою жизнь? - Фуркейд промолчал. - Я тебе не доверяю, - призналась Анни.
      - Я знаю.
      - Если будешь снова вести себя как псих, как это было у меня дома, я уйду, - пригрозила Анни. - А если мне придется тебя пристрелить, я это сделаю.
      - Я тебе не враг, Туанетта.
      - Надеюсь, это правда. У меня сейчас врагов хватает. И все из-за тебя, - подчеркнула Анни.
      - А кто сказал, что жизнь - это игра по правилам? Только не я, черт побери.
      Фуркейд развернулся и пошел в дом. Анни он не пригласил, ожидая, что та сама последует за ним. Они прошли через маленькую гостиную, мрачную и неухоженную. А кухня предстала полной противоположностью - чистая, сверкающая, выкрашенная светлой краской и крошечная, словно корабельный камбуз. На стенах не оказалось никаких украшений. На подоконнике за раковиной в ящике росли петрушка и укроп.
      Фуркейд подошел к раковине, чтобы вымыть руки.
      - Почему ты передумала? - поинтересовался он.
      - Ноблие снял меня с патрулирования, потому что мои коллеги ведут себя совершенно по-идиотски. Насколько я могу догадаться, на твое место он меня назначить не собирается. Так что, если я хочу заниматься этим делом, только ты можешь мне помочь.
      Ник не посочувствовал ей и не стал расспрашивать подробно о стычке с коллегами. Это было проблемой Анни, и его не трогало.
      - Попроси, чтобы тебя перевели в другой отдел. - Он развернулся и вытер руки о белоснежное полотенце. - Будешь весь день читать отчеты, изучать донесения.
      - Посмотрим, что я смогу сделать. Все зависит от шерифа.
      - Не будь пассивной, - резко бросил Фуркейд, - проси то, чего тебе хочется.
      - И ты считаешь, что я вот так просто все и получу? - Анни рассмеялась. - Ты точно прилетел с другой планеты, Фуркейд!
      Его лицо стало суровым.
      - Если ни о чем не станешь просить, то ничего и не получишь, Туанетта. Тебе лучше побыстрее усвоить этот урок, если хочешь стать детективом. Люди никогда просто так не расстаются со своими секретами. Тебе придется просить, тебе придется спрашивать, тебе придется копать.
      - Я знаю. Сегодня я говорила с Донни Бишоном. Фуркейд удивился: - И что?
      - Он похож на человека, который не в ладах со своей совестью. Но, возможно, тебе не хочется об этом слышать.
      - Интересно знать, почему?
      - Он заплатил за тебя залог, а это сотня тысяч баксов. Фуркейд засунул пальцы за пояс джинсов.
      - Я говорил это Донни, повторю и тебе - он купил мне свободу, но не меня самого. Никто не сможет меня купить.
      - Что-то новенькое для полицейского из Нового Орлеана.
      - Я больше не работаю в Новом Орлеане. Я там не прижился.
      - Я вычитала в библиотеке совсем другое, - заметила Анни. - Если верить газете "Таймс пикайюн", ты был продажным копом. На тебя потратили немало чернил. И ни у кого не нашлось ни одного доброго слова в твой адрес.
      - Прессой легко манипулируют влиятельные люди. Анни поморщилась:
      - Ну да, конечно. Именно такие замечания и заставляют всех предполагать, что ты не в своем уме.
      - Окружающие могут думать, что им угодно. Я знаю правду. Я живу честно.
      - И какова же твоя версия правды? - чуть нажала на него Анни.
      - Правда заключается в том, что я слишком хорошо делал свою работу, наконец произнес Ник. - И я совершил ошибку, борясь за справедливость там, где ее попросту не существует.
      - Ты на самом деле избил того подозреваемого?
      Фуркейд промолчал.
      - Ты действительно подложил улику?
      Он лишь чуть наклонил голову, потом повернулся к ней спиной и достал из шкафчика сковородку с длинной ручкой.
      - Я жду ответа, детектив. Я должна знать, с кем я имею дело, Фуркейд, и я уже тебе сказала, что в настоящий момент не склонна доверять людям.
      - В расследовании доверие никому не нужно, - парировал Фуркейд, достав разных овощей и вооружившись ножом устрашающих размеров.
      - Но для меня это очень важно, - настаивала Анни. - Ты подложил кольцо в стол к Ренару?
      Он поднял голову и, не мигая, уставился на нее:
      - Нет.
      - Почему я должна тебе верить? Откуда мне знать, что Донни Бишон не заплатил тебе за то, чтобы ты это сделал? Он мог дать тебе денег и за то, чтобы ты убил Ренара тем вечером.
      Нож вонзился в мякоть сладкого красного перца, словно это была папиросная бумага.
      - Ну и кто же из нас параноик?
      - Между здоровой подозрительностью и манией большая разница, - ответила Анни.
      - Зачем было втягивать тебя в расследование, если мне платили?
      - Ты мог меня использовать в своих собственных целях.
      Ник улыбнулся:
      - Для этого ты слишком умна, Туанетта.
      - Не стоит тратить время на лесть.
      - В лесть я не верю. Я говорю только правду.
      - Когда тебя это устраивает.
      Анни вздохнула - они снова пошли по кругу. Разговаривать с Фуркейдом это все равно что боксировать с тенью. Сил тратишь много, но не достигаешь никакого результата.
      - Почему ты выбрал меня, а не Квинлэна или Переса?
      - У нас маленький департамент. У одного зудит, другой чешется. Ты не из наших, в этом преимущество. - На его лице снова появилась улыбка, полная очарования, которым Ник Фуркейд никогда не пользовался. - Ты мое секретное оружие, Туанетта.
      Анни в последний раз попыталась удержаться от подобного безумства. Но она этого не хотела, и Ник это понимал.
      - Ты чувствуешь себя обязанной Памеле Бишон, ощущаешь свою связь с ней, - продолжал Фуркейд, - и с теми, кто погиб до нее. Ты знаешь о мире теней. Поэтому ты пришла сюда. Потому что мы с тобой добиваемся одной цели отправить Ренара в ад.
      - Я хочу, чтобы преступление было раскрыто, - сказала Анни. - Если это дело рук Ренара...
      - Он убийца.
      - ...тогда все в порядке. Я буду танцевать на улице в тот день, когда они отправят его на тот свет. А если это не он... Ник воткнул нож в разделочную доску:
      - Он убийца.
      Анни не ответила. Она явно сошла с ума, раз приехала к Фуркейду.
      - Все просто, - Ник заговорил спокойнее, вытащил нож и принялся резать лук. - У меня есть материалы по делу, Туанетта. У тебя пытливый ум и нужная доля скептицизма. У меня нет над тобой власти... - Нож застыл. Ник покосился на Анни. - Верно?
      - Да, - ответила Анни, отводя глаза.
      - Тогда мы поладим. Но для начала поедим.
      ГЛАВА 19
      Они поужинали тушеными овощами и коричневым рисом. Странно, что заядлый курильщик оказался вегетарианцем, но Анни почувствовала, что начинает привыкать к противоречивой натуре Ника Фуркейда. Ей оставалось только ждать очередную неожиданность.
      - Ты проучилась два года в колледже. Почему ты бросила? - вдруг спросил Фуркейд, орудуя вилкой. Он ел так же, как делал все остальное целеустремленно и без единого лишнего движения.
      - Мне показалось, что я напрасно трачу время. - Анни почувствовала себя неловко из-за того, что Фуркейд копался в ее личном деле.
      - Ты записалась в полицейскую академию в августе девяносто третьего, продолжал Фуркейд. - Сразу после того дела с Душителем из Байу. Одно как-то связано с другим?
      - Ты и так слишком много обо мне знаешь. Ник не обратил внимания на запальчивые нотки в ее голосе.
      - Ты училась в школе вместе с пятой его жертвой Анник Делауссе-Жерар. Вы были подругами?
      - Да, мы дружили, - подтвердила Анни.
      Она взяла свою тарелку, отнесла в раковину и осталась там стоять, глядя в окно. Ночь окружила дом со всех сторон. Во дворе у Фуркейда свет не горел. Так и должно было быть, ведь Фуркейд сам был частью тьмы.
      - В детстве мы были закадычными подружками, - начала Анни. - Родители называли нас Две Анни. Но потом мы выросли, у нас оказались разные компании. Я случайно встретила ее на улице примерно за месяц до трагедии. Она работала официанткой в баре. В тот момент Анник как раз ждала развода. Я пригласила ее съездить со мной в выходные в Лафайетт, но мы так никуда и не поехали. Я думаю, что на самом деле мне этого не слишком хотелось. У нас оказалось не так уж много общего. Потом сообщили о ее убийстве... Потом похороны...
      Ник рассматривал ее отражение в окне.
      - Почему тебя это так задело, если вы мало общались?
      - Не знаю.
      - Нет, знаешь.
      Анни помолчала какое-то мгновение. Ник не торопил ее. Ответ лежал на поверхности, Анни просто не хотела отвечать.
      - Когда-то мы были как две половины одной монеты, - неохотно сказала она. - Поворот монеты, игра судьбы...
      - На ее месте могла оказаться ты.
      - Конечно, почему нет? Понимаешь, когда ты читаешь в газете об убийстве, ты жалеешь жертву, потом переворачиваешь страницу и продолжаешь читать. Но совсем другое дело, когда ты знаешь погибшего. С неделю газеты много писали о ней, a потом Анник стала просто жертвой номер пять, и заголовки уже кричали о другом. Я видела, что стало потом с ее семьей, с ее друзьями...
      Ник встал и тоже отнес свою тарелку в раковину.
      - Маска, которую ты носишь, - серьезно сказал он, - те усилия, что ты тратишь, чтобы спрятать истинное лицо под хорошими манерами и чувством юмора. Это всего лишь напрасная трата сил.
      Анни покачала головой:
      - Это называется быть личностью. Тебе когда-нибудь придется тоже попробовать. Держу пари, что тебе станет легче жить.
      Анни ответила прежде, чем поняла, что хотел сказать Фуркейд. Значит, он сам живет, отбросив все покровы с души. Его потребности, его мысли и чувства обнажены и выставлены наружу. Анни никогда не сочла бы его человеком уязвимым, да он и сам себя таким не считал.
      - Напрасная трата времени, - повторил Фуркейд и отвернулся. - Нам надо работать. Давай займемся делом.
      Ник переоборудовал чердак в кабинет. Кровать, стоявшая в дальнем углу, выглядела так, словно о ней вспомнили в последнюю минуту, уступив необходимости хоть иногда спать. Строгая комната с тяжелой деревянной мебелью, в которой царили чистота и порядок. Полки были полны книг, расставленных в алфавитном порядке. Криминология, философия, психология, религия. Все, что угодно, от отклонений в поведении до тайн дзэн-буддизма.
      На длинном столе лежали груды бумаг, связанных с делом об убийстве Памелы Бишон. Ксерокопии всех документов, всех данных лабораторных исследований. На доске рядом со столом расположились карты трех округов с указанием места преступления и дома Ренара. На второй доске висели копии фотографий с места убийства - страшная реальность, запечатленная бесстрастным фотоаппаратом.