– Заходите, Светлана Георгиевна, – махнул рукой Рязанцев, предлагая секретарше войти.
      Лучезарно улыбнувшись, Булкина вплыла в маленький одноместный номер санатория. Рязанцев вошел следом, неся чемоданы девушки. Скрипящая зубами Ева осталась ждать в коридоре.
      – Здесь очень мило, – улыбнулась Света и сняла легкий жакет. – А участники конференции прибудут утром?
      – В основном – да, – кивнул полковник, глядя на тонкую маечку секретарши, плотно обтягивающую ее обширные прелести. – Но оргкомитет, журналисты и спецслужбы уже здесь.
      – А вдруг это все не сказки и в санатории действительно орудует маньяк, – спросила Светлана Георгиевна, понижая голос и подходя к полковнику, – который по ночам проникает к постояльцам под видом привидения?
      Теперь она стояла так близко, что почти касалась Владимира Евгеньевича своей грудью.
      – Не знаю, – ответил он, глядя на голые плечи Светланы Георгиевны, – я думаю, что, если вы закроете дверь на замок, вам ничто не будет угрожать.
      – Спасибо, – сухо ответила Булкина и отошла от полковника, демонстративно глядя в сторону. – Спокойной ночи.
      «Обиделась», – подумал Рязанцев, пожелал Свете спокойной ночи и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь.
      Ева стояла у стены. Ее взгляд был странно отсутствующим.
      – Пойдем, теперь я покажу тебе свою комнату, – сказал полковник, вздохнув.
      – Спасибо, – кивнула Ершова и взяла с пола свою сумку.
      – Давай, я тебе помогу, – предложил Владимир Евгеньевич.
      – Не надо, – сказала девушка. – Я сама.
      До комнаты Евы они дошли в полном молчании.
 
      Как ни старались Нелли, Алина и Максим, но идти по карнизу быстро никак не получалось. Они семенили изо всех сил, но при этом еле-еле продвигались вперед. Неровные кирпичи крошились под ногами, в спину время от времени упирались какие-то жесткие кронштейны, карниз становился то ?уже, то шире. Кое-где кирпичиков вообще не осталось, и тогда троица двигалась приставным шагом, широко расставляя ноги.
      – Я не могу, у меня юбка узкая, – жаловалась высокая стройная Алина, любившая носить юбки-карандаши с пиджаками, – ноги не поднимаются! К тому же я хочу есть. Я всегда хочу есть, когда нервничаю.
      – А я боюсь, что у меня на спине уже дырка вытерлась, – сказала Нелли, – свитер все время за что-то цепляется и трется. К тому же я хочу курить.
      – А мне нужно в туалет, – добавил Макс, – я переволновался. Впрочем, мы как раз туда и идем.
      Некоторое время молодые люди пробирались молча, думая каждый о своем. Луну закрыли тучи, поднялся ветер. Небо из сине-чернильного стало черным.
      – Давайте, я перелезу в женскую уборную, когда мы туда дойдем, и побегу вниз охранять агрегат, – предложила Алина, – а вы пойдете дальше. Если шпионы, которые кишат в окрестностях нашей кафедры, меня и заметят, то значения не придадут. А если я надену черные очки, то меня вообще никто не узнает!
      Максим, шедший первым, тем временем добрался до окна туалета.
      – Девушки, – сказал он трагическим шепотом, балансируя у стекла, – у нас проблемы. Окно заперто. Будем бить?
      – Блин, – выдохнула Алина.
      – Это конец, – простонала Нелли. – Что же нам теперь делать?
      Некоторое время все молчали, слушая шум ветра. Стекло за их спиной тихонько звенело. В этом месте деревья не росли, и было видно, что до земли, покрытой асфальтом, очень далеко. Алина посмотрела вниз, и у нее закружилась голова. Девушка прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Идея идти по карнизу больше не казалась ей удачной.
      – Ну что, пойдем назад или вперед? – спросил Энгельс, балансируя напротив закрытого окна.
      В этот момент в туалете раздался истошный женский визг.
      – Все, – сказала Нелли, – нас заметили. Сейчас шпионы сбегутся на визг и обнаружат нас.
      Почти одновременно с визгом мобильный телефон Нелли опять зазвонил.
      – Кулибина! – сказала Околелова, поднесла сотовый к уху, но в этот момент налетел сильный порыв ветра, Нелли покачнулась, телефон выскользнул из ее пальцев и полетел вниз. Мгновение спустя раздался треск – мобильник разлетелся на тысячу осколков.
      – Тэ-э-экс, – протянул Максим, – нам нужно срочно что-то предпринять, а не то мы последуем за этим телефоном. У меня, если честно, уже судорогой сводит ноги, идти нам еще далеко, а если вдруг и там окно окажется закрытым, то я не знаю, что мы будем делать.
      В туалете снова раздался визг, теперь это был другой голос.
      – Ну вот, – сказала Алина, – они визжат и убегают, и никто не догадается открыть окно.
      – И очень хорошо, – добавила Нелли, – потому что окно тут открывается наружу.
      – Мамочка, забери меня отсюда, – пробормотал Энгельс. – Или давайте лучше позвоним в службу спасения, и нас снимут.
      – У меня есть идея получше, – сказала Алина, – видите тополь впереди? Он растет совсем рядом со зданием. Если мы туда дойдем, то сможем на него перелезть и спуститься вниз. Вперед!
      В туалете снова кто-то завизжал.
      – Быстрее, быстрее, а то мой муж, наверное, уже приехал в «Весенний ежик», – пробормотала Нелли, и троица поползла вперед, к тополю.
 
      Комната Евы выглядела точно так же, как и апартаменты секретарши. Такие же кровать, тумба, телевизор, холодильник, стол и пара стульев.
      – Типичный совок, – вздохнула Ершова.
      – А мне нравится, – улыбнулся Рязанцев, – напоминает советское прошлое.
      – Ностальгия?
      – Да.
      Повисла неловкая пауза.
      – Ну, я пойду, – сказал Владимир Евгеньевич, стараясь, чтобы его голос звучал естественно, – увидимся за завтраком.
      Ева с трудом перевела дух. Ее любимый мужчина не собирался сегодня с ней ночевать. Откуда-то из глубины тела поднялась боль. Теперь девушка знала, где у нее душа, – в солнечном сплетении, чуть выше пупка. Именно там что-то сжималось, пульсировало и нестерпимо болело.
      – Ты не останешься? – спросила она, хотя ответ был и так ясен.
      – Если честно, я устал, – сказал полковник, – а завтра у нас будет тяжелый день.
      Он поцеловал Еву, причем девушка никак не могла избавиться от ощущения, что он делает это механически, для галочки, и вышел в коридор.
      Тогда Ева села на кровать, подтянула ноги к груди, опустила голову с короткими темными волосами и заплакала. Ее счастье, казавшееся совершенно незыблемым еще месяц назад, трещало по швам. Вернее, никакого счастья уже не было, а были сплошные неприятности – каждую секунду Еву терзали ревность, обида и боль, которые сменялись отчаянной надеждой, от которой становилось еще хуже. Она не сомневалась, что Рязанцев продолжает ее любить. Она не сомневалась, что он будет защищать ее, если понадобится. Не предаст, не продаст, не забудет, не оставит. Но Ева больше не чувствовала его любви, и от этого все остальное не имело никакого значения.
      В тот момент, когда Ершова решила перестать плакать и пойти умыться в ванную, ей послышались в коридоре легкие шаги. Девушка насторожилась. А потом подошла к двери, приложила ухо к замочной скважине и прислушалась.
 
      – Теперь надо прыгать, да? – жалобно спросил Максим, глядя на тополь, ствол которого находился примерно в полутора метрах от стены.
      – Да, – храбро ответила Алина, изо всех сил прижимаясь спиной к холодным кирпичам. – Прыгай и хватайся за ветки.
      – Стоит только решиться, и через три минуты ты будешь на земле, – поддакнула Нелли.
      – А вдруг я не допрыгну? – спросил Энгельс. – Разбежаться-то нельзя, прыгать придется с места. Может, все-таки дойдем до мужского туалета, вдруг там окно открыто?
      В этот момент внизу послышался какой-то подозрительный шум.
      – Ой, что это? – спросил фальцет, принадлежавший, видимо, подростку.
      – Какой-то бочонок, – неуверенно ответил второй.
      Раздался звон, и что-то большое и круглое покатилось по асфальту.
      – Не трогайте! – испуганно закричала Алина. – Это наше!
      Внизу наступила тишина.
      – Ой, кто это говорит? – послышался неуверенный голосок. – Похоже, кто-то на дереве сидит.
      – Да нет, это из окна, – не согласился второй подросток, – ну давай, бери бочонок, и потащили.
      – Не смейте трогать агрегат, он радиоактивный! – закричал Максим.
      – Ха-ха, – раздалось жизнерадостное подростковое хихиканье, – а что такое «радиоактивный»? Мы учили это в школе на химии, но я пропустил, как всегда. Ты случайно не знаешь, Мишаня?
      – Не-а, – протянул Мишаня, – зато я знаю, что такое «активный» и что такое «радио». Ни то ни другое – не страшно.
      И они снова начали пинать ногами устройство Кулибиной.
      – Смотри, – сказал один из подростков через секунду, – тут провода какие-то висят. Оторвать, что ли?
      Услышав это, Алина сделала гигантский прыжок, заставивший вспомнить о Багире из мультика про Маугли, и вцепилась в ветви тополя. Тут же девушка превратилась из пантеры в обезьяну и быстро полезла вниз.
      – Молодые люди, отдайте, это наше! – послышался внизу ее суровый крик.
      – Нет, наше! Мы его первые нашли! – не согласились подростки.
      Послышался стук каблуков, потом сопение.
      – Ладно, тетенька, берите, – сказал один из мальчишек, потирая рубиновое ухо, – раз вы такая стерва и вас интересует всякий металлолом!
      Пропустив мимо ушей замечания о стерве, Алина триумфально подкатила агрегат под тополь.
      – Слезайте, надо скорее ехать, – сказала девушка товарищам, стоявшим на карнизе, как две скульптуры на портике античного храма, – а то с аппаратом Кулибиной случится еще какая-нибудь неприятность. К тому же нам надо купить еще песок, водку и древесный уголь для шашлыка.
      Вздохнув и три раза перекрестившись, Макс прыгнул, вытянув вперед руки. К сожалению, прыжок получился недостаточно далеким и тут же перешел в затяжной полет.
      – А-а-а-а! – кричал Энгельс, пролетая в толще веток, которые ломались под весом его тела. – Мама! Спасите!
      Бум, бум, бум!
      Максим скользил по веткам, как падающий с дуба Винни-Пух, и наконец с коротким вскриком приземлился на кучу оставшихся с осени полусгнивших листьев.
      – Ты как? – участливо спросила его подбежавшая Алина. – Очень ушибся?
      Она протянула ему руку и помогла подняться.
      – Умираю, – простонал Энгельс после длинной паузы, встал и отряхнулся.
      На карнизе осталась одна Нелли.
 
      «Неужели это тот самый маньяк? – подумала Ева, прислушиваясь. – Или кто-то из постояльцев? Тогда почему он идет на цыпочках, крадучись?»
      Девушка села на пол, приложив ухо к щели. Шаги стихли. Одним движением Ершова встала, сняла обувь и открыла дверь, стараясь, чтобы она не заскрипела.
      Никого. Темный коридор с потертой ковровой дорожкой.
      Бесшумно, как индеец в лесу, Ева пошла в ту сторону, куда направлялись шаги, мимо ряда дверей. Сквозняк обвевал ее спортивное, тренированное тело. Ершова отлично видела в темноте. Впереди посветлело – девушка добралась до площадки пожарной лестницы, где на потолке горела одинокая пыльная лампочка.
      Ни души. В санатории было так тихо, что казалось, в здании вообще никого не было.
      «А где же обещанные толпы шпионов? – подумала Ершова, стоя на площадке. – Или они все затаились? Затишье, так сказать, перед бурей?»
      Где-то за ее спиной тихонько скрипнула половица. Ева вздрогнула и повернула голову. Она стояла прямо под лампочкой, освещенная тусклым электрическим светом. Кто-то стоял в темноте совсем недалеко от нее, но она не могла его видеть, потому что этот кто-то находился за пределами светлого круга.
      Ева попятилась. Она просто физически почувствовала чей-то холодный пронизывающий взгляд. Пожарная лестница за ее спиной вела вверх и вниз.
      «Мы на втором этаже, – подумала Ева, – а внизу всегда сидит швейцар. Мне надо туда!»
      Из темноты раздалось тяжелое хриплое дыхание. Ершова опрометью бросилась к лестнице. Ей показалось, что дыхание за ее спиной перешло в тихое полузвериное ворчание.
 
      – Нелли, давай, – сказала Алина умоляюще. – Не бойся, это совсем не трудно!
      Околелова стояла на карнизе и в ужасе смотрела то вниз, то на тополь. Поцарапанный Максим сидел на агрегате, проявляя к изобретению века выдающуюся непочтительность.
      – Нелли, не бойся, – сказал Энгельс, – я вот до тополя не допрыгнул, но все равно приземлился благополучно, как с парашютом. И у тебя, если что, получится так же.
      – Не получится, – сказала Нелли с карниза, – ты, падая, все ветки поломал!
      Откуда-то слева послышались шаги, и к Алине и Максиму подошла юная пара.
      – Ужас! Самоубийца! Отговорите ее! Срочно! – взвизгнула девушка в кокетливой шляпке, увидев на карнизе распластавшуюся лаборантку.
      – Врача! Психиатра! – закричал молодой человек, выронив от волнения изо рта сигарету.
      – И пожарников! – добавила девушка, срывая свою шляпку с головы, чтобы лучше видеть Нелли.
      – А пожарников зачем? – миролюбиво спросила Алина.
      – Психиатр мне тоже ни к чему, – добавила Околелова с карниза. – Разве что нотариус, завещание написать.
      – Это ты брось, – сказал Максим, снимая куртку и набрасывая ее на устройство Кулибиной, чтобы оно не бросалось в глаза посторонним, – мы еще попляшем на твоей золотой свадьбе.
      Нелли вспомнила о муже, который, вероятно, уже находился в «Весеннем ежике», и всхлипнула.
      – Дорогая, пойдем, – аккуратно потянул молодой человек свою девушку, которая снова надела шляпку, – тут не один псих, а целых трое.
      – Уже уходите? – елейным голоском протянула Алина.
      – Срочные дела-с, – просипел парень, и они скрылись за углом с наивозможной скоростью.
      – Нелли, слезай, – сказал Макс, – надо ехать. Сейчас они кому-нибудь о нас расскажут, и у нас будут большие проблемы.
      Околелова не отозвалась.
      – Ладно, – сказала Алина после паузы, – я полезу за ней.
      Девушка подошла к тополю и принялась карабкаться на дерево, на чем свет стоит ругая свою узкую юбку.
 
      Света сидела на стуле в полупрозрачном пеньюарчике и смотрела на Рязанцева. Тот не торопясь разливал в два бокала густое рубиновое вино.
      – Это крымское «Бастардо», – сказал он, – вам понравится.
      – Может, будем на «ты»? – сказала секретарша, встала, подошла к окну и выглянула в парк, окружавший санаторий. Темная аллея была кое-где освещена фонариками, словно лесными светлячками. Теперь, когда секретарша стояла у окна, повернувшись к Владимиру Евгеньевичу филейной частью, было видно, что из белья на Булкиной только стринги.
      – Давай на «ты», – легко согласился полковник, отставляя бутылку в сторону. Потом он распечатал коробку шоколадных конфет.
      Света медленно повернулась к нему. В этот момент она боковым зрением заметила в темном парке какое-то движение. Светлана Георгиевна быстро повернулась и внимательно оглядела темные кусты. Ничего.
      На всякий случай девушка задернула шторы, а потом подошла к полковнику сзади и положила ладони ему на плечи.
 
      Ева пулей летела по узкой винтовой лестнице. Ей все еще слышалось сзади тяжелое дыхание. Добежав до первого этажа, девушка заставила себя остановиться и отдышаться.
      «Как тебе не стыдно, Ева, – сказала она самой себе, – ты же лейтенант ФСБ, обязана защищать покой и безопасность граждан России. А на самом деле ты кто? Трусиха? Паникерша?»
      Прямо перед Ершовой простирался скудно освещенный обширный холл санатория. Возле стола швейцара стояли двое белых мужчин и одна негритянка. У них были большие чемоданы и фирменные бейджики с буквами CNN. На диванчике сидела еще одна женщина средних лет с типично русским лицом, сосредоточенно заправляющая в диктофон батарейки.
      «Журналисты – и теле-, и из печатных изданий, – подумала Ева, – к утру их тут будут вообще несметные толпы».
      Как будто в подтверждение ее слов ко входу в санаторий подъехала еще одна машина, откуда вышли четверо маленьких японцев в одинаковых черных костюмах.
      – Жителям Страны восходящего солнца установка Кулибиной вообще нужна как воздух, – пробормотала Ева самой себе, – поэтому завтра с них глаз нельзя спускать, пока Лилия Степановна не выступит.
      Бородатый швейцар, протирая заспанные глаза, выдал гостям ключи и снова поплелся в свою сторожку. Глобальные мировые проблемы его, очевидно, не интересовали.
 
      – Ну, давай руку! – воскликнула Алина с тополя.
      Нелли не шевельнулась.
      – Я не могу, – сказала она, – у меня голова кружится, я не в состоянии открыть глаза. А когда пытаюсь смотреть, то меня сразу начинает шатать. И тошнить!
      – Это у тебя давление поднялось, – сказала Алина, – от нервов.
      – Ага, – печально кивнула Околелова.
      Алина удобно устроилась на развилке, слегка разорвав сбоку юбку, чтобы она не так мешала движениям, и задумалась. Нелли всхлипывала неподалеку.
      – Макс! – наконец закричала девушка. – У тебя в машине есть пила?
      – Есть топор, – отозвался молодой человек, – а что?
      – Руби тополь! Так, чтобы он упал на здание и Нелли смогла бы на него легко перебраться.
      – Ага, – кивнул Энгельс.
      Через несколько минут, в течение которых Околелова всхлипывала все отчаяннее, со страшным громыханием подъехала «копейка», из багажника которой молодой человек извлек большой ржавый топор.
      – И ра-а-аз! – воскликнул он, ударив по стволу.
      Дерево задрожало. Алина вцепилась руками в ветви.
      – И два! – закричал Максим во второй раз, изо всех сил вогнав острый топор в старую рыхлую древесину.
      – Максик, давай, – подбодрила его Алина, – тополя – это такие большие древесные сорняки, растут быстро, но ствол получается неплотный.
      – И три! – выдохнул молодой человек.
      – Предъявите, пожалуйста, документики, – вдруг сказал из темноты суровый голос, и из-за деревьев вышли два дюжих милиционера.
      – Лейтенант Иванов и старшина Петренко, – представился один из них, – нарушаем? Деревья рубим в неположенном месте? На шашлыки собрались, молодой человек? – спросили они, покосившись на открытый багажник.
      – Э-э-а-а-а, – раздался откуда-то сверху слабый стон.
      – Ой, кто это? – испугался лейтенант Иванов.
      – Это коты, не обращай внимания, – махнул рукой Петренко.
      – Ы-ы-ы, – послышалось сверху.
      – Точно коты? – прищурился Иванов. – Как-то они слишком по-человечески мяукают. Правду говорят, что у животных тоже есть душа.
      – Это не коты, это наша Нелли, ее сейчас стошнит, – сказал девичий голосок откуда-то из глубины веток тополя.
      Милиционеры переглянулись, а потом дружно подошли вплотную к стене здания и посмотрели вверх. Прямо на карнизе, раскинув руки, стояла полная женская фигура и издавала страдальческие стоны.
      – Нелли плохо, у нее поднялось давление, – пояснил Максим, – она никак не может перепрыгнуть на дерево, поэтому мы с Алиной решили его срубить, опереть о стену и снять ее оттуда.
      – У-у-у, – печально прогудела Околелова с карниза.
      – А как она туда вообще по... – начал было лейтенант, но тут у Нелли закончились силы. Ноги женщины подломились, руки раскинулись, и она камнем полетела вниз. Алина дико завизжала. Стражи порядка успели только поднять голову и увидеть, как на них летит сверху что-то большое и темное. Рядом летели два объекта поменьше. Это были туфли Околеловой.
      Ба-бах!
      Лаборантка врезалась прямо в двух мужчин, кубарем покатившихся по земле. Это смягчило ее падение. Несколько секунд Нелли лежала, пытаясь отдышаться. Петренко медленно встал, громко матерясь. Иванов продолжал лежать на земле, ощупывая свои кости.
      – Твою мать, – наконец сказал Иванов, вставая, – ну зачем ты туда полезла, если у тебя гипертония, а?
      – Извините, – скромно потупилась Околелова, отряхивая пыль и надевая на ноги туфли, – больше не повторится.
      С дерева проворно слезла Алина.
      – Всем спасибо, извините, мы спешим, – мило защебетала она, подталкивая Нелли и Максима к автомобилю. Энгельс взял агрегат и забросил его в багажник, потом положил туда же и топор.
      – Ребята, – крикнула Нелли милиционерам, ныряя в «копейку», – вы мне жизнь спасли.
      – И дерево вы тоже спасли! – добавила Алина стражам порядка, которые никак не могли прийти в себя. – Спасибо!
      «Копейка» с ревом стартовала и скрылась за воротами.
 
      Света положила ладони на плечи Рязанцева и прижалась большой упругой грудью к его плечам.
      – Останешься у меня сегодня? – промурлыкала она полковнику прямо в ухо.
      Владимир Евгеньевич ничего не ответил. Он молча посадил Свету на колени и протянул ей вино. Секретарша взяла бокал за ножку и сделала маленький глоток, глядя Рязанцеву прямо в глаза.
      – Твоя невеста сегодня прямо-таки испепеляла меня взглядом, – сказала она, хитро улыбнувшись. – Я ей не нравлюсь.
      – Зато ты нравишься мне, – сказал полковник, обняв девушку одной рукой за плечи.
      – Спасибо, – улыбнулась блондинка, делая еще один глоток.
      – Не за что, – ответил ей Рязанцев, – ты очень красивая.
      Света намного подвинулась на его коленях, задевая обширным задом все мыслимые и немыслимые эрогенные зоны полковника, и призывно выпятила губы трубочкой. Владимир Евгеньевич слегка наклонился вперед и аккуратно коснулся губами ее губ, а потом провел ладонью по спине, прикрытой только слоем тонкой ткани.
      В этот момент у Владимира Евгеньевича зазвонил телефон.
      – Извини, это Ева, – сказал полковник, хмурясь. – Алло, дорогая? Сейчас иду, – сказал Рязанцев в трубку и быстро вышел из комнаты секретарши, прикрыв за собой дверь.
      Булкина рухнула на кровать и злобно заскрипела зубами.
 
      Ева прошла по холлу и вышла на улицу. Было прохладно, скульптура лыжницы, стоявшая перед главным входом в санаторий, была покрыта мелкими капельками росы. Кое-где в парке светились редкие лампочки, вокруг которых летали майские жуки. Дрожь медленно проходила. Послышался шум двигателя, и перед входом остановился траурный катафалк. Из микроавтобуса, раскрашенного в похоронные цвета, вышел невысокий худощавый блондин, слегка сутулый.
      – Не пойму, где тут ежики, – пробормотал он и зашел в холл.
      Ева с любопытством проследила за ним взглядом.
      – Я хозяин агентства ритуальных услуг Родион Околелов, – услышала она возмущенный мужской тенор, – где моя жена?
      Бородатый швейцар, который прикорнул прямо на стуле, с трудом продрал глаза и сверился со списками.
      – Пока такой не было, – пробормотал он и снова прикрыл веки.
      – То есть как? – всполошился Околелов, проверяя, на месте ли пистолет, который просила прихватить супруга. – То есть как не было?!
      Он попытался ей позвонить, но телефон Нелли, разбившийся вдребезги при падении с карниза, не отвечал.
      – Ничего не понимаю, – пробормотал Околелов. – Если с ней что-то случилось из-за этой поганой Кулибиной, я ей покажу, как эксплуатировать лаборантов!
      И он мрачно пнул ногой бетонную колонну, поддерживающую потолок в холле.
 
      «Копейка» громыхала, звенела и грозила каждую минуту рассыпаться на части.
      – Главное, чтобы самовар не вывалился из багажника, – сказал Макс, – а то однажды я купил елку, положил туда, а потом приехал – елки нету.
      Переднее колесо «Жигулей» попало в яму, и всех троих основательно тряхнуло.
      – Я вот думаю, – сказала Алина, – как мы завтра появимся на глаза людям, если у меня порвана юбка, а пиджак весь грязный, помятый и в пятнах? Ладно уж ты, Нелли, у тебя и юбка черная, и свитер черный. А у меня-то все было светло-зеленым!
      – Я ношу черное потому, что оно стройнит! – громко сказала Околелова.
      В этот момент Энгельс как-то странно хрюкнул. Девушки мгновенно замолчали и посмотрели на него.
      – Что такое, Макс? – спросила Алина. – Что-то случилось?
      – Погоня, – прошептал Энгельс и изо всех сил нажал на педаль газа. – Сейчас будем уходить огородами.
      «Копейка» слегка ускорилась, Максим резко повернул направо, углубляясь в темные дворы.
      – Я знаю короткую дорогу! – прокричал он и выключил габариты.
      Машину, которая неслась в полной темноте, трясло и швыряло. Через некоторое время автомобиль с Алиной, Нелли и Максимом опять вынырнул на дорогу.
      – Оторвались, – сказал Энгельс, вытирая со лба пот, – кажется, мы от него ушли.
      – А кто это был? – спросила Алина, пытаясь отдышаться после бешеной езды.
      – «Хаммер», – похоронным голосом сказал Макс, – он шел за нами. И он был по наши души, я чувствую это!
      Девушки испуганно вжали головы в плечи.
      – Давай поедем быстрее в «Весенний ежик», – попросила Алина, – там мы запремся в номере, а муж Нелли будет отстреливаться от врагов.
      Но Максим и так выжимал из «копейки» все, на что она была способна. Быстрее автомобиль ехать не мог.
 
      Серая «Тойота Корола» подъехала к подъезду так тихо, что Ева заметила автомобиль только тогда, когда он уже припарковался.
      – Добрый вечер, – сказал кто-то за ее спиной, и Ершова обернулась. Мужчина, вышедший из машины, был невысок и темноволос. Шестым чувством, по мельчайшим особенностям поведения, Ева безошибочно определила в нем военного и насторожилась.
      – Добрый вечер, – ответила она, – вы тоже на симпозиум?
      – В некотором смысле да, – кивнул мужчина, доставая из автомобиля борсетку.
      Его слова можно было толковать двояко.
      – Вы из МВД? Тоже охранять Кулибину? – спросила Ева напрямую.
      – Нет, – покачал головой мужчина, – я всего лишь директор этого санатория. Сергей Витальевич, – представился он.
      – Ева, – сказала Ершова. – А это правда, что в санатории обитает привидение-маньяк?
      Лицо директора, еще секунду назад благодушное и спокойное, исказилось от гнева.
      – Правда, – кивнул он, – и я уже почти два года за ним охочусь. А вы, наверное, из ФСБ?
      – Угадали, – сказала Ева, – моя задача охранять завтра Кулибину – это профессор, которая изобрела чудо-установку, позволяющую получать нефть из песка, водки и угля. К слову, я вполне верю, что маньяк в санатории действительно есть, – добавила она, рассказав о подозрительных шагах в коридоре.
      Директор побледнел.
      – Поймаю гада – убью, – жестко сказал он, – я в привидения не верю.
      – И я, – вздохнула Ева, – тоже не верю.
      Они попрощались, и директор прошел в здание, прикрыв за собой дверь. Ершова осталась на улице, села на лавочку и стала смотреть в парк. Обратно в помещение девушке идти не хотелось.
 
      Света пребывала в отвратительном настроении. Она так долго готовилась к этому вечеру, Рязанцев был уже практически у нее в руках – и вот поди же ты! В самый ответственный момент ему позвонила невеста. Булкина съела шоколадную конфету, выпила еще вина и отправилась в ванную. В этот момент в ее номере погас свет.
      – Что такое? – испуганно спросила девушка вслух.
      Откуда-то из угла комнаты послышалось тяжелое дыхание. Света отпрыгнула в сторону и схватила за горлышко недопитую бутылку, а потом метнулась в сторону, к кровати.
      Что-то большое и темное, более черное, чем просто мрак, поднялось из-за холодильника. Ждать Света не стала – она прицельно метнула бутылку в темный силуэт. Бутылка с глухим стуком ударилась о чье-то тело и упала на пол. Маньяк попятился. Он еще никогда не встречал такого отпора. Обычно жертвы безропотно отдавались в его руки, задыхаясь от ужаса. До метания бутылок дело не доходило.
      Света схватила бокал и сильно стукнула им о стену. Раздался звон стекла. Теперь Булкина стояла с острой ножкой в руках.
      Маньяк замер.
      Секретарша не сводила глаз с темного пятна. К сожалению, никаких деталей внешности она разобрать не могла. Булкина держала в руках самодельное оружие и ждала, пока ее глаза окончательно привыкнут к темноте.
      Ворча глухо, по-звериному, маньяк медленно отступил к холодильнику и пропал, как будто растворился в воздухе. Но Света не сомневалась, что он еще к ней вернется.
 
      «Копейка» выехала за пределы города и из последних сил поплелась в сторону поселка Лесное. Девушек швыряло и подбрасывало, так что они едва умудрялись не вылетать из машины. Было слышно, как агрегат катается по багажнику, словно большой арбуз.
      – А песок? – спросила Нелли. – Мы купили песок?
      – Накопаем, – сказал Максим, изо всех сил выкручивая руль. – И водки надо купить.
      – С запасом, – тихонько сказала Алина. – Половину выпьем сами.
      – Это правильно, – с энтузиазмом согласился Энгельс, – водки должно быть много. А то мало ли что?
      Несколько секунд они молчали. «Копейка» продолжала свой путь к «Весеннему ежику».
      – Здесь сворачиваем, – сказал Макс, и машина повернула налево, на проселочную дорогу.
      Под деревьями было совсем темно, фары светили слабо и выхватывали только небольшой участок грунта под колесами.
      – Надо включить дальний, – произнес Энгельс и щелкнул тумблером. Свет фар сразу расширился, поднялся и далеко осветил лес, дорогу и деревья.
      – А-а-а! – в ужасе закричали все трое одновременно.
      Прямо перед ними на дороге стоял большой черный «Хаммер».
 
      Света изо всех сил заколотила руками в дверь номера Рязанцева.
      – Да? – сказал полковник, открывая двери.
      Секретарша пулей влетела к нему в номер и плюхнулась в кресло. Ее серые глаза были огромными от ужаса.
      – Он меня чуть не убил, – сказала она, переводя дух. – Я еле спаслась!
      – Кто? – жестко спросил Владимир Евгеньевич, слегка наклоняясь к сидящей Булкиной.
      – Маньяк!
      – Ты его видела?
      – Да. То есть нет. Видела, но внешность не разглядела, было темно. В моем номере погас свет, я повернулась – а он уже поднимался в углу, из-за холодильника.
      – Он вылез из холодильника?
      Серые глаза Светланы Георгиевны стали узкими щелочками.
      – Нет. Я сказала «из-за холодильника», – повторила она. – Хоть я и блондинка, но не настолько, извините, тупа, чтобы предположить, что маньяки прячутся в холодильниках!
      Полковник подвинул стул и сел рядом с креслом, в котором расположилась Светлана.
      – Пойми, – сказал полковник, подходя к холодильнику, стоящему у него в номере, и поднял вверх электрический провод с вилкой на конце. – Они не работают – в сеть не включены. Вот если ты захочешь положить что-то туда, тогда можно и включить его. Так что маньяк просто-напросто открыл твой номер, спрятался в холодильнике, а потом...