Сенсация разразилась на следующий день около полудня. Была она какой-то приглушённой и мрачной Все вроде бы только о ней и говорили, но никто толком ничего не знал.

С утра мы сунулись было на пляж, но тут же поспешили убраться. За ночь поднялся жуткий ветер, к утру превратившийся в настоящий ураган, и волны подчистую смыли вчерашнее янтарное пиршество. Берег выглядел так, словно янтаря и в природе-то не существует. На пляже не было ни души, одни мы оказались такими дураками. В шторм искать янтарь — нарочно не придумаешь!

Словом, вернулись мы домой и от нечего делать завалились вздремнуть. И где-то около часу упомянутая сенсация добралась и до нас. Моржиха и её благоверный исчезли!

Оказалось, они нездешние. Здешними считались проживающие на косе между Песками и Стегной. А парочка заявилась аж из Гданьска, в Песках сняли у кого-то знакомого пустовавший домик. А может, не сняли, так пустил пожить. Никто их тут раньше не видел, ни с кем они не общались. Пожили дня три и этой ночью каким-то таинственным образом исчезли.

Выяснилось это обстоятельство лишь благодаря скупщикам янтаря. Те с самого утра ошивались в посёлке — весть о грандиозном янтарном выбросе домчалась до них молниеносно Узнали они и о бабе, что голой влезла в море и добыла бесценные сокровища. Узнали, где живут приезжие, и принялись колотить в двери. Стучали, стучали — без толку. Заглянули в окна — пустота.

Наверное, пустота была из разряда тех, что производят нехорошее впечатление. Во всяком случае, вскоре к дому прибыли пограничники, а вслед за ними и милиция. И по посёлку тотчас поползли слухи, от которых волосы становились дыбом. Тем более что вместе с хозяевами исчез весь добытый намедни янтарь.

— Ведь ты же был в Песках! — шипела я на Пупсика. — До поздней ночи там околачивался. И ничего не видел, ничего не слышал?

— Если бы я торчал там до утра, может, что и услышал бы. Или увидел. А ты молчи, не дай бог сболтнёшь, что я там был ночью, — хлопот не оберёшься. Вон какая каша заварилась! А ведь я предупреждал!

— Мне кажется, ты несколько переоцениваешь свою особу, тебе-то какие хлопоты?

— Если начнётся следствие, могут и меня затаскать, а отпуск кончается. И вообще, не хочу впутываться в это дело.

— Раз уж тебя туда занесло, надо было до утра просидеть…

Пупсик даже не пытался скрывать волнение, я его понимала. Опоздай он на работу, головы бы ему не сносить.

День тянулся бесконечно. Выходить из дома в такую погодку не хотелось, я ковырялась в янтаре, а Пупсик то и дело выскакивал на холод, чтобы узнать новости. Меня это устраивало, тоже было интересно. И в самом деле, неожиданное исчезновение внезапно разбогатевшей пары выглядело крайне подозрительно. Вызывал беспокойство главным образом тот факт, что в посёлок они приехали на автобусе, своей машины у них не было, на чем же тогда уехали? По ночам автобусы не ходили, а в первом утреннем их не было. Могли, конечно, и пешком уйти, если так уж приспичило, но в подобное верилось с трудом. Вроде бы одиннадцать километров до Морской Крыницы — не такое уж безумное расстояние, но только если не прёшь на себе пятьдесят килограммов янтаря, а тут ещё ураганный ветер. Если даже и вышли ещё в темноте, если и тащились часа три, куда потом делись? Да нет, ночью на шоссе мой сладкий пёсик наверняка бы их углядел.

А может, и углядел?..

Спросить я его не смогла, утром он опять исчез и опять прихватил машину Это привело меня в такую ярость, что я вихрем понеслась в те самые Пески, где творились непонятные дела. Сама, конечно, виновата, никто не заставлял переться в такую даль, устроила себе марш-бросок в одиннадцать километров по пересечённой местности. Ветер дул по-прежнему со страшной силой, но мне было легче, чем этой паре, я ведь никакого янтаря не тащила, да и ветер дул в спину.

На полпути начал накрапывать дождь, сначала накрапывал, а вскоре перешёл в ливень. Может, вернуться обратно в Крыницу? Я бы вернулась, не подгоняй меня бешенство. Ну, и ветер, пусть лучше дует в спину, а куртка моя непромокаемая. Правда, сразу же налились полные карманы воды, вода хлюпала в сапогах. Потом дождь перестал, а западный ветер постепенно сделался северным.

Вся промокшая и чуть дыша от усталости, добралась я до Песков и спросила себя: а что же, собственно, делать дальше? Возвращаться домой опять по пляжу, держась боком к ветру, как конь на параде, или выйти на дорогу и разузнать об автобусе? Транспорт приезжал дважды в день, я сама встречала на шоссе эту дребезжащую жестянку. Если б ещё помнила, во сколько встречала. Утром, кажется. Или в полдень? Похоже, один раз утром, а второй — где-то в обеденное время. Если мыслить логично, то в такую дыру на краю света автобус должен прибыть рано утром, чтобы забрать людей, едущих на работу, а второй раз — привезти их же с работы, то есть во второй половине дня. Тогда на вечерний я наверняка ещё успею.

Расставшись с морем, на которое уже смотреть не могла — ветер так и сёк песком, — я с трудом разыскала проход через дюны у порта. Вспомнила, что так выйду прямо к площади, где автобус делает петлю. Не сбиваясь с маршевого шага, мокрая и уставшая, зато ни капельки не замёрзшая, я с разбегу налетела на толпу, сгрудившуюся возле того самого домика, жильцы которого исчезли.

Это были местные жители. В глаза мне первым делом бросился стройный красавец, о котором распинался Пупсик. Ох, прав мой сладкий пёсик, через пятнадцать лет ему ни в жизнь не сохранить такую фигуру, может и не мечтать. Да и сейчас, если откровенно. Танцевал Пупсик неплохо, но что касается физической силы — не сравниться ему с этим атлетом.

Я примкнула к толпе. На меня никто не обратил внимания, внешне я ничем не выделялась. В намокшей темно-синей куртке, вязаной шапке, то и дело съезжавшей на глаза, чёрных резиновых сапогах и торчащей из-под куртки клетчатой тёплой юбке я выглядела так же, как и местные бабы. Правда, некоторые из них напяливали ватные штаны, если долго приходилось работать на холоде.

Ясное дело, толпа обсуждала загадочное исчезновение молодой пары, всячески подчёркивая подозрительные обстоятельства, сопровождавшие это исчезновение.

— …вещи б свои забрали, так ведь? А они остались!

— Да что осталось, что осталось! Одно тряпьё. Могли и бросить, ведь какое богатство отхватили!

— Вот уж нет, и вовсе не одно тряпьё…

— Да исчезать-то зачем? Если хотели вернуться в Гданьск — дорога открыта, никто не стал бы им мешать.

— …и силой никто не стал бы отнимать янтарь. Их собственность.

— Может, как раз боялись, что силой?..

— Говорят, кровь обнаружили…

— Какая там кровь! Болтают люди…

— Тогда чего эти тут стоят?

Посмотрев, куда махнула чья-то рука, я только теперь увидела милицейскую машину и пограничный фургончик. Потом внимательнее пригляделась к домику. Судя по всему, там кто-то был. Вот какой-то тип вышел, исчез в леске, который начинался сразу за участком, но тут же вернулся. Да, домик в двух Шагах от леса…

А вокруг продолжали обмениваться репликами.

— А как же они все утащили? Ведь никакой тележки у них с собой не было.

— Подумаешь! На своём горбу. Два мешка — делов-то!

— А ещё Франек при них сшивался. Говорю вам — его рук дело!

— Тем более что Франек на колёсах.

— А что, видел кто Франека?

— Да мой Войчешек и видел!

— А твой Войчешек был пьяным или трезвым?

— …наверняка контовские устроили засаду, ведь злились как тысяча чертей! Грозились…

— А милиция что-то унюхала, иначе какое им дело — уехали и уехали…

— Точно! Этот пострелёнок Збиня в щёлку подглядывал, говорит — на коленях по полу ползали и у стенки что-то сквозь лупу рассматривали. А потом его прогнали…

— А в лесу не искали?

— Что там сейчас найдёшь? Все кабаньи ямы не обшаришь…

Тут из домика вышел милиционер в мундире и гаркнул на толпу. Народ послушался и разошёлся кто куда. Я тоже разошлась. К автобусной остановке. А в голове у меня вертелся этот самый Франек.

Правда, никакого Франека я не знала, но имя почему-то засело в голове. Франек, Франек… Где же я слышала это имя? Причём недавно. Зачем он мне сдался, этот Франек? Да не нужен он мне, но надо вспомнить, чтоб не мучиться.

И вспомнила-таки! В той самой Гданьском лавке, где мы с Пупсиком долго болтали с хозяином, в задней комнате кто-то сердито и громко произнёс: «Кончай валять дурака, Франек!» Тогда я не обратила на эти слова никакого внимания, а вот же, застряли в памяти. Тот ли это Франек? Франтишеков в Польше пруд пруди, но не все же они крутятся вокруг янтаря… Если тот, неплохо бы попытаться его разыскать… Зачем? Пока не знаю. Порасспрашивать…

На автобусной остановке Франек выскочил из головы, поскольку я наткнулась на собственную машину. Стояла себе в сторонке, на виду, но особо в глаза не бросалась. Ага, значит, Пупсик уже здесь. Я даже обрадовалась, теперь мне не нужен автобус, не придётся ждать, а это весьма кстати — пока слушала разговоры в толпе, продрогла на ветру, теперь зуб на зуб не попадал. Остановившись рядом с машиной, я принялась оглядываться.

Стояла и оглядывалась, и оглядывалась, и через четверть часа это занятие начало меня раздражать. Правда, дождя не было, но солнце так и не выглянуло, а проклятый северный ветер не унимался. Только теперь я в полной мере осознала, до какой же степени промокла. Неудержимо хотелось оказаться под крышей, в тёплой комнате, где нет никакого ветра и можно переодеться в сухое. Какое это счастье — сбросить сапоги с хлюпающей в них водой, избавиться от промокших насквозь юбки и перчаток. И ещё с капюшона что-то капает за шиворот. Да и вообще, надоели мне прогулки и свежий воздух! Куда подевался благоверный, черт бы его побрал? Где околачивается? Чем здесь занимается и когда намерен вернуться?

Непроизвольно поглядывала я и на автобусную остановку, но там никого не было, никакие пассажиры не ждали. Скоро четыре, по моим расчётам, автобус должен прибыть намного позже. Меж тем начинало темнеть. Обычное дело в эту пору года и при такой погоде. Может, стоит купить вон в той лавчонке пол-литра и хватить немного, разумеется в чисто профилактических целях? Обдумывая эту идею, я перестала оглядываться, и тут появился Пупсик. Меня он не заметил: устав стоять, я присела на ступеньки какого-то дома. Было уже полпятого.

Нельзя сказать, чтобы моё внезапное появление его безумно обрадовало.

— Ты что тут делаешь? — недовольно поинтересовался он.

— На валторне играю! А ты? В темень и холод?

И тут ничего не ответив, Пупсик выкинул совершенно невероятный номер — быстро юркнул за руль и укатил прочь! А я, как последняя дура, осталась торчать на площади!!!

Как меня кондрашка не хватил на месте — не знаю, истинно чудо Господне. Сначала я просто отказывалась верить глазам. Хотя Пупсик уже неоднократно откалывал всевозможные номера, но этот превзошёл все! Нет худа без добра, от охватившей ярости меня аж в жар бросило, в три секунды согрелась, так что пол-литра не понадобились.

А второе чудо — кошелёк оказался при мне. Эх, давно следовало и запасные ключи от машины носить с собой! Расстояние до автобусной остановки я преодолела одним махом, меня словно по воздуху пронесло. Расписание на раскисшей от дождя картонке я прочла с помощью жалкого огонька зажигалки. Так, отправление в восемнадцать. С третьего захода с помощью все той же зажигалки удалось разглядеть циферблат часов — без двадцати пять. Снова в глазах потемнело. Нет, без пол-литра не обойтись!

Боюсь, я выглядела чересчур колоритно, сидя на скамейке остановки с бутылкой яжембяка в руке, ритмично потягивая из горлышка. Мужик с бутылкой — ещё туда сюда, баба — куда большая экзотика. К тому же молодая и с виду приличная. Хорошо, что надо мной был какой-никакой навес, хорошо, что вышибить пробку удалось с одного раза. Намокшие космы свисали из-под шапки, в глазах полыхала жажда мести.

Обдумывание способов убийства сладкого пёсика заняло у меня все время до прихода автобуса. Я так увлеклась, что напрочь забыла о транспорте. А он прибыл по расписанию, даже на десять минут раньше. Похоже, употребление спиртного сказалось на моем внешнем виде, иначе с чего бы пассажиры так косились на меня? Наплевать! До Морской Крыницы я добралась без приключений, а в бутылке осталось совсем на донышке.

Ну вот, с тех пор и началось. Я уже не вспоминала ни о янтаре, ни о сенсационных происшествиях в округе, думала только о том, чтобы сесть в машину и вернуться в Варшаву. Не получилось, Пупсик стерёг меня не хуже тюремщика. А через неделю после возвращения мы с ним разошлись. Навсегда. Возможно, этого бы не случилось, не подталкивай он меня всеми силами к такому исходу. Во всяком случае, сладкий пёсик сделал все от него зависящее, чтобы у меня ненароком не осталась о нем хотя бы крупица хорошего воспоминания. И перестал здороваться при случайных встречах на улице. Я и сама удивлялась, насколько же быстро распалось наше супружество, ещё недавно столь радужно начавшееся. И вот все рухнуло в одночасье, оба постарались. Скрежеща зубами, я торжественно поклялась никогда больше не выходить замуж, а Пупсика забыть как можно скорее. Скорее не получилось, отстрадала, сколько положено, и не сразу выкарабкалась из депрессии.

В силу этих причин я была далека от отчаяния, когда он умер через три года, и вообще его смерть меня нисколько не задела.

Наша с ним общая приятельница не поверила.

— Неужели тебе не интересно даже, как и почему он умер? — приставала она. — Ведь при таких странных, можно сказать даже подозрительных обстоятельствах!

— Так уж сразу и подозрительных? — буркнула я в телефонную трубку, немного размочив свой сухой тон.

— Какое-то отравление, типичное для алкоголиков и тех… ну, тех, что пьют денатурат. Насколько я помню, алкоголиком он не был. А денатурат пил?

— И денатурата при мне не пил. Алкоголиком точно не был. При мне.

Приятельница знала кое-какие подробности кончины сладкого пёсика и поделилась ими со мной.

— Рассказывали, что все произошло в ресторане. Он ужинал с каким-то знакомым, что-то они там выпили, а потом оказалось — слишком много. Не знаю, при чем здесь денатурат, в ресторане уж наверняка его не подавали. Приехала «скорая» и забрала его, да было уже поздно. Печень не выдержала.

— А что за знакомый?

— Неизвестно. Для всех моих знакомых он незнакомый. Слушай, не мог ли его отравить этот незнакомый знакомый?

Я не сразу ответила.

— Не исключено. У меня и самой были такие побуждения, сто раз собиралась его отравить. Не хочется об этом вспоминать, и давай прекратим разговор.

— Вот ты сказала «не исключено*. Может, тебе следует кому надо сообщить свои соображения?

— Если бы я могла сообщить что-то конкретное, а так… чисто личные, можно сказать интимные чувства, другим незачем о них знать.

На том дело тогда и кончилось, а кое-какие соображения я оставила при себе. А потом попала из огня да в полымя.

Всем известно, что потерю одного мужчины можно компенсировать, лишь обзаведясь другим. Так мне, во всяком случае, тогда казалось. Я ещё не знала, что подойдёт какое угодно увлечение.

И поэтому, когда спустя шесть лет я опять оказалась на дюнах у Морской Крыницы, рядом со мной стоял другой мужчина. Такой, о каком мечтает женщина в бессонные ночи. Отнюдь не похожий на сладкого пёсика. Бесподобный и несравненный, верх совершенства, предел мечтаний и перл создания. В общем, Идеал!

Мало того что мой Бесподобный был красив, как Аполлон, он ещё и в янтаре разбирался. Знал о нем очень много, намного больше меня. Знал, когда его выбрасывает море, знал, почему это происходит, и вообще все об янтаре. К тому же заботился обо мне, не требовал, чтобы его обслуживали, не состоял у меня на содержании и умел починить кран.

На косу затащила его я, почему-то вспомнилось давнее увлечение янтарём. Остановились мы в Песках, а в Морской Крынице оказались просто по пути.

И уже через несколько дней что-то стало тревожить мою голову, не только постаревшую за эти шесть лет, но, возможно, и немного поумневшую. А началось это из-за, казалось бы, незначительных происшествий на пляже.

На сей раз мы не были женаты. После сладкого пёсика я зареклась выходить замуж и твёрдо соблюдала данную себе клятву. Ведь разводы связаны с жуткими хлопотами, отнимают уйму времени и нервов А кроме того, в те времена супруги не имели права на две квартиры, так что от одной пришлось бы отказаться или втянуться в жуткую эпопею так называемого обмена, с ума сойти! Не знаю, что может быть хуже, разве что землетрясение. Вот почему нужного штампика и нужных бумаг у нас не было.

И прекрасно. Вот только выяснилось, что внебрачное совместное проживание тоже имеет свои недостатки. Наше имущество хранилось в разных квартирах, и, хотя дома находились неподалёку друг от друга, это обстоятельство автоматически проводило границу между нами. Мои пожитки — это мои, а его — это его. Я даже не задумывалась об этом, поскольку жилище Драгоценного было для меня попросту недоступно — он обитал на самой верхотуре старого шестиэтажного дома без лифта. А я уж так устроена, что по лестницам взбираться никогда не могла, так что мой Идеал с равным успехом мог проживать в Швейцарских Альпах или в хранилище Национального Польского банка. Или Сберегательного? Ну да не имеет значения.

Но на второй день пребывания в Песках все изменилось самым кардинальным образом — меня с чудовищной силой охватила вдруг янтарная лихорадка. Я непременно должна была найти янтарь САМА, для СЕБЯ, и чтобы он потом хранился в МОЕМ доме! Вдруг осознала — мне вовсе не хочется шататься по пляжу с благоверным, я желаю ходить самостоятельно.

Если по правде, то уж так сильно любить я его не любила, но иметь при себе желала во что бы то ни стало, поэтому старательно закрывала глаза на все недостатки. Хотелось глядеть на него, прикасаться к нему, что-то для него значить… Драгоценный заботился обо мне, так что я, будучи рядом с ним, могла сколько душе угодно таять себе от блаженства.

Боюсь, он был немного другого мнения…

Итак, на Вислинскую косу мы с моим Идеальным приехали из-за янтаря, лихорадка развивалась по плану, как вдруг возникло препятствие. В лице геологов. Впрочем, я не уверена, что это были действительно геологи, во всяком случае на научных работников они мало походили. Так что, возможно, это были не сами геологи, а какие-нибудь техники. По всей косе они бурили скважины. Как я потом узнала, буровыми работами эти люди занимались уже третий год и в связи с этим получили представление о таких понятиях, как рыба и янтарь Именно эти годы были на редкость урожайными, на мокром песке валялись небольшие кусочки янтаря, любой дурак мог разбогатеть.

Мои познания о янтаре все ещё были весьма скромными. До сих пор я ломала голову над непонятным явлением: почему, проходя в шестой раз по одному и тому же участку пляжа, каждый раз нахожу новые сокровища. Может, и в самом деле янтарь как грибы растёт?

На четвёртый день удалось избавиться от моего Идеального, уговорив его прогуляться по пляжу в западном направлении, сама же я устремилась на восток, к границе с Советским Союзом. Сразу же наткнулась на чудесный вал сухих водорослей и принялась детально обследовать его.

Если кто вообразил, будто под «пляжем» я подразумеваю ровную полоску серебристого песка, то он глубоко ошибся. Побережье отличалось чрезвычайным разнообразием. То ровный песчаный участок, то крохотный заливчик с полуостровом суши, то небольшие холмики. Волна была слабой, почти без пены, заливало всего метра полтора берега, а то и меньше Суп, а не море., В одном месте, как раз посерёдке моего вала, море вырыло отличную ямку, довольно глубокую, в которой булькала, как бульон в кастрюле, ледяная вода. Именно в этой кастрюльке я обнаружила настоящий янтарный клад. Выудив очередной кусок янтаря, я ненадолго отвлекалась, выжидая, не появится ли среди плавающего сора ещё что-нибудь завлекательное. Настроение у меня было превосходное. Чудесный день, чудесное море, пустынный пляж, чего ещё желать.

Время шло незаметно. Было уже полпятого, когда я очнулась и была неприятно поражена, внезапно обнаружив конкурентов. Два типа выскочили из-за дюны и бегом устремились к моей драгоценной яме! Небось геологи кончили работу и отправились на промысел. Я медленно приближалась к ним, оскорблённая в своих лучших чувствах, ибо никакой искатель янтаря не жаждет общества, предпочитая охотиться в одиночку.

Предполагаемые геологи меж тем вели себя странно. Они с криками крутились над моей ямой, бегали вокруг, пытались что-то достать из неё руками и влезть в неё с ногами. Ни то ни другое не получалось. Яма оказалась глубокой, вода заливалась в их резиновые сапоги. Вели они себя в точности как рыбаки, что ловят форель в горном потоке. Здесь форели не водилось, что же они пытаются оттуда выудить? Наверняка янтарь и наверняка какой-то необыкновенный! Вот паршивцы, принесла их нелёгкая.

Подойдя, я перестала делать вид, что они меня не интересуют. Ещё как интересовали! Остановилась и как следует всмотрелась в воду. Ого! В булькающей, клубящейся воде среди сора я отчётливо разглядела кусочки янтаря, намного крупнее тех, что находила на берегу. А среди них — настоящую громадину, с полкулака, весом не менее трехсот граммов! Вот эту громадину они и пытались выловить. В отличие от меня; дуры, они времени даром не теряли, но не могла же я растолкать конкурентов, хотя и очень хотелось.

Не нравились мне они, очень не нравились, просто жутко не нравились! Я же на них не произвела абсолютно никакого впечатления наверное, даже и не заметили меня, всецело занятые янтарём. Чего только не делали, чтобы достать его, вымокли все как цуцики, а ведь на дворе стоял март. В марте на Балтике вообще-то не принято плескаться в море.

Все-таки неудобно торчать у людей над душой, какие-то остатки совести во мне ещё сохранились. И я возобновила свои прогулки вдоль чёрного вала, правда особенно не удаляясь.

Проклятые конкуренты, похоже, немного опомнились, потому что один из них бросился через дюны, а второй, на моё несчастье, остался маячить над ямой, алчно всматриваясь в её глубины и время от времени пытаясь ухватить янтарную глыбу. Ну вылитый кот, шваркающий лапой в аквариуме. Боюсь, никогда в жизни ни к кому я не испытывала таких недобрых чувств, как к этим проклятым геологам.

Первый прилетел как на крыльях. Приволок с собой дырявое ведёрко на верёвочке и огромный половник — такого размера разливательные ложки довелось узреть лишь четверть века спустя в Лондоне, в сокровищнице английской Короны. Правда, лондонские половники были из чистого золота, но в тот момент материал не играл роли. Впрочем, если бы мне представился выбор, думаю, выбрала бы железный, золотые небось жутко тяжёлые. Да и что такое золото в сравнении с этим медово-жёлтым чудом?

И осталась бы в дураках, выбрав железный, он явно не годился для ловли янтаря. Геологи, как ни бились, черпали только воду, янтарь увёртывался. Тогда эти олухи схватились за ведёрко, дырявое, а потому тоже орудие неподходящее. В конце концов один не выдержал, отчаянно махнул рукой, разулся, разделся до исподнего и шагнул в яму. Вода оказалась ему по шею. Заткнув ладонью дырку в ведре, он захватил им крутящийся в яме мусор и выбросил его на песок. А вместе с мусором и желанную добычу.

Эти лоботрясы так радовались своему счастью, что позабыли обо всем на свете. Тот, что залезал в воду, в упоении никак не мог оторваться от созерцания сокровища, лишь холод заставил его опомниться. Лязгая зубами, он схватил в охапку свою одёжку и сапоги, и оба поспешили в лагерь, неимоверно счастливые, оставив на берегу женщину, по самую макушку переполненную горечью и завистью, неимоверно несчастную и немного поумневшую.

Домой я вернулась в сумерках и пожаловалась своему любимому. Ожидала сочувствия, но он безжалостно заявил:

— Надо было самой сразу же вытащить из ямы мусор, а не ждать, когда это сделает чужой дядя.

— Чем? — разозлилась я. — Силой воли? Вот будь у меня дуршлаг на длинной палке, но у меня даже обычного дуршлага с собой не было.

— Не обязательно дуршлаг, сгодится и сетка. Ты что, до сих пор не обратила внимания, как рыбаки вылавливают янтарь? Сеткой на длинном шесте, которой обычно выбирают из сетей рыбу.

— И мусор…

— Да, и мусор тоже. Весь этот мусор миллионы лет пролежал глубоко в земле вместе с янтарём, образовавшимся из живицы. У этого мусора — остатков древних растений и деревьев — такой же удельный вес, как и у янтаря, вот море и выбрасывает их всегда вместе.

Так я ему и поверила! Насчёт древесины он, конечно, прав. Ну, капала из древних сосен смола. Ну, залило потом море все эти сосны, засыпал их песок. Ну, за миллионы лет древесина истлела, а липкая блестящая смола за эти же миллионы лет затвердела как камень, превратилась в янтарь. Морские волны подняли её со дна, перекатывали с места на место и, поскольку она легче камней, выбросили на берег. А все остальное? Все эти рыбьи останки, различные предметы, ничего общего не имеющие с древесиной: тряпьё, обрывки канатов и сетей, кожура всевозможных овощей и фруктов, сами овощи и фрукты, почему-то преимущественно лук, но и морковка встречается А новая бескозырка русского моряка? А огромный гребень без двух зубьев? А табличка с надписью «Спальный вагон»? А бутылочка для младенца с соской в отличном состоянии? А пластиковая канистра? А четырехметровая двухдюймовая дубовая доска… Ладно, её можно считать древесиной, чего никак не скажешь о всяких железяках.

Я всегда была девочкой способной и быстро научилась распознавать янтарный сор. А вскоре наловчилась и в море высматривать чёрные полосы. Этим я обязана Вальдемару. Во время одной из своих прогулок по пляжу наткнулась у порта на рыбаков, вылавливающих сетями янтарный сор, и Вальдемар мне на примере все разъяснил. Из жалости, наверное, ну и потому, что мы снимали комнату в его доме. Вальдек заставил меня до тех пор пялиться в волны, пока я наконец не увидела чёрную полосу. А за ней ещё одну, и ещё. Благородный Вальдек простёр своё благородство до того, что даже дал мне в руки свой сачок и научил им пользоваться.

Мой Драгоценный усиленно демонстрировал полное равнодушие к янтарю, однако пообещал раздобыть необходимое орудие лова. Не таким уж знатоком он был, поэтому сначала приобрёл в Эльблонге сачок, каким пользуются рыбаки, выбирая из невода мелкую рыбёшку. В моих руках он сразу же выгнулся и сломался, как только я первый раз попыталась зачерпнуть янтарный сор. Нет, я ничего не сказала Драгоценному, но, наверное, соответствующим образом посмотрела. Идеальный тут же встал в позу и пригрозил, что я ещё увижу, кто посмеётся последним.

Увидела я, правда, только через год. И это произошло семь лет спустя с того дня, когда впервые меня поразила на берегу золотистая полоса…

Драгоценный подошёл к делу серьёзно и собственноручно изготовил два отличных сачка для ловли янтаря. Намного лучше тех, которыми орудовали рыбаки. Наши были прочнее и легче, так как на ручки он пустил какое-то особое, легчайшее дерево. Да, сладкий пёсик и в подмётки не годился этому Идеальному. Я никак не могла избавиться от привычки сравнивать своих мужчин, что поделаешь. Пупсик велел бы мне самой изготавливать сачки, самой подбирать материал, да ещё бы ядовито критиковал. Ах, какое же счастье мне подвернулось, почему я его никак не оценю? Тем более что жили мы в трудные времена, когда полки магазинов были пусты, все приходилось раздобывать из-под полы, выискивать, доставать по знакомству. По знакомству же ему и комбинезон сшили. А как он в нем выглядел! С ума сойти! Сачки и комбинезон заставили меня ещё больше чтить своего кумира и поклоняться ему.

Сразу по приезде на косу мы договорились: одна мусорная куча моя, вторая его, попеременно. Вся светясь от переполнявшего меня энтузиазма и без конца шмыгая носом от холода, перебирала я мусорно-янтарную руду. Влюблённая по уши ослица, мечтала найти для Драгоценного нечто потрясающее. Янтарище с полкило весом, и чтобы внутри была дымка, травка, комарик, крокодил! И не поручусь, что, найди я такое чудо, не подбросила бы потихоньку Идеальному, — так хотелось осчастливить обожаемого мужчину.

Выходит, другие способы осчастливливания у меня не очень-то получались?

На третий день, возможно, из-за того, что полукилограммовая глыба так и не попалась, мне захотелось самостоятельно поохотиться на мусор. Самолично извлечь его из моря и копаться в нем по праву, а то я уже начала чувствовать себя паразитом — Драгоценный работает, а я пользуюсь его трудами. В конце концов, сачок у меня был, высокие сапоги тоже. Но Идеальный уже наловчился и вылавливал мусор с бешеной скоростью, мне же оставалось ковыряться в чужой добыче. Драгоценный пытался скрыть свою страсть к янтарю, но я-то отлично все понимала, она так и перла из него.

Вскоре это перестало доставлять мне удовольствие. Тем более что мусор Идеального почему-то каждый раз оказывался богаче янтарём, и янтарики были крупнее. Да нет, Ненаглядный не мошенничал, избави бог, он делил все по справедливости, но какая-то злобная высшая сила распоряжалась именно таким образом. Почему-то не любила меня эта сила.

И вот на третий день я решилась, отбросила сомнения и заявила, как и в прошлом году, — ты идёшь вон туда, а я в противоположную сторону. Волна чуть плещет, особого урожая ждать не приходится, но неважно, все равно отправлюсь в сторону Советского Союза, посмотрю, что там слышно.

Кумир с улыбкой поправил меня:

— На твоём месте я бы посмотрел, что там видно. Ладно, поступай как хочешь, может, там что и завалялось. Новенькое-то вряд ли выбросило.

Ну и мы разошлись в разные стороны.