Инстинкт не подвёл Тадика. Мужской разговор закончился к девяти часам вечера полнейшим взаимопониманием собеседников. Теперь Тадик мог быть уверен, что со стороны Боженки ему уже ничто не грозит, а в семье никто не имеет к нему претензий.

Тепло распрощавшись с матерью, бабушкой и паном Брониславом, Тадик отправился к новому месту жительства, причём ехал так осторожно, с омерзительной дотошностью соблюдая все правила уличного движения, как ещё никогда в жизни.

— Ох, боюсь, из-за этих проклятых денег мы все заделаемся алкоголиками, — печально предположила Кристина, впихнув в руки мужу очередную бутылку вина. — Такая нервотрепная стала жизнь — сил нет!

Хотела бы я знать, где этот мерзавец до сих пор шляется?

Последнее относилось к жулику, который ещё не вернулся, хотя время уже было позднее. Что-то на него не похоже…

— У Хлюпихи наверняка не сидит, — отозвалась Эльжбета. — Она сегодня до полуночи дежурит. Должно быть, делишки свои обделывает.

— Так ведь все учреждения уже закрыты! — удивился простодушный Хенрик Карпинский.

— При чем тут учреждения? Кто его туда пустит? По забегаловкам да ресторанам околачивается…

— Тогда и до утра может просидеть.

— До утра вряд ли, закрываются раньше, разве что ночные. А ночные в основном самые дорогие, нашему Клепе не по карману, да и делать ему там нечего. И насчёт дискотеки я тоже сомневаюсь. А спать ужас как хочется! — зевнула Эльжбета.

— Надо бы нам тоже дежурства завести, — вздохнул Хенрик, откупоривая бутылку. — Нет, спасибо, я вина не хочу, лучше пива. И тогда по крайней мере хоть один будет страдать, а остальные смогут выспаться.

— Неплохая идея, — похвалила Кристина, отпивая из своего бокала.

Бумажную часть сокровищ Карпинского удалось без проблем разместить в трех банках. Выяснилось, что суммы такого порядка не производят на банки никакого впечатления, во всяком случае ни в одном из трех не удивились вкладу в двести тысяч долларов. Но ведь остался ещё благородный металл, а также драгоценные камни, и тут Клепа представлял реальную угрозу. Конечно, можно было устроить тайник под тахтой в спальне, но все отдавали себе отчёт в ненадёжности такого укрытия. Выход один — ни на минуту не спускать глаз с жулика, пока он пребывает в их доме.

Вынужденное ночное дежурство в ожидании шурина Карпинские скрашивали вином, из-за чего и сокрушалась Кристина. Через полчаса напрасного ожидания ей припомнилась ещё одна связанная с ним неприятность.

— А шубка моя до сих пор у Витковской. Лежит у неё… а может, и висит уже бог знает сколько времени. Небось все глаза ей намозолила.

— И наши украшения, — подхватила Эльжбета. — Жалко только, что не все. Приходится оставшиеся носить на себе, хожу разукрашенная, как новогодняя ёлка. И бренчу. А вот сейчас подумала — неплохо бы ей и наши брильянты отдать.

Карпинский возмутился:

— Надо же и совесть иметь! И без того взвалили на бедную женщину ответственность за чужие вещи, так ещё и брильянты. Она, наверное, и так трясётся над нашим имуществом. А вдруг обворуют или пожар в доме?

— Её муж непьющий, — успокоила отца Эльжбета.

— При чем здесь муж? — удивился Хенрик.

— Ну как же, ведь по большей части пожары устраивают пьянчуги.

— И ещё дети, — напомнила Кристина. — А дети у Витковской имеются.

— Вот я и говорю! Лучше спрятать у себя. Я сколько читал — тайник чаще всего устраивают в полу; сорвать парочку паркетин…

— А под ними бетон, — возразила Кристина.

— Ну, тогда в стене. Или в шкафу.

— Ах, какой прекрасной была бы жизнь без Клепы! — размечталась подвыпившая Кристина. — Даже трудно представить, что такое вообще возможно.

Восемь лет висит ваш шурин надо мной как дамоклов меч…

— Какие восемь! — возмутилась Эльжбета. — Всю жизнь, как себя помню.

— Это ты всю жизнь, а я восемь лет, до того меня здесь не было. А ты помнишь, как приглядывала за ним его сестра, вторая жена твоего отца? Не помнишь? Уж она-то его отлично знала, должно быть, тогда он реже бывал в вашем доме. А я, — всхлипнула Кристина, — все восемь лет покоя не знала, висит надо мной как дамоклов… ага, об этом я уже сказала… висит, как… как… о! Парит надо мной, как стервятник над падалью, знаете, у меня уже такое ощущение, что я падаль последняя…

С ужасом глядя на любимую женщину, Хенрик Карпинский испытал вдруг угрызения совести.

— Не надо так расстраиваться, дорогая Вот, хлебни ещё. Или не стоит тебе больше пить? А я уже решил — куплю новый дом. Мы теперь можем себе позволить. Или по объявлению выберу подходящий участок, и построим дом по своему вкусу.

Лучше всего на Эльжбетку оформим, как думаешь?

Тогда юридически шурин не будет иметь никаких прав…

— Да юридически этот человек и теперь никаких прав не имеет, он давно тебе не шурин!

Тема была столь животрепещущей, что, позабыв осторожность, все трое принялись горячо обсуждать её, перебивая друг друга, и не заметили, как вернулся Клепа. Он по привычке открыл дверь своим ключом, будучи уверен, что в столь позднее время все уже спят. Услышав голоса хозяев, постарался незаметно проскользнуть в ванную, решив, если его застукают, утверждать, что дверь они оставили незапертой. Потом так же тихонько пробрался в комнату и спокойно лёг спать. Правда, до него донеслись какие-то фразы о новом доме и о нем самом, но вникать в смысл совершенно не хотелось.

Не было необходимости. Насчёт дома у него были собственные планы.

Если бы Кристина не зашла в ванную и не обнаружила там следы пребывания незваного гостя, неизвестно, сколько времени ещё сидели бы несчастные Карпинские в ожидании бывшего родственника. Убедившись, что Клепа уже лёг и даже крепко спит, слегка похрапывая, они смогли наконец и сами отправиться на покой.

Ремонт водостоков занял у Тадеуша неделю.

Покончив с последней трубой, он облегчённо вздохнул и на радостях решил в этот же день выполнить просьбу Стася. Тот весь извёлся от ожидания, ведь мать разрешила ему ознакомиться с бесценными сокровищами отца, а у старшего брата все не находилось времени. Сегодня нашлось. Не последнюю роль в этом сыграл тот факт, что пани Богуслава в неурочное время покинула дом. Клепа заехал за ней на машине, и они отбыли в неизвестном направлении. Агатку взяла на себя Эльжбета, специально приглашённая Тадиком для этой цели.

Заветный шкаф Хлюпа отперли легально, ключом. При виде богатств, представших его взору, Стась пошёл пятнами и долгое время не замечал портфеля, доставившего Карпинским столько хлопот. Но вот наконец углядел торчащий из-под огромных резиновых сапог потрёпанный угол чёрного портфеля.

— Гляди, вот его тогда принёс отец, — сообщил он Тадику. — Сказал, там инструменты. Агатка ещё говорила, что оторвана ручка.

Вопреки опасениям Тадеуша, Стась не разочаровался, ознакомившись с содержимым чёрного портфеля. Возможно, потому, что Тадик к мясорубке, ножницам и молотку от себя добавил довольно компактный и совершенно новый коловорот. Впрочем, оба вплотную занялись рыболовными снастями и вскоре забыли обо всем на свете.

Из упоения их вырвала Эльжбета. Она уже не в состоянии была развлекать вредную девчонку, поскольку через несколько недель тесного общения с Агаткой была близка к нервному истощению. Девчонка рвалась наверх, и Эльжбетка не стала её удерживать. Сунув нос в заветный шкаф, Агатка заинтересовалась лишь чёрным портфелем. Оторванная ручка позволила ей со всей ответственностью заявить — портфель тот самый, который отец принёс домой в памятный вечер. А что в нем? Ага, железяки всякие, отец так и сказал. Рыбацкие принадлежности ни Агатку, ни Эльжбету не заинтересовали — это чисто мужское дело.

Раздел отцовского наследия между двумя сыновьями прошёл мирно. Тадеуш не был таким заядлым рыбаком, как младший братишка, и охотно пошёл на уступки. Стась получил все, о чем мечтал. О, он всегда знал, Тадик — парень что надо. А теперь по быстрому, пока не вернулась мамуля, перенести драгоценное снаряжение к приятелю, там все будет в безопасности, ведь с матерью никогда не известно, чем обернётся просьба сходить на рыбалку. Скорее, скорее! Друг его просто лопнет от зависти при виде такого богатства. Наконец-то они экипированы как настоящие рыбаки. И нечего откладывать в долгий ящик, прямо сейчас и отправятся рыбку половить.

Нагруженный как ишак, Стась поспешил к корешу. Тадик с Эльжбетой тоже покинули дом Хлюпа, оставив на хозяйстве недовольную Агату.

— Наконец-то! — облегчённо вздохнул Тадеуш, усаживаясь с Эльжбетой в уютном кафе. — Хоть поговорим свободно. Знаешь, я думаю, мне придётся искать жильё. Вроде всю работу в доме провернул, теперь мачехе нет резону держать меня в квартирантах. Да и я, признаться, дошёл до ручки. Наработался, как никогда в жизни, и все на нервах.

— Так ведь мегера держит тебя из-за злоумышленников, которые намеревались ограбить её! — напомнила девушка.

— Думаю, она уже о них позабыла.

— Так напомним! Что нам стоит ещё разок немного пошуметь ночью? Ты уже починил замок в гараже?

— Да, все замки теперь в порядке.

— Жаль. Да ничего, можно сломать.

— Вряд ли будет толк. Я вижу, ваш Клепа постепенно укореняется в доме. Удивляюсь, что до сих пор не поселился намертво.

— Мы ей доходчиво объяснили — свежей вдове не годится спешить с новым замужеством, что люди скажут.

— Ну тогда, возможно, у меня ещё есть время, успею присмотреть себе что-нибудь подходящее.

Ведь я прекрасно знаю пани Богуславу: в настоящее время она чем-то занята, а думать сразу о двух вещах — это не для неё, но как только выдастся свободная минутка, мне недвусмысленно дадут понять, что в отцовском доме я персона нон грата. Ведь знаешь, как бывает? Поживу, поживу, да и привыкну.

А мне и самому жить под одной крышей с этой мухой цеце не улыбается. Да и дом, откровенно говоря, того и гляди потребует капитального ремонта, а мне одному его проворачивать — себе дороже. Уж лучше я буду за квартиру платить.

Эльжбета кивнула. Она прекрасно понимала парня. Если бы в их квартире прочно не обосновался чёртов шурин, которого ни у кого не хватает духа изгнать, Тадик мог бы пожить в отцовском кабинете…

— А к матери не вернёшься?

— Ни за какие сокровища! Правда, Боженка отцепилась, отец ей доходчиво объяснил, что к чему, но никто не знает, что ей придёт опять в дурацкую голову, когда снова сможет сидеть. А я, клянусь, скорее повешусь, чем с этой…

— Да знаю я! — вырвалось у Эльжбеты.

Вспыхнув, девушка попыталась затушевать излишне эмоциональное отношение к затронутой теме, нарочито небрежно поинтересовавшись:

— Как же ты мог раньше не догадаться о её планах?

— Да запросто! Девчонка как-то незаметно выросла, а чокнутой была всегда, и я привык не обращать внимания на то, что она языком треплет. Лишь после твоего телефонного звонка, когда она оглоушила меня залпом из тяжёлых орудий, вдруг дошло. И знаешь, я ей даже благодарен. Именно тогда я понял, как тебя люблю.

— Что?

— То, что слышишь, — люблю тебя, — повторил Тадик, изо всех сил стараясь говорить спокойно. — Надеюсь, не станешь мне пудрить мозги, будто не догадываешься об этом? Хотя я, само собой, с гитарой под твоим окошком не прыгал и даже цветов ни разу не подарил, уж слишком много всего сразу обрушилось за последние дни. Однако слышал, что девушка о таких вещах узнает раньше самого пострадавшего. А раз ты меня не вытолкала взашей, смею надеяться… или нет? Кольцо на помолвку я купить в состоянии… Хотя, с другой стороны, ты заделалась такой богачкой, что подумать страшно… И все равно! Отправиться с разбитым сердцем, молча стиснув зубы, в синюю даль всегда успею, но только законченный кретин заранее мирится с поражением, даже не сделав попытки узнать… Я, может, и кретин, но не такой уж законченный…

Тадик чувствовал, что заговорился, язык плетёт бог весть что, однако остановиться не мог. Неожиданная болтливость парня оказалась Эльжбете на руку, давая возможность прийти в себя после столь неожиданного объяснения. А что объяснение произошло в такой небанальной форме, так это даже интересно. Нет, она догадывалась… но поскольку сама влюбилась в него по уши с той их первой встречи в кафе на Роздроже, то не была уверена в ответном чувстве. Не такого уж высокого мнения была она о собственной особе, чтобы совсем не сомневаться в отношении к ней Тадика.

А тот вдруг на полуслове замолчал и уставился на неё отчаянным вопрошающим взглядом. Что ж, девушка вполне овладела собой, чтобы хоть что-то сказать. Она и сказала:

— Ты правильно догадался. А насчёт богатства — не бери в голову. Не говоря уже о том, что без тебя только бы мы эти денежки и видели, так что, сам понимаешь, там и твоя часть…

Смятение в глазах Тадика заставило Эльжбету замолчать. Ох, не о том она говорит, надо о главном.

И она твёрдо закончила:

— Не напрягайся, говорю же — я знала. И очень хорошо, потому что я тоже…

Целующиеся в общественных местах молодые пары в наши дни никого не удивляют. И эти тоже не привлекли особого внимания, посетители кафе даже не взглянули на них. А вот проходивший по улице молодой ксёндз, увидев их в окно, почему-то благословил. Вырываясь из объятий любимого, Эльжбета спросила:

— Скажем отцу и Кристине?

— Всем скажем! — пылко воскликнул Тадеуш. — Хоть всему свету!

И он сорвался со стула, видимо намереваясь немедленно сделать это. Пришлось девушке придержать его за рукав.

— Ты что, зачем же всем? Да ещё тут, рядом с домом твоей мегеры. Вот донесут ей, мигом вылетишь из постояльцев. Эх ты, а я-то думала, из нас двоих ты самый… ты самый умный и рассудительный.

Тадик послушно шлёпнулся на место.

— Конечно, рассудительный, просто в данную минуту плохо соображаю. И вообще, пошли отсюда, что-то народу понабилось прорва. Ты нуждаешься в обществе? Я лично нет.

— Я тоже не нуждаюсь. Тогда давай сразу и поедем к нам…

На сей раз неделя пребывания Клепы у Карпинских не принесла последним особых потерь. Во-первых, потому, что жулик крал обычно перед отъездом, а во-вторых, он был так занят чем-то, что на кражи просто не хватало времени. Вскоре сомнений уже не оставалось: Клепа с головой ушёл в устройство дел пани Хлюповой с учётом её кулинарных талантов.

Хенрик Карпинский вдруг испытал угрызения совести, чем и поделился с женой:

— Крыся, уж и не знаю, может, стоит предупредить бабу? Как-никак вдова моего покойного друга, а ведь этот прощелыга запросто обчистит её или ещё как обманет. А я чувствую себя обязанным перед Севеком…

Кристина успокоила мужа:

— Давай ещё немного подождём, не горит. Да Богуся и не из тех, кто становится жертвой, как бы тут Клепа не оказался пострадавшей стороной.

О том, что делается в доме Хлюпа, теперь узнавали только от Тадика, прежние ежедневные посещения прекратились. Карпинский вышел на работу и уже не мог то и дело навещать пани Богуславу, отпала необходимость ремонтных работ, а тем самым и повод для частых визитов, не говоря уже о том, что обретение клада значительно поуменьшило желание Карпинских встречаться с вдовой. Клепа о своих делах словечка не проронил, Богуся, как всегда, была сдержанна и немногословна. Тадик и сам ничего толком не знал.

А тут ещё неожиданно из Амстердама опять позвонил сообщник Карпинского.

Убедившись, что Хенрик уже обрёл память и с ним все в порядке, он таинственно произнёс:

— Хенек, слушай, тут такое дело. Наклёвывается бизнес — опупеть можно!

Поскольку их прежний бизнес доставил всем Карпинским столько хлопот, что они ещё до сих пор толком не оклемались, Хенрик отнюдь не обрадовался.

— Напротив, насторожённо и даже враждебно поинтересовался:

— Какой бизнес?

Услышав это жуткое словечко, Кристина вздрогнула, сняла с шеи кота, для которого шеи хозяев были излюбленным местом пребывания, и, пройдя в спальню, подняла трубку второго телефона.

Сообщник не стал терять время даром и сразу взял быка за рога:

— Тут один делец, из наших, нотариально оформляет наследство в Польше. Наследство супер, в основном гектары земель, часть участков в пределах Варшавы, остальное под. Земли ему без надобности, нужна наличность, вот ты эту землю и купи. За гроши продаст, лишь бы скорее, время — деньги. Завтра он прилетает в Окенче <Окенче — Аэропорт под Варшавой.> и прямиком к тебе. Адрес твой и телефон я дал. Наличные у тебя дома?

— Нет. В банках.

— Холера! Так возьми их оттуда. По моим прикидкам, хватит четыреста тысяч, столько у тебя ещё найдётся.

Карпинский уже подумывал о покупке участка под строительство дома, исподволь приценивался к подходящим, изучал не только объявления, но и сами участки осматривал, так что в принципе был в курсе. Но ухватиться за выгодное предложение верного сообщника не спешил. Втянешься в это дело, опять кучу денег огребешь — и вся свистопляска начнётся заново. Клепу остерегаться, тайники в паркете устраивать… нет уж.

— А почём он продаёт? — на всякий случай поинтересовался Хенрик.

— Кусок за метр, все подряд. А какие районы!

Ты слушай: Виланов, Пыры, ближние Ломянки на границе с Млочинами, это вкупе четыре га. Несколько участков под застройку, класс! Да, пока не забыл: на послезавтра договорись о приёме у нотариуса, у него бумаги с собой, купишь легально, никаких махинаций, а зеленые из рук в руки.

— Не хочу! — отрезал Карпинский.

— Да ты что, спятил? — возмутился сообщник. — Или с головкой до сих пор не все в порядке? Такое же раз в тысячелетие подворачивается!

Хенрик Карпинский отнюдь не спятил, и с головкой у него было нормально. Он даже моментально подсчитал, переведя на варшавские цены, и аж взопрел от эмоций. Получилось — заработает на спекуляции грандиозную сумму и (никуда не денешься) снова придётся переживать муки с её сокрытием.

— Вот именно! Потому и не желаю. Пусть теперь кто другой помучается, с меня достаточно.

— Нет, ты определённо тронулся. Когда ещё такой случай выпадет! И нечего выкобениваться, когда друг тебе такой верняк обеспечил. Можно сказать, озолотил тебя, денежки сами в руки идут, а он..

Слово «озолотил» подхлестнуло молча слушавшую Кристину, и она энергично подключилась к разговору:

— Добрый день, это я. Послушайте, а наличные обязательно… э-э… зеленые? Можно твёрдыми?

— Крыся! — в ужасе воскликнул Карпинский.

— А, моё почтение! — обрадовался сообщник. — Здорово, что пани все слышала, с Хенеком, видно, каши не сваришь. Ясно, можно, даже ещё лучше. Зовут его Адам Вольняк, будет у вас завтра вечером, около семи. У него всего один день, послезавтра должен быть здесь уже с наличными, для него это вопрос большого бизнеса. Хенек, принимайся за нотариуса и кончай мне голову морочить!

Целую ручки, пани Крыся! Привет!

Карпинский остолбенело положил трубку. Кристина примчалась из спальни.

— Хенек, ну что ты! — оживлённо заговорила она. — Он же прав, и вообще золотой парень! Золотой, слышишь? Да ты сам подумай — мы сразу двух зайцев убиваем. Трех зайцев! Избавляемся от золота! И на Клепу плюём! Одни брильянты спрятать намного легче. Я вот придумала — испеку печенье домашнее, оно у меня всегда получается каменным, но алмазы запихаем! По штучке в каждое.

Жулик ни в жизнь не разгрызёт, сам знаешь, какие они. А землю нашу ему не украсть, хоть он лопни, и, в-третьих, сам же хотел дом построить, так что не все обязательно продавать. Ну, рассуждай логично, что сидишь с такой похоронной миной? Представь только, какая прекрасная жизнь нас ждёт!

Карпинский слушал, слушал, и постепенно ужас отпустил сердце, куда-то подевалась паника, блаженное тепло разлилось по телу. А ведь Крыха права, пожалуй. Да не пожалуй, а точно права!

За всеми этими волнениями они и не заметили, как домой вернулась Эльжбета. Не одна пришла, а вместе с Тадиком. Молодые люди вежливо переждали эмоциональный разговор старших, догадавшись, что опять произошли некие судьбоносные события, каким-то боком связанные с деньгами.

— Что тут у вас стряслось? — поинтересовалась девушка, когда Кристина, выдохшись, замолчала.

Кристина рассеянно взглянула на молодую пару:

— О, хорошо, что вы пришли. Помоги мне, Эльжбетка. У нас появилась блестящая возможность избавиться от золота, потратив его на земельные участки. Звонил сообщник из Амстердама, потрясающая оказия, а твой отец сомневается. И землю купим, и наконец-то перестанем ломать голову, куда припрятать золото от Клепы. Ну что вы стоите? Надо ещё успеть снять кое-что со счётов. Эх, придётся завтра, сегодня уже поздно.

Тут Карпинский окончательно перестал сомневаться, правильно ли они поступают, и начал радоваться. Радоваться, что не совершил очередной глупости, а ведь если бы не Кристина, наверняка бы оказался в дураках.

— Крыся, — возвестил он, — вот, при всех торжественно заявляю — ты мой ангел-хранитель. Эля, дитя моё, бери пример с неё и тогда тоже осчастливишь будущего мужа!

— Очень пану признателен! — поклонился слегка ошеломлённый Тадеуш, ломая голову, как это обычно непроницательный Карпинский вдруг сразу догадался об их с Эльжбетой решении.

Он ошибался. Ни Хенрик, ни даже Кристина ни о чем не догадывались, всецело занятые предстоящей новой операцией. Даже Кристина не обратила внимания на выжидательные позы молодой пары.

— Нигде не сказано, что брать пример положено стоя! — нетерпеливо махнула она рукой на Эльжбету. — Что это вы стоите столбами? Садитесь и помогите подсчитать. Сколько у нас найдётся дома, а сколько придётся завтра с утра снять со счётов…

Все эти дни Кристина места себе не находила, ночью и днём терзаясь одной мыслью: как бы уберечь от жулика золото и брильянты. Пока она припрятала их в своей старой пишущей машинке, которая уже несколько лет пылилась в дальнем углу за её письменным столом. С появлением в доме компьютера машинкой не пользовались. Что с того, что Клепа, как правило, крал перед отъездом? Ведь он же не докладывал им, когда собирается уезжать, мог сделать это внезапно. В один прекрасный день они на работу — а он за машинку, прощальное письмо обожаемой женщине настрочить… Машинка-то с виду казалась вполне исправной, и не догадаешься, что внутри не хватает половины деталей, а на деньги у этого паршивца просто собачий нюх. Напряжение росло изо дня в день и превратилось в подобие нервного расстройства, просто мании, когда ни о чем другом человек не в состоянии думать.

Вот и теперь прошло не меньше часа в сложнейших расчётах и переводе злотых в доллары, долларов в злотые, вычислении цены одной золотой монеты в зависимости от её веса и прочих арифметических действиях, когда сквозь всю эту математическую муру до сознания Кристины пробилось что-то постороннее, но чрезвычайно важное. Вроде бы касающееся Эльжбеты. Может, эта важная вещь каким-то образом связана с присутствием Тадика, вот только каким? Пытаясь сообразить, она напряжённо уставилась на парня, и это всеми было отмечено. Тадик почувствовал себя очень неловко, заёрзал на стуле и даже сделал неудачную попытку поглядеться в стеклянную дверцу буфета, все ли с ним в порядке.

— Да! — с отчаянной храбростью приговорённого заявил он, ничего в дверце не разглядев. — То есть совсем нет! Вернее, да. И я не скрываю этого.

Эльжбетка тоже не скрывает. А пани… пани, значит, не одобряет?

Не сразу тупой неподвижный взгляд Кристины обрёл осмысленное выражение.

— Господи! Наконец-то! — Живая искра, загоревшаяся в её красивых глазах, казалось, праздничным светом озарила лица присутствующих. — Я ведь раньше вас самих все поняла. Какое счастье! И у нас будет вместо Клепы жить Тадик! Трудно поверить, что такое бывает. Хенек, ты купил шампанское?

Хенрик Карпинский, который после первых же слов жены уставился бараньим взглядом на молодую пару, вздрогнул и виновато моргнул.

— Нет. Я купил ящик пива. Не подойдёт?

— Подойдёт, ещё как подойдёт! — затормошила его Кристина. — Да очнись же!

— А что все-таки произошло? Я как-то не врубаюсь…

Пришлось ему популярно объяснить, а потом удерживать Тадика, который рвался непременно мчаться на Центральный вокзал за столь необходимым в данной ситуации букетом роз. С трудом договорились — розы будут завтра. Принялись за пиво.

Хорошо, что пан Хенрик приобрёл целый ящик, потому что к компании присоединился Клепа, явившийся в полночь. Почему-то он радовался обручению юной пары не меньше Карпинских, словно мероприятие касалось его лично.

Кристине это показалось подозрительным, хотя она уже не испытывала к шурину прежних неприязненных чувств.

— И ещё, мамуля, там был тот самый чёрный портфель с оторванной ручкой, который папочка тогда принёс. В нем и правда оказались инструменты. Ты что, не помнишь? Тогда вы все ещё из-за него перессорились, а Карпинские потом извиняться приходили.

Пани Богуслава, как обычно, занималась в кухне приготовлением обеда, её дочь Агата, как обычно, рапортовала о событиях предыдущего дня. До этого момента мать слушала не очень внимательно, занятая какими-то своими мыслями, однако, уловив слово «портфель», насторожилась.

— Чёрный, говоришь? — уточнила она.

— Чёрный.

— И ручка оторвана?

— Оторвана, но не совсем, с одного края оторвалась.

— И что, говоришь, в нем было?

— Инструменты, как папочка и сказал. Стась сразу вытащил такую штуку, знаешь, какой дырки во льду сверлят, и уж так обрадовался! А потом с Тадиком занялись удочками и крючками…

Как только дочь дошла до удочек и крючков, мать перебила её. О таких гадостях она и слушать не желала. Её интересовало другое.

— Тадеуш свою долю куда дел?

— Сразу же в машину отнёс, а уж Стась так на него смотрел, так смотрел… словно хотел наброситься и все себе забрать, такая жадина!

Услышав, что ненавистные снасти увезут из её дома, пани Богуслава порадовалась: все меньше будет искушения у сына всякими глупостями заниматься. Теперь можно было и портфелю уделить внимание.

— Так, значит, тот самый, что тогда принёс твой отец? А ты не ошиблась?

Агатка обиделась.

— Мамуля, сколько раз можно повторять? Тот самый: чёрный, старый, с оторванной ручкой. И с инструментами. Принёс и швырнул на стол, я же помню!

Убедительное свидетельство дочери выдрало из сердца матери последнюю засевшую там занозу. Не слишком анализируя свои ощущения, Богуся тем не менее не до конца поверила Карпинским, что их сокровища отыскались где-то в другом месте, а теперь вот окончательно разъяснилось, что именно принёс тогда Северин. И слава богу, она больше не станет об этом думать. Раз Агатка своими глазами видела, что в портфеле не сокровища, а всякая дребедень..

А ей от всего этого сплошная польза, ведь за две — или три? — недели Тадеуш привёл дом в порядок, сделал больше, чем его отец за несколько лет.

Чего греха таить, даже понукать его не каждый день приходилось. Ладно, так и быть, пусть ещё поживёт в её доме. Мало ли что? Вдруг Зыгмусю случится здесь заночевать, все от людей не так будет стыдно. Когда в доме взрослый сын покойного мужа, люди меньше будут судачить. А Карпинские хороши! Столько лет скрывали от неё своего шурина, этого милейшего человека!

Прежде обида надолго испортила бы настроение Хлюпихи, но в последнее время многое изменилось к лучшему в её жизни. Водосточные трубы и стекла в подвале заменены, все двери приведены в порядок, замки исправлены, Карпинские перестали надоедать и обивать порог, незнакомая скандальная девка больше не появляется. С помощью милого Зыгмуся договорилась об устройстве приёма на двадцать персон, три дня осталось, времени в обрез! Ну да у неё все на мази, продукты закуплены, а предварительные подсчёты показали, что пан Зыгмусь выиграет своё пари.

Ну как тут не радоваться?

Но все это не главное. Самым вдохновляющим моментом было внезапно вспыхнувшее чувство к ней милого Зыгмуся, на которое она, Богуся, охотно ответила бы полной взаимностью, и пусть все завистники лопнут, если бы не дурацкие предрассудки, с которыми нельзя не считаться. Будучи женщиной порядочной, она соблюдёт положенный срок траура по мужу, не скомпрометирует себя, не уронит своего достоинства. За себя-то поручиться можно, а вот выдержит ли такой срок мужчина? Мужики ведь, они такие, сейчас воспылал, да не долго и остыть. Ну да ладно, будет действовать в зависимости от обстоятельств. Пока же она продемонстрирует во всем блеске свои кулинарные таланты, а он пускай тоже покажет, насколько деловой человек, не то получится так, как с Северином. Покойник ведь недотёпой был, царство ему небесное, позволял этому подозрительному компаньону пану Яцеку водить себя за нос.

Так что надо ещё убедиться, что пан Зигмунт настоящий мужчина, а не пустомеля, каких пруд пруди.

А если он сегодня же сделает ей предложение, ведь по нему видно — весь пылает. Тогда что? Надо поступить разумно, и приличие соблюсти, и не оттолкнуть. Вон сколько вокруг хищных баб, только и смотрят, как бы мужика увести из-под носа!

Все эти сложные проблемы настолько занимали помыслы пани Богуславы, что отодвинули на задний план и Тадеуша, и Карпинских, и их неожиданное богатство.

Клепа правильно сделал, не упомянув об обручении Тадеуша с Эльжбеткой. Правда, он ещё не знал, что его избранница о двух вещах одновременно думать все равно не в состоянии, просто инстинктом понял — не стоит отвлекать женщину от предстоящих ей важных испытаний. Он и сам был чрезвычайно заинтересован в успехе задуманного предприятия, а матримониальные планы молодёжи очень удачно совпадали с его собственными.

К детям Богуси он давно подлизался, следуя испытанному методу Эльжбеты, в результате чего и Агатка, и Стась если и не стали его союзниками, то и во врагов не превратились. Их сочувственно-равнодушное отношение вполне устраивало жулика.

Впрочем, Стась с некоторых пор стал даже проявлять к ухажёру матери нечто вроде благодарности — по причинам, известным лишь ему одному.