Душа-то боялась. Ну ладно, умру, Божья воля, завещание я дома оставила, но непременно надо было что-то ещё к нему приписать. Какое-то моё последнее желание было страшно важным, и я не соглашалась помирать, не зафиксировав его в завещании. Я во что бы то ни стало требовала кусочка бумаги. Сказать я ничего не могла, поэтому зубами и когтями сопротивлялась попытке вынуть из меня эту трубку — исключительно из желания выразить на бумаге свою последнюю волю. Медперсонал впал в отчаяние, никто не понимал, почему я так полюбила эту чёртову трубку, которая обычно расположением пациентов не пользуется. Наконец со мной сладили силой, причём меня держала пара сильных санитаров, и трубку из меня выдрали. Оказалось, что мне суждено жить.

В четверг утром я вернулась домой и спокойно уселась за работу.

Ну вот и пожалуйста. Я оказалась в клинике в роли священной коровы, меня холили и лелеяли, берегли и опекали, все хотели меня вылечить — ради меня самой, а не как интересный случай в практике. Профессор, который меня оперировал, был хирург Божьей милостью. Персонал мгновенно реагировал на каждый звонок, уколы делала медсестра, которую я ждала с нетерпением, поскольку в её исполнении уколы становились прямо-таки развлечением. И моё финансовое положение всему этому не препятствовало. И тем не менее…

В среду в послеоперационной палате я лежала одна, потому что вторничный пациент уже выписался. Говорить я могла беспрепятственно и попросила открыть окно, жарко было, как в аду. Я привыкла к прохладе, у меня дома вообще-то холодно. Сперва мне возражали, потом дежурная медсестра поддалась на уговоры. Приоткрыв окно на три сантиметра, она выждала минуту-другую, потом поскорее снова закрыла окно. Это называлось проветриванием. Я капитулировала, так как иных проблем хватало.

Я категорически воспротивилась катетеру в вене. От этой чёртовой иглы рука распухла, что твой кабачок, болела невыносимо, и я взбунтовалась.

— У меня очень много вен, — злым голосом заявила я. — Нравится колоть, Бога ради, колите, но придерживайтесь хоть какого-нибудь разнообразия! А вы каждый раз норовите попасть в тот сгусток крови, который там образуется, чего доброго, рука воспалится… нет уж, спасибо, она мне ещё пригодится. К чёртовой матери все эти ваши изобретения!

Благодаря своему упрямству мне удалось отвертеться от капельницы. Ну ладно, это я, у меня дурной характер, а каково пациентам кротким?..

Потом я разговаривала на эту тему с кардиохирургом, который навещал мою мать. Оказалось, что я совершенно права.

— У нас о таком даже думать не моги, — возмущённо сказал кардиохирург. — Каждый сгусток крови равносилен убийству, тромб отсасывают всякий раз. Но в других больницах, там, конечно, сами понимаете… Это скандальная практика, но уж так повелось…

Понимать-то я понимаю, но согласиться не могу.

Забирали мы из больницы Марию…

Нет, вкратце не получится, придётся опять все сначала. Из каждого события вырастает сто других тем, и приходится раскрывать их все разом.

Я деликатно, но с нажимом умоляла её не ехать. Она устроилась в качестве сопровождающего врача при пилигримах, которые пешком шли в Ченстохову. В Ченстохове находится почитаемая всем католическим миром чудотворная икона Богоматери. Причём Мария едва успела оправиться после болезни, после антибиотиков, которые вообще ослабляют организм; при субъективно плохом самочувствии она собиралась в длительное путешествие, во время которого её ждала каторжная работа! Форменный кретинизм. Я скрывала от Марии свои дурные предчувствия, чтобы не накаркать, другие были менее суеверны и ясно говорили о том, что её ждёт автокатастрофа. Никаких результатов — поехала.

Аварию она устроила рекордную.

Никто не мог вообще понять, как это случилось, подозреваю, что, невзирая на все цветистые слова, медицина тоже мало что знает. Милицейские протоколы цитировать не стану, но выглядело это примерно так.

Мария должна была ехать в Альфонсов. Даю вам слово, такое место существует возле Томашува-Мазовецкого. В машине у неё были три пассажирки, которые отправились на поклонение, но им стало нехорошо. В этом походе принято, что служба здравоохранения подвозит тех, у кого в пути отказали ноги. Именно этих трех она и везла.

В Иновлодзе, рассматривая карту, Мария спросила какого-то человека, правильно ли она едет, тот подтвердил, а она продолжала изучать карту, желая проверить, нет ли поблизости второго Альфонсова. Уже само это предположение кажется мне первым признаком помрачения рассудка: два населённых пункта с таким названием?! Человек подошёл снова справиться, все ли у неё в порядке.

С этого момента события известны только по свидетельским показаниям.

Мария ответила, что все в порядке, просто она проверяет на карте, нет ли тут второго Альфонсова. Потом она сообщила своим спутницам, что чувствует, как у неё падает давление, и поэтому хочет принять лекарство. Она нашла пилюли, пассажирка налила ей чаю из термоса, Мария растворила в чае лекарство и выпила, затем стала заводить мотор. С первой попытки у неё не получилось, только с третьего раза мотор зафыркал.

— Пани доктор, может, лучше обождать? — забеспокоились встревоженные пассажирки.

От Марииной ответной реплики волосы дыбом встают на голове, а именно: надо, мол, ей доверять, коль скоро она врач и знает, что делает. После чего Мария тронулась с места, зигзагами проехала двести метров, при активной помощи пассажирки, сидящей рядом, разминулась со столбом от ворот, зато въехала во двор завода по производству газированной воды и врезалась в стену здания.

С какой скоростью Мария ехала, никто не знает. Судя по состоянию машины, — свыше сорока. Окружающий мир она узрела только после аварии и сотрясения мозга, вызвавшего невероятную подвижность, Мария выскочила из машины, упала на пассажирку, которую выбросило из машины, основательно придавив несчастную женщину и вызвав вопли, смысл которых заключался в пожелании Марии идти куда подальше. Наконец Марию силой забрала «скорая помощь». С пассажирками ничего не случилось, двое отделались всего лишь ссадинами от ремней безопасности, но все были в шоке от страха. А вообще-то во двор заводика въехала самая голосистая машина на свете, поскольку все три паломницы вопили не своими голосами.

После расследования оказалось, что Мария была в невменяемом состоянии. Нет, речь идёт не о потере сознания, что было бы для неё куда лучше, а именно о невменяемости: конечности действовали без участия мозга, правая рука не ведала, что творит левая, Марии просто казалось, что она должна что-то делать — и все. Причиной этого безобразия послужило резкое падение уровня сахара в крови.

Машину забрала милиция и берегла самым похвальным образом.

С моей стороны это происшествие выглядело так: утром зазвонил телефон. Обычно я не снимаю трубку до девяти утра, но тут, после слов своей секретарши, я кинулась к телефону и узнала, что Мария в результате аварии лежит в больнице в Томашуве-Мазовецком и мы можем приехать за ней в пятницу.

Я правильно поняла, что её разрешается забрать, после чего поймала Вальдемара — его я описывала в «Бегах», он работает профессиональным водителем радиофицированного такси… Господи, опять придётся сделать отступление! Ну ладно, лучше уж сразу, не откладывая в долгий ящик…

Во-первых, жена Вальдемара — врач-ветеринар. Был момент, когда мы отчаянно искали ветеринара, не помню, о ком шла речь, о Каро или конях Славека, главное, что дело касалось крупного животного. Смущённый Вальдемар что-то там такое бормотал, мол, его жена занимается мелкими зверюшками, но о чем тут говорить, не в размере же дело! Мы бросились к ней, и оказалось, что она специалист по пчёлам…

Во-вторых, дочь Вальдемара училась во Франции и вышла замуж за французского графа. Состоялась свадьба, Вальдемар привёз фотографии, я посмотрела и презрительно фыркнула. Такая красивая девушка, и надо же выйти замуж за эдакое чучело, недокормыш какой-то, ни пёс, ни выдра, да пусть хоть бы и наследник престола…

После чего молодые приехали в Польшу, меня пригласили в гости, я лично познакомилась с графом — и радикально изменила своё мнение. Какой очаровательный человек! Полный обаяния, интеллигентный, общительный, великолепно держится, с потрясающим чувством юмора, просто чудо! Я бы сама за него замуж вышла! Перестав удивляться вкусам дочки Вальдемара, я стала ей завидовать.

В случае с Марией жена Вальдемара пережила необыкновенные минуты. Она ещё ни о чем не знала, потому что Вальдемара я поймала не сразу, к тому же в городе. Жена Вальдемара сняла трубку, и какой-то сотрудник больницы сообщил ей, что близкий Вальдемару человек попал в катастрофу и лежит в больнице. Она окаменела с трубкой в руках. В Польше как раз в это время гостили её дочка с зятем, они поехали на Мазуры, а машину водит зять… Радость от того, что это Мария, едва её не убила, кроме того, жена Вальдемара долго не могла сообразить, о ком идёт речь, потому что тот, кто с ней разговаривал, явно полагал, что она в курсе всей истории. Позже выяснилось, что это была медсестра, которая хотела убедиться, что мы обязательно приедем.

Разумеется, мы в ту же пятницу поехали. Оказалось, что я правильно поняла, Марию надо было забрать домой. После сотрясения мозга, одно ребро сломано, второе треснутое, а уж лицо… Мне даже жалко стало, что мы никак его не использовали. Я робко предлагала прогуляться через какое-нибудь кладбище, лучше всего вечером, потому что такого упыря со свечкой поискать. Во был бы эффект! До смерти не забудешь! Мария почему-то отказалась. Но дело не в этом.

Мы прождали примерно час, поскольку пациентка, ещё не оправившаяся после сотрясения мозга, должна была сама выполнить все формальности. Ковыляя от окошка к окошку и из кабинета в кабинет, дожидаться, пока всесильная администраторша соизволит прийти и с непонятной злобой выдать очередную бумажку, бегать по лестницам и гоняться за ординатором… Я носилась за ней с растопыренными руками, боясь, что она каждую секунду в буквальном смысле упадёт, поскольку её временами заносило из стороны в сторону. Это что, оригинальный метод лечения?.. Хочу напомнить, что Мария сама врач и коллега всего тамошнего персонала, может, это и справедливо, что ко всем одинаково наплевательское отношение, что даже своих не уважают… Тут здоровый человек в нервное расстройство впадёт, а что уж говорить о больном…

Когда Алиция в Биркеред выходила из больницы, к ней пришли доктор с медсестрой, вручили ей все бумаги разом, да ещё подарили кугу перевязочных материалов и лекарств, проинструктировав, как ими пользоваться. Я тому свидетель.

Может, пора все-таки административным лярвам оторвать задницы от стульев?!

Я уж и не говорю о таких мелочах, как кошмарное питание. То есть, говорю, но не здравоохранению, у которого, как известно, денег нет совсем. Но ведь можно плохо кормить, да при этом относиться по-человечески. Одно другому не мешает.

В стародавние времена, когда наше здравоохранение, как говорили, получало более обильные дотации, мать Евы сломала руку. «Скорая» отвезла её в больницу, не знаю, правда, в которую, о чем очень жалею. При поступлении её зарегистрировали, после чего бедняга со сломанной рукой три с половиной часа просидела на стуле в приёмном покое, и ни одна сволочь ею не занялась! Она пыталась воззвать к медсёстрам и врачам, которые проходили мимо, обратить на себя внимание — бесполезно! Только после того, как Ева вернулась с работы и, узнав, что мать сломала руку, нашла её и устроила грандиозный скандал, пострадавшей все-таки соизволили заняться.

В больнице Преображения Господня, где лежала, к счастью, недолго, тётя Ядзя, я успела стать участницей следующей истории.

Тёткины соседки по палате дружным хором просили пить. Обычной водички, только кипячёной. Я пошла искать санитарку, отыскала её в буфете и передала просьбу.

— Да ну их, успеется… — ответила мне презрительно толстая баба и куда-то ушла.

Я принесла больным эту самую воду, найдя там же в буфете чайник и какую-то посуду, но это ведь проблему не решало. Работать бы этой санитарке в тюрьме для закоренелых преступников, а не в больнице. Говорят, у нас безработица, так может, выкинуть пинком под зад эту бабищу и поискать среди других кандидаток? Нет кандидаток? Тогда где же безработица?..

Ну а стоматология?!

Тут уж я вовсе ничего не понимаю. Из бывшего Советского Союза приехала Елена и объявила, что собирается вырвать у нас в Польше под общим наркозом шестнадцать зубов. Без наркоза она себе ничего вырывать не позволит, потому как жестокая истерия — это цветочки в сравнении с тем, что она пережила дома. У нас — где-то на Хлодной, она это знает лучше меня, дают наркоз и вставляют сразу новые зубы. И все удовольствие за двести долларов. Я не уверена, стоило это две сотни или две тысячи…

Я отнеслась к её словам с большим недоверием. В нужную стоматологическую поликлинику Елена добралась сама, зарегистрировалась, уехала домой, чтобы через две недели снова приехать на операцию. Операция состоялась утром, количество зубов уменьшилось, драть надо было только восемь. Тоже мало не покажется.

Я отправилась к ней вечером, озабоченная, но с огромным любопытством. Она жила в гостинице на Воле. И я все увидела собственными глазами.

Елена с новыми зубами аккурат поглощала ужин в обществе двух своих земляков. Я видела её до этого и могу подтвердить, что зубы действительно были новые и красивые. Я слегка обалдела.

— Как ты себя чувствуешь? — неуверенно спросила я.

— Ты видишь перед собой самого счастливого человека на свете, — торжественно заявила Елена. — Смотри.

Естественно, я и смотрела на неё вытаращенными глазами. Смотрела ей в зубы, как коню на ярмарке.

— Ты можешь есть? Неужели сразу разрешили?

— Я все могу! Я даже не чувствую, что у меня вставные зубы. Словно ничего со мной и не делали. Господи, я на верху блаженства!

Она подробно рассказала, как все происходило. Усадили её в кресло, сделали какой-то укол. А потом велели открыть рот.

— Рано, я пока ещё не хочу спать…

— Ничего страшного, — успокоила её медсестра. — Вы откройте рот, иначе потом пришлось бы открывать силой…

Ну ладно, открыла. Медсестра, к её ужасу, вставила ей в рот какую-то палочку. Потом подошла и вынула эту палочку, наверное, на минутку. Елена и воспользовалась этой минуткой.

— Но мне ещё совсем не хочется спать! Подождите!

— Проше пани, все позади…

Не веря в чудо, Елена языком ощупала зубы. Они были на месте, новёхонькие. Хотите верьте, хотите нет.

Это происходило три-четыре года назад. Зубы у неё целы до сих пор и прекрасно ей служат. И при этом не какая-нибудь там искусственная челюсть, не протез. Зубы, и все тут!

Меня эта история страшно заинтересовала, и я стала расспрашивать, нельзя ли такое чудо ещё разочек повторить. Ни один дантист не дал мне вразумительного ответа, все в один голос утверждали, что это невозможно. В конце концов я сама отправилась на Хлодную. В регистратуре сидела обычная стерва, надутая и ненавидящая пациентов мегера, которая сквозь зубы цедила сведения. Разговаривать на все темы надо с врачами, врачей пока ещё нет, они приходят в шестнадцать часов и сразу начинают оперировать, то есть к ним не подступишься. Тогда как же с ними поговорить? Бывает, они приходят на четверть часа пораньше, вот тут и надо их ловить. На ходу.

Я огляделась кругом. Людей в приёмной было полным-полно, очевидно, все они ждали этих пятнадцати минут, когда можно поймать врачей. Если в таких условиях вести серьёзный разговор…

Я рассердилась и отбыла прочь. Потом я занималась зубами своей матери, а вслед за тем, так сказать, на десерт, зубами Тересы. До собственных дело не дошло — не хватает ни ума, ни храбрости. История с Еленой для меня до сих пор загадка, я бы не поверила, если бы лично не видела результатов. Что это вообще было?..

Наша служба здоровья у меня уже в печёнках сидит, но справедливости ради должна вам сообщить, что не только у нас случаются чудеса. Датская клиника — рай земной. Жил бы там и не вылезал, но коновалы встречаются и в этом замечательном краю.

Алиция много лет жаловалась, что у неё болит спина, точнее, позвоночник. С чем она и отправилась к своему врачу.

— Ну, знаешь ли, — пожал плечами врач. — Это уже старость, а против неё лекарства нет.

Через пару месяцев Алиция попала в автомобильную катастрофу. Ничего особенного с ней не случилось, она ехала пассажиром, а женщина, которая вела машину, тоже немного полежала в больнице; словом, обе отделались лёгким испугом. Спустя некоторое время Алиция убедилась, что позвоночник у неё перестал болеть. Вывод был ясен: она как следует шандарахнулась, и что-то там встало на место. Алиция снова отправилась к тому же самому врачу.

— Я помолодела на пятнадцать лет, — ехидно заявила она. — Ты что, не заметил?

Врач хотел вести себя с достоинством, но ему, правдолюбивому датчанину, пришлось капитулировать. Он дипломатично поинтересовался, каким чудом она ухитрилась выздороветь. Алиция с большим удовольствием поделилась своим секретом. На том дело и кончилось, врач не перестал быть коновалом. Чего ради, спрашивается, она несколько лет мучилась болями?

Теперь я затрону вопрос, который мне множество раз задавали.

Меня постоянно спрашивают журналисты, частные лица и официальные, как именно я пишу.

Со времён детства Роберта у меня огромный навык отвечать на вопрос «как». Мои дети терзали меня вопросами, причём каждый сын придерживался своего метода.

Ежи, например, в ответ на любое моё высказывание спрашивал: «Цем?», то есть «чем?» Если я говорила, что мы сейчас будем кушать кашку, он спрашивал". «Чем?», на что я отвечала: «Ложечкой». Но стоило мне сказать, что идёт дождь, как он тоже спрашивал: «Чем?» Как тут ответить? Водой, что ли? Или же: я ему говорю, что надо спешить, а он туда же: «Чем?» Ну чем мы можем спешить? Ногами, что ли?

Роберт же спрашивал: «Как?» Тут было легче. Дождь лил сильно, завтрак мы ели с аппетитом, спешили быстренько. Вот с той поры я и наловчилась отвечать на вопрос «как?»

Ответить можно было бы одним словом: пишу глупо. Умно. Быстро. Медленно. Смешно. Мрачно. И так далее.

Но я же отлично знаю, что речь не о том. Этот вопрос заключает в себе массу нюансов и оттенков, он всего лишь концентрация всех остальных вопросов, но ради Бога, я отвечу.

Сейчас мои дети в Лондоне. Я торчу в их доме, привязанная к двум псам, и пытаюсь работать. То есть, писать. Больше собственного текста меня интересует, кто у кого сожрал на завтрак кукурузные хлопья, Каро у Покера или наоборот. Кто-то из них ломится в дверь, и меня вот-вот Кондрат хватит, потому что три минуты назад я дала им по огромной говяжьей кости, чтобы они хоть на полчаса оставили меня в покое, исключено, чтобы они так быстро расправились с костями!

Покер, разумеется, вырос, ему уже шесть месяцев, он ещё щенок, но почти догнал Каруню. Каруня — мегера, Покер страшно её боится, но он пёс отважный и оттявкивается изо всех сил. За это она не подпускает его к миске или к кровати, чёрный дьявол прибегает ябедничать ко мне и просит помочь. Отмахнуться от него нельзя. Каро оскорблена, надо её погладить, почесать, объяснить, что Покер — тоже человек, пожать лапу, утихомирить скандалистку. Ладно, она меняет гнев на милость и позволяет ему жить. Но чёрный упырь хочет поиграть, он не способен надолго оставить Каруню в покое, он кусает её за ухо и за хвост, тянет за шкуру, и мы обе отлично понимаем, что пора от него отдохнуть. Изолировать мерзавца от возжаждавшей покоя собаки, её запереть в гараже, а он пусть ловит мячик. Может, кто-нибудь знает, как бы это изловчиться одновременно сидеть в доме за машинкой и на газоне кидать мячик псу?..

Все эти фразы я написала единым духом, наверное, только благодаря этим костям. Похоже, теперь мерзавцы облаивают кого-то на дороге.

О, в самый раз!.. Вовремя почуяла, что собачье варево пригорает!

Ничего страшного, не пригорело: помешала, все в порядке. Но пока засыпала в миску лапшу, успела забыть, о чем писала.

Даю голову на отсечение, что в эту секунду в дверь скребётся Покер. Каро этого не делает, она сама умеет открывать, и того и гляди научит этому искусству щенка. Все, к собакам не пойду!

Вчера они четыре раза выключали электричество, и я свила себе гнёздышко на ступеньках лестницы в подвал. После каждого их выбрыка надо по новой настраивать водный насос, иначе произойдёт катастрофа. И чего этот пёс хочет, черт бы его побрал?.. Я все караулила, когда выключат в пятый раз, но электричество почему-то продолжало гореть.

Я боюсь уйти из дома, потому как замок у калитки заедает и существует очень большая вероятность, что отсюда я выйду, а обратно не войду. И останемся мы: я тут, голодные псы там… придётся перелезать через забор. Единственное моё спасение — Богдан, мы с ним дежурим по очереди.

Я дала собакам по куску ливерной колбасы, слегка протухшей. Покер своё слопал немедленно. Каро закопала в свежепосаженной клумбе. Покер это видел. Теперь он уселся и ждёт момента, чтобы выкопать порцию Каруси. Каро тоже уселась. Она даже не рычала, всего лишь оскалила зубы и сморщила нос. В конце концов она улеглась на землю, поверх своего сокровища. Покер вытащил из земли луковицу лилии. Теперь придётся сажать её обратно… Ну вот вам и ответ: именно так я пишу…

Форменным несчастьем, не только моим, но и каждого автора, стали типографские опечатки. Точно так же, как за ошибки строителей винят проектировщика, так и за опечатки винят автора. Я-то знаю, что «свинные и куринные окорочка» — это не автор кулинарной книги и не корректор изобрёл, а попросту виноват наборщик, но читателю-то откуда это знать? Я знаю, что фразу "Джордж приехал на «тойоте-корове» вместо «тойоте-королле» создал не Маклин и не переводчик. А орфографические ошибки в «Крестоносцах» Сенкевича? Школьники читают, а потом взрослые люди, естественно, не умеют грамотно писать.

Мне подложили парочку свиней. Первая оказалась в «Крокодиле из страны Шарлотты». Я чётко написала, что на проезжей части свернула влево. Потом «влево» мне почему-то изменили на «вправо», и все потеряло смысл. В «Больших заслугах» меня доконало издательство «Альфа». Вместо «эта хилая Мизя» они поставили «эта милая Мизя»! Ведь есть все-таки разница! Представим себе кривого, больного урода, которого вместо «хилый» вдруг называют «милый»! Люди, мне только повеситься остаётся, больше ничего! Или «бор», который мне изменили на «бар»! Одно дело, если люди отправились собирать грибы в бор, и совсем другое дело — если в бар!

В романе «Что сказал покойник» меня добили географическим ляпсусом. Я упустила этот момент, когда читала корректуру, и только читатели уведомили меня об ошибке. Откуда у редакции взялись Острова Белого мыса, не знаю! Убейте меня, в подлиннике было чёрным по белому написано: Острова Зеленого Мыса, Capo Verde.

Когда-то я писала статью о дизайне интерьера и отдала её перепечатать машинистке. Речь в статье шла об англосаксонском стиле. Так вот, машинистка изобрела свой стиль: НАГЛО-САКСОНСКИЙ, причём придерживалась его весьма последовательно.

Иногда такая опечатка меняет весь смысл произведения. Одна переводчица с ужасом обнаружила, что смысл переведённого ею рассказа был извращён одной-единственной буквой. Вот как это произошло.

Рассказ — пера одного из американских писателей, не помню кого именно — сводился к тому, что бедную девушку, дочь смертельно больной матери, соблазняет циничный миллионер. Он обещает ей златые горы, но порядочная девушка холодна к его посулам. И тут миллионер прознал про её слабое место — больную мать — и пообещал девушке огромную сумму на лечение матери, если та проведёт с ним ночь. Кульминационная фраза этой сцены звучала так:

— Да! — сказала Мэри.

В изданном тексте чёрным по белому стояло:

— ДО! — сказала Мэри.

Комментарии излишни.

Иногда я думаю, что за учителя были у наших корректоров, редакторов и наборщиков. Мои подозрения, что неправильнописанию их учили в школе, вполне оправданны, если вспомнить один случай.

Соседка, мать девочки-школьницы, пришла к нам выяснить, как пишется слово «почерк». Я ответила. Оказалось, что девочка написала правильно, а учительница исправила ей на «поДчерк». Боже мой…

И как тут удивляться капралу милиции, из глубокой провинции, который в протоколе написал, что преступник был взят в ресторане «Фигвам»! Он не имел в виду, что ресторан назывался столь вызывающе и дерзко, просто он считал, что слово «вигвам» именно так и пишется. Замечательные у него, должно быть, были учителя!

Собственно говоря, проехавшись по здравоохранению, надо было бы теперь посвятить время и место просвещению, потому что эта область точно так же требует призвания и жертвенности. Однако собственных печальных воспоминаний и собственного опыта у меня нет, поскольку в дни моей молодости учителя были замечательные, а позднее, честно говоря, я избегала школ, как чумы. Тесный контакт с учительницей моего сына у меня произошёл только раз и характеризует её не с самой худшей стороны.

Это была учительница русского языка. У ребёнка моего двойки по этому предмету были непрестанные, как полярная зима, близился конец года, а ребёнку грозила переэкзаменовка на осень. Такая перспектива ему не улыбалась, а учительница была настолько уверена в двойке, что даже не хотела его спрашивать. Я вмешалась, потому что он на моих глазах битых две недели учил этот злосчастный предмет, и я считала, что старания надо как-то вознаградить. Я отправилась к учительнице.

— Проше пани, если он два года ничего не делал, то каким чудом смог выучить все за две недели? — сердито спросила меня учительница.

— Да, вполне с вами согласна. Но ведь часть воспитательной деятельности в том и состоит, чтобы ему это доказать, поэтому помогите мне, прошу вас. Пусть парень сам убедится, что ничего не знает, иначе он во веки веков будет считать, что он умный, а мы с вами обе дуры.

Пожав плечами, она велела сыну прийти на экзамен. Я ждала в коридоре. В глубине души я очень надеялась на благополучный исход, потому что немного знала собственных детей. Разумеется, речь шла о Ежи, а не о Роберте. Роберт на такие мелочи, как двойки в школе, плевал с высокой колокольни.

Через полчаса изумлённая учительница вышла из класса, удивлена она была так, что глаза лезли на лоб.

— Вы знаете, он действительно все выучил, — в полном ошеломлении призналась она. — Может быть, раньше он только притворялся? Я поставила ему тройку. Ничего не понимаю…

Бог весть в который раз я благословила в душе отцовские гены моих детей. Они и впрямь имели способности к иностранным языкам.

Разумеется, к опечаткам это никакого отношения не имеет.

Я все ещё сижу в доме моих детей, которые сегодня должны вернуться. Как раз приехали ассенизаторы и выкачивают выгребную яму. Обоих псов пришлось запереть в доме. Каро бурно протестовала, укусила Покера, тот заплакал. Собаки грызутся между собой, и я чуть ли не каждую минуту должна их разнимать. Что за текст выйдет из-под моего пера?!.. Если меня кто-нибудь ещё раз спросит, как я пишу, ей-богу, буду стрелять без предупреждения!

К последним событиям в нашей семье относятся два путешествия.

В августе, когда было ещё страшно жарко, Каролина возмечтала увидеть Евро-Диснейленд под Парижем, и моя невестка решила с ней поехать. Ни с того ни с сего я пожелала к ним присоединиться. Побросала все дела, сорвалась с места и поехала. Глупо, ничего не скажешь.

Глупость проявилась в первую очередь в дорожных сборах. Вместо того, чтобы взять сумку с багажом и другую, лёгкую, на каждый день, я впихнула все вместе и потом должна была таскать с собой здоровенный баул размером с платяной шкаф. Я была зла сама на себя, как собака.

По дороге ничего особенного не происходило, с гостиницами нам повезло — дважды попадались очень хорошие, удобные и приятные, со свободными номерами, автостраду в стадии землеустроительных работ Ивоне удалось преодолеть, и на третий день мы остановились в Реймсе, где я решила обязательно осмотреть собор. Девочки мои закапризничали, им хотелось поскорее добраться до места, мне, впрочем, тоже, но, коль скоро мы были в Реймсе, не осмотреть собор было бы нелепо.

— Я только посмотрю снаружи, — пообещала я, — внутрь не полезу.

Ивона сдалась, направилась к собору и объехала его вокруг.

— Ну и на кой вам любоваться строительными лесами? — с упрёком спросила она.

Что поделать, собор был на ремонте, и мне пришлось махнуть на него рукой. Доехали мы до этого Евро-Диснейленда, гостиницу выбрали по картинке в проспекте. И там начался ад земной. Всюду кишели дикие, невероятные толпы. Количество детей превосходило всякое воображение, но ведь, в конце концов, вся катавасия и была выдумана специально для детей, так что с этим пришлось смириться. Ивона с Каролиной помчались регистрироваться к портье, я с час караулила машину и добро в ней, с большим интересом наблюдая за сценами, какие разыгрывались вокруг. Мы получили двухкомнатный номер, было ещё рано, потому что от Реймса до Парижа близко, и мы сразу же отправились развлекаться.

Погода испортилась, подул ветер, набежали тучи и стал накрапывать дождик. Подумаешь, моросит — эка невидаль.

Когда Ивона с Каролиной пошли кататься на карусели, дождь полил сильнее. Они были под козырьком, я стояла снаружи, таращилась на них, и мне даже не приходило в голову обернуться, а между тем сразу позади меня продавали жёлтые пелеринки от дождя. Их заметила только Ивона, она пробралась сквозь толпу, купила три штуки, мы их нацепили — и дождь немедленно прекратился.

Настоящий ливень хлынул, когда мы оказались в лабиринте Алисы в Стране Чудес. Лабиринт на то и лабиринт, чтобы из него нельзя было запросто выбраться. Он создан под открытым небом, стенки в нем из густейшей стриженой живой изгороди, пролезть сквозь них невозможно, по аллейкам текли потоки по щиколотку, с неба лил форменный водопад, а Каролина сатанински хихикала, заводя нас в тупики. Наконец мы все-таки выбрались из лабиринта, и тут ливень кончился, как ножом отрезало.

Тем не менее вода под ногами хлюпала. Пытаясь обходить самые глубокие лужи, я шла за девочками, не отдавая себе отчёта в том, куда бреду. И вдруг я оказалась в какой-то очереди, которая уже зашла за оградительный барьерчик и явно направлялась в какое-то здание.