– Идет! – обрадовалась Мартуся. – Очень даже идет.

– А с чего это вдруг ты мне забиваешь голову этим вагоном?

– Ты где? – спохватилась Мартуся.

– Уже дома. Только что ввалилась.

– Ну, значит, можешь со мной разговаривать. Или не можешь? Если что, я подожду…

– Нет, говори, у меня все в порядке, разве что не хватает третьей руки. Насколько я поняла, ты до него дозвонилась?

– Не сразу, но дозвонилась. И представь, он мне все рассказал! Даже не пришлось ничего придумывать, он с ходу похвалил меня за мою… как он выразился? Ага, гражданскую позицию. По-английски звучит очень внушительно. Так что у меня уже есть телефон той родственницы-домработницы. И она вовсе не турчанка!

– Это он доложил?

Ну, знаешь ли, я еще не спятила, чтобы выставлять себя перед иностранцем последней дурой. Конечно, я не стала задавать идиотских вопросов, просто он назвал ее фамилию. По-моему, у турок не в ходу фамилия Гонсовская, как считаешь? Знаю-знаю, сейчас скажешь, что она турчанка, но вышла замуж за Гонсовского. А вот и нет! Ядвига ее зовут! С тебя довольно? Убедительно, ничего не скажешь.

– Слушай, а как, интересно, он тебе продиктовал ее фамилию? Там ведь носовое «о» есть.

– Вот именно! – восторженно выкрикнула Мартуся. – Это просто какой-то потрясающий полицейский! Уж такой дотошный! Полчаса мучился, чтобы объяснить мне, что вот дальше идет буква не простая, а с хвостиком, и хвостик этот смотрит вправо, к тому же похож на запятую. И для ясности приводил мне какое-то французское слово, да я не поняла, ведь французского не знаю.

– Но ты все-таки сообразила?

– Пока с французским сравнивал, чуть голову не сломала, но когда он по-английски объяснил и про хвостик, и про запятую, тут всякий дурак сообразит. Правда, насчет хвостика я задумалась, хвосты ведь разные бывают, так он мне тут же в пример привел поросячий хвостик.

– Вот не ожидала от тебя! – честно призналась я. – Неужели ты знаешь, как по-английски «поросячий хвостик»?

Ничуть не обидевшись, Мартуся с гордостью похвасталась:

– Я по-английски еще и «оглоблю» знаю. Видеть-то не видела, а вот как будет по-английски – знаю. И еще знаю, как будет «паздур».

– Спятить можно! – поразилась я. – Тебя что, обучала английскому какая-то деревенская прабабка из гуцульской деревни?

– Бог с тобой, не было у меня никаких гуцульских прабабок, – возразила Мартуся. – Английский я сама выучила. А кстати, что такое «паздур»?

– Резное украшение на крыше в виде столбика или длинной палки, обычно помещается на пересечении стропил. На конце какая-нибудь фигурка или звездочка… Слушай, мне казалось, ты собиралась говорить со мной на криминальные темы, так что хватит болтать про конскую упряжь и особенности сельской архитектуры.

– А при чем тут конская упряжь?

– Оглобли нужны, когда лошадь запрягают, скажем, в телегу. Это тоже такая длинная палка. Про телегу объяснять не буду, и не проси. Что тебе сказал Юрек-Вагон?

– Значит, так. Эта Гонсовская приехала в Англию на заработки незадолго до того, как Польша присоединилась к ЕС, так что у них оказались ее данные. Она вовсе не из Кракова, а из-под Варшавы, из Ломянок…

– Тоже интересно, как он тебе по буквам эти Ломянки передал, ведь первое «л» твердое, такой буквы тоже нет в других языках.

– Просто сказал, что почему-то оно перечеркнуто наклонной линией, а я сразу и догадалась. Он дал мне ее телефон в Челси. В Ломянках телефона нет.

– И что? Ты звонила?

– Один раз позвонила, но никто не снял там трубку. Тогда я решила позвонить тебе.

– И очень хорошо сделала, хотя нам это ничего не дает. А ей ты позванивай, меня и в самом деле интересует, каким боком вся эта история тебя касается. Впрочем, дай-ка мне ее. номер, я тоже позвоню.

Мартуся продиктовала мне номер телефона Ядвиги Гонсовской, и на том наша беседа завершилась.

Я наконец заварила чай и с неприязнью посмотрела на машину, которую надо было разгрузить. Кого бы позвать на помощь? Лучше всего Витека, мужа моей кузины Малгоси, тем более что я привезла им в подарок обещанный чай.

Выяснилось, что Витек находится на Воле, но немедленно. приедет. К его «немедленно» я отнеслась скептически – в часы пик, да еще с Правобережной Варшавы!

Вообще-то из машины мне ничего срочно не требовалось. Ну, может, второй мобильник, любимый картофельный салат, привезенный из Дании, а главное – нечто невообразимое, выловленное из моря, высушенное на балконе отеля и представляющее собой замысловатый клубок морских водорослей, чрезвычайно декоративно обмотавшийся вокруг коряги. Я всю дорогу прикидывала, на какой стене лучше всего повесить эту прекрасную страхолюдину.

Я как раз приколачивала ее над диваном, когда брякнул гонг у калитки. Наверняка Витек.

– Открыто! – заорала я во все горло, не отрываясь от своего занятия.

Послышались шаги.

– Витек, ваш чай на самом дне багажника, – не оборачиваясь, проинформировала я кузена, прежде чем до меня дошло, что топала не одна пара ног.

Приколотив последний гвоздь, я задом сползла с дивана и обернулась. Двое незнакомых мужчин, на вид не опасных.

– О, Панове, вы к кому?

– К пани Иоанне Хмелевской. И мы услышали нечто вроде разрешения войти.

– Да, я Хмелевская. А в чем дело?

Тут они привычным жестом одновременно извлекли из карманов удостоверения, ну в точности как в американских фильмах.

– Полиция…

Не передать, как я обрадовалась. Полицию, а прежде милицию, я люблю всей душой, общение с ней всегда делало мою жизнь интересней. Так что и этих стражей порядка я встретила приветливо и пригласила их в ту часть дома, которая у меня именуется салоном. Из кухни я прихватила сумочку.

– Вам небось надо предъявить документы?

– Не обязательно, – ответил один. – Вас и так все знают в лицо.

Холера! Если меня узнают по такому лицу, каким видят его в данный момент, то я просто обязана утопиться еще сегодня до наступления ночи. Проехала около двух с половиной тысяч километров почти без остановок, голова не вымыта, даже парик не напялен, никакого макияжа, устала как черт и наверняка выгляжу точно престарелый упырь. Впрочем, никто их не звал, а я, в конце концов, не собираюсь участвовать в конкурсе красоты.

– Езус-Мария! Сколько у пани кошек! – вырвалось у второго полицейского.

И этих принесло! Почуяли, что я вернулась, и появились раньше обычного времени. Штук десять кошек сидели на террасе. Надо бы их угостить по случаю приезда чем-нибудь вкусненьким, ну да ладно, потерпят, не похоже, что они тут без меня помирали с голоду.

– Это дикие кошки, – объяснила я. – Сейчас мода на диких кошек. Я их кормлю и вообще проявляю заботу и внимание. А они, обвыкшись, пытаются проникнуть в дом, но этот фокус не пройдет. Дикие кошки любят жить в домах, но одни, без хозяев. Вот и эти предпочли бы меня изгнать в кусты на участке. Но ничего, живем мы дружно:

– А когда вы уезжаете?..

– Их кормит моя родственница. Они уже к ней привыкли.

– Люблю кошек, – признался первый полицейский. – Умные и самостоятельные звери. Вы разрешите записать нашу беседу?

Я изумленно посмотрела на него:

– Неужели Панове пришли допрашивать меня? Ну да, не интервью же брать. Интервью полиции ни к чему. А к микрофонам я привыкла, записывайте. Говорите же, в чем дело?

Тот, что повыше, похоже, был и старше по званию. Я не преминула поинтересоваться. Они оказались комиссаром и аспирантом – никак не привыкну к этим новым званиям в полиции – что соответствует прежним поручику и старшему сержанту. Фамилии мне тоже сообщили, только попросили не упоминать их в моей писанине.

Тут я уже едва не подпрыгивала от любопытства.

Видя мое состояние, поручик, то есть комиссар, пояснил:

– Это не официальный допрос, а нечто вроде неформальной беседы. Если откровенно, сам не знаю, как точно назвать наш разговор. Нам надо снять показания… Видите ли, вы оказались свидетелем…

– Да неужели? – обрадовалась я. – С удовольствием побуду свидетелем. Интересно только, свидетелем чего?

Комиссар помолчал, тяжело вздохнул и решился.

– Никуда не денешься, придется начать с начала. Пани вернулась из заграничного путешествия…

– Вернулась. Час назад.

– Пожалуйста, опишите нам, по возможности со всеми подробностями, свой маршрут.

– В таком случае мне придется вооружиться атласом Европы. И дорожной картой Франции. И каталогами отелей…

О, как я умно поступила, когда под проливным дождем на стоянке перед отелем в Зволле отказалась от намерения вытащить географические пособия из огромных сумок на заднем сиденье машины. Оба полицейских изрядно намучились, проделывая это сейчас, в нормальных условиях. Два сильных мужика!

И началось. Они спокойно пропустили Вену, Зальцбург, Штутгарт, Люксембург, всю Бретань, Париж и оживились, лишь когда я доехала до Зволле. Что могло их заинтересовать в этом Зволле? Не дождь ведь… Буквально поминутно, со всеми подробностями, перечисляла я им все, что пережила в Зволле. Вот только никак не могла вспомнить, что ела на ужин. Ужинала – помню, а вот что именно ела?..

Впрочем, вопросы питания их не особенно интересовали, зато в стоянку у «Меркурия» они впились как клещи. О своей парковке мне пришлось рассказывать раз десять. Это какое же нужно иметь терпение?! Естественно, я не выдержала.

– Панове, – стиснув зубы, но вежливо попросила я, – скажите же, какого лешего? В конце концов, я не такая уж недоразвитая, чтобы не догадаться, что вас интересует именно эта автостоянка. Так вот – не было там ничего интересного! Решительно ничего. Обычная стоянка. Вот разве что необычным оказалось наличие свободного места прямо у входа в отель. Действительно редкость. Я и сама это сочла небесным даром и до сих пор удивляюсь, за что меня наградили боги. Но больше ничего! Так объясните, что я там такое интересное могла увидеть?

Подумав, они выключили диктофон, и комиссар признался:

– Мы просто оказываем дружескую услугу нашему голландскому коллеге, который попросил нас об этом. Разумеется, он оформил нужные документы, но дойдут они не скоро, так что мы сейчас действуем на свой страх и риск. Кстати, инспектор Гурский…

Услышав имя сотрудника полиции, с которым дружу уже не один год, я так и всколыхнулась.

– Что инспектор Гурский?

– Шлет пани привет…

– А-а-а… передавайте взаимный. Мне очень приятно. Понимаю, инспектор Гурский поручился за меня. Тогда тем более вы можете приоткрыть завесу служебной тайны.

– Хорошо. В багажнике машины, которая припарковалась рядом с вами, был найден труп. А вы, судя по всему, единственный человек, который видел водителя той машины.

Я думала целых шесть секунд. Ровно шесть, точно знаю, ведь передо мной на стене висели часы с секундной стрелкой. После чего со злостью выпалила:

– Труп был женского пола, зовут его Эва Томпкинс, ехал он в отпуск из Англии в Краков. Так? Или я – законченная идиотка и понятие «дедукция» мне чуждо. Что скажете?

Не очень-то они были потрясены, во всяком случае, изумления не показали. Помолчав немного, комиссар вежливо меня заверил:

– Ни в коем случае, пани совсем не идиотка. Только вот откуда вы все это узнали?

Тут я совсем разбушевалась:

– Ну конечно, полиция в своем репертуаре! Сами слова лишнего не скажут, а из тебя все жилы вытянут! И стоит рот открыть, как ты тут же становишься как минимум подозреваемым. Ладно, власти могут не доверять общественности, но кто дал им право сомневаться в умении этой общественности соображать?! У вас-то самих с соображением… Впрочем, слушайте. Так получилось, что по краковскому адресу покойной Эвы Томпкинс проживает моя хорошая приятельница и помощница. Что это вы так смотрите? Повторяю – так получилось. Именно в той квартире, куда якобы поехала Эва Томпкинс. Причем живет моя знакомая там недавно, до этого квартира два года стояла пустой, а у покойной Эвы в Кракове могли быть родные и знакомые, могли знать о пустой квартире и сообщить безопасный адрес, по которому Эву никто не найдет. Может, она хотела скрыться от всех, уединиться?.. Так что логическая цепочка вполне напрашивалась. Я из Польши. В багажнике машины на голландской парковке найден труп. А моей подруге названивает голландская полиция, которая разыскивает Эву Томпкинс, якобы проживающую по ее адресу. Значит, покойница, скорее всего, тоже из Польши. Эй, постойте, а откуда стало известно, что этот тип подъехал именно тогда, когда я там уже стояла?

Оба так смутились, что я сразу поняла – правды не скажут. Но они сказали.

– Хотите верьте, хотите нет, мы этого сами не знаем. Следствие ведет полиция Голландии, их инспектор не стал вдаваться в подробности своего расследования, просто попросил об услуге – переговорить с пани. А откуда известно? Наверняка кто-то видел.

– Только меня?

– Нет, водителя второй машины тоже. И нас интересует главным образом он.

Я немного помолчала, остывая.

– Хорошо, расскажу все – что видела, что слышала, что думаю. Включайте свою штуковину. И пусть ваш Юрек-Вагон получит мои показания полностью, в развернутом, так сказать, виде.

– Как пани сказала? Какой, простите, вагон?

– О Езус… А вы сами в состоянии произнести его фамилию? Знаете, в Амстердаме есть улица, название которой прочесть невозможно, что-то вроде Неееувереенеобгоняяй. Мне еще там напялили на колесо желтый башмак.

Мы вернулись к делу. Кажется, полицейские пришли к выводу, что я особа несдержанная, импульсивная и, следовательно, правдивая. Комиссар включил магнитофон.

– Что пани известно об Эве Томпкинс?

– Абсолютно ничего. Первый раз я услышала ее имя от моей приятельницы из Кракова.

– Пожалуйста, опишите человека, который вышел из «мерседеса». По возможности поподробнее.

Рост метр восемьдесят два – восемьдесят четыре, – медленно начала я. – Определять расстояния и размеры я умею, пан комисcap. Плечистость… средняя. Не толстый, не тощий, в самый раз. Если бы пригласил меня на танец, я бы не отказалась. Без бороды и усов, хорошо выбрит. Лицо… челюсть такая… решительная, подбородок немного выступает, губы узкие, но хорошей формы. Очень красивые брови, мне бы такие, но не столь густые. Глаза светлые, цвет определить не берусь, для этого на стоянке было темновато. Густые длинные ресницы, вполне годится на роль первого любовника в кино. Нос… к сожалению, без особых примет, нос как нос. Общее впечатление – красивый мужчина, но какой-то такой… холодный. Четверть века назад мог бы за мной приударить, не исключено, что успешно. Если бы в нем что-нибудь… сверкнуло. Там, на стоянке, что-то в нем показалось мне неприятным. Как бы это поточнее выразиться?.. О, поняла – я ему не понравилась.

– Ничего удивительного, – заметил комиссар. – Когда везешь труп в багажнике…

– А возраст вы во внимание не принимаете? – сладким голоском спросила я.

Возрастом я их точно ошарашила. Они долго переваривали мое замечание, потом комиссар все же уточнил:

– Чей возраст пани имеет в виду? Да, кстати, как бы вы определили его возраст?

– Черт его знает. Не сопляк, но и не старый хрыч.

– Попытайтесь все же уточнить, ведь вы его видели вблизи.

– Постараюсь, хотя и не ручаюсь за точность. Если бы за нежелание постараться мне пригрозили отрубить голову, я назвала бы… что-то в районе сорока – сорока пяти лет. Приблизительно.

– Вы видели, что он делал потом?

– Нет, он очень быстро прошел мимо меня и растворился во тьме. Припустил сильный дождь, под таким редко кто ходит прогулочным шагом. Я оказалась к нему почти спиной, точнее, боком и не смотрела вслед, знаю лишь, что шел он в направлении выезда со стоянки. Я же стала вытаскивать вещи из машины и не знаю, что он делал потом. Мог и казачка плясать, не видела.

– Портрет по памяти! – вырвалось у молодого.

Комиссар уточнил:

– Как вы считаете, можно с вашей помощью составить фоторобот?

– Отчего же… Если меня не подведет зрительная память…

Хлопнула дверь. На сей раз это был Витек. Я торопливо сообщила ему, что у меня в гостях господа полицейские, а я свидетель и даю важные показания, так что не могу отвлекаться на разгрузку машины, придется ему заниматься этим самому, а чай для него и Малгоси находится на самом дне одной из огромных сумок на заднем сиденье. Витек, не особенно заинтересовавшись моими показаниями, отправился на разгрузочные работы.

Полицейские же, похоже, покончили со своей задачей. Испросив разрешения, если понадобится, нанести мне еще визит и даже, в случае необходимости, пригласить меня в комендатуру полиции, они распрощались.

А я поспешила к Витеку.

Прошло порядочно времени, пока я отошла от дорожной усталости и домашних хлопот. Дел накопилось немало: подготовить двадцать грязных рубашек сына к сдаче в прачечную; разобрать книжный завал, образовавшийся в салоне; перекачать файлы из ноутбука в настольный компьютер; сгонять за продуктами; накормить кошек; наконец, проверить, все ли в порядке на участке.

Мартусе я позвонила уже поздним вечером.

– Нет этой бабы, – не дожидаясь моих расспросов, объявила она. – Представляешь, целый день звоню, никто не подходит к телефону. Сбежала она, что ли?

– Судя по тому, что делалось у меня…

– А что у тебя делалось?

– Приходила полиция, с меня снимали свидетельские показания.

– С ума сойти! И что?

Я пересказала свою беседу с полицией, а потом резюмировала:

– Твоя баба, скорее всего, сбежала. А Эва Томпкинс мертва, и это ее труп обнаружен в багажнике машины, что припарковалась рядом со мной в этом Зволле. Теперь понимаешь, почему и я причастна к этой истории? Представляешь, подъезжает тип и паркуется рядом, а у него в багажнике труп. Судя по всему, Эвы Томпкинс.

– Что ты говоришь! – ужаснулась Мартуся.

– Во всяком случае, я пришла к такому выводу, а полиция не стала мои выводы опровергать…

Инспектор Рейкееваген ухватился за пришедший из Польши факс, как дьявол за душу пройдохи.

Сделан бы огромный шаг вперед, теперь имелось описание внешности подозреваемого. Конечно, если эта баба не наврала с три короба. Однако польская полиция уверяла, что свидетельница дала правдивые показания. Да, фоторобот оказался очень кстати!

Вскоре голландцам опять потребовалась помощь польских коллег. Домработница Эвы Томпкинс бесследно исчезла, и разумнее всего было разыскивать ее на родине, то есть в Польше. Поскольку у инспектора имелся польский адрес исчезнувшей леди, он снова обратился к полякам – с просьбой проверить, нет ли ее дома. На сей раз он оформил все необходимые документы, что потребовало уйму времени, уж очень неясной представлялась связь обнаруженного в Голландии английского трупа польского происхождения с польской уборщицей.

К тому же супруг Эвы, мистер Томпкинс, по-прежнему не давал о себе знать. Домработница сказала инспектору, что Томпкинс уехал то ли в отпуск, то ли в командировку, причем за неделю до смерти жены. Объявлять его в розыск оснований не было. Оставалось надеяться, что однажды он объявится сам по себе.

Уже на следующий день инспектор узнал, что Ядвиги Гонсовской в Польше нет. Да, она официально проживает в каких-то Ломянках под Варшавой, а Варшава, кажется, столица этой страны, но ее квартира стоит пустой – нет там ни ее родителей, ни ее младшей сестры, ни ее еще более младшего брата, всех их словно корова языком слизнула. Дом оставили под присмотром соседки, которая поливает цветочки и кормит кошку.

Более того, польские коллеги преподнесли голландскому собрату неожиданный подарок – устроили нечто вроде конференции на двух языках. Инспектор Рейкееваген позвонил в квартиру соседки, телефон которой любезно сообщили поляки, и лично допросил упомянутую особу. Других возможностей для связи у него не было. Похоже, в этой подваршавской дыре не слышали ни о компьютере, ни об Интернете, ни об эсэмэс-сообщениях. По словам соседки, она до смерти боялась всех этих новомодных штучек.

Зато о семействе Гонсовских она знала все.

– Ихняя Ядя, почитай, уже год как в Англии сидит, – докладывала соседка, а некий Анджей Блажей, помощник комиссара, очень способный к языкам молодой человек, синхронно переводил ее показания на английский, прижав к уху телефонную трубку. – Иногда звонит, но чаще письма шлет. Она там у одной такой работает, по фамилии не то Топис, не то Томис, из наших тоже, Эва зовут, за англичанина вышедши. Какая-то ихняя дальняя родня, седьмая вода на киселе. Дом большой, но детей нет, так что Ядя очень довольна. И Эва эта по-нашему говорит, Яде никаких проблем, вот только с мужем какие-то проблемы, она его малость боится. Эва то есть боится, уж больно он ревнивый. Так Ядя пишет. Теперь его там нет, Ядя писала в Америку уехал бизнес делать, но уж, поди, скоро воротится. А Эва модой занимается, тоже неплохо зарабатывает, но куда там ей до евонных денег! Где мои соседи Гонсовские?

Дак ведь отпуск, они все к морю поехали, Ендрусь в каком-то лагере в Бещадах, а Бася на Мазурах, тоже целая группа. А чего случилось-то?

Инспектор через переводчика поинтересовался, не собиралась ли Ядя из Челси тоже куда-нибудь в отпуск. Соседке об этом ничего не известно, в письмах Ядя об этом не писала. А что, ее там нет, в Лондоне? Может, и уехала, раз хозяев нет, но ненадолго, дня на два-три, она там нашла знакомую какую-то, в Лондоне, значит, у нее гостит. Нет, ни фамилии, ни адреса знакомой она не помнит, хотя в письмах Ядя об этом писала. Ага, вспомнила имя знакомой, Юстина. А чего случилось-то?

От малолетних Ендруся в Бещадах и Баси на Мазурах вряд ли будет какой толк, а вот родители Гонсовские – другое дело. И Анджей Блажей по собственной инициативе поинтересовался у говорливой соседки, не знает ли она их адреса на море.

Оказывается, знала не только адрес, но и телефон. А чего случилось-то?

– Ничего особенного, – ответил находчивый помощник комиссара, – просто пани Эву Томпкинс срочно разыскивают по работе, не могут найти, номер ее сотового потеряли и теперь пытаются разыскать через домработницу. А той нет, вот и подумали – не найдут ли в Польше. Спасибо пани за помощь.

Осчастливив голландского коллегу новыми надеждами, молодой человек отправился звонить Гонсовским из другого места, понимая, что при этой бабе ничего лишнего нельзя говорить – вон как уши навострила. Позвонил из ломянковской комендатуры. После чего инспектор Рейкееваген попросил английскую полицию разыскать в Уайтчепеле по такому-то адресу особу по фамилии Сейка, зовут Юстина. Английские коллеги, в свою очередь, сообщили свежую информацию об Эве Томпкинс.

Час назад английским полисменам удалось выйти на некую миссис Миллз. Эта пожилая женщина проживала в соседнем доме с Томпкинсами. И она была единственная из соседей, кто хоть что-то мог сказать о погибшей. Да, она знает миссис Томпкинс, а ее собака знает эту леди еще лучше, и данное обстоятельство создает определенные проблемы. Миссис Томпкинс любит собак, Роза это чувствует и отвечает ей взаимностью – как увидит, всегда бежит к ней, пытается прорваться сквозь решетку в садик Томпкинсов. Собственно, из-за Розы они и познакомились. Именно Роза унюхала, что ее любимая соседка уезжает, и, вырвавшись наружу, бросилась к ее машине. Только благодаря этому миссис Миллз и узнала об отъезде соседки. Со всей ответственностью она заявляет, что к этому времени мистера Томпкинса уже с неделю не было дома. Осталась лишь прислуга, с которой очень трудно общаться. Что она еще может сообщить? Да больше и нечего, разве вот только… если это полицию интересует… у нее создалось впечатление, что брак Томпкинсов нельзя назвать счастливым. Оно и не удивительно, ведь миссис Томпкинс – молодая интересная женщина, а ее супруг – старый надутый индюк. И собак не выносит. Но отношения у них плохие не только из-за собак…

Английские коллеги инспектора Рейкеевагена обошли всех соседей Эвы Томпкинс, но только миссис Миллз могла хоть что-то сказать об Эве. В доме напротив сообщили лишь, что в интересующем полицию доме живут две очень красивые женщины, одна совсем молодая, вторая постарше, и пожилой джентльмен. Младшая из леди почти все время дома, старшую они видят реже. А в общем, соседи ведут нормальный, спокойный образ жизни, никаких эксцессов. Никого там нет? Ничем не можем помочь, впрочем, в сезон отпусков это не редкость.

Соседи, живущие слева от Томпкинсов, заявили, что в доме кто-то живет, но исключительно взрослые, так что никаких криков и шума. И никаких конфликтов.

Был еще дом позади дома Томпкинсов, но он стоял пустым. Да, сезон отпусков…

Но ближе к вечеру инспектор Юи Рейкееваген должен был признать, что день прожит не зря. Улов – целых две новости, вселившие надежду на успех следствия.

Первая новость пришла из Франции. Недели две назад французская полиция поймала наркомана, пытавшегося проникнуть в гараж виллы некоего мсье Аяпуэна в парижском предместье Нейи-сюр-Сен. Из гаража можно было попасть в дом, поэтому наркоман и начал с гаража, в который, как он считал, забраться легче. Действия неумелого взломщика тем не менее увенчались успехом, но при этом сработала сигнализация, и парня скрутили на месте преступления. Он оказался под кайфом, и французская полиция предположила, что к мсье Ляпуэну он сунулся по ошибке. Скорее всего, незадачливый воришка хотел проникнуть в дом доктора, соседа мсье Ляпуэна, где можно было поживиться наркотическими средствами. Владельца виллы в Париже не было (сезон отпусков!), но полиция сработала на славу, обезвредила грабителя, а попутно записала номер автомобиля, стоявшего в гараже.

А спустя несколько дней французы обнаружили, что голландская полиция интересуется темно-зеленым «мерседесом» с точно таким номером.

Французы выяснили, что, во-первых, «мерседес» не принадлежит владельцу виллы. Тот ездит на темно-синем «ягуаре». А во-вторых, сейчас «мерседеса» в гараже нет. Десять дней назад он там стоял, а теперь не стоит. Гараж пуст. Ну и в-третьих, имя владельца виллы и гаража – Марсель Ляпуэн, где находится данный мсье – неведомо, и в розыск они его смогут объявить только после официального запроса из Голландии. Или же если голландский инспектор попросит французских коллег помочь на дружеской основе.

И опять все кляли на чем свет стоит этот проклятый отпускной сезон.

Элементарная порядочность не позволила инспектору просить французов о такой услуге. Не было у него пока уверенности, что именно Марсель Ляпуэн прикончил Эву Томпкинс и на ее же «мерседесе» отвез труп в далекий Зволле. Инспектор ограничился тем, что попросил сообщить приметы Марселя Ляпуэна.

Приметы сообщили охотно. Жгучий брюнет, красавец мужчина, слегка мефистофельского типа, рост метр семьдесят девять, вес семьдесят восемь, возраст тридцать восемь…

Тут инспектор почему-то сразу почувствовал – что-то не так, и опять в нем заворочались сомнения касательно Эвы Томпкинс. Но, поскольку сразу же поступило второе сообщение, он на него и переключился, на время забыв о своих сомнениях.

Юстину Сейку в Лондоне разыскали молниеносно. С английским у нее все было в ажуре, так что инспектор мог пообщаться с ней лично.

Знает ли она Ядвигу Гонсовскую? Знает, конечно. Знает ли она, где упомянутая Ядвига находится в данный момент? Нет, этого не знает. А где она находилась, скажем, вчера?

Вчера… Здесь находилась, у нее, у Юстины. Приехала навестить. На день-два приехала, потому что хозяев Ядвиги в городе нет и ей нечего делать в пустом доме. А ей, Юстине, тоже нечего делать…

Тут Юстина запнулась, пришлось инспектору ее немного поторопить. Видите ли, она работает у англичан, магазин они держат, а сейчас на две недели уехали в Шотландию. Вот они с Ядвигой и решили встретиться, пообщаться, раз появилось свободное время. Не так уж часто у девушек появляется это самое свободное время, работы всегда много. Ядвига очень ответственная, она побоялась оставить свой дом надолго, вот и уехала посмотреть, все ли там в порядке, цветочки полить, так что где в настоящий момент находится подруга – сказать трудно. Может, в Челси, а может, в пути. Они, видите ли, договорились опять встретиться, раз у обеих вышло что-то вроде отпуска, – немного погулять по городу, хоть посмотреть на этот Лондон, а то живут тут и не видят ничего, все времени нет…

Когда Ядвига вернется? Этого Юстина не знала, но надеялась, что скоро.

Тут инспектор Юи Рейкееваген почувствовал непреодолимое желание посетить Лондон, слишком уж много дел накопилось там. Но он подавил в себе этот порыв. В конце концов, от Ядвиги Гонсовской требуется только одно: чтобы она впустила полицию в дом хозяев. Инспектору как воздух нужен был хотя бы один-единственный отпечаток пальца ее хозяйки. С английскими коллегами он договорится, они для него это сделают.

И инспектор вежливо попросил мисс Юстину позвонить мистеру Джеймсу Бартлетту, о профессии, месте работы и звании этого мистера он деликатно умолчал. Так вот, надо позвонить мистеру Бартлетту и сказать следующее: у его голландского знакомого маленькая проблема, которую мисс Гонсовская легко разрешит.

Закончив говорить с Юстиной, инспектор тотчас позвонил Джеймсу Бартлетту, молодому сотруднику из криминальной лаборатории, с которой имел дело старинный приятель инспектора. С этим приятелем Юи Рейкееваген подружился еще в дни своей далекой молодости – на рыбной ловле в Шотландии. А юный Джеймс приходился приятелю родным племянником и был в курсе всей этой истории с запертым домом в Челси.

А под самый уже вечер пришло и третье полезное сообщение – поляки прислали фоторобот подозреваемого, сделанный на основании показаний единственной свидетельницы. Портрет сопровождался комментарием: свидетельнице можно верить, хотя она и чересчур эмоциональна, зато очень наблюдательна. Человек этот ей не понравился – по ее словам, у него холодное, злое лицо.

Инспектор долго вглядывался в черты лица предполагаемого преступника. Таких типов полным-полно, он чем-то напоминал сразу нескольких известных киноактеров, так что особенно ничем не разживешься. Разве что отпадали все косоглазые, кривоносые и со скошенными подбородками.