Я уже сидела раскорякой на подоконнике, собираясь спрыгнуть внутрь дома, когда услышала шум мотора. Он приближался, вот уже и свет фар стал виден сквозь деревья; по дорожке, ведущей к участку, ехала машина. Легковая, не «нисса», судя по звуку двигателя. Не хватало ещё, чтобы меня застигли в такой идиотской позиции! Я быстренько протиснулась в окошко и свалилась на пол чуланчика. Вовремя! Уже в следующую секунду фары осветили дом. Автомашина остановилась перед воротами. Фары потухли, мотор затих, наступила тишина.

В кромешной тьме — фонарик зажигать не рекомендовалось — я потихоньку попыталась подняться с пола, выбираясь из груды чего-то, наваленного здесь. Дура, не сообразила предварительно рассмотреть место, куда прыгать буду! А теперь вот и шуршать опасно.

Хлопнула дверца автомобиля, значит, из него кто-то вышел. Забренчало железо, щёлкнул запор — отперли ворота. Вот они заскрипели, и я услышала скрип гравия под осторожными шагами. Вроде шёл один человек. Так, посмотрим, что будет дальше.

А дальше ничего не было. Человек затаился, я его больше не слышала. Езус-Мария, что это значит? Кто он? Зачем ночью приехал? Почему так крадётся? И что делает сейчас, может, увидел свет моего фанарика и сейчас подкрадывается, чтобы захватить меня врасплох? Это не рабочие, те уехали на «ниссе», фургонетку я всегда узнаю по звуку двигателя…

Звук, раздавшийся во дворе, там, куда приближался неизвестный, заставил волосы на голове подняться дыбом. Звук какой-то потусторонний, жуткий, ни на что не похожий. Кто-то совершенно нечеловеческим голосом заорал хрипло и пронзительно, и так как-то на одну букву «е». Звук приближался, делался все громче и страшнее, И тут я услышала, как кто-то уже человеческим голосом в ярости прошептал:

— Пошла прочь, холера! Брысь! Ай!

Поскольку непонятные звуки заглушали все вокруг, я смелее выбралась из кучи какого-то тряпья и бумаг, наваленных на полу, и осторожно выглянула в окошечко.

Езус-Мария, коза! Коза, лопнуть мне на этом месте!

Большая чёрная коза с агрессивно нацеленными рогами, устрашающе мекая, атаковала какого-то незнакомого мужчину. Ну, чистый сюрреализм! Мужчина прыгал перед ней, пытаясь увернуться от острых рогов, отчаянно отмахивался, но почему-то не кричал, не звал на помощь. А агрессивное животное во что бы то ни стало пыталось вонзить в него свои большие, почти прямые рога. Не знаю, откуда здесь взялась коза. Может, самостоятельно пришла из близлежащей деревни, соблазнённая густой травой в заросшем саду. А может, её здесь оставляли специально, в качестве сторожа, вместо собаки. Вон как отлично выполняет её обязанности! И не привязана, пользуется полной свободой движений. А до чего грациозное животное! До чего ловкое! Вон как скачет, вон как ловко уклоняется от столкновения с разбросанными повсюду стройматериалами, даже копытцем их не заденет, даже головы в их сторону не повернёт, ни на секунду не отвлекаясь от противника. Вот она зацепила-таки рогом за карман пиджака и разорвала его. Мужчина схватил попавшуюся под руки какую-то железяку, пытался огреть агрессора, куда там! Коза с такой точностью уклонялась от ударов, словно в неё была вмонтирована радарная установка. Зато сама наносила их то и дело, грациозно кружась вокруг неприятеля. Ну просто балерина, да что балерина, циркачка!

Неприятель, похоже, изнемогал. Он уже из последних сил хрипел:

— Пошла прочь, свинья! Чего привязалась! Чтоб ты сдохла, скотина проклятая! Вот как дам в лоб! Отцепись, зараза!

Лампа у ворот светила ярко, и я могла в подробностях рассмотреть всю эту захватывающую, нетипичную корриду, с трудом сдерживая смех. Потом спохватилась-что же я теряю время? Мужчина, отбиваясь от козы, явно стремился продвинуться к двери дома, если войдёт в дом, как тогда проникнуть в подпол? А вдруг он тут намерен заночевать? Оба они с козой производили достаточно шума, чтобы под этот шумок я могла безопасно пробраться к люку в подвал. Думаю, и посветить себе под ноги могу, он теперь не видит ничего, кроме воинственно нацеленных на него длинных прямых рогов.

Где на ощупь, а где посвечивая себе под ноги, пробралась я в прихожую, оттуда по лестнице спустилась в цокольный этаж и сквозь завалы стекловаты и какие-то трубы пробилась к каморке, где, как я знала, находился потайной ход в подземелье. Прежде чем спуститься, я остановилась и прислушалась. Из крошечного окошка под потолком доносились звуки продолжающейся корриды.

Судя по звукам, война шла уже рядом с входной дверью. Сквозь яростные, приглушённые проклятия жертвы агрессии и яростного мемеканья агрессора явственно различила я бряканье замка. Наверное, мужчина одной рукой отбивался от козы, а другой нащупывал замок и пытался вставить в него ключ. Ага, и ворота открыл ключом, и от входной двери у него был ключ, значит, явился сюда легально, не так, как я…

Вот несчастный наконец ворвался внутрь дома и грохнул дверью, отгораживаясь от козы. Уфф! А потом я услышала его шаги на той самой лестнице, ведущей в цокольный этаж, по которой только что сама спустилась. На ходу он продолжал извергать проклятия по адресу дикой бестии и её безмозглых хозяев, которые не сажают её на цепь, а пускают разгуливать по посёлку. На его месте я бы так не разорялась. При его брюхе — а я видела в окно, какой он толстый, — такие физкультурные упражения пойдут лишь на пользу, наоборот, специально следует упражняться с козой.

Ох, да что мне за дело до его кондиции? Сейчас он будет здесь и увидит меня. Где спрятаться? Хламу вокруг много, но все мелкий, под ногами. Господи, куда же деваться?

В панике бросилась я в угол, где стояли прислонённые к стене доски, и попыталась спрятаться за ними, но моментально отскочила, потому что не только запуталась в паутине, заполнившей весь угол густой сетью, но и почувствовала на шее, на руках, в вырезе блузки вместе с паутиной и бесчисленных пауков. Нет, я не из тех женщин, которые визжат при виде самого невинного паучка, но столь неожиданный, прямой контакт с ними оказался сильнее меня.

Я инстинктивно отпрянула и вылетела на середину каморки в тот самый момент, когда в неё, распахнув дверь, ворвался козий враг и включил свет. Зажглась не люстра, не ослепительный юпитер, а всего жалкая лампочка под потолком, но этого оказалось достаточно: увидев выскакивающую из угла жуткую фигуру, мужчина как-то странно булькнул, — такой звук издаёт канализационная засорённая труба, когда её прочищают, — на полусогнутых ногах повернулся и кинулся прочь, да зацепился ногой за одну из труб на полу и, падая, врезался головой в первую из каменных ступенек.

Я подождала — он не двигался. Езус-Мария, этого мне только не хватало! В смерти Миколая меня уже подозревают, весьма вероятно, что и его соседку приписывают тоже мне, а теперь вот — третий труп?! С сильно бьющимся сердцем подбежала я к несчастному и нагнулась, желая узнать, что с ним. Дышит ли вообще? Под рукой нет зеркальца, как проверить? Есть фонарик, я попыталась приложить к губам потерпевшего стекло фонарика и, кажется, в волнении как следует двинула его в зубы. Стекло сразу же затуманилось. Хвала тебе, Господи!

Преодолев брезгливось, — в санитарки я никогда не годилась — я взяла потерпевшего за руку. Пульс прощупывался, значит, сердце билось, даже очень неплохо билось, сильно и ритмично. Все в порядке, выходит, он только разбил лоб и здорово врубился в ступеньку, потеряв сознание. Ничего, оклемается. Может, снять его голову со ступеньки, уложить поудобней? Нет, лучше не трогать пострадавшего, может, поврежу ему что… Если что с шейными позвонками, лучше ему не двигаться до прибытия врача. И что, так его оставить? Нет, надо хоть под голову ему что-нибудь подложить.

Я огляделась. Кроме стекловаты, водопроводных труб да извести, ничего поблизости не было. Не стану же я совать под разбитую голову стекловату! Может, в кухне что найдётся?

Спотыкаясь от волнения чуть ли не на каждой ступеньке, я поднялась наверх и отыскала кухню. Там действительно было много всякого тряпья, в том числе и не очень замурзанного, а главное, была вода.

Обратно я шла медленнее. Не хотелось споткнуться на ступеньках и растянуться рядом с уже одним пострадавшим в этом доме. Мне показалось, что он чувствовал себя лучше, во всяком случае, когда я стала смывать кровь с его лица, он вздрогнул и тихо застонал. И тогда мне пришла в голову очередная идея.

Вот я наконец оказалась в том месте, куда так стремилась, куда так непросто было попасть. Имею ли право не воспользоваться случаем? Проникнуть в подземелье, посмотреть, что там осталось, унести с собой что надо, уничтожить или спрятать. Вряд ли второй раз представится такой случай. Помешать мне может вот этот тореадор, когда оклемается, даже если и не помешает, то увидит меня и запомнит. Значит, надо сделать так, чтобы не помешал. Он жив, не помрёт, если полчасика подождёт врача, мне полчаса хватит. Нет, не помрёт! А смотреть на меня совсем лишнее, не в театре чать, пусть полежит спокойно, подождёт немного.

Я ещё не до конца продумала свою идею, а руки уже сорвали с него галстук и крепко, хотя по-возможности гуманно, связали его руки. Найденное в кухне тряпьё я подложила ему под голову, чистой тряпкой обернула верхнюю часть лица, оставив нос и рот для дыхания. Подумав, спустила повязку ниже, хватит с него и рта, челюсти, кажется, не вывихнул, может и ртом подышать, а все вернее. Под ногами у меня путался белый пластиковый шнур, я использовала его для того, чтобы связанные галстуком руки мужчины связать с его ногами. Знаю, пластиковая верёвка не очень прочная, но минут пятнадцать он с ней провозится, когда придёт в себя, а я уже решила, что управлюсь и за пятнадцать минут, зачем мне целых полчаса?

И приступила к операции. Волнение удесятерило мои силы, наваленные на люке нагромождения ящиков и досок я разметала в считанные секунды. Труднее пришлось со старыми водопроводными трубами и муфтами, которые заполняли один из ящиков. Вместе с ящиком сдвинуть их оказалось не под силу. Пришлось вытаскивать их из ящика и поодиночке отволакивать в сторону. Потом отволокла опустевший ящик, тоже с трудом, такой он был большой и тяжёлый. И только тогда под слоем пыли разглядела желанную дверцу люка в полу.

Все указания Павла я помнила отлично, в мельчайших подробностях, да тут именно в подробностях и состоял секрет. Я без труда отыскала нужные детали механизма-вроде бы на виду, а случайно все равно до них не додумаешься. Нажав где надо, подождала, задвижка с лёгким стуком легко отскочила вверх. Напрягая все силы, — тяжёлая, проклятая! — я потянула за скобу и открыла крышку люка. Эх, не сообразила предварительно потренироваться! Посветив фонариком, увидела ведущую вниз лестницу.

Ну, теперь отступать поздно, вперёд! Спустившись в нижнее помещение, я нашла выключатель и повернула его. Вспыхнул яркий свет. В первом помещении, размером с небольшой чуланчик, не было ничего, зато в следующем, пожалуй, все.

Ошеломлённая увиденным, я ещё пялилась на неизвестные мне станки и оборудование, соображая, с чего начать поиски, как вдруг до меня донёсся непонятный шум. Шелест? Стон? Шарканье?

Я замерла, напрягая слух, мурашки побежали по спине. Вот опять этот непонятный звук. Доносится как будто из соседнего помещения. На цыпочках двинулась я вперёд. Здесь мне обвал не грозил, подземные апартаменты были сделаны капитально. Медленно двигаясь вперёд, я оказалась в третьей комнате, заставленной какими-то пачками, и из неё начинался проход в уже знакомый мне подземный коридорчик. Именно оттуда и доносились встревожившие меня звуки.

Я не знала, есть ли в третьей комнате электричество, об этом Павел не сказал, света, поступающего через открытую дверь большой комнаты оказалось недостаточно, пришлось опять пустить в ход фонарик. Холера! Свод комнаты у входа в туннель обрушился, доски еле держались, некоторые из них уже валялись на полу, земля сыпалась с потолка.

И все-таки не этот звук меня встревожил. В туннеле кто-то был! Теперь я явственно слышала, как кто-то там барахтался и постанывал. Все ещё на цыпочках, внимательно прислушиваясь, не слышно ли чего подозрительного у меня за спиной, я прошла в туннель и увидела страшную картину. Обвал в туннеле доходил аж до самого дома. Земля вперемешку с досками заполняла его целиком, а снизу торчало полчеловека. Его верхняя половина, Четвёртый труп на моем пути? Хорошо бы труп, меньше хлопот… Как бы не так! Застонал, подлец, живой, только наполовину заваленный, верхняя половина туловища оказалась на свободе, значит, мог дышать, а остальное, начиная с пояса, было основательно засыпано грудой обвалившейся земли. Интересно, зачем я явилась в этот дом? Спасать потерпевших кретинов?

Света из соседней комнаты было недостаточно, я ещё пристроила зажжённый фонарик на груде земли, чтобы освободить руки. Раз уж такая моя планида, спасать кретинов, придётся заняться им, не оставлю же я человека помирать под завалами? А вызывать полицию и «скорую помощь»… Хватит с меня непродуманных действий, попробую обойтись своими силами, и к тому же помощь надо оказать немедленно. О Боже, ведь я не успела своих дел сделать! Осмотрев доступные мне полчеловека, я осторожненько попробовала его вытянуть из-под завала. Куда там, и не шевельнулся, завален был основательно.

Вот когда пригодилось мне моё архитектурное образование! Отыскав подходящие доски, я подпёрла ими потолок подземного коридора с торчащими в нем остатками деревянного перекрытия. На человека уже меньше давило, под завалом остались лишь ноги, и я опять попыталась потянуть его за плечи. Наверное, я сделала ему больно, потому что он страшно застонал и открыл глаза. Наклонившись над ним, я пристально всматривалась в лицо потерпевшего, пытаясь на глазок определить его состояние.

Сначала он смотрел, явно меня не видя, потом в глазах появилось осмысленное выражение. Выражение такого ужаса, какого мне ещё не приходилось никогда видеть в глазах человека.

— Ты чего

— -почти нежно, хотя и немного хрипловато спросила я, поддерживая руками его голову, и наклонилась ниже, чтобы разобрать, что он там шепчет.

— Почему? — в безграничном отчаянии прошептал пострадавший. — За что? Боже милостивый, за что же сразу в пекло? А я так надеялся хотя бы на чистилище…

Странно. Ведь ему придавило ноги, а не голову, а у него явно не в порядке с головой. Может, все-таки получил сотрясение мозга?

Меж тем пострадавший явно приходил в себя, голос его набирал силу, вот уже не шёпот, а крики издавал этот человек, за что-то смертельно обидевшийся на Бога.

— Заткнись! — со злостью крикнула я спасённому безумцу, ибо шум мне был совсем ни к чему. — Надо посмотреть, что у тебя с ногами. Какого черта ты вообще сюда полез?

— Черт! Черт! — подхватил безумец. — Не трогай меня! Я все объясню.

Не ожидая объяснений, не обращая внимания на слова потерпевшего, я начала спасательную операцию. Скоро выяснилось, что на ноги ему свалилась одна из полукруглых досок свода, которую засыпало тонны две прекрасной унавоженной земли.

Доски торчали из груды земли, если, проклятые, ещё не переломили ему ноги, то в любую секунду могут переломить.

Я вспотела, как мышь, пытаясь отгрести в сторону землю, она тут же насыпалась сверху на расчищенное место. Того и гляди рухнет ещё гори и засыпет меня вместе с этим несчастным. Сознание опасности придало мне не только физической бодрости, но и заставило быстрей шевелить мозгами. Я разыскала несколько досок и закрепила их поближе к торчащему своду — надо сделать так, чтобы можно было его осторожно вытащить, доски пока подержат потолок, а потом потихоньку освобожу из-под завала и ноги страдальца. Только потихоньку, осторожно, одно неловкое движение — и все испорчено.

Получилось! Доски попридержали сыплющуюся землю, я опять ухватилась за плечи страдальца и опять потянула. Он от боли потерял сознание, но ноги его теперь были свободны. Нет, не до конца, проклятая перекладина свода наклонилась и свалилась на колени, вызвав новую лавину земли. Холера!

— За что? — вдруг снова затянул пострадавший. — Господи, смилуйся надо мной, убери этого дьявола хоть на минуту, о, за что…

Бредит или пришёл в себя? Разбираться было некогда, и я без того потеряла много времени.

— Заткнись, идиот, тебя же спасаю! Я опять потяну за плечи, а ты подопрись руками и подтянись изо всей силы, если не можешь ногами, ну, раз, два, взяли!

И в третий раз я ухватилась за плечи пострадавшего. Бредил он или пришёл в сознание, не знаю, но послушался меня сразу. А может, инстинкт в нем заговорил? Главное, он подпёрся руками, поднатужился, я дёрнула сильнее и вытащила его ноги целиком из-под завала, который тут же снова обрушился вместе с моими досками. К счастью, ему на ноги попало только немного чернозёма.

Не успокаиваясь на достигнутом, я отволокла его подальше от завала. Бедняга жутко стонал и от боли опять потерял сознание. А я выволокла его в первую каморку и, совершенно обессиленная, уселась на одной из пачек, Не знаю, сколько времени прошло, пока я снова получила способность соображать, и сообразила, что где-то здесь видела кран. Правильно, вот он. Подойдя к крану на все ещё ватных ногах, я открутила его. Полилась вода, черт возьми, горячая. И к тому же ржавая. Выбирать мне было не из чего, ждать я тоже не могла, разве что минутку. Эту минутку я думала над тем, почему вода горячая. Наверное, в доме имеется своя котельная. Рабочие нагревают воду, ведь осень на дворе, краски и извёстка должны сохнуть, да и самим работягам приятнее работать в теплом доме. Господи, да какое мне дело до них? Набрав в ладони тёплой коричневой гадости, я вылила её на голову потерпевшего.

Знаю, вода нужна в таких случаях холодная и чистая, ну уж какая есть… Подействовала, потерпевший опять пришёл в себя. Теперь, в электрическом свете, я смогла его рассмотреть: худощавое лицо, глубоко сидящие глаза, курчавые волосы, тонкий нос. Вроде знакомое лицо, когда-то я его видела. Вот только когда и где? Езус-Мария, так ведь это же фотограф Миколая! Тогда он был моложе, но я все равно узнала его. На всякий случай заглянула сбоку, чтобы видеть профиль — точно он, недавно выскочил из дома железнодорожника с торбой Миколая в руках, тот самый профиль!

Придя в себя, фотограф молча глядел на меня широко раскрытыми глазами в смертельном ужасе.

— Где сумка?-страшным голосом прорычала я.

— Ты, мерзавец, забрал сумку Миколая! Что с ней сделал? И не говори, что осталась под завалом, убью мерзавца!

Мерзавец сделал попытку заговорить, губы дрожали, слова с трудом проходили сквозь стиснутое страхом горло.

— Проше дьявола… Я не… Какая-то ошибка… Какое дело дьяволу до сумки? За что пекло на меня ополчилось? Не могу говорить… Воды!

Как бы от этой воды он и вовсе не окочурился. Хотя, кто знает. Может, вода поступает в дом из какого-нибудь чистого источника, тут не Варшава, черт с ним, выдержит! Открутив кран, я дала воде стечь. Вскоре вместо коричневой полилась почти прозрачная, хотя по-прежнему горячая. Понюхала — ничем вроде не пахнет. Разыскала на полу почти чистую банку и налила воду. Подойдя к потерпевшему, приподняла его дурацкую голову и дала напиться. Он жадно пил, хотя зубы стучали о стекло, и бормотал:

— О Господи, и вода у них горячая, хотя откуда в пекле быть холодной, что теперь, Господи, и так до конца света…

Он закрыл глаза, голова со стуком опустилась на бетонный пол. Что ему в голову втемяшилось, .почему вообразил, что находится в аду? Неужели такой грешник? Понимаю, нервный стресс после пережитого, но почему представлять себе именно ад? Ведь здесь же светло, а там должно быть наоборот…

— Хватит нести чепуху! — разозлилась я. — Приди в себя, кретин, и попробуй пошевелить ногами, хочу знать, нет ли перелома.

Кретин послушно попытался пошевелить ногами и снова жалобно застонал. Но глаза открыть боялся.

— Открой глаза, олух! Ты не в пекле! Открой и смотри! Ты ещё живой, кретин, но если будешь дурака валять, недолго тебе таким оставаться!

Наверное, он очень боялся меня, потому что послушно раскрыл глаза и недоверчиво спросил:

— Как это?

— А вот так. Ты жив и пока находишься ещё на этом свете. Оглядись, узнаешь помещение? — А ты разве не дьявол?

— Ах ты!.. Меня, свою спасительницу…

— А тогда почему ты такая чёрная? И страшная? Ага, понимаю, негритянка. — Он приподнял голову и осмотрел подземелье, — Откуда здесь негритянка?

На стене за ним чётко отпечаталась моя тень. Некоторые из моих бесчисленных косичек выбились из причёски и торчали наподобие кокетливых рожек. Так вот откуда у него ассоциации с пеклом! Я ещё раз мысленно поздравила себя с удачным перевоплощением.

— Случайно я здесь, — проворчала я, — И у меня много другой работы, некогда мне цацкаться с параноиками. Усеки наконец, что только благодаря мне ты жив, и отвечай на мои вопросы, времени у меня в обрез. Какого черта ты явился в этот дом?

Он помолчал, потом нагло заявил:

— Не скажу.

— Тогда я тебя здесь оставлю, и сдохнешь, как пёс. Где сумка Миколая?

— Дома. В ней я нашёл указания… и о том, как пройти сюда из беседки.

У меня потемнело в глазах. Значит, в сумке действительно были документы, относящиеся к Павлу! Значит, невзирая ни на что, надо дурака вытащить отсюда, чтобы добраться до чёртовой сумки. Тот, наверху, возможно, уже настолько пришёл в себя, что поразвязывал все верёвки и галстуки, не дай Бог, захлопнет люк в подземелье и навалит сверху ящики и арматуру! А этот идиот не желает говорить, у меня же нет времени на тщательный обыск. Где здесь найти материалы, относящиеся к Павлу? Питомец ада может о Павле ничего не знать, он слишком молод, не стану же я его просвещать…

— Ты зачем сюда явился? — строго спросила я. — Забрать то, что может привести полицию к тебе? Можем и забрать, говори — где?

Он кивнул головой и, ещё не очень хорошо соображая, принялся разглядывать помещение. Его мутный взгляд прояснился, когда остановился на железном шкафу у стены. Не спрашивая, я поднялась с пола и подошла к шкафу. Он был заперт. Обернувшись к идиоту, я заметила, как рука его непроизвольно дёрнулась к карману брюк. И в самом деле идиот, пытался помешать мне, когда я начала рыться в его карманах. Вытряхнув из них немного земли, сигареты, спички и билеты на автобус, я добралась и до связки ключей. Один подошёл к замку толстой, тяжёлой двери шкафа.

— Вот, открыла, — сказала я, обернувшись к пострадавшему.

— Говори, в чем дело? Что в них опасного для тебя? На всех этих бумагах отпечатки твоих пальцев? Ты их все лапал?

В глазах идиота метнулась паника. Он что-то вспомнил, на лице отразился панический страх, и он с ужасом, повернулся в сторону подземного коридорчика.

— Я это забрал! — пробормотал он. — О Господи, оно осталось там.

— И с концами, — безапелляционно заключила я. Ясно, от этого дурня я сейчас ничего не узнаю. А как там первый кретин? Оставив второго, не говоря ему ни слова, бросилась в другую комнату и вылезла через люк в дом. Козий матадор с разбитым черепом оказался на месте. Он явно приходил в себя, шевелил руками и ногами и пытался развязаться. Передо мной встала альтернатива: или его добить, или скорее смыться из этого дома, забирая с собой второго идиота, который, надо надеяться, знал все.

Я вернулась к нему. Ну почему жизнь всегда подсовывает мне такие идиотские сложности?

— Слушай, котик, — сказала я ему. — На своём хребте я тебя не вынесу. Хочешь спасти свою жизнь — приложи сам усилия. Шевелись же, холера ясная!

Котик, по всей вероятности, смертельно перепутался, когда я исчезла, ни слова ему не говоря, ибо изъявил судорожную готовность делать все, что я скажу. Сначала попытался пошевелить ногами и громко застонал сквозь стиснутые зубы, а на лице его выступили крупные капли пота. Мне все-таки казалось, что ноги его не переломаны, но кость треснуть могла. Конечно, и это очень болезненно, но уже не так страшно.

Подпираясь руками, он принял сидячее положение. Теперь я убедилась, что его верхняя половина была в порядке, только на голове росла огромная шишка.

— По лестнице будешь подниматься с помощью рук и задницы, я тебя подопру. С помощью рук сумеешь, любая обезьяна так делает. Другого выхода нет. Хочешь здесь оставаться — пожалуйста, мне пора отчаливать.

Оставаться ему очень не хотелось, и он предпринял поистине сверхчеловеческие усилия, чтобы выбраться из подземелья. Со стонами и проклятиями, надо признать довольно монотонными, принялся несчастный подниматься со ступеньки на ступеньку, главным образом подтягиваясь на руках, ноги волочились за ним. Я деятельно ему помогала. Не по доброте душевной. Какая уж тут доброта! Сорвал мне операцию, теперь вот цацкайся с ним. Нет, не нравился он мне, не стану врать, помогала в собственных интересах.

Вытащив из подземелья, я отволокла в прихожую чуть живое это недоразумение и оставила его приходить в себя, а сама опять спустилась вниз. Оказавшись в центральном помещении подземных апартаментов, я встала посередине комнаты и приказала себе вслух:

— Думай! Думай, черт тебя побери! Что надо отыскать, что забрать? Что ты должна сделать?

Среди всех этих хитрых машин одна наверняка является печатным станком. Попробую методом исключения. Вот это ксерокс и это тоже, а впрочем, черт их знает, может, просто похожи на ксерокс. А это что? Во всяком случае, ксероксы меня не интересовали, они появились позднее, когда Павел уже отошёл от этого грязного дела. Что в этой комнате могло быть с ним связано? Запасов бумаги он явно не касался, стопок готовых купюр тоже. Надо искать его рисунки, оригиналы, по которым потом печатались банкноты. Оригиналы должны быть крупного формата.

Я отыскала их в углу за шкафами. Большие, не очень тщательно свёрнутые рулоны. Их было несколько штук, но сейчас некогда разбираться, какой именно из них делал Павел. Свернув рулоны плотнее (я же не собиралась использовать их по назначению), сунула их под мышку. В одном из шкафов обнаружила ещё что-то похожее на эскизы, во всяком случае, это не были купюры, и тоже прихватила их с собой. Теперь у меня руки стали полны макулатурой. Эх, не догадалась захватить с собой пакет или сетку!

Порывшись в сумке, я раскопала на самом дне рекламный целлофановый пакет, сложенный малюсеньким кубиком. В каком-то магазине между Данией и Германией мне его дали. Очень кстати! В него поместилась значительная часть отобранных материалов, но не все, и я вынуждена была остальные просто держать под мышкой.

Матрицы… О них я не забыла. Одну из них Павел держал в руках. Описывая её, он сказал, что это нечто очень тоненькое, вроде как из алюминия. Где они могли их хранить? Может, вот в этом шкафу? Заперт. Ах, так?

Вставив отвёртку в щель под дверью, я как следует налегла на неё, и дверца шкафа выскочила из петель. Да, рычаг — это вещь! Правильно я взламывала шкаф, на одной из его полок лежала стопка серебристых тонких листов. С трудом мне удалось согнуть их пополам и тоже затолкать в пакет. Сделала это с большим удовлетворением, ведь на одной из них должны быть пальчики Павла. Кстати о пальчиках. Своих я здесь не оставлю, и не потому, что такая предусмотрительная. Перчатки я надела ещё раньше. Чёрные, тоненькие, они логично дополняли имидж моей негритянки, а вот теперь пригодились и для конспиративной работы. Нет, моих пальчиков здесь не найдут, могу себе позволить шарить вволю.

Мне пришло в голову, что я весьма целеустремлённо и продуманно уничтожаю средства производства этой преступной шайки. Они оставили все свои станки, материалы, бумагу и прочие причиндалы в полной уверенности, что сюда никто не доберётся, что подземный ход из беседки известен только им одним. Об обвале ещё не знают. Полиции использовать бы сейчас этот момент внезапности, устроить здесь засаду, переловить всех поодиночке. Где этот чёртов хахаль свекрови?

Нагруженная до невозможности, я вылезла из подземных апартаменов.

— Заткнись! — прошипела я на стонущего страдальца, — Мы тут не одни. Могут услышать.

Страдалец раскрыл закрытые глаза и при виде меня нервно вздрогнул.

Собственными силами мне его из дома не вытащить, это ясно. К тому же руки заняты вещественными доказательствами, а плечо оттягивает тяжёлая сумка, набитая ими же. Придётся сделать два рейса, другого выхода не вижу.

— Прекрати музыку, перестань канючить! — приказала я. — Страдай молча, враг может услышать. Оставлю тебя ненадолго, сейчас вернусь.

— Нет! — шёпотом воскликнул раненый. — Не покидай меня! Я пойду с тобой! Даже в пекло, но не останусь здесь!

— Как пойдёшь, голова садовая? — раздражённо поинтересовалась я и немедленно получила ответ. Пострадавший развернулся к двери задом и начал с поразительной ловкостью, рывками двигаться задом наперёд, подпираясь руками, шлёпаясь на задницу и волоча ноги за собой.

Надо же, молодец! Видя, что я довольна, несчастный преисполнился энтузиазмом и с удвоенной энергией продолжал движение, лишь изредка постанывая сквозь стиснутые зубы.

Мы добрались до первого пострадавшего. Он так и лежал, головой на ступеньке, но был в сознании, хоть глаз не открывал. Я нагнулась и услышала учащённое дыхание. Притворяется, мерзавец, что в обмороке, наверняка нас услышал, но не увидел, тряпки с морды сорвать не смог. Ладно, хорошо, что жив и в сознании, я боялась, как бы он ещё раз не ударился дурацкой головой о каменные ступеньки. Ладно, пусть немного подождёт, надо только выбраться из этого проклятого дома, который преподнёс мне столько неприятных сюрпризов.

Тем временем человек, которого я считала фотографом Миколая, доехал на заднице до первого пострадавшего, обернулся и замер.

— А это кто? — прохрипел он при виде неподвижной фигуры.

Я попыталась закрыть ему рот рукой, бумаги выскользнули из-под мышки и засыпали лежащего. Злой рок преследует меня в этом месте, думала, уже кончились неприятности, нет, они на каждом шагу, скорей, скорей наружу! Жестом указав фотографу на лестницу, я принялась собирать с лежащего свои бумаги, потом обогнала взбирающегося с трудом по лестнице калеку, сложила ношу на полу, вернулась к кретину и помогла ему выбраться на первый этаж дома.