— Как? — снова остановил меня полковник, я вдруг поняла, что вопреки доброжелательной недоверчивости он слушает удивительно внимательно и безошибочно вылавливает из хаоса самое важное. А говорит, что ничего не понимает!.. Я почувствовала, что-то вроде удивления.

— Абсолютно бессмысленно. Спросил меня про кур, согласился на крокодилов и сказал, что принёс для них морковь…

— Не могли бы вы воспроизвести этот разговор поточнее? Морковь для крокодилов меня немного сбивает.

— Меня тоже. Конечно могу. Вы хотите сразу?

— Нет, потом. И что дальше?

— Он вручил мне пакет для шефа.

— Для кого? — очень резко спросил полковник.

— Для шефа. Извините меня, но я не выдумываю…

Полковник жестом остановил меня. С минуту он размышлял, мне показалось, что в его взгляде я увидела некоторый страх, после чего он поднялся, выглянул к секретарше и потребовал немедленно позвать капитана Рыняка. Я слегка забеспокоилась.

— Подождите со своими откровениями, — сказал он, вернувшись в кресло. — Сейчас сюда придёт мой сотрудник, которого они заинтересуют. То что вы говорите, это голая правда, или вы добавили кое-что от себя?

— Вы меня переоцениваете, к такой правде трудно что-либо добавить…

Капитана Рыняка я знала уже много лет. Он, кажется, тоже меня помнил, причём лучше меня, потому что, увидев меня, будто поперхнулся. Я подумала, что все-таки люблю милицию без взаимности.

— Пани Хмелевская рассказывает интересную историю, — язвительно произнёс полковник. — Она может вас заинтересовать. Ей встретился какой-то пакет, предназначенный для шефа.

Капитан посмотрел на меня как на привидение.

— Вы?!

Я кивнула.

— Она, она, — нетерпеливо подтвердил полковник. — Ей вручили этот пакет, потому что уже несколько недель, она играет роль совсем другого человека, её на это уговорили. Как её зовут, жену?

— Мачеяк. Барбара Мачеяк.

С минуту капитан был похож на человека поражённого громом. Он сорвался с кресла, застыл на полпути, уставившись на меня взглядом наполненным удивлением и страхом. Мне стало жарко и я очень нехорошо подумала про пана Паляновского. У полковника было каменное лицо.

— А мужа?

— Роман. Тоже Мачеяк, естественно.

— И, судя по тому, что вы говорите, некоторое время вместо Барбары и Романа Мачеяк в их доме живут два абсолютно посторонних человека.

Капитан свалился в кресло, после чего подхватился и молча выбежал. Я почувствовала себя, как в тропиках. Я сделала несмелую попытку объяснить в чем тут собственно дело, которую полковник подавил в зародыше. Через несколько очень долгих минут капитан вернулся с бумагой в руке.

— Она вышла из дома, одетой в фиолетовую шляпу, клетчатый плащ, фиолетовое, чёрное, красное. Чёрная сумочка, чёрные туфли, — прочитал он с бумаги. — Вошла в «Саву»…

Он остановился и оба они, как по команде, посмотрели на мой светлый костюм и бежевую сумочку, после чего одновременно перенесли взоры на ноги.

— Сходится, — неуверенно призналась я. — Туфли у меня те же самые, они не подходят к этому костюму, но я надеялась, что никто не обратит внимания. Все остальное в сумке у подставного мужа, который ждёт на лестнице в торговом центре.

Полковник и капитан посмотрели друг на друга. Капитан свалился в кресло, как человек у которого отнялись ноги. Воцарилось зловещее молчание.

— Рассказывать дальше? — осторожно спросила я, сильно испугавшись. — Кажется, я вам перешла дорогу?..

— Да, немного, — ответил полковник. — Вам обязательно впутываться в такие дела?.. Начните ещё раз, сначала, и теперь со всеми подробностями. И повторите тот разговор.

Я придерживалась хронологии событий, всеми силами пытаясь выпятить большую любовь пана Паляновского, которая для меня была единственным смягчающим обстоятельством. Капитан слушал внимательно, выражение удивления сменилось выражением угрюмой злости, он смотрел на меня с нескрываемым упрёком. Я опять добралась до пакета для шефа.

— Почему вы пришли только сейчас?! — обиженно и возмущённо выкрикнул капитан.

— Раньше не было повода, в супружеской измене я не вижу ничего подозрительного…

— Как вы сюда добрались? — спросил полковник, осенённый какой-то мыслью.

Я объяснила все относительно моего визита. Они посмотрели друг на друга. Лицо капитана слегка посветлело.

— Ещё можно кое-что исправить, — пробурчал он с надеждой.

— Это может даже пригодиться, — ответил полковник, мужа…

— Подождите, это ещё не все, будут вещи и повеселее, — вмешалась я раздражённая тем, что они постоянно перебивают меня на шефе и дают рассказать остального. — Вся соль в содержимом пакета! Именно поэтому я пришла.

— Как, вы его открыли?

— Конечно, вместе с мужем. Подставным.

— И что там было?

— Видите ли, именно здесь мы и подходим к подделке произведений искусства. Это определение неточное и неправильное, это следовало бы назвать маскировкой произведений искусства. Две жуткие мазни, а под ними старые иконы, кроме того, четыре золотые статуэтки, переделанные в подсвечники каких свет не видел. Какие статуэтки я не знаю, мы доковырялись только до кусочка. Все это вместе показалось нам странным.

— И где это теперь?

— Лежит на кухне, на столе, прикрытое бумагой.

Полковник снова посмотрел на капитана. Капитан потёр подбородок и над чем-то задумался, сосредоточенно глядя на меня. Мне показалось, что они спорят друг с другом при помощи телепатии. Афёра супружеской четы Мачеяков была им известна, в этом у меня уже не было ни малейшего сомнения, хуже того, это, должно быть, какой-то ужасный скандал, судя по производимому впечатлению. Полковник не принадлежал к числу людей выдающий трения, происходящие в кругу милиции, людям вне этого круга.

— Как вы?.. — вдруг спросил капитан, посмотрев на полковника.

— Поможет, без колебаний ответил полковник. — Другого выхода нет.

Я испытала облегчение. Капитан кивнул головой.

— Порядок, — жёстко произнёс он. — Завтра к вам придут сантехники. Скорее всего трое. Я попрошу вас впустить их.

Я согласилась, вспомнив, что это ещё не все. Я рассказала про взломщика. Они восприняли это удивительно благодушно, после чего начали перекрёстный допрос. Мои знакомства в скверике они трактовали легкомысленно, на вопрос гонорара почти не обратили внимания. Наконец мне показалось, что они удовлетворены.

— Теперь надо как-то добраться к вашему подставному мужу, энергично сказал капитан. — Где он вас ждёт?

— На задней лестнице в «Саве». Добирайтесь к нему осторожно, а то он нервничает.

— Я с ней посижу, — сказал полковник. — А вы потом зайдите ко мне.

Они обменялись какими-то непонятными жестами, полностью договорились при помощи взглядов и капитан вышел. Полковник обратился ко мне.

— Что вам ударило в голову, зачем вы согласились на этот идиотский маскарад? — с раздражением, осуждением и некоторым отвращением спросил он. — На кой черт вы превратились в эту жену? Вам не приходило в голову, что это нечто противоправное?

— Изображать другого человека всегда противоправно, — согласилась я с раскаянием. — Но бог свидетель, в первый момент я поверила в их дикие чувства! Я люблю романы, а они меня разволновали… Проявите же хоть тень человеческих чувств, скажите, в чем дело!

— Конечно скажу, а то неизвестно, что вы ещё придумаете. О сохранении тайны, я думаю, напоминать не надо, вы сами поймёте, чем грозит разглашение. Дело в том…

Он на мгновение остановился. Я задержала дыхание и перестала думать.

— Речь идёт о контрабанде. Уже полтора года мы разбираемся с этим отвратительным делом. От одного немецкого барона остались так называемые сокровища, награбленные им за время войны, вы знаете, как это происходило… Собрание произведений искусства большой ценности, наших, советских, болгарских, даже греческих и итальянских. Где он это спрятал неизвестно, но кто-то это нашёл и теперь переправляет, а кроме того, переправляет те жалкие крохи которые остались у нас после войны. Вы знаете, как болезненно я к этому отношусь, и как подумаю, что вы приняли в этом участие, что вы облегчили… Если бы я вас не знал…

— Но вы же меня знаете и лучше не говорите, что бы было, если бы вы меня не знали, — поспешно прервала я его, глубоко обидевшись, потому что к такой контрабанде я относилась не менее болезненно, чем полковник. — И вообще подождите, а то у меня инфаркт будет. Контрабанда произведений искусства!..

Я сдержала напрашивавшиеся комментарии, но лицо моё наверно приняло идиотское выражение, потому что полковник сделал успокаивающий жест.

— Только спокойно, — предостерёг он. — Не устраивайте мне здесь сцен!

— Спокойно!!!.. Меня удар хватит! Большая любовь, черт побери, придумали! Пусть вывозят доллары, водку, колбасу, но только не произведения искусства! И замешать в это меня!!!..

Я вдруг вспомнила про мебель Мачеяков.

— Там есть и ещё, — мстительно сообщила я, разозлившись до бессознательного состояния. — Там стоит рококо, мебель, на стене висит Ватто, серебряные подсвечники, гипсовая ваза восемнадцатого века! Делайте что хотите, но немедленно это прекратите!!!

— Так не я же вывожу…

— Все равно! Пресеките! Хватит, можете успокоиться, я сделаю все!..

— Ради бога, не выцарапайте мне глаза. Хотелось бы обратить ваше внимание, что это не я подставная жена, а вы…

Понемногу я начала приходить в себя. Глупая шутка превратилась в большое свинство. Ирония судьбы состояла в том, что мои патриотические чувства пышнее всего расцветали при виде старины в чужих странах, в Дании, Франции, Италии… Осознание нашей утраты в этой области грызло моё сердце и будило преступные мысли. Мне чертовски хотелось все оттуда украсть и привезти сюда.

Отвратительный поступок пана Паляновского превратил меня в Эринию, пылающую жаждой мести. Полковник добавил масла в огонь, безжалостно продемонстрировав мне, кем я выгляжу в глазах закона. Если бы он не знал меня лично…

— Вы меня уже сагитировали, — зло сказала я. — Что я должна делать?

— Только одно. По-прежнему, старательно притворяться Барбарой Мачеяк.

— Как это?!.. Изображать Басеньку и ничего больше?

— А что вы ещё хотели? Стрелять по прохожим? Изображать Басеньку, причём так, чтобы никто не догадался, что вы что-то знаете. Предупреждаю вас, эта игра может быть опасной. В расчёт берутся большие деньги, эти люди могут решиться на крайние меры. Абсолютно никто не должен догадаться об обмане и нашем взаимопонимании. Контактировать вы будете исключительно с капитаном Рыняком, он даст вам свои телефоны. А теперь возвращайтесь домой…

— Не могу, я не так выгляжу! Я опять превратилась в себя, не закрывать же мне голову газетой! У мужа в сумке плащ и шляпка!..

— Ничего, успокойтесь. Загримируетесь дома. Подумайте логично!

— А!.. — сказала я внезапно приходя в себя и замолкая. Мне стало понятно, что за четой Мачеяков наблюдала милиция, а не таинственные бандиты. Отсюда и наше чисто внешнее сходство!…

Домой я возвращалась окольными путями, через торговый центр, откуда надо было забрать машину. По пути я пыталась остыть и разобраться с полученной информацией. Все у меня сходилось неплохо. Чета Мачеяков, почуяв слежку, постаралась исчезнуть и спокойно уладить дела, оставив слежке на растерзание двух невинных жертв. Идея была великолепной, настолько глупой, что никто бы не догадался, и, одновременно, неожиданно успешной…

Муж вернулся к вечеру, полуживой от переживаний. Я потребовала отчёта о происшедшем.

— Я сказал им все! — драматически признался он. — Ко мне пристал какой-то мужик, кажется капитан, кажется он говорил с тобой, не понимаю, что это значит, они разжаловали полковника?.. Должен был быть полковник!

— Дурачок, полковнику больше нечего делать, как носиться по лестницам и ловить тебя. Он выделил нам этого капитана, с тебя достаточно.

— А!… Возможно. Там была небольшая суматоха, какая-то девушка свалилась с лестницы, продавщица, пришлось отвести её в медпункт, потому что она хромала, а он там уже ждал. Не знаю, откуда он знал, что она свалится и придёт? Нормальный мужик, мне он понравился, хоть я из этого ничего и не понял. Слушай, он просил меня продолжать притворяться Мачеяком! А тебя?..

— Меня тоже. Продолжай!

— Я думал, что он мне не поверит, я сам бы себе не поверил, но нет, выглядел он так, как будто все у него сходилось. Они про это что-то знают. Не знаю, как ты, а я держусь за милицию, это была прекрасная идея. Буду работать за Мачеяка, хоть год! Он пообещал мне, что никто не узнает, при условии, что мы им поможем. Логично, если не поможем, значит мы сами замешаны. Кажется завтра должны прийти какие-то водопроводчики, а про шефа я до сих пор ничего не знаю. Боже мой, какая каша получилась, а что с тобой?

Сообщение показалось мне ясным, понятным и согласованным с моими допущениями.

— Со мной тоже самое. Я до сих пор Басенька, разрази меня гром. Полковник не подозревает меня в преступной деятельности, зато считает меня такой идиоткой, каких свет не видел. Не понимает, как можно было клюнуть на эту болтовню о любви.

Муж кивнул:

— Ты бы послушала, как плакался этот гад, — обиженно сказал он. — Я даже удивился, как он шалеет из-за своего бегства, а под обман жены даже подвёл научную базу. Вообще-то такое случается, хоть и странно, но возможно. Он скулил, стонал и почти плакал, любой бы сдался. Кроме того, у меня мягкое сердце. Только после того как я пришёл в себя, мне показалось, что что-то здесь не сходится. Слушай, между нами, а в чем здесь собственно дело? Мне сказали, что нас втянули в преступление, но не сказали в какое. Ты знаешь?

— Знаю. Контрабанда произведений искусства.

Муж тупо уставился на меня.

— Контрабанда к нам, или от нас? — неуверенно спросил он через некоторое время.

— Идиот! К нам было бы хорошо.

— Как это? Эти жалкие остатки?!..

— Предупреждаю, — вновь рассердилась я, — я лично считаю это последним свинством! Я видела всякий антиквариат в разных странах, и внутри у меня что-то происходило. Я бы охотно самолично выкрала то, что было от нас вывезено до войны, независимо от того, в чьи руки оно попало!

— А что? — вдруг заинтересовался муж. — Ты уже пробовала?

— Условий не было, — с сожалением призналась я. — Но если бы были, бог свидетель, я бы что-нибудь свистнула! И привезла. А что делают эти?..

До мужа наконец дошло и он разволновался ещё больше меня. В оценке деятельности четы Мачеяков и пана Паляновского наши мнения полностью совпали. На долгое время мы погрузились в разбор их морального уровня и общественной опасности событий, в которые нас так вероломно впутали.

— Мы тоже не святые, — со смертельной обидой высказался муж. — Нимба у меня над головой нет, но я думаю так: можно спереть подушку у того, у кого их двадцать, тем более если у тебя её нет, но воровать у того, у кого она только одна, для того, чтобы подложить себе под зад, а тот будет мучиться на голых досках — это обыкновенное скотство. Я не буду принимать в этом участие ни за какие деньги!

Аргументация мне очень понравилась, я подобрела и в доказательство поддержки поджарила ему отбивную. Обломки собственности шефа сами напрашивались в качестве темы для разговора. Сопоставление событий с полученной информацией позволило нам открывать все новые тайны, но мы никак не могли найти смысла в упаковке сокровищ. Следовало думать, что они подготовлены к нелегальному вывозу через границу. Настоящие произведения искусства спрятали внутри произведений народного искусства. Каким чудом в таком виде они могли не вызвать интереса таможенников, понять было невозможно. Замыслы организаторов контрабанды оставались для нас загадкой.

— Ты даже понятия не имеешь, как мне это не нравится, — с отвращением сообщила я. — Размышлять и размышлять! Хорошо полковнику говорить, что мы знаем достаточно, а об остальном догадаемся! Черта с два, догадаемся! Я люблю знать наверняка, а не догадываться. Что мне с того, что я догадаюсь, если всегда есть сомнения!

— И в чем теперь? — поинтересовался муж.

— Как в чем? Во всем! Я не уверена, знали ли они, что за ними ходят легавые, или просто перестраховались. Не могу понять откуда такие противоречия с этим пакетом, парень просил поторопиться, а они про это ничего не говорили! Если бы они предупредили, что придёт пакет и должен полежать, нам бы и в голову не пришло в него заглядывать! Я догадываюсь, что пана Паляновского вообще не подозревали, кристальный человек, хорошо знакомый с Басенькой, к которой он чувствует личную привязанность и ничего более. Только я и его подставила. Я думаю, милиция хочет определить их контакты и связи и взять всех сразу, так всегда делают. А этот пакет для шефа может навести на ценный след. Но про это я только догадываюсь и, черт знает, может, я догадываюсь неправильно?

— По-моему ты догадываешься правильно, странно что ты не боишься другого. Я только теперь вижу чем мы рискуем. Золото в доме, черт бы его побрал, и драгоценные камни! Не знаю, может, не ходить спать, а остаться сторожить. Не дай бог, что пропадёт, все на нас свалят!

— До сих пор не пропало, не пропадёт и сейчас. Я думаю, что сантехники завтра утром все обезопасят.

— Завтра! — возмущённо фыркнул муж. — До завтра что хочешь может случиться!

— Тьфу, чтоб не сглазить. Если я не вернусь с прогулки, звони в милицию, пусть скажут полковнику, а он найдёт мой труп. И независимо от всего надо позакрывать окна…

С искренним нежеланием я дорисовала декоративные подробности на лице и надела парик с чёлкой. Возможно, большой разницы в красоте это не сделало, но из двух зол я предпочитала нравиться блондину как я, а не как Басенька. Прогулка выглядела точно как вчера, никто его силой не удерживал, он сидел до поздней ночи и разговаривал со мной абсолютно добровольно…

Вопреки мрачным предчувствиям мужа, до утра ничего не случилось. Мой труп вернулся самостоятельно и искать его не потребовалось, драгоценности для шефа лежали нетронутыми под столом на кухне, никаких подозрительных визитов нам не наносили. Царили тишина и спокойствие.

Трое сантехников пришли ровно в полдень, при чем меня поразил вид капитана, зажавшего под мышкой колено канализационной трубы. Я воспользовалась случаем, чтобы развеять некоторые сомнения. Кроме всего прочего, меня удивляло, откуда в этом деле появился полковник, служебное положение которого, по моим сведениям, исключало непосредственное вмешательство в какие либо дела. Капитан не делал из этого тайны.

— Полковник интересуется, если так можно сказать, частным образом, — ответил он на мой вопрос. У него личное отвращение к контрабанде произведений искусства и он просит, чтобы его держали в курсе. По-моему, он сам охотно бы взялся за это дело, потому что очень на них злится, но ему не хватает времени.

Что же касается пакета, то он искренне признался, что сам ничего не понимает. Он обошёл дом, обсыпал порошком для снятия отпечатков пальцев весь антиквариат вместе с комодом, приказал мне все подмести, открыл запертый ящик секретера, мы вместе убедились, что он пуст, после чего он принялся за работу.

— Как вы договорились об их возвращении, — спросил он. — Есть какое-то соглашение? Срок, телефонный звонок, встреча?

Вопрос застал нас врасплох. Мы с мужем вытаращились на него, и потом друг на друга.

— О, боже, я не знаю, — испуганно сказал муж. — Я это упустил. А ты?

— Аналогично, — неуверенно ответила я. — Про это мы вообще не говорили. Я думала, что они как-нибудь дадут знать… Нет, собственно говоря, я и не думала…

Капитан недоверчиво уставился на нас. Он сделал жест, будто хотел постучать пальцем по лбу, но удержался, наверное из вежливости. Мне стало плохо при мысли, что из-за этого идиотского упущения я приговорена к пребыванию в шкуре Басеньки до конца жизни.

— Знаете, — сказал он обвиняющим тоном. — Если бы у меня до сих пор оставались сомнения относительно вашего участия в этом деле, теперь я лишился бы их окончательно… Сколько ещё?

— Что, сколько ещё?..

— Этой игры в Мачеяков. Времени, сколько ещё. Пять дней, так?

— Ну, пять. Кажется пять?… Потом они как-нибудь дадут знать…

— А если нет?

— Наверное, я сдурел окончательно, — с унылым отвращением сознался муж. — Три недели и три недели, а как потом выкручиваться, ни слова! Умственное затмение…

— Ради бога, а они ещё не сбежали? — испугалась я. — Они должны вернуться, иначе, на кой черт им это нужно…

Капитан задумчиво качал головой.

— Нет, убежать они ещё не убежали, — решил он. За эти пять дней они вероятно внезапно найдутся. Но в данной ситуации мы не можем ни о чем договориться и вы будете информировать меня о происходящем. Что бы ни случилось, звоните, но так, чтобы вас не было видно в окно. Телефон поставите ниже…

Два других сантехника ограничили свою деятельность территорией кухни и собственностью шефа. Они не скрывали своего недовольства, выяснилось, что большую часть отпечатков пальцев на шедеврах нам удалось почти полностью замазать. Реконструкция повреждённых участков была необходима, на месте сделать её было нельзя, поэтому нам сказали, что забирают все до завтра и завтра утром принесут обратно. Это означало, что сантехнические работы в доме четы Мачеяков затянутся и требуется договориться о показаниях, которые нам придётся давать по этому вопросу.

На следующий день бригада сантехников, на этот раз состоящая только из двух человек, принесла в ящике с инструментами драгоценности шефа, починенные так, что я ничего не заметила. На них не было ни следа нашей разрушительной деятельности. Удивлённый муж с минуту поговорил с ними при помощи химических формул, после чего они проследили, чтобы мы запаковали пакет точно также, как раньше. Муж очнулся от эйфории и слегка забеспокоился:

— Вы оставили золото там внутри? — неуверенно спросил он, взвешивая один из подсвечников в руке. — И эти вещи в картинах? А если они исчезнут, что будет?

— Можете не беспокоиться, это не ваше дело, успокоил его один из мастеров. — Что там есть, то есть, уж мы за этим проследим.

— Дурачок, наверняка же они положили поддельные, — сказала я, когда они ушли. — По моим сведениям, настоящие стоят как минимум десять тысяч долларов. Никто в здравом уме так рисковать не будет. Как хорошо, что мы так осторожно со всем этим разделались!..

Пакет для шефа вернулся к первоначальному виду и ожидал своего времени на кухне, под столом. Неизвестно почему, но именно это место показалось нам самым безопасным. Теперь главным поводом для беспокойства стала неуверенность в нашем возвращении в себя, мы были близки к тому, чтобы позавидовать пакету. Боязнь, что Мачеяки продержат нас так ещё три недели, а может и три года, казалась реальной и приводила нас в отчаяние. Было известно, что милиция не освободит нас с нашего поста до окончания дела. Муж одурел до такой степени, что пренебрёг своими основными обязанностями.

— Что ты сидишь? — рассердилась я во время нашего последнего визита к Земянскому. — Мне за тебя бояться?

Он немедленно испугался, причём так, будто страдал всеми фобиями мира, после чего энергично постучал пальцем по лбу:

— Ты свихнулась, — недовольно сказал он. — Мы же должны были притворяться перед милицией. А если милиция и так знает, в чем дело, на кой черт нам это представление? Для чистого искусства?

— А откуда ты знаешь, не смотрит ли сейчас на тебя шеф? Откуда ты знаешь, не спросит ли Земянский Мачеяка, когда это у него прошло? Лучше не рискуй, чтобы не терять ориентировки. Я на прогулки хожу аккуратно!

Муж тяжело вздохнул и продемонстрировал взрыв паники, что удалось ему очень легко, потому что увлёкшись нравоучениями я чуть не въехала под грузовик. В случае чего, это было бы виной грузовика, но катастроф у нас в программе не было.

На прогулки я в самом деле ходила исправно, если не вспоминать о соединении их с моими личными делами. Личные дела начали меня беспокоить. Блондин казался мне слишком умным и вообще всеведущим, тем не менее его поведение оставалось непонятным. Первоначально он подчёркивал отсутствие времени и одновременно целые часы проводил со мной в скверике, без всякой уважительной причины. Я даже подумала, что это неспроста.

Погода испортилась, стало холодно, дул пронизывающий ветер. Я сидела на скамейке, задумавшись так глубоко, что не замечала окружающих. Блондин у меня перепутался с шефом, контрабанда с мечтами о краже произведений искусства в западных странах, сомнительный роман Басеньки с моей собственной биографией. Мысль о том, что он здесь присматривает за мной по поручению пана Паляновского, возникала все настойчивее, словом в голове была настоящая каша. Очнулась я примерно через час, вероятно специально для того, чтобы увидеть, как он приближается.

Он дошёл до моей скамейки, поклонился и задержался. На преступника он не походил. Мой приглашающий жест исполнился сам собой, без участия сознания. Я бы и на эшафоте присягнула, что ничего специально не делала для затягивания узлов!

— Вы так задумались, что заметили меня только после того, как я поклонился в третий раз, — заинтересовался он. — Что-то случилось? Может я смогу помочь?

По неизвестной причине, в его обществе я все время говорила совсем не то, что хотела. Моя охота на бизонов продолжалась.

— Не знаю, — ответила я не задумываясь. — То есть, я уверена, что да, но смотря для чего. Временно я увязла в проблемах, которые должна решить сама. Не стану скрывать, что вы входите в разряд неразгаданных загадок, и чувствую, что у меня начинают болеть зубы.

— Ну хоть в этом я могу принять участие? Нет, не в зубной боли! Не знаю, что вы увидели во мне загадочного, но охотно все объясню. Вам не холодно?

Мне было жутко холодно. За час неподвижного сидения, влажный ветер пронизал меня насквозь, я как раз начинала громко постукивать зубами. Никакие гриппы и ангины в расчёт можно было не принимать, но меня беспокоила мысль о трупном цвете, который должно было приобрести моё лицо. Раз уж это так необходимо, пусть я буду выглядеть как Басенька, но нельзя быть при этом сине-зеленой!

Предательский поступок пана Паляновского как бы снимал с меня обязанность твёрдо придерживаться уговора, поэтому я без колебаний согласилась выпить кофе в заведении «Шустра». Революция в привычках Басеньки в возникшей ситуации возможно не была благоразумной, но ещё в возрасте семнадцати лет я поклялась себе, что никогда не буду благоразумной и эту клятву мне пока удавалось сдержать.

Я села за столик и наконец рассмотрела его вблизи, при хорошем освещении. Он не носил бакенбардов и не начал с предложения выпить. Даже если бы не было других причин, одного этого было достаточно, чтобы им заинтересоваться.

Я смотрела на него и смотрела и вдруг осознала что что-то здесь не в порядке и очень странно. Здесь что-то не то чтобы не сходится, а слишком сходится. Какая-то часть моей отуманенной души вышла из летаргии.

— Для полноты картины вы должны иметь имя Марек, — рассеяно сказала я, скорее себе, чем ему.

— Так получается, что меня действительно зовут Марек, — медленно произнёс он через минуту. — Откуда вы знаете?

Я остолбенела. Я знала его пять дней. Пять дней, которые потрясли мир… Хотя нет, не так, мир может они и не потрясли, но меня точно… Невероятно!..

Нереальность ситуации выбила меня из колеи. Только теперь до меня дошло, что происходит, я не могла понять, как это не дошло до меня раньше. Все было неправдоподобно и невозможно, так просто не бывает. Этот человек не существовал. Не мог существовать. Он не имел права находиться в действительности, потому что я его выдумала!!!..

Блондины мне нравились давно, с тех пор, как чернильная тьма моего первого детского надуманного романа слегка прояснилась. Для меня это был крест господен, я всегда от них страдала и никогда они не были такими, как надо.

Определённый тип сложился уже давно, на рождественской вечеринке у меня дома, когда один из знакомых рано утром внезапно привёл нового гостя, чужого парня, блондина потрясающей красоты. В смокинге. Пришедший показался мне настолько прекрасным и настолько в моем вкусе, что у меня перехватило дыхание. Я прослушала какие-то вежливые фразы, протанцевала с ним несколько упоительных танго, попрощалась с ним, и до сих пор не знаю, кто это был.

Тот знакомый, который его привёл, был таким пьяным, что ничего не помнил. Позже, в ответ на мои расспросы он неоднократно выдвигал разные предположения, но как-то не удосуживался их проверить. Блондина, вероятно, я вообще бы не узнала, в моей памяти сохранились не черты его лица, а только тот общий тип, который годами блуждал по моей биографии в образе несбыточной мечты.

По злорадству судьбы, все, кто мне попадался, имели чёрные волосы или тёмные глаза, или что-то ещё в лице, носу, зубах… все равно что, может быть другие женщины и не спят из-за этого ночей, но для меня это не было ТЕМ. Я хотела своего блондина.

Потеряв наконец всякую надежду, я дала волю воображению. По собственному опыту я знала, что если что-то придумаю, подробно и точно, если настроюсь на это, то никогда с этим не встречусь, а если и встречусь, то без всяких для себя последствий. Скорее всего, он не обратит на меня внимания и привет.

Поэтому я могла пофантазировать. Годами я дополняла и улучшала вынашиваемый в душе образ, годами изменяла его, прибавляла достоинств, лепила его, пока он не принял окончательной формы, такой, от которой уже ни отнять ни прибавить.

Короче говоря, он должен быть таким: ростом выше чем метр восемьдесят, пропорционального сложения, ни в коем случае не толстый, но и не худой, с голубыми глазами и лицом запомнившегося мне типа. Никаких скошенных подбородков, недоразвитых челюстей и ничего в этом духе! Физически развитый в недостижимой для нормального человека степени, так, чтобы если моя мечта не сбудется, жалеть было не о чем.