Он не только не протестовал, но и не высказал ни малейшего удивления. Он развернулся, позволил дотащить себя до машины и затолкать внутрь. Я сорвалась с места, как пожарная машина, поставила рекорд трассы и остановилась около одного из широко рекламируемых красивых мест на Рацлавской, возле районного сада, въехав левыми колёсами в какую-то грязную яму. Я сдала назад, выехала из ямы и заглушила двигатель, временно потеряв способность к дальнейшим дипломатическим действиям.

— Вы прекрасно сегодня выглядите, — сказал он, с улыбкой присматриваясь ко мне в слабом свете далёкого фонаря, так, будто мы до сих пор стояли на аллее скверика, будто не было сумасшедшей гонки к красивому месту и перерыва после приветствия. — По-моему, в вас что-то изменилось. Причёска?.. Кажется, ещё форма глаз и рта… Так вам лучше.

— Мне вообще лучше, — убеждённо ответила я, пытаясь забыть о переживаниях. — Во всех смыслах. Я собираюсь и дальше оставаться такой прекрасной, особенно при плохом освещении. Вам необходимы прогулки в том скверике?

— Если бы это было так, я не разрешил бы себя оттуда забрать. Вам перестало там нравиться?

— Ноги моей там больше не будет… — вдруг начала я, но вспомнила договор с паном Паляновским, остановилась и довольно-таки вяло закончила: — …как минимум неделю.

— Через неделю вы возобновите оставленную работу?

— Откуда вы знаете? — спросила я, подозрительно уставившись на него. — Вы, кажется, лицо абсолютно частное?

— Естественно, я частное лицо! Кем мне ещё быть?

— Не имею понятия. Я думала над этим, но в голову ничего не приходит. Как лицо частное вы не можете знать того, что знаете.

— Допустим, что я частное лицо исключительное любопытное и любознательное. Я обладаю способностью к дедукции и делаю выводы из предпосылок. Предпосылки вы предоставили мне сами, в количестве достаточном, чтобы разогнать самый густой туман, а выводы вы подтверждаете. Вот только вы не сообщили пока своего имени.

— Готова поклясться, что вы знаете! — с раздражением выкрикнула я.

— Даже если и знаю, предпочитаю, чтобы назвали его вы…

Из этого получилось нечто совсем невероятное. Действительность превзошла область действия воображения настолько, что романа с блондином я не могла и представить. Я доходила до знакомства с ним, выяснения взаимных симпатий и ни шагу дальше. Он должен был остановиться на этом месте, остаться в этой фазе, быть может окаменеть, или дематериализоваться, исчезнуть с глаз, предложить платоническую дружбу, или, в конце-концов, задушить меня для собственного спокойствия… Все было бы понятно! Но то, что развивалось и расцветало возле садов, пробуждало во мне набожное ангельское недоумение, изгоняя из моего сознания все остальное.

Ясно было только одно, а именно то, что роман с таким блондином должен стать настоящим романом всех времён!

Пан Паляновский позвонил через восемь дней, застав меня врасплох предложением поменяться с Басенькой на следующий день пополудни. Я не была расположена к афёрам и мистификациям и почти забыла про дела Мачеяков, согласиться получилось с трудом. В последний момент я прикусила язык, чтобы не спросить: «А мужа тоже меняют?».

Капитан, которому я сообщила по телефону о планах шайки, утешил меня заверением, что теперь это продлится не дольше трех дней. С Мареком я договаривалась встретиться вечером. Я плохо представляла, как объяснить ему ситуацию, за все время мы не единым словом не затронули темы моих таинственных похождений в скверике. Меня это даже не удивляло, я считала, что он все знает и просто не считает нужным об этом говорить.

— Слушай-ка, дорогуша, — со вздохом произнесла я, как только он сел в машину. — У меня для тебя новое, свежее предложение. Тебя случайно не тянет на вечерние прогулки?

— Хорошо выглядишь, — ответил он, мешая вести машину. — С каждым днём ты становишься все лучше.

— Не бойся, завтра подурнею. Слушай же, что я говорю, это очень важно. Ты будешь встречаться со мной в скверике или нет?

Он перестал демонстрировать ту черту характера, которой, как я думала ему не хватает, и задумчиво посмотрел на меня.

— Понятно, от прогулок ты дурнеешь… И надолго ты перевоплощаешься в эту таинственную особу?

— Кажется, на три дня, — ответила я слегка вздрогнув. — С завтрашнего дня. Вечером уже пойду гулять, как она. А ты?

— Тоже пойду, но не как она. Скорее, как я. Я бы хотел, чтобы твоё участие в этом деле наконец-то закончилось.

Я вздрогнула ещё сильнее, повернула направо, съехала на обочину и остановила машину.

— Это невыносимо, — твёрдо сказала я. — С меня хватит. Отупение от чувств к тебе тоже имеет свои границы. Поговорим серьёзно. Что ты собственно знаешь про это дело и откуда?

Некоторое время он молчал. Он всегда так делал, когда хотел сказать мне что-нибудь стоящее, важное, сенсационное, и заставить меня задохнуться, потому что я ждала этого рассказа остановив дыхание.

— Вообще-то все, — наконец признался он. — Или почти все. Во всяком случае достаточно, чтобы о тебе беспокоиться.

— Во-первых, ты не сказал, откуда знаешь, а во-вторых, зачем беспокоиться? Со мной пока ничего не случилось, не случится и дальше.

— Это будет не то же самое. Не знаю, отдаёшь ли ты себе отчёт в том, как мало людей знало о том, что эта женщина с чёлкой — это ты. Все они предпочитали держать язык за зубами. Теперь произойдут некоторые радикальные изменения и весь обман может вскрыться.

— Ну и что? Не я же это придумала.

— Я имею ввиду, что может всплыть твоё соглашение… с некоторыми особами…

— Ага, и тогда другие особы с радостью перережут мне глотку?

— Что-то в этом роде.

— Но другие особы ни о чем не узнают, пока не будут пойманы. А тогда станет трудно что-либо перерезать.

— Милая моя, не будь наивной. Нельзя быть уверенной, что поймают всех. Есть и такие, которые ждут слишком больших прибылей, чтобы перед чем-то остановиться, а ты поразительно легкомысленна…

— Преувеличиваешь, — твёрдо прервала я. — Я просто думаю логично. Это же не убийцы, смертная казнь никому не грозит, отсидят своё и все. Никто не станет меня убивать, чтобы получить больше. Если и существует кто-то, кому есть чего терять, то я о нем ничего не знаю, и, следовательно, для него не опасна. Я подумала об этом и перестала бояться.

Задумчиво он смотрел на меня, с лёгким нетерпением и унынием.

— Не знаю, как тебя убедить… Этот кто-то может не знать, что ты не знаешь…

— Перестань меня пугать. Ладно, уговорил, если ты считаешь это необходимым, буду бояться как черт. Я теперь, будь любезен, объясни мне, откуда ты все это знаешь!

— Ты мне сама сказала. Сначала я понял, что ты подставлена вместо кого-то другого, я без труда проверил, кого. Про эту женщину я тоже кое-что знал, присматривался к ней довольно долго. Мне самому было интересно, когда и как милиция доберётся до этого туземного царька…

— Так ты и про шефа знаешь! — крикнула я, печально качая головой. — Одно из двух, или ты принадлежишь к шайке преступников, или друг полковника.

— Друзьям служебные тайны не выдают.

— Значит, ты ясновидец. Нет, извини, преступник. Может, в таком случае ты объяснишь…

— Меня смущает только одно, — остановил он меня, как-будто вдруг что-то вспомнил. — Каким чудом все это получилось? Что ты такое делала, что они дали себя обмануть?

— Кто дал себя обмануть?

— Наши власти.

— А!.. Ничего особенного. Я работала.

— Каким образом?

— Обычно, чертила за столом Басеньки, — пробормотала я, потому что вдруг почувствовала себя необычайно интеллигентной, у меня прояснилось в голове. — Я могу это делать намного лучше, чем она, я взяла её работу, не колеблясь ни мгновения. А за окном сидел рыжий дебил…

— Что сидело?!

— Рыжий дебил, тупой, грязный и толстый. Он жевал резинку и смотрел мне на руки с самого первого дня.

— А, рыжий дебил!..

— Наверняка, теперь окажется, что это один из способнейших сотрудников милиции, — расстроенно сказала я, увидев выражение его лица. — Они меня всегда обманывают. Я не удивлюсь, если кто-то из них переоденется страусом. Тебе легко было разобраться в этом обмане, потому что с тобой я сглупила с первого слова. А они знали только то, что Басенька с родинкой на лице сидит за столом и продолжает узор. Людей, которые в этом разбираются мало. Не знаю, известно ли тебе, что такой шаблон должен идеально повторяться во все стороны…

— Знаю, для них это было исключительно благоприятное стечение обстоятельств. Меня немного беспокоит пакет для шефа. Здесь должно было произойти какое-то недоразумение.

— Я вижу, что ты наконец перестал говорить намёками и мы переходим к подробностям, — ехидно заметила я. — Ты следил за тем, что происходит в доме через перископ?

Он начал смеяться.

— Подробности, только для посвящённых. С того момента, как ты начала думать самостоятельно, я могу себе это позволить.

— Я знала, что из-за тебя случиться что-то плохое! Думать! Мышление вредит. Кстати о пакете. Я надеялась, что ты сможешь мне объяснить, а то я ничего не понимаю.

— Пока никто не понимает. Кое о чем я догадываюсь, но говорить об этом рано.

— Так может ты знаешь, что теперь будет?

— Знаю. Теперь милиция должна взять всех сразу, в нужный момент, самое трудное, выбрать этот момент. А ты должна во все это не вмешиваться, сидеть спокойно и быть как можно осторожнее. Чтобы я за тебя не боялся…

Как и в прошлый раз, метаморфозе я подверглась в апартаментах пана Паляновского, на этот раз я была нормально одета и очень недовольна. Гримёра не было, родинки, чёлки и зубы мы с Басенькой делали сами. Пан Паляновский настойчиво бредил о глубоких чувствах и неделе счастья. Басенька же вяло вспоминала о прислуге и генеральной уборке, которую та произвела. Я не знала, считать это упрёком в мой адрес, или информацией о переменах, но сильно не интересовалась, успокоенная заверением, что служанки снова не будет.

В дом я вступала осторожно, приготовившись к присутствию ловушки в виде настоящего пана Мачеяка. В гостиной сидел человек, известный мне как муж, выглядевший более жалко, чем раньше. Увидев меня, он безмолвно сорвался с кресла, подскочил к окну и начал стучать по стеклу, чуть его не разбив. Я сняла туфель и помахала у него перед носом:

— Угомонись, а то сейчас побежишь к стекольщику, — не удержалась я. — Что это ты так плохо выглядишь? Болеешь?

Муж бросил демонстрировать пароль и ухватился за грудную клетку:

— Боже, эти контрабандисты меня до инфаркта доведут! То, что я пережил, переходит все границы! Ты это, или не ты?

Я заверила его, что это я, и поинтересовалась происшедшим.

— Ты была здесь, когда я пришёл, — взволнованно, с испугом сообщил он. — То есть это была не ты, а жена. Точно такая же, но это, должно быть, была не ты, потому что, когда я начал стучать, она посмотрела на меня, как на дурака. До туфлей она и не дотронулась, никаких камушков!.. Я сообразил, что это не ты и чуть не помер. Хорошо, что она сразу ушла. Я здесь давно, почти с самого утра.

Я забеспокоилась:

— Ты с ней разговаривал?

— Что ты! Я же говорю, у меня речь отнялась. Меня вообще парализовало у окна!

— От этого ты и стал таким жалким?

— Муж глубоко дышал, и постепенно приходил в себя.

— В третий раз меня не уговорят, даже если вся милиция на колени встанет! Я же абсолютно не выспался. Сутки напролёт мы с приятелем работали над этими тряпками, все идёт как по маслу, денег будет куча! Пока у меня для тебя полторы штуки. Мачеяк сказал, что нанимает меня на неделю, и всю эту неделю я буду спать, просто я хотел проверить, кто здесь будет — она или ты, а теперь ложусь.

— Какая неделя, капитан говорил, только три дня. Так что, спи скорее. Видишь, как необходимо было договориться о пароле? А больше ничего нового?

— Не знаю. Я сплю. Мне кажется, чего-то здесь не хватает, но чего — не знаю. Может ты разберёшься?

Я быстренько осмотрелась. Не хватало гипсовой вазы со столиком, на котором она стояла. Я вспомнила разговор о генеральной уборке и, охваченная предчувствиями, побежала наверх, в комнату Басеньки.

— Товарищ капитан, — таинственно сообщала я в трубку через две минуты. — Докладываю вам, что из этого дома исчезли следующие вещи: небольшая картина Ватто, возможно, оригинал, пара серебряных подсвечников и комод в стиле рококо. Не знаю, как они хотят его вывезти. Кроме того, гипсовая ваза, кажется, восемнадцатого века, и китайский лаковый столик. Серебряные ложки, ножи и вилки, старинные. Были и сплыли. Кроме того, какая-то картина из комнаты мужа, какая — не знаем.

— Комод был старый? — безразлично поинтересовался капитан.

— Старый, — злорадно подтвердила я. — Лет эдак в двести пятьдесят. Все было не новое.

Некоторое время со стороны капитана царило молчание.

— Вы узнаете этот комод? — спросил он с неожиданным оживлением в голосе.

— Узнаю, если его не обновили. У него были особые приметы. А что, вы держите его у себя?

В ответ капитан опять некоторое время молчал, после чего дал мне особое задание. А именно, с утра, отправившись за покупками от имени Басеньки, я должна навещать всех столяров, мебельные склады и тому подобные организации, какие мне только встретятся. Он сразу же дал мне несколько адресов. Если я увижу знакомый комод, мне надлежит сохранять спокойствие, не бросаться на него с криками, никому не задавать никаких глупых вопросов, вернуться домой и сразу же сообщить ему. И вообще, я должна заниматься этим тактично, дипломатично и ненахально. Осознавая свои дипломатические таланты, я согласилась не очень уверенно, хотя идея посмотреть на старую мебель меня достаточно привлекала.

Муж, как и обещал, завалился спать очень рано. Заинтригованная комодом, я отправилась в скверик и первое, что сделала — сообщила Мареку о замеченных в доме переменах. Это его заинтересовало.

— Комод был большой?

— Довольно большой, как довоенное бюро.

— Сколько он может стоить?

Я думаю больше ста тысяч. Насколько больше, не знаю, на такие вещи нет постоянной цены. В основном от того, что и вещей таких нет.

Все мысли об оценке, которую даст моему поведению полковник, я старательно прогоняла, надеясь, что комментарии любимого мужчины позволят мне совершить какое-то открытие. Надежды оказались напрасными, единственное, о чем я узнала, что настоящая я нравлюсь ему намного больше, чем я, как Басенька. Это утешало и совпадало с моим мнением, но в вопросе афёры помочь не могло.

Вечером следующего дня он вернулся к этой теме. За целые сутки не произошло ничего необычного, муж наверху храпел так, что было слышно внизу, а в остальном царили тишина и спокойствие. Столяров я посещала без видимого эффекта. На прогулку я отправилась очень рано, но Марек уже ждал.

Из того, что ты вчера говорила, я понял, что тебе нравится старинная мебель, — пригласил он меня к разговору. — Может, захочешь кое-что посмотреть?

О поручении капитана я ему ничего не рассказывала, но не сомневалась, что он обо всем догадался. В этом что-то было…

— Ну? — не вытерпела я.

— Есть такая маленькая столярная мастерская на Познаньской улице, во дворе. Там, в основном, занимаются восстановлением старой мебели. Я думаю, тебе понравится…

Я настолько была уверенна, что комод Мачеяков стоит именно там, что, увидев его, даже не удивилась. Он стоял себе у стены, заслонённый двумя вольтеровскими креслами в плохом состоянии, о которых пришлось поговорить со столяром, чтобы не вызывать нежелательных подозрений. Я сообщила капитану, в душе поклявшись допытаться у Марека, откуда, черт побери, он обо всем узнал. Вероятнее всего, я снова услышу, что от меня, что будет неправдой, потому что я сама ничего не знала.

Вопреки ожиданиям, я услышала что-то новенькое:

— Твои наниматели выбросили его на свалку, — спокойно сообщил он, когда я рассказала ему о визите к столяру.

Это была очень странная новость.

— А ты каждый день ходишь по свалкам и смотришь, кто что выбрасывает? — спросила я. — В таком случае, почему ты не заставил меня искать его на свалке? И откуда он взялся у столяра? Сам пришёл, ему обстановка не понравилась? И вообще, кто станет выбрасывать на свалку больше ста тысяч злотых?!

— Как видно, бывают такие расточительные люди. А пришёл он не сам, его привезли…

— Ради бога, — рассердилась я, когда у меня кончилось терпение. — Говори, не прерывайся, не останавливайся, я не могу не дышать столько времени! Кто привёз, если они его выбросили?!!!

— Некто, кто сразу после этого оказался на свалке, поскольку сам привёз какой-то мусор. Увидел, взял и отдал столяру.

При мысли о том как легко найти в мусоре сто тысяч злотых, у меня перехватило дыхание. У меня закружилась голова. Что-то здесь было, но что, я понятия не имела, не знала о чем теперь спрашивать, а ко всему прочему, вообще не могла понять, имеет ли это значение, как составляющая преступления, или просто, как интересная история, которую стоит запомнить.

— Ты это говоришь, чтобы я немедленно собрала весь мусор в доме и отправилась с ним на свалку, или чтобы заставить меня думать? — осторожно поинтересовалась я.

— А ты как думаешь?

— Я уверена, что для второго! Что за привычка, так надо мной издеваться… Я тебе сразу скажу, что мысленная деятельность подождёт, пока у меня не будет достаточно материала. Да, мне приходит в голову, что комод они хотели продать тайно, инсценировали вывоз на свалку и договорились с покупателем, что он якобы случайно придёт за ним. Но на кой черт выдумывать эдакие трюки, ума не приложу. Ни к чему не лепится.

— Так подумай ещё немного, может до чего и додумаешься.

— А прямо ты сказать не можешь?

— Не могу. Я сам ничего не знаю. Если ты так любишь сенсации, надо уметь думать…

Вернулась я очень поздно, полностью убедившись в невозможности догадаться в чем здесь дело. Комод никуда пристроить не удавалось. У меня темнело в глазах при мысли, что если я не догадаюсь сама, то не узнаю никогда в жизни, потому что капитан не расколется, а Марек будет и дальше издеваться в образовательных целях. В конце-концов он докажет мне, что я полная кретинка, которая должна мыть кастрюли, не вмешиваясь в необыкновенные происшествия. Он не примет во внимание то, что это необыкновенные происшествия вмешиваются в меня.

Муж продолжал храпеть с упорством достойным удивления. Я отправилась на кухню заварить чаю, и, когда высыпала его из банки в чайник, там что-то блеснуло. Я это что-то достала, не люблю чужеродных тел в чае. Оказалось, что это маленький ключик особой формы. Некоторое время я бездумно разглядывала его, после чего вдруг посчитала предметом настолько подозрительным, что, несмотря на несоответствующее время, посчитала необходимым позвонить капитану. Откуда ключик в чае, который я лично покупала в магазине и пересыпала из пачки в банку?

После долгих усилий я нашла капитана по одному из оставленных им номеров.

— Я нашла в чае нечто похожее на ключик, — конспиративно сообщила я. — Не понимаю, что это значит.

— В каком чае?

— Цейлонском.

— О, господи, где вы его нашли? В стакане? В чайнике?

— Нет, в банке. Он высыпался.

— Что за ключик?

— Маленький, — подумав сказала я. — Блестящий. Необычный.

— И что вы с ним сделали?

— Ничего, лежит здесь.

— На кой черт вы его доставали? — с неожиданным раздражением крикнул капитан. — Вы думаете, у нас мало забот?! Ну, ничего, успокойтесь…

— Так я же спокойна, — разозлилась я. — Вы считаете, что его следовало заварить? Может ещё и проглотить?

— Нет, не глотайте… Немедленно спускайтесь в подвал…

Я ждала, что он скажет: «…закройтесь и оставайтесь там, пока мы не разрешим вам выйти».

— …и хорошо закройте все окна, — мрачно закончил он. — Голову даю на отсечение, одно из них открыто. Вы совершаете недопустимые ошибки!

Злая, полностью сбитая с толку я спустилась вниз, проверила одно окно, подёргала другое и вернулась наверх. Для следственных органов афёра возможно и подходила к концу, а для меня каша заваривалась все крепче. Чёртов ключик блестел посреди стола.

— Что это? — спросил на следующий день муж, показывая на него пальцем.

— Новый пакет для шефа, — обиженно ответила. — Трогать не советую.

— Чокнулась? Чтобы я до чего-нибудь подобного дотронулся! Издалека он выглядит подозрительно. Маленький и блестит. Опять кто-то принёс?

— Не знаю, на этот раз, кажется, я. По-моему это что-то такое же обременительное, как и те фаршированные шедевры. Не надо его трогать.

— И не подумаю. Слушай, не пугай меня. Это значит, что каторга продлится? Верх моих мечтаний — избавиться от всего этого! Мне приснилось, что я остался твоим мужем и пришлось тебя поселить в моей пломбе!

— Кошмары снятся от переедания… Сплюнь, чтоб не сглазить. Понятия не имею, что происходит, и могу тебя торжественно заверить — с меня хватит.

— Одна радость, что выспался…

Мы блуждали по квартире Мачеяков в состоянии угрюмой решительности, чувствуя себя так, будто мы уже умерли и на веки вечные приговорены к чистилищу. Все казалось нам лучше, чем это ожидание. Вероятно, в конце-концов, мы бы помешались и впали в неизлечимую меланхолию, если бы представление неожиданно не закончилось, как-раз в ту минуту, когда ничто не указывало на какие-либо перемены.

Около пяти вечера к дому подъехал обыкновенный фиат, из него вышел капитан в штатском, собственной неподдельной персоной. Мы как раз кушали, благодаря чему, переполох и колбаса нас чуть не убили. Глазам было трудно поверить!

— Шутки кончились, — сообщил капитан. — Вы в свободны, в полном смысле этого слова.

Я не успела спросить его, в каком смысле, потому что он сразу подошёл к столу, взял ключик, вставил его в запертый ящик секретера, открыл его, с минуту в нем покопался и нашёл в глубине шкатулку. Он тут же её открыл. Не ожидая ничего плохого я ко всему этому присматривалась. Открытая шкатулка оказалась пустой.

То, что случилось потом, было вовсе непонятно. Капитан прибыл не сам, с ним были двое, один из которых молчал, как скала, а второй принял живое участие в разговоре. Очень нескоро до меня начало доходить — то, что когда-то находилось в шкатулке, исчезло, пропало, кто-то это украл, и, что по всем правилам, этим человеком должна быть я!..

Если бы не этот чёртов ключик, подозрения могли бы пасть на таинственного взломщика, но, по неизвестной причине, ключик оказался в моем распоряжении. А капитану я позвонила только для дезориентации противника.

— Если б я знала, что из этого выйдет, даю вам слово, выбросила бы его на улицу, — сказала я разнервничавшись. — Что хоть это было? Что я украла?! Вы должны мне сказать хоть это!

— Полковник расскажет, — буркнул капитан. — Я лично считаю, что это не вы, но официально исключать этого нельзя…

— Ну хорошо, а почему не я? — обиженно вмешался муж, посчитав несправедливым, что его не подозревают.

— Вы отпадаете, у вас не было возможности. И вообще, убирайтесь отсюда! Берите все своё, оставьте чужое, чем быстрее вы исчезнете, тем лучше. Вы — к полковнику…

— Замечательно. Полковник очень обрадуется, когда я приду к нему босиком, в ночной рубашке, — злорадно заметила я. — Все мои вещи у любовника.

— У меня свои только подштанники, — одновременно забеспокоился муж. — То есть, извините… Остальное осталось у того лысого паразита, то есть, у гримёра…

Выражение с которым посмотрел на нас капитан стоило запомнить на всю жизнь! Никогда ещё милиция на меня так не смотрела. Свежая трудность появилась от того, что вместе с нами меняли и одежду, это ускользнуло от внимания заинтересованных лиц, теперь преодоление непредвиденных препятствий вызвало некоторое замешательство.

Но в результате энергичных действий, у полковника я появилась полностью одетой.

— Вся ответственность за вас лежит на мне, — сообщил он холодным голосом. — Было решено ваше участие в этом деле официально не отмечать, кроме всего прочего, для вашей безопасности. Последствия таковы, что все исходит от меня, будто я и был женой, я за вас отвечаю. Вам это ясно?

Мне было ясно. Я выразила ему сочувствие и принесла соболезнования. Он за меня отвечает, а я тут краду из шкатулок что ни попадя…

Полковник не стал ходить вокруг да около и задавал вопросы прямо, в конце-концов, мне удалось из них выяснить, что вся шайка поймана, чета Мачеяков и пан Паляновский в панике во всем признались, их примеру последовал шеф со своими сообщниками, после чего взорвалась бомба. Все упомянутые перепуганными преступниками предметы нашлись, пропало лишь то, что было в шкатулке. И кроме того, пропало загадочным образом.

— Господи, да скажите же наконец, что там было! — в отчаянии потребовала я. — Глупо будет, если я предстану перед судом не зная, что спёрла!

— Так вы ещё не знаете? Двадцать шесть штук бриллиантов, стоимостью около ста тысяч долларов. Точно оценить трудно, потому что их нет.

Если он хотел меня потрясти, это ему удалось. Бриллианты, лежащие в шкатулке, в доме где я жила больше трех недель… Я призналась в обладании ключиком от этой шкатулке, и мало того, куш стоил сто тысяч долларов! Ни в чем подобном меня ещё ни разу не обвиняли.

— Минутку, — сказала я, полностью выбившись из колеи. — Вы не ориентируетесь, когда я это украла?

— Да. Примерно. Сразу после визита в магазин Яблонекса. Строго между нами, что вы там делали?

К счастью, за последние месяцы в магазине Яблонекса я была единственный раз и достаточно легко вспомнила зачем. Я увидела на витрине чёрную брошку, какую давно хотела, и зашла, чтобы её купить, но отказалась от этого намерения, не зная, для кого её в сложившейся ситуации покупаю, для себя или для Басеньки. Я во всем призналась полковнику.

— Одного не пойму, — добавила я. — В Яблонексе же не продают настоящие бриллианты? Или я украла поддельные?

— Наоборот. Украли настоящие и заменили на поддельные. Мне очень жаль, но на вас тоже падает подозрение…

Из дальнейшего разговора мне удалось понять, в чем состояла вся соль. Чета Мачеяков своё состояние потихоньку помещала в бриллианты, часть из которых происходила из довоенных лет, была унаследована от предков, прадедов и прабабок, остальное добыто при помощи различных махинаций за последние годы. Басенька держала их в маленькой деревянной шкатулке в ящике секретера. Меняясь со мной, она собиралась забрать их оттуда, но произошло недоразумение с ключиком. Ключик был только один. Муж покинул дом первым. Басенька решила, что по ошибке он взял ключик с собой, не успела с ним связаться, вместо него с минуты на минуту должен был прибыть двойник, пан Паляновский ждал вместе со мной, она растерялась и ушла, понадеявшись, что муж забрал и бриллианты. От этого и волнение у любовника и большая часть упущений, пан Паляновский тоже нервничал, не зная судьбы сбережений. Утешало их одно — даже если бы мы и взломали ящик, шкатулки бы не нашли. Её открывал особый механизм, включаемый только ключиком. Самое большее, что мы могли сделать — испортить замок. Кроме того, содержимое шкатулки должно было почивать в кармане у мужа.

Вскоре успокаивающие мысли испарились. Оказалось, что у мужа нет не только бриллиантов, но и ключика. Он оставил его дома, в другом ящике секретера, и думал, что Басенька об этом знает, потому что он её предупреждал. Но Басенька не знала. В переполохе и спешке по массовому производству выбрыков, эта информация не задела её внимания. Они тряслись за свои бриллианты до того момента, когда, вернувшись, нашли ключик на месте и шкатулку в тайнике. Они пересчитали бриллианты, их было ровно двадцать шесть, и успокоились. После этого результат экспертизы был для них громом среди ясного неба…

Оценивающий драгоценности милицейский эксперт был в курсе событий, интересовался тем, что увидит, и с нетерпением ждал добычи. Он немедленно занялся бижутерией Басеньки и содержимым шкатулки и сразу понял, что в ней лежат двадцать шесть очень хорошо отшлифованных стеклышек, вероятнее всего из Яблонекса. Как Мачеяки, так и пан Паляновский в первую минуту не хотели в это поверить и пытались бросить на милицию подозрение в жутком обмане, потом подозрение перенесли на меня и на мужа, потом поссорились между собой и опустили руки. Брошенное на меня подозрение подтвердилось тем, что у меня, как оказалось, тоже был ключик. Неблагородная подмена благородных камней никем не обсуждалась, потрясение Мачеяков говорило само за себя.

— Ну хорошо, но откуда, черт побери, этот ключик появился в чае?! — разволновалась я. — Он же был только один! Они подбросили его специально, из вредности??

— Этого, извините, никто не знает, — грустно заметил полковник. — Их ключик был у них. Получается, что ключиков было два, но откуда взялся второй — неизвестно. Его могли сделать вы. Вы могли и бриллианты подменить, раз были в Яблонексе…

— И я выковыривала их там из предлагаемых украшений? Насколько я знаю, россыпью их не продают!

— Вы могли и купить несколько ожерелий, или ещё что-то, а наковырять дома. Теоретически эту возможность тоже надо принимать во внимание. Тем более, что их не просто украли, а заменили на стекла, что опять-таки указывает на вас. Вам было ни к чему, чтобы кража раскрылась, как только вы покинете дом.

Мне становилось то жарко, то холодно.

— Теоретически возможно, — признала я. — Но вы же сами знаете, что это чепуха!

— Чепуха, — согласился полковник. — Тем более, что официально вы в этой операции вообще не существуете, в качестве жены выступаю я, выходит так, что я и украл эти бриллианты. Как вы думаете, что мне теперь делать?

Мне становилось ещё жарче и ещё холоднее.

— Взломщик, — с душераздирающим стоном подсказала я.

— Да, взломщик несколько ослабляет подозрения. Но это должен быть кто-то из шайки, посторонний преступник не морочил бы себе голову с подменой. Только тот, кто боялся, что после того как факт кражи откроется, поднимется такой шум и переполох, который всех деконспирирует. Или тот, кого они легко могли раскрыть. Но шайка сидит вся, а бриллиантов ни у кого не нашли. Теперь вы сами видите, что получается из того, что вы не раздумывая реализуете любую идею, которая придёт вам в голову…